Текст книги "Социальная утопия и утопическое сознание в США"

Автор книги: Э. Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Скиннер-Фрезер разъясняет, что так называемый прин

цип «позитивного подкрепления», разработанный бихевиоризмом, позволяет легко и просто решать преблемы, над которыми утописты прошлого бились не одну сотню лет. «Со

бытия, которые могут произойти с нами,—разъясняет он,-

подразделяются на три категории. По отношению к одним

мы безразличны. Другие нам нравятся – нам хочется, чтобы они произошли, и мы предпринимаем усилия, чтобы

они повторились. Третьи нам не нравятся – мы не хотим, чтобы они произошли, и предпринимаем усилия, чтобы избавиться от них или предотвратить их повторение... Если

в нашей власти создать любую из ситуаций, которая нравится человеку, или устранить любую из ситуаций, которая ему не нравится, мы можем контролировать его поведение. Когда он ведет себя так, как нам хочется, мы

просто создаем ситуацию, которая ему нравится, или устраняем ситуацию, которая ему не нравится. В результате

вероятность того, что он будет вести себя подобным образом снова, возрастает, а это как раз то, что нам нужно.

Технически это именуется ,,позитивным подкреплением”»12.

На основе этого «позитивного подкрепления» и строится жизнь в «Уолдене-два». В общине отсутствует внешнее

принуждение: нет ни армии, ни полиции, ни судов, ни тюрем, ни надзирателей. Существует кодекс поведения, разработанный в соответствии с «принципом подкрепления», которому охотно подчиняются все члены общины. Но кодекс – это в основном для новых членов, прибывающих со

стороны. А те, кто рождается в утопической общине, с момента своего появления на свет попадают в руки психологов, которые воспитывают младенцев по всем правилам

«технологии поведения», заботясь о том, чтобы и теперь и

в будущем они не только делали то, что им нравится, но

чтобы им нравилось только то, что должно нравиться. В качестве полномочных арбитров выступают все те же «инженеры поведения», образующие «коллегию планировщиков».

«Наше единственное правительство,—поясняет Фрезер,—это коллегия планировщиков... Название восходит к тем

дням, когда Уолден-два существовал еще только на бумаге. Имеется шесть планировщиков, обычно трое мужчин

12 Skinner В. F. Walden Two, p. 259, 260.

252

и три женщины... Планировщики отвечают за успешное

ведение дел в общине. Они осуществляют политическую

линию, наблюдают за работой менеджеров, следят за положением дел в масштабах страны. Они выполняют также

определенные юридические функции»13. Помимо планировщиков и менеджеров – лиц, несущих ответственность за

деятельность функциональных подразделений и служб, в общине имеются учные, осуществляющие программу

экспериментальных научных исследований и дающие свои

рекомендации «инженерам поведения».

Ни рядовые члены общины, ни даже учеиые, поясняет

Фрезер, не имеют права голоса при определении состава

коллегии планировщиков и менеджеров, да их, собственно говоря, и не интересует, имеют они право голоса или

нет – ведь главное, что они счастливы... А когда оппоненты Фрезера бросают ему обвинение в том, что в его живой

утопии нет ни свободы, ни демократий, он совершенно

спокойно соглашается с этим.

Двадцать с лишним лет спустя после появления «Уол-

дена-два» Скиннер опубликовал книгу, которая вызвала

скандал в научных (да и не только в научных) кругах,—«По ту сторону свободы и достоинства». В ней утверждалось, что понятия «свободы» и «достоинства» человека не

более, чем старомодные фикции. Однако то, что в 1971 г.

было прямо и открыто сказано Скиннером от первого лица, задолго до этого было выражено его «альтер эго» Фрезером чуть ли не в тех же самых выражениях. Да, в общине нет демократии. Но она и не нужна. Демократия

«не является и не может быть лучшей формой правления, поскольку она основана на научно несостоятельном представлении о человеке» 14. Да, в общине нет свободы. Но и

свобода тоже не нужна. «Диктатура и свобода, предопределение и свободная воля... Что это, как не псевдопроблемы лингвистического происхождения?» 15.

