Текст книги "Кошмар на улице Зелёных драконов (СИ)"
Автор книги: Елена Свительская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Свиток 7 – Игра в вэйцы – 6
– Может… – осторожно сжал его запястье пришедший. – Может, ты потерпишь еще немного? Выберемся в Поднебесную. Там сразу так и не разберешь, кто, кого и почему зарезал.
– Трусливая душонка! – расхохотался узник, отпрянув – лезвие уперлось в ханьфу над замершим сердцем. – Как ты изменился за эти тридцать семь лет!
– Повод будет, – пришедший голову опустил, – там что—то случилось с храмом родовым. Колонна внезапно разрушилась, задавило священника у алтаря.
– Колонна… обрушилась? – глухо уточнил юноша в коричневом и, голову откинув, расхохотался язвительно.
Юноша в черном невозмутимо провел ладонью по лезвию, потом кровавую полосу провел по белоснежным прядям заледеневшим, от виска и вниз.
– Ты чего? – отшатнулся пленник.
Но ноги стоять не хотели, упал бы, если б тот за запястье его не ухватил.
Но юноша в черном рванул его к себе и, крепко прижав к груди, здоровой рукой – тот отчаянно дернулся, но сил в заледеневшем теле вырваться не хватило – стал быстро протирать его голову и волосы окровавленною рукою.
– Ты что делаешь! – возмутился схваченный. – Отпусти! Идиот!
– Совсем теоретическая магия выветрилась из твоих мозгов! – беззлобно усмехнулся пришедший, продолжая размазывать его кровью, с волосами почти закончив, шмякнул кровоточащей ладонью на лицо.
– Отпусти! Чокнутый! – отчаянно дернулся схваченный.
Тот его выпустил. Он упал. На спину.
Блеснули удлинившиеся зубы. Юноша в черном клыками появившимися в свое запястье впился. И сплюнул в лицо лежавшему веер кровавых брызг.
Тот хотел было рукавом заслониться, но сил не хватило поднять руки.
Пришедший упал на колени, подхватывая его руки онемевшие, переплетая пальцы со своими.
Глаза лежавшего закатились, взгляд потускневший застыл на круглой луне.
Пришедший торопливо содрал с него подаренные одежды. Припал губами к изодранным венам на запястье, кровавым веером сдунул, покрыл тело посиневшее.
Замерцали, зашипели, впитываясь в неподвижное тело умершего голубые искры. Медленно стала белой кожа. Потом стала розоветь. Разгладились, исчезли трещины—чешуйки уродливые на лице. Последними почернели белые—белые волосы умершего. Вздрогнув, тот глаза распахнул. Испуганно посмотрел на склонившегося, торопливо накинул ханьфу и запахнул полы одежд.
Тяжело дыша, юноша в черном осел на стег. Будто случайно, сознание теряя, ладонь с запястьем разодранным на грудь узнику положил. Тихо струилась, заполняя пространство голубыми искрами, теплая кровь. Растерянно смотрел очнувшийся пленник на него. Не сразу заметил спутавшиеся черные волосы. Не сразу понял, что почернели и его. Не сразу осознал, что далеко уже вокруг них замерзают алые кристаллы и алые цветы на снегу.
Шипя от боли и от холода, скинул с себя все свои одежды, закутал тело неподвижное. Сам, зубы немного удлинив, с трудом прокусил вену на сгибе локтя, торопливо стал плевать на разодранное запястье неподвижного юноше своей кровью.
Но раны нескоро сошлись того. Он пролежал неподвижно, головою на его коленях, почти до самого утра.
А когда глаза раскрыл, из—под прядей, прикрывших его лицо от холода, сквозь полоски заледеневших прядей – снова черных – еще долго смотрел на зарю и рассвет. И ничего больше не говорил. Да не говорил и второй.
Лишь когда поднялось, оторвавшись от ледяной равнины холодное местное солнце, затканное древними чарами – подарок от какого—то прежнего нападения демонов, навеки сокрывшего ото всех древнюю цветочную равнину – и он поднялся. Скинул, на плечи набросив сидевшему пленнику, несколько слоев коричневых одежд.
Глухо сказал:
– Ночью я вернусь. Все тридцать три года я буду ночью приходить к тебе. Пленник не сдвинулся.
– Моя иллюзия укроет и теплые одежды, и цепи скинутые ею.
