Текст книги "Дуэт с Герцогом Сиреной (ЛП)"
Автор книги: Элис Кова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Я отталкиваюсь от балкона, уносясь вверх.
Илрит уходит, не сказав больше ни слова. Даже не оглянувшись на меня. Я остаюсь неподвижным, пока Лючия движется вокруг меня. Она просит меня поднять руки, осматривает их с обеих сторон. Плывет за мной. Побуждает меня встать.
– Лючия, – тихо говорю я, когда больше не могу выносить тишину. По крайней мере, у меня достаточно отвлекающих факторов, чтобы не отвлекаться.
– Да?
– Я сделаю это. Я клянусь тебе в этом. Я знаю, что поставлено на карту. – Ради моей семьи и ради Вечного Моря. Мысль о том, что придется пожертвовать собой, все еще вызывает у меня холодок по позвоночнику, но другого выхода нет. Это путь, на который меня привели мои действия, и я должна идти по нему до самого горького конца. Возможно, моя решимость – это жалкая попытка сделать так, чтобы этот единственный, последний поступок казался моим выбором. Вернуть себе хоть какую-то власть в ситуации, когда у меня ее практически нет. Но мне кажется, что это нечто большее. Как призвание, которое я не могу игнорировать.
У меня есть своя роль в этой борьбе. Долг. Я дала обещание Илриту, что через пять лет стану его, и поклялась, что нарушу только одну клятву.
Иногда самые простые решения оказываются самыми сильными.
Лючия делает паузу, слегка наклоняет голову, как бы рассматривая меня под новым углом.
– Как ни странно, я тебе верю.
Глава 14
В течение почти пяти недель я каждый день провожу в амфитеатре. После нападения рейфов у меня появилась вся необходимая мотивация, чтобы полностью посвятить себя обучению песне Илрит.
Мой день начинается на рассвете, когда Лючия или Фенни приходят проводить меня. Заканчивается он в сумерках, когда Илрит возвращает меня обратно. Хотя мне никогда не запрещали покидать свои покои ночью, я никогда этого не делала. Я либо слишком измотана, либо ощущение того, как призрачные руки обхватывают мое горло, слишком остро.
Было еще несколько ночей, наполненных песней. Но ничего столь зловещего и наводящего ужас, как те два приступа, которые я пережила. Поначалу музыка ничего не значила, но чем дольше я работаю с Илритом, тем больше у меня появляется врожденного понимания.
Иногда раздающиеся ночью гимны – это песни защиты, я думаю. Не подходи, поют сирены дюжиной голосов, каждый из которых произносит разные слова на разной ноте, но при этом как-то очень гармонично. Не подходи…
Каждую ночь я засыпаю, слушая среди них голос Илрита. Я всегда могу найти его, как маяк, указывающий на далекий берег. Я цепляюсь за этот звук, позволяя ему заполнить пробелы в моих воспоминаниях, оставленные моей работой. Он заполняет и успокаивает раны, которые я пытаюсь скрыть.
Его голос до боли прекрасен. До боли в пальцах. Он наполняет мою грудь и успокаивает зверя моей боли, который мечется по клетке. Я не могу отрицать притяжение его голоса, даже когда знаю, что должна. Его слова, хотя они сладки и мелодичны, бушуют во мне, как ураган, который я бессильна остановить – за ним можно только гнаться. Каждый миг наслаждения его песнями сгущается в последние дни моего существования.
Одно утро не похоже на все остальные.
За мной пришла не Лючия и не Фенни. Скорее, обе. Они парят над моим балконом на рассвете. Я встаю. Обычно рано просыпаюсь. Поэтому я увидела их сразу, как только они поднялись на дальний край.
– Сегодня ты не встретишься с Лордом Илритом в амфитеатре, – объявляет Фенни.
– Нет? – Я изогнула брови. Я хорошо продвинулся в превращении линий по всей моей маркировке в золотые, а кусков воспоминаний – в пустоты. Большая часть моей кожи покрыта чернилами. Но еще больше остается пустой – предстоит еще много работы.
– Нет. Твое присутствие необходимо для небольшого собрания знати герцогства. – По тону Фенни понятно, что спорить не стоит. Но я все равно возражаю.
