Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Японская армия, после боя под Вафангоу получила только незначительные подкрепления. 2-я армия непосредственно после сражения у Вафангоу была подкреплена 6-й дивизией, высадившейся в Талиенванской бухте; кроме того, 12-го июля высадилась в Дагушане 10-я резервная бригада, которая была направлена на соединение с 10-й дивизией Кавамура в Сиюян. Начальствование над группой войск у Сиюяна, переименованной в 4-ю армию, было 16-го июля возложено на ген. Нозду; так как 1-я гвардейская бригада была присоединена к армии Куроки и направлена в Фынхуанчен, то армия Нодзу, всё ещё состояла только из 1½ дивизий (18 батальонов). Всего силы японских армий составляли 102 батальона, 33 эскадрона и 408 орудий. Штаб армии, главнокомандующим которой был маршал Ояма, в середине июля прибыл в Кайпинг.

Несмотря на полуторное превосходство в силах на стороне Манчжурской армии, все планы Куропаткина и в это время это время, как и прежде, клонились только к отражению ударов противника. С этой целью укреплялись многие позиции: на южном фронте, у Ташичао, на 2 корпуса, у Хайчена и Аншанчжана на 3 корпуса для каждой из этих позиций, у Симучена (Кангуалин) для 2-го Сибирского корпуса, на восточном фронте у Тавуана, Дяндясаня, Кудядзы, Анпинха и т. д. также были устроены укреплённые позиции; наконец, у Ляояна имелись укреплённые позиции – главная и передовая для всей армии и ещё далее в тылу устраивались позиции у Мукдена и у Телина.

Возведение такого большого числа укреплённых позиций в тылу армии указывало на то, что в данное время ген. Куропаткин вовсе и не думал про какое бы то ни было наступление.

Как начальникам, так и солдатам ясно было, что эти позиции, конечно, имеется в виду оборонять, что общее направление операций имеет тенденцией не наступление вперёд, а движение назад, и поэтому являются совершенно бесцельными всякие жертвы при действиях активных. Таким образом, эти укреплённые позиции неизбежно влияли на войска притягательным образом и являлись могилой для всякой мысли о наступлении вперёд[ 6

[Закрыть] ¹].

Согласно сведениям разведывательного отделения штаба Манчжурской армии, силы японских армий во всё это время до сражения под Ляояном, как это видно из изложенного выше, оценивались в полтора и даже в два раза больше, чем это было на самом деле. Ближе к истине в этом отношении был наместник и его штаб, которые вернее оценивали силы противника, указывая на то, что невероятно, чтобы к этому времени все 13 японских дивизий находились уже на театре войны, – что если исключить 3 дивизии, которые находятся под Порт-Артуром, то против ген. Куропаткина должно находиться не более 8 – 9 дивизий и, самое большее, ещё некоторое число резервных войск.

К этому времени относится снова обострившееся отношение между наместником и командующим армией, которое произошло, главным образом, по вопросу об обороне позиции у Ташичао. На этой прекрасной, весьма сильно укреплённой, позиции были сосредоточены после отступления от Кайпинга все войска 1-го и 4-го Сибирских корпусов, без одной бригады ген. Левестама, а также и отряд ген. Мищенко, притянутый сюда из Мугую; затем на расстоянии одного перехода к северо-востоку находились 31 батальон и 12 сотен 2-го Сибирского корпуса, прикрывавшие все дороги, ведущие из Сиюяна в Хайчен.

Удержание позиции у Ташичао было для России вопросом чрезвычайной важности, потому что с потерей этой позиции русские лишались также и Инкоу; между тем этот последний пункт со своей значительной торговлей, а также своей гаванью, открытой для иностранных судов, имел тем более важное значение, что здесь же было устье реки Ляохе, поэтому Инкоу служил важнейшим складским местом для всех предметов снабжения Манчжурской армии.

Это значение усугублялось ещё тем, что с потерей Инкоу прерывалось единственное морское сообщение с Порт-Артуром. Но важнее всего было то, что сдача без боя весьма сильной позиции у Ташичао, которая в течение нескольких недель усердно укреплялась русскими войсками, должна была произвести чрезвычайно неблагоприятное впечатление на армию.

