Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"
Автор книги: Э. Баталов
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
на те же классы и слои, что и остальная часть населения
США... Однако полного „слияния44 не происходит, по-прежнему
сохраняется известная грань, определяемая черным цветом
кожи. Негры были и остаются объективно существующей социальной общностью, занимающей особое положение в экономической и политической жизни, имеющей свои историко-культурные традиции» (Митрохин J1. И. Негритянское движение в
США: идеология и практика. М., 1974, с. 6). Добавим, что процессы дифференциации, о которых упоминается в цитируемом
отрывке, стали отчетливо проявляться лишь в XX в., а до этого
не носили массового характера.
94
д^ипст «черную утопию» отличной от «белой утопии» йот
«американской мечты», как это не раз подчеркивал Мартин Лютер Кинг. «Черная утопия» возникла как потаенная
ii.ii и открыто декларированная мечта рабов об ином, лучшем мире, что наложило на нее неизгладимый отпечаток
м сделало самостоятельной, стоящей особняком частью
американской народной утопии.
О ранней «черной утопии», сложившейся до формального освобождения негров, мы можем судить в основном по
памятникам фольклора. Как отмечает американский исследователь Престон Уильямс, «утопические представления
негров не выражены в каком-то трактате, изображающем
функционирование некоего отдаленного сообщества. У них
мет ничего, подобного «Государству» Платона, или «Уто-
иии» Мора, или «Взгляду назад» Беллами. Утопические
идеи создавались конкретными людьми, но, как это было
и со спиричуэлс, имена авторов были забыты, а идеи стали
частью фольклора» 50. Особая роль принадлежит здесь негритянским народным песням, в первую очередь спиричуэлс, ибо эти песни – «ритмический крик раба – остаются сегодня,– как писал У. Дюбуа в 1903 г.,– не просто
единственной народной музыкой, но самым прекрасным
выражением человеческого опыта, рожденного по эту сторону океана»5i, выражением надежд негритянского народа.
Спиричуэлс – песни по преимуществу религиозного содержания, что предопределяет строй их образов, язык, символику, а тем самым и внешние черты утопического мира, «зашифрованного» в этих творениях народного гения.
Это мир религиозных символов и образов, но это посюсторонний мир52. И хотя эти произведения бесхитростны, по-
г,° Williams Р. N. Op. cit., р. 47.
•ч Du Bois W. Е. В. The Souls of Black Folk. N. Y., 1065, p. 160, 161.
г‘2 Народная утопия часто принимает религиозную форму, что само
по себе еще не делает ее религиозной утопией. Вообще, строго
говоря, религиозная утопия – нонсенс, ибо утопия всегда имеет
посюстороннюю ориентацию. Применительно к народной уто
пии это обстоятельство четко выявлено А. И. Клибановым. «Образы, в которых выступала мысль об идеальном общественном
строе, являлись плодом воображения, порожденным отношениями реальной жизни. Но и самые фантастические из этих
образов решительно отличались от образов религиозной фантазии, включая и те случаи, когда они выступали в религиозном
облачении. Ибо речь шла не о „небесной отчизне14, а об оптимальном строе человеческих отношений, и во всем множестве
случаев, когда такой строй наименовывался „расм“ или „цар-
95
рою стереотипны по содержанию и небогаты по языку, они
позволяют, как это показал ряд американских исследователей 53, составить хотя бы общее представление об утопических идеалах негра-раба.
Центральный идеал негритянской утопии – справедливость. Утопия негра – это реальный мир белого человека, и только справедливость, уравнивающая его с белым, открывает ему доступ в эту утопию, разрушает барьер, отделяющий мир белого человека от мира черного человека.
Вообще надо сказать, что психология раба, жаждущего
освобождения, часто ориентирует его не столько на преобразование мира, в котором он занимает рабское положение, сколько на устранение барьера, отделяющего его от его повелителя. И лишь последующее осознание иллюзорности
этой цели заставляет его задуматься о более радикальных
шагах. Освобождение от рабства, равенство с белыми, возможность найти свое счастье – все это выкристаллизовывается в стремление негра оказаться в таком обществе, основой которого была бы справедливость. «Вся печаль Песен Печали проникнута надеждой – верой в конечное
торжество справедливости... Порою это вера в жизнь, порою вера в смерть. Порою уверенность в существовании
там, в запредельном мире, безграничной справедливости.
