Текст книги "Ряд случайных чисел [СИ]"

Автор книги: Елена Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Два месяца спустя.

Учу детей магии. Получается коряво. Очень сложно адаптировать плетения и жесты, рассчитанные на шесть пальцев, к их пятипалым ладошкам. Стихий-то шесть: камень, жизнь, воздух, свет, огонь, вода. Решил убрать огонь. Тут тепло, обойдутся.

Два месяца спустя.

Подошел сегодня самый длинноволосый. Я решил, что Йэльф, и не ошибся. Говорит: «Саймон, фруктов мало-мало есть». Остальные в сторонке стоят. Я посмотрел – действительно, тощие они какие-то, и их так много! Когда успели-то? Сказал, что подумаю. А чего, собственно, думать? Надо лестницу вырезать вниз из долины в джунгли – пусть ходят, собирают там. Заряд в резаке атомный, почти вечный. Ствол бы не расплавить, а так – запросто.

Полгода спустя

Задолбался! Сначала резал лестницу, потом понял, что не прав. С открытой лестницы на отвесном склоне моих деток просто сдует. Или смоет, если дождь. Значит, в плохую погоду они будут сидеть голодными. Не годится. Пришлось таскать на левитре деревяшки, строить леса, наплавлять козырек и перила. Получился почти тоннель сверху донизу. Неэстетично, но практично.

Годом позже.

Детишки отъелись, повеселели. Сажаю каждый день, скоро уже всех посажу, пересчитал – осталось 248 штук, до конца года управлюсь. Теперь можно каждый день – нянек полно. С новорожденным они сами разбираются: селят, объясняют, что можно, а что нельзя, в общем, самоуправление. Я доволен. Объяснил, как разбиться на бригады – одна сено таскает, другая за фруктами ходит, выслушали, применили или нет – не знаю.

Через 9 месяцев.

Ура! Посадил последнего! 10 месяцев – и я свободен от фермерства!

Через 5 месяцев.

Я клинический идиот. Песни они поют, да? Ах-ха! Со мной коряво разговаривают? Маленькие еще потому что, да? Чичас! Три «ха-ха»! Язык это у них, понял? Вот так-то! У меня инфор три раза завис, пока расшифровал! Я-то просто песенку записал красивую, анализатор включил – а он и завис! Три дня я после этого бился, но, все-таки, расшифровал! Язык невообразимо сложный, выучить нечего и думать, придется опять лезть в кубышку за магией и делать артефакт-переводчик. Надо же мне знать, о чем мои детишки поют. А самое главное – это и есть их магия. И вся моя словесно-пальцевая наука нужна им, как топор кружевнице. Как же я раньше не заметил, что когда они поют, магический фон появляется? Видимо, уже настолько привык к его отсутствию, что перестал отслеживать его изменения. С одной стороны – обидно, провели, как лоха. С другой стороны – здорово, работает моя программа! Будет в этом мире магия! Только когда? Их, все же, очень мало. Доживу ли?

Годом позже.

У меня колоссальный облом! Повар мой накрылся. Видимо, пока я в нем ковырялся, я сбил какие-то настройки, или нечаянно какую-нибудь плату покорежил – но он теперь кроме чая и сухариков с орешками ничего не выдает. Впрочем, макака вполне довольна, а вот мне без мяса грустно. Придется перейти на подножный корм. Пойду на охоту.

Через месяц.

Резаком хорошо убивать, но он спекает сосуды, и кровь не стекает, как положено. Пришлось сделать себе каменный нож. Пытался делать острые сколы – жутко неудобно. Стал извращаться с резаком. Результат – острая серповидная «долька». Более толстый конец засунул в дырку в палке, залил расплавленной смолой. Выглядит коряво, но держится крепко. А главное – удивительно удобная штука получилась и острая. В дальнем конце долины сложил печку из камней, как в инфоре показано, копчу мясо. Макака попробовала – не понравилось. А мне нравится. Это вам не «курица в фольге»!

Через год.

