Текст книги "Ряд случайных чисел [СИ]"

Автор книги: Елена Павлова

– Металл или камень. Холодный. Твердый. Гладкий, – удивленно сказала она. А удивлена, похоже, только она и была – остальные, кроме Дона, были не больно-то в курсе проблем Видящих, и на ее растерянность никто внимания не обратил.

– Точно! Полированный! Помнишь, ты мне говорил! – повернулся Гром к Большому. – Когда имена переводили, помнишь? – Квали заморгал, ничего он такого не помнил… – Ты тогда сказал, что Громад – это камень полированный, тяжелый, в землю вкопанный. Во-от. Значит, правда! Так все оно и есть! – Лиса, как и эльф, ошалело захлопала глазами в полном недоумении. Какая связь между его именем и ее Видением? Но у Грома в голове эта связь присутствовала, и чувствовалось, что выбить ее оттуда не удастся. По крайней мере, легко не удастся. Да и на здоровье! Лишь бы в кайф, мысленно пожала Лиса плечами и вздохнула с облегчением. Интересно, дождик так и идет? Если похолодало, это, конечно, не очень хорошо, но вымыться сходить все-таки надо. И барахло заполоскать – не так много у нее одежды. И поняла, что рано обрадовалась: Роган и Квали, переглянувшись, протянули ей руки. У-у-у! Ну вот что вас разобрало, любопытные вы мои? Вам забава, а мне… Эх! Хотя… даже интересно! Прожила двадцать лет и ни одного существа, не доставлявшего неприятных ощущений, кроме новорожденного младенца не встретила – а тут уже двое! Может и эти… Она осторожно коснулась ладони Рогана.

– Шершавый, теплый. Запах дыма. Не удушливого, а как от печки. Роган, ты печка! – засмеялась она. – А ты… – коснулась она эльфа – Свет… Зеленый, как сквозь листья. Шалаш? И ветер! Ребята, вы уникумы, вы знаете это? Так не бывает! Я за двадцать лет таких, как вы ни разу не встречала!

– Вот видишь! – серьезно сказал Донни. – А ты говоришь, замуж не за кого идти!

– Замуж? Замуж – это надо, это да, – Гром нависал над Лисой, опираясь о спинку ее стула. Стул жалобно поскрипывал, но терпел. – Выходи, – разрешил он. – А не понравится – потом обратно и вернешься. Чего уж тут. Делов-то.

– Куда вернусь? Откуда выйду? – замороченная Лиса беспомощно подняла на него глаза.

– Так из замужа! Так это зайдешь, – показал Гром рукой, будто всовывая ее в перчатку, – А потом и вы-ыйдешь.

– Не, норма-ально! – застонала Лиса. – Слушайте, уникумы, а вы меня спросить не забыли? Может, я вообще замуж не хочу?

– Каждая девушка хочет замуж, – внес свою лепту Роган. – А за кого выдаем-то?

– За меня! – гордо сказал Дон и окинул Лису на этот раз откровенно плотоядным взором.

– Ах, вы… Ну, вы… Уже выдаем, значит, да? Ну, знаете ли!.. Уникумы! Чтоб я еще раз связалась!.. – Лиса подхватила вещи и, возмущенно фыркая, вылетела из гостиной. Дождь – не дождь, да и пофиг! Нахалы! Все уже за нее решили! Ей почему-то было очень обидно, и хорошее настроение куда-то делось…

– Я. Тебе. Говорил! – Квали сверкнул на Дона глазами.

– Сами виноваты! – огрызнулся Дон. – Фигли вы на нее наехали? Мало того, что приперлись не вовремя, так еще и наезжаете! – он хмуро проверил нашлепку на скуле.

– А чего это у тебя? – заинтересовался Гром.

– Прекрасная райя лечила мои раны, полученные при защите чести прекрасной райи! – задрал нос Донни. Квали и Роган дружно хрюкнули. Гром не понял и озабоченно нахмурился. Такой величины царапина для вампира – ерунда полная, даже если до кости рассечено. Серебро? – Да нету там уже ничего, не парься! Только не проболтайся! Так надо! Через пару дней сниму, не раньше.

– А-а! – прояснился Гром лицом и азартно заблестел глазами. – О-о-о! Тактический ход! Да-а… – понимающе закивал он, наставив на Дона палец. Гром очень любил тактические ходы – ему нравилась сама идея, и очень уважал тех, кто был на них способен, потому что сам не умел. Это ж хитрость нужна какая!