Но что бы это ни было, смысл всегда ясен: что когда-нибудь, где-нибудь человек будет судить о человеке не по
цвету его кожи, а по его душе» 54.
Негр хочет «правого суда» 55, который – он уверен в
этом – позволил бы ему войти в качестве полноправного
члена в мир человеческого братства, где в основе отношения людей друг к другу лежала бы любовь и где человек
не чувствовал бы себя одиноким. В этом мире царила бы
естественность и радость 56 и не было бы совсем тяжелого
ством божттем“, это были земной „рай“ и „царство божие“ па
земле. Образы эти не усыпляли ум и не расслабляли волю. Напротив, вдохновляли «на борьбу со всем тем, что препятствует
достижению идеального, достойного человека состояния общества» {Клибаиов А. И. Народная социальная утопия в России.
М., 1977, с. 4).
53 См., например: The Book of American Negro Spirituals. Ed. with an introd. by J. W. Johnson. N. Y., MCMXXIX.
54 Du Bois W. E. B. Op. cit., p. 167.
«И днем и в полночь, все время помни – брод перед нами. Одна
надежда – суд будет правым, брод перед нами» (Голоса Америки: Из народного творчества США. М., 1976, с. 213).
56 «...На берегах реки далекой, на Иордане... душу негра роса
смоет... Там отдохнем и повеселимся, совсем как дети» (Там же), трцда. В негритянской утопии снова отчетливо звучит, как
и в европейской народной утопии нового времени, мотив
освобождения от труда, ибо раб знает только одну – подневольную – его форму.
Ранняя негритянская утопия рисует не столько образ
государства, сколько образ общины, в ней отсутствует четко выраженное представление о политической структуре
общества. И это, конечно, не удивительно, если учесть изолированность негров от политической системы и общий
уровень культуры раба.
Освобождение негров в результате победы Севера в
Гражданской войне было важным,но нерешающим шагом
на пути негритянского населения США к реальной свободе. Прежняя изоляция, ставившая американского негра
мпе Америки, была, казалось бы, преодолена. Но барьер
оставался – реальный, а в ряде случаев и формальный. Переставая быть рабом и становясь гражданином США, негр
оставался негром, человеком с черной кожей, что привязывало его видимыми и невидимыми нитями к прежнему
рабскому состоянию. Эта двойственность положения порождала двойственность психологии, о которой писал
У Дюбуа в начале XX в. «Во-первых, мы должны помнить, что, живя, как это приходится черным, в тесном контакте
с, великой современной нацией и разделяя, хотя и не полностью, духовную жизнь этой нации, они по необходимости должны испытывать более или менее непосредственное
влияние всех религиозных и этических сил, которые направляют сегодня движение Соединенных Штатов. Эти вопросы и движеиия, однако, затмеваются и умаляются наиболее важным (для них) вопросом их гражданского, политического и экономического статуса. Они должны постоянно
обсуждать „негритянскую проблему4*, должны жить, действовать, пребывать в ней и интерпретировать все остальное в ее свете или мраке... Из этой двойной жизни, которую^ должен вести Американский Негр как Негр и как
Американец, как человек, увлекаемый течением века нынешнего и в то же время захваченный водоворотом пятнадцатого века, из этой жизни должно рождаться болезненное самосознание ... Такая двойная жизнь, с двойными
мыслями, двойным долгом и двойными социальными классами, должна вести к возникновению двойного мира и
двойных идеалов, вводя разум в искус притворства или
бунта, лицемерия или радикализма» 57,
57 Du Bois W. Е. В. Op, cit, p. 129.
4 Э. Я– Баталов 97
Отсюда и двойственность негритянской утопии
XIX—XX вв., и двойственность подхода к ее решению.