Тьфу! Такая чушь получилась – даже записывать не хочется! Один из них меня видел за разделкой туши. Знал бы, во что это выльется – прибил бы тогда же. Завалил я бычка, шкуру снял, мясо срезаю, в кучку складываю. Вдруг слышу – кого-то явственно рвет у меня за спиной. Прямо выворачивает. Обернулся – один из моих. Глаза аж круглые, рожа от страха перекошена. Я говорю:

– Ты чего, малыш? Съел чего-нибудь не то? – и сделал к нему шаг. Он как взвизгнет – и в кусты. Я потом прикинул – ну, да, видуха та еще: весь в кровище, в руке серп окровавленный… Что он там своим наплел про меня – не знаю, но теперь они от меня шарахаются. А я-то еще ему тогда посочувствовал, бедняжка, мол, напугал тебя бяка Саймон видом страшным, безобразным. Знал бы, кто из них это был – точно бы поколотил за трепотню, но они для меня все на одно лицо. А теперь мне и объясняться не с кем. Если сталкиваюсь с кем-нибудь на тропинке, он на колени падает, голову рукам прикрывает и трясется, как холодец. И что ни говори – только кивает и трясется. Блин! Противно – слов нет! Я же ни на одного из них ни разу руки не поднял, только первого один раз за мех на башке подергал, когда он макаку обидел. Я даже не орал на них ни разу! Ничего я им плохого не делал – чего ж они перетрусили? Пытался спрашивать – кивают и трясутся. Плюнул и ушел, чтобы от злости действительно кого-нибудь не прибить. Придурки, мать вашу в нищету!

Год спустя.

Они слиняли… Все 365 «-эльфов» – у них у всех имена на «-эльф» заканчиваются почему-то. 35 зародышей так и не взошли – не знаю, из-за чего. Причем, засранцы, ушли по той самой лестнице, что я для их удобства целых полгода старательно вырезал! 1457 ступеней! Скоты! Трусы! Месяца три назад я натыкал везде «жучков» с записью – послушать, о чем базарят. Оказывается, я распоряжаюсь жизнью и смертью – почти бог, ага, ну, хоть не бог заразы – и зовут они меня «Жнец», с цоканьем на последней букве. Да и пожалуйста, мне-то что! Хотя, если честно – слегка обидно. Все же я их создал, и довольно много для них сделал, и заботился о них в меру сил и разумения, и пытался их чему-то научить. И все отброшено только потому, что я ем мясо? Но те здоровенные кошки тоже хищники, а их-то мои детишки совсем за это не осуждали! И не боялись абсолютно – я сам видел, как трое остроухих общались с одной «киской»: за ушами чесали, гладили, хихикали, даже катались на ней, по-моему. Почему кошкам можно охотиться, а мне нельзя? Я обиделся. Но наплевать. Пусть живут, как хотят, лишь бы магию вырабатывали. А временное назначение богом смерти я как-нибудь переживу. Вот только понять бы, насколько временное.

Через два года.

Долго не писал – ничего не происходило. А сегодня макака подошла ко мне, попросилась на ручки. Я взял ее, она обняла меня за шею, пристроила голову мне на плечо и довольно вздохнула. Это был ее последний вздох. Я… плакал. Даже сейчас пишу – и слезы наворачиваются. Я знал, что это вот-вот случится. Еще год назад ее мех начал из серебристого превращаться в просто белый. Она стала много спать и не могла уже запрыгивать мне на плечо, а трогала меня за колено, и заглядывала в лицо – возьми? Она прожила, конечно, намного дольше своих сверстников – я ни разу не видел среди них никого с белым мехом. Она была очень старенькой, моя макака, но, все равно, ее смерть меня потрясла. Сейчас, когда ее не стало, я понял, что только она и стояла между мной и чудовищным одиночеством, в котором я живу. Она гладила меня по голове, когда я болел, она принесла мне лекарство, когда я уже был готов умереть, она отважно бросилась защищать меня от противника, превосходящего ее в сто раз! Созданные мной существа не идут с ней ни в какое сравнение, во всех них вместе взятых нет и десятой доли ее душевного тепла и отваги! Никогда не думал, что я, немолодой уже мужик, наверно циник, так привяжусь к мелкому полуразумному созданию. Мне очень тяжело. Я ведь даже так и не дал ей имени – просто говорил «Эй» и цокал языком – и она отзывалась. А может, это она и считала своим именем? Я давно уже разобрал свой скальный аккумулятор. Сегодня я набрал свежего сена и цветов, и запаял мою подружку в этом маленьком склепе. Спи спокойно, моя девочка. Здесь тебя никто не потревожит. А меня здесь больше ничто не держит. Я улечу на левитре на другой континент и оборудую себе капсулу стазиса. Маг-аккум поставлю на прием и подключу таймер, который разбудит меня после наполнения емкости магией. Жить здесь неизвестно сколько, без магии, в ожидании неизвестно чего в полном одиночестве я не смогу, приручать еще одну зверюшку я не хочу – слишком тяжело, я не хочу еще раз испытывать то же, что сегодня. Пойду собираться.

