Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

В ночь на 31 июля командующий армией послал генералам Зарубаеву и Засуличу приказание, которое соответствовало его обычным принципам – страстное желание иметь успех, одержать победу, но никак не решаясь, в то же время, на какой-нибудь риск и жертву. Согласно этому приказанию, ген. Зарубаев должен был с арьергардами 1-го и 4-го Сибирских корпусов оказать атаке японцев «такое упорное сопротивление, которое могло бы приковать к себе силы противника»; в случае же, «если окажется, что японцы действуют силами превосходными, то это упорное сопротивление не должно быть доведено до крайности, чтобы не дать возможности японцам одержать победу…».

Ген. Засулич точно так же должен был оказать упорное сопротивление, но с условием – «в случае отступления под давлением неприятельских сил он должен был довести свои войска в Хайчен не расстроенными». Ген. Куропаткин, таким образом, всё предусмотрел, но не сказал, однако, как это разыграть на деле.

31-го июля главные силы японцев начали своё наступление 10-й и 5-й дивизиями против позиции бригады ген. Васильева (участки 123-го и 124-го пехотных полков) и отряда ген. Мищенко. Подготовлявшая это наступление японская артиллерия пристрелялась плохо и причиняла русским очень незначительные потери. Против позиции 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии у Кангуалина японцы вели, по-видимому, только слабую демонстративную атаку, которая к полудню совсем прекратилась.

В то же время против центра русской позиции, на линии Ляохандзы – Гулиндзы, японцы повели энергичную атаку превосходящими силами, которая была начата с раннего утра. Японцы очень скоро овладели дер. Дапудзы и пытались оттуда охватить правый фланг отряда полковника Соломко. Первые три атаки были отбиты огнём батальонов 123-го и 124-го полков. Около 10 часов дня японцы повели четвёртую атаку; их пехота ворвалась в стрелковые окопы, занятые отрядом Соломко, который остался без поддержки резерва и поэтому был вынужден скоро отступить на 1 км к северу, к Гелиографной горе. Японцы довольствовались занятием окопов и не преследовали отступавших.

На участке 124-го полка оба батальона оборонялись на занимаемой позиции; несмотря на превосходящие силы противника, потери их до полудня не были значительными. Но около этого времени эти батальоны стали неожиданно поражаться артиллерийским огнём с правого фланга, со стороны высот северней Янчугоу, где, как известно, были расположены войска ген. Мищенко (Павлов), на которых была возложена охрана фланга. Потери в рядах батальонов стали быстро увеличиваться; около часа дня из 8 орудий только 5 были годны к бою. Вместе с тем, японцы усилили свою атаку с фронта: 3 японских батареи выехали на позицию против правого фланга отряда полковника Ржесновецкого, который очутился, таким образом, под перекрёстным огнём; ввиду этого им были введены в боевую линию прибывшие сюда для поддержки 2 роты 123-го полка.

В 1 час дня «изнеможенный от жары» командир полка покинул свои войска, отправился на перевязочный пункт и оттуда прислал приказание вступившему вместо него в командование полком, что необходимо отступить. Около 2-х часов пополудни полк начал поддаваться назад, а в 3 часа уже был в полном отступлении. Из 8 орудий, бывших на этом участке, 6 достались неприятелю.

Причина несчастного исхода боя на позиции 124-го полка – независимо от того, что не была своевременно оказана поддержка из главного резерва – кроется в непростительном поведении отрядов Мищенко и Павлова. Полковник Павлов выставил на перевале северней Янчугоу 2 сотни, полуроту и 4 орудия; прилегающие же высоты «212,7» были заняты только постами; 3 сотни и полурота находились северней перевала, у подошвы горы, остальные силы отряда оставались у Сутзиапудзы.

По словам истории русского генерального штаба, 3 японских батальона незаметно для передовых постов пробрались на рассвете через линию отряда ген. Мищенко (Павлов) и достигли высот, примыкающих к перевалу у Янчугоу. Когда рассвело, находившийся на высотах слабый отряд увидел себя обойдённым и поэтому покинул перевал с такой поспешностью, что присланные для его поддержки войска запоздали и должны были вернуться назад в Сутзиапудзы.