Ничего не сказали ему. Ни слова не слетело с тонких, темно—розовых, ровных губ.
Разве что уже потом, когда далеко отошел он, когда едва виднелось на белой равнине одинокое черное пятно – уже не вились, как когда он пришел, смерзшиеся пряди черных волос – долетело ему вслед:
– Зачем?
Не послушались губы, онемевшие от холода.
Но тот, сидевший, сгорбившись, у скалы, кажется, невысказанное прочел: в замеревшей вьюге был слышен треск двух ледяных капель, ударившихся о ледяной настил.
Ночью запах жасмина был невыносимо ярким. Свет узкой луны почти не касался юноши в темно—серых одеждах, кружившегося на бортике фонтана.
Но юная, полураздетая девушка, сопровождавшая статного господина в зеленых шелках с танцующими золотыми драконами, послышав шепот чужих одежд, остановилась. Оглянулась. Загляделась.
Медленно оглянулся и господин, которого она поддерживала.
Почуяв его взгляд, спрыгнул по ту сторону фонтана, затаился на земле за бортиком юноша.
– Зачем? – глухо спросил господин в зеленых шелках.
Из—за фонтана робко показался торс юноши, опустившего голову. Он стоял на коленях, лезвие простого меча в землю вонзив.
– Я хочу… хочу сдать Великий Экзамен вместе с ним, – глухо произнесли из—за прядей, упавших на лицо.
– Хочешь вместе служить в гвардии Императора?
– Хочу прикрывать в бою спину молодого господина, – едва слышно донеслось из—под вымокших от пота прядей.
– В личную охрану Императора берут только чистокровных, – сухо заметил господин в зеленых шелках, отвернувшись.
И прочь поплыл. Поплыла, робко подхватив его за локоть, за ним полураздетая, юная девушка.
Юноша стоял на коленях, упираясь в землю мечом. Сжав кулак на другой руке, не заметно из—за бортика фонтана.
– Не серди госпожу! – долетело со стороны. – Твоя мать давно умерла, и твоих детей некому будет поддерживать.
– Если бы… – голос юноши дрожал. – Если бы Великий генерал поверил, что десяток богов не сможет одолеть десятитысячную армию демонов, которым донесли о плане расположения построек Императорского Старого дворца, он бы… он бы не был таким великим. И не сгинула бы… армия демонов в стенах… стенах обрушившегося Старого дворца.
Уходящий господин остановился. Насмешливо вопросил:
– Хочешь переписать историю?
– Нет… – глухо донеслось из—под прядей слипшихся волос. – Я помню свое место, господин. Но даже при этом… – он ощутимо всхлипнул. – Даже при этом я хочу, чтоб в архиве Нового дворца лежал маленький свиток с двумя иероглифами на бирке его: «Приносящий величие». Вэй и Мин.
– Глупый мальчишка! – язвительно бросил господин в зеленых шелках, уходя.
– Глупый… – глухо донеслось до него.
Тусклый свет узкой луны сполз по простому клинку и отразил на нем улыбку.
Уже далеко уходил господин, шепча что—то смеющейся девушке, когда внезапно ему кто—то преградил дорогу.
Юноша, надо отдать ему должное, не завопил, оказавшись в пекле огненного столба.
Ахнула, отпрянув, юная небесная фея:
– Да он же сгорит!
– И поделом ему! – проворчал мужчина в зеленых шелках с играющими золотыми драконами.
– Только одна просьба! – кусая губы, сжав кулаки – меч его уже давно расплавился и стек, прожигая его сапоги и испепелив кожу ступней до костей – глухо сказал юноша. – Только одна просьба – и я больше никогда ничего у вас не попрошу, ни в этом тысячелетии, ни в последующих.
– И что же это? – господин в зеленых шелках усмехнулся.
– Подарите мне гуцинь, господин! – юноша дерзкий пал на колени, головою согнулся до земли. Сам склонился в самое пекло огненного столба.
– Почему же? – невозмутимо спросил мужчина, наблюдая за ним, за тем, как вспыхнули волосы юноши и лопалась, краснея, кожа его рук, лица.
Всхлипнув, полураздетая фея отвернулась, боясь на это дальше смотреть.
– Потому что им не интересуется он.
Господин в зеленых одеждах расхохотался.
Уже сгорела одежда на юноше, и пальцы прогорели до костей, облысела голова и въелся в трескавшуюся кожу на черепе запах сгорелых волос.
