Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"

Автор книги: Э. Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

ное освящение и идеологическое оправдание. Но в светской

коммуне, провозгласившей полное социальное и экономическое равенство, создавшей общее собрание и воспитывавшей своих членов в духе уважения народного суверенитета, диктаторские замашки вызывали протест. Складывалась

ситуация, когда Кабе больше не располагал реальной возможностью навязать коммуне силой свою волю, а коммуна не могла силой «приструнить» Кабе или поставить

его действия под контроль. В августе 1856 г. произошел

окончательный раскол на враждующие группировки. «Хаос и столпотворение воцарились теперь в Икарии. Враждующие фракции осыпали друг друга обвинениями; издавались манифесты, прокламации, воззвания, пасквили; акты физического насилия сделались обычным явлением...» 2Э. В конечном итоге в октябре 1856 г. Кабе был

исключен из общины и вместе со своей партией (около

180 человек) вскоре покинул Икарию и обосновался в

Сент-Луисе, где вскоре умер.

После ряда перипетий его сторонники создали в 1858 г.

новую икарийскую коммуну в Челтенхеме, недалеко от

Сент-Луиса. Коммуна начала становиться на ноги, но история повторилась. «Большинство, состоявшее в основном

из старых членов, хотело иметь лидера, облеченного диктаторской властью, в то время как молодые элементы защищали демократическую форму правления. Борьба закончилась полной победой консервативных элементов, и

потерпевшее поражение меньшинство, в числе 42 человек, вышло из общины. Уход стольких работоспособных людей

был для юной общины тяжелым ударом, от которого она

уже никогда не могла оправиться» 30.

Расколы продолжали преследовать и ту часть икарий-

цев, которые остались в Науво после ухода Кабе, а затем

переселились в Корнинг, штат Айова. И здесь линия раскола формально пролегала между «стариками» и «молодыми», многие из которых получили воспитание уже в

28 В романе Кабе «Путешествие в Икарию» Икар – вождь и освободитель угнетенного народа.

29 Хилкуит М. Указ. соч., с. 94.

30 Там же, с. 95.

186

Икарии, но были явно недовольны действиями «стариков», которые, с их точки зрения, отошли от провозглашенных

ими же идеалов и действовали неэффективно. «Многие из

них,—пишет о представителях молодого поколения

М. Холлоуэй,– принадлежали к числу новых членов, на

которых оказали глубокое влияние теории Карла Маркса и его Интернационал. Некоторые из них действительно

принадлежали к этой организации, а другие сражались на

парижских баррикадах в 1871 г. Эти идейные молодые люди были шокированы поведением старшего поколения, отступившего от принципов. Они требовали, чтобы все частные владения, имеющие ценность или не имеющие ценности, были возвращены общине. Существование частных

садов и виноградников было позором, это поощряло тщеславие, зависть (что было совершенно очевидно) и жадность. Почему бы не предоставить женщинам равных политических прав? Почему бы не вести пропаганду в пользу коммунизма за пределами общины? И почему бы не

принимать в общину как можно больше новых членов?» 31.

И здесь в итоге дело кончилось ссорой и разрывом молодых со «старой гвардией», следствием чего стала новая

реорганизация. В 1883 г. группа молодых икарийцев покинула Айову и переселилась в Блаксом Рэнч, штат Калифорния, где еще в 1881 г. была организована новая общин а—«Икария Сперанца», просуществовавшая до 1886 г.32

Что касается «старой гвардии», то она хотя и организовала «Новую икарийскую общину», однако последняя не

имела успеха и в 1898 г. прекратила существование, положив тем самым конец икарийскому коммунитариому движению в Америке.

Оуэиистские, фурьеристские и икарийские общины отличались от религиозно-сектантских общин по национальному и социальному составу; по отношению к религии, ибо

в большинстве своем это были светские организации; по

жизненному укладу и уровню благосостояния. И, наконец,– отличие весьма существенное – в противоположность

последним они были не «утопиями бегства», а, как подчеркивают Д. Хейден, М. Феллман, А. Бестор, «утопиями

реконструкции». Они, пишет М. Феллман, «не рассматривались (самими их создателями.– Э. Б.) как механизм

Holloway М. Hearens on Earth: Utopian Communities in America, 1680—1880. N. Y., 1966, p. 208, 209.

