Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"

Автор книги: Э. Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Так выглядят контуры политической системы, которая, по мысли Тоффлера, могла бы привести к подлинному народовластию в Америке, при условии, что политические

изменения были бы дополнены изменениями в сфере организации производства, распространения информации, образования и др. Корпорации следовало бы поставить в более жесткие рамки, пишет автор «Третьей волны», так, чтобы одним из основных мотивов их деятельности стала

забота о благе всего общества. Промышленность должна

быть децентрализована, а производимая ею продукция —«демассифицирована». «Демассификация» должна затронуть и другие сферы общественной яшзни, в частности, так называемую «инфосферу», т. е. сферу производства и

распространения информации: печать, радио, телевидение

должны работать ид «меньшинства», каждое из которых

имеет особые интересы и нуждается в специальной информации. Образование требуется привести в соответствие с

современным уровнем знаний и подчинить задаче формирования нового социального характера «личности буду-

Ibid., р. 446.

т

Щёго», о которой следу6т сказать хотй бы нисколько (5лой.

Тоффлер хотел бы, чтобы люди XXI в. быстрее взрослели и у них раньше, чем у современного американца, проявлялось чувство ответственности. Чтобы, отличаясь большей индивидуальностью, они могли решительнее, чем

наши современники, оспаривать авторитеты. Чтобы они, нй

забывая о деньгах, не работали только ради денег и мень*

ше, чем нынешние поколения, придерживались потреби*

тельской и гедонистской ориентаций. Чтобы онй обладали

способностью умело сочетать работу с игрой, производство

с потреблением, физический труд с умственным, абстрактный подход с конкретным, объективный с субъективным.

Это должны быть, поясняет Тоффлер, не аристогели, по и

не чиигисхаиы, а просто гуманные, счастливые люди, испытывающие радость от своей работы, от общения друг с

другом и близости к природе, свободно созидающие свой

внутренний и внешний мир50.

Тоффлер не связывает создание демократического общества в США (как, впрочем, и в других «индустриальных

странах») с коренной перестройкой отношений собственности, с социальной революцией. Он сторонник изменений

путем реформ, осуществляемых при непосредственном

участии народа и под руководством самого народа. Естественно, что он не рассматривает свой проект как аитикапи-

талистическую альтернативу. Однако предлагаемая им модель – сознает он это или нет – несовместима ни с логикой

эволюции современного капитализма, ни с теми целями, которые сознательно ставят перед собой корпорации и бур-

жуазное гсударство. И хотя тоффлеровская утопия51 (как

50 Toffler A. The Third Wave, p. 407.

51 Любопытно, что Тоффлер, который, как кы знаем, ратовал за

создание социальных утопий, называет свой проект не уто^

пией, а «практопией». «Мы видим здесь,– говорит он о „Третьей

волне”,– контуры... совершенно нового образа жизни... И вряд

ли описанная здесь новая цивилизация может быть названа

утопией... Мы присутствуем здесь при рождении жанра, который можно было бы назвать „практопией44, когда изображается

не лучший и не худший из всех возможных миров, а мир, которому мы отдаем предпочтение перед реально существующим и

который практически осуществим... Практопия предлагает позитивную, даже революционную альтернативу, лежащую в пределах реально достижимого» (р. 374, 375). Тоффлер действительно изображает не лучший из возможных миров, но способ, которым он строит свой проект, дает все основания назвать

последний утопией.

279

й другиб проекты, формирующиеся .в русле демократической утопии), отражающая попытки либерального сознания

найти выход из того тупика, в котором оказалась к концу

70-х годов либеральная Америка, так и не указывает реальные пути преодоления кризиса, она дает определенное

представление – пусть частичное – о том комплексе идей

и идеалов, который формируется на левом фланге буржуазной Америки.

