Текст книги "Дуэт с Герцогом Сиреной (ЛП)"

Автор книги: Элис Кова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Казалось бы, все так же сложно. Но, по крайней мере, он сказал это достаточно прямо. Я делаю паузу и даю этой информации осмыслиться.

– Ты делаешь это, когда поешь? Все сирены?

– Наши личные песни не требуют таких затрат. Мы черпаем из своей собственной магии, а не пытаемся связаться со старым богом, чтобы вызвать его.

– Понятно… – Я протягиваю предплечья, слегка проводя пальцами по меткам. Мне всегда было интересно, как работает магия сирены, и теперь я знаю. Малые заклинания происходят от врожденной магии внутри них. Но за большие действия приходится платить. – И это то, чем я должна овладеть, чтобы мы могли отправиться в Серый Проход?

– Чем сильнее ты будешь с благословениями стариков, тем больше я буду уверен, что рейфы и посланники Лорда Крокана позволят тебе пройти. Или, если они будут сопротивляться, ты сможешь защитить себя, – говорит он. Я замечаю, что он не говорит о своей безопасности.

– Тогда давайте сосредоточимся на словах старых. – Я снова встречаюсь с ним взглядом, чтобы он увидел мою решимость. – Больше никаких других песен. – И больше никаких прикосновений… И все же я не могу заставить себя сказать это.

– Мы можем продолжать учить более простые песни, пока…

– У моей семьи нет времени, – возражаю я. – Может быть, я смогу выбрать хотя бы те воспоминания, которые я потеряю?

Он слегка наклоняет подбородок.

– Меня убедили в этом.

– Тогда исключительный случай. Давай не будем тратить время на более простые вещи. В любом случае, я больше люблю «все или ничего». – Я знаю, что он слышит мое убеждение, но Илрит не делает никаких движений. Похоже, настала его очередь передохнуть.

Его лицо окончательно растворяется в недоверчивой улыбке. Хотя я не могу сказать, к чему она относится, когда он качает головой и смотрит в сторону.

– Я так и думал, что ты это скажешь.

– Не хочешь поделиться своим личным развлечением?

– Только то, что ты тоже человек, у которого есть то, о чем предпочла бы забыть. – Он смотрит на меня уголками глаз.

Я пожимаю плечами, стараясь казаться более непринужденной, чем чувствую. Слышал ли он мои мысли о Чарльзе? Если да, то он достаточно хороший человек, чтобы ничего о них не говорить.

– А кто не знает? Теперь. Давай попробуем еще раз. На этот раз по-настоящему.

– Я не смогу произнести за тебя полные слова, иначе я рискую своим собственным разумом. Но я могу произносить фрагменты, пока ты не научишься читать знаки самостоятельно. – Илрит берет меня за руку, держа мою руку между нами. Он указывает на знаки на моем предплечье. – Кул.

– Кул, – повторяю я.

Его палец поднимается еще на одну линию, останавливается на точке, и он говорит:

– Та'ра.

– Култа'ра. – Это слово трудно произнести. Как будто я держу во рту дюжину шариков. Я пытаюсь придать ему форму, но с трудом.

– Помни, Виктория, не сопротивляйся. Сдайся, – мягко говорит он. Всю свою жизнь я боролась. Я боролась. Я толкала себя вперед. Но, возможно, чтобы двигаться вперед, я должна отпустить все это. – Я буду петь под тобой, чтобы гимны древних не погрузились в мое сознание. Ты можешь петь со мной или надо мной.

– Хорошо. – Я киваю.

Он закрывает глаза и начинает напевать.

– Култа'ра, – шепчу я. – Култа'ра. – Снова. На этот раз по моему позвоночнику пробегает дрожь. Я чувствую покалывание. Но освобождения нет. Никакой дрожи, которая бы пробежала по моей коже и сняла напряжение. Оно просто висит там, между всеми позвонками.

– Култа'ра. – Я отдергиваю руку, повторяя это слово. Илрит отпускает меня, но я уже не замечаю его присутствия. Пальцы моей правой руки проводят по меткам. – Култа'ра…

Чем чаще я произношу это слово, тем мелодичнее оно становится. Легче для рта, но, как он и предупреждал, тяжелее для разума. Боль зарождается в основании моего черепа.

