Текст книги "Возвращение во Флоренцию"

Автор книги: Джудит Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

После дюжины звонков Тесса поблагодарила оператора и повесила трубку. Потом подошла к окну и закурила. По стеклу бежали струйки дождя, за окном все было коричневым и серым. Внезапно ей страстно захотелось вернуться в итальянскую весну с ее зеленью и голубизной, со светом, который пьянил, словно шампанское. Существует масса способов положить конец роману. Ссора, письмо, просто молчание. Многие – большинство – сказали бы, что у нее нет права обижаться. Она смотрела в окно, прижав пальцы к губам, потом перевела взгляд на кроватку с ребенком.

Итак. Жена Майло узнала об их романе. Что еще она сказала? Что у Майло появилась новая женщина. Любовница или – как она сказала? «У него всегда должна быть какая-нибудь шлюха под рукой».Солгала ли она, чтобы задеть Тессу, или сказала правду?

Тесса не знала, верить ей или нет. К несчастью, полагаться на Майло было нельзя. «Он уже нашел другую. Новую женщину. Какую-то потаскушку из Оксфорда. Ее зовут Грейс Кинг. Она живет на Вудсток-роуд».Так значит, теперь Грейс оказалась у него «под рукой»?

Ты можешь избавиться от меня, Майло Райкрофт, раз уж так произошло, но не от своего сына. В ярости она заметалась по квартире, хватая плащ, зонтик, часы, бутылочку и подгузники. Она должна все выяснить! Как смеет он скрываться от нее! Почему не наберется достоинства, мужества и не скажет правду ей в лицо! Она не собирается болтаться на своем конце телефонной линии, словно рыба, попавшая на крючок. Пускай бы так завершился любой другой из ее романов, но только не этот! Однажды Анджело спросит ее о своем отце. И что она должна будет сказать? Что отец настолько мало интересовался своим сыном, настолько мало питал к нему чувств, что отказался от него, когда тому не было еще и трех месяцев?

Тесса подхватила корзину с ребенком и вышла из квартиры. На лифте она спустилась на первый этаж, раскрыла над корзиной зонтик и побежала под дождем к своему «MG». Она поставила корзину на пассажирское сиденье, завела мотор и отъехала от дома, направляясь на юго-запад, к Харроу-роуд. Вращение руля, движение ноги на педалях акселератора и тормозов, мерный шорох дворников на лобовом стекле, сметающих в сторону струи дождя, приносили успокоение. Ей всегда нравилось путешествовать. Она нуждалась в движении, в езде, в пункте назначения.

Добравшись до Харроу, она остановилась у гаража, чтобы заправить машину и купить сигарет. Дожидаясь, пока в цепи автомобилей появится промежуток, Тесса подумала о том, чтобы возвратиться домой – какой смысл в этой поездке, если она уже его потеряла! – но поняла, что это будет лишь отсрочкой. Лучше выяснить все сейчас. Она поехала дальше. Пешеходы в бесформенных плащах, прячась под зонтами, толпились на перекрестках и автобусных остановках. Она миновала пригороды, постоянно притормаживая в длинной веренице автомобилей, которая вилась между ничем не примечательными домиками: все они были оштукатуренные, с балками, с черным Остином или Моррисом на подъездной дорожке и живой изгородью из бирючины, обозначающей границы прилегающих садиков. «Я не подхожу для этой страны, – думала она. – Когда Фредди исполнится двадцать один, я вернусь в Италию».

Поток машин стал не таким плотным, и Тесса смогла оглядеться по сторонам. В Рикменсуорте она повернула на юг, чтобы выехать на дорогу, которая шла через Биконсфилд и холмы Чилтерна до Оксфорда. Анджело заворочался в своей корзинке. В пригородах Хай-Уайкомба она остановилась у кафе, заказала чай и кувшин горячей воды, чтобы подогреть бутылочку для ребенка. Официантка, на вид не старше шестнадцати лет, с завивкой перманент на волосах, выбивавшихся из-под невзрачной шапочки, залюбовалась Анджело, пока Тесса кормила его. «Он такой славный! Сколько ему? Когда я выйду замуж, у меня будет четверо мальчиков. Я не хочу девочек – мама говорит, с ними одни проблемы». Она погладила Анджело по щечке. «Папочка наверняка очень тобой гордится».

