Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Набег Мадритова позволил установить, что северная Корея к северу от линии Гензан – Пектон не занята японцами. Это был единственный результат, но и этот результат сошёл на нет, когда в конце мая отряд Мадритова отступил назад и когда, тем временем, произошла высадка остальных японских армий между Бидзево и Дагушанем и уже вполне обнаружилось наступление противника.

Несравненно большую услугу мог оказать отряд Мадритова своей армии, если бы, не отрываясь от собственных войск, он проявил энергичные действия на фланге в конце апреля и в начале мая. Этот набег Мадритова в северную Корею, совершённый без обозов и запасов, указывает, между прочим, на то, что отступление кавалерии Мищенко за Ялу из опасений недостатка продовольствия было лишено всяких оснований. Важнейшее и единственное затруднение заключалось в том, что русскому кавалерийскому начальнику недоставало решимости и способности к энергичным действиям без всяких опасений за жертвы, с которыми сопряжено достижение важной цели.

«От кавалерии, – по выражению Наполеона, – требуется смелость, решительность и, в особенности, чтобы она не была одержима духом выжидательности и колебания».

На Ялу

«Истинному полководцу всегда противно подчинять свою волю действиям противника».

Граф Торк-фон-Вартенбург «Наполеон как полководец»

На основании операционного плана наместника Восточный авангард должен был состоять из 3-й и 1-й Восточносибирских стрелковых дивизий, а также из 19-го Восточносибирского стрелкового полка, всего 9 стрелковых полков, т. е. 18 батальонов, не считая находившихся в пути третьих батальонов этих полков: кроме того, в состав авангарда входила ещё артиллерия обеих дивизий и 29 сотен.

В конце февраля на Ялу прибыла 3-я Восточносибирская стрелковая бригада в составе 8-ми батальонов, но вслед затем Линевич получил телеграмму от ген. Куропаткина приостановить. дальнейшую посылку войск на Ялу и даже распорядился, как это было упомянуто выше, отозвать обратно из Кореи отряд ген. Мищенко.

Куропаткин точно также, как и Линевич, придерживался такого взгляда, что необходимо, не втягиваясь в бой с противником, сосредоточить сначала все силы, выбрав для этого вполне безопасный район. С этой целью они предусматривали возможность отступления войск к Мукдену или к Телину, или даже к Харбину, смотря по обстоятельствам, но уклоняясь от боя с неприятелем. В посылке авангарда на Ялу они видели большую опасность, так как по их мнению, при сосредоточении армии у Ляояна самое дальнее, куда можно было выслать авангард такой армии, это было у Хайчена. Притом они соглашались на необходимость удержания Фынхуанчена для того, чтобы сделать безопасным отступление кавалерии.

Наместник был очень недоволен упомянутыми выше распоряжениями командующего армией, но, как сказано, счёл лишним со своей стороны отменить эти распоряжения. Разногласия во взглядах наместника и командующего армией сказывались также и по другим вопросам. Согласно операционному плану наместника для обороны Квантунского полуострова (Порт-Артур) должны были остаться только 7-я Восточносибирская дивизия и 5-й Восточносибирский полк, всего 14 батальонов.

Куропаткин считал эти силы недостаточными. Ещё в бытность свою военным министром, во время своей поездки во Владивосток, он. на военном совете в Порт-Артуре настаивал, что для обороны Квантунского полуострова необходимо назначить, кроме упомянутых войск, ещё 3-ю и 4-ю Восточносибирские стрелковые бригады (дивизии). Он был того мнения, «что в случае, если осаждённый Порт-Артур будет иметь слабый гарнизон, то командующий Манчжурской армией, озабоченный судьбою крепости, будет вынужден предпринять наступательный действия, не дожидаясь окончательного сосредоточения своих войск».

Тем не менее, в утверждённом в начале 1904 года плане наместника для обороны Квантунского полуострова были назначены только упомянутые 14 батальонов, тогда как расположенная там в мирное время 3-я Восточносибирская стрелковая бригада была направлена на Ялу. Но как только Куропаткин был назначен командующим армией, он тотчас же из Петербурга распорядился об усилении войск, предназначенных для обороны Квантуна, выделив для этого части из подчинённой ему Манчжурской армии – «для того, чтобы эта последняя, не опасаясь за судьбу Порт-Артура, не решилась преждевременно перейти к наступательным. действиям с целью освобождения осаждённой крепости».