– Култа'ра. – В тот раз это было почти как пение. Я откидываю голову назад и вздыхаю: – Култа'ра. – Ноты начинаются низко, потом высоко, потом снова низко. Я повторяю это, меняя интонацию. Высокие, потом низкие. Все низкие. И снова, и снова.

Пока я пою, перед моим мысленным взором мелькают образы. Моя жизнь подобна бурной грозе над ночным морем. Видения кружатся передо мной, и я выбираю одно, как будто могу протянуть руку и вырвать его из остальных.

Это воспоминание о ручье. Первый раз, когда Чарльз сказал мне, что я красива. Когда он впервые поцеловал меня.

– Култа'ра. – С этим словом, похожим на вздох, этот единственный момент в моей истории ускользает сквозь пальцы, исчезая навсегда.

Я открываю глаза и смотрю на отметины на своем предплечье. Отметки, на которые указывал Илрит, сместились. Теперь золотые линии пурпурного цвета имеют новые очертания.

– Молодец, – оценивает он, и его собственная песня заканчивается.

– Давай сделаем еще одну, – говорю я.

– Думаю, на сегодня хватит.

– Нет времени, – решительно напоминаю я ему. – Еще одну.

Илрит просто смотрит на меня, причем так долго, что я боюсь, что чем-то его обидел. Наконец, он говорит:

– Ты действительно страшное, но впечатляющее существо.

Я бросаю на него взгляд, который находится где-то между вынужденным самодовольством и всей моей с таким трудом завоеванной уверенностью.

– Я знаю.

Мы снова начинаем петь.

Спустя несколько часов он привел меня в мою новую комнату. Прекрасная комната с резными коралловыми стенами, расположенная в дальнем углу поместья, с балконом, с которого открывается вид на далекую траншею. Илрит покидает меня, выражение его лица такое настороженное, какого я никогда не видела. Но я слишком измучена, чтобы пытаться понять, что именно его беспокоит на этот раз.

Насколько я могу судить, я была необыкновенной.

Я овладела тремя словами. Что означает… что я отказалась от трех воспоминаний?

Лежа на ложе из морской пены, я задаюсь вопросом, от каких воспоминаний я отказалась. Я медленно воспроизвожу свою жизнь, начиная с самых ранних деталей, которые я могу вспомнить – или, как мне кажется, могу вспомнить, – и заканчивая настоящим моментом. Мои мысли останавливаются на восемнадцати годах.

Вскоре после первой встречи с Чарльзом на рынке, но до того, как он попросил моей руки, в памяти возникает пустота. Что там было? Что-то… несомненно. Что-то, связанное с ним.

На моих губах заиграла лукавая улыбка. Он думал, что пометил мою душу. Но я законным образом разгадала его власть надо мной. И теперь я уничтожу все воспоминания о нем.

Единственным сожалением в моей жизни может стать то, что Чарльз не знал, как легко я могу избавиться от него.

Глава 13

На следующее утро Лючия приходит ко мне на рассвете. Она поет, проводя руками по моему телу – в отличие от Илрита, она старается никогда не касаться моей кожи. Вместе с ее песнями появляются отметки в виде глубоких красных штрихов. Но мое тело уже не пылает так, как в прошлый раз, когда меня пометил Илрит.

Мысль о нем заставляет меня искать тему, чтобы отвлечься.

– Значат ли эти цвета что-нибудь? – спрашиваю я, зависнув в ожидании следующей серии отметок.

Лючия стоит у меня за спиной; судя по крошечным потокам, ее пальцы находятся где-то между моим правым плечом и позвоночником. Когда песня, превратившаяся в цвет, просачивается в мою плоть и начинает писать, кажется, что она легонько царапает ее ногтями.

– Так и есть. Красный – сила. Синий – удача. Черный – истина. Зеленый – жизненная сила. Пурпурный – обещание. Желтый – процветание…

Она перечисляет другие цвета, большинство из которых мне еще только предстоит нанести на себя.

– Похоже, когда я закончу, то стану настоящим шедевром.

Лючия слегка смеется. Мелодичный и легкий.

– Да, действительно.

– А золото? – Я указываю на участок, который изменился после моей вчерашней песни.