Таким образом, около 5 часов утра перевал и высота «212,7» уже были в руках японцев, не встретивших здесь никакого сопротивления. Об этом важном событии соседние войска полковника Ржесновецкого не были уведомлены вовсе, а главный начальник, командир 2-го Сибирского корпуса, получил об этом донесение от ген. Мищенко только 12 часов спустя. Отряд Павлова оставался до полудня у Сутзиапудзы, причём никакой серьёзной попытки сделано не было, чтобы снова занять покинутую позицию[ 6

[Закрыть] ^6].

Тем временем отступили также и войска генералов Мищенко и Шилейко. На рассвете, при первых выстрелах, которые доносились с прервала у Янчугоу, от этих войск 3 батальонами и 3 батареями была занята позиция у Санчендзы; этот отряд завязал огневой бой с японской пехотой, которая развернулась на высоте «212,7» и на горном хребте к западу от этой высоты. Вскоре 1 батальон был отправлен для поддержки отряда полковника Павлова; затем между 8 и 10 часами дня «с целью выровнять боевой фронт по левому флангу, а также ввиду недостатка артиллерийских снарядов» начал отступление и отряд ген. Мищенко на Заомяодзы.

Около полудня японцы выдвинули горную артиллерию (3 батареи) на высоты около перевала, а также на высоту «212,7», направив 1 батарею на северо-запад для обстрела отряда ген. Мищенко, а также и на север против отряда полковника Павлова у Сутзиапудзы. В то же время 2 батареи японцы двинули на восток против фланга позиции 124-го полка. Когда вся эта артиллерия открыла огонь, отряд полковника Павлова тотчас же отступил на высоты западнее Тундзяпудзы; в то же время отряд ген. Мищенко – «хотя неприятельская пехота не решалась на атаку» – начал отступление на Ляомугоу «с целью восстановить боевой фронт и привести в порядок смешавшиеся войска».

Вполне возможно, что, ввиду полнейшей пассивности левого фланга русских войск, отряды Мищенко-Шилейко-Павлова были бы вынуждены всё-таки к отступлению, даже если бы им удалось оказать японцам упорное сопротивление; трудно решить этот вопрос за неимением точных сведений о силах японцев,

Но, по-видимому, упомянутые русские начальники не отдавали себе ясный отчёт о тактическом значении разных пунктов на поле сражения, а также и о важности своей задачи, о значении охраны фланга для 2-го Сибирского корпуса, потому что они не делали серьёзной попытки упорно оборонять занимавшуюся ими позицию, ни снова занять её, когда она была потеряна, а предоставили её японцам с лёгким сердцем. А ещё менее можно найти оправдание тому, что эти начальники вообще сочли излишним сразу дать знать соседним войскам о своём отступлении: ни полковник Ржесновецкий, ни начальник правого арьергарда 4-го Сибирского корпуса, находившийся к северо-западу от ген. Мищенко, ничего не знали об этом отступлении, и даже ген. Засулич только в 5 ч. пополудни узнал о таких важных событиях, которые в отряде ген. Мищенко случились рано утром.

Между тем, можно думать, что полковник Павлов, имевший в своём распоряжении 10 сотен, обладал достаточными средствами, чтобы поддерживать связь с отрядом полковника Ржесновецкого, чтобы своевременно дать ему знать о своём отступлении. Совершенно такое же упущение мы видели в бою на Ялу с отходом 22-го стрелкового полка, обстоятельство, которое, по-видимому, не послужило надлежащим уроком.

По-видимому, русским военачальникам не хватало общего кругозора – общего представления о преследуемых целях: они всегда прежде всего были озабочены мыслью об исполнении указаний командующего армией, т. е. – «не ввязываться в упорный бой с превосходящими силами противника» и «довести свои войска не расстроенными до следующей позиции в тылу».

Отступление отрядов ген. Мищенко и Павлова, как мы это видели выше, имело своим последствием то, что японцы заняли высоты у перевала Янчугоу, в особенности высоту «212,7», на которых очень скоро установили горную артиллерию и начали с этих высот поражать фланговым огнём позицию 124-го полка, заставив войска этого участка отступить с потерей орудий.

Достоин удивления этот успех японской горной артиллерии, огонь которой принудил к отступлению весь правый фланг русской позиции от Саньюошана до Заомяодзы, решив, таким образом, всю участь этого боя.