32 Kegan P. New World Utopias. N. Y., 1975, p. 42.

187

бегства из общества; они ставили целью подвергнуть Амо

рику всеобщей реформе путем создания совершенных общин там, где альтернативные общины существовали только в эмбриональной форме. Не являясь ни оппозицией существующему американскому обществу, ни формой отчуждения от него, утопический коммунитаризм был скорее

выражением, пусть крайним, возможностей социальной реконструкции, существовавших в то время» 33.

В самом деле, первая половина XIX в. была – даже

несмотря на кризис 30-х годов – ириодом, когда развитие

американского капитализма еще не создало базы для массового отчуждения от общества, которое придало бы утопическим общинам те формы, которые они приняли сто с

лишним лет спустя. Однако, подчеркивая приоритет модельной функции, нельзя игнорировать то важное в психологическом отношении обстоятельство, что члены утопических общин ставили конечной целью своей деятельности

перестройку американского общества на социалистической (коммунистической) основе. А это существенно отличало их от религиозно-сектантских общин, которые стремились к установлению царства божия на земле. Никто из

утопистов не понимал, что Америка еще не созрела для

социализма и что вообще реформировать Америку в социалистическом духе невозможно – ни с помощью общин, ни

с помощью каких-либо иных организаций, что для перестройки американского общества требуются революционные средства и иные исторические условия. Но такого рода понимание лежало уже за пределами утопизма.

Несмотря, однако, на все отмеченные различия между

религиозно-сектантскими и светско-коммуналистическими

общинами, и те и другие находились «по ту сторону» современного им американского общества. Они ориентировали своих членов на разрыв с обществом – с законами и

принципами, которые регулировали его жизнь, с господствующими традициями и нормами. В своей повседневной

практике члены общип должны были следовать иным целям, принципам, нормам, отвечавшим их представлениям

о «подлинном» обществе и подлинных отношениях, которые, как правило, не соответствовали – по сути или формам осуществления – объективным тенденциям развития

данного общества. Это был выход за пределы существую-

33 Fellman М. The Unbounded Frame. Freedom and Community in Nineteenth Century American Utopianism. Westport, 1973, p. XVI.

188

щого социального «фронтира», форма социального инобытия в рамках капиталистического общества.

Какие же «странные», необычные ценности, принципы, отношения, идеалы практиковали или пытались осуществить американские утопические общины?

Это прежде всего, конечно, новый тип собственности, который хотя и не был чужд, как уже отмечалось, американской традиции, и даже не был главным объектом критики со стороны «остального общества» 34, однако противоречил капиталистической цивилизации в принципе и был

тем корнем, из которого вырастало все «древо» утопических

институтов, отношений и ценностей. Правда, общественная собственность не всегда оказывалась, как мы покажем

далее, достаточным условием для реализации связываемого с ней гуманистического идеала, однако в любом случае

ее существование неминуемо вызывало перестройку всей

жизни общины.

Таким образом, вырастал новый тип общественных отношений, складывающихся в процессе производства, распределения и потребления,– отношений, основанных на

социальном равенстве и свободе от эксплуатации. При этом

в большинстве общин распределение осуществлялось не

но способности и не по потребности, а «по справедливости», каковая истолковывалась в духе уравниловки. Отвечая гуманистическому идеалу членов общины, новый тип

отношений опять-таки находился в непримиримом противоречии с принципами частной собственности, господствующими в обществе.

В общинах формировался новый тип общественных институтов. И хотя во многих из них существовало авторитарное руководство, тем не менее предпринимались попытки создать механизмы управления и развития, основанные

на принципе народного самоуправления. Особое внимание

уделялось формированию новых семейных отношений.

Здесь было много вариантов, начиная от полной ликвидации семейных отношений и кончая так называемым

«сложным браком», который практиковался в Онейде и

служил предметом негодования со стороны соседей. Так

или иначе, отношения между полами во многих общинах

34 Признание необходимости частной собственности в масштабах

всего общества сочеталось в сознании некоторых американцев

с допустимостью существования общественной собственности

в рамках небольших коммун. Такой точки зрения придерживался, например, Томас Джефферсон.