– Райнэ, вы, конечно, все безумно проницательные и фантастически предусмотрительные, но, может, мне хоть кто-нибудь скажет, что у нас в Руке происходит? – вмешался Роган. – Большой? Что с Найджелом делать? Я не могу сказать, что одобряю твои методы воспитания, – повернулся он к Дону, – но то, как он повел себя с Лисой… Да ты сам все слышал!

– Да слышал, – поморщился Квали. – Что делать, что делать – менять его надо. Взрослый мужик – не перевоспитывать же его! Только сейчас нам никто дней Осознания на приращивание другого Мизинца не даст. Постарайся с ним пока не сцепляться, что-ли, – обратился он к Дону. – И чего его сорвало… Вроде, как Мизинец-то, был и неплох…

– Эх вы, Пальчики мои, – потянулся Дон. – Жаль, что вы не слышали, что этот урод мне на улице орал! Но, заметь, Большой: он все еще жив! И таки ви будете смеяться, по какой причине! Если бы я его грохнул – а очень хотелось, если честно! – нас тут же выкинули бы из расследования, как некомплектных. А вот этого бы не хотелось. У меня к тому придурку, за которым бегаем, свой небольшой счет имеется. Так что, давайте так: я постараюсь не убить Найджа, а ты, Большой, с ним уж поговори эдак серьезно, по-Большому, чтобы он почтительностью к Лисе проникся. На уважение он, похоже, не способен – так пусть кланяется. Противно, конечно, но лучше так, чем хамство. А то пришибу ведь!

Полноценного дождя так и не случилось. Похоже, он поморосил специально, чтобы доставить неприятность Найджелу, посаженному Доном на крышу, хотя туча так и висела на западе, омрачая закат. И влажную духоту вечера прошедший легкий дождик не развеял – наоборот, сделал еще более влажной и душной. Уж осень скоро, почти середина месяца Жатвы, а так жарко! Пока до берега дошла, опять взмокла – даже рубашка прилипла. И вода в реке теплая по-летнему, особенно в верхнем слое и у берега. Лиса немного успокоилась, пока шла к реке. Да и чего, собственно, взбеленилась? Ну, да, без меня меня женили – ну, бывает. Но они же не со зла! Просто они все – и каждый в отдельности – старше нее лет хотя бы на десять. И Роган, и противный Найджел. А эльф и вампиры – вообще неизвестно, на сколько. Вот и «пристраивают» бедную, горемычную, неприкаянную. Заботятся. А она окрысилась. Нехорошо. Ладно, приду – извинюсь.

Лиса искупалась в теплой вечерней воде, переоделась на крохотном пляжике за кустами, намылила и заполоскала снятую с себя одежду, постояла, дыша речной сырой свежестью. У другого, болотистого берега плыл туман, ритмично верещал коростель, где-то крякала, устраиваясь на ночлег, утка. А хорошо! Все хорошо! И что она согласилась в Руку пойти, очень хорошо, спасибо райе Синтии! Надо будет к ней обязательно потом зайти и все рассказать. А особенно о том, что райи Видящие плохо ищут – есть в мире существа, физический контакт с которыми не приносит Видящей страданий! Просто надо поискать! Вот она же нашла! Кстати, Найджела она за руку так и не держала. Если честно – не больно и хочется, она и так может предположить, что почувствует – ничего хорошего. А этот Дон… Нахал! Лиса вдруг захихикала. Жених-вампир! Умора! Кому сказать – не поверят! А Звери! Да хотя бы ради Зверей стоило пойти! Еще неделю назад она и подумать не могла, что не только увидит их – живьем, близко – но даже будет на них ездить! И даже нахально спать у одного из них на спине! Здорово! Она подхватила мокрую одежду, вышла из-за куста… и обнаружила валяющегося на травке «жениха».

– Ах, ты!.. – задохнулась от возмущения Лиса и взяла наизготовку мокрые штаны. – Ты это что же – подглядываешь, что-ли? Ах ты пакость! Жених, мать твоя Перелеска! Да я тя щаз!.. Ух!..

– Ай! – взвизгнул «жених». – Нет! Не под… ай! Данеподглядывалъя! Ай! Не вру! Нусамапосмотри, тыжеВидящая! – Дон, не вставая, уходил от ударов невероятными перекатами и вывертами. – Я просто поговорить, чтобы не мешал никто!

Лиса присмотрелась – правда, не врет.

