Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"

Автор книги: Э. Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Новая фаза развития утопического сознания приходится на последнюю четверть XIX в., когда отчетливо обна-

12 Современный уровень разработки вопроса не позволяет составить полного представления о распространении европейских

социально-утопических идей в США и их влиянии на формирование американской социально-политической мысли. Большинство историков ограничивается указанием на влияние Гаррингтона, Оуэна, Фурье, на знакомство американской общественности с утопиями Платона, Мора, Бабефа, Герцки и др.

Однако степень и формы их влияния остаются не исследованными с марксистских позиций (за исключением, пожалуй, Оуэна).

68

ружплнсь явления, свидетельствущие о вступлении США

и ;шоху империализма. Массовые выступления фермерст-

ип, поддержанные рабочим классом, против монополий, политика которых все более грубо разрушала иллюзию

«. рдипых возможностей»; рост напряженности в отиошеии-

и между трестами и государством, которому становилось

тсмо в рамках традиционно освященной политики «laissez In ire», вновь сделали актуальным —и для «низов», и для

«иерхов» – вопрос «куда идет», «куда может пойти», «ку-

11,11 должна пойти» Америка. Пожалуй, никогда в стране

пп возникало такого количества утопических проектов

(н ыдвигавшихся грейиджерами, гринбекерами, фермерскими союзами, народной партией, «иациоиализаторами») и не публиковалось такого количества утопических романов (Беллами, Доннелли, Хоуэлле и множество других), как в 80—90-е годы, что, собственно, и дало американским

историкам основание назвать этот период «утопической

;>|мй» 13. Основная борьба в эти годы развернулась между

утопическими идеалами мелкобуржуазной, индивидуалистической «фермерской Америки», которые явно пережинали кризис и требовали обновления и пересмотра, и идеалами «социалистической Америки», которые, как тогда

казалось, завоевывают все более прочные позиции в созиа-

п ии американских трудящихся.

Третья фаза в развитии утопического сознания и формирования социальных утопий в США связана была, как

:>того и следовало ожидать, с кризисом 20—30-х годов и политикой «нового курса». Америка вновь оказалась на перепутье, с той, правда, разницей, что в новой ситуации она

II мела перед глазами два разных подхода к разрешению

противоречий капиталистического общества: с одной стороны, Германия, где к власти пришел фашизм, а с другой – Советская Россия, вставшая на путь социализма.

«Оторванная от прошлого и от будущего, нация словно

дрейфовала в хмуром море нереального. Ощущение канула чего-то и ощущение изменений – вот те чувства, которые тогда владели ею, но образ будущего ускользал с

13 Согласно подсчетам Вернона Паррингтона-младшего, с 1887 по

1900 г. в США было опубликовано свыше 50 утопических романов. См.: Parrington V. L. Jr. American Dreams. Providence, 1947. Более поздние изыскания, осуществленные Кеннетом Ремером, рисуют еще более внушительную картину: с 1888 по

1900 г. в Америке появилось около 160 утопических («частично»

утопических) произведений. См.: Roemer К. М. The Obsolete Necessity: America in Utopian Writings, 1888—1900. Kent., 1976.

69

такой же легкостью, как и воспоминание о прошлом», —писал об этом периоде много лет спустя Артур Шлесинд-

жер 14.

«Выбор будущего» давался Америке действительно нелегко и происходил в условиях противоборства социально-политических альтернатив, радикально отличавшихся

друг от друга. Снова становятся популярными социалистические идеи и образы, нередко принимавшие утопическую

окраску. С другой стороны, именно в этот период оформляется новый тип социальной утопии, которому суждено

было впоследствии занять ключевые позиции в американской утопической мысли,– технократическая утопия. Существенные изменения происходят в рамках «официальной утопии». Наконец, именно в эти годы получает «права

гражданства» новый жанр, не тождественный литературной утопии, по во многих отношениях близкий ему,—научная фантастика.

И, наконец, четвертая, последняя фаза в развитии американского утопического сознания приходится на послевоенный период, точнее, на 60—70-е годы нашего века.

