Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Повторилось опять то, что мы постоянно видели до сего времени. Как только ген. Куропаткин на самом деле приходит к заключению о необходимости наступательных действий, сейчас же он поддаётся заботам о последствиях возможного несчастного исхода. Вместо того, чтобы внушить своим помощникам решимость и отвагу для использования всех своих сил, он требовал от них, главным образом, осторожности в действиях, парализуя, таким образом, с их стороны всякий порыв и смелость. После того, как он указал графу Келлеру в своём первом приказании на трудность предстоящей атаки, он писал ему 16-го июля, накануне самой атаки, следующее: «Нет сомнения, что под начальством искусных вождей русские войска выходили победителями при обстоятельствах гораздо более трудных, чем те, при которых предстоит ваша атака. Но в настоящую минуту, ввиду сосредоточения войск для нашего перехода к наступательным действиям, следует помнить, что нам менее важно одержать теперь победу, чем избежать возможности поражения; действуйте поэтому с необходимой осторожностью, чтобы не вовлечь Восточный отряд в тяжелые потери».

Невольно рождается вопрос: к чему, вообще, нужна была эта атака, если достижение победы в данную минуту не представлялось особенно важным. Если предстоящая атака окончилась бы неудачей, то, несомненно, должно было получиться поражение. При данной обстановке требовались не осторожность, а быстрота, решительность и энергия в действии.

Но ген. Куропаткин в своих указаниях идёт ещё дальше, он предостерегает графа Келлера не двигаться после овладения перевалами Сяокаолин и Мотиенлин сейчас же далее на Лянсангуань, ввиду возможной усталости войск после ночного боя и необходимости дать им надлежащий отдых перед дальнейшим наступлением. Нет сомнения, что указания и советы командующего армией должны были действовать парализующим образом на решимость графа Келлера и на его готовность взять на себя ответственность и служили одной из важных причин неудачи всего этого предприятия.

Указания для атаки были даны не в виде приказания, а для этой цели были собраны высшие войсковые начальники для совещания в штаб отряда. В этом также сказались, в некоторой степени, неуверенность со стороны командира корпуса и недостаток самостоятельности и доверия к собственным силам.

Главная атака должна была быть направлена прежде всего на перевал Мотиенлин, через который шла ближайшая дорога на Лянсангуань, служившая русским прежде этапным путём. Атака эта графом Келлером была назначена в ночь на 17-е июля потому, что действия днём должны были повлечь за собою значительные потери. Казалось бы, что действия ночью в местности гористой, лишённой дорог, притом значительными массами войск должны были представить собою большие затруднения, тем более, что, как показал опыт усиленной рекогносцировки 4-го июля, войска не выказали особых способностей для действия ночью. Единственным оправданием такого образа действий могло служить разве то, что темнота давала возможность подойти к неприятелю незаметно и атаковать его врасплох; но, как сейчас увидим, на это именно обстоятельство не было обращено надлежащего внимания.

Для атаки перевалов граф Келлер располагал 33 батальонами, 17 сотнями и 84 орудиями, не считая отряда Ждановского, расположенного у Сихояна против правого фланга японцев у Сияматуна. Таким образом, граф Келлер имел в своём распоряжении такое количество войск, которого было совершенно достаточно, чтобы в решительном пункте ударить превосходными силами и добиться здесь успеха.

Но русские начальники, по-видимому, не знали или не хотели следовать основному указанию Наполеона: «Если вы собираетесь дать сражение, то соберите все ваши силы, не пренебрегайте ничем: один батальон иногда решает участь сражения». В противоположность этому требованию граф Келлер настолько разбросал свои силы, что ему трудно было использовать наличное их превосходство.

Связанный в своих действиях указаниями командующего армией, – что победа над противником в данном случае представляется менее важной, чем необходимость избежать поражения, граф Келлер счёл себя вынужденным половину своих войск израсходовать для прикрытия тыла и флангов, а также для выполнения разных других вспомогательных задач. Опасаясь, что японцы могут встретить его атаку наступлением со стороны Модулинского перевала по направлению на Чудяпуза, граф Келлер, прежде всего, оставил 10 батальонов и 3½ батареи (32 орудия) на левом берегу Лянхе, из которых 3 батальона и 1½ батареи под командованием начальника 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Романова заняли укреплённую позицию между Теншуидзан и Чудяпуза для встречи возможного наступления японцев в этом направлении: остальные 7 батальонов и 2 батареи образовали резерв для этой позиции, расположившись восточнее Янзелинского перевала. Кроме того, 121-й полк был назначен для прикрытия флангов у Ломогоу и Зандягоу, а также ему было поручено прикрыть обозы и артиллерию у Сяолинзы.

