355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Павлова » Ряд случайных чисел [СИ] » Текст книги (страница 18)
Ряд случайных чисел [СИ]
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:25

Текст книги "Ряд случайных чисел [СИ]"


Автор книги: Елена Павлова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Дон насторожился и нахмурился. Никто не смел таким тоном говорить о его Большом. И обзывать. Одно дело – прозвище, но это – явная дразнилка. В чем дело? Придется применить родительскую власть. Досадно. Противно. Но надо.

– Откуда ты знаешь Лягушонка, сын мой? И почему ты так его называешь?

– Так это мой братец младшенький! – удивился Дэрри. Дон тоже: «Принуждения он, похоже, даже и не заметил – вот так фокус! Мальчик, я тебе действительно нравлюсь? Забавно…» – Я его с детства так дразню! А… ой, блин! Ты не знал, да?

– Ты хочешь сказать, что мой Большой – на-фэйери Лив? – медленно сказал Дон. Что ж, это многое объясняло, в частности, неудовольствие, с каким Квали принял прозвище.

– Слушай, только не болтай, ладно? – спохватился Дэрри – Я тебя просто уже записал в члены семьи – вот и разболтался, видимо. А так этого никто знать не должен, ему папенька такое условие поставил. Чтобы – как все. Надеялся, что Квакля сдастся и обратно прибежит! Ха! Не на того напал! – Дэрри говорил с явной гордостью за брата. – Ты не думай, мы друг друга любим, хоть и дразнимся. Он меня – Дырон от бублика, я его Кваклей. И… Раз уж ты там рядом – ты там присмотри за ним, ладно? Я… беспокойно мне. Он же безбашенный, еще почище меня!

– Правильно сказано: «Корни их сплетены, но не видят они стоящих рядом»! Как тесен мир! – Донни изумленно покрутил головой. – Тебе таки удалось меня удивить, дружок! Я буду за ним присматривать, обещаю, – кивнул он и ушел.

Брюнетка сидела на ковре, рассматривая свое тело. «Вспоминай, что чувствовал» – ха! Забудешь тут, как же! Пойти, что ли, погулять? В город нельзя, а по Дворцу? Она так, немножко… Потренируется… Только вот где бы платье взять? А то штаны теперь явно малы, уже трещат, а верх в плечах велик, и на груди не сходится! Эх! Да ладно, что-нибудь придумаем! Вот у нас тут простыня, к примеру, имеется… И, если сделать дырку для головы, а вот этим шнурком подвязать вместо пояса…

Азбучные истины.

Лейн Тимон дэ Форнелл был полукровкой. Его мать, смуглая черноволосая хохотушка с родинкой над верхней губой, Кандемина дэ Ризон, устроилась горничной в усадьбу Форнелл после смерти своей мамы – нужно было устраивать будущее своей сестры, болезнь матери съела все деньги и, соответственно, надежды. Как Тори Лейна, трехтысячелетнего на-райе Форнелл угораздило в нее влюбиться – кто бы знал! Они поженились, через год родился Тимон. От отца он унаследовал роскошные светлые волосы, густые и вьющиеся, от матери веселые карие глаза. К семи годам из него получился довольно проказливый и хулиганистый, но незлой и дружелюбный мальчик. В обласканном и ухоженном саду усадьбы ему было нестерпимо скучно, и при каждой возможности он сбегал в село за полем. Поселковые ребята страшно уважали его за способность залечивать ссадины, синяки и последствия родительских воспитательных мероприятий наложением рук – в мальчишеской жизни вещь немаловажная.

– Эх, – обычно говорил Большой Колин, их заводила, – Если б ты еще и штаны мог так же залечивать – цены бы тебе не было!

С десяти лет Тимон пошел в первый класс местной поселковой школы. Ребята были все свои, знакомые, жизнь была прекрасна.