Колоссальные сдвиги в развитии науки и техники (научно-техническая революция), наложившиеся на фундаментальные изменения социально-политического характера

(образование мировой социалистической системы, перерастание монополистического капитализма в государственно-

монополистический капитализм), повлекли за собой изменения в сфере общественного сознания, вызвав, в частности, трансформацию социального – в том числе и

утопического – идеала. При этом сложились – как в истэблишменте, так и за его пределами – новые представления о самом утопическом феномене, о его роли в социальном и политическом развитии американского общества.

Возник новый, требующий самостоятельного исследования, утопический массив, «геология» и «география» которого почти неизвестны, но который является фактором

«силового поля» современной политики и, следовательно, влияет на «поведение» попадающих в сферу его действия

индивидов, групп, движений.

Условия формирования социально-утопического сознания в США повлияли на типологию утопий, содержание

и приоритет идеалов, их связь с социально-политической

Schlesinger A. Jr. Age of Roosevelt. Vol. 1. Crisis of the Old Order.

Boston, 1957, p. 456.

70

практикой и т. д.—одним словом, определили специфику

ммериканской социальной утопии как национального феномена.

Одна из наиболее характерных черт американской утопии – америкоцентризм. Если Мор, Кампаиелла, Сен-Симон, Фурье, Оуэн, Кабе, Герцка, Уэллс и множество других европейских утопистов строили проекты, имевшие, так

сказать, интернациональный характер и предполагавшие

плменение положения всего человечества, то американские

утопии (в значительной своей части) были более конкретны, но и более узки по масштабам и целям: изменение положения американцев, преобразование Америки. Положение принципиально не изменилось и тогда, когда страна

ис/гунила на путь империалистической экспансии, а поиски

буржуазией новых форм «мирового порядка», стимулиро-

иаппые первой мировой войной и социалистической революцией в России, дали толчок к созданию проектов 1«мирового правительства». Даже в тех случаях, когда -американская утопия не имеет строго национальной локализации

или когда вопрос прямо ставится о перестройке человеческого общества в глобальном масштабе, Америка по-

прежнему оказывается либо центром мирового утопического сообщества, либо моделью, в соответствии с которой

:>то сообщество должно быть создано, либо тем и другим15.

Влияние концепций «американской исключительности» и

американского мессианизма («явное предначертание») :{десь налицо.

Другая характерная черта американских утопий —их

отчетливо выраженный крен в сторону эгалитарных идеалов. Это вовсе не значит, что в американской утопической

традиции не было и нет места бштеэгалитарным идеалам

или что они имеют однородную, внеклассовую природу.

Речь идет лишь о том, что эгалитарные тенденции получили: здесь более отчетливое выражение и более широкое распространение, чем, например, в Европе,—явление, вполне

объяснимое с точки зрения исторических условий формирования США.

Так, например, согласно проекту создания Международного федерального союза, предложенному в конце 30-х годов Клэренсом

Стрейтом (Streit С. К. Union Now: a Proposal for a Federal Union of the Democracies of the North Atlantic. N. Y., 1939), в основу конституции Союза должна была быть положепа Конституция

США с некоторыми поправками на основе «опыта» Швеции и

Канады.

71

Среди американских утопистов мы находим как приверженцев революционных методов преобразования общества (путем использования насильственных средств), так

и сторонников ориентации на «законные», ненасильственные формы осуществления утопии16. Однако последние

всегда составляли большинство. Даже многие из радикальных критиков режима апеллировали, выдвигая свои

утопические проекты (как мы увидим далее), к Декларации независимости и конституции США. Таким образом, ориентация на использование легитимных политических

механизмов составляет еще одну характерную черту американской утопической традиции.

Наконец, нельзя не упомянуть и о такой ее особенности, как практическая направленность. Большинство американских утопистов были, как их называет Р. Уокер, «практическими идеалистами»: создававшиеся ими умозрительные конструкции и «живые модели» (утопические

общины) были не просто игрой ума, цель которой заключена в ней самой, а либо образцом для подражания, либо

реальным планом действий, который должен быть претворен (хотя бы частично) в жизнь.

