Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Такую выдающуюся и единственную в своём роде нерешительность ген. Гласко история русского генерального штаба объясняет тем, что он около 8 ч. утра получил от полковника Петрова донесение, в котором тот сообщал, что он натолкнулся на превосходные силы японцев. Такое оправдание довольно своеобразно, потому что, казалось бы, получив такое донесение, ген. Гласко тем более должен был стремиться вперёд на выручку полковника Петрова. Затем, согласно изложению русского генерального штаба, случилось ещё приводимое ниже совершенно непредвиденное обстоятельство.

Ген. Штакельберг и его штаб, начиная с восхода солнца 15-го июня, были заняты обдумыванием всевозможных последствий на случай неблагоприятного исхода боя, вместо того, чтобы сосредоточить все мысли и все силы для успешного выполнения задуманной атаки; озабоченные мыслью об исходе боя, чины штаба корпуса в 4 ч. утра разослали всем начальникам участков и командирам отрядов «указания на случай успеха противника и необходимости отступления». Таким образом, и ген. Гласко получил в начале 8-го часа, как утверждает история генерального штаба, следующее приказание:

«В случае атаки превосходными силами японцев центра нашей позиции или в ином направлении 1-й Сибирский корпус начинает медленное отступление на Ванзелин. Отряд ген. Гласко должен в таком случае возможно дольше задержаться на линии Цуитзятунь-Куидзятунь для того, чтобы прикрыть собой отступление войск корпуса, которым предстоит движение через Вафангоу и далее по лощине от Цуитзятуня на север. Все три колонны отступающих отрядов должны при всех обстоятельствах поддерживать между собою связь и доносить мне каждые три часа о месте своего нахождения. В случае отступления японцев отряд должен сохранять свои позиции впредь до особого приказания».

Это приказание, данное, по словам истории генерального штаба, только на случай предусмотренных обстоятельств, ген. Гласко принял как отмену атаки и приказал отряду подполковника Буд-Гусаинова остаться временно на перевале, полковнику Петрову – приостановить дальнейшее наступление и возвратиться на Яндзягоу; все же прочие войска, которые уже выступили из Цуитзятуня, должны занять позицию на высотах к северу от линии Цуитзятунь-Куидзятунь под начальством командира 140-го полка полковника Мартынова… «с целью употребить эти войска для выполнения главной задачи».

Согласно изложению полковника Мартынова, приведённое выше приказание ген. Гласко получил не в 8-м ч. утра, а в 5 ч. утра и предъявил его для сведения упомянутого выше военного совета. Таким образом, непосредственного влияния это приказание не могло иметь на решение ген. Гласко приостановить только что начатое наступление и начать обратное движение; всё же подобное приказание, независимо от того, в котором часу оно было получено, должно было вселить известное колебание и нерешительность даже у начальников вполне энергичных, а тем более в данном случае, где и без того решительности было немного.

Конечно, полководец должен, по возможности, предвидеть и последствия неудачи и принять заранее необходимые меры для предотвращения катастрофы во время отступления, но – ещё перед самым началом своего предприятия давать войскам указания толькона случай отступления – это значит в самом начале подрывать силы войск и их моральную напряжённость, которые должны быть направлены на достижение главной цели.

Во всём прочем весьма неразумно, не зная обстановки, принимать заранее определённое решение на случай отступления, давая при этом такие мелочные указания как, например, «отступающие тремя колоннами отряды должны при всех обстоятельствах поддерживать между собой связь и каждые 3 часа присылать мне донесения о месте своего нахождения».

В этом кроется полное незнание факторов, влияющих в бою: ведь для отступления неприятельпредписывает законы, и от него зависит – в зависимости от сохранившихся у него энергии и сил, – в какую форму выльется это отступление. Подобные указания на случай отступления могут быть даны, может быть, только во время мирных манёвров, но под огнём противника и во время его преследования такие требования противоречат здравому смыслу.

Нетрудно себе представить положение ген. Гласко, который ещё и до того времени беспрерывно колебался, никак не решаясь начать наступление, два раза посылал гонцов в штаб корпуса для получения разъяснений и указаний, несмотря на свою робость перед начальством, и вдруг, в конце концов, получает это, приведённое выше, приказание, в котором нет ни одного слова об атаке, а есть только указание об отступлении, а в заключении этого приказания указывается даже, что в случае, если японцы отступят, отряд должен оставаться на занимаемой им позиции.