Наместник, со своей стороны, в противоположность взглядам Куропаткина и его отcтупательно-оборонительным действиям, настаивал на необходимости удержания в своих руках южной Манчжурии, главным образом, в видах политических: «для поддержания нашего престижа на Дальнем Востоке», – поэтому ослабление действующей армии в пользу Порт-Артура адмирал Алексеев считал опасным и не склонен был согласиться на требование Куропаткина[ 2

[Закрыть] ²].

Но как командующий армией и исправлявший его должность, точно так же и сам наместник не обладали требуемой для полководца силой воли для осуществления своих планов. Результатом этой нерешительности были постоянные колебания и распоряжения, имевшие большей частью двойственный характер.

Вскоре Куропаткин провёл следующую хитроумную меру, которая делает честь его дипломатическим способностям. Находясь ещё в Петербурге, он 22-го февраля отправил наместнику особые директивы относительно ведения операций; конечно, эти директивы были им самим составлены и получили Высочайшее утверждение.

Основа этих директив сводилась к тому, чтобы прочно удержать в своих руках железную дорогу, в особенности город Харбин… «До сосредоточения достаточных сил действовать осторожно, чтобы не подвергнуть разрозненные войска отдельным поражениям»… «Назначение достаточных сил для обороны Порт-Артура»… «К решительному наступлению переходить не раньше, как после прибытия достаточных сил».

Таким образом мы видим, что наместнику-главнокомандующему были навязаны взгляды командующего армией, хотя надо признать, что директива была составлена без решительных указаний, а в расплывчатых выражениях.

Действительно, как иначе понимать, например, такое выражение директивы, когда говорится, что: «японцев, после их перехода в наступление, следует держать возможно дальше от железной дороги», а в тоже время – «до сосредоточения достаточных сил воздерживаться от решительных действий, для того, чтобы преждевременно не подставлять разрозненные войска отдельным поражениям, не упуская, однако, благоприятных случаев ослаблять противника всеми возможными средствами».

Все подобные требования смахивают на поговорку: «Помой меня, но не замочи». Из этого видно, что в самом начале войны, когда не было ещё произведено ни одного выстрела, своеобразные особенности русского полководца придавали уже всем оперативным планам характер нерешительный, который ложился неотъемлемым отпечатком на все действия этой войны; ему хотелось, правда, совершить великие дела и достигнуть важных результатов, но недоставало самого важного качества, требуемого от «Великих Капитанов» такими полководцами, как Фридрих Великий, Наполеон, Суворов – это отвага решимости.

Наместник согласился с этими указаниями и созвал военный совет, на котором было решено: находящуюся на Ялу 3-ю Восточносибирскую стрелковую дивизию не усиливать, а её действиям придать характер демонстративный.Только одним своим присутствием на Ялу она должна заставить противника тратить время на развёртывание своих войск, принимать необходимые меры во время марша, а также при переходе через Ялу, даже если и не придётся вступать с японцами в открытый бой.

Это столько же неясно, как и дальнейшая задача, поставленная этой дивизии – «в случае отступления от Ялу замедлять движение противника, не ввязываясь с ним, однако, в серьёзный бой, а затем на перевале Фынзиаолин встретить неприятеля с целью стойкого сопротивления». Мы видим, таким образом, что из-за опасения ответственности за какие-нибудь решительные действия предлагаются все уступки и полумеры половинчатого характера, которые таили в себе уже зародыш поражения.

Точно также уступил наместник и дальнейшим требованиям Куропаткина относительно усиления войск, назначенных для обороны Квантуна, для чего и назначена была 4-я Восточносибирская стрелковая дивизия; так что после прибытия третьих батальонов гарнизон Порт-артурского укреплённого района состоял из 27-ми стрелковых, 3-х запасных и 4-х батальонов флотских экипажей.

Для охраны побережья против высадки японцев на Ляодунском полуострове был образован «Южный авангард», который был направлен к район Ташичау – Инкоу – Кайпинг; в состав этого авангарда вошли вновь сформированная 9-я Восточносибирская стрелковая и 1-я Восточносибирская стрелковая дивизии; 6-я Восточносибирская дивизия и 2-й Сибирский корпус оставались в резерве в районе сосредоточения около Ляояна.