И оставалась такой еще три года. Когда ему исполнилось тринадцать, Мина, его мать, тяжело заболела. Тимон потом узнавал об этой болезни – это не лечилось, отцу сразу должны были это сказать. Скорей всего и сказали, но он упрямо продолжал таскать в дом одного целителя за другим. Все они, как один, пожимали плечами и советовали подать прошение на поднятие. На просьбу «сделать хоть что-нибудь» накладывали заклятье, оставляли несколько печатей с аналогичным действием и уходили, явно недоумевая – странный этот на-райе! На некоторое время маме становилось лучше, она начинала что-то есть, веселела. Ненадолго. Еще до того, как печати кончались, ей опять становилось плохо, последние уже почти не действовали. Появлялся новый целитель, просматривал предыдущие записи – и все повторялось сначала. К концу года отец извелся, потускнел. Наконец Мина, исхудавшая в щепку и уже не встававшая с постели, дала свое согласие на поднятие во Жнеце, подали прошение, стали ждать. Прошел месяц, второй, третий. Тимона перестали пускать к маме. Он нашел выход: он забирался в смежную комнату через окно и часами сидел под дверью – слушал. Иногда он слышал ее голос, слабый, шелестящий. Иногда отец ей пел – на непонятном языке, что-то бодрое, Тимону даже весело становилось – но ненадолго. Как только отец замолкал, опять приходил страх за маму. Тимон много плакал там, под дверью, зажимая руками рот, чтобы никто не узнал, что он там сидит, и не выгнал. Это было важно – чтобы не выгнали: только здесь он теперь мог услышать мамин голос, пусть слабый, но мамин.

Тем вечером он опять сидел под дверью. Отец убаюкал больную и вышел. Но на этот раз шаги его не удалились в сторону кабинета, а приблизились. Тимон едва успел юркнуть в угол за тяжелую штору на окне, как в комнату вошел отец. Очень осторожно, медленно и почти не дыша, Тимон отогнул крохотный краешек шторы – на полглаза. Отец постоял, явно на что-то решаясь, достал печать, долго на нее смотрел. Сломал и бросил, быстро, чтобы не передумать, Тимон так всегда прыгал в воду, когда купался.

– Здравствуй, Лья, – как-то обреченно сказал отец.

– Жнец Великий! Мышонок! Что случилось? Сгорели леса? Или океан в трещину вытек? Мир раскололся? А я-то и не заметила!

– Лья, пожалуйста! – отец попятился и отвел взгляд. В портале стояла обнаженная женщина.

– Не нравлюсь? У тебя и вкусы поменялись? – насмешливо фыркнула женщина. Фигура поплыла, вылилась в новую форму. Светловолосый мужчина, тоже без одежды. – Так лучше?

– Лья!

– Тяжелый случай! – презрительно скривился мужчина, выдернул откуда-то сбоку пеструю тряпку, замотался в нее, как в банное полотенце, ниже подмышек. – Все? Предупреждать надо о визите заранее, если у тебя реакция нездоровая! Мог бы и вспомнить, что я тряпки дома не ношу! Ну, заходи, что ли?

– Лья, что там? Помочь? – донеслось из глубины портала.

– Все нормально, старый знакомый заглянул, – отозвался мужчина, и опять повернулся к отцу. – Ну? Идешь?

– Нет, Лья, я не в гости, – попятился отец. – Я… Лья, помоги! Я знаю, ты можешь! Пожалуйста!

– Чем тебе помочь, мышонок? Что-то ты совсем серенький стал! – фу, какой ехидный! Почему он так с отцом разговаривает?

– У меня умирает жена, – отец стоял, стиснув руки перед грудью. Тимон прямо чувствовал, что отцу ужасно не хочется о чем-то просить этого мужчину, который и не мужчина вовсе. Так было один раз, когда мама заставила Тимона извиняться перед противной девчонкой на-райе, которую привели к ним в гости. Он правда был не виноват, что она упала, а извиняться все-таки пришлось.

– Подай прошение, – дернул мужчина плечом.

– Подали. Три месяца прошло! Пожалуйста, Лья!

– Да чего ты от меня-то хочешь? Чтобы я ее без разрешения подняла? Ты в своем уме? Вот и я с ума не сошла!

– Нет, Лья, но у тебя же есть какие-то связи, хотя бы узнать, почему так долго…

– Три месяца – долго? Ха! А три года – не хочешь? А пять лет? И вопрос не только в этом. Скажи мне, мышонок – а мне это надо? Бегать, напрягаться самой, напрягать знакомых, чтобы сделать в кайф кому – тебе? Смешно! Я тебе давно объяснила, что все, что ты можешь от меня получить – это по морде! Всегда пожалуйста! В любое время, в любом количестве и совершенно безвозмездно.