В 3 ч. дня пополудни отряды Мищенко-Шилейко-Павлова заняли новую позицию по линии Ляомугоу – Тундзяпудзы. Оба батальона 124-го полка отступали на Тундзяпудзы; 123-й полк отступил на Гелиографную гору. Что касается войск 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии, то она на своей позиции, вообще говоря, совсем не подверглась серьёзной атаке, так как за ней у Яндзядяня до полудня оставался нетронутым общий резерв (8 батальонов и 1 батарея); только когда батальоны 123-го и 124-го полков должны были отступить ввиду атаки превосходящих сил противника, то им были направлены на помощь из общего резерва 3 батальона – один для поддержки 123-го полка, а два батальона – для овладения покинутой 124-м полком позицией, а также и оставленной на ней артиллерией.

После отступления 123-го полка на Гелиографную гору было решено около 10 часов дня предпринять встречную атаку на высоты южнее Ляохандзы. Для этого были назначены 6 батальонов, в том числе 8 рот от 123-го полка и ещё 1 батальон (4-й батальон 5-го Сибирского пехотного полка), назначенный из резерва; справа от них должен был наступать 3-й батальон 124-го полка, находившийся в резерве ген. Васильева; в то же время на левом фланге, в направлении с севера на северо-восток должны были наступать 9 рот, принадлежавших различным полкам 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии. Общее начальствование над этими импровизированно составленными частями ген. Засулич вверил совершенно незнакомому войскам полковнику Поповичу-Липовацу, состоявшему при штабе 2-го Сибирского корпуса для особых поручений. Эта предположенная атака была отложена до 5 ч. пополудни из-за невыносимой жары.

Это наступление 6 батальонов представляют собой тем больший интерес, что в течение всей войны это один из немногих случаев, когда более сильная русская пехота решается на тактическое наступление и атаку. Из повествования истории генерального штаба, однако, трудно себе представить ясную картину этой атаки, потому что в этой истории приводится односторонняя и дословная передача донесений отдельных частей войск.

Тем не менее из всего этого изложения можно придти к заключению, что эта атака была произведена без надлежащего единства и совершенно не соответствовала форме и взглядам, предъявляемым современными требованиями наступательного боя. Русские войска наступали густыми стрелковыми цепями, продвигаясь вперёд безостановочно и не открывая огня; при всём том пехоте скоро удалось достигнуть северных отлогостей высот, на которых утром были расположены батальоны 123-го полка; японцы из этой позиции были выбиты штыками и отброшены благодаря только тому, что русская пехота, в виде исключения, была воодушевлена твёрдым стремлением сойтись грудь в грудь с противником.

В своём донесении по телеграфу командующему армией об этой атаке ген. Засулич, между прочим, доносит следующее: «…Атака наша, выполненная сплочёнными стрелковыми цепями, привела в восторг всех, кто их видел, в особенности восторгался этим такой старый и опытный начальник, как ген. Левестам, состоявший у нас начальником резерва. В сомкнутом порядке стрелковые цепи бросились с двух сторон на японцев в штыки. Неприятель не выдержал… Оставшиеся защитники позиции были переколоты. После этого геройского удара я приказал полковнику Липовацу остановиться и дальше не двигаться. В 7 ч. вечера я получил приказание вашего превосходительства об отступлении на Хайчен».

Но ещё до получения общего приказания об отступлении батальоны полковника Липоваца уже потеряли приобретённый ими успех, потому что они остались без дальнейшей поддержки и потому были вынуждены уступить крепко засевшей на южных склонах высот сильной неприятельской пехоте, подвергаясь в то же время огню японских батарей, расположенных далее на южных склонах.

Вместо того, чтобы восторгаться совместно с ген. Левестамом атакой сомкнутых стрелковых цепей, ген. Засулич обязан был направить для поддержки этой атаки весь свой резерв и все свободные части 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии; вот при таких условиях был бы, наверное, достигнут более значительный успех и могла быть удержана вновь занятая позиция. Но взгляды русских начальников были опять устремлены назад. Какой смысл имела вся эта встречная атака, когда не было твёрдого намерения удержать за собой вновь занятую позицию!…

Независимо от одного батальона резерва, принявшего участие во встречной атаке для поддержки 124-го полка, около 5 ч. пополудни были высланы ещё 2 батальона и 1 батарея с приказанием снова овладеть позицией 124-го полка и оставленными на ней орудиями, захваченными противником. Само собой разумеется, что эти батальоны прибыли слишком поздно. Бежавшие при отступлении части 124-го полка приближались уже к Пайлунтуну, когда упомянутые 2 батальона в 5 ч. 30 м. дня готовились оттуда начать своё наступление и атаку: им поэтому больше ничего не оставалось, как принять на себя отступление и сбор отставших.