189

строились на принципах, которые были неприемлемы для

американского общества как в силу чисто экономических, так и в силу нравственных принципов.

Наконец, в рамках утопических общин формировался

новый тип личности, жизненные цели и ценностные ориентации которого существенно отличались от тех, которыо

господствовали в американском обществе, формировавшем

индивидуалиста, отстаивающего свое право на счастье и

острой конкурентной борьбе с другими индивидами; человека, для которого жизненный успех был высшей целью; человека, ориентированного на накопление. Таковы были

цели, которые ставили перед собой утопические общины, и ценности, которые они пытались сделать принципами нового общества.

§ 2. Утопическая практика

и «ирония истории»

Опыт американских утопических общин дает исследователю богатейший материал для размышлений и анализа, причем во многих научно-дисциплинарных и проблемных

планах. В данной работе нас будет интересовать только

один, хотя и многоплановый, вопрос: как результаты деятельности этих общин (практика) соотносились с утопическими идеалами и воплощавшими их проектами (теория) ; как велик был разрыв между теорией и практикой и

каковы были его конкретные причины?

Опыт утопических общин прежде всего показывает, что

в ограниченных пространственно-временных масштабах и

в ограниченном объеме утопия может быть осуществлена

даже тогда, когда исторические условия для ее полной и

стабильной реализации в рамках всего общества далеко

еще не созрели. Иными словами, некоторые идеалы общественных институтов, ценностей и отношений, в том числе

и отцошений собственности, сформированные произвольным воображением и находящиеся в противоречии с объективными тенденциями общественного развития, могут

быть реализованы в пределах анклава и определять его

жизнедеятельность в течение более или менее ограниченного периода времени.

В XIX в., когда капитализм в США быстро набирал

темпы, усиливая социальное неравенство, конкуренцию, индивидуализм, превращая человека в придаток машины, в американском обществе существовали «острова», где лю-

190

ди стремились строить взаимные отношения на основе

принципов братства и сотрудничества, где труд переставал

быть проклятием, где не было господ и рабов. Удача, правда, сопутствовала немногим общинам, да и те рано или

поздно прекращали существование. Но на короткое время

где-то свершалось социальное «чудо», вселяя надежду, что

недалек тот день, когда все общество станет одной большой утопией, даря людям счастье и радость. Именно эта

принципиальная осуществимость некоторых утопических

принципов позволила молодому Ф. Энгельсу увидеть в деятельности ряда американских общин аргумент в пользу

практической ценности принципов коммунизма. Полемизируя с его противниками, Ф. Энгельс публикует в 1845 г.

статью «Описание возникших в новейшее время и еще существующих коммунистических колоний», в которой приходит к следующему выводу: «Коммунизм, общественная

жизнь и деятельность на основе общества имущества, не

только возможен, но уже фактически осуществляется во

многих общинах в Америке и в одной местности в Англии

и осуществляется... с полным успехом» 3 Опираясь на доступные ему в то время источники, в частности на публиковавшиеся в «Нью морал уорлд» письма путешественни-

ка-оуэниста Джона Финча36, Ф. Энгельс приходит к заключению, что, несмотря на религиозную призму, сквозь которую члены этих общин взирают на мир, им удалось воплотить на практике такие принципы, к осуществлению которых, подчеркивает Энгельс, в рамках всего общества стремятся коммунисты.

Что именно привлекает молодого Энгельса в американских коммунах и вызывает его воодушевление, видно из

описания – со слов Финча – жизни шейкеров. Эта община, пишет Ф. Энгельс, «представляет собой красивый, правильно распланированный город, с жилыми домами, фабриками, мастерскими, зданиями для собраний, амбарами; у них имеются в изобилии цветники, огороды, фруктовые

сады, леса, виноградники, луга и пахотная земля; кроме

того, есть всякого рода скот... Их амбары всегда полны

зерна, а кладовые – ткани для одежды...» 37

Итак, прежде всего характерная черта жизни коммунистических общин – это материальный достаток.