Однако, несмотря на присущую ей специфику, американская утопическая традиция не представляла собой чего-то «исключительного», ибо все отмеченные особенности

проявлялись в рамках общих закономерностей формирования, функционирования и развития утопии как интернационального феномена.

Прежде всего нужно подчеркнуть, что американские

утопии не составляли «единого потока», в котором бы стирались все социальные и политические различия. Возникнув в условиях антагонистического общества, они сами

были воплощением классовых антагонизмов. В этом нетрудно убедиться, сравнив утопии, скажем, Джона Элиота

и Томаса Скидмора, Генри Торо и Эдварда Беллами, Генри Джорджа и Бурхаза Скиннера. Американских утопистов, пишет В. Паррингтон-младший, подчеркивая внутреннюю противоречивость национальной утопической

10 Г. Родс считает характерной чертой национальной утопической

традиции отрицание «политического процесса» как «средства

осуществления» утопического идеала (Rhodes II. V. Op. cit., p. 26). Такая оценка справедлива лишь отчасти, ибо многие американские утопии связывают надежды на построение утопии

в США именно с «политическим процессом», каким он должен

быть в соответствии с буквой и духом Декларации независи

мости, Конституции и Билля о правах.

72

традиции, «объединял только их интерес к иному государственному устройству или к лучшему образу жизни. Одни

па них были умны, другие глупы, а некоторые просто невежественны. Предлагавшиеся ими изменения в области

экономики, политики, общественной, интеллектуальной и

религиозной жизни значительно отличались друг от друга.

Каждое поколение разрабатывало формулы, которые казались ключом к решению современных ему проблем. Каждое поколение заново нуждалось в поддержке и находило

удовлетворение в различных обещаниях» 17.

Как это было и в Европе, к утопии обращались прежде

исего классы и группы американского общества, которые

или были лишены реальной власти, или стояли перед

угрозой ее утраты. Вот почему подавляющее большинство

утопических проектов, возникавших в США на протяжении XIX и первой половины XX в., принадлежало – если

иметь в виду их социальное содержание и те классовые

силы, интересы которых они выражали,—к утопиям мелкобуржуазного типа, либо – хотя и в меньшей степени —социалистическим утопиям. И только позднее, в XX в., и особенно отчетливо во второй его половине, в условиях

общего кризиса капитализма социальная утопия стала постоянным прибежищем буржуазии, озабоченной сохранением собственной власти в американском обществе и стабилизацией капитализма. Подобная тенденция к «обуржуазивайте» утопии была характерна не только для

Л мерики – еще раньше она дала о себе знать в Европе, где господствующие классы располагали меньшим пространством для социального маневра, сильнее были революционные традиции и где существовал политически более

лрелый и активный рабочий класс.

Рассматривая американскую социально-утопическую

мысль в ее историческом развитии, мы обнаруживаем в ней

три уровня, различающиеся по генезису, содержанию и социальным функциям.

Первый уровень (им зачастую и ограничиваются исследователи) – это литературная и социально-теоретическая утопия, создаваемая усилиями писателей, философов, проповедников,—словом, деятелей культуры. Эти утопии, питерская идентификация которых не вызывает обычно никаких проблем и которые составляют основной массив со-

Parringlon V. L. Jr. American Dreams. A Study of American Utopias. Providence, Rhode Island, 1947, p. VII.

73

Цйалтлтб-утоптгчсской литературы, всегда были и остспотсд

важным фактором духовной жизни общества.

В Америке литературная утопия, развивавшаяся вместе с национальной литературой, не чувствовала себя ее

«бедной родственницей», как в некоторых европейских литературах, где сочинение утопий было преимущественно

делом литературных поденщиков или графоматтствующих

политиков и прожектеров. Правда, и в США основная масса из тех сотен утопий, что были произведены на свет за

три века существования американской литературы, принадлежит второразрядным сочинителям, создававшим посредственные в художественном отношении, хотя норою

и сильные по социально-политическому звучанию романы.