– Это значит, что помазание запечатлелось в твоей душе. Ты действительно становишься единым целым со старыми, чтобы предстать перед ними, не поддаваясь безумию. – Она отдергивает руку. Сегодня помазание было короче, чем в предыдущие разы. Не то чтобы я жаловалась.

Фенни появляется на моем балконе.

– Идем. Лорд Илрит пригласил тебя в амфитеатр.

– Конечно.

– Берегите себя, Ваше Святейшество. – Лючия склоняет голову.

– Просто Виктория, этого достаточно, – напоминаю я ей. Лючия лишь улыбается. Не знаю, скоро ли она откажется от почетных титулов.

Я следую за Фенни. Сначала я думаю, что это рассвет затуманивает моря. Но потом я понимаю, что это слабая красноватая дымка, которую я вижу с самого первого приезда. Наверное, это гниль.

– Это там, вдалеке? – спрашивает Фенни.

Я с трудом сдерживаю вздох, который вызвала эта мысль.

– Да.

– Так и есть. Герцог Илрит помогает не допустить ее в наши земли по милости Рассветной Точки. Но какая-то гниль неизбежно просачивается, особенно в такие дни, как сегодня, когда кажется, что течения медленные и она не движется через впадину.

– Может ли она пройти через впадину и подняться в мой мир? – Если рейфы и монстры могут проскользнуть сквозь Фэйд, то почему не гниль?

Она приостанавливается, но лишь на секунду, прежде чем поймать себя и продолжить плавание.

– Я не знаю – вопросы, связанные со старыми богами, больше относятся к компетенции Лючии, – но, может быть, это возможно. Если Лорд Крокан разгневается и герцогства Вечного Моря падут, то я не вижу причин полагать, что она не сможет сбежать. Мы уже опасаемся, что заклятие распространится на весь Мидскейп.

– И подавление ярости Крокана возлагается на меня…

– Должны ли мы быть так благословенны.

– Ты не говоришь уверенно, – замечаю я.

– Человек никогда не был подношением. Ты неизведанная.

Она еще не знает, что, говоря мне, что я не могу сделать что-то, я хочу сделать это еще больше.

– Знаешь… тебе следовало сказать все это с самого начала.

– Как это? – Фенни оглядывается через плечо, когда мы проплываем под потолком и попадаем в комнату с сокровищами Илрита.

– Потому что защита моей семьи – это то, ради чего я с радостью пожертвую всем, даже своей жизнью. – Это самое малое, что я могу сделать для них после всего, что они для меня сделали, и всего, через что они прошли.

– Тогда я рада, что ты теперь знаешь. – Она плывет к туннелю, а я еще раз останавливаюсь в комнате, рассматривая все эти странные безделушки и напоминания о доме.

– Фенни.

– Да? – Она останавливается, как только видит меня. Ее тон выдает легкое нетерпение.

– Как Герцог Илрит приобрел все это?

– Люди очень хорошо умеют загромождать свои моря, – просто отвечает она. – По крайней мере, я так слышала. С тех пор как Вечное Море закрылось, только герцогам разрешено покидать его с разрешения, а я раньше не выходила за его пределы.

– Значит, все это собрал Илрит?

– Да.

– Должно быть, на это ушли годы.

– Да. – В этом слове много смысла, который я не совсем понимаю.

– Почему? – Мне все еще трудно представить себе герцога, который плавает и собирает мусор. Может быть, это обида на то, что мы засоряем его моря мусором? Но если так, то зачем ему все это спасать? И почему он называет это своим «сокровищем»?

– Это его увлечение, чтобы объяснить тебе. Не мне это комментировать. – Фенни сцепила руки перед собой. Я изучаю женщину. Она отводит взгляд.

– Ты тоже этого не понимаешь, не так ли?

– Мое внимание всегда было сосредоточено здесь, в Вечном Море. Если есть дело, с которым Его Светлость по тем или иным причинам не может справиться, я беру это на себя. Если есть что-то, что он не может сделать, я сделаю это. Я исключительно сосредоточена на нашей семье и нашем народе и предана им, – говорит она несколько уклончиво.