– Разве это лучший способ провести время? – Я отталкиваюсь от кровати. – Я должна учить больше слов и получать больше знаков для своего помазания.
Лючия переводит взгляд на Фенни. В них мелькнула искра согласия. Она маловероятный союзник. Но она молчит.
– У тебя еще почти пять месяцев до летнего солнцестояния, когда ты будешь принесена в жертву Лорду Крокану. Но есть всего несколько недель до того, как мы должны передать вас Герцогству Веры для окончательных приготовлений перед солнцестоянием. Было бы неправильно, если бы мы не позволили нашим дворянам встретиться с тобой первыми. Кроме того, как человек, ты и так будешь достаточно тщательно изучена. Будет лучше, если сначала ты приобретешь здесь союзников. Там люди будут более склонны быть на твоей стороне.
Интересно, что Илрит ничего не сказал ни о знакомствах, ни о знати, ни о формальностях.
– У меня сложилось впечатление, что у людей нет выбора, быть мне жертвой или нет.
– У них нет.
– Хорошо, – поспешно говорю я, прежде чем она успевает вставить еще одно слово. – Тогда я думаю, что предпочла бы сосредоточиться на своей задаче, а не на том, что меня тут выставляют.
– Не оскорбляй наши обычаи, – отрывисто сказала Фенни. – То, что ты предназначена для смерти, не означает, что все остальные тоже. Не будь настолько эгоистична, чтобы думать, что твои действия не влияют на остальных.
– Эгоистична? – Это слово поражает меня до глубины души, звеня гневом.
– Фенни, – ругает Лючия, но не достаточно твердо. Вот тебе и союзник.
– Ты отмечена смертью и…
– Отведи меня к Илриту, сейчас же, – требую я, прерывая Фенни.
Фенни складывает руки и не двигается с места. Лючия смотрит между нами, как сторонний наблюдатель за бессловесной битвой воль. Я сужаю глаза.
– Я сделала для тебя кое-что, в качестве личного одолжения, – холодно говорит Фенни. Выражение лица Лючии становится растерянным. – Теперь я прошу тебя сделать это для меня.
Черт бы ее побрал. Она использует кольцо против меня. Но, по крайней мере, это подтверждает, что она избавилась от этого дурацкого кольца раз и навсегда.
– Хорошо, – согласилась я. – Но только это, и тогда мы квиты.
– И ты будешь хорошо держать себя перед нашими дворянами. – Фенни приглаживает несколько прядей волос, закрепив их колючим панцирем. – Илрит говорит нам, что ты очень способная, если тебя мотивировать.
– У меня есть вся необходимая мотивация. Я могу даже удивить тебя, – сообщаю я. Может быть, мне и не очень нравятся душные дела, и я всегда предпочту теплый эль в Наклонном Столе в исключительной компании лучшему вину в хрустальной чаше, когда все вокруг меня строят козни и заговоры. Но… – Я бывала на шикарных вечеринках с аристократами из тех мест, откуда я родом.
– Хорошо. Но я не думаю, что человеческие чувства переносятся на сирен.
– Попробуй, – бросаю я вызов.
В течение следующего часа я получаю совсем другое, очень сжатое образование о сиренах, чем до сих пор. Фенни учит меня комплиментам и табу сирен. Об этикете и танце политики и благородства. В голове крутятся новые сведения, которые я твердо намерена запомнить. Я не буду выставлять себя на посмешище. И я превзойду ожидания Фенни. Гнев и разочарование – сильные мотиваторы.
Самое удивительное, что я узнала, – это то, что у сирен совсем другие понятия о «подходящем наряде» для официального мероприятия, чем у людей. Я представляю себе, что большинство людей были бы совершенно ошарашены теми вариантами, которые предлагаются мне. По крайней мере, как моряк, я знакома с мужчинами и женщинами, которые работают в любой одежде… и без одежды. Работа и так нелегкая, так еще и комфортная.