35 Маркс К.у Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 42 с. 211.

38 Там же, с. 476.

47 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 42, с. 212, 213.

*91

«Среди них,– пишет Ф. Энгельс о членах общины,-

нет ни одного человека, который бы работал против своего

желания, и ни одного, который бы тщетно искал работу.

У них нет приютов для бедных и богаделен, ибо нет ни

одного бедняка и нуждающегося, нет беспомощных вдои

и сирот...» 38. Иными словами, в коммунистических общинах господствует свободный труд и социальное равенство.

«В их десяти городах нет ни одного жандарма или полицейского; нет судей, адвокатов и солдат; нет тюрем и

исправительных домов; и, однако, все идет своим чередом.

Законы страны существуют не для них; и если бы иметь

в виду только их, то эти законы можно было бы с успехом

отменить и на это никто не обратил бы внимания...» зэ.

Здесь Ф. Энгельс подчеркивает отсутствие публичной власти, и прежде всего репрессивных органов, характеризующих буржуазное государство.

«Как уже сказано,—заключает Ф. Энгельс,—они живут на основе полной общности имущества и в сношениях

между собой не знают ни торговли, ни денег» 40, т. е. строят отношения на основе общественной собственности.

Статья Ф. Энгельса, несущая на себе печать и недостатка информации, и известных «иллюзий предшествующей

социалистической мысли» 41, интересна прежде всего как

документ, позволяющий составить определенное представление о том, какими глазами смотрел на американские общины и что в них видел их современник, который стоял

на самых передовых для своего времени позициях, был

настроен критически по отношению к существующему обществу и уже в тот период видел ключ к общественным

преобразованиям не в коммунитарных движениях, а в социальной революции, но который стремился к теоретическому и практическому обоснованию коммунизма как

принципа организации общественных отношений.

Ф. Энгельс подчеркивает в деятельности утопическо-

коммунистических общин прежде всего то, что, несомнен-

38 Там же, с. 213.

39 Там же.

40 Там же.

41 Гольмап Л. И. Фридрих Энгельс – историк социалистической

мысли.– В кн.: История социалистических учений. М., 1977, с. 9.

Как справедливо отмечает автор статьи, «будучи бесперспективными с точки зрения коренного преобразования общественной системы, эти эксперименты имели смысл как одна из форм

практической пропаганды коммунистических идей и опровержения предубеждений против коммунизма» (Там ж е).

192

Iго, должно быть поставлено им в заслугу: попытку организовать жизнь на основе общественной собственности и тем

самым разрешить многие из противоречий, вытекающих

непосредственно из существования частной собственности.

Утопические коммуны, отмечает Ф. Энгельс, доказали

принципиальную осуществимость организации жизни на

основе общественной собственности, а именно это и пытались в то время теоретически обосновать сторонники коммунизма. Деятельность коммун давала последним в руки

практический аргумент, которым они, конечно, не могли

не воспользоваться.

В дальнейшем, когда К. Маркс и Ф. Энгельс сформулировали принципы научного коммунизма и когда им

важно было уже не столько доказать самое возможность

существования коммунистических институтов и отношений, сколько выявить исторические условия и материальные предпосылки их осуществления, основоположники

марксизма подчеркивают прежде всего отрицательные стороны утопическо-коммунитарного опыта. Они показывают, что существование института общественной собственности

вне адекватных исторических условий еще не может рассматриваться как благо, ибо оно не решает всех проблем

даже в рамках самой утопической общины, а утопические

общины не открывают путь к преобразованию общества в

целом42.

В самом деле, как свидетельствует опыт американских

утопических коммун, ограничены были не только масштабы общественной собственности в рамках капиталистической системы, но и ее хозяйственный и гуманитарный эффект. В условиях, когда капиталистический способ производства еще далеко не исчерпал своих потенций и не создал

материально-технической базы, адекватной новому типу

общественных отношений (а именно так обстояло дело в

первой половине XIX в.), освободительные возможности

института общественной собственности были невелики.