Я не должна и не хочу понимать, вот что я читаю между строк. И еще кое-что. Предана. Неужели она считает его не до конца преданным своей роли? Все, что я видела об Илрите до сих пор, говорит о том, что он гораздо более предан своему делу, чем большинство лидеров, которых я когда-либо знала. Уж точно больше, чем половина лордов Тенврата, сидящих в своих салонах с полными кубками и тонкими амбициями.

– Ты плохо думаешь о своем брате, не так ли?

Фенни замирает, явно ошеломленная.

– Ты слишком смела.

– Возможно, – признаю я. Ее обида справедлива. Этим замечанием я раздвинула границы. Проверяла границы. Несмотря на то, что я ее уколола, она все равно вознаградила меня информацией, как я и ожидала. Если обидеть человека, то он, как правило, исправляется на правду, которую, возможно, не сказал бы в другом случае.

– Я думаю о мире моего брата. Он несет на своих плечах всю тяжесть герцогства. – Она обвела глазами комнату. – Есть решения, которые он принимает иначе, чем я. Но моя растерянность не означает, что я думаю о нем хуже. Не мне судить, пока он действует из лучших побуждений.

Я тихонько хихикаю.

– Что теперь забавно?

Она, должно быть, услышала.

– Интересно, моя младшая сестра сказала бы обо мне то же самое? – О, Эм… всегда такая оптимистка. Надеющаяся. Раздвигала границы, не выходя за рамки. Она была лучшей из нас двоих.

Фенни продолжает осматривать меня, затем тихо говорит:

– Я думаю, что она, вероятно, так и поступила бы. Я думаю, что большинство братьев и сестер так поступают. Не стоит заставлять Его Светлость ждать.

– Подожди, Фенни, есть еще кое-что. – Я плыву к полуоткрытой раковине с обручальным кольцом на ней. Такая мелочь преследовала меня всю ночь. Но, возможно, Илрит прав: есть какие-то привязки, удерживающие меня в этом мире, которые придется отпустить. Сняв ремешок с оболочки, я в последний раз взглянула на инициалы, которых больше не ношу, и протянул его ей. – Избавься от этого, пожалуйста.

– Ты не имеешь права…

– Оно было моим, – признаю я. – Я имею полное право решать его судьбу, и я хочу, чтобы его не было.

– Почему бы не избавиться от него самой? – Вопрос пронизан скептицизмом.

Отличный вопрос. Почему бы и нет? Потому что у меня дрожит рука от одного только его держания? Потому что при одной только мысли об этом голос Чарльза без устали отчитывает меня на задворках сознания за то, что я даже подумал о том, чтобы избавиться от него? Преследует меня. Ругает меня.

– У меня нет времени. Я сосредоточена на помазании. – Я пожимаю плечами, пытаясь скрыть свое беспокойство. – И я подозреваю, что твоему брату будет трудно избавиться от него, так как я сомневаюсь, что он с готовностью выносит что-либо из этой комнаты.

Фенни подплывает и оценивает кольцо. Бросив взгляд на меня, она выхватывает его из моих пальцев и поворачивает в руках.

– Что это?

– То, что теперь принадлежит мертвой женщине, ни больше ни меньше. Так ты можешь избавиться от него для меня? Туда, куда Илрит никогда не заглянет? – Я бы оставила его при себе, но не хочу рисковать. Более того… одна мысль о том, что я буду хранить это обручальное кольцо дольше, чем мне хотелось бы, угрожает стабильности моего желудка.

– Очень хорошо. – Фенни кладет его в карман, обхватывая свою грудь. – А теперь, если ты пойдешь со мной. Она начинает спускаться в туннель, и я следую за ней. Плыть стало немного легче, зная, что мне больше никогда не придется смотреть на это кольцо.

Фенни оставляет меня у входа в амфитеатр. Я проплываю остаток пути до сцены внизу, где меня уже ждет Герцог Илрит. Он усаживается на самую нижнюю ступеньку, выпрямляясь при моем приближении.

– Я кое-что поняла, – говорю я.

– И что же?

– Ты мне солгал. – Пальцы моих ног приземляются на край ступеньки над ним. Кажется, я сегодня в антагонистическом настроении. Или, может быть, я уже достаточно освоилась в этом странном мире, чтобы стать своим обычным, вызывающим человеком.

– Прости? – Он вскидывает брови.

