Текст книги "Дуэт с Герцогом Сиреной (ЛП)"
Автор книги: Элис Кова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
Мне удается кивнуть.
– Что это?
Прошло столько времени с тех пор, как меня касался мужчина, и его рука висела прямо за моим телом. Настолько давно, что одна только мысль об этом заставляет меня бороться с дрожью. У меня все болит, и я ненавижу себя за это. Я годами боролась с тягой к теплым рукам. Привлекательность плотских желаний. Впервые мне не нужно этого делать. На бумаге я так же свободна, как и в душе уже много лет.
Но, правда? Здесь? Сейчас? Меня трогает такая простая вещь, как обнаженная грудь?
Я ненавижу, когда при одной мысли о мужском прикосновении я замираю, как та девчонка, которой я была, когда влюбилась в Чарльза. Эта мысль отрезвляет меня. Я больше не она. Я боролась, плакала и истекала кровью, чтобы не быть ею. Я боролась с этими желаниями каждый день и буду бороться до последнего.
– Ничего страшного. – Я бросаю косой взгляд. Избегание этих пронзительных глаз дает мне возможность успокоиться и скрыть внутреннюю злость.
– Я не хочу… – Он осекается.
– Чего не хочешь? – спрашиваю я, когда он не отвечает. спрашиваю я, когда он не улавливает мысль.
– Я не хочу принуждать тебя к этому. – Он слегка опускает руку.
Это возвращает мое внимание к нему. Каждый мускул на его лице напряжен. Он выглядит почти страдающим.
– Тогда не надо, – говорю я, не обращая внимания. – Тебе никогда не приходилось этого делать. Ты сам контролируешь эту ситуацию.
Он наклоняется вперед, рука все еще висит между нами.
– Ты думаешь, я контролирую ситуацию? – В его тоне звучит обвинение, смешанное с гневом, который, как мне кажется, не совсем направлен на меня.
– Ты тот, кто привел меня сюда. Кто держит мою жизнь в своих руках. Кто может отпустить меня, если захочет.
– Ты действительно веришь, что у меня было достаточно сил, чтобы спасти тебя той ночью, не пометив тебя – и только тебя – как помазанника, как жертву? Что я мог уберечься от самой смерти, не пометив тебя для этого? – В его лице промелькнула ненависть, наиболее близкая к ненависти. Нотка горького смеха щекочет заднюю часть моего сознания. – О, Виктория, как бы я хотел обладать такой силой. Если бы я обладал ею, мой народ не голодал бы, не гнил и не становился жертвой рейфов. Если бы я был по-настоящему могущественным, разве стал бы я приносить в жертву человека в надежде, что это облегчит наши страдания?
У меня нет ответа, поэтому я ничего не говорю. Часть меня хочет думать, что он лжет. Но какая от этого польза? У него и так все в руках. Ему не нужно, чтобы я ему сочувствовала. Но… я сочувствую. Мне знакомо отчаяние, которое возникает при попытке вернуть контроль над ситуацией, перевернувшейся с ног на голову.
– Если бы я контролировал ситуацию, я бы… моя мама бы… – Он постоянно останавливает себя. Потом, собравшись с духом, продолжает: – Никто из нас не контролирует ситуацию, пока Лорд Крокан бушует, угрожая убить всех нас. Вечное Море – последний барьер между его гневом и гнилью, пронизывающей весь Мидскейп, а возможно, и весь мир смертных. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы защитить свой народ и не допустить этого.
Это чувство меня успокаивает. Это я тоже могу понять. Это желание мне слишком хорошо знакомо: защищать тех, кого любишь больше всего.
Возможно, его можно переубедить. Если есть способ использовать его потребности для удовлетворения своих…
– Тогда делай то, что должен. – Я беру его руку в свою и медленно подношу к своему телу. То, что именно я пересекаю эту черту, дает мне некое чувство контроля. Чувство, в котором мы оба так явно и отчаянно нуждаемся. Его пальцы скользят по моей груди поверх корсета. Мое сердце, как маленькая птичка, пытается вырваться из клетки, и я надеюсь, что он этого не почувствует.