В 7 ч. 30 м. вечера бой прекратился по всей линии. Японцы ограничились занятием позиции, очищенной русскими между Ляохандзы и Заомяодзы. Из передовых русских войск оставались только части 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии на занятой ещё утром позиции.

К вечеру ген. Засулич получил от командующего армией две телеграммы, которыми ему предписывалось оставить арьергард на полпути между Симученом и Хайченом, а с главными силами отступить на Хайчен.

Потери русских в этом бою составили 60 офицеров и 1611 нижних чинов, в том числе 262 без вести пропавших; половина этого числа приходится на долю 123-го и 124-го полков; 5-й Восточносибирская стрелковая дивизия понесла потери в 395 нижних чинов, приходящихся целиком на те 9 рот, которые участвовали во встречной атаке полковника Липоваца; потери же всех остальных 39 рот этой дивизии вполне ничтожны. Общий резерв в составе 8 батальонов бригады ген. Левестама понёс потери всего только в 75 человек, а корпусная кавалерия князя Трубецкого насчитывала всего только 3 человека раненых.

Ясно, таким образом, что было достаточно сил, чтобы с успехом оборонять занятую позицию, если бы у русских начальников имелось для этого достаточно решимости и твёрдого желания. Атаковавшим позицию японцам победа досталась ценою потерь в два раза меньших против русских.

Приказ об отступлении на Хайчен был дан также подчинённым арьергардам 1-го и 4-го Сибирских корпусов. Один из этих арьергардов – именно 4-го Сибирского корпуса под начальством ген. Ребиндера, – начал своё отступление на Хайчен после полудня, как только он получил известие об отступлении отряда ген. Мищенко, но это отступление пришлось уже вести под давлением отряда 2-й японской армии.

Отступление 2-го Сибирского корпуса было произведено беспрепятственно с наступление темноты. Таким образом, к 1 августа ген. Куропаткину удалось, наконец, сосредоточить на укреплённой позиции у Хайчена все три корпуса своей южной группы, но это сосредоточение было произведено им не добровольно, войска были собраны не свежими, а под напором неприятеля, подавленные поражениями, которые при действиях целесообразных и энергичных со стороны русских военачальников могли быть вполне избегнуты.

Перед всем светом ген. Куропаткин заявлял, что он намерен у Хайчена оказать японцам «энергичное сопротивление». Когда 27-го июля он возвратился в Хайчен с восточного театра войны, он собрал на совещание всех находившихся там высших войсковых начальников, желая ознакомиться с их взглядами на ход событий с начала войны.

Командующий армией обратился к ним с речью, которую он закончил следующими словами: «Прошу вас передать вверенным вам войскам, что, начиная с сегодняшнего дня, никакого отступления впредь не будет; мы здесь занятую позицию будем оборонять до крайности, до той минуты, когда наступит общий наш переход к наступательным действиям».

Но уже 1-го августа, когда все три корпуса были сосредоточены в Хайчене, это решение показалось командующему армией опять слишком смелым и поэтому он в тот же день решил отступить со всеми войсками южной группы дальше на позицию у Аншанчжаня. Основная причина такого решения объясняется отчасти отступлением Восточного отряда на Ляндянсань, но, главным образом, тут снова повлияла переоценка сил противника, находившихся против южной группы.

Источником этой переоценки послужило следующее обстоятельство: начальник корпусной кавалерии полковник князь Трубецкой со своим 7-м Сибирским казачьим полком прикрывал 31-го июля отступление последних войск, отступавших с позиции у Кангуалина, и после этого доносил, что он сам лично наблюдал движение 3-х неприятельских дивизий на походе из Симучена на север по направлению на Симулин. Это совершенно необоснованное донесение дало повод ген. Куропаткину для его решения очистить без боя позицию у Хайчена…

Два месяца войска работали над укреплением позиции у Хайчена. Здесь были заготовлены значительные запасы железнодорожного материала для начатой уже постройкой железной дороги из Хайчена в Антунг через Сиюан, и всё это было сдано неприятелю без единого выстрела, только на основании ложного донесения конницы и под опасением, что «ввиду моральной подавленности некоторых войсковых начальников Восточного отряда японцы могут легко овладеть позицией у Ляндясяня и оттуда двинуться прямо на Ляоян».

