355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эфраим Кишон » Семейная книга » Текст книги (страница 5)
Семейная книга
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:19

Текст книги "Семейная книга"


Автор книги: Эфраим Кишон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Мышиная история

Однажды тропическим днем, вернее, в пол-четвертого ночи я проснулся от странного звука. Кто-то что-то грыз в районе одежного шкафа.

Женушка тоже проснулась, приподнялась на локте и перепуганно уставилась в темноту.

– Мышь! Она пришла из сада. Господи, что же делать?

– Теперь уже ничего. Может, к утру она нас покинет.

* * *

Она не ушла. Более того, утром мы нашли в шкафу две скатерти с обгрызенными диким зверем полями. Жену обуяла элементарная злость:

– Ужас! Нужно уничтожить ее немедленно!

* * *

Сказано – сделано. В полночь мы принялись за дело.

Сволочь принялась грызть стенки шкафа. Мы зажгли свет и бросились на спасение мебели с метлой наперевес и жутким страхом в глазах жены. Я распахнул шкаф и успел увидеть, как животное в панике бросилось наутек и скрылось между простынями на верхней полке. Я вынул простыни одну за другой, и за последней из них открылось жуткое зрелище – серая мышь забилась в угол шкафа и дрожала всем телом. У несчастной были длинные редкие усы и глаза как черные бусины.

– Какая хорошенькая, – сказала жена, прижимаясь ко мне в ужасе, – смотри, как она дрожит от страха. Не убивай ее, а выпусти в сад.

В свете последних указаний я протянул руку, чтобы схватить несчастную тварь за хвост, но она неверно поняла мои намерения и тут же скрылась среди полотенец. Тихим и приятным голосом я постарался объяснить маленькому существу, что у меня нет намерений убивать его, и с этими словами вытащил из шкафа полотенца. Когда все они были вынуты, скотина запряталась среди скатертей, а когда были вынуты и скатерти – она бросилась наутек из шкафа и забилась под диван.

– Идиотка, – прокричал я и бросил в нее швабру, – неужели ты не понимаешь, что я вовсе не хочу тебя трогать?

Мы сдвинули диван, и она побежала к книжному шкафу. Мы вынули из шкафа все книги в течение получаса (рекорд издательского дела)[1]1
  На иврите игра слов: вынуть и издать – одно слово.


[Закрыть]
, но эта идиотка полезла на стену за гардеробом. За ней тянулся кровавый след, и я взревел как раненый тигр из-за того, что эта мышь никак не хочет понять, что ее жизни ничего не угрожает…

– Не убивай ее, – снова взмолилась женушка, – она такая хорошенькая…

– Ладно, – прокряхтел я, поднимая упавший шкаф, – я отдам ее в лабораторию для опытов в качестве подопытной мыши.

Мы отправились спать в три с четвертью, лишенные всяких сил. Мышь всю ночь что-то грызла в кресле.

* * *

Утром я проснулся от пронзительного крика. Жена стояла у кресла, указывая на дыру в бархате обивки.

– Сволочь такая, – кричала она, – немедленно вызывай специалистов и уничтожь ее!

Я направился в одну фирму, которая давала рекламу об уничтожении мышей под гарантию. Я описал наше отчаянное положение инженеру фирмы, однако он заявил, что они не уничтожают мышей поодиночке, а только целыми семействами.

Я сказал ему, что не собираюсь ради процветания их фирмы выращивать в доме целое поколение мышей, покинул их в гневе и купил в магазине металлоизделий мышеловку с самой сильной пружиной.

* * *

Жена выразила свое бурное негодование по поводу моих «варварских методов», но мне удалось ее убедить, что мышеловка – отечественного производства и в силу этого никого поймать не может. На этом основании жена согласилась инвестировать кусочек сыра и установить прибор посреди комнаты. Всю ночь мы не сомкнули глаз, прислушиваясь к шороху, который на этот раз исходил из ящика письменного стола…

Вдруг шум прекратился. Женушка издала вопль ужаса, я вскочил с постели с победным кличем. Сделав один шаг, я услышал «ккккк», и мышеловка изо всей силы захлопнулась на моем пальце ноги…

– Это не мышь, – простонал я, когда жена перевязывала рану, – это крыса!