– Лья! Ты никогда не была жестокой! У нас ребенок, ему всего четырнадцать! Он останется совсем один!

– Жестокой не была, но и добренькой дурочкой тоже! Что-то ты крутишь, мышонок! Сколько ей осталось?

– Нисколько, – отец закрыл лицо руками. – Печати не помогают. А слишком сильные ее убьют.

– А ты спой ей «Созидание»! – ехидно улыбнулся мужчина.

– Пою, – обреченно сказал отец. – Каждый день. Только поэтому она еще и жива до сих пор. Лья, пожалуйста!

– Эк тебя приплющило! Ну, показывай, – мужчина прошел в комнату, оба вышли, видимо, пошли к маме. Сейчас бы и выскочить Тимону в окно, но… А кто ему потом что расскажет про маму? Отец на его вопросы давно не отвечает. Не-ет! Никуда он не пойдет! Некоторое время царила тишина, потом в комнату влетел отец. Именно влетел и еле удержался на ногах, дверь явно была открыта его головой.

– Ты не мышонок, ты… – вошедший следом мужчина сгреб отца за грудки, приподнял и стал встряхивать на каждое слово. Отец даже не сопротивлялся, а мужчина говорил – негромко, спокойно, без злости, даже без раздражения, но от этого почему-то было очень страшно, хотя Тимон и понял-то всего два слова: «козел» и «гоблин». Остальные названия были непонятны. – Ты, … что, не мог меня год назад позвать? Или хотя бы три месяца назад, когда прошение свое долбанное подавал? Какого … ты столько времени над женщиной издевался, …. …? Тебе первый же целитель должен был сказать, что это неизлечимо, чего ты ждал, … … убогий? – он одним движением отправил отца в полет, закончившийся на столике у стены. Столик тоже сразу закончился.

– Она не хотела становиться вампиром! – закричал отец из обломков, прикрываясь рукой от подошедшего мужчины.

– Да уж конечно! Она не хотела! А может это ты не хотел, а? Она провинциальная девчонка, она ни одного вампира в жизни не видела – с чего бы такая неприязнь? А я тебе скажу! Это ты, мышка моя серенькая, постарался ей рассказать, какие мы все нехорошие! – он опять сгреб отца за лацканы и одной рукой вздернул его по стене вверх. – Только это не вампир нажрался на собственной помолвке, и не вампир спьяну зажал в углу суккуба, и не вампир потом орал, что его коварно соблазнили, хотя всем был ясно, что это не так! – он разжал руку, отец свалился обратно в обломки. – И пакости не я за чужой спиной говорила! И не я трусливо сбежала с предложенной встречи, едва твой папочка погромче зубом цыкнул! Тогда тебя прикончить не удалось – может, теперь сам сдохнешь?

– Лья, пожалуйста, все что хочешь, только спаси ее! – отец плакал. Тело мужчины опять поплыло, перед Лейном снова стояла женщина с прекрасным, но искаженным брезгливым презрением лицом.

– Что, мышонок, жить хочется? По тебе Видящая плачет, слякоть! Давай посмотрим, сколько гнили у тебя внутри накопилось? Так ведь не пойдешь же, … … выкрутишься!

– У нас сын… – отец вытирал лицо.

– Сы-ын, говоришь? И много твоему сыну от тебя достанется? Он же полукровка, приравнен к людям, эльфу наследовать не может – ты меня за дуру держишь? – презрительно фыркнула женщина. Отец молчал. Почему он молчит? Тимон не понимал, почему отец все это терпит. – Значит так. Ты сейчас пойдешь к Видящей и по печати Утверждения передашь всю свою собственность своей жене. Всю, я проверю. Своей матери сын вполне может наследовать – ты же о нем заботишься? – она саркастически скривила губы. – Я приду часа через три с ордером – чтобы все было сделано, ты меня понял? Засранец! – женщина шагнула в портал и закрыла его. Отец закрыл лицо руками, замычал, как от боли, потом поднялся и быстро вышел.

Тимон вылез в окно, залез на любимое дерево и долго там сидел – пока не стемнело. Вопросы крутились в голове, но задать их было некому – сразу стало бы понятно, что он подслушивал. Почему отец так себя вел? Не сопротивлялся, даже не возражал почти? Тимон несколько раз чуть не выскочил из-за занавески, чтобы сказать этому… этой… Короче, сказать, что папа на-райе, и никто не должен с ним так разговаривать! Никто! А она – ну, кто она такая? Вампирка – подумаешь! И слова. Слова надо запомнить, а потом спросить мальчишек, что они значат. Что-то нехорошее, это понятно, но вот что? Надо узнать, может, тогда станет ясно, почему эта с отцом так говорила, а он не возражал.