Наместник и в этом случае настаивал, чтобы эта возможная опасность была предотвращена не отступлением войск на Ляоян, а общей атакой, направленной против армии Куроки. Но ген. Куропаткин считал такой план невыполнимым, потому что Восточный отряд и 10-й армейский корпус, которые могли быть назначены для этой цели, понесли такие поражения, которые делали их неспособными для этой задачи, а 17-й армейский корпус считался неспособным для действий в горах из-за того, что он не имел соответствующих обозов[ 6

[Закрыть] ⁷]. Командующий армией думал уже об отступлении на Ляоян. Переходить к активным действиям ген. Куропаткину не хотелось до прибытия на театр войны 5-го и 6-го Сибирских и 1-го армейского корпусов, а также ещё 2-х других корпусов, которые должны были прибыть из европейской России.

Нравственная подавленность войск, вызванная только что понесённым новым поражением, выразилась в многочисленных паниках, случившихся в ночь с 1-го на 2-е августа в войсках 2-го Сибирского корпуса. Только тому обстоятельству, что японцы не преследовали отступающие русские войска, ограничиваясь только тем, что держали свои авангарды в соприкосновении с прикрывавшими отступление тыловыми русскими войсками, русские обязаны тем, что корпуса южной группы 4-го августа достигли благополучно Анжанчжаня. Весь путь следования был закупорен обозами и войсками, которые постоянно перекрещивались и сталкивались в своём движении, взаимно разрывали колонны друг друга, по собственному желанию останавливались на отдых – короче сказать, всё это отступление совершалось в полном беспорядке. «Господствовал хаос» в такой степени, что достаточно было бы какого-нибудь энергичного напора со стороны противника, чтобы совершенно рассеять все эти беспорядочные массы войск и обозов.

Но, как это и было до сего времени, японцы не сумели использовать свой успех и затруднительное положение противника; они отлично и с большой энергией умели выполнять задолго продуманный и хорошо продуманный план, но как только они оказывались лицом к лицу с непредвиденным обстоятельством, они становились в тупик, – ввиду того, что их начальникам, по-видимому, недоставало необходимой находчивости, чтобы быстро принять новое решение, соответствующее обстановке, они довольствовались достигнутыми небольшими успехами и никак не умели напрячь последние силы, проявить стойкость воли, чтобы надлежащим образом использовать все выгоды, достигнутые одержанной победой.

Этим упущениям своих противников, а не продуманным распоряжением своих начальников, корпуса южной группы обязаны были тем, что они могли остановиться в Аншанчжане 4-го августа. Тотчас же приступили к дальнейшему укреплению этой позиции, которая была начата, собственно, ещё с самого начала войны.

После сосредоточения войск в Аншанчжане военные действия, продолжавшиеся три недели, приостановились. В течение этого затишья Манчжурская армия получила дальнейшие подкрепления. Прибыли последние эшелоны 17-го корпуса, а также 5-го Сибирского корпуса, который, начиная с 12-го августа, выгружался у Мукдена. Полное сосредоточение корпуса ожидалось к концу этого месяца. Вслед за 5-м Сибирским корпусом должен был прибыть и 1-й армейский корпус.

Японская армия за это время, с 1-го по 23-го августа, не получила никаких существенных подкреплений. Высаживавшиеся на материк резервные части войск назначались, главным образом, для этапной службы, а в действующих войсках за это время были только пополнены потери.

Вопреки выраженной наместником мысли о необходимости атаки всеми свободными войсками армии Куроки, придерживаясь энергичной обороны против 2-й и 4-й японских армий, – ген. Куропаткин и в настоящем случае, как и прежде, продолжал колебаться, переходя от одного плана к другому. Так, 5-го августа он отдал приказание об упорной обороне позиции у Аншанчжаня сосредоточенными здесь войсками 1-го и 2-го Сибирских корпусов в составе 41 батальона и 160 орудий, имея в резерве 4-й Сибирский корпус; но в то же время он приказывает артиллерийские парки и другие запасы, принадлежащие этим корпусам, доставить не в Аншанчжань, а выгружать в Ляояне. Все другие приказания, исходившие от ген. Куропаткина в это время, указывают на то, что его преследует, главным образом, мысль обеспечить беспрепятственное отступление армии в Ляоян и далее к Мукдену и Телину.