Я настояла на том, чтобы по-прежнему носить корсет на ремнях – к большому сожалению Лючии и Фенни. Сначала они хотели, чтобы моя грудь была свободной, прикрытой несколькими слоями шифона, который ничего не скрывал. Затем они хотели нанести ракушки на пики грудей, скрепленные нитями жемчуга и серебряных бусин. Смелое заявление, которое мне в принципе не нравилось. Но в этом случае я могла бы быть и голой, поскольку все это держалось бы не более секунды.
Хотя я, может быть, и не слишком требовательна к скромности, я не хочу отказываться от возможности быть одетой, поскольку, как только я освобожу корсет, он исчезнет, как рубашка. Мне нравится мой корсет. Это единственный идеальный предмет одежды, который я когда-либо шила на заказ и который было труднее всего сшить. Я пока не готова с ним расстаться. Особенно когда передо мной впадина.
Наш компромисс заключался в том, что я надену ожерелье по их выбору, которое в итоге оказалось похожим на стиль Лючии, с каскадными дугами из жемчуга и бисера, обвивающими мои плечи, руки и торс до талии.
Мои трусы они тоже оставили, в основном потому, что не знали, что сделать вместо них, так как других вариантов для двух человеческих ног у них не было. Поверх шорт, от талии до бедер, они использовали ткань, ранее предназначенную для моей груди, чтобы прикрыть нижнюю половину тела и сделать ее более «презентабельной», чем шорты.
– Вот, у меня есть для тебя последняя вещь. – Фенни подплыла к нему и достала из мешка на бедре ожерелье. Простенькое, из кожи, а не из стекла, камня или жемчуга. В основании ожерелья только одна ракушка – маленькая ракушка, выгравированная символами, которые повторяют те, что нанесены на мою кожу. Они заполнены серебром, что придает изделию почти таинственное свечение в изменчивом свете моря. – Его дают детям, когда они только учатся произносить слова и говорить. Она помогает им сосредоточиться, чтобы от них ускользали только те мысли, которые они хотят произнести. Я должна была дать его тебе раньше, но мне потребовалось время, чтобы найти его.
Я стою, немного ошеломленная, пока Фенни повязывает его мне на шею поверх других петель из жемчуга. Эта женщина всегда казалась мне немного грубоватой. Я не ожидала от нее проявления симпатии, пусть даже незначительной. Но она явно постаралась, чтобы подарить мне это.
– Так ты не опозоришь ни себя, ни герцога.
Может быть, я слишком доверяла ей. Тем не менее, я говорю:
– Спасибо. Я ценю это.
– Не подведи нас. – Фенни удаляется, бросив на меня последний взгляд. – Я думаю, этого достаточно.
– О, достаточно, – говорю я с издевательским волнением. Фенни игнорирует саркастическое замечание.
– Думаешь, они найдут ее презентабельной? – Лючия неуверенно спрашивает.
– Конечно. – Но Фенни не совсем убеждена. – Теперь, следуй за мной, если хочешь.
Я прилагаю все усилия, но они так крепко связали мне ноги, что двигаться неудобно. Мне остается только сгибаться и бить ногами по коленям или двигаться всем телом, как червяк, подобно сиренам. Они, однако, без проблем достигают скорости и грации, плавая таким образом. А я в это время выгляжу и чувствую себя неуклюжим шутом. Это будет исключительный случай, я уже вижу.
Лючия замедляется и оборачивает отрез ткани, ранее спускавшийся по ее бедрам, вокруг своей руки, а затем соединяет ее с моей.
– Я могу тебе помочь. – Я подозреваю, что эти слова адресованы только мне, поскольку Фенни не оглядывается.
– Спасибо. – Я сосредоточенно отвечаю.
– Не за что. – Она улыбается, и мы плывем вместе. Это неловко, но немного легче, чем пытаться сделать это в одиночку.
Я продолжаю смотреть на Лючию, а мои мысли возвращаются к ночи нападения рейфа.
– Как получилось, что это прикосновение оказалось в порядке вещей?
Она, кажется, удивлена вопросом, а затем в задумчивости поджимает губы. Перемещает хватку.
– Во-первых, это ткань. А во-вторых, это…
– Что? – Я нажимаю.
– Другая.
– Как это?