– Ну, извини, – хмуро сказала она, вздохнула, села рядом на траву и уставилась на него в упор. – Ну, чего ты от меня хочешь, а? До-он? Ну ты сам подумай, ты же вампир! Я не про то, что ты кровь пьешь, или еще что-то из той же оперы – я вообще не расист, в принципе. Я ж при Универе выросла, и прекрасно знаю, что козлы в любой расе встречаются, а если ты по жизни козел – тут уж пофиг, какой ты масти. Но ты же будешь жить, жить, жить – а я через тридцать-сорок лет стану старухой, а потом помру – оно тебе надо?

– Надо, – твердо сказал Дон. – Целых тридцать-сорок лет у меня не будет никаких проблем! А может и дольше!

– Можно подумать, они у тебя сейчас есть! – фыркнула Лиса. – Ты вампир – какие у тебя могут быть проблемы?

– А ты Видящая – какие у тебя могут быть проблемы? – отбил реплику Донни. Лиса поперхнулась.

– Извини, я как-то не подумала…

– А никто и не думает, – мстительно сказал Дон. До Лисы только теперь дошло, что это повторение разговора, состоявшегося так недавно во дворе, но в качестве «недумающей публики» теперь оказалась она сама.

– Сдаюсь! – засмеялась она. – Но я действительно не могу представить себе проблемы вампира!

– Да нет, – поморщился Дон, – Ты, в общем-то, права: это проблемы не вампира, а лично мои. То есть, я, конечно, вампир, но это еще и я, понимаешь?

– Смутно, – призналась Лиса.

– Ну, вот Грому, например, вполне хватает Госпиталя. А мне, понимаешь ли, не хватает, – и, с ощущением прыжка вниз, – Я ле Скайн, Лиса. Понимаешь ли.

– Оп-паньки! – обалдела Лиса. – Так ты что – в кормлецы меня приглашаешь? А по морде?

– С ума сошла? Не вздумай это где-нибудь ляпнуть. Меня сотрут на хрен тут же, – озабоченно свел брови Дон. – Не понимаешь? Я не имею права. Никто не имеет права. Приглашать в кормлецы. Потому что от приглашения до принуждения – один шаг. И иногда – очень маленький. Человек – или эльф – может сделать это только сам, да еще и три свидетеля должны подтвердить, что он делает это добровольно. И желающих более, чем достаточно, не сомневайся! У меня за последний год уже три предложения были. Только вот, видишь ли, я – это я, и предложения эти меня ну никак не привлекают. Понимаешь, в чем дело: в кормлецы идут люди совершенно определенного склада. Это либо экзальтированные дуры с фанатичным блеском в глазах, вот такие вот, – Дон изобразил фанатичную дуру, Лиса прониклась и захихикала. – Либо очень трезвые расчетливые ребята, которые абсолютно четко знают, чего хотят. Вроде бы разные варианты, да? А вот тошнит меня с них совершенно одинаково. Это проблема не ле Скайн, это моя личная проблема. Не имеем мы такого права – приглашать, это преступление, и карается ой-ой! Вот на взгляд брать, на один раз – слышала, наверно, что это такое? – можно, но я и это не люблю, хотя и приходится. Гадко это. Как украл. Хотя многие из наших этим сотнями лет живут, и моральных страданий не испытывают.

– Надо же, как у вас – все шиворот на выворот! Пригласить нельзя – а украсть можно! – Лиса слушала с большим интересом. Ни о чем подобном она нигде не читала.

– Так потому и не афишируется, что на ваш взгляд это шиворот на выворот. А на самом деле у всего своя причина. Если интересно – как-нибудь потом расскажу.

– Расскажи… – Лиса впала в задумчивость. – Интересно… Значит, получается, в любовницы, ну, в кормлецы, приглашать нельзя. А замуж звать можно? А разница?

– А вот тут я могу собой гордиться! – засмеялся Дон. – Это я нашел лазейку! Это настолько нелепо, что не запрещено! А получается все очень хорошо, вот, смотри! Ты будешь почтенная замужняя райя, с человеческой точки зрения все очень благопристойно, никаких кормлецов. Я знаю, как люди в большинстве своем к кормлецам относятся – типа, сплошной разврат, и тому подобное. А я сам смогу выбрать себе… – он замялся, ища слово.

– Энергетическую кормушку, – неумолимо закончила Лиса, изумленно покачивая головой. – Ну ты даешь! – она никак не могла определить собственное отношение к происходящему. Дон явно старался ничем ее не оскорбить, в то же время оставаясь предельно честным – уж вранье-то она бы почувствовала.