Как американец, как представитель определенного класса, негр разделяет идеалы той или иной социальной утопии, имеющей распространение среди белого населения Америки. Но как негр, он придерживается этнически ограниченной негритянской утопии, которая хотя и претерпела
определенную эволюцию к началу XX в. и лишилась
прежней наивности, однако по-прежнему ориентирована
на построение справедливого, равноправного, свободного
мира для черного человека. Как американец, негр хотел
бы построить это справедливое общество здесь, на американской земле. Но как негр, которому постоянно напоминают, кто он такой и на пути которого к «интеграции» в
американское общество возводят тысячи препятствий, он
видит возможность построения утопического общества
только за пределами Америки. Так возникает негритянская «утопия бегства» доктора Маркуса Гарви, негра с
Ямайки, организатора и руководителя так называемой Всемирной ассоциации по улучшению положения негров. В
20-х годах XX в. Гарви развертывает движение «Назад в
Африку!», целью которого была репатриация американских негров на африканский континент и создание «великой Африканской империи». Негры, утверждал Гарви, имеют такое же право на «место под солнцем», как и белые. Их стремления к «счастью и благосостоянию», к «социальному равенству», «демократии» и «прогрессу» законны. Но они должны (и могут) построить свободное государство сами, и не в Америке, а за ее пределами. «Негры
должны будут создать свое собственное правительство, свою промышленность, искусство, науку, литературу
и культуру, прежде чем мир перестанет принимать их в
расчет» 58.
Гарви в общем не был оригинален. Идея репатриации
негров в Африку (в основном в Либерию) обсуяедалась
американцами (как белыми, так и черными) на протяжении многих десятилетий. Кое-кому она казалась реальным путем решения негритянского вопроса в Америке, но
никто до Гарви не пытался в таких масштабах осуществить ее на практике. Предприятие Гарви завершилось сокрушительным поражением, а сам он, став жертвой финансовой аферы, угодил за решетку. Но даже если бы
58 Garvey М. Appeal to the Soul of White America.– In: Passport to Utopia. Eel. with an introd. by Arthur and Lila Weinberg. Chicago, 1968, p. 221.
98
дело ire имело столь печального исхода для самого Гарви, псе равно трудно предположить, что его проект мог бы
быть последовательно и успепщо осуществлен. Однако
дело даже не в этом. Для исследователя «черной утопии»
гораздо важнее то, что идея репатриации получила достаточно широкий отклик среди негритянского населения
С, I1T А, и тысячи семей готовы были любым способом добыть необходимые средства, чтобы оплатить переезд. «Переселить миллионы негров в Африку, изгнать оттуда белых колонизаторов и создать на Черном континенте империю было задачей, мягко выражаясь, нереальной. И тем
по менее движение «Назад в Африку!» всколыхнуло широкие массы негров США. Гарви поддержали многие негритянские лидеры, среди которых был и Уильям Дюбуа.
Дюбуа подчеркивал, что Гарви «с удивительным успехом
обобщил и выразил недовольство и дух протеста, накопившиеся за долгие века страданий в вест-индском крестьянстве»59. Дискредитация Гарви как политического деятеля
привела к быстрому спаду движения. Но как показали последующие десятилетия американской истории, ни идея
переселения в Африку, ни сформировавшиеся еще в годы
рабства народно-утопические идеалы не были изжиты негритянским сознанием. Даже в изменившихся условиях, когда возросла степень расовой интеграции негритянского населения в американское общество, уровень образования и благосостояния негров, их вовлеченность в рабочее
и общедемократическое движение,—даже в этих условиях изначальные народно-утопические идеалы остаются той
фундаментальной основой, на которую лишь наслаиваются новые идеалы, лак это было в период «мятежей» в негритянских гетто в конце 60-х годов.
§ 3. Социально-теоретическая
и литературная утопия
На протяжении XIX – первой половины XX в. в американской социальной теории и художественной литературе сложилась устойчивая утопическая традиция, выкристаллизовавшаяся в произведениях разных жанров – романах, трактатах, политических документах. При всем
своем внутриродовом многообразии они могут быть сгруп-
59 Иванов Р. Дюбуа, М., 1968, с. 170, 171.
99 4*
пирсшаны в соответствии с видовыми признаками в ряд
типов, более! или менее существенно отличающихся друг
от друга и вместе с тем дающих представление об основных направлениях, в которых двигалась американская
утопическая мысль, о тех идеалах, которые увлекали американское общество, о проблемах, волновавших жителей
Нового Света.