Дин Пэр ле Скайн, дракон,
30 лет (возраст в человеческом эквиваленте)

Он балансировал на двух ножках стула, придерживаясь рукой за стол. По другую сторону стола, гневно выпрямившись, стояла она. Водопад волнистых голубых волос на спине почему-то сильно подчеркивал огромный живот. Да что ей надо-то? Ну не виноват же он, что ей все время плохо, и она не может никуда ходить вместе с ним, как раньше? Что ж ему – тоже дома засесть безвылазно, чтобы ей обидно не было?

– Ну и что ты сделаешь? – он сделал судорожный рывок, пытаясь увернуться от летящего в лицо обручального браслета, и, не удержав равновесия, вместе со стулом грохнулся на пол. Еще лежа на полу, почувствовал запах озона и услышал слабый хлопок – она ушла порталом. Опять мамочке жаловаться побежала! Завтра еще с любимой тещей объясняться! Опять скандал! Примчится ни свет ни заря, орать будет! Достали эти бабы! Он женился? Женился. С ребенком согласен? Согласен. И чего еще им от него надо? Спать надо лечь, вот что.

К его удивлению, его никто не разбудил, и теща не прибежала с воплем «доколе?». Он прекрасно выспался, позавтракал и решил сменить гнев на милость – позвонить и извиниться. Если честно, он, конечно, был не совсем прав. Через час, пообщавшись со всеми знакомыми и подругами жены, и даже с тещей, он забеспокоился. Ее нигде не было. А еще через час впал в ступор. Произведенный домашними средствами поиск по крови показал, что ее нет на планете. Нет совсем, ни живой, ни мертвой. Она дура, да? Пространственный портал – это же прорва энергии! О ребенке бы подумала – ей же рожать вот-вот! И она… теперь… где-то… одна… Ему стало нехорошо. Ну, когда вернется, он ей…! А если не вернется? А если она… не может? А если… а-а-а!!! Он в панике побегал по дому, потом заставил себя собраться, установил вектор портала и затребовал в астрономической справочной таблицы эфемерид. Он примерно помнил время ее ухода, но только примерно, поэтому вектор уже превратился в веер. Плюс смещение по орбите, плюс вращение планеты, плюс гравитационный колодец каждой звездной системы, мимо которой проходит вектор, искривляющий его в зависимости от общей массы системы и расстояния прохождения…! Через пару часов до него дошло, что на слабеньком домашнем терминале он не в состоянии даже приблизительно определить зону поиска.

– Пап? Здравствуй! Твоя мечта сбылась – я чувствую себя полным дерьмом и стопроцентным мерзавцем.