7-го августа, после того, как войска расположились для обороны указанных им участков позиции у Аншанчжаня, командующий армией принял решение, в основе которого он отказывается от мысли об упорной обороне позиции у этого пункта: защита этой позиции должна была иметь только «характер демонстративный». 8-го августа корпусá получили указания, согласно которым надлежало предпринять организованное отступление войск на Ляоян. Около этого пункта, тем временем, были начаты работы по возведению «второй передовой позиции». 9-го августа в Ляоян были направлены 4 Сибирских артиллерийских отделения, назначенные в состав Ляоянского гарнизона. В то же время 10-го августа ген. Куропаткин отдал приказание о продолжении и закладке новых работ по укреплению позиции у Аншанчжаня.

17-го августа командующий армией направился из южной группы войск в Ляоян, передав командование войсками ген. Зарубаеву. Вместе с тем, ген. Куропаткин передал ген. Зарубаеву приказание ограничиться арьергардными боями на укреплённой позиции; главные же силы корпусов «отвести в Ляоян не расстроенными», но в то же время не допустить поспешного очищения позиции и начать отступление не ранее того, «когда противник обнаружит намерение атаковать нашу позицию у Аншанчжаня значительными силами».

23-го августа ген. Куропаткин принимает новое решение, вызванное прибытием подкреплений 5-го Сибирского корпуса – не отступать на Ляоян для принятия там решительного сражения, а принять его на позициях у Аншанчжаня и на восточном фронте.

Эта постоянная перемена решений, крайняя нерешительность и неясность приказаний командующего армией влияли парализующим образом на деятельность всех помощников ген. Куропаткина, отражаясь, вместе с тем, и на деятельности войск, и, в известной степени, оправдывают поведение войск в последовавших затем событиях.

Японцы использовали период затишья – с 1-го по 23-е августа – для подготовки общего наступления на Ляоян; 23-го они начали наступление. Прежде чем в следующем томе мы перейдём к описанию решительного сражения у Ляояна, а также и последующих сражений, необходимо бросить общий взгляд на события, разыгравшиеся на восточном фронте театра войны за период времени от сражения у Вафангоу до начала боя на передовых позициях у Ляояна.

Бои на восточном фронте

Как известно, 1-я армия Куроки с начала мая оставалась бездеятельной в течение полутора месяцев в районе Фынхуанчена. Причины этой бездеятельности армии заключались в затруднениях по довольствию армии всем необходимым, а также и в численной её слабости. Уже в начале июня для подкрепления 10-й дивизии Кавамуры пришлось отправить от этой армии 1-ю бригаду гвардейской дивизии и в то же время 12-ю дивизию пришлось постепенно передвинуть в район Аяйянямынь, чтобы прикрыть правый фланг армии и дорогу, ведущую из Саймадзы в Ляоян, так что собственно у Фынхуанчена, начиная с начала июня и до начала наступательных действий 24-го июля, оставались только 1½ дивизии или 18 батальонов.

Против 1-й армии Куроки действовал Восточный отряд ген. графа Келлера, силы которого непосредственно до сражения под Вафангоу составляли 26 батальонов, 14 сотен и 50 орудий. Отряд этот занимал горные перевалы (Западный Фынзяолин, Модулин, Сандолин, Фынзяолин № 2-й) на путях, ведущих из Фынхуанчена в Ляоян, имея главные силы в Тавуане.

Левый фланг Восточного отряда охранял отряд Ренненкампфа в составе 4 батальонов, 20 сотен и 14 орудий, причём большая часть конницы находилась у Чжаншана, а генерал-майор Греков (Митрофан) с пехотой, несколькими сотнями и орудиями находился у Сихояна, прикрывая дорогу из Саймадзы в Ляоян.