– А что в этом плохого? – Дон чувствовал, что не убедил ее. Эх, Лью бы сюда! Вот кто убалтывать умеет! – Я, конечно, могу тебе начать впаривать что-нибудь про неземную любовь…

– Не надо! – сразу насторожилась Лиса.

– Вот именно. А я тебе предлагаю честную сделку: ты сама говорила, что у тебя шансов замуж выйти – от ноля к минус бесконечности. А так все будут немножко счастливы. И ты, и я.

– Сыт, – уточнила вредная Лиса. Ей было уже даже забавно.

– Да не просто сыт, как ты не поймешь! Просто урвать энергии не проблема, я ж тебе говорил. Но если бы у тебя самой был выбор: манная каша, холодная, на воде, без масла, соли и сахара – или горяченькая жареная курочка с хрустящей корочкой, с приправами и картошечкой – что бы ты предпочла? Понимаешь? Энергия тоже имеет вкус и запах, это немного похоже на твое Видение. Соглашайся, Лиса! Если захочешь, у нас даже дети будут! Тебе дела ни с кем иметь не придется, все беру на себя. Только кандидата выбери, пальцем ткни – вот от этого – и все будет! Но уж подбирай такого, чтобы на нас с тобой хоть немножко похож был!

– А это еще как? – Лиса была заинтригована.

– Вот выходи замуж – тогда расскажу! – обрадовался Дон.

– Да ну тебя! – надулась Лиса. – Как что действительно интересное – сразу кукиш под нос! Еще скажи, что я еще маленькая!

– Ты еще маленькая, – послушно сказал Дон и с хохотом увернулся от мокрого жгута штанов. – Слушай, это уже чисто технические детали, давай сначала до них доживем! – взмолился он. – Выходи за меня, Лиса! И характер меняться с возрастом, как у людей, у меня не будет. Мы всегда одинаковые. Соглашайся! Будешь ждать меня из рейдов, форму зашивать, мечи точить, печенку протирать через ситечко к приходу меня, любимого…

– Ага, всю жизнь мечтала! – фыркнула Лиса.

– А я о тебе буду стр-рашно заботиться! И работу можешь бросить – я богат… – он не успел увернуться, настолько неожиданной и молниеносной была реакция. Хлесткая пощечина обожгла его щеку. Лиса стояла над ним на коленях, гневно сверкая глазами.

– Никогда. Не смей. Меня. Покупать! – прошипела она, водя пальцем у него под носом, подхватила мокрые вещи, вскочила и пошла наверх к околице. «Где ты, Лья?», заскулил про себя Донни и бросился вслед.

– Лиса! Постой! Ну, не сердись! Виноват, дурак, исправлюсь! – он забегал перед ней, она фыркала, огибала его по мокрой траве и шла дальше. – Я не буду тебя покупать! Денег вообще не дам, и тебя обберу! Вот, прям все как скажешь! До клочка, до ниточки! Носить ты будешь ватник из дерюжки, больше у тебя ничего не будет, а спать мы будем на тощем драном коврике! В холодном углу унылой землянки с большо-ой дырой в крыше! – со слезой в голосе и трагическим подвывом повествовал Донни. – Под которую в дождь мы будем грустно подставлять такое же унылое дырявое ведро! Но к утру тощий драный коврик все равно будет промокать от натекшей из ведра лужи. И весь день после этого ты будешь печально сушить его у нашего жалкого очага с сырыми дровами, вытирая слезящиеся от едкого дыма глаза и размазывая сажу по лицу, – Лису уже разбирал хохот, но она сдерживалась и упрямо шла вперед. – А в душер-раздир-рающе закопченном котелке будет вяло булькать твоя липкая скудная пища. Блэ-э! А зато я каждый вечер буду играть тебе на гитаре – я видел, тебе понравилось – и махаться с тобой на мечах! Так устроит?