Лючия бросает на меня взгляд, который, кажется, почти говорит:
– Ты должна знать. – Но эта мысль не проявляется. Вместо этого она заставляет себя улыбнуться. – Это гораздо практичнее. Необходимое. Это не то прикосновение, которое может привязать тебя здесь, в этом царстве. А отсутствие контакта кожи с кожей очень важно.
Утешать меня после того, как я только что пережила кошмары, насильно воспроизведенные на переднем плане моего сознания, – это не «необходимо»? с горечью думаю я. Это сильная мысль, и я бросаю взгляд на Лючию. Никакой реакции. Потом на Фенни. Она не медлит и даже не оглядывается.
Раковина сработала.
Я тихо вздохнула с облегчением. Я и не подозревала, как это тяжело, постоянно пытаться скрыть свои мысли. Беспокоилась о том, что может вырваться наружу. Впервые за несколько недель я чувствую, что мой разум принадлежит мне и только мне.
– Спасибо за объяснение, – говорю я. Лючия кивает. Интересно, она действительно верит, что я нашла достаточную информацию, или нет? К счастью, у нее нет возможности спросить об этом.
– Мы здесь, – объявляет Фенни. Лючия быстро высвобождает свою руку из моей, прежде чем ее сестра оглядывается.
Павильон стоит среди коралловой рощи. Стаи рыб плавают по ленивому кругу, окружая центральную конструкцию, как стены. Мы проплываем над ними и спускаемся через отверстие в центре потолка павильона.
Большие раковины моллюсков, облепленные морскими губками, расположены в виде овала свободной формы. В центре одной из сторон – особо украшенная раковина, отделанная серебряной позолотой и морскими веерами, расходящимися от спинки, как массивные крылья. Я могу предположить, кто там будет сидеть.
Раковина, расположенная прямо напротив той, что, как я предполагаю, принадлежит Илриту, – вторая по роскоши. Вместо морских вееров из дна, окружающего павильон, растут яркие кораллы, обрамляющие его почти короной. Он пуст, как и раковина справа от него.
Я предполагаю, что это место для хозяйки поместья, супруги или второй помощницы Илрита. Кем она может быть? Я предполагаю, что ее не существует, поскольку я еще не слышала и не видела ничего, что говорило бы об обратном.
Остальные раковины заняты. Пять женщин прекращают всякое движение с момента моего появления. Они всех форм и размеров, одни светлокожие, другие смуглые, одни с короткими волосами, другие с длинными, ниспадающими локонами. Вся их кожа украшена краской, знаки гораздо более тонкие и тщательно прорисованные, чем у меня, но у каждой свой цвет и рисунок. Единственно, что их объединяет, – они все необыкновенно красивы.
– Ты будешь сидеть здесь. – Фенни указала на пустую раковину по правую руку от второй, самой украшенной раковины.
Спокойствие и грация. Спокойствие и грация, повторяю я про себя, двигаясь по воде. Я прекрасный дельфин, элегантный и изящный. Я не буду прыгать в этой раковине, как порхающий тюлень. Каким-то чудом, кажется, мне это удается. Губки обнимают меня.
К моему удивлению, Фенни сидит в большой раковине рядом со мной. Это еще раз подтверждает мои рабочие подозрения относительно их семьи – родители обоих братьев и сестер умерли. Мать, я думаю, была принесена в жертву. Отец – неизвестен. Но я точно знаю, что Фенни – не жена Илрита. И не его мать. А это значит, что она сидит в ракушке для хозяйки, потому что она будет тем, кто обладает следующим после него авторитетом и претендующим на герцогство.
– Иди, пожалуйста, распорядись насчет еды, – говорит Фенни Лючии, напустив на себя вид превосходства.
Я пересаживаюсь на свое место. На самом деле неудобной позы нет. Оно сделано из той же губки, что и моя кровать. Она такая мягкая, что обнимает меня и в то же время поддерживает. Интересно, почему никто не додумался сделать из этого материала кровати у себя дома? Я, конечно, никогда не слышала, чтобы ныряльщики поднимали морские губки, достаточно большие для того, чтобы на них лежать. Но, возможно, они существуют только на больших глубинах.