Б. Скиннер пытается убедить в том, что в условиях

«научного» (бихевиористского) регулирования жизни общества человек просто не испытывает потребности в свободе. «Мы,– с гордостью заявляет Фрезер,– можем достичь такого контроля, при котором подконтрольные, хотя

они соблюдают кодекс значительно более скрупулезно, чем

13 Skinner В. F. Walden Two, p. 54.

14 Skinner В. F. Walden Two, p. 273.

15 Ibid., p. 297.

253

это делалось когда-либо при старой системе, чувствуют со

бя свободными. Они делают, что хотят, а не то, что их

заставляют... Путем тщательного культурного проектирования мы контролируем не само поведение, а склонность

к поведению – мотивы, желания, потребности. Самое любопытное, что вопроса о свободе в этом случае не возникает вообще» 16. Не возникает потому, что в общине, как

мы уже упоминали, следят, чтобы ее члены «делали именно то, что будет лучше всего для них и для общины» 17.

Уже вскоре после своего появления роман Скиннера

вызвал шквал критики со стороны общественных деятелей, писателей, ученых, «Уолден-два» называли «подлой

утопией», а ее автора—«фашистом» 18. Причем эта критика, надо заметать, велась не только слева, но и справа, со

стороны противников сциентизма, которые упрекали автора «Уолдена-два», что он незаслуженно поносит американскую демократию.

Надо признать, что критика Скиннером буржуазной демократии, буржуазного индивидуализма и других «старомодных» ценностей подчас очень напоминает те проклятия, которые посылались в 30-х годах в адрес «прогнившей

буржуазной демократии» немецкими фашистами. Но Скиннер, конечно, не фашист. Он принадлежит к тем специфически одаренным, но социально узколобым профессионалам позитивистской закваски, для которых «наука» вообще, и прежде всего их собственная наука,– панацея от

всех зол, а человек – совокупность «научно» верифицируемых процессов и явлений. Они наивно полагают, что подчинение жизни общества законам физики, биологии и

других естественных наук сделало бы политику попросту

ненужной, разом привело бы к ликвидации социальных

конфликтов и установлению полной гармонии в обществе.

То, что общественная жизнь не может регулироваться законами, действительными для той или иной сферы природы, что человек не может быть низведен до уровня животного или машины, остается или незамеченным или игнорируется как «метафизика».

16 Ibid., р. 262.

17 Ibid., р. 297.

18 Надо полагать, что Скиннер предвидел такого рода обвинения, ибо в романе оппоненты Фрезера также называют его «фашистом», на что он отвечает, что не является ни фашистом, ни демократом.

254

Предоставим решать вопрос о ценности специальных

психологических исследований Скиннера самим психологам. Но когда психолог выступает как социолог-утопист, когда он претендует на универсальность предлагаемых им

решений, с помощью которых собирается осчастливить

весь мир, тогда к нему надобно подходить с иными мерками.

В самом деле, что представляет собой рядовой общинник в «Уолдене-два»? Что представляет собой эта община

в целом? Наконец, что представляло бы собой общество, построенное на принципах этой «живой утопии»? Приглядимся внимательно к обитателям «Уолдена-два»: они

удивительно похожи друг на друга, стандартны. Тут нет

и просто не может быть места всесторонне развитой личности, о которой мечтали мыслители прошлого – гармонически развитая, а значит, свободная, «^запрограммированная» личность просто не укладывается в узкие рамки, предопределенные «технологией поведения». Но образцовый общинник не только обезличен – он обесчеловечен.

Человек остается человеком лишь тогда, когда сохраняет

(и реализует в собственной деятельности) связь с культурой как сгустком опыта предшествующих поколений, с их

овеществленным творчеством, с историей, которая [связь]

опосредует «реакцию» на соответствующие «стимулы».

Человек не просто автоматически «отвечает» на подаваемые извне «команды», его ответ коррегируется культурой

(в той или иной ее форме), в частности, моралью, знанием

собственного прошлого и прошлого своего народа. Это, между прочим, учитывал фашизм, который, как известно, объявил войну культуре, поставив целью воспитание «массового», обезличенного, начисто «забывшего» историю человека, действующего, как примитивный автомат.