– Все равно ведь покупаешь! – опять фыркнула Лиса, но уже без гнева, обошла его и направилась дальше. Дон пошел рядом, заглядывая ей в лицо. Вроде больше не сердится…

– Я не покупаю, я меняюсь – объяснил он. – Я же не могу только брать и ничего не давать взамен! Я еще и стихи тебе читать могу! Не веришь? Вот, пожалуйста, м-м-м…

 
О, летний вечер лучезарный!
Луга в росе, туманный дол!
Истомой дышащие травы!
Я вновь один, я вновь…
 

– Осел, – договорила Лиса. – Вот уж эльфийской лирики, спасибо, не надо, ладно? Меня от нее еще в десять лет стошнило: маменька ее любила сильно. «Мы лишь сон Жнеца о тучной ниве…», – гнусаво проныла она, подражая модному пару лет назад чтецу. Дон хихикнул – получилось действительно похоже. – Мне у них только «Босы ножки» нравятся, мне ее бабка Берита как колыбельную пела. Но я на третьем куплете всегда реветь начинала, мне бабушка его петь и перестала, я его и не помню. Она бы вообще перестала – что это за колыбельная, от которой ребенок ревет, но я всегда очень просила.

– Что за «Босы ножки» – удивился Дон. – Чье это? В смысле, автор?

– А этого никто не знает. Похоже, единственная народная эльфийская песня, причем на человеческом и, видимо, про вампиров. Но это я потом уже поняла, когда выросла.

– Ни фига себе! Эльфийская – о вампирах? И без автора? На эльфов не похоже! Они же твари просто жутко тщеславные!

– Это ты мне говоришь? Извини, я об этом побольше тебя знаю! С другой стороны, ну сам подумай – а с чего бы людям о вампирах жалостливые песенки слагать?

– Тоже верно. Странно. Так может, вампиры сами про себя?..

– Я ж тебе говорю – жалостливая! Сам-то подумай?

– А, ну да… Тогда да… Тогда совсем странно… А спой!

– Да иди ты!

– Нет, ну правда! Я ж ее не слышал никогда – интересно! А я тебе – хочешь – свои стихи потом прочитаю?

– Свои-и? Ты еще и это умеешь?

– Ну, знаешь, за шестьсот-то лет можно научиться!

– За сколько? – Лиса даже остановилась. Дон виновато пожал плечами. – А ты неплохо сохранился! – хмыкнула Лиса.

– Юн, свеж, бодр и всегда готов к услугам для прекрасной райи! – раскланялся Дон. – Ну спой! Ну пожалуйста!

Лиса вздохнула. Но послушать стихи шестисотлетнего вампира – это, знаете ли, искушение…

 
Босиком по небу,
В звездном сарафане,
Да с луной в кармане
Бродит ночью небыль.
Небыль зла не помнит, а добра не знает,
Над землею сонной до утра гуляет.
Косы заплетает,
Убирает в росы,
А что ножки босы —
Утром вспоминает.
Как заря настанет, загорятся тучи.
Босы ножки ранит каждый острый лучик.
 

– А дальше я не помню. И спросить некого, бабка Берита в позапрошлом году померла, – вздохнула Лиса. – А больше нету нигде этой песенки, я уже искала. Теперь видишь, что это о вас? Все же знают, это вы любите босиком бегать.

– А? Да, похоже… – очнулся Дон, взглянул на свои «босы ножки». Это правда, любит он босиком… Голос у Лисы оказался низким, чуть хрипловатым, а песня действительно похожей на колыбельную – протяжная и печальная. Он даже как-то… очаровался… Лья тоже пела – но у нее был хорошо поставленный, почти оперный голос. И совсем другой репертуар…

– Давай, читай уже! – потребовала Лиса.

– Может, не надо? – попробовал увильнуть Дон. – Вдруг тебе не понравится? – а ему это действительно важно, вдруг с удивлением поняла Лиса. Его всерьез волнует, не обхихикает ли она, именно она, его стихи, как до этого эльфийскую розовую муть.

– Не увиливай. Обещал? Обещал. Не бойся, ржать не буду. Но и врать, если не понравится, тоже не стану. Ты ж понимаешь, мне оно – себе дороже!

– А почему, кстати? Вот чего никогда не понимал! Иногда ведь соврать просто необходимо – иначе полные кранты! «Дорогой, как я выгляжу?» «Чуд-до-о-овищно!» Бдыщщ по морде! Как вы так живете?

Лиса невесело улыбнулась.

– Вот так и живем, чтобы необходимости во вранье не возникало. Гниль, Дон, слышал про такое? В Видении – черная, липкая и вонючая дрянь. Вот и представь, что у тебя внутри такое счастье образуется. А оно образуется – от вранья. У всех, только все этого не чувствуют. А мы чувствуем. Жить – и ощущать, как разлагаешься изнутри. Кайф! Самая прямая дорожка к тому, чтобы с ума сойти. И сходят, что ж ты думаешь? Особенно те, кто не захотел свой Дар признать. Так что, извини заранее: если не понравится – так и скажу, врать не буду.