– Я не должен прикасаться к тебе, – пробормотал он.
– Почему?
– Никто не должен. Приношение должно оборвать все связи с этим миром. – И все же, даже когда он произносит эти слова, его внимание сосредоточено исключительно на его плоти против моей.
Я отпускаю его, чувствуя себя немного глупо в своем предположении о том, для чего предназначалась его протянутая рука.
– Тогда делай, что должен.
– Очень хорошо. – Он хмыкает, когда он убирает пальцы от моей кожи. На кончиках его пальцев, как роса на листьях, собираются маленькие искорки света, которые появлялись раньше. Он проводит ими по мне, и свет создает цветные линии, которые ложатся на мою кожу с теплом солнечного света.
В песне, которую поют его руки, много печали. Я тоже слышала ее в ту первую ночь, все эти годы назад, и я вижу ее сейчас. Когда он рисует на мне знаки, эмоции переполняют его до краев, грозя перелиться в меня. Его пальцы проводят три дуги по обеим сторонам моей шеи – отметины, напоминающие жабры рыбы. Они проходят по обоим предплечьям, огибая мои ладони. Указательным пальцем он проводит линию по кости в центре моей груди. Каждая отметина оживает, пульсируя и волнообразно двигаясь в такт его песне, принимая форму непонятных мне линий и вихрей.
Я никогда не понимала, что почти прикосновение может свести человека с ума почти так же, как и само прикосновение.
Наконец он останавливается, и свет меркнет, но новые разноцветные отметины на моей плоти не исчезают.
– Для первого дня достаточно.
– Что это такое?
– Слова древних – их песни и истории, облеченные в форму музыки. Это язык, который почти невозможно постичь смертным, – отвечает он. Я наполовину ожидала, что он скажет, что это не мое дело – знать.
– Если ты не можешь его постичь, то как ты можешь его обозначить?
– Вся жизнь появилась из рук Леди Леллии, Богини Жизни. Ее след до сих пор лежит на наших душах и сердцах. Даже если наш разум не может постичь пути прежних, вечные части нас помнят, – отвечает он. – Лючия может рассказать больше, если ты захочешь. Она училась в Герцогстве Веры.
Проходит мгновение, и никто из нас ничего не говорит. Его слова прозвучали как отказ от дальнейших расспросов и завершение нашего разговора. Но он не уходит. Вместо этого он продолжает смотреть на меня. Как будто… он чего-то ждет?
– Я вернусь позже для дальнейшего помазания, – быстро говорит Илрит и плывет через китовые кости, из которых сделана птичья клетка. Несколько взмахов хвостом – и он исчезает среди зданий усадьбы, раскинувшейся подо мной. Почти как будто он убегает.
Это… оно? Вопрос витает в воде вокруг меня. Просит ответа, которого я не получу.
Я жду, вернется ли он. Я жду, что они вернутся. Глупо это или нет. Я не могу поверить, что они действительно собираются оставить меня без присмотра и без каких-либо дальнейших объяснений. Я подплываю к одному из отверстий между китовыми костями, оценивая свое положение.
Трудно сказать, в каком направлении движется солнце. Поверхность не так уж и далеко – достаточно близко, чтобы я могла доплыть до нее на одном дыхании, если бы оно у меня было. Но в это время суток оно находится почти прямо над головой, и свет, проходящий сквозь волны, играет с моими глазами. Насколько я могу судить, восток – это все еще восток здесь, в этой другой стране Мидскейпа.
Я достаю компас, чтобы проверить. Рука попадает в пустой карман на бедре, где он обычно хранится.
Его нет. Он затонул вместе с моим кораблем. Мой компас был первой вещью, которую я по-настоящему купила для себя. Он помогал мне находить дорогу в течение почти пяти лет… Теперь я должна сама искать направление.
Над поместьем не так много сирен. Я могу начать двигаться на запад. Если я буду двигаться на запад достаточно долго, то должна добраться до дома, верно? Но его предупреждения об увядание… Я видела, что случилось с моей рубашкой.