42 «Наши взгляды на черты, отличающие будущее некапиталистическое общество от общества современного,– писал Ф. Энгельс

в 1886 г.т– являются точными выводами из исторических фактов

и процессов развития и вне связи с этими фактами и процессами не имеют никакой теоретической и практической ценности»

(Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 36, с. 364). Отсюда и критика разного рода «внутренних колоний» и «маленьких Ика-

рий» – и это несмотря на то, что «маленькие Икарии» стремились последовательно придерживаться принципа организации

жизни на основе общественной собственности.

7 Э. Я. Баталов 193

Новый тип собственности мог в этих условиях обеспечить

существование и даже сравнительно высокий уровень благосостояния для ограниченного числа индивидов, объединенных не столько экономическим интересом, сколько общей идеей и живущих в «крепости на территории врага».

Именно так было в ряде религиозно-сектантских общин, в частности у шейкеров, о которых писал Ф. Энгельс. Но

общественная собственность была в то время не в состоянии гарантировать материальное благосостояние, даже если бы она существовала в широких масштабах. Тем более

она не могла обеспечить реализацию всех тех гуманитарных (связанных с развитием человека), экономических и

культурных преимуществ, которые, как казалось некоторым утопистам, автоматически должны были бы вытекать

из отсутствия частной собственности, ликвидации эксплуатации человека человеком и всех форм экономического и

внеэкономического принуждения. В действительности, как

показала последующая история, эти преимущества могли

явиться итогом не искусственного пресечения развития

капитализма, а установления господства общественной

собственности на основе «снятого» капитализма, т. е. на

базе созданных им производительных сил и высокого

уровня производительности труда, адекватных коммунистической общественной формации. До этого капитализму XIX в. было еще далеко. Не удивительно, что члены

большинства утопических общин очень мало походили на

гармонично развитых, свободных людей, о которых мечтали

Оуэн, Фурье, Кабе и многие другие утописты. В большинстве общин, достигших хозяйственного успеха, духовная и

культурная жизнь были развиты слабо (за исключением

религиозного аспекта). А там, где этому развитию уделяли

специальное внимание, как, например, в Новой Гармонии

или Брук Фарм, хозяйственные успехи оставляли желать

много лучшего, а сами общины существовали считанные

месяцы. В некоторых из таких общин само осуществление

принципа общественной собственности сталкивалось с

большими трудностями.

В условиях, когда капитализм еще продолжал «работать» на общественный прогресс, «подготавливая» почву

для собственного отрицания, институт общественной собственности, существовавший в ограниченных масштабах, был в какой-то мере даже препятствием, тормозом на пути

общественного развития, ибо блокировал действие механизмов частной собственности, обеспечивающих повышение

194

индивидуальной и общественной производительности и

культуры труда, а также рост общественного богатства.

Как отмечал Ч. Нордхоф, у него сложилось впечатление, что члены американских утопических, в том числе и религиозно-сектантских, общин не слишком утруждали себя

работой43. Тот равный для всех минимум,который,может

быть, и не всех удовлетворял, но к которому уже все при-

иыкли, мог быть обеспечен без большого физического напряжения, а дополнительные усилия индивида не давали

ому ощутимых преимуществ, ради которых стоило бы работать «по максимуму». Да и что было делать члену коммуны с этим прибавочным продуктом, если потребности

были не только унифицированы, но, как правило, ограничены, и если у него не было никакого стимула делать что-

то сверх того, что обеспечивало сложившийся прожиточный

минимум? 44.

Это совсем не значит, что в утопическо-коммунистических общинах не существовало тенденций к расширению

коммунитарных границ и распространению господствующих в них отношений на все капиталистическое общество, развитию производительных сил и повышению производительности труда, умножению общественного богатства, гармоническому развитию личности. Во многих общинах

такого рода тенденции были очень сильны. Но последовательная активная деятельность в этом направлении неизбежно вела в конкретных условиях того времени к подрыву самого института общественной собственности, который

идеологически стимулировал и нравственно узаконивал эту

деятельность. Стремление к гармоничному развитию лич43 «Члены (общины Амана.– Э. Б.) не утруждают себя работой.