Исчезла огненная тюрьма. И появился возле скрючившегося, покрытого ужасными ожогами, юноши, прекрасный гуцинь из светлого—светлого дерева.
Смеясь, ушел господин в зеленых шелках.
Дрожащею рукою дотянулся до струн Вэй Мин…
Дрожали струны, когда на них падали слезы.
Теперь уже не разберешь, где сон, а где – реальность…
От глухого удара дерева о каменную столешницу юноша дрогнул, голову поднял.
Тот стоял рядом, снова в черном ханьфу. Снова заплетены в четыре косы пряди черных волос от виска и до середины лба.
– Духи—слуги уже шепчутся, когда же ты уже приведешь на праздник армию демонов? – скривился Вэй Мин, изящные пальцы оторвав от струн. – Верно, в Преисподней уже нарожали и нарастили новых?
– Я просто не могу до сих пор себя простить, – юноша с вытянутым, узким, но хрупко—красивым лицом плюхнулся на каменную скамью возле него, пристроил бок о бок к нему из темного дерева гуцинь. – Ты теперь никогда на уроки боев не приходишь, хотя вроде так их любил! Слушай, если драться больше не хочешь, может, мы сдадим Великий Экзамен вместе хотя бы по музыке?
– Ты же ее ненавидишь! – кривая ухмылка.
– Ненавижу! – тяжелый вздох, потом радостный блеск в глазах. – Но я мелодию целую разучил! «Небесный лекарь» называется!
Голову подперев тыльною стороною левой ладони, первым занявший беседку, затерявшуюся на склонах гор, посмотрел на него так насмешливо, чтоб того насовсем уже с края каменной скамьи сдуло. И чтоб навечно.
Но юноша с вытянутым лицом осторожно и робко пальцы изящные на тонкие струны опустил.
Шумно выдохнул юноша в тускло—сером, с легкими, серебряными круглыми символами долголетия.
Но тот доиграл. Почти.
– У тебя странное исполнение, – нахмурил изящные брови Вэй Мин. – Так не играет никто на Небесах.
– Зато ты сказал мне еще две фразы! – хитро сощурился неумелый музыкант.
Юноша в тускло—сером посмотрел на него как—то странно, но промолчал. – Хочешь, я еще выучу? И мы пойдем с тобою на Экзамен…
– Я не пойду на Великий Экзамен, – изящные пальцы снова легли на струны светлого гуциня. – Господин мне запретил.
– Да как он мог?! – юноша в черных одеждах вскочил, глаза сердито сверкнули, став голубыми на миг, с узким зрачком.
Долго молчал Вэй Мин. Долго молчал и второй. Ветер осторожно трепал черные волосы обоих.
– И ты теперь… вечно будешь меня игнорировать? Из—за отца?
И, вскрикнув, отшатнулся от подхваченного и раскрытого веера. Едва уклонился от изогнутых лезвий—клыков, выскользнувших из реек.
– И ты даже научился драться на боевом веере?! – ахнул радостно общительный. – И даже левою рукой! Какой красавец! – обошел мимо мрачно поджавшего губы Вэй Мина. – Кстати, а почему именно левой? Кто на Небесах дерется левою рукою? Из известных мне мастеров…
– Ты обычно дерешься правой, – сердито отвернулся юноша в тускло¬сером.
– Так ты… – глаза расширились. – Из—за меня? Ты… – губы изогнулись в улыбке. – Ты все еще хочешь играть со мной?!
– Да тьфу на тебя! – клыки из металла втянулись в рейки, Вэй Мин сердито сложил веер и спрятал в рукав.
Подхватил свой гуцинь и ушел…
Слишком резко ногтем захватил я струну. Струна натянулась, упав слишком низко и… лопнула…
Я сидел в беседке, играя на светлом гуцине.
Он притащил темный свой, поиграть.
Те шестьдесят фениксов в доспехах оборвали наш дуэт, недавно лишь начавший звучать.
Треснул, раскалываясь, гуцинь из темного дерева, упавший со стола, когда его схватили воины Императора за руки.
Отчаянно, наверное, смотрел он на меня, когда его уводили.
Но я на него не смотрел.
Слишком резко ногтем захватил я струну, она натянулась, загудела… и порвалась, расползлись в разные стороны оборвавшиеся, оторвавшиеся друг от друга концы…
Пальцы правой руки замерли на гуцине. Левой ладонью закрыл я свое лицо.