Как и в прошлом, крайнюю левую позицию в спектре

американских социальных утопий занимает сегодня социалистическая утопия. В нашей литературе уже отмечалось, что «на протяжении нескольких последних десятилетий

социалистическое сознание в Америке складывалось одновременно в руслах различных социально-политических

движений и принимало разнообразные формы. В рамках

организованного коммунистического движения оно существует в форме революционного социалистического сознания (или научного социализма). Одновременно это сознание выкристаллизовывается и в русле буржуазнодемократических движений и процессов, опирающихся на

либеральную традицию, где оно выступает в форме реформистского (буржуазного) социализма52. Наконец, социалистическое сознание формируется в русле массовых демократических движений протеста, развивающихся на непролетарской основе и опирающихся на интеллектуальную

и политическую традицию радикализма» Г)3.

Социалистический идеал, формирующийся на немарксистской, непролетарской основе, несет на себе более или

менее отчетливую печать утопизма. И хотя послевоенная

Америка не дала ни утопических романов в духе Э. Беллами или У. Хоуэллса, ни фундаментальных утопическо-социалистических доктрин, очерчивающих общую перспективу социалистического развития Соединенных Штатов, все

же на протяжении 50—70-х годов в стране продолжала развиваться утопическо-социалистическая традиция. Появился

ряд утопий, которые, несмотря на все их взаимные различия, объединяет такая черта, как отрицание капитализма —не той или иной его разновидности, а капитализма как такового, как системы общественных отношений, способа

52 Сущность буржуазного социализма раскрыта К. Марксом и

Ф. Энгельсом в «Манифесте коммунистической партии».

53 Современное политическое сознание в США, с. 338.

280

производства материальных благ, и признание необходимости замены его социализмом.

Наибольший интерес в этом плане представляют такие

формы современной американской социалистической утопии, как «коммунитариый социализм» Э. Фромма; социализм «новых левых», который Г. Маркузе, сам оказавшийся одним из его теоретиков, довольно метко окрестил

«сюрреалистическим социализмом»; «революционный социализм», начавший формироваться в 1 условиях спада

массовых движений протеста и представлявший собой попытку дать синтез взглядов «старых» и «новых левых»

(М. Лернер); наконец, так называемый демократический

социализм М. Харрингтона.

Надо заметить, что ни в одном другом ответвлении социально-утопической традиции не наметилось такого разрыва между прошлым и настоящим, как в социалистической утопии. В XIX и начале XX в. она носила спекуля-

тивно-фаптастический характер, выступая в качестве

специфической реакции на противоречия капитализма.

При этом социализм нередко трактовался как антикапитализм, а точнее – как капитализм наизнанку. Нынешний

утопист, придерживающийся социалистической ориентации, реагирует уже не только на язвы капитализма, но и

на недостатки и просчеты (реальные или мнимые) в строительстве социалистического общества. Поэтому его утопия

часто обращается своей критической стороной как против

капитализма как системы общественных отношений, так и

против конкретных форм и методов практического воплощения социалистического идеала, которые рассматриваются как якобы несоответствующие природе последнего.

При этом в одних случаях нынешняя социалистическая

утопия выступает с претензией на принадлежность к марксистской традиции, в других – откровенно отмежевывает-

ется от нее. По сути же дела и в том, и в другом случае

она развивается вне марксистской традиции и в противоречии с ней, хотя и заимствует порою «марксистский»

лексикон.

Это родовые особенности, присущие современной социалистической утопии, в том числе и американской, хотя

последняя имеет особые черты, связанные со спецификой

политической жизни США, прежде всего с отсутствием

массового социалистического движения и массовых социалистических огранизаций, а также с влиянием реформистских тенденций в рабочем движении.

281

Одной из самых ранних форм американского утопического социализма в послевоенные годы стал так называемый коммуиитарный социализм Эриха Фромма. Воспитанный в духе критической теории Франкфуртской школы, Фромм никогда не принимал активного участия в социалистическом движении (хотя и присоединился в 50-х годах

к американской социалистической партии) и всегда отвергал социалистическую революцию. Единственным эффективным путем гуманизации общественных отношений и

осуществления импонировавшего ему Марксова идеала

гармонической личности он считал методы «социальной

терапии» и как ее конкретную форму – «коммунитарный

социализм». «...Гуманизация технологического общества,—писал он в одной из последних своих работ,– ...может найти полное выражение только в движении, которое не является бюрократическим, которое не связано с политическими

машинами и которое рождается как результат активных и

имагинативных усилий тех, кто разделяет одни и те же

цели. Такое движение само по себе, по своей организации

и методу, служило бы выражением той цели, осуществлению которой оно посвящено: воспитанию членов общества нового типа в процессе борьбы за это общество» 54.