Начиная с боя на Ялу, русские начальники постоянно были озабочены возможностью потери орудий; вследствие этого и в настоящем случае постарались большую часть артиллерии, свыше 44 орудий, поместить заблаговременно в наиболее безопасном месте.

Из этого распределения войск мы видим, что в предстоящем бою 14 батальонов должны были играть роль зрителей. Далее было сделано распоряжение, чтобы 2-й батальон 22-го полка под начальством подполковника Гарницкого направился из Макумендза до разветвления дорог, ведущих на перевалы Синкалин и Ляхолин, с целью прикрыть правый фланг атакующей колонны: на конно-охотничьи команды было возложено обеспечение флангов на путях, ведущих на юго-восток из Суитянза и Кьюдяпуза; на 2-й Читинский казачий полк было возложено организовать разведку и охрану вдоль дороги, ведущей на Сандолинский перевал по направлению к дороге, ведущей из Людявейза, причём была оставлена совершенно без внимания возможность содействия со стороны казачьей бригады, стоявшей у Кучепуза.

Собственно для производства удара из общего числа в 33 батальона и 100 орудий, было назначено только 17½ батальонов и 12 орудий; к этому необходимо ещё прибавить отряд подполковника Ждановского в 2¼ батальона, 2 сотни и 2 орудия, которые ген. Гершельман направил из Сихояна на Симатун с целью поддержать атаку Восточного отряда. Таким образом, после всех предосторожностей для обеспечения флангов и тыла, оставалось всё ещё свыше 20 батальонов, которыми можно было воспользоваться для атаки, – сила вполне достаточная, чтобы при целесообразном руководстве атакой и при твёрдой воле одержать победу над противником, растянутым тонкой линией на протяжении 30 километров.

Но о целесообразном руководстве боем в данном случае не могло быть и речи. Граф Келлер, по-видимому, намеревался провести прорыв через фронт неприятельской позиции, что действительно соответствовало обстановке. Но вместо того, чтобы сосредоточить все свои силы против одного какого-нибудь участка неприятельского фронта, он раздробил свои войска на много колонн, которым были указаны разные цели действий в виде разных горных перевалов.

Последствием такого плана было то, что войска оказались разъединёнными в разных группах, разобщённых трудно проходимой местностью, лишённых возможности поддерживать между собою связь и общность действий.

Прежде всего были направлены 2 атакующие колонны. Главный удар должна была нанести правая колонна под начальством ген. Кашталинского в составе 14½ батальонов, 8 полевых и 4 конных орудий; целью действий этой колонны служили перевалы Мотиенлинский и Сяокаолинский. Левая колонна в составе 12-го стрелкового полка под начальством полковника Цибульского должна была укрепиться на перевале Сибейлин.

Но колонна ген. Кашталинского, в свою очередь, также была раздроблена, лишив её начальника возможности распорядиться самому своими войсками. Дело в том, что граф Келлер дал ген. Кашталинскому особую инструкцию, в которой ему подробно указывались способы атаки и распределение сил до последней роты.

По-видимому, ген. Куропаткин в своей системе личной опеки и вмешательства в действия своих подчинённых создал соответствующую школу среди своих помощников. Возможно, что в данном случае вмешательство графа Келлера в прямые задачи и прерогативы ген. Кашталинского объясняются тем, что этот последний выказывал явное несочувствие всей операции, не делая из этого секрета.

Во время бывшего в штабе отряда совещания ген. Кашталинский систематически отмалчивался, – настолько, что между ним и графом Келлером произошёл полный разрыв. Вследствие этого граф Келлер не мог питать особого доверия к предстоящей деятельности ген. Кашталинского и на этом основании видел себя вынужденным сделать лично необходимые распоряжения. Но в таком случае было бы гораздо целесообразнее, если бы он сам стал во главе войск, предназначенных для атаки, тем более, что он уже не раз брал на себя личное командование при мелких предприятиях.