Не допив до конца молоко, Анджело задремал. Тесса положила его обратно в корзинку и размешала ложечкой чай. Воспоминание оцарапало ее, словно осколок стекла: как Майло поцеловал ее в тот день, когда она сказала ему, что беременна. Тот ужасный ланч, когда ее начинало тошнить от одного вида еды, потрясение в его глазах в ответ на новость о том, что она ждет ребенка. Но потом, когда Майло провожал ее в студию фотографа, он у всех на виду привлек ее к себе, положил руки ей на талию и крепко обнял. Они так отчаянно прижимались друг к другу, словно пытались врасти в землю, слиться навеки. Тело не лжет: Тесса знала, что в тот момент он ее любил.

Она оставила официантке трехпенсовую монетку, взяла корзину с ребенком и вышла из кафе. В машине она несколько минут сидела без движения, обессиленная. Ей хотелось, чтобы рядом с ней были Фредди, Рей или Макс – только бы не оставаться одной.

Она поехала дальше, на Чилтернс. Грузовик обогнал машину Тессы, обдав ее потоками коричневой воды, так что несколько секунд через ветровое стекло ничего не было видно. Анджело захныкал в своей корзинке. «Тише, – прошептала она, – осталось совсем немножко». На подъеме грузовик поехал медленней, и «MG» пришлось ползти следом за ним. Когда грузовик притормозил на перекрестке, Тесса была вынуждена остановиться; крики Анджело становились все громче. Грузовик снова тронулся. Тесса откинулась на спинку водительского сиденья, высматривая прямой участок дороги, где она могла бы пойти на обгон. Пятна оранжевого и синего, промелькнувшие сквозь дождь, превратились в вывеску «Лайонс Ти», пляшущую на ветру. Велосипедист в желтом непромокаемом плаще катился вниз по склону им навстречу; свет его единственной фары расплывался, дробился на осколки у нее перед глазами. Сколько еще ей ехать? Анджело громко плакал, сжимая руки в кулачки. «Еще чуть-чуть, дорогой, – прошептала Тесса. – Мы скоро приедем, обещаю». Сердце колотилось у нее в груди; она протянула руку и погладила ребенка по щеке, пытаясь его утешить. Дождь барабанил по тонкой крыше машины. Грузовик сбросил скорость перед поворотом, и Тесса поняла, что сейчас закричит – в точности как Анджело. Поворачивая следом за грузовиком, она наконец увидела прямой отрезок пути, на котором не было ни одной машины, поэтому изо всех сил надавила на акселератор и выехала на встречную полосу.

Сквозь пелену дождя она увидела лошадь, запряженную в повозку, которая выезжала с поля у дороги. Ее рука потянулась к гудку; на мгновение Тесса замешкалась: что если гудок напугает лошадь? Ей показалось, что она еще может вернуться в свой ряд, и Тесса резко вывернула руль.

Колеса потеряли сцепление с дорогой и заскользили по мокрому асфальту. Тесса попыталась выправить автомобиль, прекратить занос, но «MG» развернуло поперек полосы. Тесса услышала свой крик, и тут все вокруг слилось в какой-то странный водоворот: крики ребенка, скрежет тормозов, барабанная дробь дождя, обочина дороги и живая изгородь, а потом ветровое стекло закрыло что-то зеленое и коричневое.

Кювет и живая изгородь остановили ее «MG». Сила инерции швырнула Тессу на рулевое колесо, потом назад на спинку сидения и снова на руль.

Ей показалось, что ее накрыло волной; свет раздробился на осколки, и на нее со звоном посыпалась крошка ветрового стекла.

А потом она погрузилась куда-то на глубину, в темноту и холод. И наступила тишина.

Позвонив Тессе Николсон, Ребекка ощутила, что у нее словно гора упала с плеч. Ей казалось, что она уравняла между ними счет. Теперь мисс Николсон тоже знает, что это такое, когда тебя предают.

В последние несколько дней они с Майло вели себя друг с другом осторожно; было сделано и сказано много обидных вещей, и теперь они бродили по дому, словно калеки, оберегая свои открытые раны. Просыпаясь по ночам, Ребекка понимала, что теряет его. Каждый раз, когда Майло выходил из дома, у нее на глазах появлялись слезы. Она боялась, что он не вернется назад.

В четверг вечером она накрывала стол к ужину, когда зазвонил телефон.

Ребекка взяла трубку.

– Алло, говорит миссис Райкрофт.

– Миссис Райкрофт, – раздался девичий голос, – мы с вами незнакомы, но меня зовут Фредерика Николсон.

Ребекка вся подобралась. Фредерика Николсон продолжала:

– Я нашла телефон мистера Райкрофта в записной книжке моей сестры. Я обзваниваю всех друзей Тессы. Надеюсь, вы не против, что я позвонила вам, но случилась авария, и я должна всех известить…

– Авария?