Ой, какой же был скандал! Сначала его чуть не убили, потом стали игнорировать. Все, и ее и его родственники, оказались удивительно единодушны в определении, кто он есть и куда он может засунуть свое запоздалое раскаянье и страх. Но он выклянчил, выбегал, наконец, вышантажировал себе участие в поисках. Не ее – ребенка. Надежды было мало. Взрослого дракона очень трудно убить. Если бы она могла, она бы уже вернулась. Значит, не могла. Но, может быть, уцелел ребенок? Его ребенок! Он это точно знал – иначе не женился бы. Ищите дураков! Да, первые пять-семь дней младенец абсолютно беспомощен, но потом включается память рода. После этого дитя адаптируется мгновенно. Если только… Если у него есть эти пять дней. Или если мать при родах не ушла в бесформенность. В противном случае произойдут не роды, а псевдомитоз, после которого останутся две бодрые, здоровые и абсолютно безмозглые псевдоамебы весьма солидного размера. И тогда, если рядом окажется опытный маг-повитуха, у матери будет возможность вернуть свою форму, а вот у ребенка… В те невообразимо далекие времена, когда подобное безобразие еще иногда происходило, такое «дитя» просто уничтожали – другого выхода не существовало. Псевдоамебы размножались быстро, очень быстро, благодаря способности напрямую ассимилировать даже неорганику, и представляли собой вполне реальную угрозу. Но нет, она этого не сделает! Ведь не сделает же? Родственники собрали все имевшиеся средства, нажали на все имевшиеся рычаги, задействовали все полезные знакомства. В результате зону поиска просчитали в обсерватории, к поиску подключилось федеральное бюро расследований и, как ни странно, столичный зоопарк при институте ксенологии и космозоологии. Эти согласились покупать животных, желательно в комплексе с пищевой цепочкой, из неизученных миров. Несмотря на это, обеим семьям реально грозило впасть в энергетическую нищету, если поиски затянутся больше, чем на год. Время шло, зоопарк пополнился четырьмя комплектами форм жизни, надежды и средства таяли. Время шло. О времени Пэр думал с ужасом. Уже соотношение 1 к 4 даже в верхних слоях атмосферы создавало ощущение погружения в горячий плотный вихрь, за счет ускоренного движения молекул воздуха, а живность, доставленная оттуда прямым порталом, за считанные минуты, на глазах изумленных «времялазов», превратилась в кучки праха, покрытые коркой льда. Так далеко исследователи космоса не заходили еще никогда. Поиск пропавшей женщины превращался в научное исследование. Кто-то из обслуги проболтался репортерам, а может просто продал информацию. Неожиданно оказалось, что тема интересна всем, посыпались запросы от совершенно посторонних лиц, пара из которых спрашивала, например, на какой счет перевести средства для продолжения поисков. Через пару месяцев вся планета в положенное время собиралась у визоров, чтобы узнать последние новости о поисках и посмотреть панорамы других миров. Программа набрала невиданную популярность, рейтинги сериалов неудержимо падали. Неожиданно, вместо разорения, даже при том, что пришлось делать дорогостоящие последовательности промежуточных порталов 1:2, поиски начали приносить доход, и не маленький. Пэра не вышвырнули по одной-единственной причине: только он один, как отец, смог бы сразу почувствовать присутствие в мире своего ребенка. Ребенка? Если малыш выжил, сколько лет ему окажется, с учетом ускорения? Не оказался бы ребеночек старше папы лет этак на тысячу…

Поиски велись уже почти два года, когда, пройдя 8 промежуточных порталов и ощутив пронизывающий холод, Пэр вдруг почувствовал – здесь! Осознание присутствия было настолько сильным и непривычным, что он заорал и растерялся, полностью захваченный этим ощущением. У него никогда еще не было детей, и он не верил всем этим россказням про родительскую эмпатию. Как он сейчас ощутил на собственной шкуре – зря. Ему сразу стала близка и понятна его невыносимая теща, всегда раздражающе трясшаяся над своей драгоценной доченькой. Он в первый раз почувствовал отцовство дракона – и это его потрясло. Да, теперь он поверил рассказам о том, как родители насмерть бились с врагами за своих детей. Раньше, еще в школе, когда их заставляли читать старинные сказания, он только плечами пожимал – бились, ну и дураки! В результате и ребенка не спасли, и сами погибли! Остались бы живы – новых бы нарожали! И до самого последнего времени он продолжал придерживаться того же мнения. Но вот теперь, вот сейчас… Нет! Не-е-ет! Сейчас он и сам готов был всему миру глотку перегрызть за свое дитя! Но где же его искать? Этот мир огромен!

Оцепенев от внезапно вспыхнувших чувств, ошеломленный и морально дезориентированный, он пролетел по классически баллистической траектории и вмазался в скалу. Тут бы и настал ему полный… э-э-э… окончание поисков, но в последний миг он чисто инстинктивно успел принять бесформенность и размазался, стекая, а не разбился, сломав структуру. Судорожно, рывками, собрав себя и приняв гуманоидную форму, огляделся вокруг. Холодно! Как же здесь холодно! Видимо, они перестарались с порталами, и, по отношению к этому миру, он слегка ускорен. А приборы… в пыль. Порталы? Целы. Хорошо. А это что у нас здесь? Очнувшись от столбняка, коченеющими от холода руками, он долго, остервенело и упрямо, лупил обломком штатива по скале, отколупал кусок и активировал цепь обратных порталов.