В этом-то и заключается характерная черта этой войны, что ни один из начальников не обладал достаточной энергией – раз начатое наступление довести до конца во что бы то ни стало с целью победить или погибнуть; но все заботы их были направлены, главным образом, на то, чтобы принять меры на случай отступления с целью предохранения своих войск от уничтожения.

То же, что мы видели по отношению к отряду полковника Петрова, случилось и с авангардом подполковника Буд-Гусаинова. Один из патрулей этого авангарда был встречен огнём из Чендзятуня, вследствие этого от обоих батальонов отряда были направлены 2 роты вдоль дороги на Чендзятунь, которые вскоре были усилены ещё двумя ротами. Чендзятунь служил прикрытием для правого фланга 3-й японской дивизии и был занят спешенной кавалерией этой дивизии, которая определялась численностью около 3-х эскадронов, но, если принять во внимание, что всей дивизионной кавалерии было не больше 3-х эскадронов, то указанные силы, занимавшие Чендзятунь, надо признать несколько преувеличенными. С этой-то кавалерией завязали бой 4 русские роты и 4 орудия, направлявшиеся вдоль дороги под начальством подполковника Буд-Гусаинова, которые никак не могли продолжить своё наступление.

Около 8 ч. утра подполковник Буд-Гусаинов получил приказание, переданное от имени ген. Гласко, «задержаться на своей позиции так долго, чтобы дать возможность отряду ген. Гласко отступить». Таким образом, по словам истории генерального штаба, начатое отступление замерло после 8 ч. утра, т. е. Вслед за тем, как оно было начато.

Проследим теперь деятельность подполковника Буд-Гусаинова до конца сражения. Наступление этого авангарда на деревню Чендзятунь было затем вскоре возобновлено; боевая линия была усилена новыми двумя ротами. Отряд, однако, не смог продвинуться далее 600 м к югу от своей последней позиции и находился на расстоянии около 800 м от Чендзятуня.

Это чрезвычайно медленное и робкое наступление и на этот раз обусловливалось донесениями, что японцы обходят левый фланг по направлению Шаходзы-Хошантунь. Мы видим, таким образом, что во всю эту войну у русских военачальников повторялось одно и то же явление: едва лишь они заносят удар над противником, у них тотчас же опускаются руки, как только откуда-нибудь поступает донесение – иногда даже совершенно неосновательное – что флангу угрожает опасность вследствие обхода противника, они тогда не делают и попытки энергичным ударом на противника и решительным боем парализовать опасность обхода.

В 10 ч. дня отряд подполковника Буд-Гусаинова, как сейчас увидим, был усилен батальоном 140-го полка и полубатареей, так что он в это время уже имел в своём составе 3 батальона и 8 орудий. Начальствование над отрядом принял подполковник Перфильев с приказанием двинуться вперёд для решительной атаки Чендзятуня и для дальнейшего прорыва на Гухин. Атака не удалась, однако, но не вследствие нецелесообразной формы атаки, а потому, что русский начальник отряда был охвачен заботой о своём левом фланге, для обеспечения которого он выдвинул 2 роты.

Дело в том, что с этого левого фланга поступали донесения об угрозах охвата со стороны японцев. Подполковник Перфильев, полагаясь на основательность этих донесений, решил, что его положение небезопасно, вследствие чего ещё до получения общего приказания об отступлении, сам около 2-х ч. дня приказал пехоте своего отряда приблизиться к артиллерии. Японцы не преследовали, а затем разразился проливной дождь, положивший конец бою. Час спустя, т. е. около трёх часов дня подполковник Перфильев получил приказание об общем отступлении.

Силы японцев, находившиеся в Чиндзятуне, против которых действовали 3 батальона и 8 орудий подполковника Перфильева, в точности неизвестны. В начале боя тут, очевидно, находились слабые части спешенной кавалерии. Затем эти части были усилены, весьма вероятно, частью 1-й кавалерийской бригады ген. Акияма, которая в составе 6 эскадронов, 1 батальона и 1 горной батареи утром выступил из Шабаодзы в 12 км к юго-востоку от Чендзятуня. Весьма вероятно, что часть своих сил ген. Акияма направил на выстрелы в Чендзятунь, а с остальными своими войсками продолжал наступление по направлению на Шаходзы-Хошантунь, вызвав своим движение опасения подполковника Перфильева за свой левый фланг.