(Классический пример – роман Э. Беллами «Взгляд назад», который отнюдь не был литературным шедевром.) Но при этом утопия в Америке не была обделена вниманием крупных, порою выдающихся, писателей XIX—XX вв.

Ф. Купер («Колония на кратере»), Г. Торо («Уолден»), Г. Мелвилл («Тайпи», «Моби Дик»), Н. Готорн («Блайт-

дейл»), Дж. Лондон («Железная пята»), У. Хоуэлле («Путешественник из Альтрурии», «Сквозь игольное ушко»), С. Льюис («У нас это невозможно»), К. Воннегут-млад-

ший («Механическое пианино») – вот далеко не полный

перечень видных представителей американской литературы, обращавшихся к жанру утопии – как они его трактовали – и пытавшихся воплотить в художественной форме свои представления о социальном идеале и о силах, которые препятствуют его претворению в жизнь. Добавим

к этому, что Америка была одной из тех стран, где зародился и расцвел жанр, который мы сегодня именуем научной фантастикой (и который можно рассматривать как

своеобразную форму утопического романа).

Правда, большинство из упомянутых нами выше и

стоящих в одном ряду с ними художественных произведений не оказали сильного влияния на американскую общественно-политическую жизнь. Средний американец XIX в.

склонен был скорее отзываться на социальный трактат, политический памфлет или декларацию, нежели на роман.

В этом смысле Джефферсон, Пейн или Джордж сделали

для развития американской утопической традиции больше, чем их современники – писатели. Были, разумеется, исключения (роман Беллами «Взгляд назад» стал настоящим событием), но они имели, как правило, политическую подоплеку: удача выпадала на долю тех утопистов, 74

которые были прежде всего политиками, публицистами, пом явственными деятелями и использовали «художественную» форму для пропаганды социально-утопических

шм лядов, излагавшихся ими прежде в трактатах и декларациях. Напротив, те из крупных писателей, которые

непременно хотели воздействовать на общественное сознание, обращались, пропагандируя свой социально-утопический идеал, к трактату, памфлету, социально-политической публицистике, как это сделал, скажем, Эптон

(‘-ииклер18.

Повышение социальной роли американской литературы

м XX в. способствовало усилению эффекта ее воздействия

на общество, но эти изменения совпали по времени с выходом на литературную сцену научной фантастики (часть

произведений этого жанра можно было назвать «социальной фантастикой»), которая, присвоив – пусть не полностью – функции «утопической беллетристики», в целом

не стала органической частью «большой литературы».

Наряду с литературно-теоретической утопией в американской традиции всегда существовала так называемая

народная утопия. В этой утопии выражены представления

масс, точнее говоря – трудящихся классов, о желаемом

социальном мире, их мечты и надежды – мудрые и наив-

п ые, глубокие и поверхностные – на создание здесь, на

лемле, иного, лучшего мира. Специфика народной утопии

лаключается еще и в том, что она создается не профессиональными писателями, учеными и политиками, а самим

пародом, т. е. непрофессионалами из трудящихся классов, имена которых остаются зачастую неизвестными. Лишенные систематической, «академической» формы, народноутопические взгляды находят воплощение в фольклоре, лозунгах и программах, стихийно рояедающихся в повседневной жизни и особенно в процессе массовых движений, которые всегда были характерны для Соединенных Штатов.

Конечно, народная утопия не стоит особняком по отношению к остальным утопическим слоям. В содержательном

отношении она воспроизводит в той или иной степени и

форме многие из идеалов, лея^ащих в основе литературнотеоретических утопий, которые, в свою очередь, черпают

из народной утопии. Чем дифференцированнее общество, тем более развиты средства массовой коммуникации, тем

18 Upton $токщ‘ Anthology. N. Y., 1947.

75

выше уровень и интенсивность этого взаимообмена и тем

труднее, конечно, выделить народную утопию в ее «чистом» виде. Но пока существует обыденное сознание (частично кристаллизирующееся в общественном мнении), пока существует «неофициальная» культура, как форма народной оппозиции истеблишменту, до тех пор будет

существовать и народная утопия.

