Текст книги "Ряд случайных чисел [СИ]"

Автор книги: Елена Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Глава пятая
Бремя памяти

Пэр Ри ле Скайн, дракон, примерно 8616 лет, 8397 год

Почему, высокие небеса?! Ну почему все это досталось именно на его долю? Ему ли, сироте, беспризорнику, неучу с кашей в голове – память крови спасает очень мало, выдавая массу сведений, но абсолютно бессистемных, разрозненных и обрывочных – заниматься возрождением расы? Он давно понял, что не является коренным обитателем этого мира, но как найти родной – не знал. И почему его мать оказалась в этом мире, чтобы родить его и умереть, можно было придумывать все, что угодно. Может быть, там произошло что-то совершенно ужасное, и она швырнула себя в другой мир в надежде на спасение? Может быть. Все может быть. Может, там все погибло, может, он действительно последний дракон в мироздании. Дракон, давший клятву. Идиот! Сейчас жил бы, и не парился. Но там, у погребального костра своей матери, он, тогда еще совсем маленький – недели две от роду – поклялся, что здесь будут жить драконы. А клятвы надо выполнять. И скидки на возраст или незнание всех обстоятельств не бывает. Есть такая вещь – магический откат. Да, он поклялся, движимый чувством вины и ужасом от содеянного – но мироздание клятву приняло, так что, будь любезен, выкручивайся как хочешь, но выполняй. Чувство вины и ужас. Да. Он лет двести чувствовал себя чудовищем, и до сих пор его иногда посещает память о том моменте, когда он понял, что съел собственную мать – и заставляет передернуться всем телом. Можно себя убеждать в том, что разума у него, у новорожденного, тогда еще не было – только инстинкт выживания и голод, а значит, не так уж он и виноват. Можно – а что толку? Нет более идиотского занятия, чем попытки оправдаться перед самим собой. Не чувствовал бы себя виноватым – и оправдания не понадобились бы.

Первое воспоминание – темно, жестко и жжет, причем и жаром и холодом одновременно. А рядом что-то нежгучее и мягкое. И он полез в это мягкое, и было очень тесно, он стал рвать лапами и зубами, и понял, что оно съедобно. Он прожил в съедобной пещере несколько дней, прежде чем включилась память крови – и он понял, что он ест. В панике выбрался наружу. Снега, снега до горизонта, ледяные торосы, ледяной ветер несет снежную крупу. Черное, опаленное неведомым огнем тело матери лежало в конце ледяной траншеи с оплавленными стенками, вывернутое под нелепым углом крыло с остатками обгорелой перепонки полоскал ветер. В голове крутились непонятные слова – пикирование, глиссада… Баллистическая траектория – что бы это значило? А вокруг не было никого и ничего – только снега, хотя память крови подсказывала: дороги, транспорт, города, везде драконы – ле Скайн, ле Каррот, ле Феррон, голубые, желтые, красные – всех цветов радуги, и даже в снегах, на севере и юге – везде все обжито, везде цивилизация! Где же… все? Он забросал мать снегом и взлетел. Далеко на юге виднелась темная полоса, на западе – горы, с двух других сторон тот же снег и лед. Он четыре раза летал до темной полосы, оказавшейся лесом, и обратно, пока не натаскал дров для костра. Потом стоял, пока все не сгорело, мысленно опять и опять прося прощения – и не получая его. Вот тогда он и поклялся. Дурак. Ну, да ладно, это все лирика. Надо еще раз все проверить и делом заняться. А то задержался он здесь не в меру, на целых сто лет. Может, хоть сегодня наконец все получится, и он сможет улететь домой, на другой материк. Не задался у него этот этап работы, что уж говорить! А перед этим все шло так удачно! Он нашел подходящих ящериц, провел колоссальную работу по селекции и, что касается тел – вполне удачно! Правда, чем больше они становились, тем медленнее размножались. А вот с разумом произошел облом. Он мог бы воздействовать на сознание напрямую – но для этого нужно, чтобы у объекта были хотя бы зачатки разума. Увы. Этим его подопечные похвастаться не могли. Они жрали, спали на солнышке, и изредка размножались. И никаких моральных проблем. Именно мысль насчет моральных проблем натолкнула его на раздумья. А не является ли мораль необходимой частью для развития разума? Может ли вообще быть разум без морали, как таковой? Получалось, что нет. Мораль может варьироваться в зависимости от обстоятельств существования и расы, но внутри замкнутой группы она должна быть – обязательно. А если существу, изначально неразумному, привить мораль извне, магически – разовьется ли у него разум? Гадать можно было до бесконечности, а Ри был существом действия – проще сделать и проверить. Получится монстр – убью, и все дела, не в первой нам это дело, решил он и взялся за расчеты. Результаты его шокировали, и настолько, что он чуть было не отказался от своих планов. Единственным вариантом, при котором уровень моральных переживаний выходил на рабочую мощность, оказалось изнасилование, причем неоднократное – отдельное на каждый амулет. А чтобы заклинание прижилось на юной ящерице и подействовало, оно не должно противоречить ее сущности, то есть, насилию должно подвергнуться существо, уже обладающее понятием морали, но неполовозрелое. Ребенок. Ри тогда скрючился от омерзения, и перепроверил свои выкладки раз двадцать – по-другому не выходило. Нет, он не испытывал ни к людям, ни к эльфам, ни к их детенышам никаких теплых чувств. Все они одинаковы: неблагодарные, трусливые, тупые и подлые твари, он и на другой континент улетел аж три тысячи лет назад, чтобы никого из них не видеть – но это не повод, чтобы так поступать с самим собой! Он не насильник в принципе, никогда таких поступков не понимал – по отношению кого угодно к кому угодно! Это омерзительно! Все равно, что по доброй воле нырнуть в помои! Но… клятва.