В противоположность полной бездеятельности гораздо более сильной русской кавалерии, которая на правом фланге даже и попытки не делала вступить в бой и предотвратить возможность обхода фланга своего отряда, – японская кавалерия приняла участие в бою даже в спешенном виде, двигаясь в атаку на отряд подполковника Перфильева, своей энергичной деятельностью вызвала в русском начальнике отряда опасение, что перед ним находятся превосходные силы, и, таким образом, существенным образом содействовала расстройству плана русской атаки, направленной против фланга 3-й японской дивизии.

Вернёмся, однако, к действиям отрядов ген. Гласко и полковника Петрова, придерживаясь изложения событий в том виде, как это представлено историей русского генерального штаба. «Между 9-10 ч. утра главные силы отряда ген. Гласко начали взбираться по каменистым склонам высоты 158,6. Ввиду невероятной жары люди и лошади дошли до полного изнеможения. Для втаскивания орудий по весьма крутым отлогостям приходилось впрягать по 4 пары лошадей в каждую пушку. Только к полудню удалось втащить артиллерию после невероятных усилий, когда вдруг было получено приказание ген. Гласко возвратиться назад в Цуитзятунь».

Около 9 ч. утра в отряд ген. Гласко прибыл подполковник генерального штаба Запольский, принадлежавший штабу ген. Штакельберга. Ген. Гласко жаловался ему, что он не получил никакого категорического приказания, сообщил, что перед ним находятся 2½ японские дивизии, а также об отданных им приказаниях по своему отряду. Запольский сейчас же вызвался разъяснить всё это и поскакал в штаб корпуса. Через час он вернулся обратно и передал ген. Гласко приказание ген. Штакельберга двинуться немедленно в энергичную атаку, «так как японцы на всём поле сражения имеют не более 18 батальонов».

Таким образом, ген. Гласко получил, наконец, желанное им категорическое приказание, и он пробовал приступить к его исполнению. К сожалению, он уже разбросал свои силы ещё больше, чем это было в начале, потому что, как это было уже упомянуто, он из своего резерва направил 4-й батальон 140-го полка и полубатарею 35-й артиллерийской бригады для усиления отряда подполковника Буд-Гусаинова, которые, таким образом, были потеряны для выполнения задачи ген. Гласко. Ещё 2 батальона 140-го полка под начальством полковника Мартынова, 1-ю и 2-ю стрелковые роты и 2 батареи Восточносибирской артиллерийской бригады, затем ещё полубатарею 35-й артиллерийской бригады он предоставил для усиления отряда полковника Петрова, который имел уже состав в 5½ батальонов и 24 орудия.

Таким образом, в распоряжении ген. Гласко оставался только 1 батальон 34-го стрелкового полка. Рассылка приказаний заняла много времени, войска находились уже на высотах к северу от Цуитзятуня, когда они получили распоряжения о возвращении назад. Спуск по горам, в особенности батарей, крайне замедлился ввиду весьма узких и крутых дорог; в некоторых местах зарядные ящики опрокидывались. В результате всего этого войска могли вступить в бой только между 12 и 1 ч. дня.

«Так, – по замечанию истории русского генерального штаба – главные силы отряда ген. Гласко потеряли время от 8 ч. утра до 12 ч. дня в бесцельных передвижениях туда и назад».

Авангард полковника Петрова до прибытия подкреплений из резерва оставался совершенно бездеятельным к югу от Яндзягоу, хотя всё время находился лицом к лицу с правым флангом японцев. Находившаяся при авангарде полубатарея 4-й батареи была возвращена даже назад в Фудзынзын, откуда только около полудня она была вызвана обратно на старую позицию. Только к этому времени отряд полк. Петрова начал подавать признаки жизни; прибывшие подкрепления, 2½ батальона и 20 орудий, а также и резерв были придвинуты поближе; батареи выехали на позицию у Яндзягоу и открыли огонь. Около 2-х ч. дня передовые роты заняли гребень высот на расстоянии всего только ста шагов от Вафанвепона. Около 5-ти ч. утра эта атака была бы гибельна для японцев и даже в это время – если бы эта атака была поведена энергично и решительно – могла бы произвести переворот в положении сторон на месте боя. Но опять наступило крайнее замедление в подходе резерва и, таким образом, для развязки было уже опять поздно.