Есть, наконец, еще один уровень социально-утопи-

ческой мысли, который хотя и не выделяется исследователями, однако существует как относительно самостоятельный во многих культурах. Речь идет – назовем ее так – об

«официальной утопии», под которой понимается совокупность социально-утопических идей, лозунгов, проектов, программ, провозглашаемых официальной инстанцией (в

лице государства, партии, например, президента США) в

качестве национальных идеалов и целей (и обычно фиксируемых в соответствующих документах, в том числе в конституционных актах).

В Америке традиция «официальной утопии» просматривается весьма четко. Президент США, проводя избирательную кампанию или формулируя основные цели своей

деятельности на предстоящее четырехлетие, обычно не

просто излагает основные принципы, которыми он намеревается руководствоваться – он, как правило, выдвигает

целостную программу, комплекс национальных целей, составляющих курс, увязываемый обычно с первоначальными, фундаментальными идеалами нации, провозглашенными американской революцией и закрепленными в основополагающих документах. Эта линия, идущая от Джефферсона (как автора проекта Декларации независимости) и продолженная Вашингтоном, Э. Джексоном, Линкольном и рядом других президентов США, особенно четко

прослеживается в периоды, отмеченные социальной напряженностью и наличием острых национальных проблем.

Так,—если брать XX век —Ф. Д. Рузвельт провозглашает

«новый курс», Дж. Кеннеди – «новый фроитир», Л. Джонсон—«великое общество». Истоки же этой традиции восходят к периоду американской революции, в частности

к 1776 г., когда были сформулированы основпые принципы

Декларации независимости, к которой официально апеллировали почти все те, кто на протяжении последующих

двухсот лет формулировал «официальную утопию».

Сказанное, разумеется, пи в коем случае не означает, что официальные программы могут быть однозначно ква-

76

.инфицированы как социальные «утопии» (трактуемые к

тому же как неосуществимые проекты). Мы хотим лишь

подчеркнуть, что в этих программах, наряду с идеалами и

I долями, соответствующими действительным тенденциям

американского общества, а также реальным возможностям

н намерениям администрации, содержатся такие идеалы

и цели, которые положены произвольно и отражают субъективные, не основанные на изучении действительных тенденций и возможностей представления о путях и целях

развития Америки, о ее месте в мире, об исторических

судьбах американцев, об образе мира в целом – представления, имеющие ценностный характер.

Чьи идеалы и цели отражает официальная утопия?

Чисто номинально – идеалы и цели нации, американского

парода, тем более что лексикон этой утопии часто заимствуется (по крайней мере, отчасти) из народной утопии.

В самом деле, официальная утопия может выполнять свою

интегрирующую функцию только при условии, что будет

и какой-то степени отражать идеалы, цели, иллюзии и

ориентации «простого народа». Важно здесь учитывать и

то обстоятельство, что хотя за двести лет своего существования эта утопия претерпела значительную эволюцию, она

не могла полностью и окончательно порвать с идеалами и

целями, провозглашенными в Декларации независимости

и ряде других основополагающих документов американской революции, выдержанных в духе идей американского

Просвещения и отражавших интересы значительной части

трудящейся массы.

Вместе с тем на официальную утопию распространяется известное положение К. Маркса о том, что господствующей идеологией является идеология господствующего

класса, и в этом смысле она может рассматриваться как

выражение социально-утопических идеалов американской

буржуазии19, а ее эволюция составляет важный аспект

эволюции социальных идеалов господствующего класса

Америки.

19 Утопические идеи, лозуиги, программы, провозглашаемые па

партийных съездах, в предвыборных речах и программах, в

инаугурационных речах и т. п., могут включать (и, как правило, действительно включают) демагогический элемент и не отражать действительных представлений класса, группы, индивида о социальном идеале. Но это обстоятельство ничего не

меняет по существу, ибо провозглашенный утопический идеал

независимо от степени его «подлинности» выступает как факт

культуры, факт общественного сознания.