Согласно упомянутой инструкции, для овладения Мотиенлинским перевалом были назначены 24-й стрелковый полк и 1-й и 3-й батальоны 34-го полка под начальством полковника Лечицкого – ввиду того, «что 24-й полк 4-го июля атаковал уже этот перевал… притом полковник Лечицкий известен как человек твердого характера и выдающегося мужества». Батальон 24-го полка под начальством подполковника Горайского должен быть двинуться вперёд, служа прикрытием правого фланга со стороны сопки южнее Мотиенлинского перевала, и овладеть этим перевалом. Овладение перевалом Сяокаолин упомянутой инструкцией было возложено на 10-й стрелковый полк полковника Рындина. Резерву ген. Кашталинского было указано направиться до Лидиапуза. Таким образом, начальнику дивизии не оставалось делать никаких особых распоряженй: он ограничился только дословной передачей своим войскам указаний командира корпуса.

Инструкция заканчивалась весьма знаменательным указанием. Граф Келлер высказывал предположение, что, «как только японцы заметят наступление колонны ген. Кашталинского на Лянсангуань, то они, наверное, попытаются встречным наступлением атаковать позицию у Тавуана со стороны Модулинского перевала. Ввиду этого сомневаюсь, буду ли я в состоянии в первый день боя оказать вам какую бы то ни было поддержку из моего общего резерва, поэтому вы должны рассчитывать исключительно на ваши собственные силы, так как резерв будет мне необходим самому для отражения вероятной атаки со стороны Модулинскаго перевала».

Граф Келлер, таким образом, повторил ту же ошибку, которая так свойственна была командующему армией: вместо того, чтобы приободрить и разжечь своего помощника, который и без того выказывает несочувствие к этой операции, граф Келлер внушает ему некоторое опасение относительно его тыла и в то же время лишает его возможности рассчитывать на поддержку.

Так было организовано наступление с шестью разделёнными друг от друга колоннами в следующем порядке, считая от правого фланга: 1) Гарницкий – 2-й батальон 22-го стрелкового полка – по направлению на Синкалинский перевал; 2) Горайский – 3-й батальон 24-го полка – против высоты южнее Мотиенлинского перевала; 3) Лечицкий – 4 батальона, на кумирню против Мотиенлинского перевала; позади втого отряда, в виде 7-й колонны, следовал резерв ген. Кашталинского в составе 6½ батальонов и 12 орудий между Чиндиапуза и Лидиапуза; 4) полковник Рындин – 10-й стрелковый полк против Сяокаолинского перевала; 5) Цыбульский – 12-й стрелковый полк против Сибейлинского перевала; 6) Ждановский – 2 батальона, 2 сотни и 2 орудия из Сихояна против правого фланга японцев у Кусунгоу.

О каком-нибудь руководстве действиями этих колонн и поддержании между ними связи в труднопроходимой гористой местности, да притом ещё ночью – конечно, в данном случае, не могло быть и речи, тем не менее, несмотря на такое раздробление колонн, всё же это наступление могло бы увенчаться успехом, если бы только начальники колонн были воодушевлены желанием сойтись грудь в грудь с противником. Но, как сейчас увидим, такое стремление замечалось только в колонне полковника Лечицкого. Все прочие колонны не имели против себя почти никакого неприятеля, сколько-нибудь достойного внимания, и при всём том начальники этих колонн не сделали серьёзной попытки добиться поставленной им цели, сломив стойкость противника.

Граф Келлер, конечно, был воодушевлен твёрдой волей исполнить свою задачу; это видно из его приказа по отряду от 16-го июля, в котором он указывает своим войскам воодушевиться «за Веру, Царя и Отечество, двинуться в бой с решимостью, победить или умереть, как это делали наши предки». Не его вина, если его искусство не стояло на высоте требования минуты, уступая его честному намерению.

Бросим хотя бы общий взгляд на ход этого боя и на деятельность отдельных отрядов в этом бою. Колонна Кашталинский-Лечицкий начала своё движение 16-го июля в 10 часов вечера, ещё раньше на 1 – 1½ часа выступили фланговые колонны 12-го стрелкового полка и 2-й батальон 22-го полка. Одновременно с отрядом Лечицкого двинулся 10-й стрелковый полк по направлению на Сяокаолинский перевал; в то же время правая прикрывающая колонна начала своё движение в 9½ часов вечера по направлению на сопку южнее Мотиенлинского перевала.