Спешно произведенный анализ показал, что последнее магическое воздействие на обломок произошло больше 6000 лет назад. Как раз на той стороне скалы, о которую Пэр затормозил, через весь «фасад» шла кривовато проплавленная магией надпись на языке драконов. Очень короткая надпись. «МАМА».

Легенда.

– Слушай, Дон! Раз ты такой древний, может, ты знаешь, кто такая Мать Перелеска?

– А оно тебе надо? Откуда вдруг такой странный интерес?

– Ну, интересно же – кого поминают! И причем тут «чтоб мне девкой стать!»? Да подожди ты обниматься, миску опрокинешь – ягоды передавим! Я даже в библиотеке Универа ничего не нашла. И в марше вашем вот это «на троне Корона и Перелеска-мать!» Должно же это что-то значить?

– А ты Трон когда-нибудь видела? – Дон уселся напротив, подпер голову рукой, растекся боком по столу.

– Только на картинке, – пожала плечами Лиса. – У нас в библиотеке здоро-овый такой альбомище был с миниатюрами «Убранство Дворца и Парка».

– Ага. А спинку Трона рассматривала?

– А чего спинка? Резная, сквозная, дракон, вроде, вырезан, наверху корона выточена. Если честно, особого впечатления не произвел, могли бы и поинтереснее придумать! Так – креслице. Здоровенное, конечно, но – креслице.

– Ага. Так вот. Во-первых, Трон не вырезан, а выращен. А во-вторых, этот дракон и есть Святая мать Пэр Ри ле Скайн.

– Опаньки! Это как? Дракон – мать? А эльфы тут с какого бока?

– Ты зря искала в Университете. Эта легенда – практически история сотворения мира. В храмах еще может быть и осталось что-нибудь, в дворцовой библиотеке… Я-то в Донн Дроу читал, меня за то и выперли, я ж говорил.

– А расскажи? Ну расскажи-и-и!

– Да я читал давно очень, плохо помню!

– Ну До-он!

– Ну, разве что в общих чертах? – Лиса обрадовано закивала – перебирать ягоды было дико скучно. – Ну, хорошо, тогда слушай. Когда-то в Мире жили только эльфы и драконы. Сколько было драконов, никто не знает, а эльфов было 365 штук.

– Подожди! 368 дней в году – 365 эльфов?

– Я тебе говорю – легенда о сотворении Мира! Жнец сеял по одному зерну каждый день первого года – и выросло 365 эльфов. Ясно? Тебя, между прочим, в храм хотя бы в университете гонять должны были – неужели вам об этом не рассказывали?

– Не-а! Про 365 – ничего. Просто – создал, и все! А почему так мало? Сеял-сеял, и вдруг перестал! Надоело, что ли? А еще троих?

– Блин! Вот сходи к нему и спроси! Не буду рассказывать, ты перебиваешь все время!

– Все-все-все! Заткнулась уже! Давай дальше!

– Эльфы жили в южных лесах поодиночке. У каждого был свой лес, каждый украшал и уговаривал его на свой лад. Среди них были и мужчины и женщины, но они не испытывали друг к другу никакого интереса и даже не вели счет времени. Они были прекрасны, бессмертны и абсолютно равнодушны. Их больше интересовали растения, чем сородичи. Они не общались.

– И в гости не ходили?

– Нет!!!

– Все-все-все! Извини!

– Не сбивай, я сам собьюсь! И так фигово помню! Так вот. Они были бесстрастны и не знали любви. Их леса и их магия давали им все необходимое, и они не испытывали нужды друг в друге. А драконы жили на севере и были смертны, хоть и жили долго. Однажды у них что-то случилось – я не помню уже, мор, что ли? Или что-то в этом роде – неважно – в общем, остался последний. Этот самый Пэр Ри ле Скайн. Он облетел весь мир и не нашел никого из сородичей. Зато он нашел эльфов. Он довольно долго наблюдал за ними, перелетая от леса к лесу. Ему было очень одиноко и скучно, и он решил это изменить. Он скопировал облик эльфийки из соседнего леса и соблазнил первого эльфа. Там довольно длинно и подробно рассказывается, как он это делал – можно, я не буду это пересказывать? Это сейчас я понимаю, насколько бездарно там все изложено, а на воображение юного дроу это произвело совершенно шокирующее впечатление – вспомнить страшно!

