Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Всё это, между прочим, только некоторые примеры отсутствия всякой инициативы и у низших войсковых начальников.

Отряд Буд-Гусаинова был в 7½ часов вечера сменён 2-м батальоном 139-го полка и полубатареей 35-й бригады под общей командой подполковника Перфильева, так что у ген. Гласко в резерве у Цуитзятуна вечером 14-го июня оставались только 2 батальона 139-го, 3 батальона 140-го полка и 1 батарея 35-й артиллерийской бригады. В 8 часов вечера прибыл ещё батальон 34-го стрелкового полка.

Против правого участка русской позиции к западу от железной дороги после полудня 14-го июня начала развертывать боевой порядок 5-я японская дивизия в долине Фучухе.

Здесь происходила пока вялая артиллерийская перестрелка. Русская конница, находившаяся снова под начальством ген. Самсонова, отступила в котловину к северу от Лункоу как только приблизилась японская пехота к Тафаншину со стороны Падшангундзя. Прежде, чем расположиться биваком, из кавалерии были высланы в разведку эскадрон, офицерские разъезды и, кроме того, одна сотня была выпущена лавой; эти разведки были предприняты на север, северо-запад и на запад и «нигде не обнаружили противника»; бивакировавшая на расстоянии 20 км от поля сражения к югу от Фудчжоу 4-я японская дивизия осталась также необнаруженной.

На основании полученных донесений от своей кавалерии ген. Штакельберг был убеждён, что он имеет перед своим фронтом только две неприятельские дивизии, т.е. 24 батальона, которые к вечеру 14-го числа развернулись по линии высот восточнее Вафанвепона-Падшангунзя-Чиндофан; между тем 1-й Сибирский корпус после прибытия 34-го и 35-го стрелковых полков был усилен до 32-х батальонов; поэтому ген. Штакельберг решил, согласно истории русского генерального штаба, «в ночь на 15-е июня перейти в наступление своим левым флангом против правого фланга японцев».

Такое решение ген. Штакельберга можно бы только приветствовать. Как увидим ниже, в сражении под Сандепу Штакельберг показал себя не чуждым инициативы и наступательного импульса; жаль только, что ему не хватало силы воли и умения осуществить своё намерение энергично и решительно со всеми своими силами. Затем ещё вопрос, решился ли бы ген. Штакельберг на переход в наступление, если бы он вполне знал обстановку.

Дело в том, что Куропаткин в своём отчёте говорит: «ген. Штакельберг 15-го июня перешёл в наступление, не выяснив вполне силы противника». Выходит, по мнению Куропаткина, что со стороны Штакельберга была ошибка, что он решился перейти в наступление; по его мнению, надо было ещё выждать, пока выяснится обстановка[ 4

[Закрыть] ⁵], и потом – а что потом? Было бы весьма любопытно знать, что, по мнению Куропаткина, следовало бы делать ген. Штакельбергу по выяснении обстановки…

Прежде всего Штакельберг был вправе считать обстановку достаточно выясненной после того, как превосходная численностью русская конница, ещё с начала мая находившаяся в соприкосновении с противником, доносит вполне определённо, что перед фронтом находятся только две японские дивизии, а о той дивизии, которая пошла в обход правого фланга, никто никаких сведений не подавал. Но если бы даже ген. Штакельберг знал и про этот обход, разве переход в наступление для него не был бы уместен? Подобные взгляды Куропаткина, которых он придерживается даже и теперь, после войны, и которые одобряются, по-видимому, историками русского генерального штаба, весьма характерны. Именно распределение японских войск в бою под Вафангоу явно требовало быстрого и решительного перехода в наступление Штакельберга против действовавшего неприятеля, как это ясно из сложившейся обстановки, представляющейся в следующем виде.