Как уже упомянуто было выше, генерал-лейтенант граф Келлер выгодно выделялся из среды большинства остальных русских начальников тем, что он был убеждённым сторонником необходимости активных действий. Он видел, что, начиная с отступлений Восточного отряда после боя на Ялу, крайняя пассивность русских войск давала японцам возможность по своему собственному усмотрению двигаться и наступать на любых направлениях, получая возможность полной свободы действий. Граф Келлер был проникнут глубоким убеждением, что необходимо во что бы то ни стало захватить инициативу действий в свои руки, но для осуществления этого на деле ему не хватало практического опыта. К тому же он ещё наивно верил в полководческие таланты ген. Куропаткина и слепо повиновался его советам и указаниям. В отношении же себя самого он чувствовал себя до некоторой степени не вполне уверенным в своём опыте, питал к себе недостаточно доверия, которое в данном случае было особенно необходимо для того, чтобы он мог освободиться от необходимости прислушиваться к указаниям ген. Куропаткина и в известных случаях решиться брать на себя самого ответственность.

Ген. Куропаткин со своей стороны, правда, предоставил графу Келлеру некоторую свободу для наступательных действий, но в то же время постоянно обставлял его такими условиями, которые затрудняли графу Келлеру осуществление на практике его наступательных стремлений: либо он не предоставлял ему необходимых для этого войск, либо даже оттягивал от него силы в такие минуты, когда необходимо было переходить к наступательным действиям, создавая для него всякие затруднения в этом отношении; так, например, ген. Куропаткин допускал возможность наступления, но при условии, чтобы оно не требовало бесполезных потерь или чтобы не оставлять горных перевалов и тому подобное.

В результате таких требований получалось то, что граф Келлер никогда не мог предпринять наступление всеми своими силами, а вынужден был довольствоваться только мелкими наступлениями, которые приводили к тому, что силы войск изнашивались, доверие войск к своему начальнику подвергалось испытанию, потому что ни войска, ни их начальники не могли понять цели и задачи этих коротких и мелких наступлений, от которых только получалось впечатление бесполезных движений взад и вперёд, нецелесообразное употребление войск и отсутствие планомерности в действиях.

Такие короткие наступления с участием небольшого числа батальонов были предприняты два раза под личным начальством графа Келлера по направлению на Саймадзы; третье наступление было предпринято по направлению на Фынхуанчен в то время, когда 1-й Сибирский корпус выдерживал бой под Вафангоу. В этом последнем случае граф Келлер сам предложил командующему армией предпринять наступление против Фынхуанчена и атаковать армию Куроки 46 батальонами. Как всегда, ген. Куропаткин одобрил это предложение, но когда пришло время исполнить это наступление на деле, то графу Келлеру не только не были предоставлены необходимые силы, но от него ещё из бывших у него в распоряжении 26 батальонов были отняты 12, которые в дни 14-го и 15-го июля, в дни боев под Вафангоу, форсированными маршами были двинуты в Хайчен и Аншанчжань, потому что ген. Куропаткин тогда опасался наступления японцев из Сиюяна для удара в тыл генерала Штакельберга.

Таким образом, в распоряжении гр. Келлера оставалось всего только 14 батальонов, с которыми он от 16-го до 19-го июня, по приказанию ген. Куропаткина, должен был исполнить наступательное движение к Фынхуанчену для того, чтобы приковать к своему месту армию Куроки и лишить её возможности предпринять какое-нибудь наступление в тыл ген. Штакельберга. Но так как граф Келлер должен был, кроме того. оставить ещё войска на перевалах, то для наступательных действий ему оставалось только 7 батальонов, наступление которых, помимо всего, было со стороны ген. Куропаткина опутано ещё рядом условий, совершенно стеснивших их действия; так, ген. Куропаткин требовал, чтобы при этом наступлении «никоим образом не ввязываться в упорный бой, чтобы не лишиться возможности отступления за перевалы в полном порядке», и т. п.

Между тем, данную ген. Куропаткиным задачу – приковать к месту армию Куроки, можно было исполнить лишь при условии, если энергично атаковать эту армию, но с такими слабыми силами, бывшими в распоряжении графа Келлера да ещё при условии «никоим образом не ввязываться в упорный бой», исполнить это было невозможно, так что всё это наступательное предприятие кончилось ничем. Ген. Куроки не пожелал оказать даже малейшего внимания этому наступательному движению против его армии с такими ничтожными силами. Граф Келлер в своем наступлении дошел до Селютчжана, занятого слабыми передовыми постами японцев, которые сейчас же очистили этот пункт без боя; затем с одного перевала севернее этого пункта гр. Келлер сделал несколько выстрелов прямо в пространство, после чего повёл свои войска обратно на охраняемые им перевалы.