– Моя сестра попала в автокатастрофу.

– О! – А потом сдержанно: – Мне очень жаль.

– Это произошло три дня назад. Машина свалилась в кювет. Мне сказали, дорога была очень скользкая.

– Три дня назад? – Ребекка попыталась подсчитать, но не смогла.

– Да. В понедельник вечером. Тесса сильно пострадала. Она лежит в госпитале в Редклиффе. К ней никого не пускают, кроме меня.

Слова иссякли, и наступила пауза; обе они помолчали. Тесса Николсон – катастрофа – госпиталь в Редклиффе. Ребекка отказывалась воспринимать эту новость.

Потом голос на другом конце линии произнес:

– Видите ли, ее ребенок погиб. Анджело мертв. Вот почему я звоню: вдруг мистер Райкрофт захочет присутствовать на похоронах? Тесса не сможет пойти, но я подумала, что ее друзья… – голос девушки снова затих.

Ребекка переспросила:

– Ребенок мертв?

– Да, боюсь что так. Его выбросило из машины. Мне сказали, он умер мгновенно.

Последовало долгое молчание, во время которого Ребекка слышала в трубке прерывистое дыхание. Потом сестра Тессы Николсон быстро сказала: «Простите, мне пора идти. Я извещу вас о похоронах» – и положила трубку.

Самым тяжелым в длинной череде страшных событий оказалась необходимость упаковать детские вещи. В квартире Тессы Фредди сидела на полу спальни и складывала крошечные кофточки и ползунки, чепчики и носочки, убирая их в чемодан, который ей дал Рей. Рей предложил сохранить чемодан у себя дома, на случай, если…

На случай, если…Если Тесса поправится. Если она попросит посмотреть вещи сына. Если найдет в себе силы взглянуть на них еще раз. Рей предлагал уложить вещи ребенка вместо нее, но Фредди не позволила. Она хотела сделать это для него, для Анджело, который засыпал, свернувшись клубочком у нее на груди, а однажды принял ее щеку за материнскую грудь и присосался к ней с такой силой, что на коже осталось красное пятнышко, как след от поцелуя.

Она сложила последнюю распашонку и убрала ее в чемодан. По-прежнему сидя на полу, Фредди подтянула колени к груди и ладонями утерла слезы со щек. Потом захлопнула крышку чемодана и защелкнула замки.

Занавеси вокруг кровати Тессы были задернуты, но за ними Фредди слышала приглушенные разговоры других пациентов с посетителями и постукивание каталок. У Тессы были сломаны нога, рука и одна ключица, три ребра треснули, а от удара о лобовое стекло произошло сотрясение мозга. Сестры состригли ей волосы надо лбом и наложили на него повязку; на лбу осталась глубокая резаная рана от осколков стекла. Вокруг глаз расплылись черные синяки.

Первые два дня, пока Тесса лежала без сознания, Фредди сидела у ее кровати, уговаривая сестру жить. «Ты не можешь уйти, не можешь оставить меня одну, я тебе не позволю».Когда часы посещений заканчивались и медсестра напоминала Фредди, что ей пора уходить, та готова была наброситься на нее с кулаками. Она боялась, что ночью Тесса тихо угаснет, потому что некому будет позвать ее обратно.

На третий день Тесса открыла глаза и стала на время приходить в сознание. Иногда она спрашивала про Анджело, и тогда Фредди сжимала ее руку и мягко говорила: «Тише, постарайся уснуть». Тесса закрывала глаза и проваливалась в небытие. Фредди казалось, что ее сестра словно корабль, который пытается зайти в порт, но никак не может причалить.

Потом в один из дней медсестра отвела Фредди, когда та пришла проведать Тессу, в уголок и сказала, что они сообщили Тессе о ребенке. «Бедняжка», – добавила медсестра, и Фредди не поняла, кого она имеет в виду, Тессу или Анджело. В тот вечер Тесса не плакала, она вообще не проронила ни слова. В следующее посещение она рыдала не останавливаясь, пока сиделка не сделала ей укол. Еще через день она лежала неподвижно; синяки вокруг глаз из черных стали желто-малиновыми. Она задавала вопросы, делая между ними долгие паузы, пытаясь понять, что Фредди ей отвечает. Иногда она задавала одни и те же вопросы по нескольку раз.