Лиса захихикала.

– Представляя-я-аю!

– Ни фига ты не представляешь! У нас, между прочим, воспитание абсолютно раздельное! То есть, настолько раздельное, что о существах другого пола мы узнаем к своему столетию.

– Не представляю, твоя правда! А на фига? А «мамочка, я ушибся»?

– С мамочкой лет до десяти, в лучшем случае – до 15, но это если ребеночек слабенький или болезненный. Я свою и не помню даже совсем, – пожал плечами Дон.

– Да заче-ем? Почему-у? Вот та-ак? – взвыла Лиса. Она уже была готова спасать и окучивать несчастных мелких дроу, брошенных без материнской заботы.

– Ты знаешь, – озадачился Дон, – ни разу не задумывался! Но, по любому, тебя что больше интересует – горькая участь детей дроу или легенда?

– Меня-а? Меня все интересует! Но, ладно, фиг с ними, с детьми. Ты мне это в другой раз расскажешь! – Дон застонал, заведя глаза, Лиса плотоядно улыбнулась. – Давай дальше про Перелеску!

– Так вот, – послушно продолжил Дон – О чем я? Да, в общем, соблазнил. Стали они жить вместе и Пэр Ри родила ему четырех детей, двух мальчиков и двух девочек. Сразу.

– Бедняга! – пискнула Лиса.

– Это легенда, – пожал плечами Дон – У нее прорва магии была, справлялась как-то! Так вот. Сколько они так прожили – неизвестно, а потом, однажды, Пэр Ри перелетела к той эльфийке, под чьей личиной жила с ее соседом. Она навела на девушку морок, подсадила ей память о детях и перетащила к своему эльфу.

– Детей бросила?! – ахнула Лиса.

– Получается, так, – кивнул Дон. – Но, она же не человек и не эльф. Кто знает, что у нее в голове было. По крайней мере, точно так же она поступила и со всеми остальными эльфами.

– Это сколько же у нее детей образовалось? – вытаращилась Лиса. – Погоди-ка! 365 пополам это…180, да? Один лишний. 180 на 4, это будет…720, да? Мамочки! И всех бросила? Ах, др-рянь! – треснула Лиса по столу кулаком. Подпрыгнула миска, подпрыгнули ягоды, некоторые весело заскакали по столу. Лиса, охнув, стала сгребать их обратно. Дон задохнулся вдруг от внезапно пронизавшего его чувства иррационального счастья. Живая. Как Дэрри говорит: «Твой файербол». Но она просто живая. Настолько, что рядом с ней он и сам ощущает себя немного живым – удивительное полузабытое чувство.

– Ты слушать дальше будешь? – сдерживая улыбку, спросил он.

– Буду-буду! Сейчас-сейчас! – Лиса стряхнула последние ягодки в миску и уселась. – Все! Уже слушаю!

– Так вот. Эльфы стали жить парами, растить уже имеющихся детей, которых они считали своими, и рождать новых. Дети Пэр Ри выросли, стали образовывать семьи. Тут-то и оказалось, что от этих браков рождаются не эльфы, а люди. Эльфы рождались только у настоящих детей Перворожденных. Их теперь называют истинными. А Стражи, дети Пэр Ри, все погибли в 300-летнюю войну или были подняты. Я точно знаю, что, по крайней мере, трое старейшин ле Скайн – бывшие Стражи.

Так вот. Люди плодились быстро, расселялись, начались войны и полный бардак. Весело, в общем, стало! Пэр Ри в мужском обличье шлялся по миру, глазел, ввязывался в заварушки и оттягивался, как мог. Скучно ему уже явно не было!

– Слушай, ты же сказал, что драконы были смертны?

– Мы все смертны, – пожал плечами Дон. – Если в меня воткнуть пару острых серебряных предметов – я очень даже умру. В сердце, например, или в голову.