Скиннер по сути предлагает то же самое, с той лишь

разницей, что команду индивиду будет подавать не унтер-

офицер, а психолог, который будет «сидеть» внутри каждого в виде хорошо сбалансированной программы поведения. Не случайно в «Уолдене-два» с такой неприязнью относятся к истории, которая может неожиданно стать на

пути между «стимулом» и «реакцией». Не исключено, что

если бы вдруг Скиннеру удалось осуществить свой замысел

в широком масштабе, мы имели бы... исправленное и дополненное издание «Прекрасного нового мира». А если бы

вдруг среди планировщиков, которые действуют практически бесконтрольно, оказались люди не просто с диктатор255

скими наклонностями, а садисты фашистского типа, то

«счастливая» утопия превратилась бы в концентрационный лагерь19.

Впрочем, община, построенная на принципах, предлагаемых Скиннером, обладает одним качеством, которое

очень ценно с точки зрения утописта-технократа: она стабильна, она гарантирует выживание целого, хотя, строго

говоря, это «выживание» – не что иное, как искусственное поддержание вымирающего «вида». Скиннер, надо заметить, неоднократно заявлял о том, что его как человека, размышляющего об обществе, волнует, в сущности, только одна проблема – проблема «выживания западной цивилизации», ибо это, с его точки зрения – единственная ценность, в соответствии с которой будут в конечном счете

судить о цивилизации, так что любая практика, обеспечивающая выживание, обладает ценностью уже по определению. Признание, ценное в том отношении, что оно четко фиксирует перемещение центра интереса современного

утописта с проблемы совершенства общества на проблему обеспечения самого существования последнего и выживания человека и человеческого рода в целом.

Давая общую оценку современной американской технократической утопии, можно сказать, что она, предполагая обеспечение некоторых из материальных благ, о

которых веками мечтали утописты (в том числе и американские), не открывает перед современным человеком

новых горизонтов и по сути дела не сулит ничего сверх

того, что обещает, и, по-видимому, в какой-то степени действительно может дать современное буржуазное «государство благосостояния». Вместе с тем технократическаяуто-

ния еще раз убеждает в том, что «неполитическая» диктатура «науки» (и ученых) была бы – если бы ее каким-

то чудом удалось установить – ничуть не гуманнее и, как

ни странно на первый взгляд, не эффективнее20 нынешней

19 В 1967 г. группа молодых людей создала общину «Твин оукс», которая согласно первоначальному замыслу должна была

строиться на принципах, описанных в «Уолдене-два». Однако

практика повседневной жизни заставила внести в эти принципы столь серьезные коррективы, что опыт «Твип оукс» может

рассматриваться как практическое опровержение проекта Скиннера. О жизни в общине см.: Kinkade К A Walden Two Experiment: the First Five Years of Twin Oaks Community. N. Y., 1973.

20 Эффективность функционирования системы определяется в конечном счете эффективностью человеческой деятельности – не

как рационального функционирования индивида в качестве «си-

256

юлитической диктатуры монополистической буржуазии, соторая использует технократов, давая им при этом лишь

)граниченную власть.

Антиподом технократических утопий выглядят проек-

ы, которые можно назвать либо «утопиями традиционной

Америки» (поскольку большинство их авторов апеллирует к традиции), либо, если исходить из типа отношений, шределяющих провозглашенный ими социальный идеал, канархо-капиталистическими утопиями». Их можно было

5ы назвать также «либертаристскими утопиями», так как

з их основе лежит либертаристский тип политического сознания 21.

Естественно, что в работах едва ли не всех крупных

теоретиков американского консерватизма, в частности, таких, как Людвиг фон Мизес или Ричард Уивер, мы находим черты социального идеала, конструируемого анархокапиталистической утопией. Но, пожалуй, наиболее последовательное, четкое и современное выражение этот тип

утопии нашел в книге профессора Гарвардского университета Роберта Нозика «Анархия, государство, утопия»22.

Выступая с позиций либертаризма23, Нозик обрушивается с критикой на современное буря^уазное государство, вторгающееся не только в экономику, но и едва ли пе

во все другие сферы общественной жизни и в конечном

счете сужающее пространство, в рамках которого индивид

свободен выбирать образ жизни и деятельности и спонтанно проявлять свою сущность. Он ратует за «свободное» и

«справедливое» сообщество современных робиизопов, в

котором социальные процессы регулировались бы с помощью механизмов свободного рынка, но которое вместе с

тем было бы «очищено» от сил и структур дезыитегриру-

ющих реальное рыночное общество, в котором отсутствовала бы – в качестве самостоятельной – сфера политической деятельности, а значит и организованные политиче-

стемы», поведение которой регулируется программой, заданной

в соответствии с теми или иными задачами и целями бюрократической организацией, а как массового осуществления потенций многосторонне развитой личности.