Больше пятидесяти лет он выращивал кристаллы для амулетов. Прилетел сюда, оборудовал лабораторию, отловил эльфийку юных лет – и вся работа пошла прахом. Девчонка, придя в себя, завопила так пронзительно, что все кристаллы полопались от резонанса. Он терпеливо вырастил новую партию, предпринял серию новых попыток, предварительно лишая подопытные экземпляры голоса – на всякий случай. Ему патологически не везло. Первая девчонка на третий раз сошла с ума – и он стал стирать им память после каждого раза. Другая умудрилась сбежать из пещеры и спрыгнуть с обрыва – почему? Он так и не понял. Он же ей ничего еще не сделал! Третья разбила кружку и ее осколком вскрыла себе вены в бассейне – правда, эту удалось спасти. Он почувствовал что-то неладное и успел вытащить ее и откачать. Почему они так поступают? Блин! Ведь он все равно всем стер бы память и тело возвратил в первоначальный вид – они и не вспомнили бы никогда об этих нескольких часах! А самое обидное – ни одна из 46 не смогла зарядить ему даже одного амулета из 10 кристаллов! Мораль? Хихикс! Они скулили, они пресмыкались, был бы хвост – виляли бы, и ни одна не возмутилась, не разгневалась – что же это делается-то, а? Как их воспитывают? Или это ему просто так везет? Вернее, не везет. Неужели эта тоже окажется пустышкой? Он взял за края паутинку основы с закрепленными на ней кристаллами и аккуратно разместил ее на солнечном сплетении рыжеволосой девчонки, распяленной на станке. Проверил сковывающие заклинания. Можно начинать.

– Очнись, дитя!

Мелиссентия дэ Вале, 11 лет

Ее семья жила в небольшом городке Вале-н-Дор. Тия была особой спокойной и рассудительной. Это отнюдь не означало, что она отличалась кротким нравом или покладистым характером. Просто в семье у них вместо «Упрямый, как дроу» говорили «Упрямый, как Тия». Еще в младенчестве она недвусмысленно дала всем понять, что переупрямить ее невозможно. Ребенок четко знал, чего хочет – и ставил в известность окружающих, а дальше как хотите. С этой няней – да, она будет и кушать, и слушать, и спать пойдет без скандала. А с этой она будет орать, пока все с ума не сойдут – и даже прикоснуться к себе не даст. К пяти годам она научилась подводить под свои желания стройную логическую базу – взрослые только головой крутили в изумлении. С ней перестали спорить – себе дороже, потому она и была спокойной и рассудительной. Любимым летним занятием у нее было валяние в гамаке с книжкой. Оттуда она однажды и исчезла.