Жарко светило поднявшееся солнце, оно еще не начало падать за горизонт, хотя уже и стремилось к концу.
Что ж так мерзко, так гадостно мне на душе?..
Что все мерещится, преследует меня? Почему все мелодии, что я сегодня начинаю играть, все как одно сливаются, докатываются до одной? Глупая версия «Небесного лекаря»! Мерзкая версия, которую мне забыть!
– Но не я же… не я же убил его?..
Мне не ответил никто.
Мне никогда не ответит никто.
– Кто тебя убил?! – спросил я в пустоту.
За толщей бесчисленных заборов и строений, стволами сотен деревьев и цветочных стеблей, за боками четырнадцати овец…
Вздрогнув, я вскочил.
Как будто там мелькнула аура его!
Где—то в городе, за много улиц отсюда, где, кажется, скатились, слипались ауры двух драконов… или трех?..
Как будто он смотрел не на меня, но прежде чем исчезнуть, все—таки взглядом скользнул по моему поместью, как будто привлеченный моей нелепой игрой.
Вскочил. Треснул упавший гуцинь.
Сердце забилось.
«Небесный лекарь»… это был именно он! Вся сегодняшняя моя музыка, все мелодии и все мои песни сводились к нему.
Грубый «Небесный лекарь». Извращенная версия.
Сколько над ним смеялись на Небе за эту нелепицу!
Он упрямо продолжал эту чушь играть, теперь уже при всех. Быть может, хотел, чтобы я сам его остановил?
Обхватив голову ладонями, закричал отчаянно.
Конечно, моему воплю не суждено было перекрыть тот рев и те звуки шумные, что звучали в другой части города.
Мои крики никто никогда не слышит.
Почему?..
Упал у треснувшего гуциня. разбивая колени.
Треснутый гуцинь. То единственное, что мне понравилось в этом поместье. То единственное, что стало мне наградою в моей ссылке.
Выпавший гуцинь. Руки хрупкие и худые, обвисшие плетью. Ее затравленный взгляд.
Я тогда упал?..
Или я снова падал сейчас?..
Скрючился, сжался, подтянув к подбородку колени.
Я опять замерзал…
Я отчаянно тянул руку к ней…
И мои пальцы дотянулись до струн.
Глаза ослепли от слез и ужасных видений, гудело, звенело в голове, но хотя бы пальцы нащупали под собою родные струны.
Я слишком сильно нажал на струну.
Струна лопнула. Этот ужасный звук!
Снова…
Опять…
Я не сразу заметил шум за воротами поместья.
Не сразу понял, что это к нам кто—то ломится.
Когда эти мерзкие людишки опять сломали забор, снесли часть приличную вместе с воротами, я сердито вскочил.
А они толпою ввалились!
– Я вас не приглашал!
Из правого рукава левою рукою выхватил веер.
Людишки попятились, прижались друг к другу впереди стоявшие, когда рейки раскрывшегося веера сверху ощерились лезвиями—клыками.
– Простите, господин… э—э… – робко сказал стражник из стоящих впереди.
– Вэй Мин! – шепотом подсказал кто—то позади.
– Э—э… господин Вэй Мин. Мы… мы не посмели просто уйти. Просто пройти мимо не посмели, – стражник отошел.
Люди – чиновники, торговцы, оборванцы, ремесленники за ним – все в пыли и местами в крови, отодвинулись. И четверо стражников опустили человека, которого несли на чьем—то плаще. Отступили, опустив головы, не глядя на меня.
Разметались по земле моего поместья чьи—то волосы. Кто—то лежал в красных одеждах странного оттенка, изодранных, изрезанных на животе.
– Он защищал наш город, – робко сказал молодой чиновник.
– Умер как герой! – всхлипнул какой—то торговец.
– А я—то причем? – спросил я резко.
Отвернулся от них, сердито обмахнувшись веером.
В глаза мне бросился лежащий на боку, свалившийся со стола гуцинь. Струна лопнувшая, жалкие, разъединившиеся обрывки.
– Это брат ваш! – робко долетело из—за спины.
– Брат мой давно мертв! – я сердито захлопнул веер.
– Господин Вэй Юан умер только сегодня… – робко сказали припершиеся.
– Брат… – растерянно развернулся к ним. – Вэй Юан?
Я кинулся к ним – они расступились еще дальше и, веер выронив, на колени упал возле него.