21 Об этом типе сознания см.: Современное политическое сознание

в США, гл. III.

22 Nozick R. Anarchy, State and Utopia. N. Y., 1974.

23 «С неохотой я обнаружил,– пишет Нозик, определяя свою позицию,– что начинаю придерживаться, если принять в расчет

различного рода соображения и аргументы, либертаристских

(как их теперь называют) взглядов» (Nozick R. Op. cit., p. IX).

Э. Я. Баталов 257

ские силы, способные «взорвать» это общество изнутри.

Таким образом, анархо-капиталистическая утопия, хотя она апеллирует не к будущему, а к прошлому и даже

соотносит свой идеал с определенной исторически сложившейся системой общественных отношений, оказывается

не менее искусственной, чем все остальные современные

утопии. Более того, пристальный взгляд позволяет обнаружить в ней некоторые общие черты с отвергаемой ею технократической утопией.

В самом деле, несмотря на различия по многим параметрам – не говоря уже о различии социального статуса и

политического потенциала сил, стоящих за обоими типами утопий – и технократическая, и либертаристская утопии построены на одном и том же парадоксе, выраженном в

идеализации общества, которое, оставаясь капиталистическим, развивалось бы в направлении деполитизации, т. е.

замены политических механизмов регулирования общественной жизни неполитическими, и ликвидации политики

как самостоятельной сферы деятельности24. Единственное

различие (в рассматриваемом плане) между технократическими и анархо-капиталистическими утопиями заключается в том, что в первом случае политические институты и отношения вытесняются научно-техническими, тогда как во втором – экономическими.

В основе идеального общества, создаваемого воображением анархо-капиталиста, лежит частная собственность

на средства производства. Как институт она присутствует в различных типах американских утопий. Однако в ана-

рхо-капиталистической утопии она играет особую роль, выступая, как некогда в утопиях фермерской Америки, в

качестве метафизической основы свободы. Частная собственность индивида —его «альтер эго», единственная подлинная основа существования. Причем речь идет не о крупной корпоративной, а о мелкой собственности, связь

которой с индивидом не опосредствована никакими бюрократическими институтами.

Провозглашая сообщество мелких производителей в

качестве социального идеала, анархо-капиталистическая

утопия как бы продолжает некоторые линии традиции

24 «Апелляция либертаризма к чисто экономическим механизмам

рыночного регулирования и критика этатистских механизмов

регулирования экономики через политику ставят под вопрос

статус политики как самостоятельной сферы общественного процесса» (Современное политическое сознание в США, с. 144), 258

утопйй фермерской Америки. Вместе с тШ оМ существенно отличается от последней. Признавая частную собственность как таковую, утопия фермерской Амерйки, особенно в джефферсоновском варианте, не включает ее в

число естественных прав, тогда как анархо-утопист ставит

ее в один ряд. с такими неотчуждаемыми «естественными»

правами, как жизнь и свобода.

Анархо-капиталистическая утопия рождается как стихийная реакция мелкого собственника на усиление роли

и расширение функций капиталистического государства

и порождаемой им бюрократии, на укрепление позиций и

роста власти монополий и их сращивания с государством, на возрастание политической активности трудящихся, в которой мелкий буржуа усматривает потенциальную

угрозу самому институту частной собственности. Эта реакция предопределяет принципиальное отношение апархо-

капиталиста к государству и рынку как универсальным

антагонистическим механизмам социального регулирования. ‘-Щ

В конструируемой им утопии либертарист отводит государству «минимальную» роль, т. е. оставляет в ней место лишь для так называемого минимального государства.

Как пишет Роберт Нозик, морально может быть оправдано

только «минимальное государство, ограниченное узкими

функциями защиты против применения силы, грабежа, обмана, принудительного навязывания обязательств»25.