Тия очнулась в недоумении. Что это было? На гамак свалилось что-то тяжелое, последовал стремительный взлет, так, что заложило уши – и все, провал, она даже испугаться не успела. А вот теперь, пожалуй, можно – в смысле, пугаться. Неярко светящийся потолок, каменные стены, а она сама, полностью раздетая, распялена враскоряку на каком-то сооружении – и никого. На ум тут же пришли сказки про сумасшедших колдунов. Похоже, ее сейчас будут приносить в жертву!

– Мама! – на пробу сказала она. Голоса не было, хотя горло исправно напряглось. Она удвоила усилия – бесполезно, даже сипа нет. Зато голос раздался над ней – из пустого пространства.

– Пум, пурум, пурум-пум-пум, – сказал голос. – Ага, очнулась? Чудненько. Значит, так. Убивать я тебя не собираюсь, сразу говорю. Но неприятно будет, и сильно. Э-э-э… да, я буду тебе чрезвычайно признателен, если ты постараешься не сойти с ума. Все поняла? Если да – мигни, – Тия не поняла ничего, а мигнула от полного обалдения, но голосу этого оказалось достаточно. – Вот и прекрасно, – заключил он, – тогда приступим, – «Сумасшедший», мелькнуло у Тии в голове, она еще раз беззвучно крикнула «Пусти, урод!» – и тут ее изнасиловали. Это было больно, да, но несравнимо с яростью и возмущением, захлестнувшими девочку. Ее! Это ее, которую дома даже не шлепали – просто потому, что бесполезно – но ведь не шлепали же? А этот гад еще и поет что-то! «Только выпусти – убью!», беззвучно орала Тия, «Гад, гоблин драный, урод, а-а-а! Я брату скажу, я отцу пожалуюсь, пусти, сука!». А воздух тем временем сгустился в фигуру… старшего брата. «Вака, ты сдурел? Ты что делаешь, кретин, отпусти меня немедленно!», но брат не реагировал на немые вопли Тии и продолжал, самозабвенно прикрыв глаза. А рядом… отец? Да что же это? Она беззвучно орала от гнева, унижения и ярости, извиваясь всем телом, но оковы держались крепко, а отец и уже оба брата, старший и младший, продолжали развлекаться – вместе, порознь, меняясь местами… А вокруг стояли мальчишки из класса и глазели, переговариваясь и тыкая пальцами. И все время звучал над ней мерный речитатив, почти пение, того, первого гада, который, конечно, все это и устроил! Не могли же ее родные так с ней поступить по собственной воле! Это все эта сволочь! Она поняла! Это сумасшедший колдун! Что же делать! И отец, и оба брата – все в его власти! А мама? Ее он тоже? «Этого не может быть, это сон, это кошмар, мамочка, я хочу проснуться!», взмолилась Тия в отчаянии. И тут стало еще хуже: пока дух ее сгорал от стыда и бился в безвыходной ярости, тело вдруг свела судорога звериного, чисто животного удовольствия.

Тия очнулась в недоумении. Что это было? На гамак свалилось…

Тия очнулась в недоумении. Что это было?

Тия очнулась в недоумении.

Тия… Тия… Тия…

Тия потеряла сознание.

Ри был страшно доволен. Наконец-то! Какой удачный экземпляр! Он зарядил все, что у него было! Ровно, мощно – вот это характер! На себе попробовал – до сих пор не отдышаться, а всего-то взял десятую часть мощности! Ум-ни-ца! Даже зауважал, честное слово! Сейчас он ее помоет – и пусть она поспит часика два. А потом, как проснется, увидит сундучок со всякой блестящей ерундой, начнет примерять, настроение повысится – тут-то память и стереть окончательно. А то эмоциональный фон – такая штука неприятная, воспоминания стираются, а он остается, поэтому проснется она, ничего не помня, но в совершенно безобразном настроении. А сокровища все сгладят, девчонки все падки на блестящие камушки. Пока в ерунде этой копается – развеселится, успокоится. Не она первая. Ри очень гордился изобретенной им методикой двухэтапного стирания памяти. Он проверял тех, прежних, неудачных – все стерлось без последствий, никаких душевных травм не осталось. Вот память тела – это дело другое, тут никакое стирание не поможет. Но, в общем-то, ничего страшного. Ну, проявится у девочки интерес к противоположному полу немного пораньше – ну и что? Замуж выдадут – и все дела.