Может быть, бежать пока не лучшая идея, но, по крайней мере, я смогу лучше ориентироваться в этом месте. Я отталкиваюсь от покрытого ракушками пола и рассчитываю проскочить мимо китовых костей. Но меня останавливают.
Две невидимые руки сжимают сзади мой торс, плечи и лицо, оттягивая меня назад. Я задыхаюсь от мгновенной паники, поднимающейся в горле. Руки на мне, заставляющие меня остаться. Принуждают меня лечь.
Я вдруг осознаю, что мне не хватает воздуха. Я хочу дышать. Дышать! Почувствовать, как воздух проходит через мои легкие и приносит с собой жизнеутверждающее спокойствие.
Океан вокруг меня вдруг кажется таким огромным, таким необъятным. На его поверхности я могла бы двигаться так же свободно, как ветер. Я могла идти куда угодно и делать что угодно. Но сирена, чья магия освободила меня, теперь держит меня в ловушке. Вода почти слишком тяжелая. Живая. Она толкает меня вниз. Тянет назад. Размеренное спокойствие, которое я старалась сохранить, разрушается. Спокойствие под давлением, как на корабле. Но эта мысль только усиливает мое чувство вины.
Моего корабля больше нет, экипаж погиб, моя семья в опасности, а я в ловушке. Впервые за почти пять лет я не могу сбежать. Я останусь здесь навсегда. Руки Чарльза обхватили мой торс. Даже здесь, во владениях сирены, он существует во мне, сжимая меня так крепко, что я не могу дышать… Вот почему здесь нет воздуха. Почему…
Успокойся, Виктория, он ушел. Теперь он не сможет до тебя дотянуться.
Я закрываю глаза и успокаиваюсь. Мой разум – это вихрь, неумолимая спираль, которая закручивается все ниже и ниже. Неважно, как далеко я уйду. Или как быстро я туда доберусь. Часть его продолжает идти со мной – преследовать меня.
Я сжимаю руки в кулаки и усилием воли прогоняю эти мысли. Чарльз узнал, что бывает, когда кто-то пытается привязать меня к себе. Эта сирена даже не представляет, что его ждет.
Моя кожа сырая. Сначала я терла и чесала, пытаясь понять, сойдут ли метки. Я не подозревала, что они сойдут, так как они никогда не сходили, но проверить никогда не помешает. Потом я продолжала тереть и чесать, потому что обнаружилось новое странное явление – когда моя кожа повреждена, она волшебным образом восстанавливается, прежде чем успевает пролиться хоть капля крови.
Больше магии, чем плоти.
Я пробую каждую арку из китовых костей. Я пытаюсь соскоблить вырезанные на них кружевные знаки, думая, что именно это удерживает меня здесь. Я мало что могу сделать, но я пробую все это – десятки раз, десятками способов. Но каждый раз меня дергает назад невидимый поводок, накинутый на меня.
Сумерки чернели на вершинах волн. Просачивающиеся сквозь океанскую синеву, они превратились в медовые лучи, переходящие в рассеянный свет, окрашивающий все в туманно-оранжевый оттенок. Небо такое же сердитое, как и я.
Давно я не проводила так много часов, вышагивая, потерявшись в своих мыслях. Ну, не совсем в темпе… кругами по воде? Вся неловкость, которую я испытывала от того, что полностью погрузилась в воду, исчезла. Двенадцать часов ничего не делания, кроме как плавать, плыть и дрейфовать, сделали все это совершенно нормальным.
Я жду, когда Илрит вернется, как обещала. Мне уже приходилось проводить дни без полноценного отдыха. Регулярный сон – это не та роскошь, которая всегда доступна капитану корабля. Так что я приучена к этому. Я буду в порядке и сумею быть резкой, когда это потребуется. По крайней мере, на несколько ночей.
Но обычно, когда я не сплю на своем корабле, это происходит потому, что я нужна своей команде. Потому что корабль подбрасывают волны, почти такие же большие, как само судно – потому что природа бросает мне вызов, проверяет магию, которой я владею, и смотрит, сможет ли она воспрепятствовать моей воле. И если в спокойном море бушует мой разум, то всегда найдется, чем занять руки.