Ген. Гернгросс с восхода солнца напрасно всё ожидал прибытия отряда ген. Гласко, а в 1 ч. 30 м. он заметил отступление правого фланга корпуса, а также 4-го стрелкового полка, поэтому он решил начать отступление, чтобы не поставить свои войска в критическое положение. В 2 ч. дня ген. Гласко получил через начальника штаба 1-й стрелковой дивизии приказание начать отступление, прикрывая своим отрядом отступление частей 1-й стрелковой дивизии.

Так это наступление закончилось полной неудачей, единственно и исключительно вследствие недостатка инициативы у начальников всех ступеней. Колонна полковника Петрова имела против себя на правом фланге японцев всего только один батальон. Следовало ожидать здесь решительного успеха, если бы только бригада ген. Гласко рано утром, совместно с 1-й Сибирской стрелковой дивизией, двинулась в атаку со всеми силами. Не было никаких особых препятствий для этой атаки, не было превосходства сил противника, а были только недостаток сильной воли и неумение начальников, только это одно и было причиной неудачи.

Такое же отсутствие планомерности в действиях мы видим и на правом фланге позиции корпуса, на его «неподвижном» участке. Бой распался здесь на отдельные тактические эпизоды, безо всякой связи между собой. Никакого общего руководства боем и взаимодействия между собой отдельных частей войск мы не находим здесь и следов.

Как известно, правому флангу позиции был придан также 4-й Восточносибирский стрелковый полк, который вместе с 3-й и 4-й батареями 1-й стрелковой артиллерийской бригады оставался на своей позиции к востоку от железной дороги, южнее Лушагоу. Непосредственно к западу от железной дороги, в долине реки, несколько позади 4-го полка, были расположены на позиции 2 батареи 9-й стрелковой артиллерийской бригады с 3 ротами 33-го стрелкового полка, служившими прикрытием для этих батарей. Далее, западнее Фучухе, и также несколько эшелонированными назад, фронтом на юго-запад, были расположены остальные части 33-го и 36-го полков с одной батареей 9-й бригады под начальством генерал-майора Краузе. В резерве у ген. Штакельберга, южнее станции Вафангоу, находились 2 батальона 34-го и весь 35-й стрелковый полк с одной батареей 35-й артиллерийской бригады, к которым должны были присоединиться ещё находившиеся на расстоянии одного перехода к северу от Вафангоу Забайкальская казачья батарея и 2 конно-охотничьи команды; кроме того, до полудня 15-го июня должен был прибыть по железной дороге 9-й Сибирский стрелковый полк. Кавалерийская дивизия ген. Самсонова бивакировала в котловине севернее Лункоу.

Против этих войск утром 15-го июня повела свою атаку 5-я японская дивизия с двумя полками отдельной артиллерийской бригады, 4-я же японская дивизия, по приказанию ген. Оку, направилась утром того же числа (19 бригада) с тремя батареями на Тангъятатунь и далее на Вангъядзян; в то же время 7-я бригада этой дивизии двинулась из Тангъятатуня далее в северном направлении. 5-я дивизия получила приказание с рассветом 15-го атаковать противника у Тафаншина, после чего для дальнейшего наступления вверх по долине Фучухе дивизия должна была выждать особенных приказаний.

Таким образом, выполнение задуманной атаки должно было быть произведено в связи с действиями 19-й бригады, которая по расчёту времени могла прибыть на поле сражения не ранее, чем между 10 ч. и 11 ч. утра.

Тем не менее, как только утром командир 5-й дивизии генерал-лейтенант Уеда получил уведомление, что 3-я дивизия находится в серьёзном положении, он решил немедленно произвести энергичную атаку…

Какая разница встречается здесь между решительными действиями и личным почином со стороны японских начальников по сравнению с робкими и нерешительными действиями русских начальников: японский начальник на собственный риск и страх принимает решение и атакует противника, как только он узнал об опасном положении своего соседа, а русские начальники уже начатую атаку бросают не доведённой до конца, как только узнают, что им где-нибудь угрожает воображаемая опасность.

Для своей атаки 5-я японская дивизия в 7 ч. утра вместе со своей горной батареей развернулась между массивом к северу от Падшангундза и Чиндофаном, перейдя через речку Фучухе, левый фланг свой дивизия двинула в северо-восточном направлении на Лункоу, имея целью охватить правый фланг русской позиции. Превосходная числом артиллерия этой дивизии – по русским сведениям действовали 108 японских орудий против 40 русских – обстреливала, главным образом, долину Фучухе и батареи, находившиеся на позиции 4-го Восточносибирского стрелкового полка.