Размышляя таким образом, Ри выкупал спящую под заклятием Тию в бассейне. Заодно залечил ей синяки на спине, которые она успела себе наставить об станок, пытаясь вырваться, потом отнес в комнату и уложил в настоящую человеческую кровать. Проверил сдерживающие заклинания – мало ли, что ей в голову придет? Лишние трупы всегда портили ему настроение. Так, теперь еда и кружка с успокаивающим зельем. Все? Можно идти собираться. Сегодня, в крайнем случае – завтра утром, он наконец-то отсюда свалит. Вот еще ему бы память кто-нибудь стер о последних годах, об этих несчастных человеческих детенышах, над которыми ему пришлось «работать». Но… не светит. Впрочем, все было ясно еще в самом начале, он знал, на что шел, так что не надо лукавить с самим собой. Это просто… работа, которая должна быть сделана.

Тия проснулась с воплем ужаса. Ей снился такой кошмар! Снился? Она в панике огляделась. Фига с два это был сон! По спине продрало ужасом. Бежать надо! А папа, братья? Тия спрыгнула с кровати… Попыталась спрыгнуть… Медленно слезла. Каждое движение давалось с преодолением какого-то сопротивления, несильного, но постоянного. Как будто кто-то каждый раз раздумывал, разрешить ей это движение – или не стоит. А может, она все-таки спит? Во сне бывает такое странное состояние: будто плаваешь… Она ущипнула себя за бедро и подскочила – больно, блин! Вот гадство! Осмотрелась. Кровать, роскошная, кстати, столик, сундучок, дверь… Дверь! Тия рванулась… Тия медленно и плавно подошла к двери, открыла – и уныло обозрела ванную комнату. Бассейн с проточной водой, рядом с дверью сиденье, на дне тоже журчит. Гадство! Подошла к кровати, попыталась сдернуть простыню – не голой же ходить, одежды-то не видно. Простыня не поддавалась. Она, пожалуйста, собиралась в легкие складки – но не более того. Забраться под нее или завернуться в нее Тие не удалось. Примерно так же вел себя пододеяльник, с той лишь разницей, что под него можно было залезть, а вот завернуться уже нельзя. И наволочка сидела на подушке, как приклеенная. Гадство! Тия пнула кровать. Ага, как же! Медленно и плавно коснулась пяткой полированного дерева. Зараза, да что же это! Даже злость не выместить! Может, в сундуке ее одежда? Нет, побрякушки всякие блестящие. Еще вчера Тия с удовольствием бы в них закопалась, но теперь, после того, что с ней произошло, ее такие вещи совершенно не интересовали. Сейчас ее волновало, во-первых, где ее семья, а во-вторых – месть! Месть! Не сбежать? Нет выхода? Ерунда! Как-то же ее сюда поместил тот гад, который все это устроил? Значит, дверь есть, просто она сейчас невидима. И надо подготовиться к моменту, когда… Надо что-то тяжелое, вот что. Столик… Эх, никак. А вот кружка. Если ее разбить, получатся симпатичные осколки, которыми вполне можно расцарапать морду тому уроду, который все это затеял! Если у него есть морда… Неважно. Главное – отвлечь и сбежать, пока он будет чухаться! И запереть. А потом найти папу и братьев. Не может быть, чтобы они сами, по собственной воле с ней такое сотворили! Она ни за что в это не поверит! Тия поднесла кружку к носу. Пахнет вкусно. И пить хочется. Не буду, решила она. Мало ли, что он туда намешал! Она попыталась грохнуть кружкой об край стола. Опять то же мягкое сопротивление с оценкой: разрешить – не разрешить. Рука против ее воли осторожно поставила кружку на место. Тия чуть не разревелась с досады. А если кружку поднять повыше, а потом просто разжать пальцы – пусть упадет сама! Тия залезла на стол, подняла кружку, отпустила. С виду вполне бьющаяся посудина запрыгала по столу, как резиновая, щедро залив все вокруг своим содержимым. Гадство! Тия уныло слезла со стола. Кружка лежала на боку, и из нее все лилось и лилось… А как это? На пол натекло уже намного больше, чем в ней могло поместиться! Это магия! Точно, он же колдун! Что же делать-то? Что-то ничего не придумывается. Надо вспомнить, как там, в сказках, избавлялись от злых колдунов всякие принцессы. Было же что-то, точно было!