Они остановились у невысокого заборчика заднего двора. Лиса облокотилась на него, уставилась на Дона выжидательно. Он запрокинул голову. Пока они шли, окончательно стемнело. На западе так и висела туча, но небо над ними все еще было чистым, звездным, луна еще не взошла. Тогда тоже было огромное небо – вдвое больше, потому что звезды отражались в океане, таком же черном и глубоком. Был отлив, безветрие, и только легкая зыбь заставляла дрожать отражение неизмеримой пустоты, о которой так легко забыть под ласковым голубым небом дня.

 
– Когда на свете будет полночь,
Затеплю я свечу в окне.
Свеча – печаль. Не надо помнить.
Я отражусь в двойном стекле,
И буду долго и тревожно
Смотреть в знакомые глаза.
А может тот, в окне морозном,
Не на стекле его, а за?
И просто встретились мы взглядом,
Проделав вдруг одно и то ж:
Зажгли свечу и встали рядом.
Двойник – а все же не похож.
Он старше, тоньше и печальней.
Поведай мудрость мне свою!
У черной бездны изначальной
Я со свечою на краю.
 

Он замолчал, опустив голову. Пришло острое ощущение неправильности того, что он делает, недовольство собой и досада.

– Это… свечи, да? – услышал он шепот Лисы. Она стояла, запрокинув голову, как он сам только что, и смотрела на звезды.

– Наверно, – глухо сказал Дон. Не надо было это читать. Да, сейчас можно было бы ее обнять и поцеловать, и все получилось бы – но он не мог. Не для охмурения вспыльчивой рыжей девчонки это было написано, и использование – его покоробило само это слово в применении к стихам – ощутилось чем-то вроде предательства. Да нет, это и было предательством – к себе тогдашнему, к Лье. К той Лье, которой уже не было, и не будет уже никогда. К памяти. Он опустился на одно колено, поцеловал руку Лисы с зажатым в ней мокрым полотенцем, сказал «Извини» в удивленные глаза и ушел в дом. Лиса недоумевала все время, пока развешивала мокрое барахло на веревочке в сенях. Она его обидела? Но чем? И за что он извинился, тем более, если обиделся? Извинился за то, что обиделся? А стихи ей понравились, но она даже сказать ему это не успела – так быстро он сбежал. Она вышла на крыльцо, постояла, глядя в ночное небо. «У черной бездны изначальной…» Ей всегда хотелось уметь летать. Она даже смутно ощущала этот отзвук полета, не разумом, а всем телом – взмах несуществующих крыльев, скорость, свободу и одиночество. Всегда одиночество. Ни разу не представилось ей ощущение других крыльев неподалеку. Почему?

В комнате сидел только маг, остальных видно не было.

– Вы что, поссорились? – Роган подсунул ей тарелку с еще теплой картошкой. – Он так проскочил, будто Рука на хвосте висела!

– Слушай, не знаю, – Лиса уминала картошку, только сейчас поняв, как оголодала. Целый день мотались порталами, потом плясала, да еще и искупалась! – Поговорили, потом он, мням, мне стихи читал! Ага! – кивнула она на изумленный взгляд Рогана. – А потом – швырк – и сбежал! Как будто обиделся. Ам, мням. Но я не знаю, на что! Стихи я не критиковала – да и не стала бы, они мне понравились. Так что – не поняла я, чего он. А еще картошка есть?

