Текст книги "Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2. "

Автор книги: Эберхард Теттау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны: Пер. с нем. ч. 1-2. – СПб.: тип. В. Березовского, 1913-1914.

Мнения, оценки

«Спокойствие Лауэнштейна нарушал только его суетливый помощник майор Теттау. Толстенький белобрысый майор со вздёрнутыми по-прусски усиками не оставлял действительно никого в покое и своими бесконечными и подчас бестактными вопросами являл тот тип германского генштабиста, который считал себя вправе знать даже то, что другим иностранцам ведать не надлежит. Теттау так хорошо говорил по-русски, что мог держать себя запросто не только с офицерами, но и с любым солдатом, к которому он обращался по-русски, повторяя постоянно слово «братец». Он глубоко изучил истинные причины наших поражений и напечатал после войны свой отчёт, воздав в нём должное мужеству наших солдат».

 
_{А. А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. – М., «Правда», т. 1, 1989 г., с. 217.}
 

Из газет

«25 ЯНВАРЯ 1904 года были прерваны переговоры, которые вела в Петербурге японская миссия. Страницы русских газет заполнились «шапкозакидательскими» статьями.

Из газеты «Новое время» 26 января 1904 года: «Японская армия в полном боевом составе дает седьмую часть того количества людей, которые должны явиться под знамёна в России. Только блефом можно объяснить разговоры о силе японцев. Нельзя допустить, что мы не сумеем постоять против клочка земли в 2% нашей территории. Разве России первый раз придется бить зазнавшегося противника?»

26 января Россия разорвала дипломатические отношения с Японией и выслала японских дипломатов. 28 января царь и микадо объявили о начале войны.

Из газеты «Московские ведомости» 30 января 1904 года: «Как глубоко ошибались те «либеральные» пессимисты, которые изрекали нелепые предсказания о том, будто война с Японией у нас не будет популярна! Нам пришлось близко видеть простой русский народ как в Петербурге, так и в Москве в последние три знаменательных дня, и всюду мы встречали ту же самую серьёзную, возвышенную, вдохновенную сосредоточенность и удивительно ясное здравомыслие».

Та же газета описывала, как один гимназист принёс в класс конфетную обертку с изображением японца. «Казнить японца! – раздалось со всех сторон. Японца вырезали, чтобы он имел человеческий облик, торжественно облили из крана водой, растерзали на мелкие куски и сбросили их с высокой лестницы».

Дети решали вопросы по-детски, а взрослые изобретали для оправдания войны целые теории. Профессор Духовной Академии А. Введенский высказался в том же номере «Московских ведомостей» весьма высокопарно: «Борьба Японии против России в настоящее время не может быть сравнима ни с какой другой, войной. Это первый акт мировой борьбы языческого «Черного Дракона против Святого Креста» <…>.

Заклятые друзья

Как ни странно, война привела к сближению двух стран. Русские власти стали уважать Японию, к которой раньше относились свысока. Японцы же захотели опереться на Россию в борьбе с более сильными противниками – Англией и США. В 1907 году Россия и Япония заключили секретный союзный договор.

Неудачи в войне настроили общественное мнение России против правительства и показали непрочность сил, на которые опиралась власть. Армия оказалась слаба, чиновничество – продажно и некомпетентно. Подогретое революционерами недовольство вызвало беспорядки, число жертв которых превысило военные потери. Самодержавие демонстрировало свою неэффективность.

Опьяненные предательским, хотя и сомнительным успехом

Если Россия пережила «синдром поражения», то Япония ещё более тяжко пострадала от «синдрома победы», породившего неограниченную власть военщины, милитаризацию экономики, воспевание «самурайского духа» и – новые войны. Только ценой колоссальных жертв и гибели целых городов в атомном огне Япония повернулась на путь мирного развития. Таков главный урок этой войны – в ХХ веке воевали уже не армии, а народы. Победа часто оказывалась ГУБИТЕЛЬНЕЕ поражения.»

 
_{Вадим Эрлихман. «Общая газета» № 17, 29.04.99 – 12.05.99}
 

Почести царскому генералу

«В тверском городе Торопце снова собрались учёные люди (о первых торопецких научных чтениях «Известия» писали 13 января). На этот раз доклады и сообщения были посвящены видному царскому генералу, военному министру в 1898-1904 годах Алексею Николаевичу Куропаткину 1848-1925).