Итак, пришли к соглашению о том, что авангард на Ялу должен действовать «демонстративно». Но как осуществить на деле эти демонстративные действия – на этот счет мы видим разнообразные мнения. Ген. Линевич, представлявший Куропаткина, был того мнения, что на Ялу.нужно оставить только одну пехоту, отправив артиллерию назад для того, чтобы не замедлять движение войск во время отступления с целью скорейшего занятия Фынхуанчена; поэтому он считал необходимым избегать сражения с японцами; в противном случае ему представлялось отступление в виде несчастья, когда придется двигаться с артиллерией и обозами.

Наместник, однако, не мог мириться с мыслью безусловного оставления линии Ялу без сражения и поэтому придерживался взгляда, что придача артиллерии этому авангарду необходима для достижения поставленной ему задачи – задержать неприятельские войска на линии Ялу, заставив их потерять время на форсирование этой реки.

Строго говоря, штаб наместника, как это видно из телеграммы ген. Жилинского на имя военного министра, был того мнения, что отступление от Ялу не вызывается обстоятельствами, и даже, наоборот, численность русских войск на театре войны в конце марта этому штабу казалась вполне достаточной, «чтобы обеспечить успех нашего оружия на одном фронте», тогда как в середине апреля численность русских войск «была уже достаточна, чтобы одержать прочный успех на двух фронтах, действуя оборонительно на одном фронте и переходя в решительное наступление на другом, более опасном, фронте».

По-видимому, и ген. Линевич постепенно усвоил взгляд наместника, так как в приказании, переданном 12-го марта начальнику Восточного авангарда генерал-майору Кашталинскому, он высказывает мнение, «что японцы упустили благоприятное время для перехода в наступление и для решительных действий, поэтому не только не следует думать ни о каком отступлении от Ялу, но, наоборот, следует подкрепить там наши войска для того, чтобы оказать японцам решительное сопротивление».

В таком положении была обстановка, когда 28-го марта в Ляоян прибыл ген. Куропаткин и вступил в командование армией. В течение целого месяца, согласно его приказаниям, никаких войск на Ялу отправлено не было. Там в то время находилась 3-я Восточносибирская стрелковая дивизия, но без третьих батальонов. Большая часть кавалерии находилась на южном берегу Ялу, но в то время она уже начала свою переправу на северный берег реки. Численность войск, находившихся тогда на Ялу и объединённых названием «Восточного авангарда», переименованного вслед затем в «Восточный отряд», к 1-му апреля составляла 8 батальонов пехоты, 23 сотни, 38 орудий, 8 пулемётов, 3 саперных роты, 2 конных охотничьих команды.

Всего на театре действий русских войск находилось 55 батальонов, к которым должны были прибыть ещё 34 батальона из Квантунского полуострова. Третьи батальоны стрелковых полков находились в то время ещё в пути.

Можно было ожидать, что с прибытием ген. Куропаткина на театр войны вполне определится роль Восточного отряда. Этого, однако, не случилось, потому что и сам командующий армией, по-видимому, никак не мог решиться на вполне определённый образ действий.

Нельзя не согласиться с мнением наместника, что отступление от Ялу в конце марта совершенно не соответствовало обстановке того времени. Известно было, что к тому времени со стороны японцев закончилась только высадка 1-й армии, в составе 3-х дивизий или 36-ти батальонов и 9-ти эскадронов. Высадка эта была произведена у Цинампо, в Корее; поэтому требовался ещё целый месяц до появления этой армии на берегах Ялу. За это время численность русских войск на театре действий должна была возрасти ещё в южной Манчжурии и на Квантуне до 110 батальонов. Высадка же остальных японских армий у Бидзево была закончена только в середине мая, причём одна дивизия, именно 10-я, закончила свою высадку у Дагушаня только к концу мая.

Таким образом, мы видим, что в течение 6 недель 1-я армия Куроки должна была одна противостоять значительно превосходящим её силам русских войск; поэтому следовало ожидать, что командующий Манчжурской армией не будет иметь никаких оснований не только думать об отступлении от Ялу, а, напротив, должен будет направить все силы к тому, чтобы использовать эту выгодную для себя обстановку и нанести противнику поражение.