– Высь и крылья! Что ты тут устроила? – ахнул кто-то у нее за спиной. Кружка взлетела с пола и обосновалась на столе. Тия рывком обернулась, замедленная реакция ног подвела, и девочка плюхнулась в липкую лужу, ощеряясь и шипя, как кошка. Глаза панически шарили по сторонам – и никого не находили. Не успела! Ничего не придумала! И дверь не появилась! Как же он вошел? Или… он призрак? Или дроу? Говорят, они умеют сквозь стены…

– Только сунься, гад! – попыталась рыкнуть Тия, но голос предательски сорвался, она всхлипнула, шаря рукой по низенькому столику: запустить в него чем-нибудь! Это он, тот, кто пел, она его узнала! Она никогда не сможет (рука нашарила жареную курицу) забыть этот голос! Курица попыталась отправиться в свой последний полет, но тормоз опять сработал, и получился не бросок, а вялое помахивание куриной тушкой. – Сволочь! – бессильно всхлипнула Тия. – Гад ползучий! Гоблин драный! Урод чокнутый!

– Да знаю, что не красавец… – растерянно сказал голос. – Так и не навязываюсь, собственно… Че ты бесишься-то вообще?

– Бешусь? – взвизгнула Тия, захлебываясь от ярости. – Где моя семья, гнида? Что ты с ними сделал? Убью, скотина!

– Семья?.. Ой, бли-ин! – ахнул невидимый Ри и схватился за голову. Идиот! Ну да, она же потеряла сознание, а он на радостях, что все получилось, забыл, просто напрочь забыл стереть ей память о последнем разе! Ой, козлина! Правильно она его обзывает, еще и не так надо бы! Если она все помнит… Да кой гоблин – если! Она все помнит. И морок инцеста и его голос, читающий заклинания. Зашибись! Теперь она его не подпустит. И как стирать, если даже не подойти? Исправил эмоциональный фон, блин! Развеселил, блин! И, блин, успокоил! Ага. Дегенера-ат! – Послушай, – Тия уловила движение воздуха неподалеку и напряглась. – Не-не, я подходить не буду, не дергайся, просто – послушай! ПОЖАЛУЙСТА! Вот, я даже проявлюсь – видишь, я просто сел? – В трех шагах от девочки проявилась фигура, то ли отлитая из голубой воды, то ли выточенная из сапфира. Свет странно обрисовывал ее, отражаясь от внутреннего рельефа тела. Мужчина? Женщина? Непонятно. По голосу – вроде мужчина. По ширине плеч – тоже. Тощий. Даже не мышцы – сухожилия. Что-то более темное, менее прозрачное и кудлатое до плеч, видимо волосы, черты лица не различить из-за полупрозрачности и множественности деталей, ясно видны только острый длинный нос и узкий подбородок. И две яркие черные щели вертикальных зрачков. Именно эти зрачки напугали Тию больше, чем все произошедшее, вместе взятое. Именно они лучше всяких объяснений сказали ей: это – не человек. Тия, не сводя глаз с этих черных щелей, заскребла ногами и руками, отползая на пятой точке и скользя по луже. А Ри продолжал заговаривать ей зубы, лихорадочно пытаясь сообразить, что же предпринять. Опять усыпить? Он не эльф, не вампир и не человеческий маг, лично ему для этого нужен непосредственный контакт – а его-то и нету! Наброситься и схватить? А если это и будет последней каплей, после чего она и чокнется? Сейчас-то вроде еще адекватна, просто очень зла. Нет, нельзя так рисковать. Хватит с него трупов и чокнутых детей. Так действительно можно в чудовище превратиться, а что-то не хочется. Он и так уже натворил много такого, о чем хотел бы забыть, спасибо, хватит! И никакие попытки оправдаться перед самим собой – мол, так надо было – не помогают нифига, проверено. Как ни оправдывайся, все равно как вспомнишь – так и передернешься. – Просто послушай, что я тебе скажу, хорошо? Вот. Ты сказала – урод чокнутый. Урод – согласен, но не чокнутый ни разу. Мне – послушай! – мне просто амулеты зарядить надо было, а на самом себе такое не проделаешь! И никакого счастья мне эта процедура не доставила – вот, чем хочешь поклянусь! И не такая уж и сволочь – просто дурак! Ты ничего помнить не должна была бы ни в коем случае – я тебе память должен был стереть. А я забыл, склеротик долбанный! Тело в порядок привел – не болит же ничего у тебя? – а про память забыл напрочь! Ну прости кретина! Я, честно, все исправить могу! Просто стереть надо, понимаешь? Ты все забудешь! Только руку дай – я тебе все и сотру!