Оказалось, что о видном военачальнике и незаурядном человеке мы знали до обидного мало: все советские годы царских министров «в упор не видели». Между тем А. Н. Куропаткин с блеском закончил Академию Генерального штаба и был за это награждён научной командировкой в Германию, Францию и Алжир. Ему довелось участвовать в экспедиции французских войск в Большую Сахару. За отличие в этом походе молодой русский офицер получил крест ордена Почётного легиона. А свои впечатления Куропаткин обобщил потом в книге «Алжирия» – первом из его многочисленных литературных трудов.

В русско-турецкой войне 1877-1878 годов он сражался на Балканах рука об руку со знаменитым М. Д. Скобелевым и вернулся с войны в чине полковника, с золотой саблей «За храбрость» и тремя боевыми орденами. Занимая пост военного министра, он выступал, в частности, против привлечения войск к подавлению волнений среди рабочих. Вот строчки из его дневника тех лет: «Надо усмирять производящих беспорядки, усмирять капиталистов и заводчиков, фабрикантов, которые о нужде рабочих, как и ранее, думают мало, поглощены заботами о наживе…». Увидев, что все его благие начинания встречаются с отчуждением, военный министр подал в отставку и… попал в историю, получив назначение командующим Маньчжурской армией. Начиналась русско-японская война.

Считалось, что проигрыш России в войне – это во многом вина Куропаткина. Но может ли один человек проиграть или выиграть войну? Есть и другая точка зрения. «Мы, вероятно, слишком строго осуждаем Куропаткина как стратега, забывая о гнилом политическом базисе, на котором ему приходилось руководить войной», – писал военный историк А. Свечин, замученный на Лубянке в 1937 году.

Свою военную службу А. Н. Куропаткин завершил на 70-м году, после Февральской революции и уехал под Торопец, в своё имение Шешурино. Когда чекисты в 1918 году обложили его как бывшего генерала поборами, он объяснил, что ценностей и накоплений у него нет – всё истрачено на строительство школы и больницы. Именно выпускники сельхозшколы, основанной Куропаткиным, в наше время разыскали его могилу, а теперь здесь установлен памятник.»

 
_{Руслан Армеев. «Известия» 25.03.98}
 

Предисловие

«Для ведения войны требуется энергия, решимость и твёрдая воля».

Наполеон генералу Бертрану

Куропаткин как полководец! – в чём он может быть поучителен? Что может нам дать полководец, к оторый свою армию вёл только от поражен и я к поражению ? Так, пожалуй, могут спросить некоторые сомневающиеся читатели.

Конечно, Куропаткин примером полководца служить не может, тем не менее, я думаю, что полководец побеждённый может тоже дать достаточный материал, а при известных обстоятельствах – даже ещё больше уроков для изучения военного дела, чем Наполеон, Фридрих Великий, Мольтке и другие великие полководцы, являющиеся такими трудно достигаемыми образцами для обыкновенных смертных. Конечно, изучая действия армии побеждённой, имеем в виду не подражание её операциям, а исследование причин её поражений и указание тех путей, каким образом можно было избежать тех поражений и добиться победы.

Вот для такого критического исследования, представляющего собой всегда настоящую школу войны, деятельность Куропаткина и его помощников в Русско-японскую войну дает наиболее богатый материал. Для подобного критического исследования – этой подлинной школы войны – едва ли мы найдем более поучительный материал, чем даёт нам боевая деятельность Куропаткина и его помощников в минувшую Русско-японскую войну, потому что эта деятельность русского командного состава является важнейшей – можно сказать даже единственной – причиной неожиданного хода и исхода этой войны.

Планы войны, решения и действия начальников русской армии имели настолько решающее значение, что все прочие тактические приёмы, качества боевого материала и проч. – всё это сыграло лишь незначительную и мимолётную роль. Нет сомнения, что все армии стараются всегда изучить опыт каждой войны, пренебрежение которым может обойтись очень дорого.

 
Автор. Кобург, осень 1912 года.
 

Предисловие автора к русскому переводу

Глубокоуважаемый г. Генерал-Лейтенант.

Ваше Превосходительство выразили желание, чтобы я написал предисловие к Вашему переводу моего труда «Куропаткин и его помощники».

Охотно исполняю Ваше желание и прошу, чтобы настоящее мое письмо и служило этим предисловием. Книгу эту я предназначал не для русской, а для нашей армии, для которой мне желательно было использовать уроки Русско-японской войны. Но если Вы считаете полезным ознакомить с моим трудом также и русских читателей, то ничего против этого не имею, и очень Вам благодарен, что дали мне возможность доложить русским читателям мою основную мысль, которой я руководствовался при составлении этой книги.

У меня сложилось убеждение, что главной причиной русских поражений в эту войну были факторы морального свойства, а во главе их – отсутствие инициативы и самодеятельности у русских военачальников. Всё прочее имеет лишь побочное значение, тогда как при наличности почина в русской армии война неминуемо была бы для России победоносной с самого начала.

Эта основная мысль легла краеугольным камнем моего труда, в котором я стараюсь доказать, что побеждает лишь та армия, которая воспитана в духе инициативы и самодеятельности – когда и командный состав преисполнен твёрдой воли и готовности взять на себя ответственность в необходимых случаях.

В моей критической оценке событий неизбежно прорываются иногда суждения острого характера. Опасаясь быть неверно понятым, считаю необходимым уяснить русским читателям следующие два пункта:

Указывая ошибки русских начальников, я далёк от всякого самомнения или противопоставления наших собственных боевых качеств. Такое самомнение – первый шаг к поражению! Нет. Выяснение истинных причин поражений русской армии нам необходимо, чтобы выяснить, стоим ли мы сами на верном пути в деле боевой подготовки. Притом у нас хорошо известно, с каким неутомимым усердием принялись в русской армии после минувшей войны за устранение обнаруженных недостатков.

Затем прошу не ставить мне в вину остроту моих критических суждений, которую я при всём желании местами не избежал. Это вызвано отнюдь не враждой или недружелюбием к русской армии, а совсем наоборот – это крик старой дружбы .Во всё время войны я жил любовью к русской армии, вместе с ней думал и чувствовал; потому-то пережитые ею поражения удручали меня так же, как и любого русского офицера. Меня глубоко возмущало, что этих храбрых офицеров и солдат, имевших право на верную победу,водили только от поражения к поражению. Поныне ещё поднимается во мне буря негодования при воспоминании об этом.

При всём том я старался оставаться вполне объективным. Повторяю, что моя критика направлена не против лиц,а против системы,которая господствовала во всём командовании армией.

Как человека и солдата я очень высоко ставлю бывшего командующего Манчжурской армией, который доказал свои высокие качества под Геок-Тепе. Если же приходится осуждать его действия, как и действия многих других русских военачальников этой войны, с точки зрения качеств полководческих, – то не они, не личности, повинны в этом, а виновата система, не воспитавшая в армии духа инициативы и самодеятельности.

«Только та армия воспитает достаточное число выдающихся военачальников, которая сама воспитывается в духе инициативы и самодеятельности». Доказать эту истину, с целью укрепить её в сознании армии и всей нации составляет цель настоящего труда.

Этого духа инициативы и самодеятельности недоставало не только русским военачальникам, но и всей русской армия 1904-1905 г. Это моё убеждение; может быть я ошибаюсь.

Во всяком случае я далёк от мысли задевать самолюбие моих военных товарищей Манчжурской армии, с которыми я делил на войне столько радости, а ещё больше горя. Если моя критика покажется местами слишком острой, то пусть не забудут, что она прорывается из глубины сердца, непоколебимо верившего в победу русской армии. которого повальные поражения уязвили поэтому так больно, как если бы это касалось родной армии.

Пусть поэтому не помянут меня лихом. После всех постигших меня разочарований я всё же останусь всегда верным другом моих старых боевых товарищей русской армии и надеюсь, что они не осудят меня.

С глубоким уважением остаюсь преданный Вам

 
Барон фон-Теттау
 

От переводчика

Предлагая вниманию русских читателей перевод книги барона фон Теттау «Куропаткин и его помощники», я глубоко убеждён, что, находясь теперь в отставке, я не мог бы принести родной армии большей пользы, как являясь проводником,при помощи издателя глубокоуважаемого В. А. Березовского, этот достойного труда в среду нашего корпуса офицеров.

Строго говоря, барон Теттау не сказал ничего нового: отсутствие инициативы и самодеятельности, пассивная роль нашего командного состава, полагавшего возможным руководить войсками в бою только на основании нехитрого кодекса «слушаю» и «как прикажете», – кто не сознавал у нас этот недуг задолго ещё до злосчастной войны?! Но в то время, когда мы этот недуг только чуялив себе, барон Теттау показываетего нам нагляднейшим образом на убийственных примерах войны.

Одно из важнейших достоинств этой книги, с точки зрения русского общества, это то, что автор остается постоянно вполне беспристрастным, сдержанным и корректным, не задевая сильно национального самолюбия нашей армии.

Волнующий поныне всю Россию жгучий вопрос о причинах наших повальных поражений в Русско-японскую войну книгой барона фон Теттау решается вполне правильно.

Кроме сказанного, книга барона фон-Теттау представляет исключительное значение для нашей армии ещё вот почему: наш генеральный штаб издал многотомный труд о Русско-японской войне, который мирно покоится на полках в библиотеках и положительно никем не читается. Мне известны факты, что не только офицеры заурядные, но даже сами начальники частей и учреждений, заявляя о горячем интересе к истории этой войны, не решались раскрыть официальный труд генерального штаба, ссылаясь на его подавляющие размеры, на отсутствие в нём по весьма понятным причинам хотя бы скромных проблесков критики, выводов и обобщений, без чего это не история, а реляция.

Непременным дополнением этого официального труда, как это и предполагалось военно-исторической комиссией, должна была служить особая краткая история с критической оценкой событий на основании документов официальной истории. Именно этот пробел восполняет настоящая книга.

Картографические приложения при русском переводе признаны излишними, потому что они имеются в избытке при многих изданиях, касающихся Русско-японской войны.

Даты везде указаны по новому стилю. Вторая часть труда барона фон Теттау выйдет из печати осенью текущего года. Благодаря любезному содействию автора питаем надежду, что русской перевод второй части появится вскоре после немецкого издания.

 
X. Грулев
 

ГЛАВА 1

Армия-школа для полководца

«…Воспитанные в духе инициативы начальники нарождаются только в такой армии, в которой личный почин заботливо взлелеян и поощряется».

ф. Блюме «Стратегия»

Причины поражений, понесённых Россией в войну против Японии, служили предметом неоднократных исследований. Так что ничего удивительного в том, что в России этот вопрос обсуждается с неизбежной страстностью. Ведь поколеблено военное могущество величайшей в мире армии, которой в эту войну не удалось одержать ни одной победы над более слабой армией противника. При желании, однако, поближе изучить причины таких поражений, надо отказаться от уязвленного самолюбия, а стремиться откровенно выяснить истину, так как это лучшее средство устранить зло.

Своей неприкрашенной историей этой войны русский генеральный штаб дает полную возможность для такой работы. Само собою разумеется, что, щадя самолюбие многих военачальников, которые во время войны, а также и поныне занимают видное место в армии, авторы этой истории воздержались от критики их действий; но кто умеет читать между строк, может легко найти там беспощадные приговоры тактической подготовке начальников в русской армии.

Однако не каждому даётся читать между строк. Требуются и конкретные выводы. Многие русские офицеры из высших начальствующих лиц и генерального штаба принимались за эту задачу с целью исследовать недуги, таящиеся в организме армии, вызвавшие поражения злосчастной войны. Многие из них более или менее близко подошли к решению этой задачи; но в большинстве случаев эти исследования страдают односторонностью и недостатком объективности.

Сам побеждённый полководец этой войны, генерал Куропаткин, счёл для себя обязательным выступить с обширным отчётом, в котором он пытается представить те причины, которые, по его мнению, привели русскую армию к поражениям в эту войну.

Ген. Куропаткин не пожелал последовать примеру Бенедека, который, после отрешения от командования армией в 1866 г., воздержался, всё-таки, от всяких самооправданий, приняв на себя вину за все неудачи, постигшие его армию. Нет, Куропаткин ещё на театре войны, вскоре после заключения мира, в особой речи к иностранным офицерам выступил уже с разъяснениями причин неудач русской армии. Тогда уже мы убедились в нашей ошибке, думая, что Куропаткин, которого мы ценили как честного солдата, последует примеру Бенедека.

Высказанные нам тогда мысли ген. Куропаткин развил впоследствии в своём отчёте. Все они сводятся к огромной длине операционной линии в 9000 километров, а «вследствие этого – недостаточной численности сил по сравнению с японцами», недостаточной устойчивости некоторых частей войск и их тактической подготовке, а главное – неспособности его помощников.

В то время, как Куропаткин всё сваливает на силу обстоятельств, с которыми он не мог справиться, «не будучи Наполеоном или Суворовым» – противники его видят в нём одном причины всех поражений. Эти господа доказывают: «Чем виновата армия, если ею так плохо командовали? Солдаты наши превосходно сражались, и не их вина, если их вели не к победам, а к поражениям. Никаких особых реформ и не требуется. Единственное, что нам нужно в будущую войну, – это другого главнокомандующего, а всё прочее у нас обстоит вполне благополучно и в прекраснейшем порядке».

Ясно, что обе стороны грешат тут против беспристрастности. Куропаткин, пожалуй, прав, что Россия не была достаточно подготовлена к войне. Но ведь сам же он в качестве военного министра, с начала 1898 г. до февраля 1904 г., когда вспыхнула эта война, руководил этой подготовкой.

Пусть его главное внимание и большая часть военных кредитов поглощались заботами о западной границе. Пусть он не хотел войны с Японией – это любопытно разве в том отношении, что война никогда не предотвращается только потому и тогда, когда её не желают. Согласимся также и в том, что удаление театра войны от своей базы на 8000 км должно было тормозить и затруднять ход военных операций.

Но вывод, который со всего этого делает Куропаткин – что он, ввиду этих обстоятельств, располагал на войне меньшей численностью войск по сравнению с японцами – не выдерживает критики.

Дело в том, что и противники его, японцы, должны были испытать не меньше затруднений, как в мобилизации весьма малочисленной их армии, содержащейся в мирное время, так и в высадке своих войск на театр войны, занятый и подготовленный противником. Притом сравнительная «малочисленность» русской армии существовала на самом деле только в воображении Куропаткина, а в действительности, как это признается и русским генеральным штабом, численность русских войск на театре войны была всегда больше по сравнению с японскими, и только сам русский главнокомандующий не проявлял необходимой заботы, чтобы в решительную минуту, в решающем пункте, собрать возможно большее число бойцов. Но если действительно допустить, что японцы были сильнее, то опять-таки дело полководца было восполнить силы энергией и быстротой действий.

Если ген. Куропаткин жалуется на недостаточную устойчивость войск, то можно спросить его: – что им делалось для подъёма духа в войсках? Разве можно требовать от войск самопожертвования и устойчивости после бесконечного и бесцельного их мотания? Разве всё его командование армией на войне могло внушить ей доверие?

Зато нельзя не согласиться с Куропаткиным, когда он значительную долю вины за свои неудачи сваливает на пассивность и инертность своих помощников. Но сам он хоть раз во время войны показал ли им пример почина и самостоятельности?

В свое оправдание Куропаткин ссылается на выражение ф. Блюме: «даже величайший гений не может возместить собой недостаток инициативы в своих помощниках».

Да. Но зато и посредственный гений, воодушевлённый деятельностью и порывом на войне, может увлечь к самодеятельности и почину даже и таких своих помощников, которые воспитанием и практикой мирного времени приучены к пассивности.

Право, ген. Куропаткин поступил бы лучше даже в его собственных интересах, если бы он, по примеру ген. Бенедека, молча отошёл в сторону, взяв на себя вину поражений, тем более, что, в противоположность австрийскому полководцу, именно ген. Куропаткину должна быть отнесена наибольшая доля этой вины.

Однако, ещё более неправы те, которые думают, что причины всех поражений кроются только в одном Куропаткине и нескольких других начальниках, – что в самой армии всё вполне благополучно.

Этот вопрос и служит целью настоящего труда. Если употребление войск на войне не соответствовало требованиям стратегии, то ясно, что тут сказался недостаток подготовленных начальников.

Но ведь в этой войне участвовали талантливыегенералы или по крайней мере такие, которые пользовались такой репутацией! Ведь имена Куропаткина, Линевича, Каульбарса, Гриппенберга, Бильдердинга, Штакельберга, Рененкампфа, Мищенко и многих других громко гремели в армии до войны. И если все они оказались поражёнными инертностью и отсутствием самодеятельности, – значит, виноваты не личности, а школа.

Генерал фон Блюме выражается по этому вопросу следующим образом: «из тех элементов, из которых составляется корпус офицеров, а также в зависимости от духа армии, который в них воспитывается, рождается та инициатива полководца, на которую государство может рассчитывать в случае войны», и «воспитанные в духе инициативы начальники рождаются только в такой армии, в которой личный почин заботливо взлелеян и поощряется».

Если Куропаткин находит, что требовался какой-нибудь Наполеон или Суворов, чтобы справиться с теми затруднениями, среди которых ему приходилось действовать, то он этим, очевидно, хочет сказать, что всякий другой на его месте – коль скоро это не Наполеон или Суворов – не достиг бы иных результатов.

Однако, японские полководцы также не были Наполеонами, и тем не менее достигли блестящих результатов, хотя им приходилось иметь дело с не меньшими затруднениями.

Объясняется это очень просто: тем, что японские начальники взращены армией, в которой ценятся инициатива и самодеятельность. И пусть из этой школы не выходят Наполеоны, но она дает энергичных, деятельных и решительных офицеров.

Но откуда в русской армии взяться самодеятельности и наступательному почину?

Вопреки всем неурядицам и недостаткам, обнаруженным войнами Крымской и 1877-1878 гг., не признавалось всё-таки необходимым доискиваться причин этих недостатков и всю вину сваливали на трудности обстановки, довольствуясь тем, что в последнюю Турецкую войну всё же в конце концов победили турок.

Уроки немецких войн 1866 г. и 1870-1871 гг. нисколько не привлекли к себе внимание русской армии. Самодеятельность и готовность частных начальников брать на себя в известных случаях ответственность, нашедшие себе такое широкое применение во время Франко-Прусской войны, оставались совершенно чуждыми русской армии.

Мы находим тут полное противоречие в отсутствии самодеятельности при той прославленной «широкой натуре» русского человека. Все кичатся достаточно устаревшими суворовскими традициями и утешают себя тем, что «наши солдаты лучшие в мире по самоотверженности и стойкости».

Забывают, однако, как это признаёт сам Куропаткин, что Суворовы рождаются только раз в сто иди в двести лет, а в остальное время бывают только такие полководцы, каких армия может воспитать.

Трудно поэтому делать ответственными Куропаткина и его помощников только за то, что они не сумели стать выше уровня господствовавших в их армиях взглядов на самодеятельность и личную инициативу. Виноваты не люди, а система вкоренившейся пассивности как в армии, так и в народе, вопреки столь хвастливой «широкой натуре».

Не забудем, что и мы сами когда-то почили на лаврах после первого Наполеоновского похода и за то горько впоследствии раскаивались. Но после 1806 года следовал 1813 год, когда и армия, и народ познали, что не полководцы одни только виноваты в унижении Пруссии, но часть вины ложится и на них самих, и поэтому неутомимо взялись за своё перевоспитание.

Мысль эту весьма верно развивал в «Разведчике» один русский офицер, К. Блюмер, который ополчался против оптимизма многих, утверждающих, что в армии обстоит всё благополучно и поэтому никаких реформ не требуется.

Эти самодовольные господа, которые знать не хотят о необходимости в армии неутомимой и настойчивой работы, ссылаются всё на несравненные мужество и стойкость русского солдата.

Однако, как мы это видели выше, сам Куропаткин жалуется на недостаточную стойкость некоторых частей войск. Это, несомненно, указывает на существование таких причин, при которых войска, даже под командой энергичного начальника, недостаточно стойко защищали свои позиции, не говоря уже о том, что соответствующие начальники не всегда находились на своих местах, а при господствующей системе пассивности даже и со стойкими войсками нельзя было одерживать победы.

Вопрос же о том, способен ли, вообще, русский солдат к наступательным действиям , может быть выяснен только при критическом разборе событий этой войны. Способность к наступательным действиям и маневрированию не может быть достигнута никакими качествами личного состава, а должна быть выработана в людях независимо от их прирождённых свойств. Всего этого в русской армии не было – ни знания, ни умения.

В армиях Суворова и Кутузова русский солдат всегда действовал в сомкнутом строю на глазах своего начальника. При таких условиях солдат действовал иногда и наступательно, при всей пассивности своего характера, повинуясь воле начальника.

Нынешний же наступательный бой предъявляет отдельным бойцам совершенно особое требование; теперь недостаточно только одного беспрекословного повиновения своему начальнику хотя бы даже во время губительного огня, а требуется возместить собою начальника там, где его нет, и действовать в известных случаях сознательно и самостоятельно, отдавая себе отчет в обстановке.

Вот для этого русские солдаты оказались неспособными, точно также, как и их начальники. Здесь не место вдаваться в разбор причин этого явления, кроющегося в низком уровне культуры русского народа, а также и в невысоком образовательном уровне большей части русских офицеров.

Ген. Куропаткин уделяет этому вопросу много места в своём отчёте. Чтобы восстановить славу русского солдата, которого Куропаткин вначале упрекает в недостаточной стойкости, он прибавляет затем, что многие части войск защищали свои позиции стойко и мужественно, даже после потери двух третей своего состава.

Не умаляя достоинства русского солдата, скажем со своей стороны, что многие части войск прусской армии, в войну 1870-1871 года, при таких же и даже ещё более значительных потерях, умели не только продолжать бой, но и действовать наступательно и одерживать победы.

Выше замечено, что русская армия воспитана в отсутствии самодеятельности и личного почина. Начальники привыкли к постоянной опеке, поэтому для самостоятельной мысли и инициативы нет места.

Вспоминаю об инструкциях и приказах в одном из военных округов, в котором самостоятельность начальников была совершенно изгнана. Незадолго до последней войны осенью 1903 года я присутствовал на корпусных упражнениях Киевского военного округа, войска которого обучались под руководством ген. Драгомирова, слывшего важнейшим учителем русской армии. Солдаты производили отличнейшее впечатление, но, всматриваясь в методы их обучения, можно было сказать: «жаль этих славных войск»…

Всё направление маневров никогда не ставило начальников в необходимость принять какое-нибудь самостоятельное решение. Начиная от малых частных манёвров и кончая корпусными, неизменно одна часть всегда располагалась на позиции для обороны, а другая в качестве наступающего получала задачу атаковать. Начальникам сторон оставалось только чередоваться в распределении войск, атаке и обороне на указанных местах.

Правило это вкоренилось до такой степени, что когда на корпусном маневре возникал вопрос: не представляется ли удобным дивизии наступать, – то он решался отрицательно только потому, что другая дивизия ещё не успела занять свою позицию для обороны. И, действительно, дивизия останавливалась и спокойно ждала, пока противник расположится и устроится для обороны.

По окончании наступления манёвр считался оконченным, оба противника мирно располагались на биваке, и на другой день продолжение маневра выражалось тем, что обороняющийся выступал на час раньше для того, чтобы своевременно занять позицию для обороны[ 1

[Закрыть]].

Когда я со своей стороны высказал свое удивление одному из главных руководителей, что никогда начальникам сторон не предоставляется известная самостоятельность, то получил от него следующий ответ: «надо вам знать наших штаб-офицеров и генералов. Нельзя от них требовать особой инициативы и самостоятельности; достаточно будет, если сумеют хотя бы позицию выбрать правильно и соответствующим образом войска расположить для обороны»…

И для нижних чинов маневры представляли тоже мало поучительного, потому что за исключением больших корпусных манёвров все прочие двусторонние отрядные маневры повторялись изо дня в день в виде атаки и обороны, при которых разведывательная и охранительная службы практиковались редко. Что касается соответственного применения разных родов оружия, то недостаточный навык в этом отношении сказался впоследствии во время войны[ 2

[Закрыть]].