Вэй Юан неподвижно лежал на чьем—то плаще. В оборванных на животе одеждах просвечивали распоротые внутренности.
Подняв голову к небу, я расхохотался.
Людишки испуганно шарахнулись от меня.
– Снова струна порвалась! – дрожащими руками обхватил голову и рассмеялся. – Снова этот кошмар!
Свиток 7 – Игра в вэйцы – 7
Ян Лин
Мы все затихли. Долго они пытались взглядами пропороть мое тело, но своим смешным оружием нападать не решались, видя тяжелый меч, чьи ножны крепились к моему поясу. Простолюдины в его присутствии и в том, как спокойно я поднялся, безошибочно различили воина. Как вороны, как мелкие крысы—падальщики боялись приблизиться к большому хищнику.
И я меч вытащить не решался, помня, как едва не ослеп за не самое страшное нападение на местного оборванца.
Долго—долго стояли мы напротив друг друга. Я один – Ки Ю так и не очнулась, а брат ее так и не решился отойти от приютивших их, бесполезной ветошью сидел возле неподвижной девушки, по чьей одежде расползалось новое кровавое пятно – и все оборванцы, кто мог стоять и что—то в руках держать, против меня. Один напротив толпы. Хорошее упражнение для тренировки спокойствия. Хотя стало поднадоедать.
Взглядом лениво обвел пещеру – никто не решился напасть первым, пока я отвернулся.
На камне почти овальном, стоявшем немного в стороне от центра пещеры, лежала еда. Странно, но за те несколько часов, что я провел в подземелье, никто из нищих не подошел к этому чистому куску белого шелка и нежно—сиреневого, никто ни крошки с него не взял. Никто тот кувшин так и не пригубил. Даже когда еду, сверху добытую, принесли, эту никто не тронул. Странные они.
Снова обвел притихших простолюдинов взглядом. Кто—то из них как раз рухнул, выронив мотыгу. Раненый при пожаре – от ноги ощутимо воняло паленым – но до последнего стоял, пытаясь заслонить своих. Кто—то присел возле него – не совсем очерствели они, хотя б друг к другу – а толпа сомкнулась, пряча его от меня. Брат Ки Ю виновато поднял взгляд.
Защищает ли их здесь заклинание прежнего владельца, а может статься, даже создателя пещеры? Сможет ли защитить их всех? Кажется, они и сами не знали ответ.
Тишина. Непривычный мягкий, яркий свет, как будто мы еще стоим днем где—то наверху. Нет, солнце уже к закату близится: мягкий свет, не слепящий. Кто мог точно придумать и рассчитать такое?
– Что тут у вас? – устало спросили со стороны.
– Старший брат! – радостно обернулся к нему мой проводник.
Даже видя меня в окружении вооруженных его друзей, Ли У спокойно мимо прошел, прижимая к себе два свертка – маленький и большой. На колени у камня у около центра опустился, поклонился, положив ладонь на кулак. Потом, не глядя на нас, поднялся и на шелковые отрезы новые яства положил, свежие. У нас тут разборка наметилась, а он о еде думает?!
– Старший брат, он на нас напал! – доложил мальчишка. – Он сказал, что господина Сина убил! Сам!
Но Ли У сначала еду с малого свертка на камне разложил, потом старую сложил на развернутый большой поодаль. Неторопливо. Снова камню поклонился.
– Смысл—то какой перед камнем спину гнуть? – не выдержал я тишины и того, что меня так нагло игнорируют. Да и своих, впрочем, тоже.
– Я не могу поклониться тому, кто спас мою жизнь, но, кажется, он когда—то сидел здесь.
– А еду свежую, чтобы мог поесть, ежели придет? – запоздало сообразил я.
– Это лишь малость, которую я могу для него сделать.
– А если он демон?
Одна из мотыг полетела мне в висок. Я за запястье крестьянина перехватил. За ворот душить не осмелился. Мало ли. Странные они все здесь.
Ли У все—таки оборотился ко мне.
– Отпусти его, – сказал спокойно.
– А если нет?
– Тогда заживо сгоришь, – был спокойный ответ.