– Ты заставил меня поверить, что пересечь Фэйд очень трудно. Что ты не пересекаешь его регулярно, и что когда ты пришел за мной, это был один из редких случаев, когда ты это сделал. – Я складываю руки в идеальном положении. Я уже вполне привыкла к ощущениям, возникающим при движении в воде. – Но ведь это не может быть правдой, так ведь? Если бы это было так, то у тебя не было бы целой сокровищницы человеческих предметов, которые можно собрать, только перемещаясь между мирами.

Он слегка хмурится, но ничего не говорит. Я отталкиваюсь от ступеньки, мое тело движется само по себе, не в силах больше терпеть его беспечность. Его глаза следят за моими движениями, и вода между нами становится тяжелой.

– Знаешь, что я не выношу в таких мужчинах, как ты?

– Нет. Но я подозреваю, что ты собираешься мне рассказать. – Он подначивает меня. Но я позволяю ему. Я позволяю ему чувствовать себя хозяином положения только потому, что все равно собиралась ему рассказать.

Я медленно останавливаюсь перед ним и останавливаю себя, ткнув его пальцем в грудь.

– Такие мужчины, как ты, привыкшие все контролировать, будут лгать, не задумываясь. И даже когда тебя ловят, ты не чувствуешь ни малейших угрызений совести. Если уж на то пошло, ты заставишь другого человека думать, что это он все неправильно понял.

Он хватает меня за руку, сжимая ее так крепко, что костяшки пальцев почти болят от сжатия.

– Не оскорбляй мое достоинство.

– Нет? – Я наклонила голову и нахмурился. Как бы отвратительно я себя ни чувствовала, я не позволю ему получить удовольствие от того, что он заставил меня потерять самообладание. – Ты хочешь сказать, что не считаете весь мир сборищем дураков?

– Большая часть мира, возможно, и есть дураки. – Он как будто пытается проникнуть в мое сознание своим взглядом. Выявить все мои слабости и неуверенность в себе. – Но есть несколько людей, которые не такие. Те, кто близок мне. Я, например, не принимал тебя за одну из них.

Это был комплимент?

– Что я тебе говорила о лести?

– Это не лесть, если это правда.

– Ты меня почти не знаешь.

– А разве нет? – Его хватка немного ослабевает.

– Тогда скажи мне правду, сейчас же.

– Я не лгал тебе. Переход через Серую Впадину труден и опасен. Но я также признал, что у нас есть и другие способы перемещения – бассейны путешественников. – Он все еще держит меня на месте.

– Ты сказал, что они закрыты из-за гниения. – Это напоминание ослабляет мой гнев и заставляет вспомнить подробности нашего предыдущего разговора.

– Только недавно. – Он хмурится. – И прежде чем ты начнешь искать, где бы обвинить меня в том, чего нет, я вернул тебя с помощью редкого дара, полученного от Герцогства Веры – эликсира из измельченных листьев Дерева Жизни, растертых с песком на пляже и смешанных с водой из его корней, чтобы создать портативный транспорт, который возвращает в сердце Вечного Моря с помощью песни. У меня был только этот, и я никак не могу получить другой. Я ничего не скрываю от тебя, Виктория, и я не лгал.

Я вздохнула и отвела взгляд.

– Тебя удовлетворило мое объяснение? – Он наконец отпускает мою руку. Я забыла, что он ее держал, и в то же время с болью осознаю ее отсутствие. Почему ему так приятно прикасаться ко мне, когда это запрещено?

– Пока.

– Ты слишком добра. – Илрит движется к центру сцены амфитеатра, протягивая руки. Я без колебаний иду к нему. Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее я смогу спасти свою семью. Наши пальцы снова переплетаются. Он притягивает меня к себе. Ощущение гладких чешуек его хвоста на моих ногах, когда мы сталкиваемся, пронзает меня. – А теперь начнем, – объявляет он, его голос низкий и властный.

Я стою на вершине маяка. Пламя жарко пылает у меня за спиной, маяк вечно медленно вращается благодаря гребному колесу на одной из сторон острова, регулярно подвергающегося ударам волн. Прожектор вспыхивает на скалах далекого берега. Он тянется к непроходимому Серому Проходу и тут же упирается в стену шторма, бушующего вдали.

