Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Как сейчас увидим, вполне возможно, что на правом фланге батальона действительно показались роты 4-го японского полка, подходившие через горы со стороны Синкалинского перевала. Знаменательно только то, что подполковник Горайский пытается этим оправдать своё отступление; если действительно его правому флангу, а также флангу всех остальных войск, для прикрытия которых он и был назначен, угрожала опасность, то его долг и обязанность были атаковать этого противника и скорее принести себя в жертву, чем решиться отступить.

Совершенно такое же отсутствие твёрдой воли и решительности мы видим у всех остальных начальников самостоятельных колонн. Так, батальон подполковника Гарницкого должен был двинуться к перекрёстку дорог на юго-восток от Макумендза для прикрыться правого фланга колонны ген. Кашталинского. Это движение послужило ближайшей причиной, заставившей японцев своевременно обратить внимание на предстоящую атаку; были подняты по тревоге 3 роты 4-го японского полка у Шихоза и двинуты для подкрепления стоявшей на Синкалинском перевале линии передовых постов 4-й роты этого полка.

Неправильно поставлена была и сама задача батальону Гарницкого: прикрыть правый фланг колонны ген. Кашталинского у упомянутого перекрестка. Как этот батальон, находясь у перекрестка дорог, мог помешать движению японцев через горы со стороны Синкалинского перевала для удара против правого фланга колонны ген. Кашталинского? Всё это прикрытие фланга особым отрядом было бы совершенно излишне, если бы атака против Мотиенлинского перевала была проведена неожиданно для неприятеля и направлена всеми силами на Лянсангуань. Если же хотели непременно прикрыть фланг назначением особой колонны, то этой последней должна была быть дана задача чисто активного характера – атаковать находящиеся против неё войска неприятеля и приковать их, таким образом, к месту их расположения.

Между тем, подполковнику Гарницкому было дано приказание оборонять перекрёсток, который, находился на дне оврага, поэтому он с 1 ротой стал на высотах севернее перекрестка, 2 роты поставил южнее перекрёстка и 1 роту оставил в резерве у самого перекрестка.

На рассвете батальон 4-го японского полка, стоявший на Синкалинском перевале, получил приказание двинуться через горы по направлению высот южнее Лидиапуза – Чиндиапуза, чтобы выйти во фланг русских войск, атакующих Мотиенлинский перевал. Так как этому батальону приходилось идти фланговым маршем по отношению к батальону Гарницкого, то для прикрытия этого марша была назначена 4-я рота этого полка, находившаяся в сторожевой службе. Несмотря на значительное превосходство русских сил, эта японская рота выполнила свою задачу очень исправно в наступательном духе, стремительно атаковав левый фланг русских войск (действуя охватом этого фланга), стоявшие севернее перекрестка дорог. Первая атака этой роты была отбита, но повторенная вслед за этим атака имела успех в том отношении, что находившийся на крайнем левом фланге русский взвод 6-й роты после мужественного сопротивления, понеся большие потери, вынужден был покинуть свою позицию. Во всём остальном и эта атака японцев не завершилась особенным тактическим успехом, тем не менее в результате эти атаки имели всё же для японцев весьма благоприятные последствия.

Послушаем, однако, как об этом повествует история русского генерального штаба: «После того, как отбита была вторая атака японцев, подполковник Гарницкий начал своё отступление на Макумендза, считая, что против него действуют 10 рот японских». Таким образом, подполковник Гарницкий покинул вверенную ему позицию не потому, что батальон понёс тактический неуспех хотя бы наполовину, а потому что он не сумел понять свою задачу, оценить обстановку, в то же время преувеличивая силы противника в пять, даже в десять раз, боясь потерь со своей стороны.

Этот крайне пассивный образ действий со стороны батальона Гарницкого и, наконец, его отступление перед одной, самое большее – перед двумя японскими ротами, имело последствием то, что остальные роты японского батальона получили возможность беспрепятственно пройти от Синкалинского перевала через горы по направлению на Чиндиапуза. Наступление этих рот не имело особого значения ввиду того, что колонна ген. Кашталинского давно уже отступала, а ЗЗ-м пехотным русским полком уже была занята вторая тыловая позиция у Чиндиапуза, как только он дошёл до горного хребта к юго-востоку от этой деревни. Всё же появление упомянутых японских рот имело значение в том отношении, что 3-й батальон подполковника Горайского был принуждён к отступлению ввиду появления этих рот.