Уже совсем стемнело, когда перед парадным крыльцом вспыхнул портал. Отец уже стоял там некоторое время, ждал. Тимон тоже ждал – у окна второго этажа, спрятавшись за шторой в темной комнате. Из портала шагнула Лья – Тимон запомнил это имя. Теперь – о, теперь она была одета! У мамы таких платьев не было, даже похожих! Облегающий точеную фигуру черный бархат расходился ниже колен широким подолом. Черные перчатки выше локтей, в широком декольте и высоко забранных на макушку волосах горели в свете портала ярко-красные камни. Тимон затаил дыхание. Он никогда такого не видел! Мама, конечно, красивая, но домашняя и добрая. А эта Лья… Такие бывают только в сказках – разве нет? Красивая и опасная, хищная, как… как оса. Наверно, она очень злая. Хотя она совсем не сердилась, когда… била отца. Вот именно. Тимон был растерян совершенно. Как можно бить кого-нибудь, если и не сердишься даже? А если не сердишься – зачем бить? И ругать? И она сказала, что отец издевался над женщиной – она маму имела в виду? Но он же наоборот маме целителей приводил… Ничего не понятно!

Лья молча протянула руку. Отец подал ей бумагу. Она прочитала, кивнула в портал. Оттуда вышли двое в белом, обтягивающем, как вторая кожа. Все пошли к лестнице. Тимон убежал в детскую, забился с головой под одеяло и долго плакал. Отец к нему так и не зашел.

Мама вернулась через две недели. Отец за это время еще больше выцвел и даже, казалось, постарел. Большую часть времени он сидел в саду на скамейке, что-то бормоча себе под нос. Тимон подошел было к нему на второй день, но нарвался на холодное «Что ты хочешь?» и поспешил уйти. Жизнь рушилась. Та простая и понятная жизнь, в которой Тимону не надо было думать. А теперь голова пухла от вопросов, и задать-то их было некому. Тимон привык гордиться своим отцом. Он был на-райе, он был красив – ни у одного знакомого мальчишки такого красивого отца не было, он никогда не пил и ни разу Тимона не выпорол, даже не накричал ни разу. Вот только… Мальчишек из села их отцы брали на рыбалку, учили пилить и колоть дрова, столярничать, косить сено – и много чего еще. Они иногда напивались, и многие курили, а за провинности драли своих детей нещадно – но… Но. Пока мама неотлучно была дома, Тимону и невдомек было, насколько отец к нему равнодушен. «Тимочка, поздоровайся с папой и иди гулять, папа занят. Тимочка, скажи „спокойной ночи“, и иди спать». Да, у Тимочки был папа. Где-то там, в кабинете. Может, он ему неродной? Но Ростик, у которого не отец вовсе, а отчим, недавно хвастался деревянным мечом: «Батя выстругал!» А Фаськин отец, запойный пьяница, умеет рассказывать замечательные сказки и делает для всех свистульки – и Фаське, и всем, кто попросит! Как же так? И пригласить к себе домой хоть кого-то из приятелей Тимон тоже не мог – как-то почему-то это само собой подразумевалось, ему и в голову не приходило. Просто… не надо этого делать. А вот теперь, когда задумался, стало странно – а почему? В селе можно было зайти к кому угодно, взрослые ругались только если шумно слишком делалось, или намусорено. А к Тимону нельзя. Совсем, даже в сад. Никому. Это были тяжелые две недели. Это были две первые тяжелые недели.

Мама вернулась, видимо, когда Тимон спал. Увидел он ее, когда спустился вниз к завтраку. Бросился к ней, себя не помня от счастья, обнял, уткнулся куда-то в живот. И насторожился. Мама пахла… как-то не так. Вернее, вообще не пахла.

– Ну, как ты тут? – мама наклонилась, поцеловала его в лоб. Тимон отпрянул. Руки и губы были холодными. Не ледяными, но и не теплыми – как остывший компот. А еще мама перестала быть смуглой, и знакомая родинка справа над верхней губой исчезла.