Похоронная церемония состоялась в церкви Христа в Хайбери через девять дней после аварии. Перед службой соболезнующие собрались на церковном дворе. Там были подруги Тессы, модели, в элегантных черных костюмах и шляпках с вуалями, итальянцы, владевшие магазинами деликатесов и кондитерскими в Сохо, музыканты, художники, писатели, знакомые Тессы из аристократических кругов, из Мейфера и Белгревии. Так много людей! Фредди пожимала всем руки, говорила «доброе утро» и «спасибо, что пришли». И запоминала: у нее была прекрасная память.

Высокая темноволосая женщина подошла к ней и представилась: «Ребекка Райкрофт».

– Боюсь, мой муж не сможет прийти – ему нездоровится, – сказала миссис Райкрофт. – Он шлет вам свои извинения и соболезнования. Я решила прийти сама, – казалось, она подбирает нужные слова, – от его имени. Надеюсь, вы не против.

– Вы очень добры, – ответила Фредди. – Я глубоко вам признательна. Думаю, Тесса будет тронута.

Она лгала: Тессу больше ничто не трогало, ничто не волновало. Она лежала на своей постели в госпитале, почти не говорила, делала все, что ей велели. Она превратилась в бледное подобие себя прежней, в женщину, которая внешне немного напоминала Тессу, говорила как она, но на самом деле была совсем чужой.

Миссис Райкрофт спросила о ней, и Фредди повторила затверженную формулировку, которую произносила, кажется, в тысячный раз за это утро.

– Доктор говорит, состояние постепенно улучшается.

– По телефону вы сказали, что ваша сестра лежит в госпитале в Редклиффе. Но я думала, она живет в Лондоне.

– Авария произошла на оксфордской дороге, – объяснила Фредди. – Госпиталь в Редклиффе был ближайшим. Я не знаю, зачем она поехала в Оксфорд. Скорее всего, чтобы навестить меня, однако она никого не предупредила, к тому же обычно она не приезжала в понедельник по вечерам. Но вообще это ей свойственно – принимать внезапные решения.

– А она сама не помнит?

– Нет. У нее ранена голова. К тому же не имеет значения, почему она оказалась там; для нее самой лучше, что она ничего не помнит. – Мысль о том, что Тесса может вспомнить свою последнюю поездку с Анджело, была слишком страшной, чтобы лишний раз возвращаться к ней.

Миссис Райкрофт казалась расстроенной; она сжимала и разжимала пальцы, словно из холодного воздуха можно было выловить подходящие слова. Наконец она спросила:

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Спасибо, ничего не нужно. После похорон в квартире будет подан холодный ужин. Пожалуйста, присоединяйтесь.

– Нет, благодарю. Очень любезно с вашей стороны, но я не смогу. Мне очень жаль. – Миссис Райкрофт сжала губы. – Бедный малыш! Мне действительно искренне жаль.

Она развернулась и пошла прочь; вскоре ее черное пальто растворилось в море черной одежды других людей.

Участники церемонии начали проходить в церковь: Макс, Падди Коллисон, Антонио, Джулиан Лоренс. Французский любовник Тессы, Андре, прибыл прошлым вечером из Парижа на пароме. «Так много мужчин, – думала Фредди. – Кто же из них был отцом Анджело?»

«Если ты женат, – мысленно давала клятву она, идя под руку с Реем по проходу в церкви, – я все расскажу твоей жене. Если тебе важна репутация, я ее разрушу. Если другие люди тебя уважают, я сделаю так, чтобы они отвернулись от тебя». Ослепленная яростью, Фредди споткнулась и чуть было не упала, но Рей поддержал ее, и они продолжили свой путь.

Часть вторая
АНГЕЛ РЕБЕККИ
1938–1939

Глава шестая

Три месяца спустя Ребекка ушла от Майло. Ранним июльским утром, пока он еще спал, она позвонила Мюриель в Вестдаун. Мюриель – безотказная Мюриель – в ответ на слова Ребекки о том, что ей нужно где-нибудь остановиться, сказала: «Ну конечно. Я свободна с половины первого до двух, так что будет хорошо, если ты приедешь в это время. Иди сразу в квартиру».

В десять Майло уехал в Оксфорд – на такси, поскольку Ребекка сказала, что машина понадобится ей, чтобы отвезти их пожилую соседку к врачу. Если за Майло оставался Милл-Хаус, она, черт побери, имела полное право забрать себе «райли». Остаток утра Ребекка провела, собирая вещи и наводя порядок в доме, что, конечно, было смешно: какое значение имел порядок в Милл-Хаусе, если она не собиралась больше там жить? Она написала Майло записку и оставила ее на столе в его кабинете, потом пошла прогуляться по саду, чтобы успокоить нервы и попрощаться с ним; Ребекка знала, что сада ей будет очень не хватать. Когда миссис Хоббс ушла домой, Ребекка сложила чемоданы в багажник машины и двинулась в путь. Она думала, что будет с тоской оглядываться назад, однако по дороге бежала соседская собака, и пока Ребекка объезжала ее, Милл-Хаус скрылся из виду.