Существует представление, что первая национальная
документально оформленная утопия родилась на борту
«Мэйфлауэра» в виде известиого теперь «Соглашения» о
гражданском управлении поселением60. Однако, как показывает текст самого документа, занимающий всего несколько строк, а также последующее развитие событий, «Соглашение», в соответствии с которым «нижеподписавшиеся, верные слуги короля Якова» объявляли о намерении соединиться «в политическую и гражданскую общину для сохранения между собою доброго порядка и достижения намеченной цели», не содержало конкретного видения утопического общества. Если оно и сыграло роль в
становлении американской социально-утопической традиции, то лишь как один из многих исторических документов, который наряду с различного рода «хартиями» и
«уставами» оказал влияние на борьбу социальных и политических партий, в процессе которой и происходило формирование этой традиции.
У всех классов американского общества – у аристократии, буржуазии, мелкой буржуазии (фермерства) и
рабочего класса – существовали собственные представления о «наилучшей» организации общественной и частной
жизни и путях ее достижения, т. е. собственные утопии, которые далеко не всегда согласовывались между собою, а порою исключали и отрицали друг друга. Больше того, разные группы внутри одного и того же класса нередко
придерживались различных представлений об утопическом идеале. Во многих случаях эти идеалы были плохо
артикулированы и систематизированы их авторами и про-
60 «Первые американские мечты, зафиксированные в письменном виде,– пишет Стюарт Холбрук,– родились на борту маленького судна, пересекавшего бушующий Атлантический океан, судна, на котором плыли пассажиры, которые едва ли могли
представить себе, что когда-нибудь о них будут вспоминать как
о пионерах; и Мэйфлауэрское соглашение, хотя оно вскоре
стало игнорироваться и было отвергнуто, часто рассматривается как свидетельство о рождении демократии» (Holbrook S. Н.
Dreamers of the American Dream. N. Y., 1957, p. 35).
100
ппгапдйСтами, так что множество утопий остаются как бы
«утопиями-в-себе», скрытыми от историка. Если хроники
колониальных времен, или памфлеты периода революции, ii.ii к дискуссии, развернувшиеся в ходе обсуждения Конституции, будут когда-нибудь проанализированы под углом зрения содержавшегося в них социального идеала; если такие писатели, как, скажем, Купер или Мелвилл, иудут специально, а не походя исследованы именно как
создатели социальных утопий, возможно, что тогда мы
получим достаточно полную картину развития социально-
теоретической и литературной утопии в Соединенных
Штатах.
Как это показали В. JI. Паррингтон jb «Основных течениях американской мысли», В. JI. Паррингтон-младший
к «Американских мечтах» и ряд других авторов, одними
из первых заявили о себе так называемые «теократические» утопии, которые в условиях колониальной Америки
нанимали господствующие позиции в утопическом сознании. Идея создания в Новом Свете образцового теократического государства родилась еще в Европе. Пуритане, которые сыграли столь существенную роль в формировании американского общества, его культуры и сознания, отправлялись на новый континент, имея целью утвердить
там «богоугодные», т. е. идеальные в их представлении, порядки и, не претендуя на воссоздание земного рая
(о чем мечтали некоторые светски ориентированные утописты), попытаться построить своего рода образцовое
«государство-церковь». Значительный вклад в формирование национальной теократической утопии внесли такие
видные религиозные и общественные деятели колониального периода, как Джон Коттон61 и Джон Уинтроп. Но
логическим завершением утопических проектов, выдви-
01 «Самым авторитетным выразителем идеалов теократии в Новой
Англии был Джон Коттон, первый наставник бостонской церкви.
Еще в те дни, когда он был пастором церкви св. Ботольфа в
старом Бостоне, ему грезилась Утопия «святых», освобожденных от тирании прелатов, и, смакуя какой-нибудь отрывок из
сочинений Кальвина... он, без сомнения, прикидывал в уме, каким образом было бы лучше всего организовать такую Утопию
на практике... Построить государство в древнеиудейском духе, где политические права предоставлялись бы людям в зависимости от их религиозных взглядов, где магистраты избирались
бы из узкого круга лиц, а их власть не зависела бы от во!пи
народа, где священнослужители являлись бы своего рода судом высшей ипстаиции, разъясняющим божественное право
гражданам – подданным Иеговы,– такова была заветная цель
Джона Коттона» (Паррингтон В. Л. Указ. соч., т. 1, с. 68, 75).
101
гавшихся американскими теократами, принято считать
«Христианскую республику» Джона Элиота62, опубликованную в 1659 г.
