Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Также и против левого фланга участка позиции 4-го Сибирского корпуса передовая позиция у Нандалина не подвергалась энергичной атаке японцев, с их стороны не предпринималось никаких обходов. Все усилия японцев были направлены против участка позиции, оборонявшегося войсками ген. Огановского, т. е. против неукреплённого промежутка между левым флангом 1-го Сибирского корпуса и передовой позицией у Нандалина, с целью, очевидно, прорвать центр русской позиции.

После артиллерийской подготовки, которая заняла целых полдня, японцы делали напрасную попытку около полудня утвердиться на высотах к северо-западу от Дафаншена, откуда около этого времени отступил русский батальон. Попытка эта потерпела неудачу главным образом благодаря огню 4-й батареи 1-й Сибирской артиллерийской бригады, которая была расположена укрыто за горой южнее Зяншайдзы. В отражении этой атаки приняла участие также и артиллерия с участка ген. Шилейко.

Успех этот побудил ген. Зарубаева предпринять встречную атаку своим левым флангом, но, к сожалению, и на этот раз с русской стороны не хватило твёрдой воли осуществить ату мысль со всеми своими силами. Ген. Зарубаев имел в своём распоряжении 14 батальонов в общем резерве, которые стояли ещё нетронутыми, точно также и 1-й Сибирский корпус ещё вовсе не участвовал в бою.

Вместо того, чтобы предпринять эту встречную атаку всеми войсками 4-го корпуса, подкреплёнными всеми резервами и не атакованными частями 1-го Сибирского корпуса, ген. Зарубаев назначил для этой цели только те войска, которые находились на позиции, – в особенности выдвинутые вперёд 6 батальонов ген. Шилейко, но даже и эти сравнительно ничтожные силы были обставлены такими стеснительными условиями для производства встречной атаки, что они парализовали у начальников всякую решимость для наступательного импульса.

Так, около полудня ген. Шилейко было послано такое приказание:… «Если выяснится, что вы не атакованы, то переходите сами в наступление против японцев, действующих против отряда ген. Огановскаго. Войдите в соглашение с ген. Мищенко по этому вопросу».

Такому приказание соответствовало и исполнение. Сначала ген. Шилейко обратился к временно командовавшему войсками 4-го Сибирского корпуса ген. Коссовичу, чтобы он ему дал два батальона из резерва, для того, чтобы, заняв этими батальонами свою позицию, двинуться со своими 14 ротами для производства атаки. Но ген. Коссович не был осведомлён об упомянутом приказании генералу Шилейко, исходившем от ген. Зарубаева, который, согласно практиковавшемуся ген. Куропаткиным порядку, передал это приказание помимо генерала Коссовича; последний поэтому отклонил просьбу ген. Шилейко.

Только два часа спустя генералу Коссовичу было сообщено о приказании, переданном генералу Шилейко, причём прибавлялось: «если перед позицией ген. Огановского японцы отступают, то необходимо войскам отряда ген. Огановского, подкреплённым 10-м Омским полком, перейти в атаку. Точно так же перейдёт в атаку и ген. Шилейко по соглашению с ген. Мищенко».

Эта предположенная встречная атака, конечно, не состоялась, потому что японцы не думали отступать перед фронтом позиции ген. Огановского; для встречной атаки, таким образом, не было связанного с ней первого условия.

В этой предполагавшейся встречной атак мы видим, что атака ген. Шилейко связывалась соглашением с ген. Мищенко. Но мы видели уже в сражении под Вафангоу,насколько подобные соглашения приносили собою отрицательные результаты, но было, конечно, гораздо удобнее предлагать своим подчинённым входить между собою в соглашение, вместо того, чтобы самим давать вполне определённое и ясное приказание.