Важнейшей целью командующего русской армией должно было служить стремление вырвать инициативу действий из рук противника и, таким путём, одержать моральный перевес над ним. Но всякое активное действие было до такой степени чуждо русскому полководцу, что он ни разу даже и не подумал решиться на попытку использовать эту выгодную для себя обстановку.

Во всяком случае, ген. Куропаткин, благодаря своим усиленным заботам о сбережении кавалерии и нерациональным действиям этой последней, был в совершенном неведении относительно положения в Корее. Предположение его, что в Корее, может быть, уже высадилась также часть и 2-й армии, было совершенно неправдоподобно, так как в русской главной квартире было хорошо известно бездорожье Кореи и значительные затруднения, встреченные там во время движения 3-й дивизией 1-й армии Куроки.

Ни один полководец не может, конечно, определять обстановку совершенно наугад, для этого требуется вполне осмысленное взвешивание обстоятельств и критическая их оценка, прежде чем будет принято определённое решение. Было бы, однако, легкомысленно ожидать, что обстановка на войне может представляться вполне ясной; напротив, весьма важные решения приходится принимать большей частью в тумане неизвестности. Но Куропаткин находился постоянно в колебании и нерешительности; он видел постоянно перед собою только воображаемые препятствия и затруднения, забывая, что важнейшее качество полководца заключается в умении решиться и в смелом почине действий.

Прежде всего представляется вопрос, возможно ли было русскому командующему армией использовать изолированное положение 1-й японской армии в Корее, атаковав эту армию своими значительно превосходными силами после высадки японцев на материк. Русский критик действий Куропаткина говорит по этому поводу, что Мищенко тогда уже находился в Корее и Манчжурской армии оставалось только последовать туда же, чтобы сбросить 1-ю японскую армию в море.

Нет сомнения, что такое предприятие увенчалось бы тогда полным успехом, если бы оно было выполнено с достаточной энергией и решительностью, без оглядки назад, это тем более вероятно, если принять во внимание, что целый месяц 12-я японская дивизия была в Корее совершенно изолированной. Даже после высадки на материк 1-й японской армии, в конце марта, вполне возможно было со стороны командующего Манчжурской армией встретить противника превосходными силами в северной Корее, особенно если принять во внимание, что возможно было задержать в Ляояне 1-ю Сибирскую пехотную дивизию, которую направляли тогда в северную Манчжурию. Во всяком случае, удержание в своих руках северной Кореи имело большое моральное значение.

С другой стороны надо признать, что движение в Корее значительных русских сил и содержание их там представляли, пожалуй, больше затруднений, чем для японцев, которые могли базироваться на свой флот. Правда, однако, и то, что ввиду того, что в северной Корее со стороны командующего Манчжурской армией не предполагалось никаких наступательных действий, – ничего и не было подготовлено там в этом направлении; на всём протяжении от Ляояна до Ялу не было устроено ни одного удовлетворительного этапного пути за всё время с начала военных действий.

Вместе с тем необходимо принять во внимание, что после приведения в негодность русской эскадры в Порт-Артуре японские армии могли производить высадки на Манчжурском побережье неожиданно; где им вздумается, поэтому оставление русского отряда в Корее, сообщения которого находились бы в постоянной опасности, было, до известной степени, рискованно. Трудно поэтому осуждать русского командующего армией, который не решался на такое выдвижение своих войск в Корею.

Иначе представилось бы дело, если бы ген. Куропаткин сосредоточил значительное число войск на Ялу с тем, чтобы, сообразно с обстоятельствами, либо атаковать 1-ю японскую армию к югу от реки Ялу при выходе этой армии из теснин северокорейских гор у Шекекио, либо дать японцам сражение при переправе их через реку Ялу. Если бы даже две дивизии, 1-я и 9-я Восточносибирские стрелковые, были оставлены для непосредственной охраны побережья в районе Ташичао – Тайпинг – Инкоу, то всё же русский командующий армией мог собрать к концу марта на реке Ялу свыше 52 батальонов и от 23 до 47 сотен. Этих сил было бы совершенно достаточно, чтобы встретить 1-ю армию Куроки, имевшую всего только 36 батальонов и 9 эскадронов, с полной надеждой на решительный успех.