– Ма-ам? – вопросительно протянул Тимон.

– Что, Тимочка?

– Ты замерзла?

– Нет, детка! Просто я теперь вампир. Мы все такие. Зато у меня теперь ничего не болит, я здорова! – мама легко, освобожденно как-то улыбалась, будто то, что она теперь вампир, было чем-то хорошим. Тимон так не думал. Дальше – больше. Когда перед Тимоном поставили тарелку с кашей, он заныл:

– Я не хочу-у ка-аши!

Ему целый год уже поныть не удавалось! Не перед отцом же? А он так любил, когда мама его уговаривала! Для того и ныл! Обычно она сразу начинала ему объяснять, что кашу есть нужно, просто необходимо, как же без каши, он же хочет быть сильным? Ведь он тогда не сможет победить дракона! Какого дракона? Ну, как же… – и сказки как раз хватало, чтобы каша незаметно съелась. А теперь…

– Не ешь! – легко согласилась мама и продолжила разговор с отцом. В полном обалдении Тимон кашу съел, поблагодарил и убрел в сад на свое дерево. Опять надо было думать. Через час вывод был получен. Это не его мама. Мама, наверно, умерла. А Лья и эта тетка сговорились, чтобы обмануть и его, и отца. Зачем – непонятно, но ничего у них не выйдет. На маму эта райя, конечно, очень похожа, но Тимон сразу понял, что это не мама, да и обманывает она как-то уж очень неуклюже – он бы и то лучше прикидывался! Сразу видно – не умеет эта райя врать. Это, наверно, Лья ее подговорила. Ну да, скорей всего, так и есть. Эта вампирка во всем виновата. Она и папу обидела, и про Тимона сказала, что он, как это… полу… Единственное слово, приходившее в голову, было «полудурок». Так учитель в школе называл тех, кто плохо учился. Наверно, это что-то похожее. Ну, ладно! Врать и притворяться Тимон хоть и плоховато, но тоже умеет. Отец явно пока не понял, что его обманывают. Хорошо, Тимон сделает вид, что тоже ничего не замечает, а вот потом, когда сможет узнать, для чего все это затеяно, вот тогда… Что «тогда» Тимон так и не придумал и решил отложить на потом. Когда все узнает, тогда и решит, что с этим делать. А пока придется называть эту райю мамой и виду не показывать, что он обо всем догадался.

Вечером состоялся первый скандал. Тимон просто спросил:

– Мама, а что такое полу… это…

– Полукровка?

– Да, вот это самое.

– Кто тебе об этом сказал? – нахмурясь, поднял голову от книги отец.

– Я… так… слышал… – уклончиво забормотал Тимон. Кажется, это действительно что-то нехорошее!

– Это значит, – совершенно спокойно сказала мама, – что в тебе половина крови эльфов, а половина – людей. Папа эльф, я человек… была, а ты полукровка. Понял? – Тимон кивнул, очень удивленный. И это все? А он-то думал…

– Мина! – вмешался отец. – Я же говорил тебе – не надо с ребенком говорить о таких вещах!

– Да, я помню, но я никогда не считала это правильным, – спокойно ответила мать. – Во-первых, он задал вопрос – ты предлагаешь мне солгать в ответ? Зачем? Во-вторых, чем больше он будет знать – тем проще и легче ему будет жить. И не пытайся меня убеждать в том, что легко и просто жить менее достойно, чем тяжело и трудно – из этой чепухи я, слава Жнецу, уже выросла! Как говорится, что лучше – быть бедным и больным или здоровым и богатым?

– Честным! Лучше быть честным! – рявкнул отец.

Тимон затравленно смотрел на родителей. Не надо было спрашивать!

– Да что ты? – захохотала мать. – Ответ, конечно, правильный, выучил прекрасно, хвалю – только не в твоем исполнении!

– Ага! Пообщалась, чувствуется! – взорвался отец. – Что еще в меню от ле Скайн имеется? – «ле Скайн» прозвучало, как грязное ругательство. Тимону стало совсем неуютно. Отец никогда не кричал ни на него, ни на маму. А название надо запомнить. Лья ле Скайн. А мама наоборот очень развеселилась.

– Чем тебе не угодила райя Виллья? – насмешливо удивилась она. – Я так просто влюбилась!