Можно, пожалуй, в этом случае найти некоторое извинение для ген. Зарубаева, которому ген. Куропаткин запретил давать какие бы то ни были указания ген Мищенко. Отряд этого последнего был, однако, формально подчинён ген. Зарубаеву; поэтому если ген. Зарубаев не решался нарушить полученное на словах бессмысленное приказание, он мог призвать ген. Мищенко и лично передать ему устное приказание об его участи в предстоящей атаке вместо того, чтобы предоставить ему входить в приватное соглашение с ген. Шилейко.

Правда, ген. Мищенко выразил готовность оказать содействие атакам ген. Шилейко, о чём он передал присланному этим последним штаб-офицеру генерального штаба. Но для этой поддержки он ограничился выдвижением вперёд 4 сотен и 6 орудий, которые никакого влияния на предполагавшуюся атаку иметь не могли.

Самое производство встречной атаки протекало очень плачевно. Ген. Шилейко также не решился назначить все имевшиеся в его распоряжении силы: из своих 6 батальонов для встречной атаки он назначил только один 4-й батальон 9-го Сибирского полка. Возможно, что это робкое решение было принято ввиду неопределенного приказания ген. Зарубаева, который обусловил встречную атаку требованием, чтобы отряд ген. Шилейко не был атакован японцами, поэтому последний, вероятно, хотел сначала выяснить это положение.

В 2 часа дня упомянутый батальон получил приказание «наступлением вперёд против правого фланга атакующего нас неприятеля заставить развернуть его резервы и выяснить силы противника».

Такое приказание нельзя не признать своеобразным, когда задача эта ставится одному батальону, который неизбежно попал под губительный артиллерийский и пехотный огонь: не встречая поддержки ни со стороны батальонов своего отряда, оставшихся на позиции, ни со стороны отряда ген. Мищенко, батальон этот с большими потерями и в беспорядке был отброшен назад на позицию у Нандалина.

Этим и исчерпывалась предположенная ген. Зарубаевым встречная атака. Из 45 батальонов эту атаку производил только один. Получилась характерная картинка всех наступательных предприятий, которые практиковались русскими в эту войну: никогда атаки не производились ими всеми силами из опасения слишком большого риска, а назначалось всегда ничтожное количество войск, так что исключалась всякая возможность успеха.

Тем временем против позиции 1-го Сибирского корпуса было совершенно спокойно; также и после полудня 24-го июля не замечалось никакого наступления японской пехоты. Артиллерийская перестрелка велась, в общем, благоприятно для русских батарей, несмотря на численное превосходство японцев в числе орудий. Также и к западу от железной дороги не замечалось никакого наступления японцев. Конница ген. Коссаговского продвинулась вперёд до Сипадзяодзы, выдвинув вперед 1 батарею под прикрытием эскадрона в Лаитзявопу, откуда эти 6 орудий открыли фланговый огонь против японской артиллерии, расположенной у Потайдзы. А затем случилось даже нечто мало вероятное – вся кавалерия двинулась в атаку по направлению Лаитзявопу – Дуанзявопу.

Впрочем, продолжалась атака недолго: как только она была встречена артиллерийским огнем со стороны Хуанлянбуи, ген. Коссаговский решил вследствие этого, а также и ввиду болотистой местности, повернуть назад, после чего конница до конца боя оставалась южнее Дапиншаня в полной бездеятельности. На левом русском фланге было также совершенно спокойно: перед конницей ген. Мищенко не было никакого противника. а сам ген. Мищенко нисколько не заботился, чтобы принять какое-нибудь участие в бою, угрожая флангу противника.