Необходимо заметить, что даже после вступления в дело 19-й бригады 4-й японской дивизии, – что произошло только после 11 ч. 30 м. дня, – превосходство японских сил против атакованного правого фланга русской позиции не было особенно значительно, не считая артиллерии, так что, если бы на стороне русских имелся вполне решительный и энергичный начальник с ясно поставленной целью, то была и здесь полная возможность отразить атаку японцев, даже и после того, как не удалась атака левым флангом русского отряда.

Но как же обстояло дело с командным составом на стороне русских?

С этой стороны, в отношении руководства войсками в бою, мы видим здесь со стороны русских такую бестолковщину, что этого одного было бы достаточно, чтобы парализовать всякую возможность направления действий войск к достижению определённой цели. До полудня ген. Штакельберг оставался на станции Вафангоу, не проявляя со своей стороны ни малейшего влияния на ход боя. «Неподвижная» часть позиции состояла из трёх участков: правый, занятый 33-м и 36-м полками с одной батареей под начальством командира 1-й бригады 9-й стрелковой дивизии ген. Краузе, который имел, таким образом, под своей командой 1 полк своей бригады и один – чужой бригады. В среднем участке до полудня 14-го числа начальником был ген. Лучковский, командир 1-й стрелковой артиллерийской бригады, который под своей командой имел две батареи 9-й стрелковой артиллерийской и одну батарею 35-й артиллерийской бригады; прикрытием этим батареям служили три роты 33-го стрелкового полка, так что ген. Лучковский имел под своей командой войска, ему совершенно незнакомые. На его место после 2-х часов дня вступил начальником участка только что прибывший из Инкоу командир 9-й стрелковой артиллерийской бригады ген. Мрозовский. Левый участок образовал 4-й Восточносибирский стрелковый полк с двумя батареями, вырванный, таким образом, из состава своей дивизии.

Над всеми этими войсками 15-го июня принял командование начальник 9-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Мрозовский, как временно исправлявший должность начальника дивизии, но у него едва ли хватило времени ознакомиться с собственным участком позиции.

Едва только ген. Мрозовский принял некоторые меры по расположению войск на правом и левом участках позиции и по ознакомлению с обстановкой вообще, как прибыл ген. Кондратович, настоящий начальник дивизии, который приехал только накануне вечером по железной дороге и совершенно не был знаком ни с обстановкой, ни с расположением войск; тем не менее он принял начальствование над всеми войсками этого участка.

Ген. Кондратовичу было сообщено, что действующий против него противник определяется численностью в две дивизии, которые оперируют, главным образом, против левого фланга русской позиции. Что же касается правого фланга, то против него замечены лишь незначительные части, так что с этой стороны не предвидится возможности серьёзной атаки. Ген. Кондратович предоставил ген. Мрозовскому командовать своими пятью батареями, а также, по-видимому, и средним участком.

Независимо от неблагоприятного влияния на ход боя полной неопределённости командных отношений, мы видим также и здесь, кроме того, незнание обстановки, что, со своей стороны, также влияло отрицательно на исход боя.

Конница ген. Самсонова во время этого боя показала себя ещё более бездеятельной и пассивной, чем в предшествовавшие дни. О приближении 4-й японской дивизии (19-я бригада) конница узнала не раньше, как лишь после появления в 9 ч. 30 м. утра на высотах на расстоянии 2 км к северо-западу от Лункоу авангарда 19-й бригады. В 3 ч. ночи, по приказанию ген. Штакельберга, 8-й Сибирский казачий полк с одной батареей предпринял короткое наступление из Лункоу по направлению на Тафаншин, но это наступление кончилось ничем; после чего конница ген. Самсонова ещё ранним утром отступила на 1½ км ещё далее к востоку от Лункоу. Здесь на сборный пункт конницы в 7 ч. утра прибыл 2-й батальон 36-го стрелкового полка, атакованный японской пехотой.

Ввиду этого обстоятельства, конница отступила ещё далее на 2 км к северо-востоку от Лункоу к развилке дорог, а когда японская артиллерия начала обстреливать это место, то конница ушла ещё далее к востоку на 2 км, обнажив, таким образом, правый фланг 2-го батальона 36-го стрелкового полка и бросив его в тяжёлую минуту на произвол судьбы.