Надеяться на то, что шторм вырвется из прохода и достигнет маяка, – мрачное желание… Но это хоть как-то нарушит монотонность.

Каждые пять минут маяк освещает далекий дом снабжения на дальнем берегу и привязанную к нему маленькую лодку. Она стоит там уже три недели. Не двигается. Привязана к месту, как и я здесь.

Чарльз сказал, что это займет всего несколько дней. Должно быть, что-то важное задержало его…

Я заставляю себя проснуться. Этот сон я знаю слишком хорошо. Сон, который преследовал меня много-много раз – настолько, что я могу узнать его даже во сне и отвергнуть.

Трудно сказать, очень рано или очень поздно. Луна из полной, когда я только пришла, превратилась в едва заметную капельку. Я отталкиваюсь от кровати и иду на балкон, чтобы посмотреть, от чего исходит слабый свет – от луны или от далекого рассвета. Стоит ли пытаться заснуть или лучше дождаться солнца?

В тот момент, когда я выныриваю из-под нависающего надо мной кораллового шельфа, по земле прокатывается низкая зловещая нота. За ней следует высокий звук. Назвать его пением было бы щедро. Скорее, это крик. Этот звук сразу же заставляет меня насторожиться.

К нему присоединяются другие голоса, образуя хор, похожий на тот, что был в мою первую ночь здесь. Сколько времени прошло? Две недели, судя по луне? Время идет мучительно медленно и в то же время быстро, учитывая, что каждый мой день был заполнен разучиванием их слов и песен.

Я смотрю на траншею, но не вижу никаких признаков щупалец. Я прищурилась, пытаясь разглядеть в непроглядной ночи какие-нибудь смещающиеся тени. Но все равно ничего.

Воины не двигаются. Не слышно болтовни дельфинов. Но песня продолжается. Она накатывает, как волна. Торопливо и неистово, а затем внезапно обрывается в тишине. Голоса доносятся, кажется, со всего поместья. Далекие и в то же время близкие, как они звучат в моем сознании.

Вода неподвижна. В ней нет ни малейшего движения. Когда очередная тишина сменяется песней, кажется, что само море затаило дыхание.

Что-то не так.

Вспышка света заставляет мое внимание дернуться в одну сторону. Она исчезает в мгновение ока. Как светлячок, исчезающий в сумерках.

Без предупреждения рядом со мной возникает движение. Я вижу его уголками глаз. По позвоночнику пробегает холодок, дыхание перехватывает, когда две невидимые руки обхватывают его сзади. Я задыхаюсь.

Впервые мне кажется, что я не могу дышать. Вода тяжелеет в моих легких. Тяжесть. Тянет меня вниз, и вниз, и вниз…

Чарльз вернулся.

Я терпеливо жду его на берегу, пока он привязывает лодку. Прошло уже четыре недели – целый месяц. Дольше его никогда не было. Я практически подпрыгиваю от едва сдерживаемого волнения, что наконец-то снова увижу своего мужа, увижу другого человека.

– Мой дорогой! – Я бросаюсь к нему, как только он отходит от лодки, и обнимаю его за плечи. – Я так по тебе скучала!

– Хватит истерик, жена. Я только что приехал, дай мне немного перевести дух. – Он положил обе руки мне на бока и поставил меня на землю. Прочь. Как будто я игрушка, которую положили обратно на полку, когда она перестала быть забавной.

– Истерик? Я….

– Неужели человек не может выгрузить свои вещи, не подвергаясь нападению?

– Извини, – быстро говорю я. – Это было долгое время здесь… в одиночестве. И я…

– Ты хочешь сказать, что даже месяц не можете провести в одиночестве? – Он достает из лодки свою сумку. – Я принял тебя за более сильную женщину.

– Нет. То есть да. – Я беру протянутую мне сумку и перекидываю ее через плечо. – Конечно, могу. Я скучала по тебе, вот и все.

– Расскажи мне о маяке, – бодро требует он.

Не обо мне. О маяке. Но это его приоритет; это понятно… это то, что обеспечивает безопасность Тенврата. Конечно, он будет в центре внимания. В следующий раз он спросит обо мне, я в этом уверена.