Супруга широко улыбнулась – она проявляла большую заботу о жизни маленького существа, которое «делает лишь то, что предназначено ему природой».

* * *

И что же предназначено природой? Утром сидим мы за столом и видим, что нейлоновая скатерть превратилась в кружевную. Жена раскраснелась от гнева:

– Немедленно установи мышеловку, эта тварь не заслуживает к себе никакого уважения!

Я зарядил мышеловку и установил ее под одежным шкафом, дабы покончить с этим делом, а в поликлинике нам с женой сказали, что мы сами должны покрыть расходы по лечению…

– Нельзя убивать невинные существа, – выругала меня жена и наступила на мышеловку, сломав пружину. Ночью шорох доносился из кухонного шкафа…

* * *

– Она испортила весь рис, – сокрушалась жена, держа в руках остатки кулька. В ее глазах сверкала смертная ненависть. – Мышеловку! Немедленно!

Я сходил в магазин и попросил новую пружину. Запчастей к мышеловкам у них не было. Продавец предложил мне купить новую мышеловку, вынуть из нее пружину и вставить ее в старую. Я так и сделал и установил новое устройство в углу. Мало того, я еще и разбросал крошки сыра на пути к орудию казни, чтобы жертва нашла туда дорогу…

* * *

Ночь прошла в страшном напряжении. Мышь поселилась в письменном столе и с шумом жрала мои рукописи. Время от времени она прерывала это занятие, чтобы немного передохнуть, и наши сердца замирали…

– Если мышеловка ее убьет, я не знаю, что со мной будет, – угрожала жена во мраке ночи, – это же просто жестокое убийство! У нее такой носик симпатичный…

– Но она же вредит!

– Почему она? Может, как раз он?

Шорох, слава Богу, не прекращался ни на минуту.

* * *

Уснули мы часам к пяти утра, а когда проснулись, нам открылась жуткая картина. В углу стояла перевернутая мышеловка, а в ней… что-то… серенькое…

– Убийца! – закричала мне жена, и с тех пор мы не разговариваем. Но что самое удивительное: теперь мы просто не можем уснуть без привычного шороха в комнате. Это наказание за наши грехи. Где бы достать мышь напрокат?

Штокс

Вчера у нас лопнул кран на кухне, и из него забила вода. Поэтому я направился к сантехнику Штоксу. Дома у него была только жена, которая обещала передать мужу, чтобы зашел ко мне в обед.

Я ждал, но, поскольку он не появился, я направился к нему снова.

Дома была только жена, которая сказала, что муж куда-то ушел, и обещала передать ему, чтобы зашел вечером. Но он не пришел, поэтому я пришел к нему, но его дома не было. Я оставил ему записку, чтобы он пришел завтра утром. Наутро он не пришел, поэтому я пошел к нему и застал его на пороге. Он обещал, что придет к обеду, ровно в час. Я просил, чтобы он пришел в час тридцать, но он сказал, что может только в час. Я ждал его до трех. Затем пошел к нему спросить, почему он не пришел. Но дома была только жена и сказала, что она ему передаст, чтобы он пришел. Он не пришел, поэтому я пошел к нему вечером и застал его дома. Он сказал, что был очень занят все это время, но теперь отдохнет четверть часика и сразу же придет ко мне. Я ждал его два часа, он не пришел, и я пошел к нему, но его уже не было дома. Я ждал его до полуночи и дождался его возвращения. Он сказал, что не успел прийти, но утром придет в восемь. Я просил, чтобы он пришел в семь, но он сказал, что в семь невозможно, и мы договорились на семь тридцать. Он не пришел, поэтому в десять я пошел к нему, но дома была только жена, которая сказала, что передаст, и спросила, как меня зовут. В обед я увидел, что он не пришел, поэтому я пошел к нему. Он как раз обедал и сказал, что вот-вот придет. Пообедав, он сказал, что хочет немного вздремнуть, и пошел в спальню. Я ждал до шести, а потом жена сказала, что он ушел в три через кухню, но она ему передаст, что я его ждал. Я остался у них до вечера. Штокс вернулся в девять и сказал, что он забыл, что я его жду. Штокс, сказал я, вы хотите починить? Он сказал, что за вопрос, я же с этого живу. Мы договорились, что он придет утром в семь. В шесть я был у него, но он уже ушел в город – в армию на ежегодные сборы. Я пошел с ним, мы делали разные упражнения в военном лагере, а вечером вернулись домой, и он сказал, что только переоденется и придет. Он не пришел, и я пошел к нему, но дома была только жена, и она спросила меня – а в чем дело? Я сказал, что кран течет. Утром я купил пистолет и ждал возле дома Штокса до обеда. Он пришел, пообедал и пошел спать. Я спросил – не будет ли он возражать, если я привяжу к его ноге железную цепь? Он сказал, пожалуйста, почему бы и нет. И мы пошли ко мне. Перед входом ему удалось вынуть ногу из цепи, и он пустился наутек. Я стрелял ему вслед. Он отстреливался. Но у него кончились патроны. И тогда Штокс сдался и починил кран. Теперь кран снова течет.