Когда в 8 ч. утра ген. Штакельберг получил первое донесение об охвате правого фланга японцами, он послал ген. Самсонову приказание произвести энергичную разведку по направлению к левому флангу японцев с целью выяснить силы противника, наступавшие против правого фланга позиции. Далее было предписано коннице высылать разъезды по направлению на Вафандян ввиду того, что совершенно неизвестно было, не «прибывают ли свежие японские войска в подкрепление тем четырём бригадам, о которых доносилось вначале». Из этого приказания ген. Штакельберга видно, что в штабе отряда совершенно не подозревали об опасности, угрожающей со стороны Фудчжоу.

Не установлено, было ли это приказание ген. Штакельберга доставлено ген. Самсонову. Известно, однако, что ген. Самсонов со своей конницей продолжал оставаться в полной бездеятельности к востоку от Лункоу. Достаточно сказать, что общие потери дивизии конницы ген. Самсонова в течение 15-го июня ограничились всего только тремя раненными стрелками и двумя убитыми лошадьми, которые, однако, принадлежали не коннице, а конно-охотничьей команде 13-го Восточносибирского стрелкового полка, действовавшей на правом фланге казачьей дивизии для прикрытия её фланга, так что дивизия конницы в этот день не понесла никаких потерь…

Между 9 ч. и 9 ч. 30 м. утра ген. Самсонов послал несколько донесений в штаб корпуса, помеченных «из местности в 2 км к северо-востоку от Лункоу», из которых одно, по моему мнению, отличается большой неясностью, а, согласно истории русского генерального штаба, оно представляется «весьма важным». В последнем донесении сказано: «Я отступаю на северо-запад; неприятель обходит наш правый фланг значительными силами, не менее одной бригады; по-видимому, это свежие войска, потому что они наступают по направлению со стороны Вафандяна; до сего времени в этом направлении одним разъездом насчитано 32 орудия».

В истории русского генерального штаба по этому поводу говорится: «Это было первое донесение нашей конницы о наступлении 4-й японской дивизии, которая выполнила свой марш из Порт-Адамса до Лункоу, будучи совершенно незамеченной нашей кавалерией». В действительности же авангард 19-й бригады приблизился к полю сражения около 9 ч. 30 м. утра и, вполне возможно, что он тогда уже был замечен кавалерийскими разъездами из дивизии ген. Самсонова.

Этого, однако, не видно из донесения ген. Самсонова. Ещё больше могла ввести в заблуждение прибавка в его донесении, что «движутся по направлению из Вафандяна». 4-я японская дивизия появилась не с юга, со стороны Вафандяна, а из Фудчжоу с запада.

После отсылки этого донесения конница ген. Самсонова считала, по-видимому, свою задачу совершенно исполненной, потому что покинула поле сражения, направляясь прямо на восток, и через горную лощину в 11 ч. 30 м. дня достигла железной дороги в 2 км к северу от станции Вафангоу.

Согласно истории русского генерального штаба, ген. Самсонов предполагал сначала направиться на Видиапу с целью прикрыть правый фланг корпуса, но, «по-видимому», дорога туда оказалась уже занятой японцами. Это обстоятельство, однако, никоим образом не могло служить основанием для того, чтобы совершенно покинуть поле сражения. Если конница не могла выбраться из котловины, в которую она сама забралась, то ей ещё оставалась возможность силой огня парализовать предпринятый японцами охват русской позиции.

Точно так же в употреблении других родов оружия замечается полное отсутствие целесообразности. Пехота вводится в бой малыми посылками и последовательно противопоставляется японцам ничтожными силами. С раннего утра мы видим уже 2-й батальон 36-го стрелкового полка введённым в бой и командира полка блуждающим в одиночестве перед фронтом батальона.

Накануне этот батальон занял выдвинутую вперёд позицию на массиве к северу от Тафаншина, но вечером 14-го «по невыясненным причинам» батальон эту позицию очистил и отступил на Сансиир. Рано утром 15-го числа батальон хотел снова занять свою позицию к северу от Тафаншина, но в это время стали доноситься выстрелы с местности к югу от Лункоу (это было упомянутое выше столкновение части конницы ген. Самсонова с противником), поэтому батальон направился туда и в 7 ч. достиг сборного пункта конницы к северо-востоку от Лункоу, но здесь он подвергся сильному огню неприятельской пехоты, потому что конница ген. Самсонова исчезла, обнажив его правый фланг, так что батальон подвергся убийственному огню одновременно с трёх сторон. В таком положении батальон оставался совершенно изолированным до 9 ч. 30 м., выполняя приказание ген. Кондратовича, который предписал «задержаться возможно дольше».