Когда не спишь, но нечем заняться, кроме как ждать, каждая секунда кажется целой минутой. Часы становятся похожими на дни. Все мои мысли настигают меня.
Мой экипаж погиб… из-за меня.
Их лица преследуют меня снова и снова. Я знаю, что если бы Дживре была здесь, она бы сверкнула мне своей однобокой ухмылкой и сказала, чтобы я не чувствовала себя виноватой. Она бы сказала: «Виктория, мы все взрослые мужчины и женщины, мы сделали выбор в пользу плавания с тобой в здравом уме и теле. Мы знали о риске и снова и снова получали выгоду. Ты не можешь взять на себя ответственность за наш выбор».
Но Дживре здесь нет, и эти гипотетические слова тускло звучат на задворках моего сознания. Легко противостоят моим бегущим мыслям. Жар и холод, омывающие меня, как болезнь.
Я не должна была бежать на север. Но если бы я этого не сделала, я бы обрекла на гибель свою семью. Я не должна была пытаться разорвать свой брак с Чарльзом. Но если бы я этого не сделала, он бы продолжал преследовать мою семью. Даже если я не могу быть уверена в том, что произошло бы, я знаю о его неумолимой жестокости.
И точно так же я знаю одно: я не должна была выходить за него замуж. Если бы я не вышла, кто знает, как бы сложилась моя жизнь. Возможно, меня бы сейчас здесь не было.
Невозможно узнать, что могло бы быть. Я буду сводить себя с ума, ходя и плавая по кругу, снова и снова прокручивая свои мысли. Как будто я могу взглянуть на все эти заботы и проблемы с другой стороны и подумать, Ага, вот ответ, вот правильный курс. Вот что я должна была сделать.
Но я никогда не узнаю, правильно ли я поступила или нет, и это самое трудное во всем этом. Это то, от чего мой разум никак не может избавиться. А что, если? Эти два слова преследуют меня всю жизнь, и все, что я могу делать, – это бежать; когда я замираю, они успевают меня догнать.
Я стараюсь думать о том, что будет дальше. Вот уже пять лет я нахожусь в движении, всегда иду вперед. Всегда стремлюсь. Теперь я не могу остановиться. Я не могу исправить проблемы прошлого, я не могу сделать другой выбор. Я могу только думать о том, что я буду делать дальше. Продолжать двигаться. Вперед. Дальше. Дальше…
Когда Илрит вернется, я попрошу у него больше информации об этой магии. Нет, сначала свобода. Тогда, возможно, я смогу торговаться с ним, когда буду знать, какими силами обладаю.
Звук слабого пения нарушает мои мысли. Звук похож на тысячу голосов, взлетающих одновременно. Пронзительные. Кружатся над одним словом.
Я поворачиваюсь в сторону зловещего шума. Вдали мелькает стая дельфинов в резных деревянных шлемах. Сирены держатся одной рукой за спинные плавники, а в другой держат копья из остро заточенного дерева. Оружие тускло светится, прорезая темное море, словно падающие звезды. На нескольких сиренах надеты доспехи из того же бледного дерева – странный выбор для защиты.
Особенно когда я вижу, к чему они мчатся.
Вдали, едва различимый сквозь ночь и дымку рыжей мути, окутавшей эти моря, виднеется силуэт огромного чудовища. Оно поднимается из-за далекой преграды из кораллов, дерева и раковин, словно ползет сквозь густую муть, которая висит за этой преградой, протягивая к нам одно щупальце за другим. Пытается проникнуть в наш мир. В животе заурчало от тошноты, вызванной паникой. Это то же самое чудовище, которое пришло на мой корабль…
И снова придет за мной.
Я оглядываюсь на сирены. Впереди – знакомый бирюзовый хвост. Илрит возглавляет атаку со светящимся копьем в руке.
Песня достигает своего крещендо, и они расходятся в стороны, выпуская своих дельфинов и начиная атаку. Животные и сирены плывут вниз и вокруг извивающихся щупалец. Они наносят удары, кружась в воде. Я подплываю к краю своей привязи, прислоняясь к костям кита.
То, что он мне сказал, было правдой… Он действительно не посылал чудовище за моей командой. Они такие же враги, как и я.