В непосредственном столкновении с 1-м Сибирским корпусом находилось тогда 23 японских батальона 3-й и 5-й дивизий против 32-х русских батальонов. На расстоянии малого перехода, около 22 км, против правого фланга русской позиции находилась 4-я японская дивизия. В 12-ти км против левого фланга находилась 1-я японская кавалерийская бригада с одним батальоном пехоты. При такой обстановке ген. Штакельберг обязательно должен был перейти в наступление для того, чтобы своими превосходными силами разбить 3-ю и 5-ю дивизии, прежде чем к месту боя подоспеет 4-я японская дивизия.

Необходимо заметить, что расположения японцев в этом бою были далеко небезупречны. Ген. Оку предпринял на 15-е июня обход правого фланга Штакельберга 4-й дивизией. Но, если принять во внимание, что он численностью своих войск значительно уступал Штакельбергу, обход же 4-й дивизией был предпринят дальний, и последствия его могли сказаться лишь тогда, если она поспеет к бою одновременно с фронтальной атакой 3-й и 5-й дивизиями, то нет сомнения, что обе эти дивизии, ввиду превосходных сил противника, подвергались большой опасности быть уничтоженными ранее, чем поспеет 4-я дивизия, если бы только Штакельберг предпринял встречную атаку. Притом ещё японцы сами были озабочены безопасностью своего фланга и направили в обход не всю 4-ю дивизию, а только одну бригаду. Если, при всём том, операция Оку ему удалась, то это только благодаря бездеятельности русских и отсутствию у них твёрдой воли и решительности.

Было бы ошибочно вывести заключение о целесообразности обходов по опыту русско-японской войны, благодаря которым японцы имели многочисленные успехи в боях и сражениях с русскими. Как ни выгодно представляется эта форма атаки при различных обстоятельствах, всё же было бы ошибочно в подтверждение этого черпать доказательства из примеров русско-японской войны.

Охваты и обходы, произведённые японцами и одержанные ими победы в сражениях под Ляояном, Шахе и Сандепу удались только благодаря нерешительности и вялости действий русских начальников. Это же обстоятельство служило причиной, что японские обходные атаки – не считая боя на Ялу, где японцы имели значительное превосходство в силах – были выполнены удачно с приблизительно равными и даже меньшими силами, как, например, под Вафангоу, Мукденом и т.д. Едва ли бы японцам удалось это, если бы они имели дело с противником решительным. Наконец, под Вафангоу японцы имели успех не благодаря обходу, а вследствие прорыва русского фронта.

При данной обстановке было бы более целесообразно, если бы ген. Штакельберг предпринял наступление своим левым флангом, оставив правый фланг на месте на укреплённой позиции. Сам Куропаткин в своём отчёте высказывается, что, «несмотря на превосходство японцев в числе штыков (??), наступление, вероятно, имело бы успех, если бы оно было произведено быстро и решительно». Ну вот то-то! Но Куропаткин забывает, что сам он своими полумерами, нерешительностью и вялостью своих распоряжений убил у своих подчинённых всякий порыв и отвагу.

«Быстро и решительно» надо выполнять ведь всякое наступление. Однако нужно было бы войска ознакомить с их задачей и дать им вполне ясное указание. Вот тут-то сказалось бы, что войскам невозможно было дать вполне ясные приказания и определённую цель действий, ввиду двойственного и нерешительного приказания, исходившего от самого Куропаткина.

Общей диспозиции отряду Штакельберга, вообще, на этот день не было дано. Между тем, таковая в данном случае была, безусловно, необходима, потому что давала возможность каждой части войск думать не только о своей собственной задаче, но быть осведомлённой также о задаче соседних войск[ 4

[Закрыть] ⁶].

Вместо этого отдавались одиночные приказания. Хотя такой образ действий не соответствовал обстановке, но раз было признано необходимым отдельными приказаниями заменить общую диспозицию, то всё же следовало хотя бы в таких приказаниях ставить ясные, определённые задачи.