Проект Фромма, первый вариант которого был сформулирован им в 50-х годах55, имеет отношение к социалистической традиции лишь постольку, поскольку он в замысле направлен на ликвидацию форм отчуждения, порождаемых капиталистическими общественными отношениями. В некоторых других отношениях он стоит ближе к романтической и демократической, нежели к социалистической утопии.

Фромм выдвигает четыре группы задач, решение которых могло бы, по его представлению, привести к «гуманизации технологического общества». Это «1. Планирование, которое включает систему „Человек44 и основывается на

нормах, вытекающих из исследования оптимального функционирования человеческого существа. 2. Стимулирование

54 Fromm Е. The Revolution of Hope. N. Y., 1968, p. 151.

55 Лозунг «гуманистического коммунитарыого социализма» Фромм

выдвинул еще в конце 40-х годов (см.: Fromm Е. Man for Himself: An Inquiry into the Psychology of Ethics. N. Y., 1947, p. 363), но разработал его он несколько позднее, в «Здоровом обществе»

(1955). Работа над проектом была продолжена в двух последующих книгах – «Революция надежды» (1968) и «Иметь или

быть?» (1976).

292

актйвйостй ийдйвйда посредством вовлечения его ь стихийно-массовую деятельность и пробуждения у него чувства

ответственности. Следствием этого было бы замещение

нынешних методов отчужденной бюрократии методами

гуманистического управления. 3. Изменение модели потребления в таком направлении, которое способствовало бы

пробуждению активности и уменьшению „пассивности44.

4. Возникновение новых форм психодуховной ориентаций

и приверженности, которые служат эквивалентами духовных систем прошлого» 56.

Своеобразный план решения этих задач Фромм набросал в «Революции надежды». Необходимо, утверждал он, организовать так называемое Движение, целыо которого

была бы мобилизация людей доброй воли на борьбу за гуманизацию Америки. Это Движение должно направляться

Советами – национальным и местными, которые состояли

бы из авторитетных людей, объединенных стремлением к

гуманизации технологического общества и способных оказать влияние на общественность. Советы направляли бы

работу «Клубов», этих «культурных, социальных и персо-

налистских центров» 57 (каждый численностью от 100 до

300 человек), которые вели бы политико-просветительскую

работу и по возможности пытались бы воздействовать на

различные общественные силы в плане гуманизации политического процесса. Наконец, самыми массовыми и активными были бы «Группы» численностью до 25 человек каждая. Именно в рамках групп, полагает Фромм, могла бы

наиболее интенсивно осуществляться повседневная трансформация американских граждан си формирование нового

типа общественных отношений. «Их члены придерживались бы новой философии, философии любви к жизни, они

стремились бы к ее осуществлению в человеческих отношениях, политике, искусстве, социальной организации...

ни одна из этих сфер человеческой деятельности не была

бы отделена от другой, но каждая обрела бы свое значение

в соотношении с другими» 58.

В 1976 г. появилась последняя книга Фромма – «Иметь

или быть?». В ней он развил и уточнил свои взгляды на

«коммунитарный социализм» как на новый тип общества, в котором «способ существования» был бы ориентирован

не на «обладание», как в современном промышленно раз56 Fromm Е. The Revolution of Hope, p. 94, 95.

57 Ibid., p. 157.

58 Fromm E. The Revolution of Hope, p. 158.

283

витом обществе, а на «бытие» индивида, на сам процесс

его существования. Первым шагом по пути создания такого общества, утверждает Фромм, должно было бы стать

подчинение производства «здоровому потреблению», формы которого выбирались бы самими потребителями, а не

навязывались им извне корпорациями или государством.