Контакт? Есть контакт!

– Эфраим, – спросила меня жена, – я красивая?

– Да, а что? – спросил я.

Как выяснилось, с осени она пытается поднять весьма деликатную тему. Она, разумеется, знает, что ничего особенного из себя не представляет, но ни в коем случае не является и чем-то заурядным. Если бы не очки, полагает она, она вошла бы в ряд самых эффектных женщин высшего общества.

– Женщина в очках, – утверждает она, – это как засушенный цветок.

Ну и, разумеется, попалось ей на глаза объявление об изобретении века: контактные линзы. Это сейчас в моде. Размер всего пять миллиметров, вставляется прямо в глаз вместо так осложняющих жизнь очков, и человечество ничего не замечает, а она видит все. В общем, потрясающая штука, особенно для актеров, баскетболистов и незамужних близоруких женщин.

Одна манекенщица из Яффо, рассказывают жене лучшие подруги, училась вставлять контактные линзы всего несколько месяцев, и сегодня она уже разводится с одним миллионером из Южной Америки.

Ну, словом, все кругом рекомендуют контактные линзы. Долой старые и неудобные очки, врагов красивых глазок…

– У меня уже есть адрес специалиста, – говорит женушка, – пойдешь со мной?

– Я?

– А для кого же я хочу быть красивой?

Для меня. У специалиста в приемной было около тысячи клиентов, большинство из них с большим и интересным опытом по части контактных линз. Некоторые из клиентов привыкли к своим линзам до такой степени, что они уже не знают – есть ли у них в глазах линзы или нет. Скорей всего, они пришли к специалисту, чтобы это выяснить, для чего же еще? Один посетитель пришел специально, чтобы показать публике, с какой легкостью он вставляет крохотную линзу в глаз: он берет ее, кладет на кончик пальца и переносит прямо в раскрытый глаз – оп! Где же линза? Упала на пол! Разойдитесь все!! Никому не двигаться! Не двигаться!

Воспользовавшись суматохой, мы проникли в кабинет специалиста. Это был симпатичный молодой оптик, преисполненный энтузиазма и уверенности в себе, настоящий оптимист.

– Все просто, – объяснил он, – глаз постепенно привыкает к наличию чужеродного тела, и это тело становится интегральной частью здорового организма…

– Погодите, – спросил я, – через какое время?

– Ну… по-разному…

Специалист проделал с глазами моей жены несколько психосоматических анализов и сделал вывод, что ее глаза очень подходят к оптическому контакту. Он показал, как класть линзу на кончик пальца и как вынимать ее из глаза через шесть часов путем отведения века. Жена тяжело дышала, но ради красоты была готова на все. Всего лишь через неделю она получила в ходе короткой интимной церемонии пару персональных контактных линз в симпатичном пластиковом футлярчике в обмен на пригоршню израильских лир. В тот же день она начала тренировки с возрастающей сложностью упражнений по пользованию этими замечательными линзами: в первый день – четверть часа, во второй – двадцать минут, в третий…

Третий? Какой третий?

Вся проблема в нервах. Жена вымыла линзы как положено, положила одну из них на кончик пальца в соответствии с инструкциями и начала с особой осторожностью осуществлять приближение пальца к глазу таким жестом, будто бы она обвиняет свой глаз в чем-то. И что же случилось? По мере приближения к глазу палец увеличивался, увеличивался, как в кино, и в конце концов стал ужасающе огромным.