Потери батальона Гарницкого составляли: 1 офицер и 4 нижних чина убитыми и 2 офицера и 45 нижних чинов ранеными; из этих потерь две трети приходятся на долю 6-й роты; обе роты, находившиеся к югу от перекрёстка дорог, почти никакого участия в деле не приняли и никаких потерь не понесли.

Пушечные выстрелы, заставившие ген. Кашталинского покинуть поле сражения, объясняются тем, что с Ляхолинского перевала на Суйтянза японцы направили небольшой отряд 2-й гвардейской бригады с 2 горными орудиями; этот отряд на своём пути встретил охотничью команду, которую отбросил назад, и около 10 часов утра занял позицию на высотах восточнее Суйтянза и оттуда открыл огонь против Чудяпуза. После нескольких выстрелов по этим орудиям, сделанных русской полубатареей, стоявшей в долине севернее этой деревни, японская артиллерия вынуждена была замолчать; точно так же и японская пехота вынуждена была отступить, благодаря стрелковому огню 2-х рот 22-го стрелкового полка.

Левая атакующая колонна 12-го Восточносибирского стрелкового полка под начальством полковника Цыбульского выступила 16-го июля в 9 часов вечера и около 6 часов утра подходила к Сибейлинскому перевалу. Этот последний был занят 6-й ротой 16-го пехотного японского полка, для которой ближайшая поддержка находилась только на расстоянии 9 километров, восточнее Сияматуна. В течение некоторого времени – от 3 до 4 часов – колонна полковника Цыбульского имела перед собою только эту одну роту. Но полковник Цыбульский был убеждён, что он имеет перед собою целую дивизию; этому убеждению содействовали крайне преувеличенные сведения, данные разведывательным отделением корпуснóго штаба. Трудно представить себе вполне ясно ход событий в действиях этой колонны, потому что единственным источником служит, в данном случае, только боевой дневник 12-го стрелкового полка. Верно то, что 12 рот этого полка никак не могли оттеснить одну японскую роту, которая геройски обороняла вверенный ей перевал. Только около 9 часов утра для подкрепления японской роты прибыли ещё 11-я и 12-я роты 6-го японского полка из Сияматуна; затем после отступления 10-го стрелкового полка от Сяокаолинского перевала японцы постепенно также и оттуда притянули около двух-трёх рот и, наконец, после полудня туда был направлен также и весь 2-й батальон 29-го полка из Лянсангуаня.

Возможно, таким образом, что к вечеру силы обеих сторон постепенно выровнялись; но зато в первые часы дня полковник Цыбульский имел на своей стороне, несомненно, силы в 12 раз больше, а большую часть дня имел силы в 4 раза, или, по меньшей маре, в 2 раза больше против неприятеля, и, тем не менее, всё же не достиг никакого успеха, потому что он, как и другие начальники, постоянно преувеличивал силы противника и никак не рвался ввести в бой для атаки все свои войска.

Около 5 часов пополудни полк начал своё отступление, мотивируя тем, что против него действовали четверные силы японцев, охвативших притом его фланг и тыл. Потери полка составляли: 4 офицера и 234 нижних чина убитыми и ранеными; потери японской роты 16-го полка составляли 10 офицеров и 135 нижних чинов.

Неудачные действия колонны полковника Цыбульского история русского генерального штаба объясняетнезнанием местности и недостатком карт, хотя в долине Ланхе русские были расположены продолжительное время и вполне возможно было рекогносцировать важнейшие дороги[ 7

[Закрыть] ⁶]. Во всяком случае, едва ли противник мог быть лучше осведомлён относительно местности. Вернее то, что главнейшей причиной этого плачевного исхода боя колонны полковника Цыбульского были те же общие недостатки, которые мы замечаем в действиях остальных колонн – отсутствие инициативы и энергии у начальников.