– Ах-ха, щазз! – прошипела Тия. Нельзя сказать, что речь странной твари не произвела на нее впечатления. Извиняется – надо же! Но на вопрос так и не ответил! – Где моя семья? Куда ты их дел?

– Да не было тут твоей семьи! – замахало руками голубое чудовище. – Морок это был, наваждение! Для усиления реакции. Дома твоя семья! Вернешься – сама увидишь! Только руку дай сначала: надо же у тебя из головы всю эту пакость стереть, нельзя иначе, понимаешь? Или ногу протяни, что ли – мне-то все равно!

Вернешься?! Она не ослышалась? Он собирается ее отпустить? Тия недоверчиво сверкала глазами, сжавшись в комок. Предоставлять какие бы то ни было части тела этому гаду она не собиралась. Ни для чего. Мало ли, что он там говорит! Уже поверила, ага, ищи дуру!

– Слушай, я тебя прекрасно понимаю – злишься, да? Я бы тоже злился! Ну, хочешь – отлупи меня, потешь душу! Я вот тут лягу – и даже шевелиться не буду, обещаю! И хватать не буду, и вообще ничего не сделаю! На, держи! – он вынул прямо из воздуха длинное махровое полотенце, бросил его девочке и растянулся на полу ничком, прикрыв голову руками. Тия, проигнорировав полотенце, замахнулась на пробу курицей, которую все еще держала в руке. Движение получилось резким, похоже, тормоза исчезли. Она вскочила. Бежать! Немедленно! Но сначала… Искушение оказалось слишком велико. Подходить близко к странному существу она поостереглась, но яблоком, выхваченным из вазы, в него попала. Прямо по затылку, оставшемуся неприкрытым сцепленными ладонями. Вот так-то! И затормозила: бежать – это прекрасно, а куда, собственно? Дверь-то так и не появилась… А она его уже яблоком… Сейчас как вскочит, да как даст! Тия дернулась в одну сторону, в другую, и замерла в растерянности. Ри лежал неподвижно.

– Ай, – послушно отреагировал он на яблоко. Подождал. Высунул голову из под руки и очень удивленно спросил – И все?

Это подействовало, как спусковой крючок. У Тии снесло крышу. Что-то невнятно заорав, она набросилась на него, и стала лупить чем попало. Руками, ногами, полотенцем, успевшим намокнуть в сладкой луже, курицей. Курицей было очень удобно, держа за ножку, но она быстро развалилась. Фруктовая ваза оказалась неудачной формы: одной рукой тяжело, а двумя не ухватишь, а блюдо из-под курицы с картошкой было жирным и выскальзывало из рук. В заключение она попрыгала у него на спине, стараясь как можно сильнее ударить пятками это жесткое голубое прозрачное недоразумение. Ри исправно покрикивал «Ай-ай!» и «О-е-ей!», но актер из него вышел неважный. Как-то это получалось без души, и ясно было, что все усилия Тии не способны не только нанести ему вред, но даже доставить сколь-нибудь заметное неудобство.

– Сволочь! – всхлипнула запыхавшаяся Тия, села на пол, где стояла и бессильно заплакала. Ну ничто этого гада не берет! Ри повернулся на бок и долго молча смотрел на нее, опираясь на локоть. Вроде пар немножко спустила, может, теперь полегче будет? Движением брови убрал бардак с пола, на столике опять появились курица с картошкой, фрукты и кружка.

– Ну не реви, – наконец миролюбиво сказал он. – Сядь лучше, поешь.

– У! – Тия отвернулась, всхлипывая.