Расчёт выступления колонн, по-видимому, был сделан неправильно: по меньшей мере, трудно понять, почему колоннам было указано выступить уже в 10 часов вечера, тогда как имелось в виду атаковать противника только с рассветом, как это и случилось на самом деле. Производство всей этой атаки ночью, как было упомянуто выше, можно оправдать только желанием застигнуть противника врасплох; но это было возможно лишь в том случае, если бы колонны дошли незаметно до линии передовых постов японцев, сбили их одним ударом и по их следам, на плечах самих постов, ворвались на позиции неприятеля. Поэтому раз начатое наступление никоим образом не могло быть прервано, как только выяснилось, что оно обнаружено передовыми постами. Если же имели в виду атаковать позиции только на рассвете, то незачем было назначать так рано час выступления. В действительности наступление русских оказалось для японцев совершенно неожиданным; но когда полковник Лечицкий остановился почти на целый час перед передовыми постами японцев, чтобы дождаться рассвета[ 7

[Закрыть] ²], то противник оказался в состоянии принять заблаговременно необходимые меры для отражения атаки, потому что получил от своих сторожевых караулов своевременно извещение о появлении колонны Лечицкого.

В 3¼ часа ночи, ещё при полной темноте, полковник Лечицкий начал движение в атаку со стороны Лидиапуза. Развертывание колонны пришлось производить на гористой местности, поросшей мелким кустарником, что происходило очень медленно: один батальон (3-й батальон 34-го полка), который должен был образовать левый фланг боевой линии, заблудился в темноте и был обнаружен только в 8 часов утра.

Тем временем 30-й пехотный полк японцев с 2 батальонами и 1 батареей заняли многочисленные стрелковые окопы, расположенные несколькими ярусами на склонах гор по обе стороны Модулинского перевала: в то же время 2 роты расположились на южном массиве, приготовившись заранее встретить батальон Горайского, который был в пути с 9½ часов вечера.

С рассветом двинулся в атаку прежде всего отряд полковника Лечицкого, который очень скоро достиг кумирни, отбросив находившиеся там передовые посты японцев, но вызвал против себя пехотный и артиллерийский огонь со стороны высот около перевала. Дальше эта колонна продвинуться не могла, потому что она не имела в своём распоряжении артиллерии; кроме того, колонна стала поражаться фланговым огнём со стороны массива южнее перевала, занятого упомянутыми 2 японскими ротами.

Тем временем ген. Кашталинский продвинулся со своим резервом до Лидиапузы, откуда он в 5½ в часов утра послал на поддержку полковнику Лечицкому 2-й батальон 9-го стрелкового полка с 1 конной батареей; это была единственная поддержка, оказанная полковнику Лечицкому, которая, как сейчас увидим, своей цели не достигла, так как полковник Лечицкий воспользоваться этой поддержкой не мог. Когда ген. Кашталинский получил донесение от командира 9-го стрелкового полка, что посланный для поддержки полковника Лечицкого 2-й батальон на пути к кумирне был встречен огнём со стороны массива южнее перевала, то он двинул от своего правого фланга по направлению к этому массиву ещё 5 рот. В резерве у ген. Кашталинского оставалось только 4 батальона, которые он до конца боя не хотел выпустить из рук, ввиду «невыяснения боевой обстановки», а также потому, что граф Келлер в своей инструкции предостерегал его не надеяться на отрядный резерв.

Как излагает граф Келлер в своей боевой реляций, в 6 час. 30 мин. ген. Кашталинский вызвал его к телефону и сообщил ему, что его справа обходят японцы, что он израсходовал уже большую часть своего резерва и находится поэтому в чрезвычайно трудном положении. Это донесение обнаруживало, по-видимому, тайное желание ген. Кашталинского получить приказание об отступлении. При таком недостатке стремления со стороны начальников колонн к достижению поставленной им цели отряд полковника Лечицкого трудился совершенно напрасно.

Со 2-м батальоном 9-го стрелкового полка и конно-горной батареей, двинутыми на поддержку Лечицкого, с целью выбрать позицию для артиллерии направился полковник Шверин, командир 3-й Восточносибирской стрелковой артиллерийской бригады. Полковник Шверин нашёл, что расположенная на перевале японская батарея лежит за пределом досягаемости огня конно-горной батареи[ 7

[Закрыть] ³]; вместе с тем он нашёл выгодную позицию для полевой батареи, вследствие чего он отправил сейчас же к ген. Кашталинскому своего ординарца с просьбой прислать ему полевую батарею его бригады; ген. же Кашталинский оставил эту батарею в общем резерве и вместо того, чтобы направить её для поддержки полковнику Лечицкому, послал её в Тавуан под прикрытием 2-х рот 11-го стрелкового полка, лишившись, таким образом, поддержки этой единственной из 10 батарей, которая могла принять участие в атаке. Туда же в Тавуан была отправлена и конно-горная батарея. Ген. Кашталинский утверждает, что ему донесение полковника Шверина было передано не ясно; но если бы он даже и получил донесение, что при авангарде не имеется никакой артиллерийской позиции, всё же это не должно было служить основанием, чтобы отправить артиллерию в общий резерв за Лянхе.

Причина этого факта объясняется больше всего постоянным опасением начальников потерять батареи, вследствие этого они постоянно старались поместить их наиболее безопасно. Конечно, находясь далеко в тылу, батареи были в безопасности, но оставались в резерве в полной бездеятельности.

Отряд полковника Лечицкого был, таким образом, лишён артиллерийского огня. После присоединения к нему 2-го батальона 9-го стрелкового полка и по возвращении 3-го батальона 34-го полка у него имелось в распоряжении около кумирни 5 батальонов.

Против него на укреплённой позиции у Мотиенлинского перевала был расположен 30-й японский пехотный полк с 1 батареей, на поддержку которым спешил батальон 29-го полка из Лянсангуаня.

Отряд Лечицкого не мог продвинуться вперёд, терпя в то же время значительные потери, в особенности от артиллерийского огня японцев; особенно большие потери терпел 1-й батальон 24-го полка, находившийся на правом фланге боевой линии, так как этот батальон был ближе других к позиции японцев и, кроме того, он оказался под фланговым огнём обеих японских рот, занимавших массив южнее перевала. В 8½ часов утра этот командир батальона приказал своей стрелковой линии податься назад, «имея в виду, собственно, загнуть назад свой правый фланг и расположиться на более укрытой от неприятельского огня позиции».

Но, по-видимому, все войска давно уже ожидали приказ об отступлении; ведь знали, что такое приказание 6удет, и рождался невольно вопрос – зачем же нести напрасные потери? Таким образом, это отступление 1-го батальона 24-го полка послужило сигналом для всей боевой линии, которая затем быстро и неудержимо отхлынула назад[ 7

[Закрыть] ⁴].

Как раз в это время, на основании полученного от ген. Кашталинского упомянутого выше тревожного донесения, граф Келлер сделал распоряжение, чтобы ген. Рябинкин двинулся с 33-м пехотным полком в Лидиапуза; сам он поспешил к кумирне, чтобы лично принять начальствование над войсками для атаки перевала; но, к сожалению, было уже поздно. Так как об общем отступлении граф Келлер ещё ничего не знал, то он по пути, у Лидипуза, приказал ген. Кашталинскому направить туда 33-й полк, который должен был прибыть для атаки массива южнее перевала.

Однако, когда в 9½ часов утра в Лидипуза прибыл 33-й полк, ген. Кашталинский предпочёл уехать назад в Тавуан, потому что «в тылу, в юго-западном направлении, были слышны артиллерийские выстрелы». По дороге в Тавуан он приказал подходившему полку занять позицию на высотах севернее и южнее Лидиапуза. Свой резерв в 4 батальона ген. Кашталинский забрал с собой и приказал 11-му полку занять позицию у Чиндиапуза, т. е. в тылу 33-го полка; в то же время 3-й батальон 9-го стрелкового полка, образовавший позднее прикрытие для возвращённых графом Келлером из резерва батарей, вместе с ними расположился на позиции к юго-востоку от Чиндиапуза. Сам же руководитель боя ген. Кашталинский вовсе покинул поле сражения…

Тем временем граф Келлер спешил к кумирням, но навстречу ему стали уже попадаться отступавшие войска колонны полковника Лечицкого. Благодаря личному влиянию и энергичным мерам ему удалось остановить отступавшие войска и привести их в некоторый порядок, после чего он спокойно принял необходимые меры, чтобы прикрыть отступление. Под начальством ген. Рябинкина 38-й полк занял после того позицию западнее Лидиапуза; возвращенные из резерва батареи выехали на позицию к юго-востоку от Чиндиапуза, с которой между 11-ю и 12-ю часами дня открыли огонь против преследовавших японцев.

Японцы (30-й пехотный полк и батальон 29-го полка, всего 4 батальона) преследовали отступавших русских до Лидиапуза: попытки их продвинуться дальше были остановлены огнём батарей и 33-го пехотного полка. Но, как увидим ниже, отступление колонн Гарницкого и Горайского дало возможность слабым частям 4-го пехотного японского полка двинуться от Сиканлинского перевала через горы по направлению к дороге Лидиапуза – Чиндиапуза, вследствие чего 33-й полк оказался вынужденным отступить и занять вторую позицию у Чиндиапуза, на которой уже находился 11-й полк из резерва ген. Кашталинского. Под прикрытием этих частей колонна полковника Лечицкого получила возможность отступить в сравнительном порядке и собраться в Тавуане. Японцы дальше не преследовали; около 2½ часов бой затих.

Правильно ли было со стороны графа Келлера ограничиться только мерами охранительными, когда он увидел отступление колонны полковника Лечицкого, считая дело уже проигранным? Принимая во внимание обстановку, приходится на этот вопрос дать отрицательный ответ: против 4 японских батальонов имелось 5 батальонов полковника Лечицкого, находящийся вправо от них 3-й батальон 24-го полка и 5 рот резерва ген. Кашталинского; между тем, противник как раз в это время оставил свою укреплённую позицию и преследовал отступающий отряд Лечицкого.

Неужели графу Келлеру и мысль не приходила в голову двинуться встречной атакой, разбить изолированного противника и на его же плечах ворваться на его позицию? Ведь в распоряжении графа Келлера стояли у Лидиапуза 8 нетронутых батальонов – 4 батальона из резерва ген. Кашталинского и 4 батальона 33-го полка – не считая вовсе 6 батальонов, которые всё ещё находились у Тавуана и на Янзелинском перевале, откуда, по меньшей мере, часть этих батальонов могла быть притянута для поддержки. Затем, как увидим ниже, 10-й стрелковый полк не имел против себя почти никакого противника у Сяокаолинского перевала и весьма легко мог быть употреблён для удара во фланг японцам, преследовавшим отряд Лечицкого.

Таким образом, едва ли можно себе представить более благоприятные условия для производства решительной встречной атаки. Понятно, граф Келлер не решился на эту встречную атаку, потому что ему не была известна действительная обстановка; после всех полученных им донесений от своих помощников, в особенности от ген. Кашталинского, он должен был предположить, что против него находятся превосходящие силы неприятеля; ни у кого из своих помощников он не находил поддержки, встречая с их стороны, напротив, полное малодушие. При таких условиях неудивительно, что граф Келлер был озабочен больше всего полученным им прямым приказанием командующего армией: иметь в виду важнейшую задачу – избежать поражения.

Причины неудачи атаки отрядом ген. Кашталинского – Лечицкого совершенно ясны: отсутствие непреклонного стремления к победе, отсутствие инициативы, преувеличение сил противника, недостаток доверия войск к своим начальникам. Несмотря на все эти важные недостатки, японцы, тем не менее, всё же были вынуждены очистить свои позиции, если бы только колонны, действовавшие на флангах отряда Лечицкого, проявили какую-нибудь деятельность, если бы начальники этих колонн отдавали себе какой-нибудь отчёт в обстановке и действовали бы сообразно с этим.

Нелишне привести здесь некоторые примеры полнейшей нерешительности и малодушия, проявленных со стороны начальников колонн, на которых была возложена задача оказать содействие главной колонне и прикрыть её фланги.

Обратимся прежде всего к высланной непосредственно от колонны ген. Кашталинского фланговой колонне. 10-му Восточносибирскому стрелковому полку полковника Рындина удалось в 4 часа утра без боя занять перевал Сяокаолин, где никакого противника не оказалось, а по соседству находилась только японская застава. Этот полк ранним утром имел против себя только передовые посты одной роты японского 16-го пехотного полка, с которой вступил в перестрелку на больших дистанциях.

Тем не менее, полк оставался бездеятельным на месте у перевала; мало того, полковник Рындин доносил ген. Кашталинскому, что продолжение атаки на Сияматун весьма опасно, «потому что придется всё время двигаться под пехотным и артиллерийским огнём противника». Весьма вероятно, что дальнейшее наступление было бы сопряжено с какими-нибудь потерями; едва ли, однако, можно надеяться достигнуть на войне какого-нибудь успеха без всяких потерь.

Впрочем, дальнейшее наступление на Сияматун совершенно не соответствовало обстановке и не требовалось вовсе. Вправо от 10-го стрелкового полка, на расстоянии всего одного лишь километра, шла атака колонны Лечицкого против Мотиенлинского перевала; овладение этим перевалом составляло важнейшую задачу всей этой операции, там должна была решиться участь атаки; всё складывалось весьма благоприятно для русских, если бы только полковник Рындин отбросил находившиеся перед ним 1 – 3 японские роты и со всеми силами обратился против правого фланга японцев, находившихся севернее перевала. Правда, на этот счёт полковник Рындин не получил никаких приказаний; да, по-видимому, ген. Кашталинский и не дал полковнику Рындину даже общих указаний, но начальник с самостоятельным характером, воспитанный в духе инициативы, взял бы на себя ответственность и действовал бы именно так при данной обстановке.

В 8 час. 45 мин. утра уже обнаружилось отступление отряда Лечицкого; тогда ещё представлялось весьма своевременным оказать поддержку колонне Лечицкого, ударив во фланг преследующего неприятеля, и, тем самым, остановить отступление этой колонны. Вместо этого колонна полк. Рындина начала отступление через горы в западном направлении, потеряв всякую связь с колоннами ген. Кашталинского и Лечицкого, и только около полудня выбралась в Теншуидзан[ 7

[Закрыть] ⁵]. Потери этого полка составляли всего лишь 37 человек убитыми и ранеными, что служит достаточным доказательством, что колонна не проявила особого рвения для содействия главной атаки и достижения общего успеха.

Правым прикрытием колонны ген. Кашталинского служил, как известно, З-й батальон 24-го полка под начальством подполковника Горайского; эта колонна должна была занять горный массив южнее Мотиенлинского перевала с целью прикрыть правый фланг отряда Лечицкого во время производства им атаки. 16-го поля в 9½ часов вечера подполковник Горайск~й двинулся со своим батальоном из Тавуана и 17-го июля в 5½ часов утра всё ещё не мог добраться до упомянутого горного массива, до которого от Тавуана было всего лишь 6 километров; эта медлительность дала возможность японцам занять массив 2 ротами, которые своим фланговым огнём причинили колонне Лечицкого значительные потери, заставив её впоследствии начать отступление, повлекшее за собою отступление всех остальных войск: весьма возможно, что движение отряда Горайского крайне замедлялось чрезвычайно трудными условиями пересечённой местности, изрезанной оврагами, поросшими кустарником. Но затем, когда уже рассвело и когда батальон увидел перед собой этот массив занятым японскими ротами, он был обязан без замедления атаковать противника всеми силами и отбросить его. Вместо этого, батальон Горайского удовольствовался тем, что на дистанции 800 метров завязал перестрелку с противником, не проявляя даже попытки двинуться в атаку на японцев.

Обе упомянутые японские роты, как мы это видели выше, взяли под фланговый огонь 2-й батальон 9-го стрелкового полка, посланный на поддержку отряда Лечицкого; чтобы парализовать этот огонь японцев, против них была направлена в атаку 8-я рота этого полка, по донесению которой генерал Кашталинский двинул ещё 5 рот из своего резерва от Лидиапузы, также для атаки массива.

Таким образом, для атаки 3 японских рот, занимавших массив, было направлено всего 10 русских рот, которые, однако, не смогли решить данную им задачу, – потому что не было общего руководства этой атакой, не было также и сильного желания сойтись с противником. Не удалось даже русским ротам заставить японцев прекратить свой огонь во фланг отряда Лечицкого!

Конечно, большая доля вины такой блестящей неудачи русских рот должна быть отнесена на недостаточную боевую подготовку русской пехоты, но главная причина кроется всё-таки в недостатке энергии у начальников, в крайне ограниченном у них кругозоре относительно понимания обстановки и оценки протекающих перед их глазами событий вообще.

Батальон Горайского около 10 часов утра примкнул, конечно, к общему отступлению; потери его составляли б7 человек убитыми и ранеными. В боевом дневнике этого батальона утверждается, что окончательное отступление батальона было вызвано обходом его правого фланга двумя японскими ротами.