Всякое государство, принимающее на себя дополнительные функции, например принуждающее (через посредство более или менее сложных механизмов) одних граждан

оказывать помощь другим или удерживать их от каких-

либо действий во имя собственного благополучия, будет, утверждает анархо-капиталист, посягательством на право

личности автономно принимать решения относительно

собственного поведения, и потому должно рассматриваться

в качестве морально неоправданной политической диктатуры. Человек, подчеркивает Нозик, не может быть

объектом насилия со стороны государствам если последнее обязано о чем-то заботиться, так лишь о том, чтобы

обеспечить гражданину максимально возможную индивидуальную свободу. Государство обязано уважать право

человека устраивать свою жизнь, как ему угодно, и всту-

25 Nozick R. Op. cit., p. IX.

259

иать в добровольную кооперацию с другими людьми, наделенными такими же правами26.

«Минимальное государство» только чисто формально

лежит в русле джефферсоновской традиции ограниченного

государства, отличаясь от него по сути. Джефферсон определял масштабы и функции государства, исходя из цели

его деятельности – осуществления воли и обеспечения

благосостояния «производительного большинства». Именно

эти воля и благосостояние должны были, с его точки зрения, определить в конечном счете основные параметры

государства. Анархо-капиталист подходит к решению этого

вопроса, так сказать, с другого конца, отталкиваясь от

презумпции, что в любых, тем более современных, условиях «минимальное государство» может и должно обеспечить

эту волю и благосостояние. Но эта презумпция не более чем

произвольное допущение. Оно вызвано недовольством

аиархо-утописта капиталистическим «государством благосостояния», в котором он справедливо усматривает «массовое» государство. В чем-то опекая индивида, взамен оно

отбирает у него «свободу» и право устраивать собственную

жизнь по своему усмотрению.

В итоге утопическое «минимальное государство» оказывается не перенесением в современность джефферсоновского государства, а порождением нынешних противоречий

американского общества, какими их видит мелкий собственник, испытывающий давление со стороны государства

и монополий, т. е. в сущности фикцией антивэлферистского

государства. Это именно искусственная конструкция, утопия, тогда как джефферсоновское государство было естественным продуктом исторических условий конца XVIII —начала XIX в.

Естественно, что, дезавуируя государство, аиархо-уто-

пист обращается к свободному рынку как идеальному регулятивному механизму общественной жизни. Именно

рыночные отношения способны, как он полагает, выполнить ту функцию, которую «незаконно» пытается присвоить себе государство – обеспечить равные возможности

для каждого и воздать каждому «по справедливости». Он

хотел бы стабилизировать общественную структуру, видя

в стабильности сущностную черту своего социального

идеала. Здесь, как можно заметить, анархо-капиталистическая утопия снова сближается с технократической. Од26 Ibid., р. 334.

260

нако в отличие от технократа апархо-уТопиСт свйзЫВаб^г

достижение стабильности в обществе с сохранением индивидуальной свободы (провозглашаемой им в качестве одной из основных ценностей) – в тех рамках, в которых ее

может обеспечить саморегулирующийся рынок. Его

идеал – неопекаемый и потому неунифицируемый (ибо

всякая массовая опека требует в качестве предпосылки

унификацию ш стандартизацию) индивид, естественным

образом самоопределяющийся в общих рамках «минимального государства». Пусть каждый, говорит анархо-утопист, живет так, как ему хочется, и пусть государство не заставляет никого жить по какому-то единому шаблону. «Витгенштейн, Элизабет Тэйлор, Бертран Рассел, Томас Мертон, Йоги Берра, Аллен Гинсберг, Гарри Вольфсон, Торо, Кейзи Стенджел, Ребе Лабавицер, Пикассо, Моисей, Эйнштейн, Хыо Хеффнер, Сократ, Генри Форд, Лэнии

Брюс, Баба Рам Дас, Ганди, сэр Эдмунд Хиллари, Рэймонд Лабитц, Будда, Фрэнк Синатра, Колумб, Фрейд, Норман Мейлер, Эйн Рэнд, барон Ротшильд, Тед Уильямс, Томас Эдисон, X. Л. Мэнкен, Томас Джефферсон, Ралф

Эллисон, Бобби Фишер, Эмма Голдман, Петр Кропоткин, Вы и ваши родители. Неужели в самом деле есть какой-то