Ген. Куропаткин также со своей стороны вполне признавал значение Ташичао, тем не менее полагал необходимым очистить эту позицию без упорного сопротивления, потому что он опасался, что находившиеся у Сиюяна предполагавшиеся им «3 японские дивизии и несколько резервных бригад» (в действительности же всего только 18 батальонов) могут двинуться через Симучен на Хайчен, что находившиеся на позиции войска 2-го Сибирского корпуса будут не в силах (хотя их, однако, было 31 батальон) оказать надлежащее сопротивление и, таким образом, может оказаться в опасности путь отступления обоих корпусов у Ташичао, поэтому он решил все три корпуса своей южной группы отвести без борьбы назад от Ташичао и Симучена на Хайчен и здесь оказать «энергичное сопротивление».

На эти соображения наместник с полным правом делал свои возражения, считая недопустимым сдачу позиции у Ташичао без боя. Он доказывал командующему армией вредные последствия от очищения Ташичао и Инкоу, высказывая при этом убеждение, что 80 батальонов, расположенных на укреплённых позициях южного фронта у Ташичао и Симучена, могут с полным успехом отразить атаки 2-й и 4-й японских армий, силы которых никак по расчету наместника не превышают 6 дивизий (в действительности 5½ дивизий – 66 батальонов), и, таким образом, является возможным обеспечить удержание в своих руках Инкоу, потеря которого, независимо от всех прочих условий, «поведёт к подъёму престижа японцев в глазах китайцев»[ 6

[Закрыть] ²].

Наместник шёл ещё дальше в своих указаниях: он выразил желание, чтобы операции не ограничивались только отражением ударов японцев, а требовал – точно также, как он это указывал в начале войны, – перейти к активным действиям. Исходя из возможности открыть действия по внутренним операционным линиям, он выражал желание, чтобы командующий армией со своей южной группой оказал японцам упорное сопротивление на укреплённых позициях у Ташичао и Симучена, а в то же время на восточном фронте с превосходными силами решительно атаковать армию Куроки, нанести ей решительное поражение и затем обеими группами войск двинуться на выручку Порт-Артура. Эту мысль адмирал Адексеев непрестанно проводил во всех своих указаниях и письмах, адресованных как ген. Куропаткину, так и в Петербург; точно также и его начальник штаба, ген. Жилинский, ту же идею проводил в своих письмах военному министру.

Старания наместника подвинуть командующего армией к энергичному ведению войны и, в особенности в данном случае, к безусловному удержанию позиции у Ташичао имели последствием лишь то, что ген. Куропаткин начал колебаться в своих первоначальных взглядах и никак не мог прийти к какому-нибудь одному определённому решению, – сегодня принимал одно решение, а на завтра ставил себе задачу совершенно противоположную. Эти его колебания и нерешительность привели к тому, что находившиеся у Ташичао оба корпусных командира Штакельберг и Зарубаев также и со своей стороны поддались влиянию той же нерешительности и не могли остановиться на каком-либо плане.

Вместе с тем повторилась та же старая история с Петербургом. Куропаткин и Алексеев оба передавали в Петербург свои взгляды и планы, стараясь привлечь на свою сторону симпатии правящих кругов. По-видимому, на этот раз успех клонился на сторону ген. Куропаткина, но только потому, что в своём письме к военному министру отступление на Хайчен было изображено им в таком виде, что это представляло собою сосредоточение войск южной группы, с целью перехода к наступательным действиям.

В телеграмме из Петербурга от 13-го июля наместнику предоставлялась, правда, свобода действий, тем не менее ему всё же указывалось, что последствия очищения позиций у Ташичао и Инкоу не представляются настолько существенно важными, чтобы «ради этого рисковать положением армии», тем более, что сосредоточение войск у Хайчена имеет в виду переход от выжидательного положения к активным действиям, что будет вполне возможно после прибытия 17-го корпуса.

Наместник этим, однако, не удовлетворился, так как он был совершенно убеждён в крайней необходимости удержания в своих руках позиции у Ташичао, поэтому в телеграмме, адресованной в Петербург, он, со своей стороны, приводит ряд соображений против целесообразности планов ген. Куропаткина. Он указывает вместе с тем, что командующий армией вовсе не думает о переходе в наступление после прибытия 17-го корпуса, – что он будет ещё дожидаться прибытия 5-го Сибирского и 1-го армейского корпусов, – что, кроме того, ген. Куропаткин делал ему представление о необходимости присылки из Европейской России ещё двух корпусов, – что, таким образом, трудно ожидать скорого перехода командующего армией к наступательным действиям; между тем отступление от Ташичао и, в особенности, окончательное оставление Инкоу в руках неприятеля означает отказ от скорой выручки Порт-Артура.