Нельзя допустить, что сосредоточение таких значительных сил на реке Ялу было сопряжено с огромными затруднениями вследствие отсутствия дорог в гористой местности к северу от этой реки. Большое число дорог проложено через эти горы в требуемом направлении, и необходимо было только заблаговременно привести эти дороги в надлежащее состояние, пригодное для движения войск и обозов, для чего имелось достаточно времени. Необходимо было только об этом подумать в самом начале военных действий и применить для этого труд хотя бы тех же тысяч китайцев, которые совершенно бесцельно работали над возведением укреплений около Ляояна.

Как бы то ни было, а все эти затруднения, вытекающие из условий местности, не идут конечно, в сравнение с теми, которые приходилось испытывать Суворову во время своего похода осенью 1799 года через С.-Готард и которые Суворов со своими войсками преодолел блестяще: хотя сам Куропаткин и не выдает себя за Суворова, всё же он вправе был ожидать, что его войска покажут себя достойными своих предков при одолении этих затруднений. Эти же трудности не были и больше тех, которые приходилось преодолевать японцам в Корее, где они в действительности имели одну только дорогу для движения всех родов войск.

Точно также нельзя было считать особенно опасным положение русских войск, сосредоточенных на Ялу, ввиду возможности высадки японцев в каком-нибудь пункте Корейского залива или на побережье Ляодуна, что угрожало бы тылу русских войск. Высадка значительных сил японцев на побережье Дагушань – Бидзево, ввиду характера этого побережья, была совершенно невозможна. Не могли также японцы рассчитывать на производство успешной высадки между Дагушанем и устьем реки Ялу ввиду сосредоточения русских войск на этой реке; точно также была бы чрезвычайно затруднительна высадка японцев у Бидзево или к югу от Ляодунского залива, или на примыкающем побережье – ввиду сосредоточения свыше 40,000 русских войск на Квантунском полуострове, а также ввиду 2-х русских дивизий, находившихся в районе Ташичао – Тайпинг. Во всяком случае все эти войска могли затруднить или замедлить высадку японцев настолько, что всякая опасность русским войскам, расположенным на Ялу, совершенно исключалась.

Конечно, для достижения всякого успеха полководцу прежде всего необходимы решимость и смелость почина; поэтому и русские войска, расположенные на Ялу, могли надеяться на успех лишь в том случае, если бы они были преисполнены решимости активно оборонять реку Ялу, пользуясь каждым представляющимся обстоятельством для перехода в решительное наступление.

Перед сражением под Фридландом Наполеон так высказался относительно способа обороны рек: река может обороняться лишь в том случае, если на ней имеются надлежащие пункты, удобные для перехода в наступление. Поэтому он приказал непременно на всех переправах устроить плацдармы для того, чтобы можно было переходить в наступление, где и когда это потребуется обстоятельствами.

Если бы русские начальники были преисполнены решительности к наступательным действиям, то ещё в начале апреля сравнительно слабый отряд ген. Кашталинского, расположенный на реке Ялу, имел подходящий случай для победы над японцами, что, по меньшей мере, имело бы весьма важное значение в моральном отношении. Силы Восточного отряда к тому времени, в начале апреля, после того, как отряд Мищенко перешел на северный берег реки Ялу, составляли 8 батальонов пехоты, 23 сотни, 6 конно-охотничьих команд, 38 орудий, 8 пулеметов и 3 саперные роты. Кроме того, из Ляояна подходили 2 полка 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии.

Этим войскам Восточного отряда противостоял на южном берегу реки Ялу, у Видчжу и у Ионампо, авангард генерал-майора Асада, который до 13-го апреля был совершенно изолирован от всех прочих японских войск; силы этого авангарда составляли 3 батальона, 5 эскадронов и 12 орудий. Этот отряд был назначен для действий против отряда Мищенко; наступление же остальных войск 1-й армии замедлялось тем, что продовольствие и снабжение этих войск не были ещё организованы надёжным образом, так как единственная дорога из Анжу на Сенчен и Видчжу только устраивалась и приспособлялась для движения артиллерии.