единый образ жизни, который является наилучшим для

каждого из этих людей? Представьте, что все они живут в

некой утопии, какую вам когда-либо приходилось видеть

описанной во всех деталях. Попытайтесь описать общество, в кртором все эти люди будут чувствовать себя наилучшим образом. Каким оно должно быть – сельским или

городским? Воплощением материальной роскоши или

скромности, при которой удовлетворяются лишь основные

потребности? Каковы должны быть отношения между полами? Должны ли в нем существовать институты, подобные браку?.. Должна ли существовать частная собственность? Должна ли существовать религия, много религий, вообще какая-либо религия?..»27. Задав еще дюжину подобных вопросов, Роберт Нозик приходит к выводу об ос-

сутствии единого ответа, равно как и «единого наилучшего

общества», в котором не только перечисленные персоны, но любая другая комбинация индивидов могла бы чувствовать себя счастливой. Поэтому стремиться к созданию какой-то единой общины, о которой всегда мечтали утопи27 Nozick R. Op. cit., p. 310, 311.

261

сты, анархо-капиталист считает не только бесполезным*

но даже и вредным.

Нозик, надо признать, наносит чувствительный удар по

укоренившемуся в утопической традиции представлению, будто может существовать некий абсолютный, «наилучший» тип утопического общества, одинаково приемлемый

для всех; будто можно открыть единый «иаилучтпий» образ

существования в утопии. Это действительно иллюзорные

представления, против которых не раз высказывались основоположники научного социализма, решительным образом отвергавшие любые попытки «осчастливливания» человечества с помощью разного рода «универсальных

схем». Но что предлагает сам Нозик? Выход из положения

есть, говорит он, в том числе и утопический, но он лежит

вне традиционного русла утопических поисков. «Утопия

должна состоять из утопий, из множества различных и

дивергентных общин, в которых люди живут разной

жизнью и в которых функционируют разные институты...

Утопия – это рамка (framework) для утопий, место, где

люди свободны добровольно объединяться в своих попытках осуществить на практике собственное представление

о хорошей жизни в идеальной общине, но где никто не

может навязать другому свое собственное вйдение утопии... Утопия – это метаутопия: среда, в которой могут

быть предприняты утопические эксперименты; среда, в которой каждый волен делать свое дело; среда, которая

должна быть в значительной мере создана прежде, чем

будут прочно осуществлены утопические видения более

частного порядка» 28.

Пусть, размышляет Нозик, люди живут общинами; пусть будет много общин; пусть они строятся на самых

различных материальных и духовных основах, в том числе социалистических; пусть люди свободно подбирают себе

общину по вкусу, а если хотят, пусть кочуют из общины в

общину; пусть те, кто не найдет для себя ничего подходящего, сами создают общины, отвечающие их представлениям о наилучшем мире; но пусть никто никому при этом

не мешает... И пусть сама жизнь определит, каким общинам суждено выжить и развиться, а каким – погибнуть, точнее, даже не жизнь, а «метаутопия», «среда», «рамка», эквивалентная, как подчеркивает Нозик, «минимальному

государству». Так что в итоге истинной утопией оказы-

28 Nozick R. Op. cit, p. 312.

262

лается само «минимальное государство» – рынок утопий, аукцион утопий...

Критики Нозика легко могли бы доказать (некоторые

из них это и делают), что его рассуждения о возможности

существования множества разнообразных утопий не более

чем логическое допущение, которое не выдержит проверки

практикой, ибо «минимальное» государство и «максималь^

пый» рынок произведут вопреки всем уверениям американского профессора29 такой «естественный отбор» среди

спонтанно возникших – коль скоро это бы случилось —общин, который будет соответствовать требованиям анар-

хо-капиталистических отношений. На этот счет нет необходимости даже строить гипотезы – достаточно просто

обратиться к истории американских утопических общии

XIX в. и проследить их судьбу. Однако, обращая внимание

на иллюзорность плана Нозика, нельзя не видеть, что его

способ видения альтернативного мира, социальная направленность его утопии не беспочвенны: они отражают интересы и иллюзии некоторых групп внутри американского

общества, их социальную психологию. В этом обществе

существуют и, по всей вероятности, будут существовать

и в дальнейшем группы, теснимые государством и монополиями, которые чувствуют себя в рамках воображаемого