Наместник поэтому настаивал на справедливости своих взглядов, и на одном докладе своего начальника штаба ген. Жилинского от 19-го июля, в котором обсуждались различные операционные планы, написал следующую резолюцию: «Первое, что я уже приказал, это необходимость нанести поражение армии Куроки и оттеснить её на юг, второе – это энергичная атака на юг с целью освобождения Порт-Артура». К сожалению, наместник не умел осуществлять на деле свои взгляды.

Тем временем ген. Куропаткин вместе с начальником штаба армии, генерал-квартирмейстером и несколькими адъютантами оставался в Ташичао, так как весь остальной штаб армии, находился в Ляояне. В Ташичао Куропаткин целиком ушёл в рааные мепочные распоряжения и приказания, касающиеся всевозможных потребностей войск южной группы, и, таким образом, постепенно терял из виду общее положение дел и соответствующую этому важнейшую цель армии в данное время.

Весьма характерно для этого полного отсутствия планомерности в действиях ген. Куропаткина является пренебрежение его ко всякой тактической организации войск и их состава: едва ли хоть один высший начальник командовал в это время войсками, входившими в состав вверенной ему части; 10-й и 17-й корпуса, которые в течение июля прибыли в Ляоян, были очень скоро рассеяны и разбросаны по всевозможным направлениям. От 10-го корпуса одна бригада 9-й дивизии была отправлена для подкрепления Восточного отряда графа Келлера, вторая бригада этой же дивизии была выдвинута по дороге в Сихоян; от 31-й дивизии 10-го корпуса одна бригада ещё с начала войны была придана войскам 2-го Сибирского корпуса, вторая бригада этой же дивизии, вслед за прибытием на театр войны, была направлена в Хайчен, откуда вскоре была вытребована в Ляоян, где оставалась в распоряжении командующего армией, так что командир этого корпуса генерал-лейтенант Случевский, который со своим штабом прибыл на театр войны в хвосте корпуса, имел в своём распоряжении только 1½ сотни казаков. Таким же образом были рассеяны и войска 17-го корпуса[ 6

[Закрыть] ³].

В глазах командующего армией положение дел на театре войны менялось изо дня в день: он беспрестанно принимал всё новые решения, противоположные его прежним указаниям, вырабатывал новые планы, которые постоянно уступали место другим. Вместе с тем, все его приказания были, однако, настолько неопределённы и противоречивы друг другу, что помощники его положительно не знали, чего держаться.

Выше было упомянуто, что после боя у Кайпинга 9-го июля ген. Куропаткин решил без боя очистить позицию у Ташичао. 11-го июля ген. Куропаткин доносит наместнику о своём операционном плане и в заключении своего письма прибавляет: «я сделал распоряжение, чтобы наступление японцев с юга было задержано только арьергардами 1-го и 4-го Сибирских корпусов, предписав им, не принимая решительного боя на позиции у Ташичао, направить главные силы корпусов на Хайчен». В тот же день ген. Куропаткин даёт указания командирам 1-го и 4-го Сибирских корпусов относительно сосредоточения их войск к Хайчену и при этом указывает им на то, что «это отступление должно быть произведено не иначе, как под сильным давлением неприятеля на наши арьергарды, но, вместе с тем, этим арьергардам должно быть строго-настрого внушено, что эти арьергардные бои ни при каких обстоятельствах не должны привести к поражению или даже к неудаче, а также не должны быть причиной бесполезных потерь убитыми или ранеными».

Насколько эти указания, данные ген. Куропаткиным у Ташичао подчинённым ему начальникам, были неопределённы и неясны, видно из боевого дневника штаба 4-го Сибирского корпуса, где под этим днём находим следующую заметку: «Трудно сказать, до какого момента необходимо держаться, насколько близко можно подпустить к себе противника; точно так же весьма трудно заранее предусмотреть, какие могут быть потери».

Когда наместник в своей ответной телеграмме ген. Куропаткину указал ему, что считает недопустимым очищение позиции у Ташичао без боя, то командующий армией начал колебаться в своих взглядах, но в то же время никак не решался на упорное удержание позиции в своих руках.

13-го июля он телеграфирует следующее ген. Зарубаеву, который по случаю отъезда командующего армией в Ляоян принял командование над всеми войсками, сосредоточенными у Ташичао: «Само собой разумеется, что наше предположение об отступлении назад никоими образом не должно иметь места перед противником слабым или даже равних сил, а может быть произведено тлько ввиду превосходных сил противника. Имейте это в виду для того, чтобы отступление не было начато, пока не выяснится превосходство сил противника».

Таким образом, задача защитников этой позиции не стала яснее от этой телеграммы ген. Куропаткина, и автор боевого дневника 4-го Сибирского корпуса имел поэтому полное основание отметить следующее: «Задача корпуса по-прежнему всё ещё неопределенна; чтобы вполне выяснить силы неприятеля, необходимо, со своей стороны, соответствующим образом ввести свои войска в бой, вследствие чего авангардный бой очень легко может превратиться в бой решительный, а это, между тем, запрещается командующим армией».

На следующий день, 14-го июля, ген. Куропаткин передал ген. Зарубаеву командование войсками 1-го и 4-го Сибирских корпусов и отрядом ген. Мищенко, но при этом поставил ему условием без его, Куропаткина, разрешения «ничего не менять в группировке войск корпусов», при этом ещё устно добавил, «чтобы ген. Мищенко не давал со своей стороны никаких указаний».

Сделанная ген. Зарубаевым попытка получить от ген. Куропаткина более определённые указания относительно упорной обороны позиции у Ташичао не дала никаких результатов. Командир 4-го Сибирского корпуса исходил при этом из вполне правильного взгляда, что если, вообще, признано необходимым отвести войска к Хайчену, то это должно быть сделано без боя для того, чтобы этот отход не представился в виде последствия поражения; вместе с тем, он был того убеждения, что в случае атаки японцев войска 1-го и 4-го Сибирских корпусов могут с честью отразить всякий удар японцев. На это ген. Куропаткин ответил начальнику штаба корпуса, делавшему ему доклад по этому вопросу, чтобы придерживались точно данных им указаний; в случае же, если изменится в чём-нибудь обстановка, то от него будут получены своевременно необходимые указания.

Несколько дней спустя ген. Куропаткин был уже, по-видимому, другого взгляда. 17-го июля он отдал приказание южную группу войск значительно усилить и даже весь 17-й корпус в составе 3-й и 35-й пехотных дивизий и отдельной кавалерийской бригады сосредоточить на станции Ташичао. Утром 19-го июля ген. Зарубаев и ген. Штакельберг были уведомлены начальником штаба армии, чтобы в случае атаки неприятеля не отступать со своих позиций, потому что командующий армией «признаёт теперь возможным оказать на позициях упорное сопротивление». В случае необходимости к позиции будут придвинуты резервы (17-й армейский корпус), находящиеся на станции Ташичао.

Задача корпусов, расположенных на укреплённой позиции у Ташичао, казалась, таким образом, выясненной, но ещё в течение того же дня, 19-го июля, ген. Куропаткин снова начал колебаться в принятом им решении. Донесения, поступавшие с восточного фронта о наступлении японцев, заставили ген. Куропаткина высадить на станции Ляоян полки 3-й пехотной дивизии, от которой 9-й полк был уже направлен далее на юг и прибыл в Ташичао, так что уже вечером 19-го июля в телеграмме, адресованной ген. Штакельбергу и ген. Зарубаеву, ген. Куропаткин снова подготавливает их «к возможности отступления корпусов к Хайчену», – «в случае, если обстоятельства на восточном фронте примут тревожный характер».

Вечером 19-го июля ген. Куропаткин уехал из Ташичао в Мукден для совещания с наместником. Перед своим отъездом он сделал распоряжение, о котором, однако, он счел лишним сообщить ген. Зарубаеву, заменявшему его здесь на время отсутствия, – приготовить все для незамедлительной отправке обозов и войсковых грузов на север: обозы ночью держать в запряжке, лошадей – засёдланными. Из этого распоряжения, которое в моральном отношении должно было иметь вредное влияние на войска, видно было, что ген. Куропаткин предполагал весьма скорое отступление от Ташичао. Он оставил, таким образом, войска в полной неизвестности, какая им предстоит задача и чего держаться.

20-го июля состоялось свидание наместника и командующего армией в Мукдене. Чтобы успокоить наместника и удержать его на точке зрения своих взглядов, ген. Куропаткин представил ему на утверждение «секретный доклад», заключавший в себе план наступательного движения на юг группой корпусов 1-го и 4-го Сибирских и 17-го армейского, «общие силы которых вполне достаточны, чтобы отбросить войска ген. Оку на юг, а Дагушанскую армию (10-я дивизия и одна резервная бригада) на Сиюян». Конечно, сил этих для данной задачи было совершенно достаточно, но ген. Куропаткин в это время вовсе и не думал об атаке, как это видно из примечания к его докладу, что войскам восточной группы предстоит первым начать атаку, а это возможно лишь тогда, когда эта группа будет доведена до численности в 112 батальонов.

Адмирал Алексеев отклонил этот план, видя в нём только замедление требуемого им наступления; вместо этого он предложил «после прибытия 17-го корпуса перейти в энергичное наступление против армии Куроки, не дожидаясь никаких других подкреплений».

Ген. Куропаткин, в конце концов, согласился с этим. Решено было, что войска восточного фронта, под личным начальством командующего армией, атакуют 1-ю японскую армию, удерживая в то же время позиции, занятые русскими войсками, против армий Оку и Дагушанской; так, по крайней мере, наместник телеграфировал о результате совещания в Петербург. Для атаки армии Куроки, кроме войск Восточного отряда, были назначены ещё 10-й и 17-й армейские корпуса.

Вследствие этого решения, части войск 17-го корпуса (12 батальонов и 96 орудий), находившиеся на станции Ташичао в виде резерва для южной группы корпусов, были направлены 22-го июля в Ляоян. Таким образом, войска южной группы накануне боя лишились обещанного подкрепления. В то же время войска 17-го корпуса проводили время только в бесцельных маршах, нигде не принимая участия в боях.

Всё же оставленные на позиции у Ташичао войска могли рассчитывать на успешное удержание в своих руках этой позиции даже предоставленные собственным силам, если бы была на то только твёрдая воля. Но в тот же день, 22-го июля, ген. Зарубаев получил телеграмму от начальника штаба армии ген. Сахарова, который сообщал ему о предположенной атаке армий Куроки и в то же время прибавлял: «Предложенная 1-му и 4-му Сибирским корпусам задача заключается не в упорной обороне позиции, а в том, чтобы заставить развернуться превосходные силы противника, после чего с боем они должны отойти назад в Хайчен».

Наконец, 23-го июля, т. е. когда бой у Ташичао уже начался, ген. Зарубаев получил от командующего армией одну за другой две телеграммы, в которых ему указывается на «возможность только демонстрации японцев против Ташичао», а далее указывается, что по полученным сведениям против 1-го и 4-го корпусов действует не более 4 японских дивизий, не считая резервных войск…

Нелегко было генералам, командовавшим в Ташичао, уяснить себе задачу ввиду таких неопределённых и противоречивых указаний, поэтому они считали себя вправе придерживаться прежнего приказания об отступлении на Хайчен, тем более, что об отмене этого отступления в последних указаниях не упоминалось вовсе.

С другой стороны из этих колебаний командующего армией видно было, что ему весьма желательно было бы успешное удержание позиции у Ташичао, но в то же время он боялся ответственности отдать в таком смысле определённое приказание.

Помощники энергичные и решительные взяли бы в данном случае ответственность на себя и этим положили бы конец нерешительности своего полководца, тем более, если принять во внимание, что ген. Зарубаев был вполне убеждён в возможности победоносного отражения атаки японцев на позицию у Ташичао. Такое решение ген. Зарубаева даже вполне согласовывалось с предположенной ген. Куропаткиным атакой на восточном фронте и соответствовало общему положению дел.

Ген. Куропаткин утверждает в своем отчете, что он дал ген. Зарубаеву только «общие директивы», предоставив ему полную свободу действий, поэтому пытается свалить на него ответственность за сдачу позиции у Ташичао. Конечно, такое предоставление свободы действий действительно требуется при целесообразном командовании войсками; весь вопрос только в том, что в данном случае понимается под терминами, «директива» и «свобода действий». Под словом директиванадо разуметь ясную постановку задачи; для достижения её предоставляется свобода действий, т. е. полная самостоятельность в выборе средств и способов для достижения поставленной ясной задачи. В указаниях же ген. Куропаткина кроется полная противоположность таким понятиям о директиве и свободе действий, так как эти указания были настолько связаны всевозможными «но» и «когда», что поставленная цель делалась чрезвычайно неясной и туманной, а что касается принятия какого-нибудь самостоятельного решения и подлинной свободы действий, то достаточно вспомнить, что ген. Зарубаеву не разрешалось даже изменить что-нибудь в группировке войск, без чего не может быть и речи о какой-либо свободе действий.

Во всяком случае ген. Куропаткин, на основании его собственных указаний, должен был считаться с возможностью очищения позиции у Ташичао, поэтому полученное им донесение 24-го июля, когда он находился в Гудзядзы при войсках 10-го корпуса на пути из Ляояна в Саймадзы через Сихоян, никоим образом не могло быть для него неожиданным. Хоть факт, что Куропаткин после этого донесения сейчас же отменил предположенное наступление на восточном фронте и 26-го июля поспешил уже отступлением войск с южного фронта на Хайчен, доказывает только, что ген. Куропаткин серьёзно никогда и не думал об исполнении требования наместника относительно перехода к активным действиям.

При сколько-нибудь вдумчивом отношении к бою у Ташичао, нетрудно убедиться, насколько полнейшая нерешительность и всякое отсутствие готовности брать на себя какую бы то ни было ответственность со стороны высших начальников сообщились всем прочим войсковым начальникам, парализовали инициативу и привели, в конце концов, к новому поражению.

Ген. Зарубаев располагал свыше, чем 45 батальонами, 54 сотнями, не считая конно-охотничьих.команд, и 122 орудиями; все эти войска были расположены на укреплённой позиции в 7 километрах к югу от Ташичао. Позиция эта своим правым флангом примыкала к железной дороге у Чанзитуня и простиралась через высоту «120» по направлению на Чангуантунь, и ещё 22-го июня, т. е. за месяц до того времени, была выбрана лично начальником инженеров армии ген. Величко, который руководил и укреплениями позиции; эти последние были произведены войсками, начиная с 24-го июня, и продолжались, с небольшим перерывом в начале июля до того времени, когда на этой позиции разыгрался бой.

Часть поля сражения между железной дорогой и Мандаринским трактом, точно так же, как вся местность к западу от железной дороги до моря, представляла собою совершенно плоскую равнину, поросшую гаоляном; местность к востоку от Мандаринского тракта была отчасти пересечена одинокими холмами и цепями холмов; далее к востоку начинались отроги гор.

Укрепления позиции состояли из стрелковых окопов, траншей и двух линий закрытий, устроенных для двойного числа имеющихся орудий. В противоположность орудийным ложементам, которые у Вафангоу были устроены ненадлежащим образом, в данном случае эти ложементы были хорошо укрыты и замаскированы на тыловых отлогостях высот, так что русские батареи, в особенности расположенные на правом фланге, не могли быть обнаружены японцами и терпели поэтому весьма мало от неприятельского огня. Кроме того, были выбраны и укреплены ещё другие тыловые позиции, устроены были ещё переправы на линии позиции и в её тылу, построены были пути для связи – короче сказать, позиция у Ташичао вполне соответствовала своему назначению и была сильно укреплена и внушала войскам полное доверие к её успешной обороне.

Правый участок позиции от железной дороги до высоты «120» оборонялся войсками 1-го Сибирского корпуса, левый участок, от высоты «120» до Чангуантуня, – войсками 4-го Сибирского корпуса. Фланги прикрывались: правый, т. е. к западу от железной дороги, – смешанной Сибирской казачьей дивизией из 19 эскадронов, 6 конных орудий, бывшей в то время под командой ген. Коссаговского; левый фланг прикрывался отрядом ген. Мищенко из 15 сотен, 10 конных орудий и 2 рот, который был расположен к северу от Танши у Зилагоу. Собранные до 22-го июня у станции Ташичао в виде резерва войска 17-го армейского корпуса и Сибирское артиллерийское отделение, всего 12 батальонов и 96 орудий, были по приказанию ген. Куропаткина передвинуты на север, поэтому ген. Зарубаев образовал себе новый общий резерв из войск обоих корпусов, в составе 14 батальонов, 66½ сотен и 16 орудий, который в двух группах был расположен у Цзянтадзы и Зяншайдзы.

В своём донесении о сражении у Ташичао ген. Оку выражается, что «русские укрепления с точки зрения полевой фортификации должны быть признаны превосходными». Единственный недостаток главной позиции заключался в том, что с левого участка, оборонявшегося войсками 4-го Сибирского корпуса лежащая впереди местность против Зяншайдзы и Чангуантуня недостаточно обстреливалась артиллерийским огнём: кругозор был также ограничен, потому что на расстоянии 3½ километров по линии Нандалин и Дафаншен проходил ряд высот.

Для устранения этого недостатка была укреплена особая передовая позиция у Нандалина, которая была занята 6 батальонами и 20 орудиями под начальством ген. Шилейко, командира 1-й бригады 3-й Сибирской пехотной дивизии, и удерживалась до конца боя, т. е. до вечера 24-го июля. Вследствие этого между фланговыми участками позиции образовался неукреплённый промежуток, который простирался через высоту «120» до высот к западу от Нандалина; в течение боя этот промежуток был закрыт 8-м и 12-м пехотными Сибирскими полками и 1 батареей под начальством ген. Огановского, командира 2-й бригады 2-й Сибирской дивизии.

Так как японский главнокомандующий по полученным им сведениям знал, что позиция у Симучена против японской 10-й дивизии занята весьма сильно русскими войсками (2-й Сибирский корпус), тогда как позиция у Ташичао оборонялась только двумя дивизиями, то он решил атаковать эту последнюю превосходными силами, назначив для этой атаки 2-ю армию с приданными ей частями полевой артиллерии и кавалерии. Общая численность этих войск составляла 48 батальонов, 20 эскадронов, 258 орудий. Если бы даже вс4 без исключения эти силы приняли участите в атаке позиции у Ташичао, то всё же едва ли в данном случай могла быть речь о превосходств в силах, если принять во внимание, что русские войска были расположены на весьма сильно укреплённой позиции.

Правда, на стороне японцев весьма значительное превосходство в численности артиллерии, но она не могла быть надлежащим образом использована ввиду того, что русская батареи были превосходно укрыты на укреплённой позиции.

Атака была начата 23-го июля и продолжалась на следующий день. Сначала головы японских колонн придвинулись к позиции, вследствие чего передовые посты 1-го Сибирского корпуса отступили на свои главные силы, причём им удалось обнаружить одну японскую дивизию между железной дорогой и Литзиатунем, ещё одну дивизию между Литзиатунем и Монтзиатунем и третью дивизию к востоку от этого последнего пункта, против передовой позиции 4-го Сибирского корпуса. Кроме того, отрядом ген. Мищенко было установлено, что Танши занята слабыми разведывательными отрядами и что к юго-востоку от этого пункта, в долине около Таюгу, никакого противника замечено не было.

Атака 24-го июля не отличалась особой энергией. Обе японские дивизии развернулись перед фронтом позиции 1-го Сибирского корпуса, но в пехотный бой не ввязывались, ограничиваясь только артиллерийским обстрелом укреплений этой позиции. Так как стрелковые окопы не были заняты охотой, которая находилась далеко позади на высотах, а батареи не могли быть обнаружены японцами, то потери этого дня в 1-м Сибирском корпусе были совершенно ничтожны.

Несмотря на то, что не было никакого сомнения в возможности успешной обороны этой позиции, тем не менее ещё в начале боя ген. Штакельберг уже носился с мыслью об отступлении. Ещё утром того дня командир корпуса сообщил начальникам участков позиции, что, «согласно указаниям командующего армией», на позиции у Ташичао не предполагается принять упорный бой. В 12 час. 15 мин. дня ген. Штакельберг доносил ген. Зарубаеву, что пока у него, правда, нет никаких потерь, но что с занятием стрелковых окопов такие потери у него, несомненно, будут, «что отнюдь не соответствует взглядам командующего армией»; он считает себя поэтому обязанным высказать своё мнение – «что мы должны отступить»…

Ген. Зарубаев отклонил это представление ген. Штакельберга и высказал со своей стороны, что, хотя удержание позиций не соответствует взглядам командующего армией, он, тем не менее, берёт на себя ответственность за последствия. Впрочем, и ген. Зарубаев не был исполнен твёрдой решимости оказать здесь японцам упорное сопротивление; он хотел только дождаться наступления темноты и тогда решить этот вопрос. К сожалению, решимость этого генерала также не имела тех результатов, которых от него можно было ожидать. При крайних колебаниях командующего армией, при отсутствии решимости со стороны ген. Штакельберга, и ген. Зарубаев не мог держаться принятого им твёрдого решения.