Я не удержался от того, чтоб слегка наподдать дерзнувшему напасть на меня – он отлетел на братьев своих, но те придержали его – однако на это мягкое нападение, умеренно злобное и не смертельное, местное колдовство не среагировало. Но столько людей тут… они, обозлившись или сильно испугавшись, толпою на меня кинуться, что больные, ч о здоровые, тогда мне уже по—настоящему обороняться придется. Тогда, может быть, я и правда сгорю?.. Или это еще не известно? Ли У мог соврать мне, но неохота проверять на себе всю мощь древнего заклинанья.
– Даже если демон, мне все равно, – Ли У опять камню поклонился, низко—низко, – я благодарен ему.
Наконец—то подошел к нам, стоявшего с краю тронул за плечо:
– Братья, можете поесть.
– А этот? – старик на меня мрачно обернулся.
– Если б хотел на вас напасть – давно б лежал тут пеплом.
Ну надо же, пригодилась мне моя нерешительность! Но вот размах магии первого хозяина пещеры поражает. И его жестокость. Он точно не демон?
– Он защитил нас, – юноша оглянулся на каменное возвышение, – поэтому я всегда буду ему благодарен.
– По—моему, ты просто воспользовался его берлогой сверх его доброты, – усмехнулся.
– В таком случае и отвечать мне одному, – невозмутимо и искренне ответил парень на мою подколку.
Нищие расступились – кто—то едва ногу сдвинул, но юноша подошедший руку мягко положил ему на плечо, намекая, чтоб не дергался – и люди расступились с той стороны, и Ли У ко мне прошел.
– Старший брат, сестра говорила, что он пришел спасти меня! – вскочил и упал на колени пред ним прежде молчавший трус.
Ли У встал шагах в двух до меня – удобно дотянуться до глотки или до сердца мечом – и замер напротив, скрестив руки на груди. Спокойствие, редкое для простолюдина. Сила командира или… выходца из благородных семей?
– Зачем ты поджег тюрьму? – грустно и укоризненно спросил внезапно он. – Даже если ты хотел убить Сина – зарезал бы вечером у борделя. Ты совсем не подумал, что из—за пожара могли пострадать люди?
Смотрит вширь.
Я решил ответить ему как равному:
– Но и вы смогли извлечь из пожара пользу. Стоит ли меня укорять?
– Мы готовились этой ночью напасть на тюрьму, чтобы брата вызволить.
– Хорошо сложилось.
– Из—за тебя пострадали и погибли люди! – ненавидящий взгляд.
– Он… он обещал брата спасти и привести к отцу. А—а!
Люди шарахнулись в стороны.
Кажется, очнувшаяся Ки Ю приподнялась, потом рухнула на бок. По одежде на спине расползалось кровавое пятно.
Я возмутился:
– Да не двигайся ты! Как будто родители твои хотят увидеть твой труп!
– Но брат… – едва слышно прошелестел голос лежащей. – Брат теперь не сможет пойти к ним.
– Брата твоего мы укроем. Попозже выведем и наберем еды и денег в путь, – спокойно возразил Ли У.
Точно, старший брат он тут для всех.
– Я могу сам сказать вашим родителям, что вы оба живы, – внезапно сам для себя предложил. – Раз я обещал, должен же чем—то помочь! Но ты должна поклясться, что будешь спокойно лежать и все силы приложишь, чтобы выжить! Раз уж судьба сохранила тебя, ты не можешь погибнуть на руках у чудом спасшегося брата.
Ближайшие простолюдины помогли ей медленно разогнуться, уложили бережно, одеялом прикрыли обтрепанным.
– Музыка… – едва слышно слетело с тусклых губ. – Я слышала музыку…
– Музыка не могла спасти твою жизнь! – проворчал ее брат.
– В бреду всякое примерещится, – внезапно поддержал я его. – Ты уж лежи спокойно, девочка. Он глубоко тебя подстрелил. Если повредил сосуды – тебе не жить.
– Ты! – брат ее вскочил, сжав кулаки.
– Правду говорю, – и добавил тише: – Она же не хочет сдохнуть на твоих руках, причиняя тебе боль.
– Не хочу… – тихо—тихо молвила раненная.
Мы какое—то время молчали. Я не смотрел на них. Для себя решил, что весть передам родителям.
– Если хочешь – мы своего можем послать, чтобы родителям их сообщить, – предложил внезапно предводитель нищих.
– Лишь внимание привлечет незнакомое лицо. Меня в той деревне уже видели, у родителей ее гостил. Тем более, что брата ее собирались казнить. Особенно, в дни после смерти прежнего главы стражи. Кстати, нового уже выбрали?