– Все идет гладко. Никаких проблем. Колокол звонит каждые тридцать минут. Все механизмы синхронизации были смазаны и обновлены, проверялись в течение ночи, как вам угодно. Я даже почистила все сверху донизу.

Он замирает. Его рука, словно гадюка, вырывается наружу, захватывая мое лицо за подбородок и щеки, заставляя мои губы слегка морщиться от его захвата.

– Ты заходила в мой кабинет?

– Нет, – неловко отвечаю я.

Его рука расслабляется, и по лицу проскальзывает улыбка. Чарльз наклоняется и легонько целует.

– Хорошая жена. Надеюсь, ужин уже готов?

– Да, он уже начался, то есть скоро будет готов.

– Хорошо. Мужчине нужна домашняя еда и любящая жена, когда он возвращается. – Чарльз начинает обходить маяк.

– Как прошло путешествие? – спрашиваю я, следуя за ним.

– Все эти вопросы, неужели ты должна быть такой ворчуньей? Я устал. – Он вздыхает, бормоча себе под нос.

Я делаю вид, что не слышу слов. Но…

Вспышка света.

Далекий крик. Не мой собственный. А может быть, и мой? Я задыхаюсь, перевернувшись на спину.

Вода холодная, как лед. Черная, как смола. Я моргаю, думая, что меня ослепили. Но постепенно цвета и свет возвращаются в реальность. Мои уши снова слышат песню. Она медленнее, целеустремленнее. Ее ведет знакомый голос, который…

Прямо за мной.

Мощная фигура Илрита парит, излучая потустороннюю силу. В руках он держит посох из бледного дерева, который пульсирует слабым серебристым светом. Нити теней исчезают в потоках вокруг него, вода снова движется. Я смотрю на него, мое сердце все еще колотится от страха, а в желудке бурлит отвращение к образам, которые возникают за моими веками каждый раз, когда я моргаю. Что-то в моем выражении лица заставляет его слегка отстраниться. Медленно, словно стараясь не спугнуть меня, он опирает копье на одну из колонн балкона.

– Что ты сделал? – Наконец-то я нашла слова. Но они хриплые и тонкие. Слабые. Сморщенный.

– Рейф прорвал нашу защиту и проник в поместье, – говорит он. Извиняющийся тон прорывается сквозь суровость заявления. Его устрашающее присутствие ослабевает, когда он опускается на пол, чтобы встретиться со мной взглядом, хвост подгибается под него. Каждое его движение наполнено нежностью, от которой замирает мое бешено колотящееся сердце. – Оно искало тебя и пыталось вытравить твою душу и украсть тело.

– Здесь был… рейф? – Я ошеломлена.

– Я изгнал его. – Он показывает на копье, все еще медленными, целенаправленными движениями. – Я был достаточно быстр к тебе, чтобы не повредить твой разум или помазание. Но не настолько быстро, чтобы пощадить тебя… – Илрит сжимает руку в кулак. Это единственное, что выдает его гнев. – Он никогда не должен был прикасаться к тебе. Прости меня.

Я впиваюсь ногтями в коралл под собой. Ощущение прикосновения, давление воды на меня возвращает меня в настоящее.

– Спасибо, что успел, – пробормотала я. – Наверное, наших уроков было недостаточно. Ты был прав… я не готова к впадине.

На мгновение между нами воцаряется тяжелое молчание. Его отсутствие отрицания режет глубже, чем я ожидал. Я права, мы оба это знаем. Даже после двух недель работы я все еще слаба в этом мире. Все еще борюсь. Я зажмуриваю глаза, словно физически могу спрятаться от стыда.

– Виктория… – Мое имя – это шепот. Он мягко притягивает мои глаза к себе, удерживая мой взгляд напряженным взглядом. – Ты ведь помнишь, в каком состоянии я был, когда вернулся из впадины? Как трудно было вытащить меня обратно? – Я киваю. – Это было благословенно легко. Сопротивление любым пыткам, которые оно пыталось применить к тебе, говорит о твоей силе. Даже то, что рейф притянулся к тебе, в каком-то смысле хорошо: это говорит о том, что магия богов берет в тебе верх.

Илрит проводит рукой по моей щеке. Я вздрагиваю при виде мужской руки, тянущейся к моему лицу, и воспоминание о Чарльзе становится острым, как разбитое стекло. Он мгновенно отстраняется.