Фромм убежден, что именно изменение структуры потребностей способствовало бы созданию «новой формы экономической системы, отличной и от нынешнего капитализма, и от централизованного государственного социализма, и

от шведского тотального бюрократического государства благосостояния» 59. Что же касается обобществления средств

производства, то, как утверждает Фромм, выдвижение такой «общей цели» без конкретного плана «гуманизации»

общественных отношений не может служить надежной гарантией движения к подлинному социализму.

Вторым важным условием построения нового общества

американский утопист считает практическую реализацию

принципов «индустриальной и политической партиципаторной демократии». Это означало бы, поясняет Фромм, что каждый член производственной или любой другой организации играл бы активную роль в ее жизни как на уров-*

не «индивидуального трудового процесса», так и на самом

высоком уровне, когда принимаются общие решения, касающиеся предприятия в целом. Это означало бы также, что индивид был бы заинтересован в решении проблем, стоящих перед коллективом (общиной), не меньше, чем

в решении своих личных проблем. «...Подлинная политическая демократия может быть определена как такая

система, при которой жизнь по-настоящему интересна» 60.

Само собою разумеется, добавляет Фромм, что «активное

участие в политической жизни требует максимальной децентрализации как в промышленности, так и в политике» 61, ибо гуманистическое общество моя^ет быть только

децентрализованным, дебюрократизированным обществом, в котором люди никогда не стали бы делать то, что им приходится делать в бюрократическом обществе, когда модель

поведения навязывается им извне.

Фромм подчеркивает, что он не выступает ни против

дальнейшего промышленного развития, ни против планиро59 Fromm Е. То Have or to Be? N. Y., 1976, p. 179.

60 Fromm E. To Have or to Be?, p. 182.

61 Ibid., p. 184.

284

вания, им против научно-технического прогресса. Важцо

только, поясняет он, чтобы они происходили на фоне дебюрократизированного и децентрализованного общества.

В своей последней книге американский социолог возвращается к старой утопической идее (о ней он вел речь

еще в «Здоровом обществе») «гарантированного ежегодного дохода», согласно которой «все лица, независимо от

того, работают они или йот, имели бы безусловное право

не голодать и ие быть лишенными крова. Они получали

бы не больше, чем это в общем необходимо для поддержания жизни, но и ие меньш е...»62. Фромм подчеркивает, что придает этому требованию тем большее значение, что

оно «неприемлемо для системы, основанной на эксплуатации и контроле» 63 и потому имеет радикально освободительный характер.

Утопия Фромма – типичная «кабинетная» утопия, рожденная сознанием мелкобуржуазного типа. Сложившаяся

в принципиальных своих чертах в 40—50-х годах (потом

были в основном дополнения и уточнения), она ни в тот

период, ни впоследствии не могла служить реальной программой преобразования американского (или какого-либо

другого) общества. Ее гуманизм абстрактен, он лишен политического, экономического или организационного «обеспечения». Но утопия «коммунитаргюго социализма» достаточно точно зафиксировала кризисное состояние немарксистского социалистического сознания в Америке 40—60-х

годов, аберрации и иллюзии «критического» разума, который видел корень дегуманизации не в противоречии между

производительными силами и производственными отношениями, а прежде всего в технологии, способе организации

производства и всей общественной жизни, его несоответствии абстрактно трактуемым человеческим потребностям.

В 60-х – начале 70-х годов, в период подъема демократических движений в США, поиски социалистической альтернативы приняли более широкий характер, чем в предшествующий период. Хотя в целом эти движения развивались вне социалистического русла, некоторые из

социальных проектов, с которыми выступили в тот период

новые левые, имели более или менее отчетливо выраженную социалистическую окраску. Но это был именно «сюрреалистический социализм» (как потом назвал его Г. Маркузе) , рождавшийся из сознательной установки на разрыв

62 Ibid., р. 190.

63 Ibid.

285

йак с господствующими институтами й ценностями, тЈК й

с теми социальными силами (прежде всего с рабочим классом) , с революционной деятельностью которых марксизм

всегда связывал становление новых, социалистических

ценностей и институтов.