Остаётся ещё рассмотреть действия колонны Ждановского (9 рот 36-го стрелкового полка, 2 сотни и 2 горных орудия) для того, чтобы убедиться, что в действиях всех упомянутых колонн не было исключения в отношении указанных выше недостатков. Отряд Ждановского был выслан из состава бригады ген. Гершельмана из Сихояна по направлению на Сияматун и Лянсангуань. У Кусангоу находилась японская рота 16-го полка, которая при приближении отряда Ждановского отошла на позицию севернее Сияматуна. Так как находившиеся на этой позиции роты 16-го полка были отправлены на перевалы Сяокаолин и Сибейлин, то упомянутая японская рота могла быть усилена только одной пионерной ротой. Но это подкрепление оказалось даже излишним, потому что полковник Ждановский никак не мог решиться на атаку этой роты и ограничился только высылкой дозоров против неприятельской позиции. Здесь также действия этой колонны кончились тем, что Ждановский вообразил обход противника и в 12½ часов дня начал отступление, потеряв всего 8 человек ранеными.

К вечеру 17-го июля полки 3-й Восточносибирской стрелковой дивизии, а также 1-й бригады 9-й пехотной дивизии снова сосредоточились на свой бивак у западной подошвы Янзелинского перевала; полки же 22-й и 24-й стрелковые заняли укреплённую позицию на Лянхе между Тавуаном и Шуйдзапуза. Общие потери русских в этой операции составляют 29 офицеров и 1213 нижних чинов. Японцы потеряли всего 365 человек.

Если ещё требовалось новое доказательство, то бой у Мотиенлинского перевала подтвердил ещё раз, что русские обязаны своими поражениями не отдельным начальникам, а общим недостаткам – отсутствию инициативы, самодеятельности и готовности к жертвам, которые замечаются во всей армии.

В своём отчёте ген. Куропаткин высказывается следующим образом относительно боя 17-го июля: «В середине июля Восточный отряд, бывший под начальством графа Келлера, усилен был до 43 батальонов[ 7

[Закрыть] ⁷] с целью двинуться против армии Куроки, атаковать и снова овладеть Мотиенлинским перевалом. Имевший в своём распоряжении 14 батальонов ген. Кашталинский, который должен был произвести главный удар, выделил только 1 батальон для атаки хребта, считавшегося сильно занятым противником; когда этот батальон потерпел неудачу, ген. Кашталинский двинул ещё 3 батальона, которые также были отбиты. Находившийся в стрелковой цепи граф Келлер был того же мнения, как и ген. Кашталинский, что имеет дело с превосходными силами противника, и поэтому в 10½ часов утра приказал отступить, когда не только общий резерв, но даже частные резервы не были израсходованы. Отряд силою в 43 батальона, с потерей всего лишь в 1000 человек, признал себя слишком слабым для продолжения боя.

В своих позднейших донесениях граф Келлер признал с благородной откровенностью, что силы японцев не превосходили численности колонны ген. Кашталинского, и заключил своё донесение таким признанием: «Японцы превосходят нас только искусством ведения боя и употреблением своей артиллерии. Также и в этом бою мы не выказали достаточного упорства».

Также и после этого боя ген. Куропаткин, очевидно, не догадывается, что главными причинами поражения были неопределённость его собственных распоряжений и вся его система ведения войны. Если бы он отдал графу Келлеру весьма простое приказание – «Восточному отряду, усиленному 1-й бригадой 9-й пехотной дивизии и 121-м полком, снова овладеть оставленными перевалами на Фынзяолинском хребте», – то граф Келлер со свойственными ему жаждой деятельности и энергией, вероятно, успешно исполнил бы это приказание. Но генерал Куропаткин признал необходимым обставить такое приказание многочисленными условиями, ограничениями и отдельными распоряжениями; всё это неизбежно должно было подействовать парализующим образом на решительность начальников, сузив, кроме того, самую постановку задачи.

Гораздо больше правдивости и откровенности проявил граф Келлер, не только прямо признав, что превосходство противника сказывается в его лучшей боевой подготовке и пользовании артиллерией, но и поставив в первую линию причин поражений отсутствие решимости у русских начальников всех степеней и его собственную несостоятельность. В одном донесении командующему армией граф Келлер указывает, что в описанной операции «все условия, обещавшие успех, сложились так благоприятно для отряда, что едва ли можно надеяться, что они повторятся ещё раз… При всём том мы потерпели неудачу и потеряли 1000 человек».

Этот печальный результат граф Келлер приписывает «исключительно нерациональному руководству боем, пессимистическому настроению многих начальников, их нерасположению ко всяким активным действиям и чрезмерной наклонности к отступлениям, постоянным заботам о путях отступления и преувеличенным опасениям за сохранность артиллерии».

В этих словах графа Келлера заключается причина всех поражений этой войны. Не ограничиваясь приведённым общим указанием, граф Келлер счёл необходимым ещё поименовать прямо ген. Кашталинского, полковников Рындина и Горайского, которых он считает особенно одержимыми упомянутыми недостатками, возлагая на них ответственность за неудачу.

Вместе с тем, граф Келлер не следует примеру командующего армией, сваливавшего всегда вину на своих помощников, а напротив признает, что ему самому не по плечу занимаемая должность: «Не могу отдать себе ясного отчета, в чём заключаются мои собственные недостатки; достаточно, однако, и того, что я не сумел использовать предоставленные мне средства для достижения успеха, не сумел я также в течение двухмесячного командования отрядом воспитать вверенные мне войска, не сумел поднять дух высших начальников, не удалил своевременно из отряда вредных элементов, – всё это убеждает меня в том, что я, при искреннем желании принести пользу, при добросовестной работе и при всех моих лучших стремлениях, не обладаю всё-таки необходимыми качествами, требуемыми от начальника такого значительного отряда. Ввиду этого выражаю глубокое желание принять более низшую должность и сдать командование отрядом более молодому и более способному генералу»…

Нет сомнения, что и в бою 17-го июля сказались недостатки боевой подготовки русских войск и их нерациональный образ действий в отношении способов атаки.

Всё же эти недостатки не служили причиною поражений. Это подтверждается также находившимся в штабе 1-й японской армии ген. Гамильтоном, который выражает убеждение, что если бы среди русских командных начальников в этом бою было проявлено побольше надлежащего мужества и твёрдой воли, если бы батальонные командиры были на высоте своей задачи и стремились сойтись с противником, то японские позиции были бы, без сомнения, прорваны, несмотря на несоответствующие формы строя и способы атаки, употреблявшиеся русскими войсками.

Результаты этого боя имели крайне невыгодное влияние на нравственный дух войск, как это свидетельствуется одним из русских участников этого боя (капитан Свечин). Свидетельства этого участника стоят, между прочим, в прямом противоречии с уверениями ген. Куропаткина, что неудачи закаляли и укрепляли русского солдата…

Бой у Сихояна 18-го и 19-го июля 1904 года

18-го и 19-го июля отряд ген. Гершельмана в составе 7 батальонов, 6 сотен и 45 орудий, расположенный у Сихояна, подвергся атаке 12-й японской дивизии и был принуждён к отступлению на Юшулинский перевал. Также и в этом небольшом бою вполне обнаружилось отсутствие самодеятельности русских начальников, несмотря на то, что начальник этого отряда ген. Гершельман пользовался репутацией одного из наиболее деятельных и энергичных начальников Манчжурской армии.

Для 23-й пехотной бригады 1-й японской дивизии (полки 24-й и 46-й) день 18-го июля мог бы иметь весьма злополучные последствия. Бригада эта была направлена восточнее Сихояна на расстояние около 12 километров, в то время, как другая бригада этой дивизии оставалась ещё у Фанкьяпудзы. Командир упомянутой 23-й бригады ген. Кигоши приказал передовой части (2-му батальону 46-го полка), усиленной 2-м батальоном 24-го полка, разведать русскую позицию у Сихояна. Около этого пункта на сильно укреплённой позиции, прикрытой рекой Сихе, под личным начальством ген. Гершельмана были расположены главные силы его отряда из 4 батальонов, 32 полевых и 7 горных орудий. Левый фланг этой позиции прикрывался 5½ ротами под начальством подполковника Воронковского, занимавшими высоту, которая господствовала над всей долиной, ведущей из Хунмяодзы в Сихоян. Уступом вперёд был расположен ещё отряд подполковника Ждановского из пяти рот при двух горных орудиях, занимавших высоту, прикрывавшую правый фланг позиции.

После полудня 18-го июля назначенные для разведки русской позиции японские батальоны оттеснили русские передовые посты с горного хребта, отбросив их южнее Хунмяодвы. Заметив некоторое движение среди русских резервов, а также отъезд в тыл обозов по долине Сихояна, японские батальоны приняли это как начало отступления русских войск и поэтому решили двинуться дальше со своей позиции южнее Хунмяодзы по направлению на Тайдзяпуза, против позиции у Сихояна, соблазнившись возможностью преследовать отступающие русские войска. Японские батальоны, таким образом, втягивались прямо в ловушку, которую оставалось бы только захлопнуть; несколько позже на поддержку этим двум батальонам явился ещё 1-й батальон 46-го полка. Ген. Гершельман, однако, вовсе не думал должным образом наказать эти дерзкие батальоны, двинувшись против них встречной атакой, а предпочёл ограничиться пассивной обороной.

Точно так же и начальники обоих русских отрядов, стоявших выдвинутыми вперёд уступами, не подумали вовсе принять участие в бою и броситься на эти батальоны, несмотря на то, что никакого противника против себя совершенно не имели.

Между тем, не подлежит сомнению, что при энергичной атаке этих фланговых отрядов, имевших полную возможность охватить оба фланга японских батальонов, эти последние, несомненно, должны были быть уничтожены.

Но дело в том, что также и ген. Гершельман значительно преувеличивал силы японцев, находившихся против него 18-го июля – правда, достаточно скрытые в гаоляновых полях: он предполагал, что имеет против себя целую японскую дивизию. Ген. Гершельман выразил мнение, что «при таких условиях дальнейшее сопротивление неприятелю не должно привести к блестящим последствиям». Тем не менее, он всё же решил держаться на своей позиции, чтобы «поддержать славные традиции войск 9-й пехотной дивизии».

19-го июля соотношение сил русских и японцев уже изменилось в пользу последних. В этот день начал своё наступление с главными силами 12-й дивил ген. Инуйе из Фанкьяпудзы. Если, однако, принять во внимание, что ген. Инуйе пришлось выдвинуть 47-й полк от 12-й бригады и ещё 2 роты 14-го полка, чтобы прикрыть своё движение со стороны отряда ген. Любавина, направив этот отряд из Фанкьяпудзы на север в горы по направлению на Мидзы – Уйюньюнин, то у ген. Инуйе оставалось только 8½ батальонов и 30 горных орудий для производства самой атаки; значит, превосходство сил японцев не было особенно значительно.

Несмотря на это, ген. Инуйе решил атаковать позицию у Сихояна, охватив оба её фланга: против правого фланга был направлен полковник Имамура с 2 батальонами 14-го полка, а против левого фланга были двинуты в обхват 2 роты 24-го полка; остальные 6 батальонов и горная артиллерия должны были вести фронтальную атаку; охват правого фланга 14-м полком, которому пришлось пройти 28 километров по трудной, гористой местности, не имел особенного значения, ввиду того, что когда этот полк начал своё развертывание около 4-х часов пополудни против правого фланга отряда Ждановского, то от ген. Гершельмана было уже получено приказание об отступлении.

Достойно, однако, внимания это крайнее отсутствие разведок со стороны русских, повторившееся здесь, как это было и в других местах: когда в 3½ часа дня отряд Имамура уже находился на расстоянии всего 2 км от позиции отряда Ждановского, казаки и конно-охотничьи команды, прикрывавшие правый фланг, обязанные разведать противника, доносили, что японцев нигде не видно. Японские стрелковые цепи, правда, ввиду закрытой местности, были обнаружены только тогда, когда они приблизились на расстояние всего только 800 метров от позиции горных орудий отряда Ждановского.

Участь боя была решена обеими ротами 24-го японского полка ввиду того, что 5½ рот полковника Воронковского, усиленные притом ещё 2 горными орудиями, в 3 часа пополудни начали отступать без боя как только заместили, что их обходят 2 японские роты. Благодаря этому отступлению, японские роты получили возможность занять горный массив северо-восточнее Сихояна и, таким образом, взяли под фланговый огонь левый фланг русской позиции.

Ген. Гершельман уже считался с возможностью обхода и ещё в 2 часа дня распорядился отправить в тыл свои батареи, после же занятия упомянутыми японскими ротами горного массива приказал в 4 часа дня своему отряду отступить, Трудно понять, почему ген. Гершельман не приказал отступить ещё раньше, потому что из отсылки батарей в тыл видно, что он и не думал оказать японцам упорное сопротивление; теперь же отряду приходилось отступать при преследовании обеими обходящими японскими колоннами.

Потери русских в этом бою составляют 590 человек, в том числе 150 без вести пропавших; японцы потеряли 524 человека. Ген. Гершельман отвёл свой отряд до Гудзядзы, оставив прикрывающие части на Юшулинском перевале. 12-я японская дивизия расположилась биваком у Сихояна.

Бой у Тавуана (или на перевале Янзелин) 31-го июля 1904 года

Исход боя у Сихояна имел своим последствием сосредоточение под начальством командира корпуса генерал-лейтенанта Случевского всех войск 10-го армейского корпуса, которые до того времени были рассеяны по всевозможным направлениям: сборным пунктом для расположения корпуса был назначен Гудзядзы по дороге между Ляояном и Сихояном. Принадлежавшие войскам 10-го корпуса и прикомандированные до того времени к Восточному отряду 1-я бригада 9-й дивизии, 121-й пехотный полк и 3 батареи ещё 19-го июля были откомандированы в Гудзядзы, так что Восточный отряд опять был предоставлен своим собственным силам – 24 батальона, 17 сотен и 68 орудий.

Граф Келлер после своей неудачной атаки в ночь на 17-е июля снова занял позицию у Тавуана. После того прошло 14 дней, пока снова произошли более или менее серьёзные бои, и всё же этого времени оказалось недостаточно, чтобы войска и их начальники могли вполне уяснить себе данные им задачи. Граф Келлер сначала имел намерение своей позицией у Тавуана воспользоваться как арьергардной, а решительный бой принять только на позиции у Ляндясаня, которая представлялась гораздо более выгодной и укреплялась с самого начала войны. Граф Келлер представил этот вопрос на утверждение ген. Куропаткину, но последний, как это с ним бывало всегда, не пожелал взять на себя всю ответственность за возможные последствия и дал указания, вполне неопределённые. Он телеграфировал графу Келлеру следующее: «Обороне занятой нами позиции у Тавуана придаю большое значение… Предоставляя вашему усмотрению принять решительный бой со всеми находящимися в вашем распоряжении войсками на позиции у Ляндясаня, я всё же возлагаю на вас обязанность принять все меры к упорной обороне позиции у Тавуана».

Как понять такое указание? Если было принято решение дать настоящее сражение у Ляндясаня, то какой же смысл было у Тавуана оказывать упорное сопротивление, т. е. оборонять эту позицию всеми силами?

Начальство Восточного отряда никак не могло освободиться от этих двойственных указаний до самого боя 31-го июля, а следствием этой нерешительности ген. Куропаткина были полумеры и – новое поражение.

Ещё до перехода японцев в наступление 31-го июля войсками Восточного отряда снова была предпринята одна из тех мелких наступательных операций, которая особенно заслуживает здесь упоминания, потому что она по своей бесцельности превосходит все предпринимавшиеся до того времени.

Как известно из очерка событий на южном фронте, ген. Куропаткин по настоянию наместника 20-го июля принял решение повести под собственной командой для атаки армии Куроки войска Восточного отряда и 10-го корпуса, усиленные только что прибывшими из Европейской России войсками 17-го корпуса. С этою целью ген. Куропаткин отправился к сборному пункту 10-го корпуса в Гудзядзы. Чтобы отвлечь внимание Куроки от войск 10-го корпуса, ген. Куропаткин приказал Восточному отряду предпринять новое наступление. По словам участника этого наступления (капитан Свечин), на этот раз тон начальства был менее решительный: «Нас, до некоторой степени, просили сделать одолжение предпринять этак маленькую демонстрацию без больших потерь».

Эта «демонстрация», исполненная 2-мя батальонами под начальством командира 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии ген. Романова, в которой принял участите также и Великий Князь Борис Владимирович, вылилась в совершенно своеобразную форму. Отбросив назад передовые посты японцев, батальоны продвинулись вперёд на расстояние около 1200 метров от неприятельской позиции. Так как японцы не обнаруживали себя, а русские роты тоже не чувствовали потребности двигаться дальше, чтобы предотвратить возможность траты патронов, то обе стороны остановились друг против друга без всякой стрельбы. Но так как цель «демонстрации» в таком случае оставалась неисполненной, потому что неприятель оставался совершенно спокойным, не обращая внимания на наступающего и не открывая огня, то одна из охотничьих команд получила от ген. Романова приказание двинуться вперёд и заставить японцев открыть огонь.

Результатом этого наступления храброй охотничьей команды было то, что японцы подпустили её на дистанцию в 70 шагов от своих окопов и затем открыли против неё беглый огонь, вследствие чего команда была вся расстреляна за исключением лишь одного раненого, которому удалось вернуться к своим. Кроме того, получились ещё и другие потери, благодаря тому, что находившаяся в резерве одна русская рота открыла огонь по собственным прикрывающим войскам, возвращавшимся на бивак. Рота эта сделала два залпа, которые, к счастью, попали очень плохо. Этим и кончилось всё наступательное предприятие. В моральном отношении такое печальное вырождение активных действий приносило только огромный вред.

31-го июля, т. е. в то самое время, когда 2-я японская армия ген. Нодзу принудила 2-й Сибирский корпус к отступлению от Симучена в Хайчен, ген. Куроки решил атаковать Восточный отряд и 10-й армейский корпус; для атаки Восточного отряда им были назначены гвардейская дивизия и 3-я пехотная бригада 2-й дивизии. Из состава этой последней 1½ батальона занимали Сибейлинский перевал, прикрывая правый фланг, а 4 батальона были посланы для усиления 12-й дивизии, на которую была возложена атака 10-го корпуса.

Таким образом, ген. Куроки со своими 38 батальонами предпринимал атаку против 48 батальонов Восточного отряда и 10-го корпуса. К этому необходимо ещё прибавить, что русские войска занимали сильно укреплённые позиции, имея за собою в Ляояне только что прибывшие из Европейской России войска 17-го армейского корпуса, которые в течение двух дней могли явиться на поддержку, между тем японцы ниоткуда ждать помощи не могли. Японцев действительно нельзя упрекнуть в недостатке смелости и в нерешительности.

Этот день 31-го июля мог послужить поворотом в ходе всей войны, если бы только русские начальники не проявили своих обычных недостатков и если бы не произошёл такой случай, как смерть графа Келлера. Хотя и нельзя признать безупречными все распоряжения графа Келлера, тем не менее он не чужд был честных стремлений и пользовался достаточным авторитетом в войсках, которого мы не замечаем у других высших начальников Восточного отряда.

Граф Келлер, по-видимому, сам отрешился от замечавшейся у него до того времени склонности к преувеличению сил противника, но другие всё ещё были не чужды этой слабости[ 7

[Закрыть] ⁸].

Обстоятельство это опять послужило причиной нерешительности и колебаний в действиях, которые продолжались до самого боя. Как упомянуто выше, граф Келлер имел в виду принять решительный бой на сильно укреплённой позиции у Ляндясаня. Несмотря на это, исполняя указания командующего армией, граф Келлер приказал «упорно оборонять» позицию у Тавуана и только под давлением превосходных сил противника отступить на позицию к Ляндясаню. Но что значит «упорно оборонять», если уже заранее в приказании говорится об «отступлении под давлением превосходных сил» – в особенности, если принять во внимание, что русские начальники постоянно и всюду видели только «превосходные силы»!…

Тут могли быть только два положения: или отступить немедленно на Ляндясань вслед за наступлением противника и задержать его дальнейшее наступление на арьергардной позиции на Лянхе, или же оказать ему упорное сопротивление у Тавуана с целью добиться победы, а в таком случае надо было ввести в бой все силы.

Но граф Келлер поддался указаниям и примерам командующего армией, следуя таким же двойственным мерам, которые уже таили в себе зародыш поражения.

Упорная оборона позиции у Тавуана была возложена всецело на войска 6-й Восточносибирской стрелковой дивизии; начальство над этой дивизией вместо расшибшегося при падении с лошади ген. Романова принял командир 2-й бригады этой дивизии ген. Кричинский. 3-я Восточносибирская стрелковая дивизия не должна была вовсе принимать участие в этой обороне, так как предполагалось сохранить её силы для решительного сражения у Ляндясаня; 5 батальонов этой дивизии были назначены для дальнего прикрытия фланга, а 7 батальонов остались на расстоянии 10 километров в тылу за позицией в районе Ляндясаня и не приняли ни малейшего участия в этом бою.

Кроме того, не были использованы и другие силы. После потери артиллерии в бою под Тюренченом высшие войсковые начальники были постоянно преисполнены опасения о возможности повторения таких случаев, которые из русской артиллерии снова могли сделать трофеи японцев; опасения эти приводили к тому, что, до некоторой степени, пренебрегали содействием артиллерии в бою или, по меньшей мере, ограничивали пользование ею. На орудия стали смотреть не как на могущественное средство в бою, а как на драгоценный балласт, который надо всячески оберегать и сохранять. Конечно, и такой взгляд на артиллерию обусловливался всё той же боязнью ответственности и недостатком мужества.