– Не, серьезно! А то, хочешь – давай так: отгадай, кто я такой, а я исполню твое желание!

– Удавись! – всхлипнула Тия.

– Не-е, ну-у, так не интересно, я так не играю! Ты для себя загадывай! Денег там, или красоту несказанную. Вот цвет глаз не смогу поменять – сразу говорю, этого никто не может! Ты прикинь, чего хочешь, я серьезно! Неужели ни о чем не мечтала?

Тия искоса зыркнула на него, вытирая нос мокрым липким полотенцем. Он что, действительно серьезно?

– Мечтала, – буркнула она. – Всю жизнь. Знать, когда мне врут.

Ура, разговаривает! Ри перевел дух. Теперь главное – не сбить контакт! А там, глядишь…

– Так этому и так научиться можно. Вранье очень легко читается: движения глаз, руки, краснеют некоторые…

– Ты Кона не знаешь! – окрысилась Тия. – Он мне только «здравствуй» говорит, а я уже чувствую – врет! А в чем – не знаю! И зачем! Я не хочу просто чувствовать – я знать хочу! Зачем врет, и в чем именно! И не краснеет он никогда! А я наоборот! Знаешь, как обидно! И не только краснею, мне вообще плохо делается, если врать пытаюсь! Почему мне все могут врать, а я никому не могу? – она опять всхлипнула.

– Да пожалуйста! Я ж разве что? – поспешно сказал Ри. – Я ничего! Как скажешь! Только ты сначала угадай! Ну, кто я. И сядь поешь уже!

– Хоть рубашку-то дай какую-нибудь! – Тия вдруг сообразила, что на ней ничего нет и покраснела, как могут только рыжие – вспыхнула. – Или халат, что ли…

– И, стоит мне отвернуться, ты гордо удавишься на пояске! – подхватил Ри. – И на хрен мне подобные расклады?

– Не дождешься! – вызверилась Тия. – Ищи дуру!

– А все равно нету, – пожал плечами Ри. – Вон, в полотенце завернись, если так уж приспичило! Только с чего? Я ж не человек, видно, по-моему? Нашла, кого стесняться! Небось, пока меня лупила – ни разу об этом не вспомнила! – осторожно хихикнул он.

– Мокрое твое полотенце! – сварливо огрызнулась Тия, гордо проигнорировав обвинение в бесстыдстве.

– Да на! – Ри достал другое полотенце, бросил девочке, мокрое развеял в воздухе и заворчал. – И садись есть немедленно! Все болтаешь и болтаешь! Тебя опять под контроль взять? Понравилось, что ли? Вот, сиди, ешь и отгадывай – одно другому не мешает! А то не исполню ничего, так и знай!

Возмущенно сопя и фыркая Тия замоталась в полотенце, села на край кровати, сунула в рот ломтик картошки. А есть-то действительно хочется! Только вилки нет. Ну и ладно.

– Ты запивай, а то икать начнешь, – рассеянно заметил Ри, обдумывая дальнейшие действия. Тия открыла было рот, чтобы ответить что-нибудь, типа «сам дурак», но промолчала. Пить хотелось неимоверно, на этот раз он прав, надо это признать! И как здорово, что в этой кружке компот не кончается! Может, надо было эту кружку у него попросить? Вкусно! Много! Всегда! Ма-агия!

– Ты маг? – сделала Тия первую попытку.

– А? А-а… – он поднялся с пола и сел напротив девочки у стола, скрестив ноги. – Да это как сказать… Маги, они и среди людей, и эльфы тоже…

– Ты… вампир? – поморщилась Тия.

– Ты что, вампиров не видела? – удивился Ри. Тия помотала головой. – Не-е! Какой же я вампир? – помолчал, подумал. – А чем тебе, собственно, вампиры не угодили, чего ты морщишься-то?

– Ну… – Тию передернуло. – Они… кровь пьют…

– Ну и пьют. Ну и что? – удивился Ри. – А корова сено ест. А если ты сено есть попытаешься – ты сдохнешь просто. И я тоже. И что? А по мнению Перворожденных, все разумные, которые едят мясо – трупоеды.

Тия дико скосила на него глаза.

– Что? – фыркнул Ри – Это что? – прозрачный палец уткнулся в косточку от куриной ножки.

