Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

«Есть полководцы, которые не нуждаются ни в чьих советах, которые в самих себе находят решения и решимость для их осуществления, а их помощникам остаётся только исполнить полученные приказания. Но такие полководцы – звёзды первой величины, которые нарождаются раз в столетие. В обыкновенных же случаях полководцу не обойтись без советов ближайших помощников».

Мольтке. «Военная корреспонденция».

«Переход с мирного положения на военное вызывает столько трений, что надо всемерно стремиться к облегчению этого перехода».

ф. Блюме. «Стратегия».

Когда ген. Куропаткин утверждает в своём «отчёте», что он как военный министр не мог в достаточной мере подготовить войну в материальном отношении, ввиду того, что большую часть средств, которые ему отпускались на оборону, он должен был употребить, главным образом, для обороны западной границы, – то мы вправе утверждать, что там, где для подготовки к войне не требовалось никаких денежных средств, всё в свое время было сделано. К этому, в первую очередь, относится формирование штаба армии и подготовка начальствующих лиц. Не должно быть армии, в которой недостаточно был бы подготовлен этот надёжнейший залог победы, заключающийся в том, что ещё в мирное время должны быть взвешены возможные планы для того или другого театра войны и намечены все начальствующие лица, которые должны занять соответствующие назначен и я. Конечно, эти лица должны быть заранее, в мирное время, подготовлены для занятия своих постов.

Совсем иное мы видим в армии Куропаткина. Здесь мы замечаем полнейший хаос не только в начале войны, но даже и впоследствии, в разгар серьёзных событий, настолько, что этот хаос является совершенно беспримерным.

После назначения Куропаткина командующим армией рождался первый вопрос: кто будет начальником штаба? Гадали со всех сторон, но ниоткуда никто не мог дать ответ на этот вопрос. Не знал этого и сам Куропаткин. Прошло 3 недели со времени назначения Куропаткина командующим армией, пока он, наконец, 12-го марта, т. е. полный месяц спустя после открытия военных действий, собрался выехать из Петербурга на театр военных действий [9]

[Закрыть]. Но и тогда не было разговора о назначении начальника штаба армии. Правда, говорили в Петербурге, будто Куропаткин выразился так: «Мне не нужен начальник штаба, я сам себе буду начальником штаба». Это выражение ему вполне подходит, потому что он в действительности обладал в большой степени самомнением и работоспособностью, так что он мог положиться на себя, не нуждаясь в работе сотрудника. Но так как по штату уже положена должность начальника штаба армии, то в день отъезда в армию Куропаткин запросил по телеграфу одного из известных генералов, не пожелает ли он принять должность начальника штаба, так как этот генерал был вполне подходящим для занятия этой должности, предлагая ему прибыть впоследствии в Манчжурию. Упомянутый сейчас генерал не признал себя, однако, достаточно осведомлённым ни с планами Куропаткина относительно войны на Дальнем Востоке, ни с боевыми средствами для её ведения, хотя прошёл уже целый месяц с её начала, и поэтому, весьма понятно, отклонил предложение Куропаткина.

В конце марта 1904 года русской командующий армией приехал в Манчжурию. До его прибытия туда всеми войсками, действовавшими в Манчжурии, командовал 60-летний командующий войсками Приамурского военного округа генерал-от-инфантерии Линевич, имевший свою главную квартиру в Ляояне [10]

[Закрыть]. В то же время главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке, адмирал Алексеев, вместе со своим штабом, имел резиденцию в Мукдене.

После прибытия Куропаткина на театр войны генерал Линевич принял командование над двумя стрелковыми дивизиями, предназначенными для обороны Южно-Уссурийского отдела (Владивосток), состоявшими в непосредственном подчинении наместнику.

Было бы совершенно естественно, если бы Куропаткин оставил начальником штаба армии генерала Холщевникова, который был начальником штаба у Линевича, а до того времени был начальником штаба войск Приамурского округа в течение 3 лет, поэтому имел полную возможность ознакомиться со всей обстановкой на театре войны, а также и с наставлением и инструкциями для полевого управления войск [11]

[Закрыть]. Но Куропаткин, однако, не остановился на выборе начальником штаба генерала Холщевникова и по своём прибытии в Ляоян сказал ему, что он слишком молод для такой должности, так как есть много корпусных командиров, старых генералов.

Выбор Куропаткина, в конце концов, пал на человека, о котором никто не думал как подходящем для этого назначения. Это был генерал-лейтенант Владимир Сахаров[ 1

[Закрыть] ²] ,избранный Куропаткиным своим первым помощником; до войны он был начальником кавалерийской дивизии в Белостоке, откуда он был назначен командиром 1-го Сибирского корпуса, двинутого из Уссурийского отдела в Манчжурию в самом начале войны против Японии.

Странно было уже то, что для нового назначения берётся корпусный командир, войска которого уже находятся на театре войны. Но с этим можно было бы ещё мириться, если бы речь шла о назначении на должность начальника штаба армии человека, известного по своим исключительным способностям для занятия штабной должности. Ничего подобного на самом деле не было. Выбор Куропаткина нисколько не удовлетворял требованию – что начальник штаба армии должен в известной степени, по качествам своего характера, служить дополнением характера своего полководца.

Ген. Сахаров был человек с совершенно пассивным характером, способным только усилить теневые стороны характера командующего армией, так что со стороны деятельности начальника штаба армии незаметно было никакого влияния на ход военных действий. Весьма вероятно, что Куропаткин и не рассчитывал на своего начальника штаба, как на возможного советника в вопросах оперативных, так как он в таковом, как выше сказано было, не нуждался вовсе. В начальнике штаба Куропаткин видел только главного чиновника своей главной квартиры, обязанного приводить в исполнение его указания. Возможно, что при выборе в данном случае повлияло то обстоятельство, что ген. Владимир Сахаров был родной брат генерала Виктора Сахарова[ 1

[Закрыть] ³], назначенного военным министром после Куропаткина. Автор русской книги о Куропаткине, В. А., говорит по этому поводу: по всей вероятности этим назначением Куропаткин желал посредством родственных связей с предержащими властями в Петербурге обеспечить себе там возможное содействие – иметь там, так сказать, прикрытый тыл[ 1

[Закрыть] ⁴].

Точно также на другую важную и ответственную должность – генерал-квартирмейстера армии, на обязанности которого лежала, главным образом, разработка операционной части, – был назначен Куропаткиным ген. Харкевич, бывший до того времени начальником военных сообщений в Виленском военном округе. Назначенный осенью 1904 года, после формирования трёх Манчжурских армий, начальником штаба 1-й армии у Линевича ген. Харкевич после сражения под Мукденом был назначен начальником штаба главнокомандующего всех трёх армий. Это был весьма любезный и высокообразованный офицер.

Но это не был человек, который у Куропаткина должен был «быть Скобелевым». Он составил себе имя в военной литературе изучением похода 1812 года и слыл последователем отступательной стратегии Барклай-де-Толли[ 1

[Закрыть] ⁵]. Это, пожалуй, служило для Куропаткина главным основанием к назначению ген. Харкевича генерал-квартирмейстером, потому что и он в своём операционном плане принял отступательную стратегию 1812 года. Таким образом, и ген. Харкевич, видевший спасение России в Отечественную войну в отступательной стратегии и в избежании сражений, не способен был поощрять командующего армией к смелой инициативе; напротив, он только ещё больше мог укрепить в Куропаткине чувство осторожности и выжидательности.

До назначения ген. Харкевича на должность генерал-квартирмейстера армии Куропаткин предлагал эту должность генерал-майору Благовещенскому, который до войны был генерал-квартирмейстером Киевского военного округа и считался авторитетом по вопросам о военных сообщениях. Но так как ген. Благовещенский, не считая себя достаточно знакомым с театром войны и характером противника, отказался от этой ответственной должности, то он был назначен на должность дежурного генерала штаба армии, ведающего личным составом, штатами и т. п.

Начальником отдела военных сообщений на театре войны был назначен генерал Забелин, бывший в начале этой войны помощником начальника канцелярии военного министерства. Начальником канцелярии штаба армии был назначен полковник Данилов, который до войны был преподавателем тактики в академии генерального штаба.

Начальником тыла армии, которому подчиняются все войска, находящиеся в тылу действующей армии, был назначен генерал Волков, который до начала войны был командующим войсками на Квантуне.

Таким образом, все важные должности в действующей армии были замещены лицами, который весьма мало были подготовлены для нового круга своих обязанностей. Исключение во всех этих назначениях представлял собою интендант армии генерал Губер, который в 1903 году был интендантом Приамурского округа и в этой должности имел возможность ознакомиться со всеми подготовительными действиями для продовольствия армии на случай войны с Японией. Этот генерал Губер незадолго до войны, ввиду разногласий со своим начальником, был перемещён на Кавказ; но так как преемник его не мог справиться со своей новой должностью, то ген. Линевич вызвал его оттуда для занятия прежней должности. Армия много обязана этому в высшей степени деятельному, предусмотрительному и скромному интенданту.

Достойно внимания, что для укомплектования своего многочисленного штаба и, в особенности, при назначении своих личных адъютантов Куропаткин выбирал кандидатов преимущественно из знатных дворянских фамилий, благодаря которым он хотел сохранить связи с петербургскими аристократическими кругами, задающими тон жизни, – подобно тому, как при назначении своего начальника штаба он хотел обеспечить себе содействие людей, власть имущих.

Среди прежних товарищей по оружию Куропаткина, а также среди его прежних подчинённых в военном министерстве находились, несомненно, дельные люди; но при формировании штаба армии обращалось в общем больше внимания на связи, чем на личные качества и подготовку для занятия соответствующей должности.

Прежде всего этот штаб, состоявший преимущественно из лиц, принадлежавших к гарнизонами Петербургскому или другим в Европейской России, имел слишком мало чувствительной связи с войсками, находившимися на театре войны. Понятно поэтому, как это заявляет сам Куропаткин в своем отчёте, что он неверно был осведомлён относительно настроения и духа войск своей армии.

Ещё более фатальным и неудачным, чем состав штаба армии, был выбор войсковых начальников, который производился также без всякого плана и без малейшего внимания к тому, знакомы ли начальники со своими войсками, есть ли между ними взаимное доверие и проч. Не довольствуясь тем, что в самом начале войны были порваны все существовавшие до того времени организованные связи и создавались вновь импровизированные штабы, так что в своей деятельности войска и штабы чувствовали себя взаимно чуждыми друг другу – войскам даны были ещё такие начальники, которые совсем не знали ни вверенных им войск, ни театра войны, поэтому им совершенно не по плечу были выпавшие на них важные задачи.

Из первого Сибирского корпуса в начале войны была выделена одна дивизия, которая осталась в Уссурийском отделе. Из двух других (1-й и 6-й Восточносибирских стрелковых дивизий) одна дивизия была сведена во вновь сформированный Сибирский корпус в его новом составе, в который вошли выделенные команды из 32-х Восточносибирских стрелковых полков.

Так как бывший до того времени командиром этого корпуса генерал-лейтенант Сахаров получил новое назначение, то Куропаткин вызвал из Варшавы генерал-лейтенанта фон Штакельберга, который там командовал 1-м кавалерийским корпусом, и в мае 1904 года, т. е. 3 месяца спустя после начала войны, передал ему командование 1-м Сибирским корпусом.

Едва ли кто-нибудь другой из русских начальников во время и после войны подвергался таким личным нападкам, как генерал фон Штакельберг. Его сделали козлом отпущения за Вафангоу, Шахе и Сандепу и, наконец, за это последнее сражение он был лишен командования корпусом.

По моему мнению, все эти нападки совершенно несправедливы. Он нисколько не хуже был всех остальных русских генералов, но только он имел несчастье чаще, чем эти последние, проявлять, в известной степени, самостоятельность, так что появлялась возможность сваливать на него все неудачи. Но он ли в действительности был виновником большей части этих неудач или они являлись последствием ошибок его высших начальников – это мы увидим ниже при разборе соответствующих операций.

Из других войск раскассированного 1-го Сибирского корпуса, находившихся в Манчжурии, 6-я Восточносибирская стрелковая дивизия была отправлена на р. Ялу для того. чтобы усилить находившиеся уже там с начала войны 3-ю Восточносибирскую стрелковую дивизию и казачью бригаду ген. Мищенко. До января 1904 года упомянутая 3-я дивизия совместно о 7-й Восточносибирской стрелковой дивизией занимала Квантунский полуостров. Из 6-й и 3-й Восточносибирских стрелковых дивизий был составлен новый корпус, который вскоре был переименован в Восточный отряд. Командиром этого корпуса был назначен находившийся на театре войны, бывший незадолго перед тем командиром 2-го Сибирского корпуса, ген. Засулич[ 1

[Закрыть] ⁶]. В командование новым корпусом ген. Засулич вступил на р. Ялу за 8 дней до происходивших там боёв, совершенно не будучи знакомым ни с войсками, ни с их начальниками, которые не знали и его.

После того, как этот генерал в бою под Тюренченом выказал полную свою неспособность и был признан несоответствующим для должности начальника Восточного отряда, Куропаткин лишил его должности для того, чтобы снова назначить командиром 2-го корпуса. На этой новой должности он во всю войну выказал себя начальником без инициативы, и всё же не терпел таких нападок, как ген. фон Штакельберг.

На должность начальника Восточного отряда, вместо ген. Засулича, был назначен генерал-лейтенант граф Келлер. Этот последний, в начале войны имевший от роду 54 года, обладал в полной мере всеми качествами характера, необходимыми для полководца – энергией, решимостью и личным почином – и в этом отношении стоял значительно выше всех прочих генералов. Но для вверенной ему должности ему совершенно недоставало необходимой подготовки.

Правда, во время войны 1876-1878 гг., Сербо-турецкой и Русско-турецкой, он выказал себя храбрым и развитым офицером. В возрасте 27 лет он получил уже георгиевский крест за переход через Балканы и за участие в бою под Шейново. В 1878 году, после того, как Куропаткин был ранен, он был назначен начальником штаба авангарда армии, бывшего под начальством генерала Скобелева, и кончил войну на этой должности. В начале 1883 года, за 20 лет до Русско-японской войны, он командовал 4-м лейб-гвардии стрелковым батальоном.

Этим закончилась вся его практика военной службы. Проведя несколько лет в Главном Управлении казачьих войск, он в 1894 году был назначен на должность директора Пажеского корпуса, а в 1899 году, в чине генерал-лейтенанта, губернатором в Екатеринослав. Весною 1904 года, когда вспыхнула война, граф Келлер, обладавший военным чутьём и сознавая, что в часы государственной опасности генералу не место в кабинете гражданского управления, а следует быть в действующей армии, просил о назначении его в армию, и был назначен в распоряжение ген. Куропаткина.

Вслед за тем, как граф Келлер прибыл в Ляоян, в мае 1904 года ему была предложена должность начальника Восточного отряда. несмотря на то, что он 20 лет не имел никакой связи с войсками, не командовал ни дивизией, ни бригадой, ни полком, не служил даже в высших штабах и управлениях, ему всё же был дан в командование отдельный значительный отряд, который только что пережил тяжёлое положение и, в силу обстановки на театре войны, должен был каждую минуту ожидать ещё худшего положения, вынужденный принять бой с противником[ 1

[Закрыть] ⁷].

Надо полагать, что Куропаткин невысоко ценил знание и опыт, необходимые начальнику для командования войсками, или же он готов был назначить на ответственные войсковые посты всякого деятельного генерала, хотя бы он предшествовавшей службой совершенно не был подготовлен для этого назначения.

В данном случае Куропаткин был совершенно прав: граф Келлер возложенные на него обязанности по командованию вверенным ему отрядом исполнял с полным рвением до своей геройской смерти. Если при всём том граф Келлер не оправдал возлагавшихся на него надежд, то вина падает не на него, а на тех, которые назначили его на такой пост, который совершенно не соответствовал всей его предшествовавшей деятельности.

Такой же хаос, который, однако, не может быть отнесен всецело на долю Куропаткина, господствовал при составлении и формировании 3-го Сибирского корпуса, который мобилизовался в Порт-Артуре; в состав его должны были войти 3-я Восточносибирская стрелковая и вновь сформированная 9-я Восточносибирская стрелковая дивизии. Но 3-я Восточносибирская дивизия незадолго до мобилизации была командирована из Порт-Артура в южную Манчжурию, а затем ещё далее, на Ялу. Штабы и управления 3-го Сибирского корпуса прибыли в Порт-Артур и оставались там.

Таким образом, был составлен новый 3-й Сибирский корпус под начальством генерал-лейтенанта Стесселя, который с августа 1903 года числился комендантом Порт-Артура и командующим войсками Квантунского полуострова, на котором были расположены 4-я и 7-я Восточносибирские стрелковые дивизии. Вместо 9-й Восточносибирской стрелковой дивизии, которая была задержана к югу от Ляояна, в состав корпуса была назначена 1-я Сибирская пехотная дивизия вместе с 3-й стрелковой бригадой, но и эта последняя должна была по настоянию наместника остаться в качестве резерва в Харбине. В конце концов на место этой бригады вошла прибывшая из береговой полосы 6-я Восточносибирская стрелковая дивизия, отправленная на Ялу для образования вновь сформированного Восточного отряда, преобразованного затем в 3-й Сибирский корпус.

Из сказанного видно, что войска 4-х корпусов, находившихся в начале войны в Манчжурии, были почти лишены организационной связи, существовавшей в мирное время. Войска не знали начальников, к которым они могли бы относиться с доверием, и наоборот – начальники не знали вверенных им войск.

Кроме сказанного, в начале кампании на театре войны находились два самостоятельных отряда, которые подчинены были генералам Ренненкампфу и Мищенко. Способ образования этих отрядов, данных в командование, несомненно, выдающимся начальникам, вызывает новое недоумение.

Ренненкампф, который на бумаге числился начальником Забайкальской дивизии и со времени подавления боксерского восстания пользовался репутацией выдающегося кавалерийского начальника, почти всю войну командовал смешанным отрядом, состоявшим преимущественно из пехоты, действовавшим на левом фланге армии, и только в самом начале войны командовал одной из бригад своей дивизии, но и тогда он обречён был на бездеятельность, находясь с этой бригадой в гористой местности.

Мищенко был полевым артиллеристом, тем не менее его сделали кавалерийским начальником и в конце войны ему даже дали в командование кавалерийский отряд в 70 эскадронов. Замечательно то, что Мищенко прослыл деятельным кавалерийским генералом, был назначен генералом царской свиты и генерал-адъютантом и был возведён в герои этой войны.

Бесспорно, как Мищенко, так и Ренненкампф были деятельными офицерами, относившимися очень строго к своим обязанностям, и в этом отношении выделялись над большей частью остальных генералов. Однако, совершенно несправедливо ген. Мищенко была присвоена репутация кавалерийского начальника, которая не оправдывалась ни его деятельностью в Корее, во время командования казаками, ни пресловутым рейдом в Инкоу, ни какими-нибудь другими хоть сколько-нибудь выдающимися кавалерийскими делами во время войны.

Можно было бы допустить, что Ренненкампф сделал бы больше на должности кавалерийского начальника. Поэтому нет ничего удивительного, что после неудачного набега на Инкоу один командир кавалерийской бригады заметил: «чтобы быть кавалерийским начальником, надо сначала быть корнетом».

Тем не менее надо признать всё же, что генерал Мищенко пытался по временам делать хоть что-нибудь со своей кавалерией, тогда как на театре военных действий было много генералов, которые, хотя и были корнетами в своё время, отличались всё-таки полной бездеятельностью. Если всем этим кавалерийским генералам на должность начальника кавалерии Куропаткин предпочел артиллериста Мищенко, то это характеризует доверие Куропаткина к их талантам.

Насколько Куропаткин, ещё будучи военным министром, относился невнимательно к важному вопросу о замещении должностей войсковых начальников, видно из того, что в 10-м и 17-м армейских корпусах, отправленных первыми на театр войны, почти весь личный состав высших начальников был обновлен при мобилизации.

Даже тогда, когда большая часть 10-го корпуса высаживалась на театре войны, никто ещё не знал, кто будет командиром корпуса, потому что всем было известно, что престарелый и неспособный к полевой службе генерал-лейтенант Случевский должен быть заменён другим командиром[ 1

[Закрыть] ⁸]. В 17-м корпусе в день отъезда на театр войны были сменены оба начальника дивизии и один командир полка, как не соответствующие своим должностям[ 1

[Закрыть] ⁹].

И впоследствии, во время военных действий, из-за своей постоянной склонности к созданию новых отрядов, Куропаткин не особенно считался с организационными связями войск и их начальников. Само собой разумеется, что это не могло не влиять на ход действий. Впоследствии для самого Куропаткина возникали затруднения при управлении операциями ввиду невыясненных личных отношений к наместнику.

Адмирал Алексеев был главнокомандующим «всеми сухопутными и морскими силами, действовавшими против Японии»; начальником штаба наместника был назначен генерал Жилинский из Главного Штаба, а состоявший при наместнике уже продолжительное время генерал Флуг был назначен генерал-квартирмейстером. При штабе наместника состоял многочисленный штат адъютантов, генералов, штаб– и обер-офицеров генерального штаба, всего свыше 100 человек, окружая пост наместника чуть ли не царским престижем. Все эти господа были полны честолюбия и жаждали в этой войне получить победные лавры[ 2

[Закрыть] ⁰].

Когда, однако, в помощь наместнику для командования сухопутными войсками был назначен генерал без его ведома, а для командования морскими силами с той же целью был назначен адмирал Макаров, то многочисленный штаб адмирала Алексеева оказался естественно как бы устраненным от дел.

При этом необходимо заметить, что. будучи командующим армией, Куропаткин был наделён правами главнокомандующего, так как он, хотя и был подчинён наместнику, тем не менее, согласно телеграмме Государя на имя наместника в Мукден о назначении Куропаткина, этому последнему предназначалась вполне самостоятельная и ответственная роль по командованию войсками с целью «облегчить наместнику выполнение выпавшей на его долю тяжёлой исторической задачи».

Оказанное Куропаткину доверие в отношении командования войсками на театре войны – выговоренное им, очевидно, в Петербурге при принятии должности командующего армией – привело к тому, что влияние наместника на ход военных действий было очень ограниченным. Ему ничего не оставалось, как предоставить в распоряжение Куропаткина все войска, давать ему добрые советы и делиться предположениями.

Если наместник усиливал свои требования, то Куропаткин обращался непосредственно с жалобой в Петербург или соглашался только для видимости, для того, чтобы затем можно было свалить всю вину и ответственность на наместника в случае неудачи. Штаб наместника мстил за это Куропаткину, подвергая беспощадной критике все его действия; со своей же стороны и штаб армии в Ляояне говорил только со злобой про Мукден и его штаб.

В действительности надо признать, что в Мукдене придерживались более здравых взглядов. Там ничего не хотели знать о стратегии выжидательной, стремящейся к уклонению от боя, а требовали энергичного наступательного ведения войны. В каком виде всё это вылилось на практике, если бы штаб наместника осуществил свои планы, взяв на себя ответственность – это другой вопрос.

Во всяком случае эти трения и недоразумения между двумя штабами не могли содействовать направлению всех усилий для достижения общей цели. Как это часто бывало во время этой войны, при различных случаях и в разной обстановке, главные цели войны приносились в жертву соображениям личного характера и личным интересам.

ГЛАВА 5

В Корее и на Ялу