Дом… Тоска пронзила меня. Я знала, что меня заберут, но никогда не думала, что проживу достаточно долго, чтобы скучать по этому. Я представляла, как Илрит поглотит меня и будет ковыряться в зубах мельчайшими косточками пальцев. Не держал меня в своем поместье, не учил, не был одержим кораблями и людьми или чем-то близким к этому.
Прошло уже больше месяца. Денноу должен был понять, что наш корабль не прибыл по расписанию. Возможно, они дадут отсрочку, учитывая, что на рудниках есть резерв, а Серый Перевал – это то, что есть. Но Чарльз наблюдал бы со своего маяка. Он бы видел, как мой корабль прошел мимо и не вернулся. Даже если бы совет дал мне добро, как великому Капитану Виктории… это продлится лишь до поры до времени.
А значит, моя семья уже должна знать. Или узнают очень скоро.
Они уже оплакивали меня однажды, и я думаю, что в этот раз будет еще хуже, потому что они могут надеяться, что когда-нибудь – через неделю, через год, через несколько – я выйду из морской пены и вернусь к ним. Вопреки всякой логике и разуму я появлюсь на свет живым, как это было раньше.
Мои руки сжимаются в кулаки. Их боль – рана на моей душе. Но, по крайней мере, благодаря Илриту, о них позаботятся. Если он сдержит свое обещание.
Нам придется действовать быстро. Прошедшее время бьет по карману. Как только Чарльз узнает, что я мертва, он снова начнет утверждать, что я ушла от ответственности. Он будет бороться до тех пор, пока не уничтожит все, что я когда-либо любила.
– Значит, ты жертва Герцога Илрита? – Женщина с ярко-желтыми глазами отвлекает меня от моих мыслей. Остальные выжидательно смотрят на меня. До сих пор я не понимала, что нахожусь в центре внимания.
Я киваю.
– Да.
– Это очевидно, Серен, по ее меткам, – сухо говорит другая, с густо заплетенными в косу каштановыми волосами.
– Даже без ее меток, сколько людей ты видишь в Вечном Море? – Другая смеется.
– Ты почтила нас своим присутствием сегодня, Ваше Святейшество, – говорит, сидящая напротив и справа от меня.
– Просто Виктория, этого достаточно, – пытаюсь вежливо предложить я.
– О, даже будучи человеком, мы никогда не смогли бы обесчестить тебя. – Серен машет рукой. Я невольно бросаю взгляд на Фенни, чтобы понять, не расстроила ли я ее своей попыткой быть непринужденной. – На тебе отметины Лорда Крокана. Мы должны проявить к тебе максимальное почтение.
– Правда ли, что сам Герцог Илрит помазал тебя своей песней и рукой? – спрашивает женщина, сидящая, как я предполагаю, справа от Илрита.
– Да… – Теперь я стараюсь не думать о том, что его руки снова двигаются по моему телу. Как он уговаривает меня указательным пальцем, забираясь в горло, чтобы взять самую высокую ноту.
– Какая удача! Какая честь! – Ее глаза закрываются, как будто эта мысль сродни самому сладкому сну.
– Виктория? – раздается в голове голос Илрита. Прежде чем я успеваю ответить, он появляется, проплывая сквозь круглое отверстие в потолке.
Остальные женщины поднимаются со своих раковин, почтительно склоняя перед ним головы. Он застывает на месте, мышцы его челюсти и шеи напрягаются. В его глазах вспыхивает гнев и растерянность, и я вижу, как он смотрит на Фенни.
– Что здесь происходит? – спрашивает он.
– Мы обсуждали это… что нашему двору будет полезно увидеть своего герцога и познакомиться с женщиной, которую ты выбрал в качестве следующей жертвы. – Тон Фенни трудно разобрать, но у меня сразу складывается впечатление, что это точно не обсуждалось.
Другие дамы, видимо, тоже, потому что женщина с каштановой косой говорит:
– На приглашении стояла Ваша личная печать.
Илрит поджимает губы. Я почти вижу, как он физически сдерживает себя, чтобы не посмотреть на Фенни.