– Эфраим, я боюсь своего пальца…

– Ничего, – ответил я, – из-за высокого уровня расходов стоит продолжить.

Она воспрянула духом, самоотверженно скосила глаз в сторону пальца, и – оп! – в тот момент, когда палец прибыл в точку назначения, взгляд ушел в сторону, и линза прилепилась к заброшенному участку глазного белка. Моя женушка никогда не была снайпером. Пришлось добавить полчаса на то, чтобы линза изволила сдвинуться и перекатиться на свое законное место. Это было прекрасно! От очков осталось одно воспоминание, глаза сверкают натуральным блеском, ну просто чудо! Разумеется, были и свои недостатки, например голова жены оказалась парализована и склонилась на сторону, лицо обращено к небесам, подобно подсолнечнику (очень красивый цветок), и женушка ничего не видит сквозь опущенные ресницы и может смотреть только в одном направлении, ибо веки не движутся. Ах да, веки! Каждое движение жены, вплоть до шевеления пальцем на ноге, вызывает в глазу муки святой инквизиции. Поэтому жена сидит на пыточном стуле как замороженная в течение четверти часа, пока ее косящие глаза истекают слезами, и приговаривает:

– Господи! Только бы на этот раз продержаться!

По окончании времени, отведенного на первое занятие, она быстренько встает и вынимает линзы…

То есть пытается вынуть, но они совсем неплохо там устроились. Бедная женщина оттягивает веко в сторону, как ее учил молодой мошенник, оттягивает, оттягивает, и ничего не выходит…

– Ну что ты сидишь и смотришь? – набрасывается она на меня в панике, подобно пойманной мангусте. – Сделай же что-нибудь, сделай что-нибудь!..

Я тоже взволнован. Ведь она жертвует собой в конечном счете ради меня. Я дрожащей рукой нащупываю в ящике стола какой-нибудь подходящий инструмент, но нахожу только сломанные клещи, а она тем временем рыдает…

– Больно! – кричит она.

Я позвонил в «скорую».

– Спасите, – прорычал я в трубку, – контактные линзы упали в глаз моей жены, немедленно приезжайте!

– Господин, – холодно говорит «скорая», – идите к вашему оптику, ладно?

Я взвалил жену на плечи, усадил в машину, и мы помчались к специалисту. Он вынул линзу в течение секунды, с легкой улыбкой на губах.

– Для первого раза неплохо, – сказал он, – продолжайте постепенно в том же духе.

К тому же он дал жене в подарок маленькое резиновое устройство, похожее на помпу, которой пробивают заторы в канализации, только поменьше. Ее надо прижать к линзе, и тогда с помощью вакуума можно будет вынуть зрачок…

Жена вернулась домой разбитая и положила глаза в стакан. То есть наполнила стакан доверху особой болеутоляющей жидкостью и опустила туда глаза. Я бы никогда не смог предположить, что человеческий глаз способен выдержать такие условия. И теперь каждое утро жена, преодолевая отвращение и руководствуясь указаниями врача, героически надевает контактные линзы. Затем она медленно отходит от зеркала и мелкими шажками передвигается по комнате подобно улитке. При этом ее голова задрана кверху, и из застывших глаз бесконечным потоком льются слезы. И несчастная, с остекленевшими, как у рыбы, глазами, останавливается передо мной и игриво спрашивает:

– Угадай, надеты ли на мне сейчас линзы?

Она прочла в какой-то газете, что хорошо надетые контактные линзы невозможно обнаружить невооруженным глазом. Поэтому они так популярны. Наши друзья и знакомые, посещавшие нас в эти судьбоносные дни, никогда не забудут хрупкую фигурку моей женушки в тот момент, когда она мужественно пытается пересечь комнату, обливаясь горькими слезами, как древнегреческая Электра в развитой стадии, и шепча иссушенными губами:

– Не могу больше… не могу…

Несчастная согнулась в три погибели. Ее раскосые от линз глаза теперь постоянно опухшие от слез, носик стал фиолетовым, и вся она как-то сжалась. По сравнению с тем, что ей довелось вынести, полицейское расследование – это детские игры. Упражнения становились день ото дня все дольше, но всякий раз приходилось бежать к молодому окулисту, чтобы он вынул линзы, ибо помпочку использовать было невозможно. Один-единственный раз жена попыталась ею воспользоваться, прижала ее к линзе, создался вакуум, и – оп! – она чуть не вынула глаз целиком. Из моего сердца никогда не изгладится воспоминание о том вторнике, когда женушка появилась на пороге бледная и трясущаяся всем телом:

– Левая линза попала за глаз, в мозг…

Молодой оптик заявил, что такого не может быть, ибо глаз сзади – герметически закрытая конструкция. Он сказал, что она просто потеряла линзу.