– Вот-вот! – зашипел отец. – Вот именно!

– Но, к сожалению, в гости к нам она идти отказалась, Сказала, что ей не нравится мой муж. Ты ничего не хочешь мне рассказать? – мать азартно блестела глазами, ее явно забавляла ситуация. Мать? Она вела себя совсем наоборот! Настоящая давно постаралась бы сгладить конфликт и успокоить отца, а эта… хохочет, смешно ей! Отец зарычал и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Мина хохотала до слез.

С течением времени обнаруживалось все больше вещей, которые мама теперь «не считала правильными». Только много позже Тимон понял, что до болезни Мина жила так, чтобы Тимону и его отцу было удобно, спокойно и приятно. Жила, переступая через себя, через свою гордость, поступалась своим мнением – лишь бы не конфликтовать. Она о них думала, о них заботилась – они принимали это, как должное. Разве может быть как-то иначе? Оказывается, может! Теперь она говорила и делала то и так, как считала правильным сама – и жить им стало весьма неуютно. Раньше он иногда специально приходил домой с незалеченной ссадиной – чтобы мама пожалела. Он, конечно, мог ее залечить – делов-то! – но хочется же, чтобы пожалели! А теперь мама как-то очень быстро и старательно отвернулась, и сказала сквозь зубы, невнятно:

– Тимочка, залечил бы ты это! Если грязь попадет – воспалиться же может! Давай быстренько, я же знаю, ты умеешь!

Жизнь становилась невыносимой. Счет к Виллье ле Скайн стремительно рос.

Мина устроилась на работу в Госпиталь, сказав, что считает это правильным. Может быть, она была и права – каждый разговор родителей теперь заканчивался скандалом. Правда, каким-то односторонним, с папиной стороны. Отец орал, шипел, бушевал – Мина хохотала. А теперь они редко виделись, дома стало потише, но на ситуацию в целом это не повлияло.

– Милый, – услышал однажды Тимон, проходя по дорожке вокруг дома, и остановился послушать под открытым окном. – Я тебе даже сочувствую, со мной ты действительно попал! Насколько я понимаю, лет через двадцать ты рассчитывал сбагрить меня в деревню – доживать? Слушай, чисто из интереса – а у тебя есть журнал записей какой-нибудь, по учету бывших жен? Не скажешь – какая я по счету?

– Мне уйти? – холодно сказал отец.

– Да как хочешь, ты мне не мешаешь пока, – засмеялась Мина. – Ты мне даже нравишься – когда не шипишь! Такой живой, игривый! – грохнула дверь, Мина захохотала. Тимон ничего не понял, только расстроился. Какие бывшие жены, о чем она?