– Ну да, теперь я вспомнил, конечно.
– Лорд Илрит, для меня большая честь обедать с Вами в этот день, – вмешивается Серен с некоторой силой и напряженной улыбкой. Остальные выражают согласие.
Но Илрит, похоже, старательно игнорирует их всех. Он останавливается передо мной, осматривая меня с ног до головы. Я сажусь чуть выше, откидываю плечи назад и держу шею длинной. Руки сложены на коленях, лицо расслаблено. Я еще не до конца понимаю, что происходит, поэтому лучшее, что я могу сделать, это сохранять спокойствие и вежливость. Фенни, похоже, в данный момент одерживает верх, и сделать ее счастливой будет, наверное, самым мудрым решением.
Без предупреждения Илрит наклоняется вперед, выражение лица меняется от разочарования к напряжению. Я слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать, так как его лицо находится так близко от моего. Мы были так близки в амфитеатре, но, учитывая реакцию Лючии на то, что он держал меня за руки, я начала думать, что его способ обучать меня старым гимнам был в некотором роде секретом.
Остальные женщины обмениваются взглядами. Несомненно, они также мысленно обмениваются словами. Он скандально близок ко мне. И без предупреждения он тянется к моей груди.
Глава 15
Я слегка отклоняюсь в сторону. Мне неважно, насколько грубым это может показаться. Здесь? На глазах у всех? Может быть, Лючии и нет, но я уверен, что остальные будут ругать нас все равно…
Рука Илрита сомкнулась вокруг ожерелья из ракушек на моем горле, его пальцы осторожно, чтобы не задеть мою голую кожу. Отсутствие его прикосновений заставляет меня бороться с желанием наклониться вперед и принудить к контакту. Румянец смущения, стыда и нужды грозит подняться по моим щекам.
– Откуда оно у тебя? – задумчиво спрашивает он.
– Это дала я, – вмешивается Фенни. Я не могу понять, услышала ли она вопрос или просто предположила.
– Все в порядке? – спрашиваю я Илрита, не отрывая взгляда от него. – Я могу вернуть его, если ты хочешь.
– Нет, оставь его себе. – Он отпускает ожерелье. – Я не пользовался им с тех пор, как был мальчиком.
Ожерелье принадлежало Илриту? Его метки уже есть на моем теле. Я не уверена, как я отношусь к тому, чтобы носить что-то его на своем горле. Похоже, он не замечает моей неуверенности, и, к счастью, раковина поддерживает это состояние, напоминая мне о том, насколько она практична. Символ или нет, но для меня это очень важно.
– Ты хорошо убираешься. – Улыбка кривится на его губах. Она выглядит почти гордой. Он не обратил внимания ни на одну из других женщин, и на них было брошено несколько обиженных взглядов. – Признаюсь, я удивлен.
– Ты думал, что «соленый и грязный моряк» – это мое единственное состояние?
– Не забывай о грубости, – язвит он.
Я ухмыляюсь.
– Но ты выглядишь прекрасно, – добавляет он. – В такой одежде и когда ты «соленая и грязная». – Эти слова застают меня врасплох. Когда в последний раз кто-то называл меня красивой, не выкрикивая это в полупьяном виде через дорогу?
– Ваша Светлость, мне бы не хотелось, чтобы ты не смог должным образом провести время, развлекая других гостей, которых ты пригласил, – говорит Фенни, слегка укоризненно.
– Да, конечно. – Илрит бросает на сестру острый взгляд. Это быстрый взгляд. Вот так и пропал. Я улавливаю это только потому, что смотрю прямо на него.
Но от дальнейшего разговора его спасает то, что через отверстие наверху проплывают сирены, прерывая дискуссию. Они несут раковины, набитые кусками рыбьего мяса и шариками ламинарии, которые кладут в воду вокруг Илрита и женщин. Передо мной их нет. Что мне показалось бы странным, если бы я была голодна.
На самом деле, я впервые подумала о еде с момента своего прибытия, хотя прошло уже несколько недель.
– Я не ела… Почему мне не нужно есть? – Я держу свои мысли только для Илрита. К моей радости, благодаря раковины и моей практике в магии, это срабатывает.