Дон долго лежал без сна. Прочитанные вслух, стихи разбудили память о днях давно прошедших. В одной книге он увидел фразу, застрявшую в голове навсегда: «Они жили долго и умерли в один день». Лья так и не поняла того, что было ясно ему с самого начала: в тот день, день его смерти и поднятия, они умерли оба. Он физически, а Лью, пылкую, взбалмошную, любившую его со слепой безоглядностью обреченности, просто стерли, и она жила теперь только в его памяти. То, какой она могла бы быть, если бы… Нет, они не отдалились окончательно, отношения их не скатились к дружелюбному приветливому равнодушию, обычному для ле Скайн. Можно стереть память о событиях, но память тела и эмоции стиранию не поддаются. Лья, и до встречи с ним исповедовавшая идею истинной любви, не стала полностью прежней – за что и поплатилась теперь новым стиранием. Прагматичная и жесткая, она может и не любила сама, но истово верила в его любовь – и эта вера была для нее драгоценна. Она поднимала ее в собственных глазах, придавала ее не-жизни особый смысл. Что-то осталось в ней от той – с побережья. Что-то – но это было так мало, так обидно мало по сравнению с теми ста двадцатью годами, когда они жили друг другом и друг для друга. О чем помнил теперь только он. Он знал, что так будет, знал заранее – и оплакивал свою потерю настолько, насколько это вообще было возможно для того странного существа, каким он стал при поднятии. Почему он стал таким – а кто его знает? Может из-за того, что изначально он был дроу, а может от того, что Лья, движимая любовью и отчаянием, вбухала в его поднятие всю имевшуюся у нее энергию. А странности эти в не-жизни чаще мешали, чем помогали. Та же брезгливость, вампирам очень мало свойственная. Годы до встречи с Лаймом были весьма неприятными, Лайм его тогда просто спас. Но Лайм мертв уже почти тридцать лет, а после него, после его незамутненной никакими сомнениями доброты и самоотдачи, соблазнять убогих, недалеких, зачастую элементарно грязных ради «хлеба насущного» – глотка энергии – о-о-о! Это стало просто кошмаром. Лет десять он ходил в бордель – была там одна девочка, но потом ее зарезали в пьяной поножовщине, и у Дона опять начались проблемы. Да, он чистюля и привереда, да, он избалован – но что же делать, если ему противно действовать так же, как большинство ле Скайн, не имеющих возможности содержать домашнего кормлеца? Взял на взгляд подходящий объект, использовал, стер, выкинул… Его передернуло. Гадость. Пару раз он даже сбегал от уже «готовых к употреблению», не в силах преодолеть отвращение. Эх, Лья! Не впрок пошла твоя наука! Умение четко улавливать подмену желания – вожделением, страсти – похотью, и быть неспособным смириться с этой подменой, вот к чему привела излишняя осведомленность. Остальные такими нюансами не заморачиваются – и вполне довольны! А для него – беда. Вот Лиса – это решение, но как этого добиться? И при этом не смутить, не обидеть и не напугать? Блин, вдруг дошло до него, да она же даже нецелованная! Если уж танцевать не могла, так уж целоваться-то точно не с кем было! Эх, фиговый из него соблазнитель! С Лаймом ему вообще ничего делать не пришлось – сам влюбился, никакой заслуги Дона в этом не было. А с Лисой… К двадцати годам эта девочка, благодаря своему Дару, узнала об окружающих столько дряни, что ей теперь о физическом контакте, наверно, даже думать противно! Да и готовили их наверняка в Универе к пожизненному одиночеству, тренинги какие-нибудь психологические, как без этого… Надо было ее хотя бы поцеловать – «создать прецедент». Чтобы ей хоть было о чем подумать… Блин, нет, чтобы раньше это сообразить, такой был момент удобный… Да будет еще момент, будет. Что ж Дон, совсем уж неумеха? Вот, если… Постепенно он заснул. Ему приснились Лаймон и Лья в обнимку в дальнем конце какой-то очень большой комнаты с белым блестящим полом. Они смеялись, махали ему руками, что-то кричали – но он не слышал ни звука. Он бежал к ним, бежал изо всех сил, но ноги скользили по этому дурацкому полу, и он не становился ближе, и тоже кричал, чтобы подождали, не уходили, что он сейчас – и не слышал сам себя. Наконец Лаймон наставил на него палец, с пальца сорвалась синяя молния, ударила Дона прямо в сердце – и он проснулся. За окном лило, сверкало и грохотало – гроза все-таки началась. Замок от браслета Лайма неудачно повернулся и больно упирался в грудь. Какой странный сон… А почему его не разбудили?

Лиса проснулась под шум дождя. С крыши лило водопадом, бочка уже, наверно, переполнилась. Из кровати вылезать не хотелось – холодно, сыро и промозгло, даже нос мерзнет! Но печку уже топят – дымом тянет! И есть хочется. А почему ее не разбудили? Когда она вылезла в комнату, за столом сидел Роган, мурлыча бесконечную песенку про магию:

 
Если сильно душат жабы —
В одиночку пьешь вино,
И тебя не любят бабы —
Это значит – магия…
 

С одной стороны стола возвышалась копна сушеной травы, с другой лежали уже готовые запечатанные пакетики. Роган фасовал лекарственные травки.

– Привет. А чего это мы дома?

– Звери заявили, что любят купаться, но не в грязи. Весь север обложен, – ткнул Роган в окно. – Хавку сама ищи, Найдж умотал куда-то. Там все есть, только молоко не трогай в кувшине – это Дону. А из бидона можно. И пирога мне кусок принеси пожалуйста!