Один из десятников говорил мне, что трое наемных работников

выполняют работу пятерых или шестерых членов (общины.—Э. Б.). Отчасти это, несомненно, связано с перерывами в труде, вызываемыми частыми религиозными собраниями, но общей истиной является то, что члены коммунистических обществ относятся к жизни легко» (Nordhoff Ch. The Communistic societies of the United States. N. Y., 1965, p. 40).

44 К. Маркс неоднократно подчеркивал, что до определенного исторического предела капитализм необходим, поскольку он не

только подготавливает производительные силы нового общества, но и выполняет определенные «цивилизаторские» функции, принуждая работника к прибавочному труду, что в итоге способствует развитию производительных сил и общественных отношений. См.: Маркс /{., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 25, ч. 2, с. 386.

195 7*

ности членов общины неизбежно стимулировало расширение круга и повышение уровня их потребностей, росту их

ожиданий, которые, однако, не могли быть реализованы

на базе общинной экономики и уравнительного распределения. А это в конечном итоге подрывало принцип общественной собственности. С другой стороны, попытки повысить производительность труда, развить производительные

силы общины, умножить ее доходы оканчивались нередко

тем, что община превращалась в коллективного работодателя, присваивающего прибавочную стоимость, создававшуюся трудом наемных работников, или что отдельные ее

члены отступали от принципов коммунистического ведения хозяйства и превращались в мелких предпринимателей.

Именно противоречие между общественной собственностью на средства производства и социальным равенством, с одной стороны, и отсутствием объективных условий для

реализации их экономических и социальных преимуществ —с другой, и явилось тем основным, глубинным противоречием, которое в конечном счете вело к распаду или пере-

рождению утопическо-коммунистических общин.

Иными словами, опыт американских коммунитарных

экспериментов показал, что хотя отдельные утопические

принципы и могут быть реализованы в ограниченных пространственно-временных маштабах, они не ведут к созданию стабильного параллельного утопического мира, о чем

мечтали утописты-практики, и потому не могут рассматриваться как эффективная социальная альтернатива. И хотя коммунитарные эксперименты не прекращались на протяжении чуть ли не всех двухсот с лишним лет существования США, это был «пульсирующий», «мерцающий»

мир – мир-феникс, ибо век большинства утопических коммун оказывался недолгим. Одни в итоге распадались, как

Новая Гармония; другие перерождались в капиталистические предприятия, как Онейда или Амана; третьи приходили в упадок и в таком состоянии существовали порою на

протяжении десятилетий, пока их не постигала участь Новой Гармонии или Онейды.

Легко заметить, что хотя все общины рано или поздно

погибали, периоды их существования были далеко не одинаковыми. Ефрата просуществовала 172 года (1733—1905), общины гармонийцев —102 года (1803—1905), Амана —89 лет (1843—1932), Зоар —81 год, икарийские общины —48 лет (1847—1895), Аврора и Бетель —37 лет (1844—1881), 196

Крук Фарм – 5 лет (1841—1846) 45, Новая Гармония – 2 года (1825-1827) 46.

Религиозно-сектантские утопические общины обнаружили значительно большую жизнестойкость, чем общины

светские, прежде всего те, которые строились на принципах оуэнизма и фурьеризма. Значит ли это, что именно

религия должна рассматриваться, как утверждает ряд

исследователей, в качестве определяющего фактора интеграции и стабилизации и если да, то какой именно «элемент»

религии – доктрина, культ, организация – обеспечивал

устойчивость утопических общин? Или же религиозным

общинам был просто присущ ряд черт, не имевших собст-

ненно религиозного характера, которые способствовали их

длительному существованию?