Из отряда Асада на Ялу прибыла 4-го апреля одна лишь кавалерия, тогда как главные силы этого отряда сосредоточились туда только 8-го апреля. Правда, для поддержки этого отряда японцы выдвинули вперёд 12-ю дивизию, которая была снабжена горной артиллерией; эта дивизия была выдвинута к Тенжу, в 90 километрах от реки Ялу, но ввиду сильной непогоды, свирепствовавшей 8-го и 9-го апреля, движение этой дивизии было замедлено, и она прибыла в Видчжу только 14-го апреля.

Таким образом, отряд Асада в течение 6 дней был совершенно оторван от своих войск, оставаясь лицом к лицу с русскими войсками на Ялу. Положение этого японского отряда было бы очень сомнительно, если бы ген. Кашталинский, будучи достаточно осведомлённым относительно этой обстановки через кавалерию Мищенко, решился перейти через реку и атаковать противника.

Нельзя упрекнуть ген. Кашталинского, что он не предпринял это наступление, – это вина его начальства, которое приказало ему держаться демонстративного образа действий.

Если бы русские войска, сосредоточенные на Ялу, были преисполнены решимости к наступательным действиям, то в середине апреля им представлялось много других случаев для достижения успеха над японцами. К югу от Ялу в то время находились войска первой армии Куроки, которые имели в своем распоряжении только одну дорогу Сенчен – Видчжу. Вследствие этого три дивизии этой армии могли только последовательно, одна за другой, дебушировать из гор в долину к северу от Помахуа и достигли реку Ялу: 1-я дивизия 14-го, гвардия 17-го и 2-я дивизия 21-го апреля.

Всё же, при такой обстановке, если бы русские перешли в наступление с целью атаковать японцев к югу от Ялу, им необходимо было бы иметь укреплённые переправы на реке (Видчжу) и тем не менее им пришлось бы вступить в сражение, имея в тылу реку Ялу. Поэтому, пожалуй, можно было достигнуть более надёжного и решительного успеха над армией Куроки, если бы 4 русские дивизии, сосредоточенные на Ялу, решились оборонять эту реку активным образом, так, чтобы дать японцам переправиться через реку и затем атаковать их всеми своими силами.

Обстановка весьма благоприятствовала такому образу действий. Участок реки, на котором возможен был переход противника, был очень ограниченных размеров, потому что выше Гулуци ни из Кореи к реке Ялу, ни от этой последней в Манчжурию почти нет никаких дорог, которые были бы хоть сколько-нибудь пригодны для движения войск.

Ввиду этого представлялось вполне вероятным, что японцы будут вынуждены предпринять переправу через реку Ялу ниже упомянутого пункта для того, чтобы направиться далее по главному операционному пути Антунг – Фынхуанчен. А так как переход значительных сил через широкую и многоводную реку, в особенности около устья, был затруднителен из-за обороны правого берега реки, находившегося в руках русских войск, то главную атаку со стороны японцев для форсирования переправы надо было ожидать около Видчжу или выше этого пункта.

Представим себе положение 1-го мая, при котором русские войска, как это было на самом деле, занимали правый берег рек Ялу и Эйхо от Антуна до Чингоу, и предположим при этом, что одна или две русские дивизии были эшелонированы где-нибудь около Лидзяпуза с таким расчетом, чтобы после перехода японцев через реку Ялу и при развертывании их к северу от этой реки, энергично атаковать их правый фланг. Нет сомнения, что для достижения успеха здесь не требовалось таких больших сил, как 1-2 дивизии, а между тем успех этот имел бы большое влияние на весь ход войны.

Конечно, этот вероятный успех русских войск при атаке японцев после переправы их через Ялу был сопряжён также с известным риском; но, как справедливо заметил наместник генералу Куропаткину, без риска на войне, вообще говоря, нельзя ожидать никаких успехов. Зато результат такого успеха стоил требуемого риска.

В своём наставлении прусскому кронпринцу Клаузевиц предлагает, что «необходимо постоянно свыкаться с мыслью о готовности в случае необходимости погибнуть с честью, и это надлежит постоянно иметь в виду».

Эту же идею выражает и Драгомиров в следующих словах: «мы не должны забывать, что наше призвание заключается в том, чтобы уничтожить противника или самим погибнуть, и мы не должны на это закрывать глаза. Нет возможности вести войну таким образом, чтобы надеяться уничтожить противника, не рискуя в то же время самим погибнуть. Глупо в то же время действовать на войне таким образом, чтобы гибнуть самим без вероятности уничтожить противника. Поэтому надлежит уметь поражать противника, но в то же время самому быть готовым погибнуть, если это требуется обстоятельствами».