лэссферистского государства более уверенно и свободно, нежели в реальном обществе, которое вызывает у них дис-

комфортность и чувство протеста. Логично предположить, что и в ближайшем будущем сохранится спрос на утопии

анархо-капиталистического типа. Так что последние будут, по всей видимости, сохранять свою роль консервативной

социальной альтернативы и воспроизводиться в американском общественном сознании. Даже принимая во внимание

рост этатистской тенденции и связанную с ним аитиэта-

тистскую критику и ностальгию по свободным рыночным

отношениям, трудно допустить, что утопии апархо-капи-

29 «Хотя сама рамка является либертаристской и лэссферистской, индивидуальные общины внутри нее не обязательно должны

быть таковыми, и возможно, что ни одна из общин не захочет

быть таковой,– уверяет Нозик.– Так что характеристики рамки не обязательно должны распространяться на индивидуальные общины. В этой лэссэфэристской системе может случиться

так, что капиталистические институты, хотя для них и открыт

путь, фактически не будут функционировать» (Op. cit., р. 330).

Нозик не припимает в расчет, что законы функционирования

подсистем не могут противоречить законам существования системы («рамки»), элементами которой оии являются. В противном случае произошла бы полная дезинтеграция этой системы, а значит, в конечном счете и составляющих ее элементов.

263

талистического типа, отражающие интересы политических

сил, которые сегодня стоят правее центра, смогут привлечь

столь же широкую часть общества, что и технократические утопии. Им суждена, по всей видимости, периферийная, хотя и долгая жизнь.

Естественным союзником анархо-капиталистической

утопии по борьбе против буржуазного «государства благосостояния» и технократической цивилизации оказывается

сегодня романтическая утопия. Но она развивается в рамках самостоятельной, глубоко укорененной в рамках

американской истории традиции, которая во многих отношениях противоречит идеалам и принципам анархо-капиталистической утопии.

Формирование современной романтической утопии

происходило па фоне таких неоднородных социальных и

политических процессов 60—70-х годов, как движение

новых левых, борьба за охрану окружающей среды, движение за создание альтернативной культуры («контркультуры»). Немалую роль в становлении современной

романтической утопии сыграла традиция: дух трансцендентализма, идеи Эмерсона, Мелвилла, Торо, обрели в 60-х

годах новую жизнь и популярность среди нонконформистской интеллигенции. Только теперь идеи романтиков

XIX в. нередко воспринимались через призму идей Маркузе, Брауна, Гудмена и некоторых других социологов и

психологов, выступавших с позиций «радикального»

фрейдизма30.

Если американская романтическая утопия первой половины XIX в. явилась культурной реакцией на процесс

капиталистической индустриализации, протекавшей в условиях роста свободного рынка, то нынешнюю романтическую утопию надо рассматривать в тесной связи с НТР и

ее социальными последствиями, а также с новой фазой

развития государственно-монополистического капитализма, которой соответствует укрепление роли и функций буржуазного государства (со всеми вытекающими отсюда

30 Такое «прочтение» выглядит тем более естествеппым, что сами

эти социологи и психологи, как справедливо отмечает американский исследователь Р. Кипг в своей книге «Партия эроса», «работали в рамках интеллектуальной традиции полуторавековой давности. В контексте американской интеллектуальной истории... эти три мыслителя могут быть названы теоретиками

второго трансцендепталистского бунта» (King В. Party of Eros, The Realm of Freedom. N. Y, 1972, p. 173, 174).

264

гуманитарными последствиями), постепенное превращение науки в непосредственную производительную силу, дальнейшее развитие техники и ее все более настойчивое

внедрение не только в производство, но и в повседневную

жизнь. Однако при всех различиях внутри одного и того

же типа утопии, вызванных временем, ее разновидностям

присущ ряд общих, принципиальных черт и характеристик.

Как и в прошлом, романтическая утопия рождается как

спонтанная реакция, с одной стороны, на сложность, с другой – на обыденность существующего мира, на те ограничения, которые оп по необходимости (или без должной необходимости) накладывает на жизнь всего общества или

отдельного индивида. Поэтому центральным принципом

утопического общества в представлении романтика остается естественность, а ценностным ядром – идеал свободного