В общем также и после полудня 24-го числа в атаке японцев не проявлялось никакой энергии. Только перед участком ген. Огановского японцы настойчиво пытались прорвать русскую позицию. Обстреляв в течение целого получаса русские позиции к востоку от Лянтцюнтшаня, японцы с последними лучами заходящего солнца начали яростную атаку против Дафаншена. Четыре раза бой переходил в кровопролитную рукопашную схватку. Три раза штурм японцев направлялся против правого фланга участка позиции ген. Огановского, занятого 12-м пехотным Сибирским полком; при четвёртой атаке японцы двинулись также против высот, занятых частями 8-го и 11-го Сибирских пехотных полков, но все эти штурмы были отражены штыками, причём последняя атака японцев была отбита в 10 часов вечера. На помощь атакованным войскам ген. Огановского прислан был в 7 час. 30 мин. вечера 34-й Восточносибирский стрелковый полк с 1 батареей, но принять участие в бою этим частям не пришлось, потому что все атаки японцев были отбиты собственными силами 12-го, 8-го и 2 батальонами 11-го пехотных Сибирских полков, которые успешно отстояли свои позиции. В этом бою снова сказались упорство и стойкость русского солдата при пассивной обороне позиции, которых не могли осилить яростные атаки храброго противника.

С отражением последнего штурма против отряда ген. Огановского кончился бой у Ташичао 24-го июля. Японцы видели полную бесполезность своих атак и отказались от дальнейших попыток их повторения.

Это успешное отражение японских атак, повторявшихся в течение двухдневного боя, досталось русским сравнительно дешёвой ценой: 1-й Сибирский корпус потерял убитыми 20 человек, а ранеными – 8 офицеров и 122 нижних чина: из числа этих потерь на долю двух артиллерийских бригад, подвергшихся особенно сильному огню превосходной числом японской артиллерии, приходится 1 убитый и 2 офицера и 40 нижних чинов ранеными. В 4-м Сибирском корпусе потери были больше и составляли убитыми 7 офицеров и 241 нижний чин, а ранеными – 25 офицеров и 603 нижних чина. Все эти потери приходятся исключительно на долю отрядов ген. Огановского и ген. Шилейко. Вся же конница из 50 эскадронов и сотен со своей артиллерией потеряла за два дня боя всего лишь двух человек убитыми, 4 офицера и 20 нижних чинов ранеными[ 6

[Закрыть] ⁴].

Участвовали в этом бою со стороны русских всего лишь 14 батальонов (из общего числа в 45) и 13 батарей. Пехота 1-го Сибирского корпуса оставалась на своей позиции, не тревожимая неприятелем, а из общего резерва 4-го Сибирского корпуса 14 батальонов остались совершенно нетронутыми; точно так же и конница ничем не проявила своей деятельности в бою. В общем, оставалось ещё не мало свежих войск с русской стороны для продолжения боя.

В этом бою 24-го июля русские одержали тактический успех, но только в пассивном отражении атаки. Этот успех был бы несравненно значительнее, если бы предполагавшаяся в полдень встречная атака была произведена со всеми силами, – если бы начальники были воодушевлены жаждой деятельности и наступательным импульсом. Во всяком случае, не было никаких оснований сомневаться в дальнейшей успешной обороне позиции. Потери этого боя были далеко ниже того морального подъёма, который принесло это успешное отражение атаки, – этот первый успех. «Дух войск превосходен, на позиции слышны смех и шутки», – говорится в истории русского генерального штаба при описании этого боя.

Несмотря на такое благоприятное положение вещей, ген. Зарубаев всё же никак не мог решиться продолжать бой на следующий день и сделал распоряжение, чтобы с наступлением темноты начать отход на Хайчен…

После последнего штурма японцев в 10 часов вечера бой совершенно затих на всём фронте перед участком ген. Огановского, как и по всему протяжению позиции; японцы отступили за гребень гор. С русской стороны приступили к погребению убитых, а затем около полуночи, незаметно для японцев, началось отступление на Хайчен. Очищение русской позиции выяснилось для японцев только около полудня следующего дня, когда направленный против позиции артиллерийский огонь японцев оставался без ответа. 25-го числа японцы заняли позицию у Ташичао.

В своём решении об очищении позиции у Ташичао ген. Зарубаев руководствовался полученной им от командующего армией директивой. По дословному значению этой директивы ген. Зарубаев, пожалуй, поступил правильно, но начальник деятельный, воспитанный в духе инициативы, обязательно взял бы в данном случае что-нибудь на собственную ответственность, потому что этого требовала вся обстановка боя, который, при продолжении его, мог бы легко повести к важной цели – к поражению противника.