Голоса становятся все громче. Я слышу их не ушами, а душой. Посохи, которые несут воины, светятся ярче, словно изгоняя злого духа.
Я болею за них, несмотря на то, что горло сжимается, и я не могу сглотнуть. Я хочу помочь. Мне все равно, что это те самые сирены, которые забрали меня. Все, что я вижу, – это борьба с чудовищем, которое убило мою команду. Я хочу отомстить. Мне нужно что-то делать, а не сидеть в стороне, в ловушке. Я не создана для тишины. Для заточения.
Сирены устремляются вниз, преследуя монстра и исчезая в красноватой дымке по ту сторону обрыва.
Песня стихает, и море становится неподвижным. Я продолжаю смотреть, ожидая их возвращения. Обследуя окрестности, я ищу других воинов. Других сирен, которые могли бы им помочь. Но их нет.
Я жду, что воины вернутся. Но они не возвращаются. Проходят минуты, луна показывает, что время перешло в часы.
А они все еще не вернулись.
Если Илрит умрет, я буду свободна? Смогу ли покинуть это место? Или исчезну? Я смотрю на метки на предплечьях. Они все такие же четкие, как и раньше. Даже старые линии, которые Илрит дал мне много лет назад… Должно быть, с ним все в порядке. Не знаю почему, но мне кажется, что я бы знала, если бы он умер.
Наконец, на горизонте показался силуэт, окрасившийся в темно-красный цвет в лучах зари, пробивающейся сквозь воду. Я не знаю, от чего это – от красноватой дымки, которая стала еще хуже, чем была с момента моего приезда, или от крови.
Я прищуриваюсь и не сразу понимаю, что это Илрит. Каждый удар его хвоста кажется слабее предыдущего. Его плечи ссутулились. Он не делает ничего, кроме как дрейфует.
Наклонившись еще дальше к китовым костям, я напрягаю свои невидимые путы, когда все его движения прекращаются. Руки Илрита затекли, голова повисла. Ждать, когда он снова начнет двигаться, – мучительно.
– Лорд Илрит? – думаю я, представляя, как мой голос звучит только в его голове.
Он все еще не двигается. Мое сердце начинает колотиться. Он слишком долго был неподвижен. Что-то серьезно не так. Как это может быть не так? Я видела это чудовище…
– Лорд Илрит? – думаю я, уже громче. Мне все равно, кто услышит. Пусть слышат все. Может быть, это разбудит кого-нибудь еще, и мне не придется чувствовать, что его жизнь вдруг стала моей обязанностью.
Почему никто больше не проснулся? Почему все они не помогли ему?
По-прежнему никакого движения. Никаких изменений. Он неподвижен, как смерть.
– Кто-нибудь, помогите ему! – кричу я мысленно. – Герцогу Илриту нужна помощь!
Ни от поместья, ни от герцога нет никакого движения, над морем разгорается холодный рассвет.
Глава 7
Есть инстинкт, который проснулся во мне с того момента, как я впервые ступила на борт судна в качестве капитана: ни один мужчина или женщина никогда не останутся в стороне.
Не при мне.
Никто не будет оставленным, брошенным, покинутым, отвергнутым или игнорируемым. Каждая душа стоит того, чтобы нырнуть в самое бурное море, чтобы спасти ее. Какой бы мрачной ни была ситуация на поверхности, если есть хоть проблеск надежды, если во мне есть дыхание, я буду той рукой, которая протянет руку.
Этот инстинкт сильнее любой неприязни, которую я испытываю к этой сирене. К этому добавилось чувство бесполезности, в котором я пребывала всю ночь, наблюдая за происходящим. Бесполезность усиливается во мне.
Не обращая внимания на удерживающий меня магический трос, я спускаюсь с китовой кости. Тросы натягиваются, пытаясь удержать меня. Невидимые руки вцепились в меня, дергая за кожу. Нет. Я стискиваю зубы, мышцы напрягаются, ноги брыкаются. Я не буду больше сдерживаться ни секунды.