Нет необходимости еще раз доказывать, что религия

обладает значительной интегрирующей способностью, которая обеспечивается как ее организационно-культовыми, так и доктринальными элементами, особенно в рамках секты, которая испытывает настороженное или даже откровенно враждебное отношение со стороны окружающего мира

и вынуждена вести постоянную борьбу за существование, всемерно блокируя пути отступления своих членов от

провозглашенного кредо. Религия дает членам общины

единую цель, наполняет их жизнь единым смыслом, вселяет в них непоколебимую веру в исповедуемые принципы. При этом религиозная психология играет по-видимому

даже более важную роль, чем религиозная идеология. Как

замечает в этой связи К. Гуго, «религия не как учение с

тщательно разработанной догматикой, но как afflatus47, действующий непосредственно на чувство, и сохранение

которого составляет главную заботу общины, является, таким образом, деятельным началом, объединяющим членов

общины и устанавливающим их отношения» 48. «Всем этим

45 Как фурьеристская община, в которую она была преобразована

в 1844 г., Брук Фарм просуществовала лишь два года.

46 Данные о сроках существования общин, приводимые разными

авторами, в некоторых случаях расходятся на 1—3 года. Это

связано, как правило, с тем, что юридическое оформление распада не всегда совпадало по времени (как и оформление становления общины, что диктовалось американскими законами) с

фактическим распадом или становлением.

47 Под a ffla tu s ’oM (термин, используемый Нойсом в его «Истории

американских социализмов») понимается религиозное настроение, чувство, придающее членам общины ощущение единства.

48 Гуго К. Религиозные и коммунистические общины в Северной

Америке.– В кн.: Предшественники новейшего социализма.

СПб., 1907, ч. II, с. 412.

197

колониям для их успеха необходим был громадный запас, энтузиазма, который, принимая во внимание социальной

положение элементов, входящих в них, мог проявиться

лишь в форме религиозной. Поэтому религиозное воодушевление не без основания играет во многих колониях такую

выдающуюся роль. Несокрушимая вера в библию, как она

толкуется вдохновенным медиумом, часто главой общины, во многих общинах является основой самого их сущест

вования» 40.

В иных исторических условиях это могла быть не рели

гиозная, а светская доктрина. Важно только, чтобы она

была соответствующим образом психологически «аранжирована», чтобы она была способна пробудить глубокие чувства и энтузиазм людей – по крайней мере, в пределах

сравнительно небольшой общины. Таким образом, дело не

только в религии как таковой, но и в сопутствующих ей

обстоятельствах, которые не имеют собственно религиозного смысла, но в сочетании с религиозной верой способствуют стабилизации общины, «сцеплению» составляющих ее

элементов.

Большинству утопическо-коммунистических общин, обнаруживших относительную устойчивость, был чужд демократический дух, несмотря на наличие в них социального равенства. Существовала строгая иерархия и культ

вождя-основателя. Насколько велика была порою роль последнего, свидетельствует хотя бы тот факт, что после его

смерти некоторые общины либо быстро приходили в упадок и влачили жалкое (хотя иногда и долгое) существование, либо вовсе распадались. Так произошло, например, с

общинами Аврора и Бетель, которые перестали существовать соответственно через 3 и 4 года после смерти их основателя доктора Кейля, последовавшей в 1877 г., или с общиной Онейда, превратившейся в акционерную компания’

вскоре после того, как ее покинул основатель общины Джон

Нойс. Об огромной роли харизматического лидера как

факторе стабилизации общинной жизни свидетельствует

история многих светских общин – Новой Гармонии, где все

держалось на Роберте Оуэне, Икарии, где Этьен Кабе играл весьма видную роль.

Большинству стабильных утопических общин была присуща четкая организационная структура и отлаженная сис-

49 Там же, с. 411.

198

тома управления обществом. Подчеркиваем: речь идет не о

«жесткости» или «мягкости» управленческих структур, т. о. не об их гибкости, демократичности, а именно о четкости, о культуре функционирования. Там, где не сущест-

повало отработанной системы управления общиной, там

смерть лидера, державшего в руках всю полноту власти и

(мглой личного авторитета сдерживавшего центробежные

тенденции, вела нередко к трагическим для общины последствиям.

Характерной общей чертой стабильных общин была

также социальная однородность их членов или, как говорит

Гуго, «равенство составляющих общину членов в отношении умственного развития, социального положения, а в

большинстве случаев и в племенном отношении...» 50. Как

правило, членами таких общин были крестьяне и ремесленники, потребности которых, в первую очередь духовные, находились на невысоком уровне развития. Важно к этому

добавить, что часть из стабильных общин была создана и