Их взору рисовалось общество, характерными чертами

которого были бы: «1) ликвидация... труда, которой навязан и детерминирован частными потребностями монополистического капитала... а в конечном счете создание подлинного общества, преодолевающего нужду, в котором труд

превратился бы в игру, а рынок был бы ликвидирован в

результате полной автоматизации трудового процесса; 2) создание нерепрессивной культуры, основанной па превращении нужды в потребность и трансформации сексуальности в эрос, т. е. на переходе от генитальной сексуальности к эротизации всей человеческой личности и всей социальной среды и освобождении человеческого тела от

репрессивного десублимированного секса; 3) создание децентрализованных свободных общин, базирующихся на освобождающей технологической и экономической основе, при котором осуществление общего блага было бы необходимым условием личного самоосуществления каждого; 4) ликвидация культурного этноцентризма и создание мирового культурного сообщества, свободного от экономической алчности и политического господства и основанного

на любви и взаимопонимании; 5) ликвидация частной собственности, коллективная собственность на средства производства, использование экономических ресурсов для установления мира и гармонии между всеми народами земли; 6) создание новых экспериментальных парадигм общественной жизни – расширение семьи, коммун и т. д.» 64

Легко заметить, что именно стремление к разрыву с

«корпоративным капитализмом», четко прослеживающееся в этой программе, предопределило характер провозглашаемых ею идеалов свободного общаства и представления

о социализме. Легко заметить и то, что новые левые стремились порвать с реальным социализмом (как они его себе

представляли), в котором видели воплощение «бюрократизма» и «этатизма». В итоге образ социалистического общества, формировавшийся в сознании леворадикальных

теоретиков, представал как своеобразный «вызов» всему

существующему миру, как «пощечина» всем «бюрокра64 ЛИ We Are Saying. Ed. by Lothstein A. N. Y., 1970, p. 31.

286

там», «этатистам» и «антигуманистам», к числу которых

они часто склонны были причислять всех, кто не соглашался с их взглядами.

Такого рода проект, строившийся, по сути дела, без

учета реальных тенденций современного общественного

развития и воплощавший субъективистски истолковывавшиеся императивы абстрактного гуманизма, по своей социальной и политической сущности мало чем отличался

от «коммунитарного социализма» Фромма. Однако следует

отметить, что в 60-х– начале 70-х годов, когда участники

массовых демократических движений испытывали острую

потребность в альтернативных социальных проектах, он

пользовался определенным влиянием.

Поиски социалистической альтернативы продолжались

и в условиях спада этих движений. Но поскольку обстановка изменилась, иными должны были быть и проекты свободного общества. Опыт новых левых неизбежно подводил

к выводу о необходимости искать иные пути к социализму, о революционной, активной роли американского рабочего

класса как ведущей силы революционных преобразований.

Конкретным воплощением этих поисков явилась концепция «революционного социализма», ‘сформулированная

в 70-х годах Майклом Лернером. Ее автор исходит из того, что «единственные изменения, которые будут иметь смысл

в Америке,– это изменения, которые приведут эту страну

к социализму, существенно отличающемуся как от ,,шведского государства благосостояния44, так и от бюрократических режимов Восточной Европы... Такой социализм...

может быть осуществлен в нашей стране только путем революционной борьбы» 65. При этом социализм трактуется

им как «собственность и контроль над средствами производства, а значит, и контроль над всеми сферами жизни, осуществляемые большинством трудящихся... социализм

есть выражение лозунга „власть – народуи... Социализм

есть радикальная демократия, демократия, распространяемая на все сферы нашей коллективной жизни» 66.

Именно общественная собственность и общественный

контроль со стороны всего народа, подчеркивает Лернер, открывают путь к самоопределению и самоосуществлеиию, а значит, к такой жизни, в которой будут царствовать «красота», «удовольствие», «любовь» и «мудрость».