77

Вообще говоря, социальная утопия и официальная политика враждебны друг другу по существу. Это одна из

главных причин, почему официальная утопия существует

в основном в теоретической форме, т. е. в виде планов, проектов, лозунгов и т. п., которые не получают последовательного практического осуществления. Вместе с тем в

ряде случаев (как правило, в ситуациях, чреватых если не

революционным взрывом, то серьезными неприятностями

для господствующего класса) федеральное правительство

предпринимало – обычно под давлением «снизу» – более

или менее настойчивые попытки осуществить на практике

реформы или проекты, выдержанные в духе официально

провозглашенных социально-утопических идеалов и касающиеся распределения земли, образования, трудоустройства, здравоохранения, а также ряда других вопросов. Одни

из этих проектов проваливались сразу и полностью, другие выхолащивались в процессе их осуществления, третьи – в какой-то мере осуществлялись, часто через много лет после своего провозглашения.

Особо следует выделить внешнеполитический аспект

«официальной утопии», в котором находят выражение

идеализированные видения «национальных целей» Америки на международной арене и которые дают общие представления о модели идеального мира, существующей в

сознании архитекторов национальной политики.

Взаимодействуя друг с другом и дополняя друг друга, народная, официальная и литературно-теоретическая утопии образуют органический утопический контекст, в рамках которого только и могут быть поняты и оценены

конкретные продукты национального социально-утопиче-

ского сознания20. Контекстуальный подход тем более важен

при анализе американских утопий, что в США никогда —даже в самые напряженные периоды национальной истории – не существовало (во многом благодаря отсутствию

устойчивой аристократической традиции) таких антагониз-

20 Заметим, что только в рамках этого контекста может быть адекватно интерпретирована и мифологема «американской мечты»: она не только строится из «материала» литературно-теоретической, официальной и народной утопий – она опирается на них

и «подпирается» ими. Только одповремеппая поддержка «снизу» и «сверху», подкрепленная деятельностью литераторов и

теоретиков, обеспечивает жизненность «американской мечты».

78

моё Между «официальным» й «народным»* какйе были

ирисущи европейскому капитализму21.

Естественно, что параметры утопического контекста

(соотношение уровней, приоритет функций, состав утопического спектра, содержание идеалов и другие) изменяются в процессе исторического развития общества. Причем

их эволюция определяется как законами саморазвития

утопической традиции, так и законами развития общественного сознания в целом.

В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что «редукционные» подходы, когда эволюция утопии выводится либо из

«экономического развития», либо из эволюции теоретического и художественного сознания, либо из динамики политического процесса, выглядят односторонними. Методология Марксова анализа капитализма и продуцируемых им

идеальных форм подсказывает, что эволюция утопического

контекста должна рассматриваться как определяемая не

эволюцией экономики, литературы или политики, а эволюцией общественного бытия, которое не может быть сведено

ни к механистически трактуемой совокупности «факторов», ни к какому-то одному из них. Именно изменение

общественного бытия как материальных условий существования социума и определяет реальную «яшзнь» утопического контекста в целом, а также его внутренние трансформации.

Как показал К. Маркс в «Капитале», ключом к пониманию конкретных форм общественного бытия служит

определенный способ производства общественной жизни.

Не менее важно учитывать и те изменения, которые происходят в пределах одного и того же способа производства, т. е. в рамках одной и той же социальной формации. Двухсотлетняя история американского капитализма свидетельствует о том, что эволюция утопического контекста, как и

национального общественного сознания в целом, во многом

определяется характером действующих в обществе универсальных механизмов регулирования производства и вое-

21 Американец, даже если он весьма критически относится к властям, тем легче становится на официальную точку зрения (и

разделяет официально санкционированные идеалы), что не

чувствует себя раз и навсегда отделенным от тех, кто вырабатывает и воплощает эту официальную точку зрения. Здесь та

же психология, что и у изображенного Ильфом и Петровым

американского бродяги, который, не имея ни гроша, считает

необходимым оставить миллионерам по пять миллионов, ибо в

глубине души надеется сам разбогатеть.