– Когда твое тело станет больше сплетено с магией, чем с физической механикой, ты не будешь нуждаться в еде так, как раньше, – говорит он совершенно серьезно.
Я смотрю на всех, как они начинают разворачивать шарики ламинарии, разложенные перед ними. Они представляют собой твердые на вид пузырьки, почти как желатин, внутри которых находятся морские овощи. Это не похоже ни на одну еду, которую я когда-либо ела, но теперь, когда я поняла, что прошло буквально несколько недель, мне хочется только еды. Даже если он прав, и на самом деле я не голодна.
– Могу я попросить немного? – спрашиваю я ни у кого конкретно.
Илрит и Фенни удивленно переглядываются. Остальные дамы прекращают есть, обмениваясь взглядами. Я полагала, что мой интерес – это хорошо. Но теперь я в этом не уверена.
– Ты хочешь немного? – Илрит выглядит неуверенно.
– Для меня было бы честью попробовать кухню моих хозяев, – говорю я, стараясь подчеркнуть, что моя просьба искренна и благонамеренна.
Илрит замирает. Я подозреваю, что он мысленно просит сделать еще один заказ. Мои подозрения подтверждаются, когда в зал вбегает сирена и протягивает мне небольшой пузырь ламинарии. Я медленно разворачиваю его. Это примерно половина той порции, которую получили остальные, но это не страшно. Маленькая проба – это больше, чем мне нужно, чтобы удовлетворить свое любопытство… и желание почувствовать себя человеком.
Люди должны дышать воздухом. Жить на земле. Видеть нефильтрованный солнечный свет… Я уже потеряла так много из того, что связывало меня с моей человечностью – моей смертностью. Мне нужно что-то, что напоминало бы мне о том, что я не просто волшебница. Что я все еще Виктория.
– Прошу прощения; я полагаю, что люди едят с.… фуркой2? Так что ты, должно быть, находишь это довольно варварским. – Илрит тянется внутрь своего пузыря и с легкостью отщипывает сырые овощи, поедая их пальцами.
Я фыркаю от удовольствия и не могу сдержать улыбку.
– Я прожила свои годы на корабле, где мне повезло, если мы видели что-то свежее несколько дней подряд. В моем мире обычно не так много места для «этикета».
Я протягиваю руку к пузырьку, пока он смотрит, чтобы показать ему, что меня действительно не беспокоит такая практика. Все взгляды устремляются на меня, когда я откусываю первый кусочек. Это немного похоже на слишком мягкий огурчик. Колючий. Острый вкус. Текстура слегка отталкивает, и это делает его тем, к чему я бы в ином случае не тяготела. Но для того, чтобы почувствовать себя немного человеком, это удовлетворительно. У меня есть акт жевания и глотания, как бы неловко это ни было под волнами.
– Ты хорошо держишься, – оценивает Илрит.
– В жизни мне приходилось приспосабливаться. Я работала на Лорда Кевхана Эпплгейта в качестве капитана его флота. Моя репутация требовала, чтобы я присутствовала на официальных мероприятиях, не похожих на это. – Я сделала паузу. – Ну, гораздо меньше воды.
Илрит хихикает.
– Я рад этому. Видеть, что ты так легко приспосабливаешься, – это облегчение, – признается он. Слова нежно звучат в моей голове. Мягкая ласка самых скудных мыслей. Моя кожа покрывается мурашками от этого комплимента. Осознание того, что я хорошо справился с работой, никогда не перестанет меня радовать.
– Лорд Илрит, нам было бы очень приятно познакомиться с Ее Святейшеством. Если Вы не возражаете… – Серен явно раздражается, а Илрит, похоже, ничуть не беспокоится о ее присутствии – или присутствии других женщин.
– Да, Ваша Светлость, – вклинилась Фенни, – я как раз хотела сказать то же самое. У тебя здесь такие милые гости, которым не терпится пообщаться с тобой.
– Прошу прощения, – обращается Илрит к собравшимся. – Я обнаружил, что был очень занят своими обязанностями по подготовке подношения Лорду Крокану. Возможно, я пренебрег своим двором.
– Не волнуйся, – говорит Каштановая Коса, глядя на Илрит сквозь трепещущие ресницы. – Мы бы ждали Вас целый век, Ваша Светлость.
– Для моего брата большая честь быть окруженным столь многими, кто его любит, – тепло говорит Фенни.
– Я буду преданно любить Его Светлость на протяжении всего его правления.
– И я тоже, – вторит другая.
Серен не уступает.
– Я тоже.
Женщины охотно высказываются одна за другой. Все они признаются, как сильно любят – или будут любить – Илрита. Однако он не выглядит восхищенным этим. Более того, с каждым признанием он чувствует себя все более и более неуютно.
Я начинаю понимать, что на самом деле представляет собой это сборище. Скорее всего, мое «представление» тут совсем ни при чем. Фенни хотела заполучить сюда Илрита и собиралась навести справки, когда я не появлюсь в амфитеатре. Интересно, ждал ли он меня? Должна ли я рассказать ему о том, что произошло сегодня утром? Может быть, позже… Я не хочу рисковать тем, что кто-то еще услышит, даже с панцирем.
– Скажи мне, чем вы занимали свои часы? – спрашивает Фенни, подливая масла в огонь разговора после продолжающегося молчания Илрит.
Дамы перечисляют, что им нравится. Мир сирены увлекателен, он наполнен катанием на дельфинах и плетением из ламинарии. Я стараюсь внимательно слушать первых трех, стараясь быть почтительным. Но тут я замечаю, что Илрит почти не притронулся к еде. Если он и слушает дам, то только с вялым взглядом. Очевидная обязательность. В каком-то смысле он смотрит дальше каждого из выступающих – сквозь них на кораллы и танцующих рыб за пределами павильона, как будто их вообще не существует. Как будто он находится в другом мире. Уверена, у меня не раз был такой взгляд на вечеринках Кевхана.
– Лорд Илрит, – пролепетала я. Все взгляды устремлены на меня, включая одну особенно раздраженную даму, которая, должно быть, говорила. – Прошу прощения за то, что прервал тебя, когда ты был так внимателен. Но я чувствую, что мне нужно вернуться в свои покои… это большой контакт с миром живых, и я теряю ориентацию, учитывая слова древних на моей плоти. Мне нужно время, чтобы отстраниться и сосредоточиться на своем помазании. – Надеюсь, мои манипуляции со всеми преданиями и историей, которые мне рассказывали до сих пор, звучат убедительно.
– Да, конечно. – Он с нетерпением расправляет свою раковину. – Прошу всех извинить нас.
– Во-первых, Ваша Светлость, – отрывисто произносит Фенни, останавливая нас обоих замечанием, – я привела сюда сегодня Ее Святейшество в надежде, что она продемонстрирует нам свое умение петь наши песни.
Паническое напряжение сжимает мою грудь. Я не готова ни к какой демонстрации. Более того, по моей просьбе мы сосредоточились на словах старых песен. Не на других песнях сирен.
Вот и все.
– Хотя я бы с радостью, но я сосредоточилась на изучении гимнов старых. Я не хотела бы рисковать вашим душевным здоровьем, исполняя эти слова, – смело говорю я. Краем глаза я вижу, как Илрит смотрит на меня с, кажется, впечатленным и довольным выражением лица.
– Конечно, Илрит, ты научил ее некоторым из наших самых важных песен, а не только всем гимнам старых богов? – Фенни давит.
Илрит переходит на мою сторону. Его рука замирает у меня за спиной, на самом краю спины. Не совсем касаясь, но очень, очень близко.
– Подношение не является твоим личным исполнителем, – твердо говорит он и выводит меня из комнаты через крышу. Осторожно, чтобы не коснуться меня, все время, пока они смотрят на нас. Я стараюсь плыть со всей возможной грацией, все еще неловко обхватывая ноги.
Я чувствую, как он все еще молча злится. Я ничего не говорю. В основном потому, что это не мое дело, но также и потому, что я могу его понять странным и непредвиденным образом.
– Спасибо, что попыталась вытащить нас оттуда, – говорит он наконец, и слова звучат мягко в моем сознании.