Между лопаток раздается хлопок. Я легко выплываю в открытую воду, которая еще несколько часов назад насмехалась надо мной. На секунду я оглядываюсь на клетку – предательски. Как ты смеешь, хочется сказать мне. Я всю ночь пыталась вырваться, а теперь магия срывается. Грубо.
Качая руками и ногами, я плыву так быстро, как только могу без помощи хвоста, внимательно следя за далекой стеной, за которой скрылись воины. Я ищу любые признаки чудовища, с которым они сражались. Не успел я опомниться, как оказался рядом с герцогом.
Его голова продолжает висеть, губы слегка приоткрыты. Он не вздрагивает от моего внезапного присутствия. Не дергаются плавники по обе стороны его лица. Круговые синяки опоясывают его живот и руки, есть еще несколько мелких царапин, но в остальном он выглядит вполне здоровым… Но внешность бывает обманчива. Я протягиваю руку и прижимаю ладонь к его груди.
Меня пронзает молния. Свет вспыхивает за моими глазами, такой же яркий, как при взгляде на солнце, на мгновение ослепляя меня, когда жгучая боль пробегает по новым и старым рисункам, впечатанным в мою плоть. Я шиплю, но отказываюсь отстраниться. Вместо этого я сильнее прижимаюсь к его груди.
Его сердце бьется, но слабо.
– Отлично, ты жив, давай. – Я не могу понять, благодарна я или нет за то, что чувствую его трепещущее сердце. Не то чтобы я особенно любила этого мужчину. Но… это не значит, что я хочу, чтобы он умер.
Я хватаю его руку и обнимаю за плечи. Боль стихает, но в глубине сознания я слышу бормотание. Трус… как посмел… сделать это... Как бы ни нервировали меня эти шепотки, я стараюсь не обращать на них внимания. Единственное, что сейчас важно, – это получить помощь. Я пытаюсь плыть, но это неудобно с его горой мышц, и я не представляю, куда его отнести.
– Фенни! Лючия! Шеель! Кто-нибудь! – Я представляю, как мои мысли эхом разносятся по всему поместью. Я вспоминаю лица каждого из них, когда произношу их имена, надеясь, что это с ними связано.
Может быть, я быстро учусь магии, потому что она работает.
– Ваше Святейшество? – Мягкий голос Лючии так же нежно бьется о мои мысли, как небольшая волна о корпус корабля. Странное ощущение, когда я не вижу собеседника. Хотя и не такое нервное, как могло бы быть, если бы в глубине моего сознания уже много лет не звучала песня.
– Святейшество? – Это слово пронеслось в моей голове в замешательстве.
– Да, ты подношение, святое продолжение нашего Господа…
– Герцог Илрит ранен! – пробурчала я, чувствуя, что объяснение затянется дольше, чем нужно. Отмеченный старыми богами, считается святым, поняла.
– Что? – В одном этом слове столько недоумения.
О, черт… Она слышала мои другие мысли? Вот тебе и быстрое обучение. Я сосредоточилась на двух словах:
– Иди сюда! – Молодая женщина поднимается с одной из коралловых башен грандиозного поместья Илрит. – Сюда!
Она поворачивается и наконец-то видит нас: мы как раз пересекли небольшой промежуток между стеной и поместьем. Ее губы раздвигаются. Широко раскрыв рот, она пропела резкую ноту. Я узнаю сигнал тревоги, когда слышу его.
Вторым появляется Шеель, с деревянным копьем в руке он выходит на балкон. Фенни тоже плывет над крышами, орудуя коротким мечом из заточенной кости, и выглядит на удивление грозно для женщины, которая до сих пор казалась только зажатой и матроной. Лючия уже на полпути к нам, и Шеель быстро догоняет ее.
– Что ты делаешь вне своей камеры помазания? А подношение не должно вступать в контакт с другими, чтобы не нарушить свою отстраненность от этого мира! – рычит он на меня, обнажив зубы. Я заметила, что у него шесть клыков – четыре сверху и два снизу, а не два, как у людей. Как будто в его пасти живет акула. – Какое несчастье ты навлекла на нас за свое богохульство?