Был во всем произошедшем и свой плюс. Во-первых, новая мама хоть и не была ласкова, да и с сочувствием у нее было плоховато, но к Тимону относилась очень даже неплохо. Она не раздражалась по поводу дыры на новых штанах, не ругала за поздние возвращения из поселка, если Тимон заигрался и опоздал к ужину. Правда, и ужин разогревать не бросалась. Не пришел – значит, не очень голодный. Хлебца погрызешь. Зато! Зато ей можно было задать любой вопрос – и получить вполне серьезный и правдивый ответ без всяких отговорок, типа «ты еще маленький». А если она не знала ответа, она так и говорила, что постарается узнать – и держала слово. Всегда. Постепенно Тимону начало это нравиться. Она была… надежной. Она не опекала его, как прежде, не особо заботилась – зато с ней можно было дружить! Как с мальчишками в поселке, даже лучше: она больше знала, с ней было интересно. Единственное, чего Мина требовала неукоснительно – выполнение домашних заданий. Она помогала Тимону, но никогда не делала их за него. Тимон, будучи полукровкой, развивался медленнее других детей во всех отношениях, и даже помощь Мины не спасла его от сидения по два года почти в каждом классе. И все бы ничего, он бы, наверно, даже привык бы к этой новой маме – если бы не отец. Нет, напрямую к Тимону скандалы не относились, сына Лейн по большей части просто игнорировал. Но смириться с новой Миной, а главное – с финансовой зависимостью от той же Мины, отец не мог. Он бунтовал. Мину это чрезвычайно развлекало, Тимона нервировало. Закончив школу к 27 годам, он уехал в Университет, и больше дома не появлялся, вспоминая «родное гнездо», как страшный сон. А виновата во всем была, конечно, Виллья ле Скайн – в этом он был твердо уверен. Тимон учился на целителя. Его наставник, белый маг-целитель, оказался его единомышленником. Ну не любил он вампиров, не любил. Всех вообще и ле Скайн в частности. Мнения своего он никому не навязывал, о причинах не распространялся, зато Тимону было кому излить душу и ощутить, что он не одинок в своей неприязни. Тимон так и не перенял радикальные взгляды своего наставника, хотя это вполне могло бы произойти – почва была благодатная. Но за годы, проведенные в Университете, Тимон успел многое понять и переосмыслить. Например, что вампиры, как и люди – все разные, и не стоит валить всех в одну кучу. Среди преподавательского состава было трое инкубов – все с виду лет тридцати, чем-то неуловимо похожие друг на друга, и на Лью, и на мать, но не чертами лица, а какой-то внутренней свободой и равнодушием к мелочам жизни. На целительском факультете они не преподавали, но Тимон часто их встречал – и в столовой и на территории – и они ему даже нравились. В отличие от преподавателей-эльфов, у инкубов в обращении со студентами совершенно отсутствовали спесь и высокомерие. И об отце своем он многое понял. И разобрался в том, что произошло с его матерью, Мина навещала его довольно часто, они много разговаривали. Но Вилльей ле Скайн он был одержим. Она так и стояла перед его глазами: черный бархат, алые рубины, голубые отсветы портала на обнаженных плечах – и тот, еще детский страх визжал внутри «Опасность!». «Все из-за нее!», стучало в голове. Одержимость не знает логики. Очевидность того, что, если бы не Лья, он остался бы нищим сиротой, Тимон, может быть, и понимал разумом, но не принимал сердцем. Друзьями он в университете так и не обзавелся. Ему все время казалось, что его семейные проблемы написаны у него на лбу большими буквами – и сторонился сокурсников. Некоторые считали его заносчивым, другие – зубрилой и занудой, впрочем, со стороны так оно и выглядело. И, к несчастью, не нашлось никого, кто заинтересовался бы им настолько, чтобы попытаться нарушить эту добровольную самоизоляцию. В результате, учился он прекрасно, но все веселье студенческой жизни прошло мимо него. К сорока годам он закончил полный курс целительства и был рекомендован ко Двору своим наставником, как лучший выпускник. Обязательную проверку у дворцовой Видящей он прошел с некоторым трудом.

– Вы не любите вампиров, райн дэ Форнелл?

– Только одного, благословенная. Вернее, одну.

– Осторожнее, юноша! Я, конечно, не имею права вмешиваться в вашу личную жизнь, но хочу напомнить: ненависть разъедает душу и ведет к странным поступкам! Постарайтесь как-то решить свою проблему, пока это не привело к непоправимым последствиям. Может, вам помочь? Нет? Я буду регулярно вас проверять, учтите это!

Он навесил «неиссякаемый источник» на кружку, чтобы Видящая ознакомилась с его почерком, и был прикомандирован помощником к дворцовому целителю.

Работа оказалась почти синекурой. Царапины, ссадины и синяки после тренировок дворцовых стражников, головная боль после попойки, заплаканные глаза и красный нос какой-нибудь на-райе – разве это работа? В остальном на-райе и райнэ придворные отличались несокрушимым здоровьем. Тимону стало скучно, но, попав в дворцовую библиотеку, он воспрял духом. Там оказалась масса книг по магии – самой разной: стихийной, ритуальной, магии крови и дроу знает, какой еще. Может, он и не сумеет этим владеть и управлять – но интересно хотя бы просто почитать! Так – неспешно и уравновешенно – прошло тридцать лет. Так бы шло и дальше, если бы на очередном приеме Тимон не увидел вдруг ЕЕ. Закрытое вишневое платье в цвет глаз, глухой высокий воротник, черные кружева, черные камни – но это была она! И она разговаривала с Принцем Рианом! Тимон застыл. Ему очень хотелось броситься к Принцу, оттащить от этой женщины, объяснить, что она опасна, очень опасна, потому что… Неважно. Опасна. Но он понимал нелепость подобного поступка, и поэтому застыл на месте, напряженно глядя на непринужденно беседующую пару.