– Кости…

– А до того?

– Ножка… – прошептала Тия.

– Тьфу ты! Как ты думаешь, если у курицы ногу оторвать – она выживет? – Тия беспомощно покачала головой. – Ну так… – он пожал плечами. – Если живое существо убить – оно станет трупом. Резонно? А мы эти трупы едим. И очень вкусно, между прочим!

Съеденная курица резко попросилась на свежий воздух. Тия поспешно сделала несколько глотков из кружки. Ри сочувственно наблюдал за муками осознания неприглядности реалий бытия. Да, дружок, так оно и бывает: стоит задуматься об истинной подоплёке таких, казалось бы, правильных, обыденных поступков – и обнаружить с ужасом, что ты делаешь что-то совершенно непотребное!

– Вон, картошечки пожуй! – улыбка расколола голубой хрусталь лица почти пополам. – Ее никто не убивал – честно! Она даже не пищит, когда ее выкапывают! А это пирожки, я их ни у кого не оторвал, правда-правда! Хоть они так и выглядят… Странно…

– Да мать Перелеска! Что ж ты надо мной издеваешься-то, а? – от души грохнула Тия кружкой по столу. Компот выплеснулся и растекся лужей по столешнице.

– Ка-а-ак? – подскочил Ри. – Ка-ак? – и вдруг захохотал. – Пере… – задыхался он. – Мать… О-о-о! – он запустил пальцы в волосы, потряс головой. Тия опасливо подобрала ноги и нахмурилась. Кто знает, чего от него ждать? Может, взбесился окончательно?

– Знаешь, – Ри с изумлением покрутил головой, опять хихикнул – Такая популярность как-то… обескураживает. Ты же выругалась, да?

– Ну, да… – Тия была настороже. Вроде успокоился, да кто его разберет – сейчас как бросится!

– Ну, да… – задумчиво повторил он с кривой улыбкой. «Вот засранцы! Они мной ругаются! Прямо как гоблином каким-то.» Он опять фыркнул, мотнув головой, и поднял на Тию свои жутковатые глаза.

– Ладно, – сказал он, – будем считать, что угадала. Случайность, конечно, но слово сказано. Хотя мне все-таки больше нравится Пэр Ри ле Скайн, – он снял воображаемую шляпу и сидя шутовски раскланялся. – К вашим услугам, райя!

У Тии открылись рот и глаза.

– Ты… Перелеска? – тихо спросила она, как-то сразу поверив. – Ты… дракон, да? Последний… Тебе… Ты для этого, да? – она растерянно замолчала с зарождающейся жалостью переосмысления и понимания. – Но ты же – сказка!

– Ну, знаешь, такими сказками только детей пугать! – хмыкнул Ри. – Только все-таки не Перелеска, а Пэр Ри, ладно? Не ругайся мной, имей совесть! Тем более на меня же!

Тия огляделась вокруг с новым ощущением. Крохотная комнатушка, везде камень, окон нет. И там, в той комнате не было. И в ванной. Голые стены, ни картинок, ни занавесок, ни цветов, неуютно, голо.

– И ты вот так и живешь здесь? Совсем один?

– А что бы ты предложила? – задрал он голубую бровь.

– Ну-у, привел бы кого-нибудь… жили бы вместе… Эльфу… или вампирку… – Тие уже было отчаянно жаль его. Один раз она ездила с папой в гости, там был какой-то эльф, и он рассказал Тие сказку про последнего дракона. Хорошо рассказал. Тия тогда очень отчетливо прочувствовала, каково это – быть последним. Совсем последним – после тебя уже никого не будет. Эльфы вообще хорошие рассказчики. Тию тогда целый вечер валерьянкой отпаивали. – А хочешь – я с тобой останусь? Только ты так больше со мной не делай, ладно? А я тебя в карты играть научу!

Он дернулся, как от пощечины.

– В ка… – нижняя челюсть стала вдруг очень тяжелой. Взгляд карих глаз, как протянутая дружеским жестом открытая ладонь. Блин, да она его жалеет, что ли? Она! Его!

– Ну, да. Меня брат научил, – она прерывисто вздохнула – нервный отголосок пережитого. – А я тебя научу. Ты не бойся, это просто.