Основываясь на Священном писании, Элиот «выдвигает
свой план создания государственного строя, полностью
отметающий сепаратистскую естественно-правовую теорию и замечательный своей наивной простотой. Поскольку закон, совершенно непререкаемый, был установлен раз
и навсегда, нет никакой надобности ,в законодательной
власти, а поскольку единственным царем и правителем
является Христос, не нужен также и светский глава государства. Следовательно, христианскому теоретику оставалось только разработать эффективную систему магистратов, которые разбирали бы судебные дела и разрешали
тяжбы. Общество признает одни лишь обязанности – ему
нет никакого дела до прав. .. .Чтобы обеспечить безотказную работу магистратов, Элиот предлагал разделить общество на группы по 10, 50, 100 и 1000 человек, каждая
из которых должна избирать себе правителей, а эти правители должны в свою очередь избирать представителей
в высшие советы. Таким образом, была бы создана система
магистратов по восходящей линии вплоть до верховного
совета страны, решения которого считались бы окончательными» 63. Утопия Элиота, как можно видеть, не отличается ни глубиной, ни оригинальностью мысли. Но она интересна тем, что сводит воедино и доводит до логического
конца (а в сущности —до абсурда) многие идеи американских теократов XVII в., искренне веривших, что «наилучшее» общество должно быть воплощением социальных
идеалов, соответствующих духу Ветхого завета, и что
принципы демократии и свободы воли в корне противоречат этим идеалам 6
62 Eliot J. The Christian Commonwealth; or, The Civil Policy of the Rising Kingdom of Jesus Christ. L., 1659. В перечне основных американских утопий, приложенных к книге В. Паррингтопа-млад-
шего «Американские мечты», трактат Дж. Элиота фигурирует
в качестве первой американской утопии.
63 Паррингтон В. Л. Указ. соч., т. 1, с. 132.
64 «Содрогнешься при одной мысли, во что бы превратили «святые» Новую Англию, если бы им удалось навязать ей свою
волю»,– пишет В. JI. Паррингтон (Указ. соч., т. 1, с. 133). Но, как это порою случается, первой жертвой антидемократической
утопии Элиота стал сам автор: постановлением генерального
суда Бостона от 22 мая 1661 г. книга его была признана «дерзостным оскорблением» королевского правительства и запрещена.
192
Теократическая утопия не получила развития как самостоятельная ветвь американской социально-утопической традиции. Единственное, что закрепилось в последней—это теологическая форма, к которой прибегали время от времени американские утописты различных взглядов и направлений. Так, в 1845 г. появляется сочинение
(!. Джадда «Маргарет»65, где автор пытается показать, что
утопия (трактуемая им в трансценденталистском духе) легко может быть осуществлена, если все будут придерживаться принципов христианства. Та же идея пронизы-
иает и ряд утопий 70—80-х годов, например книгу Т. Кол-
леиса «Эдем труда, или христианская утопия»66. Противоречия между трудом и капиталом, утверждает Колленс, не могут быть разрешены в условиях богопротивного духа конкуренции. Единственный выход —в обращении к
наветам Христа, в осуществлении принципа христианской
любви67. Однако христианство Колленса имело явно популистскую окраску и было скорее способом оформления
популистских утопических идей, нежели абстрактной проповедью «чистой» религиозной доктрины. То же самое
можно сказать о некоторых других утопиях, например о
так называемых «альтрурийских» романах У. Д. Хоуэлл-
са, где христианские идеи служат только оболочкой, за
которой скрывается различное содержание.
Господство теократии в Новой Англии конца XVII—начала XVIII в. не могло воспрепятствовать формированию демократических идеалов в сознании некоторой части колонистов, стоявших в оппозиции к господствующим
группам (Томас Хукер, Роджер Уильямс68). Дальнейшую
Judd S. Margaret, a Tale of the Real and the Ideal, Blight and Bloom; including Sketches of a Place Not Before Described, Called Mons Ghristi. [anon.] Boston, 1845.
00 Collens T. W. The Eden of Labor, or the Christian Utopia. Philadelphia, 1870.
07 «Если бы труд и капитал соединились в одном лице и если бы
соединились они но закону любви, идущему от Господа нашего Иисуса Христа, то все человечество жило бы в изобилии»
(Collens Т. W. Op. cit., р. 116).