– Я учту… – ухмыльнулась Лиса.

– Да ты коварна! Обижусь! – подыграл Дон.

– А чего тут обижаться? Мало ли что? Вдруг ты заболеешь вампирским бешенством?

– Ч-чем? – поперхнулся Дон.

– Вдруг тебя какая-нибудь блоха заразная укусит, и ты кидаться начнешь! Вот я тебя и усмирю: суну под нос острый серебряный предмет, скажу «Ух, я тебя!» – все сразу и пройдет! Полезные знания в жизни всегда пригодятся! – Дон, сидевший с отвисшей челюстью, наконец опомнился и заржал. – Чего-о? Знаешь, какую жуть мне тут рассказали? Пять человек один тут перекусал, пока скрутили! Правда, оказалось, что не вампир он ни фига. Так, начитался всякого, решил попробовать, как это оно – кровь пить. Что – «хи-хи»? Тем, кого он погрыз, совсем не до смеха было. Мужик серьезный, к делу подошел ответственно, грыз на совесть, старался! – Дон вытирал слезы, всхлипывая от хохота. Лиса перевела дух. Слава Жнецу, вроде хандрить перестал, а то уже два дня такой серьезный ходил – даже страшно стало. И расспрашивать бесполезно. Не соврет, но и не расскажет. Волновать, видите ли, не хочет. А то она не знает, чем Рука Короны занимается! Ага, как же! Познакомились-то где? Вот именно! – Ладно, кончай ржать, как лошадь, рассказывай дальше!

– Ох! – Дон в последний раз хихикнул, вытер глаза. – На чем я…?

– Как он гулял.

– А! Ага! Так вот. Однажды он влюбился. В человеческую женщину. – Лиса недоверчиво хмыкнула. – Ага, вот именно. Но там излагалось именно так, я тут ни при чем. В общем, там вся из себя такая любовь, ее смертельно ранят, и она умирает у него на руках. Он не смог этого стерпеть и поднял ее. Она восстала суккубом, это и был первый в Мире вампир.

– Слушай, кстати, давно хотела спросить, почему инкуб?

– Вот сама же и ответила. Не поняла? Куб – третья степень. Ординар может перекинуться в мышь, но довольно быстро утрачивает контроль, и мышка захватывает власть. Получается тварь безмозглая и весьма опасная. Таких просто уничтожают, обратно им уже не перекинуться. А у инкуба три тела, три ипостаси, если хочешь: мужчина, женщина и летучая мышь, и мы, в отличие от ординаров, с этой зверюшкой способны совладать. Собственно, эта мышь и есть то, что досталось нам всем от гордого тела дракона.

Лиса даже ягоды перебирать перестала от неожиданности.

– Да это прямо издевательство какое-то! Сравнили! Дракон – и в мышь! Она его не убила? Восставшая? Я б поколотила точно! – она с возмущенным фырканьем затрясла головой.

– Не, ничего, мы как-то не в претензии! – улыбнулся Дон. – Ты же видела меня мышкой! Квали говорил, что ты весьма впечатлилась!

– Нну-у, да! Страшновато! Заявка серьезная! Но дракон-то круче!

– А фиг его знает! Может, наоборот, мышь! Дракона кто видел? Никто. Может, он маленький совсем. А мышки у нас вполне …

Они сидели, с улыбкой глядя друг на друга. Потом Лиса покачала головой.

– Так вы все – кровь дракона? – тихо и задумчиво сказала она.

– По легенде – да, – отозвался Дон. – А Пэр Ри ле Скайн за эти тысячи лет превратилась в Мать Перелеску. Мы называем себя ле Скайн, но с Матерью Перелеской это ни у кого в голове не связывается. Забавно, да?

– Погоди, а сколько же тогда лет Трону? Если все уже даже забыли?

– Много, – улыбнулся Дон. – Очень много. Посчитай. Война закончилась в 2301 году. Тогда и был выращен дворец на-фэйери Лив, а в нем Трон. Почти 6000 лет.

– Офиге-еть! – Лиса сидела, задрав брови, сложив руки в миску с ягодами, и пыталась осмыслить возраст креслица, не произведшего на нее никакого впечатления.