Для выполнения наступления ген. Штакельберг назначил 1-ю стрелковую дивизию и усиленную 2-ю бригаду 35-й пехотной дивизии под начальством ген. Гласко. Ген. Гернгроссу он в 6 часов утра послал следующее приказание: «Я выдвигаю бригаду 35-й дивизии с тремя батареями к восточному Цуитзятуню с намерением, чтобы с рассветом двинуть её на неприятеля по направлению на Вафанвепон. Вы должны к тому же времени с тремя полками 1-й стрелковой дивизии, двумя батальонами 35-й дивизии и двумя батареями атаковать левый фланг обходящего нас неприятеля. Чтобы ориентировать вас, прилагаю копию приказания, данного ген. Мрозовскому, которому вы должны передать полк и две батареи».

Через 10 минут ген. Гернгроссу было послано ещё приказание: «В поддержку вам посылаю бригаду Гласко 35-й дивизии на Цуитзятунь-Вафанвепон. Сговоритесь с ген. Гласко относительно одновременности атаки неприятеля, наступающего против вашего левого фланга. Донесения посылайте на станцию Вафангоу. Полагаю, что вы в состоянии будете назначить для этой цели (?!) два батальона 140-го полка и три полка».

Едва ли можно было найти ещё пример такого неясного приказания для атаки. Сколько вопросов и сомнений толпилось, вероятно, в голове ген. Гернгросса, когда он получил такое приказание! По получении первого приказания казалось, что ген. Штакельберг посылает бригады ген. Гласко для атаки неприятеля, так как ген. Гернгросс должен был своевременно «с тремя полками своей дивизии и тремя батальонами бригады ген. Гласко атаковать левый фланг обходящего нас противника». Но где должна атаковать бригада ген. Гласко? Как должна наступать дивизия ген. Гернгросса, которая по всему фронту втянулась уже в бой с неприятелем??

Для выяснения этих вопросов Гернгроссу было указано «сговориться» с Гласко относительно одновременности атаки. Это выражение весьма метко характеризует нерешительность руководителей войсками: они сами не знают, чего хотят, поэтому предоставляют своим помощникам как-нибудь столковаться относительно выполнения атаки для того, чтобы впоследствии свалить с себя ответственность.

Если ген. Штакельбергу не хотелось самому руководить действиями войск для атаки, то он прежде всего должен был назначить одного общего начальника над войсками – в данном случае подчинёнными ген. Гернгроссу, которому поэтому оставалось бы не «сговариваться» с ген. Гласко, а дать ему определённое приказание, и тогда, конечно, общее взаимодействие войск было бы гораздо плодотворнее. Затем – заключение этого второго приказания: для какой цели полагал ген. Штакельберг, что ген. Гернгросс будет в состоянии назначить три полка и два батальона 140-го полка – для атаки ли неприятеля или же только его левого фланга, и почему именно для этой цели должны были быть назначены два батальона 140-го полка?

Много таких загадок задавало это приказание ген. Штакельберга. Ген. Гернгросс, вероятно, сомневался в возможности их разгадки; он, по крайней мере, не задал себе особенного труда, чтобы разгадать их.

Около того же времени ген. Гласко, который после полудня, как мы это видели, двигался со своей бригадой на Цуитзятунь, получил от ген. Штакельберга соответствующее приказание, т. е. такое же неопределённое, как и полученное ген. Гернгроссом.

Приказание это гласило следующее: «Посылаю вам на подкрепление один батальон 34-го Восточносибирского стрелкового полка. Задача ваша заключается в том, что сговорившись с ген. Гернгроссом, вы должны атаковать фланг японцев, действующих против него у Вафанвепона. В случае необходимости отступления направляйтесь на Цунхотань и далее на Таидзи».