– В следующий раз, когда вашему герцогу понадобится спасение, я с радостью дам ему умереть, если вам так больше нравится, – огрызаюсь я, обнажая свои зубы, хотя они и не такие страшные, как у него. Шеель, похоже, был поражен моим тоном и выпрямился.
– Умереть? – В вопросе звучит искреннее замешательство. Оно сменяется ужасом, когда он впервые по-настоящему смотрит на Илрита. – Только не говори мне, что он ушел с воинами во впадину. – Слова как будто вырвались сами собой. Шеель подумал, что это он сам.
– Уж точно не я нанесла ему эти раны. – Я перехватываю Илрит. Неудобно пытаться плыть, опираясь на гору мышц этого человека. Он все еще полностью хромает. – Похоже, они серьезные.
– Так и есть, – говорит Лючия, беря меня за противоположную руку. Ее глаза расширены от беспокойства. Паника глубже, чем даже у Шееля. Семейное сходство между ней и герцогом стало очевидным с первого момента, как я увидела их обоих. Хотя мягкие черты лица Лючии совсем не похожи на сильную челюсть и напряженный взгляд Эмили, я вижу в ее беспокойстве свою сестру. – Но его физические раны не так тревожны, как те, которые мы не можем видеть.
Разве это не всегда правда? думаю я. Лючия одаривает меня усталой улыбкой. Должно быть, она слышала. Я притворяюсь, что она не услышала.
– Вам нужно перестать прикасаться к нему, Ваше Святейшество. Позволь мне помочь. – Шеель берет руку, за которую я держусь, когда приходит Фенни.
– Что с ним случилось? – Слова Фенни полны беспокойства, но ее брови нахмурены с неодобрением.
Я не упускаю из виду, что Фенни также смотрит в мою сторону с обвинением. Я тоже бросаю на нее взгляд. Почему они все считают, что я могу навлечь на них несчастье, хотя именно я сижу в клетке, именно меня они планируют буквально принести в жертву?
Фенни отводит взгляд. Я не уверена, услышала ли она мое волнение или нет.
– Худшее, я подозреваю, – серьезно говорит Лючия. – Но мы о нем позаботимся. Иди и вознеси песнопение вместе с жителями герцогства – песнопение защиты и безопасности.
Фенни кивает и устремляется в противоположном направлении от Лючии и Шееля. Я мечусь между ними и в конце концов решаю пойти с Илритом. Единственная причина, по которой у меня есть шанс догнать их, заключается в том, что они обременены весом Илрита.
Проплывая над поместьем, я получаю более полное представление о нем, чем при первом приближении. Подобно рифу, множество строений нагромождено друг на друга, усеяв каменистое и песчаное дно океана бессистемным, почти органическим образом. Многие из них соединены коралловыми туннелями и арками, но не все. Башни тянутся вверх, спиралевидно разветвляясь.
Мы направляемся к скоплению зданий в центре, которые в основном отделены от остальной территории. Среди них возвышается большое строение с куполообразной крышей из мозгового коралла. Мы спускаемся на балкон, пристроенный к комнате, соединенной со строением параллельно стене, служащей барьером от монстров и зловещей красной дымки. Это спальня, быстро понимаю я. Хотя она не похожа ни на одну спальню, которую я когда-либо видела.
На каждой из колонн, обрамляющих небольшой балкон, через который мы вошли, есть резьба, линии и формы которой напоминают наши тела и кости кита в моей бывшей клетке. На дальней стене, напротив выхода к морю, находится туннель. С каменной платформы напротив меня растут водоросли, похожие на мох, они тянутся вдоль стены и по потолку, уходя в туннель. В водорослях приютились маленькие светящиеся цветы, освещающие помещение.
Шеель и Лючия вносят Илрит на платформу и занимают места по обе стороны от Илрит. Они начинают напевать, раскачиваясь взад-вперед. Другие, невидимые певцы вливаются в мелодию, и получающиеся гармонии резонируют глубоко в моем существе. Серебристое сияние цветов, распустившихся на мшистой ламинарии, становится ярче, охватывая всех троих, стоящих передо мной. Рябь искажает люминесцентную дымку, меняя частоту с каждой высокой и низкой нотой. На коже Илрит образуются крошечные пузырьки, которые распускаются в ленты воздушного жемчуга.