65 Lerner М. The New Socialist Revolution. N. Y., 1973, p. XI, 68 Ibid., p. 287.

237

Высоко оценивая революционные потенции молодежи

(прежде всего студенчества), национальных меньшинств

(особенно негритянского населения), женщин, Лернер подчеркивает, что без активного участия рабочего класса

(к которому он относит большинство трудящихся, работающих по найму) мажоритарной революции, в которой приняли бы участие десятки миллионов людей и которая, как

он считает, является единственно приемлемой для Америки, в стране не совершить. При этом, отмечает он, важно

предварительно подготовить массы к непосредственному

управлению общественно-политическими процессами. Лернер предлагает создать массовые организации типа «народных советов», которые могли бы, действуя на промышленных предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях, по месту жительства, способствовать разработке

альтернативных решений по самому широкому кругу вопросов, а в итоге – сплочению масс и борьбе против существующих институтов. «Советы» могли бы в итоге захватить в свои руки политическую власть, что положило бы

начало длительному процессу социалистических преобразований.

«Революционный социалист» – убежденный противник

насилия. Он хотел бы совершить революцию вообще без

какого бы то ни было насилия, т. е. так, как это предлагало большинство социалистов-утопистов XIX в., которые

были противниками революции. Однако, понимая, что

американская буржуазия власть без боя не отдаст, Лернер

скрепя сердце признает за революционером право на применение необходимого насилия, призывая его вместе с тем

пользоваться насильственными методами с крайней осторожностью.

Проект Лернера представляет, несомненно, шаг вперед

по сравнению с теми проектами, которые предлагали новые левые, не говоря уже о схемах Эриха Фромма. Но он

сам не учитывает пи реальные условия существования

американского рабочего класса и уровень его сознания, ни реальное соотношение сил внутри страны, ни природу

социальной революции, не говоря уже о том, что дает суженное и примитивизированпос истолкование содержания социализма.

Говоря о спектре социалистических утопий, сложившемся в послевоенной Америке, нельзя не упомянуть о так называемом «демократическом социализме», представленном

Майклом Харрингтоном и другими членами возглавляе288

мого им «Организационного Комитета Демократических

Социалистов». Харрингтон исходит из постулата, что эра

капитализма подходит к концу: «...мы живем в сумерки

эпохи, которая длится более четырех столетий» 67.. В этих

условиях «саморазрушение» капитализма, вообще свойственное его природе, происходит нарастающими темпами, в том числе и в Соединенных Штатах. В основе этого «саморазрушения», подчеркивает Харрингтон, лежит процесс

«коллективизации», т. е. использование «политических

механизмов распределения экономических ресурсов вместо

того, чтобы полагаться на рынок»68. При определенных

условиях эта тенденция может открыть путь к социалистическим преобразованиям.

Хотя Харрингтон оставляет открытым целый ряд вопросов стратегии и тактики этих преобразований и избегает

рисовать конкретную картину социалистической Америки, он все же формулирует некоторые принципы, раскрывающие суть его понимания социализма. Он убежден в том, что вопрос о собственности на средства производства и

контроле над ними остается важнейшим вопросом, имеющим прямое отношение к социальной трансформации общества. Однако поскольку сегодня в этом плане, как он

полагает, капитализм «работает» (в процессе «саморазру

шения») на социализм, то задача заключается прежде всего в том, чтобы направить этот процесс по демократическому руслу, т. е. действовать в направлении последовательного и всестороннего осуществления принципов

демократии. «Если мужчины и женщииы 1776 г. боролись

за превращение демократии в принцип нашей политической жизни, мы стремимся сделать ее также принципом

нашей экономической и социальной жизни» 69

Харрингтон отвергает социальные, экономические и политические структуры, существующие в социалистических

странах, видя в них «отклонение» от принципов демократии, а тем самым и от принципов социализма. Отвергает

он и стратегию и тактику социалистических преобразований, которые использовались в этих странах как «бюрократические» и «тоталитарные». Харрингтон выступает за

демократическое осуществление коллективизации путем

использования легальных, находящихся сегодня в руках

67 Harrington М. The Socialist Case.– The Center Magazine, 1976.

July – August, p. 60.

68 Ibid.

69 Ibid., p. 61.

10 Э. Я. Баталов 289

буржуазии механизмов и институтов власти, в частности

демократической партии, которая, как он полагает, могла

бы превратиться в дальнейшем в массовую левую партию.