Ли У промолчал: то ли не знал, то ли не захотел отвечать.
– Ну, я пошел, – надо убираться, покуда кто—то опять не довел меня до нападения и сгорания заживо. – Родителям Ки Ю сам сообщу радостную весть, что дети их оба живы и в безопасности оба. А вы… – покосился на возвышение. – Вы можете и дальше продолжать молиться своему камню.
– Лучше уж камню поклониться и предложить еды, чем топить девушек.
– А их тут кто—то топит? – поднимаю брови.
– Каждые шестьдесят лет служители храма драконов Вэй топили во славу ихнюю красавицу из местных, – юноша нахмурился.
– Скорее уж чиновники топили наскучивших им любовниц, – поморщился какой—то ремесленник, в самой приличной одежде из всех.
А, он им в первый раз приносил еду.
– Как бы дарили целомудренную прелестницу в жены богам Хуанхэ, – глава простолюдинов вздохнул.
– И всегда из бедных! – возмутилась женщина, прежде лежавшая неподвижно.
– Если б родители сами не продавали своих дочерей, их не топили бы! – проворчал парень широкоплечий с обгорелыми руками.
– Нужда же, – тихо сказал Ли У с грустною улыбкою.
И все притихли.
Только…
– Странно, я не слышал об этой традиции.
– Последнюю утопили лет сорок назад, тебя, быть может, тогда и на свете не было или еще не обсохло молоко на губах.
– Последняя была из чиновников, – старик скрюченный упер мотыгу лезвием в пол пещеры, сам на рукояти пальцы скрюченные и обожженные сложил. – Тетушкой господину Чжану навроде приходилась. Стерва редкостная. Кричала, что красота ее достойна только богов.
– Так вроде говорили, что снизошла она до раба али тот поимел спьяну ее – и кто б ее такую замуж потом взял? А позор бы раскрылся – и постыдная слава легла б на людей ее семьи! – не удержалась старуха с изуродованным шрамами от прутьев железных лицом. – Просто взяли и утопили ее родственнички, дабы никто не узнал. И приплели ко всему древнюю легенду. Девушек—то уже лет сто али сто двадцать никто в Шоу Шан не топил. Ушла бесстыдница будто героиня. Даже слезинки не проронила, когда вышла из паланкина разодетая на берег реки.
– А боги так обозлились на нечистую, что лишили город своей защиты? – хохотнул какой—то парень с отрезанною мочкой уха.
– А Хуанхэ—то причем? – не выдержал я.
– Так говорят, что из местной ветви Хуанхэ боги, что защищают Шоу Шан. И что дворец их на дне реки.
Догадка интересная, но что—то мне неохота топиться, чтобы это проверить. Одни хлопоты с этими проклятыми драконами!
Их командир молчал, грустно прислушиваясь к перебранке. Просто так не лез. Руки скрестив, смотрел он внимательно на меня. Взгляд опять опустил и задержал на мече.
– Меч не отдам, – ухмыльнулся. – Сам ищи свой.
Тем более, без этого клинка мне не отличить дракона от людей. Мне Хэ У сообщил, что эти твари могут принимать облик вроде людской. И не захотят – так сразу и не разберешь, человек али бог пред тобою.
– Я вот смотрю на твое оружие и понять не могу… – Ли У задумчиво почесал левую бровь. – В первый раз тебя увидел – и вроде меч был как меч. А сегодня мне то и дело хочется на него сплюнуть. А вроде не изменилось ничего.
– Может, на меня хочешь плюнуть? – ухмыляюсь.
Я его не боюсь. Даже если парня и его сброд охраняет древнее заклинанье.
– Ты—то причем? – задумчиво спросил юноша, продолжая смотреть на рукоять меча.
Полыхнуло голубыми искрами. И возле нас появился полупрозрачный Бо Хай. Растерянно дух меча обошел вокруг юноши, в лицо ему напугано вгляделся. Руку полупрозрачную к вороту протянул. Ли У вдруг отпрянул, поежившись. Хотя вроде на меня смотрел, не замечая его.
– Спроси… – дух лик ко мне обратил растерянный. – Спроси, нет ли шрама от веревки на шее у него, Ян Лин?
– Тебе—то зачем?
– Что мне зачем? – нахмурился Ли У.
Точно, не видит его.
А убитый мною свои руки в запястье мое вцепил. Да, мгновением позже, дочка появилась подле нас, упала на колени, на отца посмотрев.