– Извини, – пробормотала я.

– Тебе не за что извиняться, – мягко говорит он. – Я знаю, каково это. Когда твои самые глубокие ужасы, твои самые затаенные сожаления вытягиваются наружу с изяществом расчленения.

Выпотрошить – подходящая метафора для того, что я чувствую.

– Веришь ты в это или нет, Виктория, но ты делаешь успехи, – подчеркивает он.

– Я этого не чувствую.

– Я это вижу, – твердо говорит Илрит, и я смотрю на него, несмотря на то, что все еще сгорблена. Мои волосы медленно рассыпаются по лицу, то и дело заслоняя его. То приближая, то отдаляя его. – Если ты не можешь поверить в себя, поверь в меня.

Мои губы раздвигаются, возражение готово на языке. Как ты смеешь говорить, что я не верю в себя? Но в его глазах мелькнуло понимание. Он чувствовал себя таким же незащищенным, как и я сейчас. Я видела его в таком состоянии.

Может быть, поэтому, когда он говорит:

– Теперь я тебя оставлю, – моя рука вырывается и хватает его прежде, чем он успевает уплыть.

– Подожди! – отчаянно кричу я. – Подожди, – повторяю я, уже мягче. – Пожалуйста… я не хочу оставаться одна. Ты останешься ненадолго? – Я ненавижу чувствовать себя слабой. Чувствовать себя нужной. Но есть еще миллион воспоминаний, которые рейф вытащил на поверхность, и теперь мне нужно отодвинуть их в безвестность, подальше от всех сознательных мыслей. Если я останусь одна, мой разум будет блуждать по ним, я знаю это.

Илрит опускается рядом со мной, наши бока прижимаются друг к другу, словно притянутые инстинктивной силой. Медленно он берет мои руки в свои. Наши пальцы переплетаются, и я никогда еще не была так очарована тем, как двигаются мои пальцы. Это удивительно интимно.

– С тобой все в порядке, – тихо говорит он. – Я не позволю причинить тебе вред.

– Пока меня не принесут в жертву, – говорю я с горьким смехом. Кто бы мог подумать, что жертвоприношение может быть использовано для улучшения настроения? Я ожидала, что он будет смеяться вместе со мной. А не того, что он нахмурит брови, а в его глазах вспыхнет конфликт, которого я от него никогда не видела.

– Ваше Святейшество! Вы… – Лючия останавливается, переплывая через край балкона. Ее взгляд падает на наши сцепленные руки. В ее взгляде – растерянность, озабоченность и обвинение. – Ваша Светлость, я пришла, чтобы посетить Ее Святейшество и убедиться, что ни одна из меток не была нарушена.

– Я как раз заканчивал это делать, – непринужденно лжет Илрит. Он отпускает меня, отплывая чуть быстрее, чем обычно, как будто ему нужно как можно быстрее сократить расстояние между нами.

Но Лючия останавливает его, плывя по его следу.

– Ты не должен ее трогать. – Она могла бы сказать это только ему, но явно намеревается, чтобы услышала и я. Неужели она думает, что я была инициатором? – Ей нужно разорвать свои связи с этим миром, а не углублять их.

– Ей нужно сохранять ясную голову, – возражает Илрит. – А рейфы могут исказить сознание. Я следил за тем, чтобы с ней все было в порядке.

– Ей нужно лишиться всех мыслей. Как о вреде, так и о комфорте.

– Что она для нас хорошего, если она потеряет все последние и ничего, кроме первых? Она превратится в рейфа, как только мы отправим ее в Бездну.

Илрит на моей стороне, и это заставило меня сесть чуть прямее. Как получилось, что человек, который намеревается принести меня в жертву, одновременно защищает меня? И, что еще важнее, почему мне так легко от этого?

– Она будет не более чем пустым сосудом, когда ее отправят в Бездну. Чтобы она могла предстать перед Владыкой Кроканом в качестве достойной жертвы. – Лючия движется ко мне. Выражение ее лица – холодное безразличие. Но в ее глазах есть и оттенок печали. Впрочем, она лучше борется с чувством вины, чем Илрит. – Итак, Ваше Святейшество, могу ли я проверить твои помазания?