Последствием такой совершенно бесцельной задержки батальона было то, что он, в конце концов, почти совершенно рассеялся; остатки этого батальона между 10 ч. 30 м. и 10 ч. 45 м. дня промчались мимо левого фланга 33-го стрелкового полка, направляясь далее через долину Фучухе, притом с такой стремительностью, что все попытки остановить их были безуспешны.

Мало того, что этот батальон был принесён в жертву совершенно бесцельно, – когда ген. Кондратович получил донесение от блуждавшего по разным направлениям 2-го батальона 36-го стрелкового полка, что «2 – 3 неприятельских стрелковых полка направляются на север вдоль по долине от Лункоу», он выслал из своего резерва 2 роты 36-го полка по направлению на Лункоу «с целью встретить обход противника и войти в связь с конницей», местопребывание которой ген. Кондратовичу всё ещё было неизвестно. Одновременно с этим батальон получил упомянутое выше указание задержаться возможно дольше у Лункоу, так что 1½ батальона должны были на позиции задержать обход неприятеля силой в 2-3 полка. Как и следовало ожидать, высланные из резерва роты постигла та же участь: заняв позицию по обе стороны дороги из Сизана на Лункоу, на расстоянии 1 км от последнего, эти роты тоже были обойдены. Тогда были высланы ещё 2 роты 36-го полка для отражения обхода, которые были выдвинуты перед правым флангом 33-го стрелкового полка.

В то время, когда русская пехота вводилась в бой по каплям, совершенно беспрепятственно совершался обход, предпринятый 5-й японской дивизией. Авангард 19-й бригады 4-й пехотной дивизии подходил уже к полю сражения. Огонь японской артиллерии становился всё более и более интенсивным; особенно сильно обстреливался левый фланг 33-го стрелкового полка и долина Фучухе, где были расположены батареи ген. Мрозовского, буквально засыпанные японскими снарядами; японские батареи были расположены укрыто, скрываясь за горным хребтом настолько, что ни разу нельзя было уловить блеск орудийных выстрелов. Только поднимавшаяся при выстреле пыль обнаруживала расположение орудий.

В 9 ч. утра ген. Штакельберг приказал своему резерву, расположенному биваком к югу от Вафангоу, приготовиться, со своей стороны, к вступлению в бой ввиду того, что поступавшие отовсюду донесения не оставляли сомнения, что японцы охватывают правый фланг русской позиции. Прежде других в 9 ч. 30 м. 2 батальона 34-го стрелкового полка получили приказание «направиться немедленно в Лункоу с целью охватить крайний левый фланг японцев». Это приказание, однако, было вскоре отменено; 35-й стрелковый полк и батарея были предоставлены в распоряжение ген. Кодратовича, которому полковник Гурко в 10 ч. 30 м. утра сообщил, что ему предоставляются 35-й стрелковый полк и батарея, «которые следует отправить на Лункоу с целью отразить предпринятый японцами охват правого фланга корпуса».

35-й стрелковый полк взял, однако, неверное направление, заблудился и не прибыл вовсе по назначению; тем временем ген. Кондратович в 11 ч. 10 м. утра дал приказание ген. Краузе, чтобы он с 1-м батальоном 36-го стрелкового полка, составлявшим его последний резерв, двинулся немедленно на Лункоу. Приказание гласило следующее: «Вашему превосходительству предписывается задержать неприятеля, наступающего от Лункоу на Вафангоу».

Это указание ещё раз подтверждает установившийся характер приказаний, который обыкновенно базировался на неясных задачах, ограничиваясь лишь общими указаниями для того, чтобы исход дела в случае надобности можно было затем свалить на подчинённого – потому что, в самом деле, что могло означать «задержание противника»? Ведь обход японцев можно было задержать не выдвиганием одиночных рот или батальонов, а полным напряжением и встречной атакой всех имевшихся в распоряжении резервов. Но в этом отношении руководство боем было связано предписанием Куропаткина, требовавшего прежде, чем ввести в дело резервы, выяснить сначала вполне обстановку; между тем, в настоящем случае, когда обстановка уже выяснилась, была упущена надлежащая минута для ввода резервов, потому что в бой вступала также и бригада 4-й японской пехотной дивизии, охватывавшей фланг русской позиции.