(58 Роджер Уильямс «мечтал об общественном строе, который оказался бы благодатнее любой теократии и осуществил бы надежду людей на установление всемирного братства, более дружного и всеобъемлющего, чем секта или церковь, деревня или
страна, охватывающего все расы и верования, объединяющего разъединенные сообщества людей посредством общего для
всех духа доброй воли... Привезя с собой в Америку новое крамольное учение левеллеров, он словно пустил стаю лисиц с
W
судьбу этих еще ые сложившихся окончательно идеалов
должна была решить политическая борьба, которая развернулась в стране 1после провозглашения независимости
и оказалась непосредственно связанной с вопросами о путях развития молодого государства. Победа принципа федерализма или конфедерализма, индустриального или аграрного пути, а в конечном счете победа торгово-промышленной буржуазии или мелкого фермерства во многом
предопределяли направление дальнейшего развития американской демократии, ее формы и содержание. Путь, который в итоге был избран Америкой и который блокировал осуществление идеалов «аграрной демократии», привел среди прочих последствий к тому, что эти идеалы получили сублимированное выражение в своеобразной форме утопий, которые можно назвать «утопиями фермерской
Америки». Как показала последующая история США, этот тип утопий глубоко укоренился в американском общественном сознании и в той или иной форме всегда давал о себе знать, особенно в кризисных ситуациях, как
это было сначала в 30-х (в период первого крупного экономического кризиса), а затем 70—90-х годах XIX в.,когда в стране развернулись движения грейнджеров, гринбе-
керов и популистов.
Мелкобуржуазные по своей социальной сущности, эти
утопии выражали прежде всего идеалы и иллюзии фермерских масс, традиционные мечтания мелкого земельного
собственника о «свободном фермере на свободной земле».
Однако по своему социальному и политическому содержанию утопии фермерской Америки были значительно шире, поскольку в них находили проявление мелкобуржуаз-
ио-эгалитарные устремления индивидуалистически ориентированного мелкого собственника, присущие не только
фермеру, но и ремесленнику, а также определенной части
промышленных рабочих, которые, хотя и не владели собственностью, однако стремились к ее обладанию (что, кстати сказать, всегда питало центробежные тенденции
внутри американского пролетариата). Добавим к этому, что нравственные добродетели, связываемые с господством мелкособственнического уклада и особенно наглядно
проявлявшиеся на фоне противоречий, порожденных
процессами индустриализации и урбанизации, делали
привязанными к хвостам зажженными факелами на жатву аккуратной пресвитерианской Утопии» (Паррингтон В. JI. Указ, соч., т. 1‘, с. 109).
104
идеалы утопий фермерской Америки привлекательными
и для представителей тех слоев общества, которым в общем; были чужды мелкособственнические ориентации.
В теоретическом и эмоциональном отношении утопии
фермерской Америки уходили корнями в идеи американского Просвещения, многие из которых явно были выдержаны в духе «аграрной демократии». Больше того, его
представители были первыми, кто отреагировал на фе дера л истско-индустриалистские тенденции, наметившиеся
уже в 80-х годах XVIII в., сформулировав идеалы, которые составили фундамент утопий фермерской Америки.
I) го относится прежде всего к Бенджамину Франклину и
Томасу Джефферсону. Они хотя и не создали целостных
социально-утопических полотен, однако оставили ряд «ЭС’
кизов» и «этюдов», которые были прямо или косвенно использованы утопистами последующих поколений.
В письме Бенджамину Вогану («О роскоши, лени и
трудолюбии») Франклин делится мечтами о мире, из которого «нужда и нищета будут изгнаны»; где «каждый
мужчина и каждая женщина будут заняты ежедневно четыре часа полезным трудом», что позволило бы «получить
нее необходимые средства и удобства жизни» и где «остающиеся свободные часы суток будут часами отдыха и счастья» 69. При этом предполагается, что основой национальной экономики выступает сельское хозяйство, центральной
фигурой которого является мелкий собственник, а промышленность играет второстепенную и подчиненную роль: «...лока в Америке имеется достаточно земли для нашего
парода, там никогда не будет мануфактур в сколько-нибудь
большом количестве или сколько-нибудь большого значения» 70.