79

Производства общественной жизни, йаковьШй в условиях

капитализма являются рынок и государство. На всех этапах своего развития капитализм нуждается в существовании обоих механизмов, но в зависимости от того, на какой

стадии развития он находится, какой-то из этих механизмов оказывается преобладающим, что в итоге определяет и

статус его коррелята (т. е. соответственно либо рынка, Либо государства), и статус тех идеалов, которые рождаются и функционируют в условиях его господства. Гегемония

саморегулирующегося рынка, которому соответствует свободная конкуренция, преобладание мелкой частной собственности над крупной, сельского населения над городским, «деревни» над городом и т. п., предопределяет – через цепь

опосредовапий – гегемонию определенных типов сознания, группирующихся вокруг «рыночного полюса» 22. Тем самым

предопределяется и характер господствующих социальных

идеалов, в том числе и утопических. Перерастание капитализма свободной конкуренции в монополистический, а затем и в государственно-монополистический капитализм

предопределяет поэтапный переход господствующего

статуса к группирующимся вокруг «этатистского полюса»

типам общественного сознания, что в конечном итоге меняет характер господствующих утопических идеалов.

Обратившись к истории, нетрудно установить, что все

четыре фазы подъема утопического сознания в США (отмеченные нами выше) приходятся не просто па периоды

обострения социально-экономических и политических противоречий американского капитализма, по именно па периоды трансформации механизмов регулирования воспроизводства общественной жизни, конкретно – па периоды

усиления роли государства со всеми вытекающими отсюда

социальными и культурными последствиями.

Характерно, что каждый новый этап процесса перехода

господствующей роли от рынка к государству сопровождался однотипными реакциями общественного сознания, порождая однотипные утопические идеалы. Можно выделить три группы или три типа таких идеалов, а именно: а) идеалы романтического (или консервативного) типа, защищающие отношения, институты и ценности, порож-

22 Более подробно вопрос о влиянии этатизации общественной

жизни на общественное сознание, о «рыночном» и «этатистском» «полюсах» общественного (и коикреттто-политического) сознания рассмотрен в коллективной монографии «Современное политическое сознание в СШ А». М., 1980.

80

длемые рынком (и обеспечивающие его господство) й

имеющие более или менее четко выраженный антиэтати-

стский характер23; б) идеалы позитивистского или сциен-

гистско-технократического типа, построенные на гипертрофированном представлении о возможностях государства в решении актуальных проблем, стоящих перед обществом и связывающие реализацию этих возможностей

развитием пауки и техники; в) идеалы социалистического типа, которые при всем их разнообразии ориентированы, с одной стороны, на ликвидацию (или резкое сужение действия) рыночных механизмов, а с другой – на

изменение самой природы государства, вытесняющего рынок, в качестве основного регулирующего механизма.

Эти идеалы, как мы увидим далее, не только находили

воплощение в утопиях всех уровней (народных, официальных, литературно-теоретических), они служили основой

различных но содержанию, социальной сущности и политическому значению утопий. Иными словами, в своей абстрактной форме они не могли быть однозначно идентифицированы ни как «либеральные», «консервативные»

или «радикальные», если брать их в идеологическом плане, ни как «прогрессивные» или «реакционные», если говорить об их политическом содержании. Только в контексте той или иной конкретной утопии получали они определенный смысл и значение. В этом можно убедиться на

примере джефферсоновского идеала «фермерской Америки», который в XIX в. лежал в основе утопий, выражавших интересы леворадикально ориентированных сил, а сегодня составляет основу утопий, выражающих интересы и устремления правых.

Конечно, говоря об однотипных реакциях утопического дознания на процесс этатизации американского общества, мы предлагаем не более, чем схему, но она помогает

понять не только характер прошлых этапов эволюции

американской утопии, но и возможные направления развития социально-утопического сознания США в будущем.

Однако прежде чем ставить вопрос о перспективах или говорить о современном этапе развития этого сознания, 23 Мера отрицания государства романтическим утопическим типом меняется от одного этапа его развития к другому. Каждая

более поздттяя форма этого типа характеризуется дальнейшими

«уступками» в пользу государства, отрицая прежде всего его