В противоположность этому учению Куропаткину всегда хотелось погубить противника, но никогда не хватало решимости самому погибнуть с честью. Он хотел победы, но в то же время ему не хватало силы духа искать боя для одержания этой победы.

Это стремление русского полководца настолько избегать боя, чтобы этот последний перестал требовать всякого риска, противоречит духу истинного полководца и должно было привести к тому, чтобы надолго затянуть войну, и в конце концов русская армия всё же оказалась бы вынужденной с огромными жертвами отвоёвывать обратно ту самую территорию, которая уступалась противнику без боя. Но если Куропаткину не хотелось или он не мог отказаться от своего предвзятого плана избегать боя с японцами даже вопреки обстановке, если он собирался окончательно уступить противнику инициативу действий, то надлежало быть последовательным и совершенно избежать боя на реке Ялу.

Между тем, ввиду противоположности взглядов наместника и командующего армией было принято в конце концов среднее решение, которое заключалось в том, что задачей авангарда на Ялу (Восточный отряд) будут демонстративные действия, т. е. задерживать противника на переправах, заставлять его развертывать свои войска, терять время при переходе через реку и т. п.

Ген. Линевич, как упомянуто выше, был того мнения, что для подобной задачи на Ялу достаточно лишь одной пехоты и не требуется вовсе артиллерии. Рождается, однако, вопрос: была ли такая задача посильна для пехоты, ввиду требования от неё демонстративных действий. Задержать противника пехота может, вступив с ним в бой, но весьма трудно было бы своевременно прекратить этот бой и отступить в порядке, особенно имея в виду, что в тылу находилось много горных проходов и горных хребтов. Такие демонстративные действия были затруднительны для значительных пехотных сил, собранных на Ялу, и тем труднее, чем многочисленнее был этот пехотный отряд.

Если действительно хотели задержать японские войска при их наступлении на Ялу, не ввязываясь с ними в бой, то гораздо более уместно было воспользоваться для этой цели конно-охотничьими командами, которые можно было без затруднений собрать на Ялу в числе от 16 до 18 команд[ 2

[Закрыть] ³]; если бы к этим командам прибавить ещё 23 сотни Мищенко с придачей некоторого числа горных орудий и пулемётов, то эти конно-охотничьи команды могли бы в этом случай принести исключительную пользу. Я говорю исключительнуюпользу потому, что, по моему мнению, не только конно-охотничьи, но и пешие охотничьи команды приносили армии больше вреда, чем пользы.

С русской стороны премного восхваляют действия охотничьих команд в течение войны. Что охотники часто во время войны выделялись смелыми, хотя и мелкими, предприятиями – можно, пожалуй, согласиться; но положительно неизвестно, чтобы эти команды когда-нибудь во время войны принесли армии видную и существенную пользу.

Зато, с другой стороны, армия, несомненно, страдала от того, что выбором в охотничьи команды более ловких и способных людей её лишали отборных нижних чинов. Этот отмечавшийся часто в некоторых частях войск недостаток стойкости и нравственной упругости в значительной степени объясняется именно тем, что лучшие люди из рот отнимались для комплектования охотничьих команд.

Между тем, для демонстративных действий на Ялу, охотничьи команды могли бы выполнить своё назначение. Благодаря малорослым и неприхотливым монгольским лошадям, которыми были снабжены эти команды, они легко преодолевали бы местные затруднения. Будучи вооружены так же, как и казаки, и отличаясь такой же подвижностью, конно-охотничьи команды могли быстро переноситься с места на место, появляясь то здесь, то там, действуя во фланг и тыл противника, всюду замедляя его движения, вступая с ним в бой и в то же время своевременно отступая перед натиском превосходных сил.

Для обороны опорных пунктов с целью задержания наступления противника можно было бы воспользоваться и мелкими пешими охотничьими командами с придачей небольшого числа горных орудий, располагая эти команды на горных перевалах, а также на соответствующих местах вблизи дорог так, чтобы обеспечить своевременное отступление этим командам. Таким путём можно было задержать наступление противника, вводя его в заблуждение относительно численности своих войск, сохраняя в то же время их физические и моральные силы.