Между тем, этой цели совершенно не соответствовало отступление на Хайчен, сдача сильно укреплённой позиции у Ташичао, а вместе с тем – и важного порта Инкоу. Правда и то, что в этом решении ген. Зарубаева поощрял также недостаток энергии со стороны ген. Штакельберга, на деятельную помощь которого, по-видимому, трудно было рассчитывать в случае продолжения боя.

Далее, ген. Зарубаев, как видно из телеграммы на имя командующего армией, обосновывает своё отступление от Ташичао тем, что «выясняется наступление неприятельских сил со стороны Далинского перевала». Действительно, командующий 2-м Сибирским корпусом генерал-лейтенант Засулич телеграфировал ген. Зарубаеву около полудня 24-го июля, что японцы начали около 10 часов своё наступление от перевалов Панлин и Далин на Симучен и что передовые отряды 2-го корпуса отступают на их главные позиции.

Несмотря на то, что со стороны упомянутых перевалов действия японцев, начатые 4-й армией, имели только демонстративный характер, – несмотря на то, что войск 2-го Сибирского корпуса, имевшихся у Симучена (31 батальон, 72 орудия), а также и резерва у Хайчена (16 батальонов и 126 орудий) было совершенно достаточно, чтобы отразить даже и серьёзные атаки со стороны 4-й армии, которая могла направить против Хайчена всего лишь 18 батальонов, тем не менее указанного сообщения ген. Засулича было достаточно, чтобы вызвать опасение ген. Зарубаева относительно безопасности его пути отступления.

Наместник в своей телеграмме в Петербург относительно боя у Ташичао доносил, что ни ход сражения, ни общая обстановка отнюдь не вызывали необходимости отступления, и прибавляет затем: «Кроме того, это очищение нашей позиции у Ташичао дало право японцам видеть в этом для себя большую победу, а нас лишило порта Инкоу, что представляет собою событие, весьма важное в политическом и экономическом отношениях».

Но мало того, что японцы занятие позиции у Ташичао считали одержанной ими победой, ещё важнее то, что в русских войсках постепенно крепло убеждение, что все приносимые жертвы пропадают даром, что всё кончается отступлением. А это было всего хуже.

Какая польза была храбрым батальонам 4-го Сибирского корпуса, упорно отстаивавшим свою позицию между Лянтцюншаем и Нандалином, сумевшим четыре раза отразить кровопролитные рукопашные схватки превосходного численностью противника, когда они не могли видеть успеха своих трудов, когда они при всём своём самопожертвовании не могли избежать всеобщего «назад»! Разве можно их упрекнуть в каком-нибудь отсутствии стремления вперёд для решительной схватки с противником?!

В своём донесении в Петербург ген. Куропаткин, до некоторой степени, оправдывал решение ген. Зарубаева об очищении позиции у Ташичао, но впоследствии в своём отчёте он приводит этот бой как доказательство несостоятельности своих помощников и говорит следующее:

«Ген. Зарубаев имел против армии Оку свыше 48 батальонов 1-го и 4-го Сибирских корпусов. После горячего боя на левом фланге, где войска наши дрались в штыки, удалось нам отстоять позицию, тем не менее вечером войска предприняли отступление на Хайчен по распоряжению командующего войсками ген. Зарубаева. Бой вёлся без особого упорства. Общие потери 1-го Сибирского корпуса составляли всего лишь около 100 человек. В резерве оставалось 14 батальонов совершенно нетронутыми, и всё же войска начали отступление, опасаясь обхода своего левого фланга».

Всё это совершенно верно, но ген. Куропаткин всего менее имеет право на подобную критику, потому что он постоянно внушал своим помощникам никоим образом не ввязываться в бой с превосходными силами противника; своими постоянными колебаниями и нерешительностью он подорвал энергию даже у такого несомненно энергичного генерала, как Зарубаев, и, таким образом, сам ген. Куропаткин является основной причиной неправильного отступления от Ташичао.

Из этого видно, что и в данном случае японцы своим успехом обязаны не своему искусству ведения войны, а крайней нерешительности своих противников.

Ген. Куропаткин, со своей стороны, необходимость отступления на Хайчен обосновывал желанием сконцентрировать войска южной группы, что по его мнению должно было обеспечить поражение противника и переход к наступательным действиям. В действительности, однако, эта воображаемая выгода отнюдь не была куплена ценою оставления позиции у Ташичао и потерей Инкоу.

Слабо преследуемый противником ген. Зарубаев прибыл 27-го июля с главными силами обоих корпусов в район Хайчена; в то же время арьергарды расположились на расстоянии 8 км от города по обе стороны железной дороги. Узнав об очищении позиции у Ташичао, находившийся на крайнем левом фланге армии (при войсках 10-го корпуса) командующий армией отказался от предполагавшегося там наступления левым флангом и поспешил к войскам южной группы. Он не согласен был с этим отступлением (хотя оно вполне соответствовало данным им указаниям) ввиду того, что оставленный им, вопреки его первоначальному намерению, у Симучена 2-й Сибирский корпус мог подвергнуться ударам в тыл.

Вследствие этого арьергардам вновь было приказано выдвинуться вперёд и занять высоты к югу от Симучена. Кроме того, командующего армией беспокоила потеря дороги Инкоу – Ньючван, ввиду того, что гарнизон Инкоу 25-го июля выступил оттуда по направлению на Хайчен. По приказанию командующего армией была направлена бригада 1-го Сибирского корпуса для прикрыться упомянутой дороги.

Последствием этого мероприятия командующего армией было то, что 30-го июля арьергарды 1-го Сибирского корпуса оказались разбросанными в шести отрядах, разобщенными местностью вполне бездорожной, имея притом по фронту около 37 км (от дороги Инкоу – Ньючван до Дапудзы) и будучи отдалёнными от своих главных сил, сосредоточенных у Хайчена, на 20 – 25 км.

Вот в какую форму вылилось предположенное ген. Куропаткиным концентрированное расположениевойск! К левому флангу отряду ген. Мищенко, расположенному на высотах у Дапудзы, примкнула бригада 2-го Сибирского корпуса, главные силы которого были расположены у Симучена. В то время, как незадолго перед тем, когда оба корпуса, 1-й и 4-й, были совместно расположены на укреплённой позиции у Ташичао, командующий армией считал несоответствующим обстановке ввязываться в упорный бой с противником, теперь же, когда войска этих корпусов были разбросаны по разным направлениям, от ген. Куропаткина последовало приказание, в случае атаки японцев, оказать им на арьергардных позициях «упорное сопротивление»[ 6

[Закрыть] ⁵]. В одном из донесений 30-го июля ген. Зарубаев указывал командующему армией на опасность такой разброски войск и предлагал сосредоточить все три корпуса у Хайчена, и с этой целью отвести их в полном порядке и без боя, который принять только у Хайчена, но как раз в тот день, 30-го июля, японцы начали своё наступление против войск 2-го Сибирского корпуса.

Бой у Кангуалина 30-го и 31-го июля 1904 года

После откомандирования от 4-й японской армии гвардейской бригады, присоединённой к 1-й армии, под начальством командующего 4-й армией ген. Нодзу до боя у Ташичао оставались только 10-я дивизия и 10-я резервная бригада, – всего 18 батальонов.

Между тем, генералу Нодзу стало известно, что у Симучена на сильно укреплённой позиции находятся значительные русские силы, около 28 батальонов. Когда же он узнал о предположенной атаке 2-й армии против позиции у Ташичао, он решил двинуться по направлению к Симучену и атаковать эту позицию, но не ранее, чем когда выяснится ожидавшийся бой у Ташичао. В день боя у Ташичао, 24-го июля, наступавшие в четырёх колоннах войска ген. Нодзу достигли линии Сюанляйю – Удзяпу – Янтай. Это демонстративное наступление 4-й армии вполне достигло своей цели, так как в ожидании атаки ген. Засулич, как упомянуто было выше, послал ген. Зарубаеву своё сообщение, которое послужило главной причиной для отступления 1-го и 4-го корпусов от Ташичао в Хайчен.

Полнейшая пассивность русских военачальников дала возможность японцам, после занятия позиции у Ташичао, двинуться превосходными силами против 2-го Сибирского корпуса, расположенного у Симучена. Они знали, что со стороны отступивших к Хайчену русских войск нет основания опасаться каких-нибудь активных действий и поэтому не задумываясь можно ослабить 2-ю армию, передовые войска которой стояли в тесном соприкосновении с арьергардами русских корпусов. Таким образом, являлась возможность стоявшей на правом фланге 2-й армии 5-й дивизией подкрепить 4-ю армию.

Согласно с приведёнными соображениями, ген. Нодзу 28-го июля получил приказание притянуть к себе 5-ю дивизию, стоявшую около Янтая, и овладеть Симученом. Ген. Нодзу располагал, после присоединения упомянутой дивизии, свыше 30 батальонами. Так как, согласно полученным сведениям, русские занимали укреплённые позиции западнее Симучена у Кангуалина, тогда как у Ляохандзы и Дапудзы находились только слабые силы, а ещё западнее у Санчендзы имелась только русская конница, то ген. Нодзу решил главную атаку 10-й дивизией произвести по направлению на Ляохандзы – Данудзы, а с 5-й дивизией двинуться от Янтая по направлению на Пайлунтун.

Корпус ген. Засулича, после того, как 21-й стрелковый полк с 1 батареей были возвращены Восточному отряду, состоял из 28 пехотных батальонов, 12 сотен, 64 орудий, 8 пулемётов, 6 конно-охотничьих команд и 1 сапёрного батальона. По приказанию командующего армией ещё в конце июня была выбрана позиция западнее Симучена, на левом берегу реки Хайчен; с начала июля, эта позиция укреплялась полками 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии. Она простиралась по высоте севернее Чаншанюи, направляясь через Кангуалин до высоты «109»; фронт позиции был направлен на восток-юго-восток, потому что командующий армией ожидал направление удара японцев, главным образом, со стороны Далинского перевала.

Укрепления позиции состояли из стрелковых окопов, орудийных ложементов, крытых ходов сообщений, укреплений для резервов, она имела прекрасный большой обстрел и, благодаря препятствиям, находившимся перед фронтом позиции, могла считаться недоступной для атаки открытой силой. К сожалению, японцы не пожелали доставить удовольствие русским атакой этой сильной позиции и предпочли направиться западнее через Ляохандзы, Дапудзы, Яншугоу.

Таким образом, позиция, над укреплениями которой войска трудились целую неделю, оказалась не имеющей никакого значения, потому что она не вынуждала противника к атаке. Но ещё хуже то, что эта позиция приковала к себе во время боя половину всех сил ген. Засулича, которая при наступательных действиях была бы, несомненно, использована для достижения успеха и могла бы привести к победе.

Ещё после боя у Ташичао были укреплены высоты также у Ляохандзы; между тем, высоты, лежащие к северу линии Дапудзы – Гуинлинзы, остались неукреплёнными. Отсутствие дорог, не считая тех, которые находились в долинах, а также крутые скаты гор крайне затрудняли сообщение войск на позиции; впрочем, артиллерия обороняющегося имела прекрасный обстрел, а что касается трудных условий местности, то она для атакующего представляла не меньше затруднений, чем для обороняющегося. На правом фланге позиции, где находился конный отряд ген. Мищенко, имелась высота «212,7», которая командовала над всей окружающей местностью.

Полученные ген. Засуличем от командующего армией директивы, правда, не были на этот раз так неопределённы, как данные ген. Зарубаеву при Ташичао, тем не менее и в данном случае этим директивам не хватало последовательности и ясности. Ещё 27-го июня, после очищения Далинского перевала отрядом ген. Левестама, ген. Засуличу были даны указания возможно дольше удерживать в своих руках дороги, ведущие из Далинского перевала в Хайчен, и отступить только в случае атаки превосходных сил противника. Если же в последнем случае войска вынуждены будут к отступлению, то Засуличу предписывалось «удерживать противника шаг за шагом, в то же время не допуская себя до поражения». Таким образом, мы видим здесь со стороны ген. Куропаткина совершенно такое же указание, какое дано было тому же ген. Засуличу на реке Ялу. Из этого наглядного урока, очевидно, не было извлечено никакого поучения.

Вскоре после того, как корпус ген. Засулича, состоявший из 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии и бригады ген. Левестама, был усилен 2-й бригадой 31-й дивизии и доведён до 31 батальона, Куропаткин стал более определённым в своих приказаниях, данных этому корпусу; так, 11-го июля командующий армией обращает внимание ген. Засулича на то, что он располагает достаточными силами, чтобы с успехом остановить наступление японцев на Хайчен; 19-го июля после того, как ген. Куропаткин покинул войска южной группы, он по телеграфу предписал ген. Засуличу оказать японцам непреодолимое сопротивление на занятой корпусом позиции. Это предписание обусловливалось озабоченностью ген. Куропаткина, что предполагаемая на Далинском перевале японская армия в составе 3 – 4 дивизий (в действительности же всего только 18 батальонов) могла бы движением на Хайчен отрезать путь отступления корпусу ген. Зарубаева.

Сдача позиции у Ташичао должна была бы сама собою привести также и к отводу 2-го Сибирского корпуса на Хайчен, тем более, что ген. Куропаткин уже в течение нескольких недель носился с мыслью о необходимости общего отвода войск на Хайчен для того, чтобы сосредоточить здесь все войска южной группы.

Теперь, казалось, русскому командующему армией представлялось необходимым осуществить этот отвод войск, если только он не имел в виду переход к какой-нибудь активной операции, потому что, в противном случае, японцы могли с превосходными силами обратиться против изолированного корпуса ген. Засулича.

По-видимому, однако, у ген. Куропаткина последовало некоторое изменение во взглядах, которое, быть может, вызвано было упреками наместника за неправильное оставление позиции у Ташичао. Словом, по тем или иным побуждениям, ген. Куропаткин телеграфировал ген. Засуличу следующее: «Отход от Ташичао ничего не меняет в данной вам задаче. У вас достаточно сил, чтобы задержать противника на подготовленной у Симучена позиции».

Нет сомнения, что это было так: войска ген. Засулича были действительно достаточно сильны, чтобы атаковать стоявшего против них противника, и нанести ему поражение. Но для достижения успеха войск 2-го Сибирского корпуса – будь это путём оборонительным или наступательным – необходимо было, чтобы в этом приняли активное участие также и войска 1-го и 4-го Сибирских корпусов, чтобы помешать японцам использовать часть своей 2-й армии для действий против ген. Засулича.

Также и здесь при войсках 2-го Сибирского корпуса, как и в других случаях, после своего возвращения к войскам южной группы, ген. Куропаткин стал вмешиваться в мелочные распоряжения, входившие вполне в круг власти ближайших начальников, отнимая, таким образом, у последних всякое сознание ответственности.

Так, он приказал выставить «небольшой отряд» у дер. Дапудзы, дал указания относительно обеспечения дороги, ведущей от Симучена на север. Затем, он стал беспокоиться относительно позиции на левом фланге, внушив по этому поводу также тревожные мысли и ген. Засуличу; вследствие этого командующий армий приказал укрепить позицию у дер. Симулинь и занять её войсками.

Последствием этого вмешательства ген. Куропаткина было то, что большая часть войск 2-го корпуса была употреблена для обеспечения левого фланга позиции, который вовсе не был атакован противником.

Атака японцев была ими начата 30-го поля и выполнена 31-го.

Расположение русских войск на занятой ими позиции было следующим: на крайнем левом фланге были расположены войска 5-й Восточносибирской стрелковой дивизии (12 батальонов) с 4 батареями (32 орудия), которые занимали сильно укреплённую позицию от Кангуалина с общим фронтом на юго-восток; за этим участком позиции, у Яндзядяна, стоял в резерве отряд ген. Левестама (1-я бригада 2-й Сибирской пехотной дивизии, 8 батальонов и 1 батарея). Левый фланг позиции прикрывался батальоном 124-го полка, занимавшим вышеупомянутую укреплённую позицию у Симулина.

Таким образом, на левом фланге, которому не угрожала никакая серьёзная атака со стороны японцев, находился 21 батальон (из общего числа 28). 2-я бригада 31-й пехотной дивизии, под начальством ген. Васильева, занимала высоты у дер. Ляохандзы 3 батальонами 123-го полка под начальством подполковника Соломко, а 2 батальона 124-го полка с 1 батареей под начальством полковника Ржесновецкого должны были оборонять высоты севернее линии Дапудзы – Хуандзяпудзы; 3-й батальон этого полка с 3 ротами 123-го полка составлял резерв командира бригады, а 2-й батальон 124-го полка был направлен в Симулин. Корпусная кавалерия под начальством князя Трубецкого, в составе 12 сотен, была поставлена в тылу позиции у Пайлунтуна, обречённая, таким образом, на полнейшую бездеятельность.

Правый фланг всего расположения войск 2-го корпуса прикрывался конным отрядом ген. Мищенко, который, в то же время, поддерживал связь с войсками 4-го корпуса. Как было упомянуто выше, левый арьергард 4-го корпуса под начальством ген. Шилейко в составе 4 батальонов 10-го Сибирского пехотного полка и 6 конных орудий, был подчинён ген. Мищенко, который располагал, таким образом, 4 батальонами, 16 сотнями, 22 конными орудиями – в том числе 4 горными. Далее к северо-западу примыкал правый арьергард 4-го Сибирского корпуса под начальством генерал-майора Ребиндера. Сам ген. Мищенко находился с 6 сотнями, 3 батареями и 10-м Сибирским пехотным полком у Санчендзы, выслав на перевал к северу от Янчугоу полковника Павлова, командира 1-го Читинского казачьего полка, с 10 сотнями, 4 конными орудиями и 1 ротой.

Отряду Павлова была поставлена задача занимать прилегающие высоты и поддерживать связь с бригадой ген. Васильева. В ночь на 31 июля была выставлена линия передовых постов от одной сотни на протяжении 6 км между Шуйдзюан и Гуйлиндзы. Хотя ген. Васильев в телеграмме на имя ген. Мищенко указывал на недостаточную обеспеченность его правого фланга, тем не менее этим указаниям не было придано никакого значения.

Деятельность японцев 30 июля ограничилась тем, что они оттеснили передовые войска обороняющегося, имея в виду, вероятно, только разведывательную цель. Вечером наступающие японские войска отошли назад, после чего русские передовые посты снова заняли свои места. Произведённые с русской стороны наблюдения этого дня привели к заключению, что перед отрядом ген. Мищенко находится одна дивизия, перед фронтом 2-го Сибирского корпуса действуют две японские дивизии. В действительности, общие силы отряда ген. Мищенко и войска ген. Засулича, составлявшие в общем 32 батальона, 28 сотен, 7 конно-охотничьих команд и 88 орудий, имели перед собой японских 30 батальонов, 6 эскадронов и 72 орудия (5-я и 10-я дивизии и 10-я резервная бригада).