Программа Харрингтона лежит в русле социализма, поскольку предполагает радикальную трансформацию отношений собственности и ликвидацию капиталистической

эксплуатации. Но эта программа носит утопический характер, поскольку строится, как и программа Лернера, без

учета реальных тенденций развития капиталистической

Америки.

§ 2. Негативная утопия и антиутопия

Послевоенные годы стали периодом расцвета негативных утопий (дистопий) в американской футурологии, публицистике и особенно художественной литературе, где они

проявились в жанре фантастики70. «Торговцы космосом»

(в русском переводе «Операция Венера») Ф. Пола и

С. Корнблата, «Механическое пианино» (в русском перэ-

воде «Утопия 14») К. Воннегута, «451° по Фаренгейту»

Р. Бредбери; «Билет на Транай» Р. Шекли; «После бедлама» У. Гвина; «У последней черты» Ю. Бердика и X. Уилера; «Семь дней в мае» Ф.. Нибела и У. Бейли... Вот лишь

некоторые из сотен произведений этого жанра, издающихся

миллионными тиражами и проникшими во все уголки

Америки. Но уже они позволяют исследователю более или

менее точно определить спектр негативных идеалов («антиидеалов»), характерных для общественного сознания

послевоенной Америки.

70 Имея в виду дискуссионный характер вопроса о соотношении

социальной утопии (позитивной и негативной), фантастики и

научной фантастики, заметим, что мы рассматриваем эти понятия как нетождественные. Утопия может не содержать в себе

ровно ничего фантастического, а фантастика – быть свободной

от всякого утопизма. При этом она может быть социальной, научной или технической, ибо когда мы говорим, например, о «научной фантастике», то имеем в виду не уровень ее научности

или степень соответствия требованиям, предъявляемым к научному произведению, а ее объект, каковым может быть не только наука, но также техника, социальная сфера, политика. Вместе с тем фантастические (научно-фантастические) произведения могут содержать в себе и социально-утопические идеалы, а социальная утопия – использовать приемы, присущие фантастике. Эта тенденция заметно усилилась в условиях массового

распространения знаний и увеличения прослойки ученых среди

писателей-фантастов.

290

Выражая негативное отношение к таким явлениям, как

мировая термоядерная война, разрушение природной среды, усиление роли буржуазного государства и дальнейшая

бюрократизация общественной жизни, ограничение прав

и свобод граждан, изменение соотношения сил на международной арене и роли Америки в мире и т. п., негативные

утопии образуют широкий спектр типов, в рамках которого определяющая роль принадлежит антитоталитаристской, антитехнократической и антивоенной утопиям. Такое деление во многом условно, если иметь в виду, что

одна и та же негативная утопия может быть направлена

одновременно и против господства технократии, и против

войны, и против антидемократических тенденций. И все

же, если исходить из характера антиидеала, определяющего пафос и основную направленность той или иной конкретной негативной утопии, то предлагаемая типология

представляется достаточно обоснованной.

Среди наиболее зловещих антиидеалов современной

американской негативной утопии особое место занимает

«тоталитаризм», или «тоталитарная диктатура». Представление о «тоталитарном обществе», сложившееся в американском общественном сознании и политической социологии не без влияния со стороны иммигрантов, переселившихся в США из Европы в 30 х—50-х годах (в их числе

были такие фигуры, как Ханна Арендт, Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Томас Молнар), основывалось во многом на

опыте Европы второй четверти XX в., в частности на опыте

немецкого фашизма. Проецируемый на фон послевоенной

Америки с характерными для нее тенденциями к усилению

роли и расширению функций государства и кризисом буржуазного индивидуализма71, этот опыт рождал представление о «тоталитаризме» как о системе, сущностью которой

является репрессивная диктатура целого по отношению к

части: общества – по отношению к индивиду, государства – по отношению к гражданину, организации – по отношению к ее члену.

Не последнюю роль в теоретическом и обыденном

оформлении такого представления сыграли романы О. Хаксли и особенно Дж. Орвелла, в первую очередь его «1984».

«Орвеллианский мир» (мир 1984-го) стал даже своеобразным символом мира «тоталитарной диктатуры», виу-