Через несколько минут их покачивание прекращается, и они обмениваются короткими словами, которые я не могу расслышать. Шеель удаляется, а Лючия перестраивается и парит над головой Илрита, положив обе руки ему на виски. Ее хвост поднят вверх и слегка бьется о мшистые водоросли потолка. Ее лицо близко к его, и она продолжает тихонько напевать в гармонии с музыкой, которая все еще плывет по течениям вокруг поместья.
– Что с ним случилось? – осмеливаюсь спросить я у Шееля, когда кажется, что он больше не присоединяется к песне. Акулоподобный мужчина выглядит совершенно разъяренным. Его большие, покрытые шрамами руки сложены на груди. На его лице нарисована хмурая гримаса.
– Он пошел, когда не должен был – после того, как поклялся не делать этого. Все остальные затаились, и я думал, что он тоже. Без него все будет хорошо. – Шеель качает головой. – Я сказал ему, что сейчас там слишком опасно для него, тем более что Рассветная Точка занята. Но он настаивал, что это – «долг Герцога Копья – быть на передней линии обороны».
Количество названий, мест и людей было бы головокружительным, если бы я не привыкла быстро запоминать такие вещи для своей работы.
– Пошел «туда»? За хребет?
Шеель смотрит в мою сторону, в его глазах вспыхивает гнев. Но гнев быстро проходит, как будто он вспоминает, что я понятия не имею, как все устроено под волнами.
– Да. К Серой Впадине.
– И там живут монстры?
– Монстры и рейфы. – Он делает паузу. – Значит, ты видела одного? – Я киваю. Шеель хмурится еще больше. – Неудивительно, что он чувствовал себя обязанным. Посланники Лорда Крокана приближаются…
От этих слов я чувствую себя в гораздо меньшей безопасности. Рейфы. Монстры. Все на нашем пороге.
– Он пошел с воинами.
– Да, если они идут, то и он идет.
Я уважаю человека, который не приказывает другим делать то, чего не сделал бы сам.
– Но вернулся только он, – тихо добавляю я. Мое внимание возвращается к герцогу, все еще находящемуся без сознания. Я знаю, как это ужасно… быть единственным выжившим. Непреодолимое чувство вины неотступно преследует меня, грозя настигнуть каждый раз, когда я замираю. – Ты сказал, что он считал это своей обязанностью как Герцог Копья? – Повторение имен людей и мест помогает мне вспомнить… и отгоняет другие мысли.
– Да. У каждого герцогства есть своя главная ответственность перед Вечным Морем. Есть Герцогства Веры, Охоты, Учености, Ремесленников и Копья. Конечно, каждое герцогство должно быть самодостаточным. Но они специализируются в уникальных областях, чтобы покрыть недостатки других герцогств. Во главе их стоит хор, состоящий из всех пяти герцогов или герцогинь, причем старший из них служит нашим королем или королевой, когда требуется единый глава государства, – объясняет Шеель. Он дает подробное объяснение, но при этом ничего не говорит о том, что другие мужчины не вернулись. Я улавливаю его намерение, подсознательное или нет, и позволяю разговору идти дальше.
Понятие «герцогство» имеет для меня смысл. Это не так уж отличается от того, что в определенном регионе Тенврата сосредоточено наибольшее количество ферм, потому что там более плодородная земля. Купцы, как правило, специализируются на близости к определенным товарам. Даже члены экипажа знают одну должность на корабле лучше других, потому что склонны именно к ней, хотя и обязаны уметь подменить любого другого.
Шеель не отрывает взгляда от Илрит, в его глазах заметна озабоченность.
– Как герцогство, расположенное ближе всего к Серой Впадине, наш герцог отвечает за защиту Вечного Моря от рейфов.
Илрит упоминал о том, что в сирен, пытавшихся похитить меня много лет назад, вселились рейфы.
– Рейфы – это то же самое, что и призраки? – спрашиваю я, пользуясь тем, что он, похоже, готов к разговору, когда пытается отвлечься от других вопросов.