Однако наиболее последовательное и законченное воплощение утопия фермерской Америки в своем первоначальном виде получила у Томаса Джефферсона. Для автора Декларации независимости всегда оставался актуальным вопрос о путях осуществления прав на жизнь, свободу и стремление к счастью, провозглашенных в этом
документе. Поиски средств осуществления одной утопии
рождали к жизни другую утопию 71. Для Джефферсона бы-
69 The American Age of Reason. Moscow, 1977, p. 95.
70 Франклин Б. Избранные произведения. М., 1956, с. 237.
71 Налицо модельная ситуация «цепочки утопий»: стремление к
реализации одного утопического проекта приводит к созданию
105
Jio совершенно ясно, что политика федералис’гбв м глАМ
с Гамильтоном никогда не позволит осуществить на практике права и принципы Декларации, что нужно искать
какой-то другой путь, какую-то другую систему общественных отношений, на базе которой можно было бы воплотить провозглашенные права и принципы в жизнь.
Этот другой путь Джефферсон видит в самоуправляющемся сообществе свободных мелких собственников, прочно привязанных к земле. Картину такого сообщества он
набрасывает, в частности, в «Заметках о штате Вирджиния» (1782). «...У нас,—пишет он,—есть огромные земельные просторы, где земледелец мог бы проявить свое трудолюбие. Что лучше: чтобы все паши граждане были заняты улучшением72 земли или чтобы часть их была отвлечена от этого с целыо развития мануфактур и ремесел для
другой части населения? Те, кто трудится на земле,– избранники бога, если у бога вообще могут быть избранники, души которых он сделал хранилищем главной и истинной
добродетели... Примера разложения нравственности нельзя найти у людей, занятых возделыванием земли, ни у
одной нации, ни в какие времена. Этой печатью отмечены
те, кто, не глядя на небо, на свою собственную аемлю и
не трудясь, как это делает землепашец ради своего существования, зависят в своем существовании от случайности
и каприза покупателей. Такая зависимость порождает раболепство и продажность, душит зародыш добродетели и
подготавливает удобные орудия для свершения злых умыслов. Этот процесс – естественное развитие и следствие ремесел – иногда задерживался случайными обстоятельствами; но вообще в любом государстве соотношение между
земледельцами и всеми другими слоями населения – соотношение между здоровой и гнилой частью государства —является достаточно хорошим барометром для измерения
степени его разложения. Поскольку у нас есть земля, на
которой можно трудиться, пусть никогда наши граждане
не становятся к станку и не садятся за прялку. Плотники, каменщики, кузнецы нужны сельскому хозяйству. А что
касается общих производственных операций73 – пусть на-
другого и т. д. Так у Платона стремление к осуществлению
принципов «Государства» порождает «Законы».
72 Неточный перевод: в оригинале «improvement», т. е. в данном
случае «использование» земли.
73 Речь идет о «the general operations of manufacture», т. e. об
«основных производственных процессах».
106
mu цехи остаются в Европе. Лучше туда привозить продо-
иольствие и материалы для рабочих, чем доставлять рабочих сюда, с их нравами и устоями... Массы, населяющие
Гюлыние города, так же способствуют поддержке чистоты
государства, как язвы – организма человека. Именно нра-
m»r и дух народа сохраняют республику в силе»74.
Хотя в дальнейшем Джефферсон несколько пересмотрел провозглашенные в «Заметках» принципы, в частности смягчил критическое отношение к ремесленному труду, и целом его кредо не претерпело фундаментальных изменений. Он по-прежнему остается сторонником общества, если не совершенно однородного в социальном плане, то
уж во всяком случае лишенного резких классовых контрастов и тем более классовой поляризации,– общества, благосостояние которого зиждется на свободном, неотчужденном труде мелких собственников и в котором нет места
п и пролетариату, ни олигархии.
В основе демократии, господствующей в джефферсоновской утопии, лежит принцип местного самуправления как
естественный принцип, вырастающий из американских
условий. Уже на склоне лет (в 1824 г.) Джефферсон мечтал о том, как было бы хорошо закрепить в законодатель-
74 Джефферсон Т. Заметки о штате Вирджиния: Вопрос XIX.—В кн.: Американские просветители, т. 2, с. 74, 75. Оценивая
некоторые пункты этих «Заметок», а также социальную программу Джефферсона, с которой он выступил в полемике против федералистов в конце XVIII – начале XIX в., советские