Но жена это активно отрицала, как и любая женщина на ее месте:

– Я искала по всему дому, даже на лестнице, – рыдала несчастная, – и я знаю, что линза в голове, позади глаза…

Она даже слышала, как линза гремит там и перекатывается между стенками. Я лично не очень-то в это верил и склонен был доверять объяснению специалиста, ибо оно основано на научных опытах, кроме того, я сам старательно наступил на потерянную линзу, валявшуюся в холле. Я взял измученную головку жены в свои теплые ладони.

– Такова уж воля Господа, дочь моя, направь стопы свои к дому своему и надень на глаза очки свои, что были у тебя…

Таков был конец постепенных упражнений в ношении линз: первый день – четверть часа, второй – десять минут, а в конце недели – очки. Но несмотря на все, мы не отказались от линз окончательно. Порой мы видим на разных вечеринках благородных людей вообще без очков, и можно смело биться об заклад, что они носят контактные линзы. Если они не наткнутся на шкаф, впечатление создается сильное, и народ видит совершенно ясно, что линз почти не заметно.

Признаться, многие из хороших друзей жены уже успели посетить нашего оптика в силу вышеуказанного сильного впечатления и наших горячих рекомендаций. Пусть все идут к нему толпами, сейчас это модно. Контактные линзы.

Сама моя женушка, чтоб не сглазить, выздоровела окончательно.

И ее необыкновенная красота вернулась к ней. Она стала даже выше на несколько сантиметров, нет, серьезно, чтоб я так жил.

Пасхальное чудо

Думаю, пришло время посвящать моего сына Рафаэля в особенности национальных праздников. Ребенок внимательно наблюдает все происходящее вокруг, и вскоре он перейдет из детского сада добренькой воспитательницы в муниципальный детсад. Рафи достаточно развит для своих лет, обладает хорошим логическим мышлением. Вот и сейчас ему не сидится на месте, он играет в футбол перед домом. Я зову его по-отечески. Ребенок сразу же приходит. Я даю ему жевательную резинку и спрашиваю:

– Рафаэль, что ты знаешь о празднике Песах?

– В Песах не ходят в сад.

– А почему?

– Когда евреи вышли из Египта, то не ходили в сад. Вот и сейчас не ходят.

Вот так вот. Ответ оригинальный и логичный до предела. Ребенок отвечает правильно составленным предложением. Когда евреи вышли из Египта, то в сад не ходили. Значит, и сейчас не ходят. Видимо, что-то он там учит у доброй воспитательницы.

– Папа, а почему, когда евреи вышли из Египта, не ходили в сад?

Я бы, разумеется, мог легко это объяснить, но ребенок сам должен это выяснить – почему евреи не ходили в сад, когда вышли из Египта.

– Рафаэль, думай!

Он думает.

– Когда евреи вышли из Египта, не ходили в сад, потому что египтяне хотели забрать детей.

Я тепло обнял ребенка. Пять лет всего, а надо же! Надо будет как-нибудь цветы принести воспитательнице.

– Они хотели забрать и Моисея, – продолжает ребенок, – но его мама положила его в корзинку, и дочь царя царица Эстер нашла его. Пурим, Пурим, это праздник всех евреев, сделаем трещотками трах-тах-тах…

Да, что-то много песен они там учат в саду.

– Рафаэль, когда евреи вышли из Египта, еще не было Пурима. Они, бедные, работали как проклятые.

Ребенок задумывается. В его сознании завязываются первые понятия. В этом есть что-то очень милое, трогающее сердце.

– Папа, а Трумпельдор – так он герой?

Интересные ассоциации у ребенка. Но не совсем верные.