Нахмурившись, юноша взгляд скосил туда, где стояла в мольбе полупрозрачная девочка. Сквозь ногу ее на пол посмотрел. Не заметил. Странно, он как—то чувствует присутствие этих духов?
– Это… – сморщил лицо мертвый чиновник. – Это сын может быть мой! Тот, которого приказала убить моя госпожа… слугам велела избить и душить, раз он внебрачный сын, – он, кажется, хотел расплакаться, только души не плачут. – Я узнал только потом, что его утопили в Хуанхэ.
– Что ты хочешь от меня? – Ли У поморщился. – Я не понял.
– Тебя пытались утопить в Хуанхэ?
– Много болтаешь, – он щелкнул пальцами по лбу моего проводника.
– Да я—то что! – возмутился тот, прикрывая ладонью лоб, но под взглядом мрачным его смутился. – Ну, я сказал. Извини, старший брат.
– Еще одно слово лишнее – и тебя из клана выгоню, – был холодный ответ.
– Простите меня! – выронив нож, мальчик рухнул на колени.
Но предводитель простолюдинов его под руки подхватил прежде, чем он упал на лезвие. Благородный юноша. Бережет своих.
– Уходи, – мрачно посмотрел он на меня. – Если будешь много болтать, то мои люди найдут тебя везде. У нас все последнее, что осталось и на что мы можем надеяться – это нашего убежище, – мальчишку рыдающего поставил на ноги, отодвинув осторожно ногою в соломенной сандалии нож.
Мальчишка руками его за пояс обхватил и прижался к нему, лицом уткнулся в живот, зарыдав. Вздохнув, Ли У легонько похлопал его по голове.
– Да не выгоню я тебя, дурень, не выгоню. Я помню, что тебе некуда пойти. Но если ты будешь много болтать – ты всех нас можешь погубить.
– Он дело говорит, – я кивнул. – Вредно много болтать. Не волнуйтесь, я не расскажу никому об этом подземелье.
– Спроси, есть ли у него на шее шрам от веревки! – взмолился призрак, продолжая цепляться в мою руку. Точнее, делая вид, что держит мой рукав – он к живым уже не мог прикоснуться.
– Да дался тебе этот шрам от веревки! – вздохнул.
– Что ты сказал?! – резко повернулся ко мне Ли У.
– Ничего, – мрачно зыркнул на коленопреклоненного духа у моих ног, тот не сдвинулся.
– Тебя послала вдова Бо Хая, чтобы меня убить? – Ли У выхватил из рукава кинжал.
Все расслабившиеся было нищие опять подняли свое нелепое оружие, сдвинулись вокруг меня плотным кольцом. Мой проводник, ко мне развернувшись, руками раскинутыми своего предводителя заслонил.
– Сын! – без слез рыдал мной убитый. – Это точно мой сын! – по ноге легонько похлопал полупрозрачную дочку – он только к ней мог прикоснуться теперь. – Это твой брат, Чун Тао! Брат, которого я не защитил! Боги уберегли его! – вдруг ударился лбом, согнувшись, об пол. – О, хвала богам, что сохранили его!
Как—то загудело, заискрилось что—то в воздухе над едою у камня.
Все, вздрогнув, повернулись к алтарю.
– Что ты сделал? – мрачно повернулся ко мне предводитель нищих, сощурился. – Ты… и сам колдуешь?
Опасно их злить. Опасно пугать их. Их точно прикрывает какое—то заклятье. Но видеть мою жертву в таком отчаянии… словно по живому режут мне сердце невидимым ножом.
– Я просто вспомнил, что говорил твой отец, когда плакал мне о твоей смерти. Он… – я на замершего на коленях духа посмотрел. – Он очень сожалел, что не смог тебя защитить. И, раз ты так среагировал на слово «веревка», значит…
– Убирайся! – юноша вскинул руку и по моей щеке полосу глубокую прочертил.
– Но твой отец… он хотел передать тебе…
– Уходи и чтобы больше я тебе никогда не видел!!! – проорал Ли У.
– Твой отец…
– У меня нету рода! – прокричал он с ненавистью. – Слуги родного отца приходили, чтобы меня убить! – криво усмехнулся. – А прежде он хотел купить мое расположение. Не купил. Решил убить.
– Это не я! – отчаянно обхватил голову Бо Хай. – Это не я велел им!