Оба генерала по получении приказаний послали своих адъютантов, чтобы «сговориться». Адъютант ген. Гласко в 8½ часов вечера привёз следующее сообщение от ген. Гернгросса: «Я нахожусь у узла дорог на Вафанвепон и Уитзятунь. Советуювам выдвинуться на одну линию со мной. Если утром командир корпуса пожелает предпринять атаку, то можно надеяться, что она с успехом будет выполнена». Податель этого письменного сообщения передал ещё следующее устное распоряжение ген. Гернгросса: «В течение возможно ближе передвинуться к Вафанвепону для того, чтобы с утра совместно с 1-й стрелковой дивизией атаковать неприятеля».

Ген. Гласко, однако, вовсе не последовал советуген. Штакельберга, потому что он из выражения – «если корпусной командир пожелает предпринять атаку» – заключил, что вопрос об атаке ещё и не решён. Он созвал командиров на совещание, на котором одни высказались за то, чтобы обождать, другие за непременное наступление. Командир 140-го полка предложил послать офицера к ген. Штакельбергу, находившемуся всего только на расстоянии 4-х км, с целью получить от него вполне ясное и определённое письменное приказание. Храбрый в бою, ген. Гласко боялся, однако, пуще всего начальства и поэтому не решался посылать офицера к ген. Штакельбергу, колебался и, в конце концов, остался без всякого решения.

Этим к 15-му утром ограничились переговоры между ген. Гернгроссом и ген. Гласко. Ген. Штакельберг, со своей стороны, не заботился о дальнейших распоряжениях об атаке даже и тогда, когда он 14-го вечером получил от ген. Гернгросса следующее донесение: «Трудно сговориться с ген. Гласко относительно совместной ночной атаки. Я ему указал выдвинуться на одну линию со мной. Если утром пожелаете предпринять атаку, то она может быть выполнена одновременно». Из этого донесения для ген. Штакельберга было ясно, что в предстоящей атаке никоим образом нельзя было быть уверенным в согласованных действиях обоих отрядов.

Несмотря на это, ген. Штакельберг на этом успокоился и не считал нужным дальнейшее выяснение этого вопроса, потому что в течение ночи ген. Гласко, набравшись смелости, два раза посылал ординарцев в штаб корпуса для получения необходимых разъяснений, но всё же не получил никакого ответа.

Разве, действительно, было так трудно дать ясное приказание, исключающее всякое сомнение? Может быть, те самые распоряжения, которые ген. Штакельберг дал Гернгроссу и Гласко – раз хотели уже ограничиться одиночными приказаниями вместо общей диспозиции – могли бы быть выражены следующим образом:

«1-я Восточносибирская дивизия и отряд ген. Гласко в составе 2-й бригады 35-й дивизии, 1-го батальона 34-го Восточносибирского стрелкового полка и 2-го отделения 35-й артиллерийской бригады, под общим начальством ген. Гернгросса, завтра с рассветом атакуют неприятеля к востоку от железной дороги охватом его правого фланга. Отряд ген. Гласко сегодня же вечером, по ближайшему указанию ген. Гернгросса, выдвигается на одну высоту с 1-й дивизией. Разведка по направлению Шабаотзы-Тадондиатон».

«9-я Восточносибирская стрелковая дивизия, без 35-го полка, остаётся завтра на своей позиции к западу от железной дороги, приковывая к себе находящегося впереди противника. Кавалерия ген. Самсонова направляется против левого фланга и в тыл неприятеля. Мой резерв в составе 35-го Восточносибирского полка с одной батареей 35-й бригады, а также прибывающий завтра 9-й пехотный Сибирский полк располагается у вокзала Вафангоу, куда мне присылать донесения»[ 4

[Закрыть] ⁷].

Действительные распоряжения ген. Штакельберга, по которым для атаки противника из 1-й дивизии приняли участие только три полка и две батареи, а четвёртый полк с двумя батареями был оставлен на правом фланге для образования «неподвижной части» позиции, были мало целесообразны и, казалось, имели больше в виду мысль об отступлении, чем энергичную атаку, потому что войска, предназначенные для атаки, были только ослаблены выделением частей для неподвижной части позиции, тактическая организация порывалась, руководство боем затруднялось – и всё это вместе дало себя чувствовать впоследствии при исходе боя.

Таким образом, ген. Гернгросс располагал, кроме батареи пограничной стражи, двумя полевыми батареями, которые были необходимы для подготовки атаки его пехоты. Далее мы видим нечто невероятное: «так как невозможно было» – по словам истории русского генерального штаба – «выставить на позицию все батареи 1-й Восточносибирской стрелковой дивизии, то ген. Гернгросс приказал 1-ю батарею из резерва и 2-ю батарею, стоявшую на позиции, придать колонне ген. Гласко; обе батареи прибыли к двум часам ночи на станцию Вафангоу под прикрытием 5-й и 12-й рот 2-го стрелкового полка».

Трудно согласиться, что невозможно было найти позицию для этих двух батарей и тем дать им возможность участвовать в бою. Конечно, протащить их в горы требовало заботы и труда, а этого-то боялись начальники и артиллерийские командиры в такой же мере, как и опасности потерять орудия в случае отступления. В результате и получается совершенно несообразное явление, что непосредственно перед решительной атакой, где, казалось, не только артиллерию, но и каждого солдата надо притянуть для участия в бою – в данном случае две батареи и две роты были совершенно потеряны, оставшись без применения для дела.

Начальство над неподвижным участком позиции, т. е. над всеми войсками правого фланга, включая и 4-й Восточносибирский полк, до прибытия начальника 9-й стрелковой дивизии ген. Кондратовича, было временно вверено ген. Мрозовскому, командиру стрелковой артиллерийской бригады.

По получении донесения от ген. Штакельберга о его намерении атаковать японцев командующий армией дал приказание для «обеспечения успеха» двинуть сейчас же по железной дороге 8-й пехотный сибирский Тобольский полк из Ташичао в Вафангоу, куда он должен был прибыть до полудня 15-го июня. Мы видим, таким образом, что Куропаткин сам, взвешивая силы отряда ген. Штакельберга, признал необходимым и возможным усилить его, хотя делает он это немножко поздно. Но в то же время командующий армией опасается, как бы ген. Штакельберг, чего доброго, не решился на что-нибудь смелое, получив подкрепление, или же не воспользовался бы полком для преследования разбитого неприятеля, поэтому приказывает, чтобы Тобольский полк «не позже 16-го июня был возвращён в Ташичао»…

Настало утро 15-го июня. Находившаяся в котловине русская конница около Лункоу, не видя ничего кругом, не открыла, конечно, присутствия 4-й японской дивизии, находившейся на её фланге.

Ген. Гернгросс не делал никаких дальнейших распоряжений, чтобы обеспечить совместные действия его дивизии с отрядом ген. Гласко, «в предположении, что ген. Гласко в течение ночи выдвинет свой отряд на одну высоту с его дивизией». Надо, однако, признать, что ген. Гернгросс решился всё-таки со своей дивизией произвести энергичную атаку.

Своё приказание о предстоящей атаке ген. Гернгросс передал командирам полков лично; 2-й и 3-й полки должны были атаковать неприятельскую позицию по линии Вафанвепон – Диаово, 1-й стрелковый полк должен был служить резервом, поддерживая атаку огнём.

С рассветом японская артиллерия открыла огонь, от которого сильно терпели 4-й Восточносибирский полк и две батареи, занимавшие неподвижный участок позиции. Японская пехота выжидала на высотах действия своей артиллерии. Между тем дивизии ген. Гернгросса «недоставало артиллерии» для подготовки атаки. Ген. Гернгросс хотел начать свою атаку с рассветом, но так как он не получал никаких сведений от ожидаемого отряда ген. Гласко, то он медлил и тянул время, выжидая с минуты на минуту подхода этого отряда, но напрасно. В 5 ч. 10 м. Он посылает ген. Гласко указание: «атакуйте, мы поддерживаем вас с гор». Через 10 минут он посылает ещё записку: «начинайте же атаку, мы вас поддерживаем с гор». Но не было получено никакого ответа. Войска ген. Гласко также не показывались.

В 5 ч. 30 м. ген. Гернгросс доносил командиру корпуса: «с тремя полками моей дивизии я жду подхода бригады 35-й пехотной дивизии. До сего времени она ещё огня не открывала… Атаковать буду во всяком случае, как только бригада 35-й дивизии выйдет со мною на одну высоту».

Это донесение ген. Гернгросса должно было бы, казалось, вызвать некоторое опасение в штабе корпуса, что предполагавшееся соглашение между ген. Гернгроссом и ген. Гласко для производства одновременной атаки всё ещё не последовало.

Тем не менее, со стороны штаба ничего не было сделано, чтобы обеспечить совместное действие войск. По-видимому, командир корпуса в эту минуту был больше озабочен мыслью об отступлении, чем производством атаки, как мы это увидим ниже.

Время проходило, надлежащий момент для производства атаки был уже почти упущен, потому что японцы собирались и усиливались всё более на высотах между Вафанвепоном и Диаово.

Наконец, в седьмом часу утра ген. Гернгросс отдаёт приказание начать атаку, не дождавшись ген. Гласко. 2-й стрелковый полк был двинут по направлению на Вафанвепон, 3-й полк направился правее на высоты к западу от Диаово. Ввиду трудных условий местности и жестокого неприятельского огня, атака подвигалась медленно. Ген. Гернгросс сам задерживал наступление, потому что всё ещё поджидал подхода ген. Гласко. В 8 ч. 30 м. он послал ему следующую записку: «Пора перейти к энергичному наступлению, откройте артиллерийский огонь со всех батарей». Но и на эту записку он не получил никакого ответа, так что ген. Гернгросс приказал 1-му стрелковому полку выяснить, где находится ген. Гласко. При ужасной жаре, по трудной гористой местности и под губительным огнём неприятеля, обстреливавшего местность из многоярусных окопов, быстро возведённых японцами, оба стрелковых полка храбро наступали вперёд.

Между 10 и 11 часами утра им удалось выбить японцев из передовых окопов у подошвы гор и самим укрепиться в этих окопах. Местами противники сблизились настолько, что бросали друг в друга камнями. Здесь ген. Гернгросс приказал сделать остановку, потому что он всё ещё надеялся на подход ген. Гласко, а без его содействия он не рассчитывал на успешную атаку высот.

Оба стрелковые полка, наступавшие под прикрытием огня четырёх орудий пограничной стражи, понесли чувствительные потери, поэтому на своём левом фланге около полудня они были подкреплены шестью ротами 1-го стрелкового полка.

Положение 3-й японской дивизии было также весьма тяжёлое, потому что она к этому времени успела уже израсходовать все свои резервы. В то же время по условиям гористой местности действие японского артиллерийского огня не могло быть особенно успешно, ввиду того, что пехота находила себе прикрытие в складках местности; правый фланг этой дивизии японцев с трудом только мог держаться на высотах у Вафанвепона. Несмотря на потерянное драгоценное время, решительный и энергичный удар ген. Гернгросса на правый фланг японцев мог бы и теперь ещё опрокинуть 3-ю дивизию и добиться успеха.

В таком положении было дело около полудня, когда с позиций 1-й стрелковой дивизии заметили вдруг, что как будто на правом фланге позиции корпуса началось отступление. В 12 ч. 15 м. это неясное впечатление об отступлении на правом фланге становилось уже несомненным фактом, так как на позиции 4-го стрелкового полка также началось отступление. О колонне ген. Гласко всё ещё не имелось никаких сведений, и только несколько позже ген. Гернгросс получил, наконец, записку, что «бригада уже два часа находится в наступлении, а вся артиллерия находится на позиции вместе с левой колонной и успешно ведёт бой» и что «ген. Гласко попытается ближайшей лощиной обойти неприятеля». Ген. Гернгросс решил энергично продолжать атаку, несмотря на видимое отступление правого фланга корпуса. Вообще, поведение ген. Гернгросса в бою под Вафангоу представляет собой отрадное явление среди общей нерешительности и бестолковых действий русских вождей.

Его упорство в начатой атаке даже и теперь ещё могло бы повернуть ход действий в пользу русских, если бы только донесение ген. Гласко соответствовало действительности, и войска его атаковали фланг неприятеля со всей решительностью и энергией. К сожалению, всё это было совершенно не так, и ген. Гернгросс был вынужден начать отступление.

Поведение отряда ген. Гласко в эти дни, как в зеркале, отражает собою всё руководительство войсками русских военачальников в эту войну. Находившийся на рассвете 15-го июня, как и после того времени, к востоку от Цуитзятуня со своим отрядом ген. Гласко оставался в нерешительности, не зная, что предпринять, так как ни из приказания ген. Штакельберга, ни из указаний ген. Гернгросса не мог усмотреть решительного приказания двинуться в атаку. Для успокоения совести он собрал своих командиров на военный совет, прибегнув в этом случае к чрезвычайно излюбленному русскими начальниками средству, когда хотелось, на всякий случай, сложить с себя ответственность на других – что бывало всегда, когда собственная нерешительность доходила до крайних пределов. На военном совете ген. Гласко мнения, как всегда, разделились, и в заключение ген. Гласко решил, после совещания со своими командирами, оставаться на занимаемой ими позиции до получения нового приказания.

Но когда он между 6 ч. 15 м. и 6 ч. 30 м. утра получил вышеприведённые две коротенькие записки, требовавшие перехода в наступление, то оба командира полков его бригады высказали мнение, что бригаде невозможно оставаться бездеятельной, и она должна двинуться вперёд. Ген. Гласко с этим, наконец, согласился и сделал следующее ракспоряжение:

1) Командир 139-го пехотного полка полковник Петров получил приказание принять начальствование над передовым отрядом подполковника Баудера, расположенным к западу от Яндзягоу (в составе 1-го батальона 139-го полка, 2-го батальона 140-го полка и полубатареи 4-й батареи 35-й артиллерийской бригады). Отряд этот, усиленный 3-м батальоном 139-го полка, должен был двинуться из Яндзягоу на Вафанвепон.

2) Находящийся на дороге из Цуитзятуня на Чендзятунь передовой отряд подполковника Перфильева (2-й батальон 139-го полка и полубатарея 35-й артиллерийской бригады), также усиленный батальоном 139-го полка, должен под начальством подполковника Буд-Гусаинова двинуться через Гухин для обхода правого фланга неприятеля.

3) Главные силы отряда, в составе 1-го, 3-го и 4-го батальонов 140-го полка, 1-го батальона 34-го Восточносибирского стрелкового полка и батареи 35-й артиллерийской бригады, к которым в 7 ч. утра присоединились ещё присланные ген. Гернгроссом 2 батареи и 2 стрелковые роты, – всего, следовательно, 4½-5 батальонов при 24 орудиях, должны были под начальством полковника Мартынова следовать по дороге Цуитзятунь-Вафанвепон за отрядом полковника Петрова.

Дальнейшие распоряжения касались установления связи между обоими авангардами, а также производства разведок охотничьими командами и сотней казаков. Одновременно с этими распоряжениями ген. Гласко доносил ген. Штакельбергу, что он «по просьбе ген. Гернгросса решился наступать на Вафанвепон».

Уже из этих распоряжений для атаки видно, что ген. Гласко не понимал обстановки. После того, как были потеряны драгоценные часы совершенно бесполезно, следовало двинуться возможно быстро и решительно для атаки правого фланга неприятеля. Но для этого необходимо было отдать приказ об атаке, а не приказание для походного движения. Авангард полковника Баудера уже с полудня накануне находился на расстоянии всего только двух километров от правого фланга японцев, сохраняя с ними почти тесное соприкосновение. Положение неприятеля должно было быть уже хорошо известным. Дальнейшие действия должны были заключаться лишь в том, чтобы решительно и энергично двинуться с главными силами отряда ген. Гласко к высотам, занятым отрядом Баудера, и без замедления двинуться оттуда в атаку.

Вместо этого двинулся вперёд только отряд Петрова (бывший Баудера); главные же силы опять остановились в одном километре от Цуитзятуня «для производства разведки с целью выяснения обстановки». Что касается выделения ещё одного батальона для усиления отряда Перфильева (Буд-Гусаинова), то было бы гораздо целесообразнее сосредоточить все свои силы для атаки правого фланга неприятеля по направлению на Вафанвепон. На карте, пожалуй, могло представиться заманчивым производство обхода через Гухин. Но у Яндзягоу стояли уже войска в тесном соприкосновении с правым флангом неприятеля, тогда как от перевала к югу от Фудзынзын, где находился отряд Перфильева, через Гухин до противника было ещё свыше 6 км. Этот стратегический обход, который совершенно не удался и от главной атаки оттянул ещё много сил, лучше было бы не предпринимать вовсе.

Таким образом, полковник Петров двинулся один по направлению от Яндзягоу на Вафанвепон, но не с тремя батальонами своего полка, а только с тремя ротами 139-го полка. Он лично ехал впереди с несколькими офицерами, когда в 1½ км к северу от Вафанвепона он встречен был огнём с одной высоты к юго-востоку от северной части Вафанвепона. От охотничьей команды в 7 ч. утра имелось донесение, что эта высота обозначает собой правый фланг японцев, поэтому полковник Петров приказал ротам двинуться в атаку на эту высоту. По-видимому, это наступление рот не было произведено особенно быстро, потому что прежде, чем стрелковые цепи этих рот вступили в бой, было получено около 8 ч. приказание ген. Гласко, как указывается в истории русского генерального штаба, «поддержать отступление авангарда подполковника Буд-Гусаинова с перевала к югу от Фудзынзын».

Этим закончилась первая попытка атаки ген. Гласко, которая со стороны дивизии ген. Гернгросса не была даже замечена. Роты полковника Петрова направились опять на свою старую позицию у Яндзягоу. Прекратила также огонь и полубатарея, обстреливавшая окопы японцев у Вафанвепона. О том, что произошло в это время в главных силах ген. Гласко, рассказывает полковник Мартынов следующее: передав полк. Мартынову командование главными силами, ген. Гласко приказал ему не торопиться с наступлением на Вафанвепон, а сам отправился к отряду полковника Петрова, чтобы осведомиться о положении дела. Там он выяснил, что «силы японцев у Вафанвепона не очень значительны».

Далее полковник Мартынов в своих воспоминаниях рассказывает следующее: «Оглянувшись кругом на окружающую местность, я поехал назад навстречу главным силам отряда. Но каково было моё удивление, когда я нигде на дороге не мог найти главные силы нашего отряда. Встретившийся мне на дороге капитан С. сообщил, что бригадный командир лично повернул главные силы назад с тем, чтобы расположить их на позиции к северу от линии Цуитзятунь-Куидзятунь. Подполковник Перфильев (Буд-Гусаинов), по словам этого капитана, получил приказание вернуться назад на перевал Фудзынзын, а полковник Петров должен был приостановить своё наступление. Я поскакал в Цуитзятунь и нашёл там главные силы как раз в то время, когда они собирались вместе с батареями расположиться на склонах гор к северу от деревни. Здесь я также нашёл и ген. Гласко. Я поехал прямо к нему и спросил, чем вызвана такая внезапная перемена действий. Ген. Гласко ответил, что по полученным сведениям выяснилось, что против нас находятся 2½ японских дивизий, поэтому он не может решиться на атаку, на которую, притом, им не получено решительного приказания».