– Мы сейчас не говорим о Трумпельдоре. Вопрос в том, что делали евреи, когда узнали, что у них хотят забрать детей?

– Они не водили их в сад, да?

– Не водили.

– Так они их спрятали.

– А где?

– В кладовке. Под кроватью. Дети переоделись. У меня борода до колен, у меня длиннющие усы, кругом праздник и веселье, сукка, сукка, тря-ля-ля…

Да, по-моему, они даже слишком много песен учат в саду.

– Давай вернемся к Песаху. Что ели евреи, когда вышли из Египта?

– Уши Амана.

– Нет.

– Да!

– Ну хорошо, а еще что они ели?

– Мацу. Когда они вышли из Египта, не ходили в сад, не могли варить еду, так покупали мацу.

– Не покупали. Выпекали.

– Выпекали из теста птичек! Лети, лети, птичка, ля-ля-ля!

Немного странный ребенок. Но что вы хотите от ребенка четырех с половиной лет?

– Папа, а правда, что арабы хотели убить всех евреев и Моисей сделал фокус-покус и они все утонули в море?

– Правильно. Моисей делал чудеса.

– Да, он положил листик под ногу фараона, и листик под руку, и листик под голову и сказал ему держать и потом отлупил его, дал ему десять ударов.

– Это были другие удары – удары судьбы… Когда евреи ушли из Египта и не ходили в сад, была тьма египетская…

– Я знаю, знаю! Бог сделал темноту, и египтяне ничего не видели и бумм – стукнулись о стенку. А евреи видели в темноте, потому что у них были ханукальные свечи, Ханука, Ханука, свечи горели восемь дней без масла, Ханука, Ханука, расскажи-ка нам стишок, как-то раз в Иерусалим греки сразу все пришли, ля-ля-ля, ля-ля-ля, здесь была большая беда…

Ребенок просит волчок.

– Но ведь сейчас не время волчков!

– А Трумпельдор был царь?

Я все время чувствовал, что Трумпельдор должен вернуться. Надо будет поговорить с этой воспитательницей с глазу на глаз. Есть же какие-то рамки. Вместо того чтобы прививать трехлетнему ребенку какие-то элементарные понятия, ему забивают голову инфантильными песенками. К примеру, что общего между Песахом – праздником свободы и раз, два, три, я – Ахашверош, у меня золотая палочка и на голове корона? Ребенок не знает ничего, одни песни у него в голове…

– Все мы сыны Израиля, – напеваю я, чтобы выплеснуть гнев, – вышли мы все из Египта, дети еврейской семьи, Песах, Песах! Так вышли мы из Египта, так, так, так, из Египта. Так, так, так…

Ребенок смотрит на меня со смешанными чувствами. Ладно, дам ему завтра волчок, но небольшой.

– Папа, – переходит ребенок к сути дела, – а правда, что пришло много египтян и евреи всех их победили и они утонули в море, а евреи не утонули?

Слава Богу. В конце концов.

– И тогда пришел лев.

– Какой еще лев?

– Лев рычал, но Бар-Кохба его победил. Флаг свободы в руке, и весь народ аплодировал, Бар-Кохба – ура, ура, ура!

– Пророк Моисей…

– И Моисей, да! Фараон утонул в море, Моисей победил всех арабов в темноте, лягушки, работать заставляли, цветочки собирать, плети венок к цветку цветок, Трумпельдор герой…

– Рафи!

– Вертись, вертись, волчок, изгнали греков из Иерусалима, а что такое изгнали, папа? Нет, я уже знаю! Мы – Макаби, выше флаг, мы сражались с врагами и победили, выше флаг, День независимости, идут израильские солдаты, мы – Макаби, выше флаг, «Макаби» победил…

– Неееет!

– «Макаби» Тель-Авив!

– Вон!

Рафи убегает приободренный. Я слышу, как он говорит Дорону:

– Мой папа победил льва.

В этих красивых песнях бывают ложные понятия.

Деревья расцветают, и солнышко сияет, и все птички поют, и на праздник все идут, Ту-би-шват уже пришел, праздник деревьев, черт бы его побрал. Кажется, я начинаю понимать, почему евреи не ходили в сад, когда вышли из Египта.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю