Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Пехота обыкновенно вела наступление густыми стрелковыми цепями, продвигаясь вперёд шагом, безостановочно, и по временам останавливаясь очень редко только для производства залпов. Ген. Драгомиров запрещал даже ложиться для производства огня, требуя, чтобы стрелковая цепь стремилась скорее добраться до противника.

При таких условиях усиление цепей было невозможно, потому что вслед за цепями шли поддержки, за которыми, в расстоянии нескольких сот шагов, с музыкой и густыми массами шли резервы. Так обыкновенно весь боевой порядок подвигался вперед до встречи с противником.

Употребление кавалерии было для многих войсковых начальников обыкновенно мало знакомым делом. Один бригадный командир, отряду которого были приданы три сотни казаков, не придумал ничего лучшего для использования своей кавалерии, как придать каждому казаку по одному пехотинцу, который должен был бежать рядом, держась за стремя. Этот смешанный отряд должен был обойти позицию противника и ударить ему в тыл.

В результате эта гениальная идея привела к тому, что никаких сведений о противнике кавалерия дать не могла, а пехотинцы, после того, как им пришлось пробежать таким образом несколько верст, в смертельной усталости завалились в первом окопе.

Употребление артиллерии совершенно не соответствовало её боевому назначению. При наступлении всегда повторялась одна и та же картина: несмотря на более сильную и приготовившуюся к бою артиллерию обороняющегося, батарея передовых частей наступающего спокойной рысцой и без всякого прикрытия выезжала на свою позицию и обыкновенно четверть часа вела стрельбу с более сильным противником, после чего, также рысью, подъезжала артиллерия главных сил. Это стало таким общим правилом, что никому из высших начальников или посредников во время маневров и в голову не приходило, что это может быть как-нибудь иначе.

При обороне, как это впоследствии бывало в начале войны; орудия располагались совершенно открыто, так что даже на расстоянии нескольких километров можно было совершенно точно определить их число.

Осенние маневры закончились трёхдневным корпусным манёвром, в котором наступающий в составе двух корпусов должен был атаковать укрепившегося на позиции противника в составе одного корпуса. Первые два дня были посвящены разведывательной службе; на третий день южная сторона производила атаку на северную.

Здесь вполне сказался огромный недостаток хорошо подготовленных и вдумчивых начальников, который так жестоко дал себя знать впоследствии на войне, выражаясь в невозможности принять вполне определённое решение и передать его в виде ясного и категорического приказа, не оставляющего места никаким сомнениям.

Ещё на второй день манёвров обе стороны сблизились уже на несколько километров, имея свои авангарды во взаимном тесном соприкосновении. Северная сторона занимала укреплённую позицию, положение которой было хорошо известно противнику. Этот последний хотел на третий день атаковать эту позицию.

Но вместо того, чтобы двинуться вперед и каждой части указать направление и цель атаки, было организовано походное движение согласно требованиям полевого устава, с высылкой вперед авангардов, главных сил и боковых авангардов впереди, причём каждой колонне не только указан был большой привал, но даже и ночлег – точно противник со своей стороны ничего сказать не может.

Конечно, это приказание на деле осуществлено быть не могло. Надо заметить, что имело всё это место в корпусе, в котором командир и начальник штаба пользовались особой репутацией по своим тактическим познаниям. Войскам и их начальникам положительно недоставало способности ни для самостоятельной мысли, ни для самостоятельных действий.

Полное отсутствие инициативы у начальников и привычка их постоянно ожидать указания свыше делали армию совершенно неспособной для активных действий. Артиллеристы. например, во время войны не могли открывать огня даже по открывавшимся им выгодным целям без приказания начальника, которое, конечно, всегда запаздывало.

Для иллюстрации, насколько в русской армии любят избавлять своих подчиненных от всякой самостоятельности мысли или принятия каких-нибудь ответственных решений, приводим следующий приказ одного начальника отряда у Чанчуанзы от 1-го марта 1905 года.

«Полк ваш командиром бригады подчинён мне. С наступлением сумерек предлагаю отступить от песчаных холмов. Когда начнёт темнеть, займите одной ротой стрелковые окопы, находящиеся впереди в интервале; одну полуроту направьте в стрелковые окопы для усиления крайнего левого фланга, с одной полуротой займите стрелковый окоп у китайской пагоды. Первую роту оставьте в резерве и расположите его за левым флангом. Предписываю назначить начальником этого участка одного из ваших батальонных командиров по вашему выбору, имя которого мне донести. Войска наши, отступающие с песчаных холмов, пропустить через участок, а затем, в случае наступления противника, встретить его огнём. Охрану левого фланга поручаю вашей охотничьей команде, правый фланг охраняется двумя ротами в первой линии, имея две роты в резерве».

Таким образом, деятельность командира полка была совершенно связана. Его ротами, даже его охотничьей командой распоряжался другой начальник, находившийся в другом месте. Вся программа отступления заранее разработана и указана, все роли распределены так, как будто не мог найтись со стороны противника энергичный начальник, который все эти распоряжения мог легко привести к нулю. Но такая естественная случайность, как вмешательство противника, неизбежно должна была вызвать беспорядок.

Мы привели это приказание, как случайно подвернувшееся, но оно нисколько не отличается от многих ему подобных распоряжений, относящихся ко времени до и после войны.

Система вечной опеки и подавления личности подчиненного убила совершенно в русской армии дух инициативы и способность принять самостоятельное решение.

Конечно, и в этой армии не без исключений; встречаются начальники деятельные, способные к личной инициативе, но они встречаются в виде редких исключений гениального свойства, проносятся быстро, как метеоры, не оставляя после себя никакого следа. К таким исключениям относится и Скобелев, который умел воодушевить своих подчинённых и делать их способными к порыву и самодеятельности, пока они оставались под его влиянием; но пример Скобелева не нашёл себе подражания в армии, воспитание которой ведётся в совершенно ином духе.

Только та армия может во время войны рассчитывать на начальников решительных и самодеятельных, которая в мирное время относится с уважением к личному почину и частной инициативе.

ГЛАВА 2

Учебные годы Куропаткина. Геок-Тепе

«Вперёд, вперёд и вперёд! С нами Бог!

Никакой литературы. а только бой»…

( Слова Скобелева перед штурмом Геок-Тепе )

В начале февраля 1904 года стало известно, что военный министр Куропаткин назначается командующим сухопутной армией, действующей против японцев. Известие это встречено было во всей России с большим удовлетворением. Впрочем, не только в России, но и за границей все были того мнения, что этот выбор вполне удачный.

Всеобщее удовлетворение отчасти умалялось только тем, что Куропаткин назначен был не вполне самостоятельным главнокомандующим этой армии, но подчинен был адмиралу Алексееву. как главнокомандующему всеми морскими и сухопутными вооруженными силами на Дальнем Востоке. Действительно это подчиненное положение вызывало впоследствии некоторое трение и затруднения, однако не в такой степени, как этого опасались, и никоим образом не ограничивало инициативу ген. Куропаткина.

О способностях и деятельности Куропаткина как командующего армией все в России были очень высокого мнения. Достаточно было того, что он репутацию свою, как деятельного офицера генерального штаба и способного строевого начальника, получил в школе Скобелева, который знал только один лозунг: «вперёд, вперёд и вперёд»!

Свою служебную карьеру Куропаткин начал в 1864 году в одном из туркестанских линейных батальонов, с которым он участвовал во всех походах в Средней Азии, в особенности при атаке Самарканда под начальством ген. Кауфмана. Пройдя курс академии генерального штаба, Куропаткин был командирован в 1874 году в Алжир, где он принимал участие во многих французских экспедициях. По возвращении в Туркестан Куропаткин принял участие в покорении Кокандского ханства, где он обратил на себя внимание Скобелева, который в это время со своим отрядом совершил быстрый поход в Наманган, штурмом овладел Андижаном, совершенно разбил кокандцев и овладел их столицей.

Вместе с ростом боевой славы Скобелева становилось всё более известным имя Куропаткина. Во время последней Русско-Турецкой войны Куропаткин сначала в качестве офицера генерального штаба был начальником штаба колонны ген. Скобелева в бою под Ловчей; затем до апреля 1878 года, когда он был ранен в бою, Куропаткин был начальником штаба дивизии ген. Скобелева, о котором он выразился так: «Скобелев в совершенстве чувствовал пульс боя, чутьем улавливая его замедленное или учащённое биение».

За всё время после Суворова ни один из полководцев русской армии не знал так в совершенстве дух и природу своих подчинённых, как Скобелев, который под Плевною, не имея ни одного человека в резерве, сумел отступающие войска двинуть вперёд только одним словом: «впёрёд, дети», и лихо ворвался с ними в неприятельские окопы.

Таким образом, Скобелев живым примером показывал Куропаткину, каким влиянием в войсках может пользоваться полководец, обладающий в достаточной степени личной решимостью к порыву вперёд, без оглядки назад.

Казалось, что и Куропаткин вполне усвоил эти уроки. Во время похода Скобелева в Ахал-Текинскую экспедицию в 1880-1881 году полковник Куропаткин, бывший тогда начальником туркестанской стрелковой бригады, показал себя превосходным организатором и неустрашимым помощником. По предложению Скобелева, который в это время стягивал свой отряд, от побережья Каспийского моря к Вами, где он устраивал себе базу для действий против туркменской крепости Геок-Тепе, Куропаткин во главе небольшого отряда должен был присоединиться к нему из Туркестанского округа.

Образцовый поход, совершённый этим отрядом, который с большими затруднениями должен был переправиться через Аму-Дарью у Петро-Александровска, а затем после оставления Хивинского оазиса совершить трудный поход через безводную пустыню, в которой на протяжении 535 километров имелись только два колодца, выказал в блестящем виде организаторский талант Куропаткина и его заботливость о войсках.

Несмотря на такие трудные условия, средняя величина перехода была в 38 километров, причём почти вся пехота перевозилась на верблюдах. Не менее блестящим образом был совершён обратный поход в марте 1881 года: большая часть верблюдов тогда пала, провиант и питьевую воду пришлось перевозить на казачьих лошадях, а спешенные казаки шли рядом. Тем не менее, и при таких условиях средняя величина перехода достигала 32 км.

Во время осады и штурма крепости Геок-Тепе, которую туркмены геройски обороняли, колонне Куропаткина[ 3

[Закрыть]] была назначена главная задача, и он её выполнил блестяще. Когда во время вылазки текинцев 9-го января 1881 года им удалось захватить русское знамя и одну пушку, вселив тем тяжёлое впечатление в войска, Скобелев решил ответить на эту вылазку каким-нибудь смелым действием.

Он приказал Куропаткину 10-го январи штурмом овладеть туркменской «калой», которая была окружена каменной стеной и находилась всего только на расстоянии 150 метров от стен неприятельской крепости.

С распущенными знамёнами и под звуки музыки двинулась вперёд колонна Куропаткина и блестящим штурмом овладела неприятельской калой, с потерей всего только 61 человека.

По овладении этой калой из неё были проложены минные галереи, при помощи которых была проделана брешь в стене неприятельской крепости. По образовании бреши 24-го января последовал штурм, в котором колонна Куропаткина первая взошла на стены крепости и водрузила знамя Ширванского полка. Главное сопротивление со стороны неприятеля ожидалось в самой крепости, поэтому было решено, что все штурмующие войска должны собраться на стенах крепости и затем уже всем ворваться в город.

Тем не менее, колонне Куропаткина удалось без помощи резервов укрепиться и в самом городе. С распущенными знаменами и под звуки музыки, двигаясь тремя частями, колонна Куропаткина ворвалась в город. В то время, когда средняя колонна укрепилась на господствующей высоте Денгил-Тепе, левая колонна в рукопашной схватке отбила от текинцев захваченные ими ранее трофеи. В диком бегстве неприятель направился из города через северные ворота. Ген. Скобелев немедленно приказал быстро посадить на коней спешенную для штурма кавалерию и сам, во главе 5 эскадронов и 2 конных орудий, бросился преследовать убегающего противника, давая этим живой пример использования последствий победы.

Куропаткин получил приказание двинуться к Ашхабаду, и по овладении этим городом без боя ему приказано вместе с другой колонной из Геок-Тепе усиленным маршем двинуться для преследования противника далее на север в пустыню.

Это энергичное преследование, которое велось до колодца Кизил-Сакал с напряжением всех сил, привело к быстрому покорению текинцев и к окончанию всего предпринятого против них похода.

Луч славы ген. Скобелева в этой экспедиции падал также и на ген. Куропаткина. Поэтому, когда смерть лишила армию ген. Скобелева, вкоренилось убеждение, что ген. Куропаткин является наследником и учеником полководческих талантов и свойств своего учителя.

Что Куропаткин сам постигал, в чём заключались свойства полководческих талантов, которым Скобелев обязан был своей славой, показывает составленное им описание взятия Геок-Тепе. Вот его собственные слова:

«После военного совета 12-го и 13-го января[ 4

[Закрыть]], в котором участвовали и все начальники отдельных отрядов, ген. Скобелев решил ни одной минуты далее не прерывать осадных работ, и 13-го января в 6 ч. 30 м. вечера он приказал следующее: «Я отвергаю все предложения, имеющие целью отсрочку осады; не допускаю также промедления производства штурма. Вперёд, вперёд, вперёд!… С нами Бог! Никакой литературы, а только бой».

Слова «никакой литературы» имели в виду те предложения, которые высказывались, что осада крепости, в которой осаждаемый более силён численностью, чем осаждающий, противоречат теории военного искусства. Далее Куропаткин продолжает:

«Девиз Скобелева – вперёд! и вперёд! – был также излюбленным словом Гродекова и Козелкова… Эта решимость начальника экспедиции, находившая себе полную поддержку среди его помощников, быстро сообщилась также и всем войскам. Все поняли, что спасение только в энергичном движении вперёд, что ни о каком движении назад не может быть и речи, что в том положении, в каком находился наш отряд, могло быть только одно решение: или победа, или смерть»…

Можно ли поверить, что этот самый человек, который тогда верил, что спасенье кроется только в движении вперёд,сделавшись сам впоследствии командующим армией, искал для неё спасение только в движении назад ,что, находясь под влиянием человека с непреклонной волей, сам он проявлял энергию и силу воли, а сделавшись сам полководцем, своими действиями только подрывал дух своих войск.

Послушаем, однако, что сам Куропаткин говорить далее:

… Всем войскам было сообщено, что никакого отступления не будет. У всех Скобелев вселил убеждение, что скорее штурм будет доведён до последнего человека, но во всяком случае без отступления.

«Неудача штурма без всякого сомнения вызвала бы восстание у нас в тылу, что при крайней слабости наших прикрывающих войск на линии сообщений могло бы повести к поражению наших разбросанных войск, а, может быть, даже и к полному их уничтожению. Но в то же время Скобелев отлично знал, что никто в тылу не тронется с места, узнав о победе наших войск у Геок-Тепе. Вот почему Скобелев, ослабляя себя в тылу, заведомо сжигал за собою свои корабли»[ 5

[Закрыть]]…

Не угодно ли сравнить с этим образом действий позднейшую деятельность Куропаткина в качестве командующего армией, когда его важнейшей заботой было обеспечение своей коммуникационной линии, для охраны которой он даже в минуту решительных боёв ослаблял себя на целые бригады и дивизии. Ясно, что никакая лучшая школа не может воспитать деятельного и талантливого полководца, когда ему не хватает решимости и твёрдости воли.

Теперь утверждают, будто Скобелев давно заметил этот недостаток у Куропаткина и неоднократно твердил ему: «Помни, что ты хорош на вторые роли. Упаси тебя Бог когда-нибудь взять на себя роль главного начальника; тебе не хватает решительности и твёрдости воли… Какой бы великолепный план ты ни разработал, ты никогда его не сумеешь довести до конца»…

Как бы то ни было, во всяком случае, после покорения Геок-Тепе, Куропаткин вышел со славой храброго, деятельного и талантливого начальника. Эта репутация за ним ещё больше укрепилась в 1902 году, когда он во время больших Императорских маневров под Курском, в качестве командующего Южной армией, блистательным образом разбил Северную армию, бывшую под начальством Великого Князя Сергея Александровича. Этим маневрам было придано преувеличенное значение, превозносили острый взгляд и энергию Куропаткина, в котором тогда уже видели будущего полководца, способного повести русские знамёна к победе.

Если позднейшая деятельность Куропаткина, как полководца на войне, не оправдала этих ожиданий, то это служит лишь доказательством того, что даже при блестящей репутации генерал мирного времени не всегда может быть хорошим полководцем, от решений которого зависят иногда честь и существование армии, благополучие или несчастье государства.

Впрочем и тогда уже, ещё до войны, были люди, которые сомневались в способностях Куропаткина как полководца. Когда назначение Куропаткина командующим Манчжурской армией вызывало всеобщее воодушевление и радость – старый, больной Драгомиров не разделял этого всеобщего увлечения. Когда ему доказывали, что Куропаткин ведь отличался ещё в качестве начальника штаба у Скобелева, то Драгомиров ответил: «да, да, конечно, Куропаткин показал себя выдающимся начальником под командой Скобелева, но кто же при Куропаткине будет Скобелевым?»…

Этот вопрос Драгомирова весьма метко характеризует качества Куропаткина как полководца. Под начальством такой энергичной личности, как Скобелев, умевшего внушать порыв вперёд, Куропаткин уподоблялся силе парового молота, действовавшего под давлением пара. Но без этого постороннего пара сильный молот остается только мёртвой массой.

Военная истории даёт нам не мало таких примеров, когда выдающиеся талантливые помощники, становясь во главе армии, оказывались ниже своей задачи. Так, Бенедек, герой Сольферино, оказался ниже своей задачи в 1866 году. Этот генерал, однако, сам признавал, что он не рождён быть полководцем, и принял командование армией вопреки своей воле и только по настоянию свыше.

Совсем наоборот мы видим с Куропаткиным: он, по-видимому, нисколько не сомневался в своих полководческих талантах. Сознание собственного достоинства приличествует полководцу; однако должны быть налицо какие-нибудь действительные полководческие качества, которые оправдывали бы такое сознание своего достоинства.

ГЛАВА 3

Операционный план Куропаткина

«Операционный план годится всегда только до первого столкновения с противником. Было бы опрометчиво думать, что для всего похода можно выработать один операционный план, обнимающий собою всевозможные вероятности и претендующий быть пригодным до конца войны».

Мольтке. «О стратегии»

Уже начиная с 1895 года, военное министерство и Главный Штаб в Петербурге, а также военные власти на Дальнем Востоке были заняты разработкой операционного плана для войны с Японией. Эти планы были с течением времени подвергнуты в деталях различным изменениям, в особенности после боксерского восстания 1900 года, а также после занятия Квантунского полуострова и Порт-Артура, когда Россия твёрдой ногой стала в южной Манчжурии. Однако, основные черты этих операционных планов оставались одни и те же.

Так как в случай войны с Японией можно было ожидать со стороны японцев нападения на русские владения на Квантунском полуострове (Порт-Артур), на Южно-Уссурийский округ (Владивосток) или наступления их в южную Манчжурию, то во всех операционных планах 1899 года предусматривалась необходимость формирования трёх армий для прикрытия указанных выше владений России и для действий в Манчжурии.

Формирование третьей армии для действий в северной Манчжурии было предусмотрено в 1898 году. Тем не менее ближайшей целью была оборона русских границ. По мере роста интересов России в Манчжурии после занятия Порт-Артура и проведения железной дороги для связи этого города с Харбином, росло значение группы войск, предназначенных для действий в Манчжурии. Эти войска вначале образовали самостоятельный корпус, но по плану 1901 года было решено: все войска, расположенные в Южно-Уссурийском округе и на Квантунском полуострове, соединить в два армейских корпуса и четыре резервных дивизии.

Согласно операционному плану, составленному штабом Приамурского военного округа в 1899 году, задачей Манчжурского корпуса было «прикрывать Манчжурию, и, если обстоятельства того потребуют, этот корпус должен был в то же время служить резервом для войск, занимающих Порт-Артур». Военный министр Куропаткин согласился с этим планом, признав вполне возможным, что в задачу Маньчжурского корпуса должна входить не только оборона Манчжурии, но также и поддержка войск Порт-артурского гарнизона.

Необходимо заметить, что, начиная с 1898 года, когда Куропаткин стал военным министром, все операционные планы разрабатывались либо по его инициативе, либо по его непосредственным указаниям и поправкам.

Район действий Манчжурского корпуса, преобразованного впоследствии в Манчжурскую армию, находился сообразно различным операционным планам или далеко к северу от Харбина, или на Сунгари, или же далеко к югу: около Тулина, Мукдена и Ляояна – в зависимости от взгляда авторов этих планов на боевую готовность японцев.

Вначале придерживались такого взгляда, что движение вперёд к югу от Телинского дефиле с силами, равными силам наступающих японцев, было бы рискованно. Но по мере продолжения постройки железной дороги, а также по мере роста русских вооруженных сил на Дальнем Востоке, расширялся также район действий Манчжурского корпуса по направлению к югу.

Осенью 1901 года по указаниям военного министра Куропаткина в Петербурге разработан был операционный план для действий Манчжурской армии, причём театром действий предполагался район Мукден-Ляоян-Хайчен. Этому плану противоположен был другой операционный план, разработанный штабом Приамурского округа весной 1903 года, согласно которому местом сосредоточения Манчжурской армии предполагался Телин. Этот план изменён был на месте по личному указанию ген. Куропаткина во время его поездки на Дальний Восток, причём район сосредоточения армии опять был выдвинут вперед на юг, к Ляояну, значительно усилив группу войск, расположенных в Манчжурии.

Было бы ошибочно думать, что во всех этих изменениях операционных планов и районов сосредоточения Манчжурской армии имелись в виду какие-нибудь наступательные действия. Об этом во всех операционных планах нет и следа. Ни разу не предполагается возможность в начале войны проявить какие-нибудь активные действия.

Все операционные планы исходят из единой мысли, что успешное сопротивление русских войск в южной Манчжурии будет невозможно в виду превосходства численности и большей боевой готовности японцев в начале войны. В виду этого задачей Манчжурской армии ставится возможное замедление наступления японских войск, которые следует постепенно задерживать, а самим отступать к Харбину, с целью выиграть время для прибытия подкреплений из Сибири и Европейской России, и только после того, получив превосходство в силах, перейти в наступление.

Таким образом, войну предполагалось начать с отступательной обороны. Не будет большой ошибкой, если мы предположим, что Куропаткин сам, а также все прочие авторы этих операционных планов приняли за образец войну 1812 года. Хотели отступать насколько возможно далее вглубь страны, для того, чтобы изнурить наступающего противника – «вогнать, так сказать, неприятеля в стратегическую чахотку», – по выражению Клаузевица, а потом уже перейти в наступление. Но, совершенно независимо от моральных факторов, которые в обоих этих случаях играли противоположную роль, здесь имелась и в других отношениях существенная разница. В 1812 году русская армия имела перед собою знаменитого полководца, привыкшего к победам; поэтому необходимость избежать, по возможности, с ним боя представляла своего рода добродетель.

Но что же в данном случае заставляло прибегать к отступлению? Основанием этой необходимости служило, будто бы, то обстоятельство, что японская армия, в виду своей большей боевой готовности, могла скорее начать наступление, что приводило к тому, что в начале войны она могла на южноманчжурском театре иметь численное превосходство в силах.

Это предположение, однако, совершенно не соответствовало действительности, так как японцы с самого начала войны и до её окончания уступали в численности войск русской армии на театре войны. Конечно, операционный план должен был предвидеть такое предположение, как превосходство сил противника на театре войны, но ошибочно было исключить всякую вероятность иного боевого положение, которое операционным планом не предусматривалось вовсе.

В данном случае какой же имело смысл – раз не оправдывается предположение операционного плана о превосходстве сил противника – уступать ему добровольно обширную страну, несмотря на его слабость в физическом и моральном отношениях, для того только, чтобы впоследствии, когда противник укрепится в стране, к обладанию которой он стремится всеми силами, выбивать его оттуда полным напряжением собственных сил и, конечно, со значительными и неизбежными жертвами.

Вместо того, чтобы считаться с обстановкой минуты, или вместо того, чтобы пытаться самому создать себе обстановку выгодным наступлением, сосредоточишь для этого наличный силы, Куропаткин задался предвзятым планом, в основу которого он принят» движение назад, не считаясь с возможным выгодными оборотом дела, который мог бы представиться обстоятельствами минуты.

Но, – раз решившись, в силу тех или иных соображений, сосредоточить сначала свои силы и избегать сражений с противником до прихода подкреплений, – Куропаткину надлежало, для сосредоточения своих сил, выбрать линию далеко к северу и оттуда уже перейти в наступление, обеспечив себе полное превосходство над противником, а никак не отступать «под натиском неприятеля», как это было на самом деле, что повлекло за собою только полное физическое и моральное утомление войск.

Совершенно противоположного взгляда планам Куропаткина держался адмирал Алексеев, назначенный наместником Дальнего Востока летом 1903 года и имевшей свою резиденцию в Порт-Артуре. По мнению адмирала Алексеева, линия сосредоточения русских войск могла быть выдвинута далеко вперёд в южной Манчжурии. Штаб наместника утверждал, что пока русской флот не уничтожен, высадка японцев на Ляодунском полуострове или на Корейском побережье к северу от линии Гензан-Цинанпо представляется невероятной. Поэтому, по мнению штаба наместника, на основании высказанных сейчас соображений представлялось совершенно возможным и безопасным сосредоточение Манчжурской армии на линии Ляоян-Хайчен, так как не предвиделось вероятности, чтобы неприятельская армия могла непосредственно угрожать здесь сосредоточению войск.

Сообразно с изложенным выше, штабом наместника предлагались следующие операционные планы для манчжурских войск:

1) привлечь на себя японскую армию и тем помешать ей обрушиться всеми своими силами на Порт-Артур;

2) воспрепятствовать наступлению японской армии севернее линии Ялу и далее Восточно-Китайской железной дороги для того, чтобы выиграть время, необходимое для сосредоточения войск из Восточной Сибири и для прихода подкреплений из Европейской России и, наконец,

3) воспрепятствовать высадке японцев около устья Ляохе и Ялу, на тот случай, если бы, вопреки всем ожиданиям, обстоятельства сложились таким образом, что такая высадка со стороны японцев оказалась бы возможной.

Из сказанного видно, что в операционном плане наместника не было и речи о каком-нибудь отступлении или сосредоточении около Харбина; напротив, из задач, поставленных Манчжурской армии – как воспрепятствование высадке японцев, привлечение на себя сил противника с целью отвлечь их от Порт-Артура – вытекала только необходимость наступательных действий.

Ещё в одном существенном пункте план наместника отличался от взглядов Куропаткина: это в необходимости обороны линии Ялу с целью выигрыша времени для прибытия подкреплений из Европейской России. Для выполнения этой задачи и предназначался один из Сибирских корпусов с придачей ему сильной кавалерии, который предлагалось направить к реке Ялу.

В одном донесении Государю о недостатках приведённого выше плана наместника военный министр доносит следующее в конце 1903 года: «На Дальнем Востоке, где в последнее время господствовал крайний пессимизм, перешли теперь к крайнему оптимизму. Это, конечно, полезно, но необходимо его умерить, потому что иначе это может нам дорого стоить».

В августе 1903 года Куропаткин подал Государю «памятную записку», в которой он ещё раз развивает свои планы и взгляды относительно ожидавшейся войны с Японией. В этой записке он следующим образом высказывается против обороны линии реки Ялу: «выставить туда слабый авангард – было бы рискованно. Отправить туда целый корпус – будет затруднительно в силу местных условий, тем более, что он может быть атакован превосходными силами противника и вынужден к отступлению до подхода наших подкреплений».

Несмотря на коренное различие взглядов Куропаткина и тех, что были приняты в основу операционного плана штаба наместника, военный министр сообщил наместнику по телеграфу 27-го января 1904 года, что его план действий на Дальнем Востоке Высочайше одобрен, с той лишь разницей, что все войска на театре войны будут соединены в одну Манчжурскую армию[ 6

[Закрыть]].

Трудно сказать, было ли уже тогда известно военному министру Куропаткину, что он сам будет назначен командующим этой армией. Но в том обстоятельстве, что у него не хватило силы воли отстоять свои собственные взгляды или потому, что ему, быть может, не хотелось навязывать их наместнику, лежал уже зародыш первого поражения на Ялу.