– Какая женщина! – вздохнул кто-то у него за спиной. – Королева! Богиня! – Тимон возмущенно обернулся, но говорящего скрывала от него чья-то спина. А некто продолжал:

– Вы посмотрите – она же просто создана для Трона! Не то, что наша простушка Рэлиа! Как она будет Королевой-матерью? Не представляю! Она же просто клуша!

У Тимона душа оборвалась. Это… заговор? Против Рэлиа? Какой ужас! Тимону очень нравилась принцесса Рэлиа, чем-то напоминая ему маму до болезни. Она была всегда приветлива, заботлива, и представить себе на ее месте эту… эту… Тимон не находил слов. Что же делать? Как раскрыть глаза Принцу? Или просто следить? За всеми. За этими на-райе и за этой ле Скайн. И когда он найдет подтверждение – вот тогда можно будет выступить с обличительной речью! И Рэлиа – надо защитить Принцессу! Вдруг они что-то задумали… То, что все услышанное было заурядным салонным злословием, даже не мелькнуло у испуганного мага в голове. Проводя все свободное время в библиотеке, за книгами, Тимон за тридцать лет так и не удосужился всерьез ознакомиться с местом, в которое его закинула судьба, подружиться с кем-нибудь и уяснить для себя местные нравы – так же, как до этого в Университете. И природы эльфийского разделенного света он не понимал: отец тоже светился, но это не мешало ему ругаться с мамой. А то, что и Принц, и Принцесса старше отважного рыцаря и защитника Тимона на пару тысяч лет, и, наверно, получше него разберутся со своими на-райе, вообще не приходило ему в голову. Он проследит! Он защитит! У мага поехала крыша.

– Что вас так беспокоит, райн Тимон? – спросила его Видящая на первой же проверке. – Вы весь прямо горите!

– Я беспокоюсь за Принцессу Рэлиа, благословенная. Ничего определенного, но некоторые высказывания придворных…

– Вы сообщили о своих подозрениях главе охраны?

– Но… у меня нет никаких конкретных фактов… Только то, что я чисто случайно услышал… Говорили у меня за спиной, я даже не смог увидеть его лица, только голос. Но голос я узнаю!

– Райн дэ Форнелл, уверяю вас, вся охрана вполне надежна, это достаточно компетентные работники. Будет лучше для всех, если вы сосредоточитесь на своих собственных обязанностях!

От Видящей Тимон вышел, кипя от возмущения. Слепцы! Глупцы! Не видят под собственным носом, как эта ле Скайн пытается… Ну, да, Тимон еще не знает, что она там пытается, но это и не важно, главное – она пытается! Она опасна! И Тимон это докажет! В непрерывном напряжении и слежке прошел год. Очень тяжелый для Тимона год, потому что все предпринятые им меры ничего не дали. Как это обычно и бывает, вместо того, чтобы успокоиться, Тимон насторожился еще больше, решив, что враг хитрее, чем он думал.

Конец 8399 года ознаменовался сразу тремя событиями. Во-первых, Гидэс Дэмин на-райе Стэн, отец Принца Риана, решил удалиться на покой. После недели пышных празднеств Королем-судьей стал Дэмин Риан, а Принцем-на-Троне – Риан Дэрон, его старший сын. Вторая новость вызвала шок у всего Двора: новоявленный Король-судья обрился налысо! Рэлиа, увидев в первый раз безволосый, стреляющий солнечными зайчиками череп – кстати, очень хорошей лепки – тихо сползла в обморок. Риан обиделся. Тимон насторожился. По Дворцу поползли слухи, сплетни и домыслы. Король погас? Разлюбил Рэлиа? Решил таким образом скрыть отсутствие радуги? Дворец гудел, как улей. Даже смена Короля не вызвала такого ажиотажа. Но, мало-помалу, новость потеряла свою остроту, тем более, что первый обморок Рэлиа оказался и последним, и никаких изменений в отношениях королевской четы заметно не было. Как объяснил Риан Королеве свой экстравагантный поступок, никто не знал. Но как-то объяснил, а остальным и не собирался – вот еще! И третье событие окончательно заставило Тимона отвлечься от королевской шевелюры. Тори Лейн на-райе Форнелл подал в Королевский Суд прошение о разводе и разделе имущества. Слушанье состоялось сразу после праздника Средизимья, 10-го Снеженя нового, 8400 года. Это было первое дело нового Короля.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю