Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"

Автор книги: Э. Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

историки Г. Н. Севастьянов и А. И. Уткин пишут: «Идеолог

радикальной буржуазии в 1776 г., Джефферсон убеждается, что строй, оспованный на равенстве лишь перед законом, не

приведет страну к лучшему будущему. И оп обращается к области социальных утопий... Джефферсон стремится завершить

дело революции некоей самоизоляцией – при дружественном

отношении к более прогрессивным европейским режимам,– с

тем, чтобы гарантировать независимость и безопасность страны

от войн и нашествий; завершить борьбу стабилизацией общества па основе использования внутренних американских ресурсов, а не путем обращения к европейским державам; при этом

он особенно желает, чтобы состояние «лесной», приграничной

демократии, где сосед готов прийти па помощь соседу, приняло

устойчивые формы. Не Америка дымящихся труб и перенаселенных трущоб, а Америка небольших, но достаточных для безбедной жизни земельных наделов, Америка фермеров, людей

труда на земле – вот мечта и утопия Джефферсона. Все гражданские добродетели он связывает с патриархальным укладом

фермерских хозяйств, в условиях постоянного и плодотворного

труда среди рощ и пив видит единственную возможность улучшить условия жизтттт широких народных масс» (Севастьянов Г II., Уткин А. }1. Томас Джефферсон. М., 1976, с. 264).

107

ном порядке такую систему, при которой «каждый район

представлял бы собой небольшую республику, и каждый

человек в штате стал бы активным членом народного правительства, осуществляя лично большую часть прав и выполняя большую часть обязанностей, хоть и второстепенных, но тем не менее важных и находящихся вполне в его

компетенции. Человеческий разум не может придумать

более прочной основы для свободной, прочной и хорошо

управляемой республики» 75.

Джефферсон в принципе не отрицает государство как

юридический и политический институт. Но он хотел бы

видеть его совсем не таким, каким оно давно уже стало в

Европе и каким грозило стать даже в Америке – централизованным, деспотическим, выражающим и защищающим

интересы меньшинства. Идеал Джефферсона – не отделенное от народа, не возвышающееся над ним государство, а государство, откликающееся на волю большинства и ставящее целыо собственной деятельности обеспечение всеобщего благоденствия. «Мудрое и бережливое государство, государство, которое будет пресекать попытки людей наносить друг другу вред и в то же самое время предоставит

им свободу трудовой деятельности и совершенствования и

не станет отнимать у труженика заработанный им хлеб,—вот таким должно быть хорошее государство, которое необходимо нам, чтобы сделать наше счастье полным» 76.

Джефферсон не отрицает также правовой основы деятельности государства. Но абстрактная справедливость, юридический закон должны быть, полагает он, вторичны

по отношению к воле большинства и производны от нее, причем каждое новое поколение автономно и независимо

от предыдущего в своем волеизъявлении. «Государство, которое он желал бы иметь,—пишет В. JI. Паррингтон,—не должно покоиться на юридической фикции абстрактной справедливости, стоящей над законами и конституциями, носителями и хранителями которой является группа джентльменов в судейских мантиях. Оно должно быть, подобно пейновскому идеалу государства, ,,штукой нехитрой, отвечающей способностям многих умов41, ибо там, „где перестают признавать закон большинства, там перестает существовать государство и его место занимает закон

75 Письмо Т. Джефферсона Д. Картрайту от 5 июня 1824 г.– В кн,; Американские просветители, т. 2, с. 143.

76 Цит. по: Паррингтон В. Л. Указ. соч., т. 1, с. 435, 108

сильного14» 77. Государство, иными словами, должно быть

не более чем инструментом практического осуществления

нее тех же естественных прав человека, которые Джефферсон впервые провозгласил еще в своем проекте Декларации независимости.

Выступая как приверженец капиталистического в своей

основе принципа частной собственности78 и сторонник уме~

ренного индивидуализма, Джефферсон хотел бы вместе с

тем предотвратить развитие Америки по пути капитализма

ir тем самым избежать возникновения тех противоречий, которые порождаются логикой развития частнособственнических отношений и буржуазного индивидуализма, а в

итоге приводят к концентрации собственности, пролетаризации фермерства, нравственному кризису и взрывают

изнутри те институты .народной демократии, искренним

приверженцем которых всегда выступал Джефферсон.

Иными словами, он хочет, следуя классической логике

утопического мышления, построить такое общество, которое могло бы извлечь максимальную выгоду из «плюсов»

капитализма, оградив себя надежно от воздействия его

«минусов». Отсюда его изоляционистские настроения, отсюда же его стремление ограничить сферу действия принципа laissez faire.

Как ни странно на первый взгляд, это внутренне противоречивое стремление обладать собственностью и в то же

время избежать отрицательных последствий развития системы, основанной на частной собственности, не только не

разрушило утопию фермерской Америки изнутри, но, напротив, привело к тому, что ее идеалы, сформулированные

Джефферсоном, оказались очень живучими. Мало того, что

они оказали огромное воздействие на формирование «аме77 Там же, с. 433.

78 Любопытное суждение высказывает в этой связи В. JI. Парринг-

тои. «У Джефферсона,– пишет он,—не вызывало бы опасений

государство с достаточной степенью обобществления, целиком

посвятившее себя заботе о всеобщем благоденствии. Но такие

государства существовали только в мечтах Томаса Мора и утопистов. Джефферсон не обнаружил их ни в прошлом, пи в настоящем» (Указ. соч., т. 1, с. 430). Выходит, что Джефферсон

не был сторонником общественной собственности только потому, что ее не существовало и, следовательно (ложное заключение), не могло вообще существовать. Это, конечно, явная натяжка, совершенно игнорирующая твердую приверженность Джефферсона. прицципам индивидуализма и частной собственности как

«метафизическим основаниям» свободы.

109

риканской мечты» 79 – они воспроизводились в/ той или

иной форме едва ли не на всех решающих этапах (сопровождавшихся обычно подъемом массовых движений протеста) перехода Америки от капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму.

Так было в 30-е годы XIX в., когда Америка впервые

испытала последствия серьезного экономического кризиса.

«В конце 30-х годов,—пишет историк,—американское общество впервые встретилось с пауперизмом, безработицей, нищетой. Оно по-настоящему ощутило оборотную сторону

роста индустриальных городов, столкнувшись с проблемой

перенаселения, трущоб, преступлений, разврата, эпидемий.

В то же время реальная сила все больше сосредоточивалась в руках могущественных богачей типа Александра

Стюарта, Горация Клэффлина, Эббота Лоуренса. Идеал

мелкобуржуазной Америки эпохи Джефферсона,—приходит автор к выводу,– бесповоротно уходил в прошлое» 80.

В этой картине верно все, кроме вывода. В прошлое

уходил не идеал мелкобуржуазной Америки, а сама мелкобуржуазная, фермерская Америка. Идеал же ее не только

продолжал жить в сознании фермерства, ремесленников, рабочих и пауперов, ставших первыми жертвами кризиса, но и обретал в кризисных условиях новый критический

импульс и, разумеется, новую форму81. Если у Джефферсона и его единомышленников просматривалось стремление

как-то все-таки предотвратить развитие Америки по индустриально-капиталистическому пути или хотя бы затормозить его, то теперь, в 30-х годах XIX в., в условиях, когда стало очевидным, что страна твердо встала имеино на

этот путь, идеалы фермерской утопии «интегрируют» некоторые достижения промышленного капитализма («при-

79 Как отмечают, в частности, авторы «Черной утопии», «в американской мечте много от джефферсоновской Аркадии – любовь

к земле, вера в добродетели, присущие сельской жизни. Недоброе нес с собой образ жизни большого города, чистыми были

воздух и жизнь сельской общины» (Pease W //., Pease J. II.

Black Utopia. Madison, 1963, p. 20.).

80 Авдеева М. А. Идеи Фурье в США.– В кн.: История социалистических учений. М., 1976, с. 271.

81 Заметим, забегая несколько вперед, что именно идеалы фермерской Америки побудили в 30—40-х годах XIX в. многих представителей трудящихся классов взяться за создание фурьерист-

ских общин, которые показались им близкими по духу этим

идеалам. Через социализм к утопии фермерской Америки – вот

парадоксальный путь, которым шли создатели фурьеристских

фаланстеров.

110

ШШая>>, йапрйдгбр, й&уку й т&хнйку Мк «ёстеСТВ0ййь1Ј»

.июменты социального бытия) и приобретают иную ориентацию: не предотвратить и не затормозить, а как-то

•мягчить, нейтрализовать результаты развития Америки

по индустриально-капиталистическому пути, ограничить

ого в интересах мелкого собственника, дать последнему

больше прав и свобод, предоставить ему в соответствии

с принципом «равных возможностей» свой «шанс» в

жизни.

Этот период не дал, правда, ни крупных мыслителей

(масштаба Джефферсона), пи ярких писателей (равных

но таланту романтикам, выступившим в 30—40-х годах), отстаивающих идеалы утопии фермерской Америки. Но

тем более интересны свидетельства рядовых авторов, выходцев из фермерской среды, взявшихся за перо, чтобы

поведать свою утопию. Именно к числу таких авторов

принадлежала Мэри Гриффит, одна из немногих американских женщин, осмелившихся публично изложить свое

представление о лучшем устройстве общества. Возможно, Мэри обрела уверенность, добившись успехов на фермерском поприще. Но так или иначе, в 1836 г. она опубликовала (сначала анонимно) книгу «Кэмпердаун, или новости

от наших соседей», одна из частей которой и представляла собой литературную утопию под названием «Триста

лет спустя» 82.

Америка XXII в. – демократическая страна, о чем

свидетельствует «отсутствие монополии» на землю, воду

и воздух, а также справедливое налогообложение. Страна

процветает – правительство сделало законом своей деятельности интересы народа, хотя люди, достигшие богатства и успешно ведущие дело, пользуются уважением.

Рост городов ограничен, а дома выше трех этажей строить

запрещено. Америка изрезана густой сетью дорог, причем

железные дороги находятся под совместным управлением

лггатных и федеральных властей, а последние, как нетрудно догадаться, ограничены в своих правах. Труд фермера

значительно облегчен – большинство работ осуществляется высокопроизводительными машинами.

Важно подчеркнуть еще два момента утопии Мэри

Гриффит. Во-первых, благодаря воспитанию людей в духе

пацифизма и постижению ими истинного духа христиан-

82 Griffith М. Three Hundred Years Hence.– In: Griffith M. Camper-

down; or, News from Our Neighborhood. Philadelphia, 1836.

111

етва, положен Конец войнам. Во-вторых, решена/иегритян-

ская проблема путем отмены рабства и репатриации негров

в Либерию и другие «здоровые колонии». Налицо прямое

влияние как аболиционистских настроений/ распространенных в то время среди демократически настроенного»

фермерства Северных Штатов, так и джефферсоновской

традиции конца XVIII – начала XIX в.

Новый этап эволюции рассматриваемого типа утопий: связан с усилением массовых движений фермерства и поддерживавшего его рабочего класса в последней четверти

XIX в. На арену социальной борьбы выходят грейнджеры, гринбекеры и популисты (сторонники Народной партии) г

лозунги и программы которых воспроизводили многие

идеалы джефферсоновского варианта утопий фермерской

Америки83.

Огромную популярность приобретает в эти годы утопия Гепри Джорджа, политического деятеля, экономиста-

любителя, автора многочисленных произведений, в том числе таких, как «Прогресс и бедность» и «Общественные задачи», ставших Библией для некоторых (не только американских) буржуазных реформаторов. Джордж иногда на-

зывал свой план «социалистическим», но социалистом он

никогда не был. По словам Ф. Энгельса, который вместе с

К. Марксом внимательно следил за политической и теоретической деятельностью Джорджа как своего классового) противника, «Джордж – настоящий буржуа, и его план —все государственные расходы покрывать за счет земельной

ренты – лишь повторяет план рикардовской школы и„

стало быть, насквозь буржуазен» 84.

Но буржуазность Джорджа, как и его утопизм, развивались в духе идеалов фермерской Америки. Это касается: и негативной, критической, и позитивной части его учения..

Читатель произведений Джорджа невольно ловит себя на’, мысли: случилось то, чего так опасался Джефферсон и его»

единомышленники, против чего они предостерегали и боролись. В обществе воцарилась несправедливость, проистекающая из неестественности: существует «неестественное; 83 «Популизм воспринял и применил в новой обстановке ряд традиционных идей буржуазно-демократического радикализма, происхождение которых на американской почве идет от Томаса!

Пэйна, Томаса Джефферсона и республиканско-демократических клубов конца XVIII в.» (Куропятпик Г. Д. Указ. соч.г

с. 407).

4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 36, с. 78.

m

распределение богатства», которое одним «даёт сотни мйЛ-

,пионов, а других превращает в бродяг» 85, «неестественное

распределение населения», когда одни, скапливаясь в городах, «страдают и телом, и духом, и душою, приходя в

слишком тесное соприкосновение с себе подобными», тогда

как жители йельской местности испытывают такие же

страдания «от чрезмерного разъединения с ними» 86; неестественное отделение человека от земли и неестественный

разрыв его связей с природой87. Над человеком и обществом

нависла угроза деградации, которая требует немедленных

действий во спасение в духе принципов, зафиксированных

и Декларации независимости и Конституции. Для этого

необходимо восстановить «справедливость» и «естественность» – «прежде всего естественное распределение богатства, которое дает каждому возможность дышать и общаться с людьми» 88. Америке нет нужды ни притормаживать

«материальный црогресс», ни ликвидировать капитализм, ибо капитал невиновен в тех бедствиях, которые постигли

85 Джордж Г. Общественные задачи. С предисловием JI. Н. Толстого. М., 1907, с. 270. Русский граф весьма сочувственно отнесся к американскому реформатору. «Мысль Генри Джорджа, переворачивающая весь склад жизни народов в пользу задавленного, безгласного большинства и в ущерб властвующему меньшинству, выражена так неопровержимо и убедительно и, главное, так просто, что пельзя не понять ее. А поняв, нельзя не

постараться привести ее в исполнение...» (с. IV, V).

86 Там же, с. 267.

87 Этот разрыв на дает покоя Джорджу, и он снова и снова возвращается к этой мысли, рисуя кошмар городской жизни. «Многочисленное население больших городов оказывается совершенно отрезанным от живительного воздействия природы. Огромное

большинство их жителей никогда, из году в год, не касается ногой матери-земли, не срывает полевого цветка, не слышит журчания ручейка, шума волнующейся нивы или шелеста листьев

в лесу, когда легкий ветерок пробегает по вершинам деревьев.

Все смягчающие и успокаивающие влияния природы оказываются устраненными от них. Звуки ее заглушаются грохотом

экипажей на улицах и криком людей в соседней комнате или

в соседней квартире; картины ее загораживаются высокими

зданиями. Солнце и луна восходят и заходят, и торжественно

идут по небесам созвездия, но эти несчастные заключенные видят их лишь так, как может видеть их человек в глубокой каменоломне. Белый снег падает зимой только для того, чтобы превратиться в массу грязи на мостовых, а когда солнце садится

летом, то полуденный жар отражается от кирпичных и каменных громад» (Джордж Г. Указ. соч., с. 266).

88 Джордж Г. Указ. соч., с. 270.

Ш

Страну69 «Ёсё, что нам пуйшо сделать Для Дйстй^опий

справедливости в распределении богатства, вводится к

тому, что все теории согласно признают основной функцией

правительства – обеспечить за каждым свободу пользования своими силами, ограниченную лишь равной свободой

других людей; обеспечить за каждым пользование всеми

произведениями своего труда, ограниченнее лишь такими

изъятиями, которые можно по справедливости из него

делать для целей общего блага» 90. А для этого необходимо

только одно – обеспечение «общего права на землю»

(в других местах Джордж говорит о «равном праве на землю») путем налоговых реформ, конкретнее – путем установления «единого земельного налога» («налога с ценности

или доходности земли») при одновременной отмене всех

других налогов. Речь идет, таким образом, о национализации земли путем передачи рейты в руки буржуазного государства, или, иными словами, о национализации земельной ренты, которая, по мнению Джорджа, неизбежно

.должна была бы привести к радикальному перераспределению богатства или сохранении института частной собственности 91.

89 К этому тезису американский утопист возвращается едва ли

не во всех своих работах. В «Положении трудящихся» он пишет, что «угнетение рабочего класса обусловливается не природой капитала, а той несправедливостью, которая отнимает

капитал у трудящихся, разлучая их с землей, и которая создает мнимый капитал, представляющий из себя лишь капитализированную монополию» (Джордж Г. Положение трудящихся. М., 1906, с. 69). В другой работе Джордж утверждает, что «в действительности не существует конфликта между трудом и капиталом; подлинный конфликт имеется между трудом

и монополией» (George Н. Protection of Free Trade. L., 1888.

Цит. по: Альтер JI. Б. Буржуазная политическая экономия США.

М., 1961).

90 Джордж Г Указ. соч., с. 96.

91 «...Есть люди, которые постоянно говорят и пишут так, что будто бы находить неправильности в существующем распределении богатства значило бы требовать, чтобы богатые были ограблены в пользу бедных, чтобы ленивые получали средства к

жизни за счет трудолюбивых и чтобы создано было то ложное

и невозможное равенство, которое, низводя всех до одного и

того же мертвящего уровня, уничтожило бы всякое побуждение к совершенствованию и остановило бы прогресс.

Реакция против вопиющей несправедливости существующего общественного строя вызывала к жизни такие дикие планы, и они находят еще своих защитников. Но и мне они представляются столь же невыполнимыми и отвратительными, как тем

людям, которые громят их как „коммунистические44» (Джордж Г.

Указ. соч., с. 96, 97).

114

Генри v Джордж был глубоко убежден в том. что ему

удалось йадти то самое спасительное средство, которое

нг.егда искали и ищут утописты, средство, которое – будь

пго план осуществлен на практике – тут же подрубило бы

корни всех общественных недугов и привело в конечном

счете к райской жизни для всех. «С восстановлением общего права на землю скученное население больших городов рассеялось бы, а рассеянное население деревень стало

Г>1,[ жить теснее. Когда никто не мог бы получить прибыли

от повышения в ценности земли, когда никому не приходилось бы бояться, что детей его лишат их природного

права, тогда никто не желал бы иметь более земли, чем

сколько он может с выгодой использовать. Вместо жалких, полуобработанных полос, то и дело прерываемых

огромными пустырями, благоустроенные фермы непосредственно следовали бы одна за другой... Машинная обработка не была бы брошена; где крупное хозяйство оказалось бы более выгодным, там по-прежнему пользовались

бы машинами, но с уничтожением монополий, с возвышением заработной платы и установлением более равномерного распределения богатства хозяйство такого же рода

усвоило бы кооперативные формы. ...труд сделался бы

несравненно более производительным...сельская жизнь

стала бы возвращаться к первобытной своей форме – деревне, окруженной обработанными полями с общим пастбищем и лесом. ...Чтобы люди, гнездящиеся теперь в городских трущобах, в условиях, порождающих болезни и

смерть, преступления и порок, жили семьями в благоустроенных домиках, окруженных садами; чтобы крестьяне содержали себя при ежедневной двух– или трехчасовой работе, более похожей на здоровое развлечение, чем

на труд; чтобы их дома были наполнены всевозможными

удобствами, признаваемыми теперь за роскошь, снабжались светом, теплом и движущей силой, если бы она требовалась, и были соединены телефонами с соседними домами; чтобы их семьи пользовались библиотеками, курсами и учеными учреждениями разного рода; чтобы они

бывали в театрах и концертах так часто, как им хотелось

бы, и при случае предпринимали бы поездки в другие

страны; чтобы, словом, не только удачный человек, один

из тысячи, но и люди самых заурядных способностей и самого обыкновенного благоразумия или предусмотрительности пользовались всеми возвышающими и облагораживающими влияниями прогрессирующей цивилизации, – это

115

покажется сынам нашего века дикой мечтой одуренного

гашишем человека. Однако силы, уже находящиеся во

власти человека, делают все это легко осуществимым»92.

Это пространное извлечение из труда Генри Джорджа

стоило привести хотя бы потому, что об этом мечтал не

только он один93, но и миллионы американских фермеров, рабочих, безработных и люмпенов конца XIX в. Можно, конечно, иронизировать над наивностью тех, кто тешил

себя иллюзиями относительно осуществимости идеалов

фермерской Америки (в модифицированном виде, признающем быстрый рост промышленности и пролетариата, внедрение в жизнь достижений науки и техники, укрепление позиций государства) в условиях сохранения частной

собственности и дальнейшего развития капитализма, неизбежно ведущего к концентрации и централизации капитала. Но на этом парадоксе держится вся утопия фермерской Америки. Можно даже сказать, что на нем держится

вся «американская мечта».

Эта утопия нашла свое место и в художественной литературе последней четверти XIX в., прежде всего в произведениях, служивших прямым отражением происходивших социальных битв или даже написанных по их горячим следам. Популярный деятель Народной партии, публицист и писатель Игнатиус Доннелли, не ограничившись

выступлениями в Конгрессе, опубликовал в 1890 г. роман

92 Джордж Г. Указ. соч., с. 270, 271.

93 Как и многие буржуазные и мелкобуржуазные утописты, Джордж

искренне верил в эффективность своего плана и его способность принести людям счастье. Конечно, как политик и как

американец, он пытался извлечь из этого выгоды, а сам его

план объективно работал на капитал, однако это не дает, как

нам кажется, оснований утверждать, что «Джордж – типичный

представитель буржуазного радикализма, выступающего с „кри-

тикой“ и „обличением*4 некоторых, наиболее мрачных особенностей буржуазного общества и пытающегося с помощью проповеди „радикальных реформ” отвлечь внимание рабочих от

задач классовой борьбы против господства буржуазии» (Аль-

тер Л. Б. Указ. соч., с. 191). Если каждого утописта, объективно

работающего на буржуазию, изображать ее «агентом», «лазутчиком» в лагере пролетариата, который только и думает, как

бы «отвлечь» человека труда от революционного дела, то феномен социального утопизма останется для нас тайной за семью

печатями. Заметим, что ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс, награждавшие Г. Джорджа не совсем лестными эпитетами и видевшие

в нем своего классового противника, никогда не подходили к

нему (как, впрочем, и к большинству других утопистов) как

«подсадной утке» буржуазии.

116

«Колонна Цезаря»94, в который «встроил» свою утопию, мы держанную в духе модифицированных идеалов фермерской Америки. «Цель всего существующего на земле —б,наго человека, и кроме человека нет ничего священного на земле, потому что в нем заключается частица божественного разума»95. Для этого необходимо искоренить

неравенство, во всяком случае в его наиболее вопиющих

проявлениях. Но как люди практичные и искушенные в

тонкостях современной им экономики, герои Доннелли

предлагают начать с «ликвидации процентов», т. е. ростовщичества, являющегося, как они полагают, «причиною

возникновения олигархии», из которой, в свою очередь, «вырастают другие формы социального неравенства». Наряду с этим они предлагают установить «максимум дозволенного богатства». «Но если богатство каждого отдельного

лица будет вообще ограничено,—говорит один из героев

романа,—то и крупное землевладение исчезнет. Я назначил бы максимум поземельной собственности в 100—500

акров и упразднил бы корпорации, распределив их землю

между частными лицами» 96. Правительство, которое «представляет собою только механизм для водворения правосудия и для оказания помощи народу», смогло бы взять на

себя заботу о многом из того, о чем прежде каждый заботился сам, как то: о снабжении населения водой, почтовых услугах, образовании, охране общественного порядка.

Оно смогло бы также взять на себя перераспределение

«излишков богатства» в пользу неимущих классов. В результате, полагает Доннелли, установились бы такие порядки, при которых не было бы голодных и обездоленных

и люди перестали бы «грабить друг друга». Одним словом, установилась бы всеобщая справедливость, а «всеобщая

справедливость означает одинаковые условия существования для всех и подавление при помощи закона эгоизма, разоряющего миллионы для пользы тысяч»97.

Нетрудно заметить, что стремясь отстоять интересы

«простого человека», Доннелли – вполне в духе времени —делает важный шаг в направлении признания за государством (центральным правительством) таких функций, которые еще каких-нибудь три четверти века назад были

бы решительно отвергнуты сторонниками утопий фер-

94 Подробнее о романе И. Доннелли см. § 4 данной главы.

95 Буажилъбер Э. Крушение цивилизации. СПб., 1910, с, 109, 96 Буажильбер Э. Указ. соч., с. 108.

97 Там ?ке, с. 102.

117

мереной Америки. Развивалась новая тенденция, в соответствии с которой защита идеалов мелкой собственности, неотчуждаемых прав и равных возможностей согласовывалась с признанием сильного централизованного государства. Государство, рассматривавшееся когда-то мелким собственником как свой главный враг, теперь уступало место еще более сильному и безжалостному врагу —монополиям, так что с существованием и упрочением сильной централизованной власти теперь приходилось не

только считаться, но и рассматривать ее как силу, способную обуздать монополии.

Установление «всеобщей справедливости» могло бы

способствовать, полагает Доннелли, расцвету США как

«самого просвещенного и культурного народа на всем земном шаре»98. Вообще надо сказать, что большинство утопий фермерской Америки проникнуто духом концепций

«американской исключительности» и «явного предначертания». Положение дел за пределами континента интересует их лишь постольку, поскольку оно «задевает» Америку. Они лишены той широты, того вселенского альтруизма, которым проникнуты социальные мечтания многих

европейских утопистов. Это эгоистические, провинциальные утопии «одноэтажной Америки».

Переход от капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму обусловил новую трансформацию утопии фермерской Америки. Уже на ранних

этапах ее эволюции обнаруживаются антагонизмы между

идеалами, лежащими в фундаменте этой утопии. Но чем

дальше шло развитие капитализма и чем менее перспективными и устойчивыми становились позиции мелкого

(прежде всего земельного) собственника, тем острее вставала проблема совмещения этих идеалов (мелкой частной

собственности и предпринимательского индивидуализма, с одной стороны, политической свободы, демократии, местного самоуправления – с другой) в рамках единой

структуры. Выяснялось, что для того, чтобы защитить и

реализовать одни идеалы, нужно жертвовать другими, обращаясь при этом к таким средствам, которые, согласно

прежним представлениям, противоречат цели. Так, во имя

защиты института мелкой частной собственности и предпринимательского индивидуализма приходилось жертвовать идеалом местного самоуправления, признав власть

98 Буажильбер Э. Указ. соч., с. 112.

118

ойлЫюго государства, ибо только на него мог рассчитывать мелкий собственник в своей смертельной схватке с

монополиями. Разумеется, утопист мечтал о такой государстве, вся мощь которого была бы обращена против

крупного капитала, которое финансировалось бы за счет

«сверхприбылей» и бюрократические учреждения которого не ограничивали бы свободы мелкого собственника.

В 30-х годах XX в., в условиях «великой депрессии»

в сознании значительной части фермерства, рабочего

класса, безработных еще больше укрепляется представление о том, что не государство, а именно монополии являются главным врагом мелкого собственника, сводящим на

нет принцип «равных возможностей». «...Если допустимо

говорить о центральной идее аграрного радикализма

30-х годов, то следует признать, что в наиболее распространенной форме она воплощалась в антимонополистическом протесте, в господствующем стремлении избавиться

от гнета финансово-промышленного капитала, опутавшего мелкое и среднее фермерство цепями экономической

зависимости, обкрадывавшего его с помощью политики

кредита, цен, жесткого контроля за рынком сбыта сельскохозяйственных продуктов, серьезно ущемляющего интересы и сельскохозяйственной буржуазии. В 1936 г. один из

инициаторов совещания лидеров фермерских организаций

заявил: „Нашей общей платформой является вера в то, что

монополистический капитализм есть зло и саморазрушаю-

щая сила, а также в то, что есть возможность, сохранив

частную собственность, построить подлинную демократию, пользуясь благами которой люди достигнут духовного

и материального благополучия14» “. Но одновременно формируется и прямо противоположная позиция, подготовленная всем предшествующим ходом событий, а именно

что для защиты института мелкой частной собственности

теперь уже недостаточно признать необходимость существования сильного централизованного государства, обращающего свою репрессивную мощь против монополий; что защита мелкой частной собственности и предпринимательского индивидуализма требуют теперь уже не просто

укрепления государства, но «обуздания» демократии и

установления «сильной власти». Эти представления, которые получили в 30-х годах широкую поддержку «снизу», нашли отражение в многочисленных утопических про-

99 Мальков В. Л. «Новый курс» в США. М., 1973, с. 106.

119

Якектах, наиболее популярные из которых принадлежали

Хью Пирсу Лонгу и Чарльзу Кофлину.

Хыо Лонг – сенатор, «диктатор Луизианы», как называли его современники, претендент на пост президента

США, «кумир лавочников, мелких предпринимателей и

белых фермеров среднего достатка»100 – снискал известность своим планом «раздела богатства», обещавшего сделать каждого американца «королем, по без короны» (как

говорил в свое время лидер популистов У Дж. Брайеи).

Суть плана Лонга сводилась к тому, чтобы осуществить —при помощи государства – такое «перераспределение богатства», которое, не подрывая основы системы частного