Лиса поела, сняла с веревки барахло – что высохло, помогла Рогану – в четыре руки работа быстро закончилась – и поняла, что ей абсолютно нечего делать. Квали рано утром ушел в казарму, Гром и Дон еще спали, Роган взялся за какие-то записи – скучно. Со скуки она вымыла полы в комнате, кухне и сенях, благо воды – хоть залейся, подпихнула в большую печь пару поленьев. Долго копалась в книжной полке, но ничего забавного не нашла: либо уже читала, либо тоска. Уселась перед видеошаром с выключенным звуком, стала бездумно пялиться на мелькание картинок. Позже явился Найджел, взялся готовить обед. Лиса предложила ему свои услуги, но он – спасибо, спасибо, очень большое спасибо – очень вежливо отказался. Лиса даже удивилась, насколько вежливо. Надо же, как: вчера в лицо хамил, а сегодня, похоже, даже какой-то страх в нем проскальзывает! Вот убогий! Да и пожалуйста, не больно-то хотелось! Была бы честь предложена, как говорится. Но скучно-о-о!

– Всем привет. А почему мы дома? – о, Дон проснулся!

– Так Зверей-то не дали нам! – повернулась Лиса. – Сейчас по шару показали – весь север в дожде.

– О как! Так у нас день Осознания? – оживился Дон, спускаясь по лестнице в комнату.

– Было б что осознавать! – фыркнула Лиса. – Тоска смертная!

– Почитай, – Дон с кувшином стоял в дверях кухни, потягивая через трубочку молочную смесь.

– Что? У вас тут всего ничего. Из человеческих половину уже читала, половина муть полная, а на эльфийском я не умею.

– В библиотеку сходи.

– У меня порталов тыщща? Как я тебе туда схожу? – возмутилась Лиса его непонятливости.

– А Роган на что? Ты все утро рядом с «тыщщей порталов» просидела! – Лиса заморгала. А точно. Ой, дура! – Роган! Роган! – настойчиво позвал Дон. – Да оторвись ты!

Роган, недовольно бурча, что его отрывают всякие там скучающие от дела всей его жизни, слепил Лисе портал в Университетскую библиотеку. Лиса захотела именно туда – заодно знакомых навестит. Через полчаса, переодевшись, при полном параде, Лиса ушла в портал – чтобы через три минуты вылететь обратно с воплем:

– Он там был!

– Кто там был? – подскочил Роган. Дон тоже удивленно поднял голову от книги. Даже Найджел выглянул.

– Да ну он же! Ну маг же! – Лиса даже подскакивала и размахивала руками. – Там воняет, знаете как? Прямо разит! Пошли! Меня там слушать никто не будет – я ж еще на практике! А вы Рука! Пошли! Быстрей! Может, он вообще еще там! Ну До-он! Ро-оган!

Пальцы, переглянувшись, шагнули в портал. Лиса уверенно отвела их к закрытой двери запасника. Ключа не было. Как выяснилось, и младшего библиотекаря никто не видел уже третий день. К тому времени вокруг представителей Руки уже суетились главный библиотекарь, проректор – и еще какой-то народ. Попытку послать кого-нибудь домой к пропавшему сотруднику Дон пресек пожатием плеч и вопросом «А на фига?». Довольно хлипкую дверь он высадил на раз. Там-то этот сотрудник и обнаружился. В состоянии, вполне предсказуемом: обезвоживание и отсутствие разума. Нашлись и следы портала убытия. Зато не обнаружилось изрядного количества учебников по магии, а вот по какой – могла бы сказать только ревизия, которая теперь и предстояла библиотекарям. Смысл произошедшего был вполне прозрачен: маг собирался повысить квалификацию. Кроме того, убежище у него должно быть вполне приличное, раз он может позволить себе утащить туда книги и спокойно ими заниматься. Лиса набрала себе книжек, и они ушли домой, больше делать там было нечего. Дома, расстелив карту и проложив два новых вектора, отметили места пересечений. Да, после того, как Лиса нашла несколько мест «пересадки», вектора начали пересекаться – но только на бумаге. На местности там было пусто. Скорее всего, и эти пересечения ничего не дадут, а без Зверей туда и соваться не стоит. Так они и просидели, изредка ставя крестики на карте – куда еще стоит сходить, когда Зверей дадут, пока не пришел на обед Квали. Они рассказали ему о происшествии, сели обедать. Настроение было мрачным, обедали молча.