Мюриель жила в белом оштукатуренном доме в некотором отдалении от главного здания школы. Она сама открыла сестре дверь и взяла один из ее чемоданов. Ее объемистый зад в темно-синей юбке маячил перед Ребеккой, пока они поднимались по лестнице.

– Я достала для тебя раскладушку, – через плечо сказала сестре Мюриель. – Она вполне удобная. Я всегда на ней сплю, когда хожу в походы, которые устраивает Женская ассоциация.

Раскрасневшись и тяжело дыша, они добрались наконец до ее квартиры. Мюриель заварила чай и предложила Ребекке сандвич, но та отказалась. Потом Мюриель объявила:

– Боюсь, мне пора бежать. Урок математики с отстающими. Представь, они даже складывать не умеют. – Она пристально посмотрела на Ребекку. – Ты тут не заскучаешь? У меня масса книг, а если захочешь, можешь прогуляться по территории школы.

– Ну, конечно, спасибо. Не задерживайся, иди.

– Я отпросилась на вечер, чтобы поужинать с тобой, а не с ученицами. – Мюриель неловко обняла сестру.

– Спасибо, – снова повторила Ребекка. – Ужасно мило с твоей стороны. Мне очень приятно, честное слово.

Когда Мюриель ушла, Ребекка немного осмотрелась в квартире. Хотя она была маленькая – гостиная, спальня, ванная и крошечная кухонька, – там было уютно, а окна выходили на игровые площадки в обрамлении живых изгородей из конского каштана. На одном из полей девочки играли в хоккей на траве. Ребекка, которая в школе тоже обожала хоккей, внезапно ощутила тоску по тем беззаботным дням. На самом деле, напомнила она себе, они вовсе не были беззаботными; безжалостная дружба и ревность школьных дней были не менее тяжелым испытанием для духа, чем брак, к тому же ей приходилось вести двойную жизнь, скрывая странности своих родителей. Может, именно тогда она научилась держать все в себе. Правда, никогда раньше ей не приходилось таить столь страшный секрет, как сейчас.

Она взяла с полки книгу и забралась на диван, чтобы почитать. Однако внезапно ее сморил сон – вероятно, дело было в облегчении, которое она испытала, уехав из Милл-Хауса, – поэтому Ребекка отложила книгу, свернулась клубочком на диване и сладко уснула.

Они поужинали жареными яйцами на тостах и фруктовым салатом в половине седьмого, потом Мюриель пошла проследить за тем, как ученицы делают уроки. В половине девятого она вернулась домой и, устало вздыхая, переобулась из туфель в домашние шлепанцы.

– Дальше воспитательница и старосты справятся сами, – сказала она. – Я бы чего-нибудь выпила, а ты?

Мюриель приготовила два коктейля с джином. Они немного поговорили о том, как прошел у нее день, а потом Мюриель, усевшись в кресло, спросила: «Итак?» – и посмотрела на Ребекку.

– Я ушла от Майло, – ответила она.

– Да, ты говорила. Хочешь рассказать мне об этом?

Ребекка не хотела, но нечестно было бы навязаться Мюриель, даже вкратце ничего не объяснив. Она заметила:

– Я знаю, что он никогда тебе не нравился.

– Я бы так не сказала. Майло умный, забавный, обаятельный и всегда старался по-доброму ко мне относиться, а ведь я знаю, что я не из тех женщин, ради которых он стал бы делать над собой усилие.

Ребекка залпом допила свой коктейль.

– Что ты имеешь в виду?

– Майло нравятся красивые женщины. Общение с остальными он считает пустой тратой времени. Приготовь себе еще коктейль, если хочешь.

– А ты?

– Не откажусь. – Она протянула Ребекке свой бокал.

Ребекка смешала джин, содовую, сахар и лимонный сок.

– Ты хорошенькая, Мюриель, – сказала она. – У тебя красивые глаза.

– Чушь! Я не красивее фонарного столба. Меня это ничуть не расстраивает – я привыкла. К тому же мне кажется, женщине проще чего-то в жизни добиться, если она не распыляется на мужчин, замужество и все в этом роде.

Ребекка не могла понять, задело ее замечание Мюриель или нет, поэтому она продолжила:

– Проблема в том, что Майло чересчурнравятся красивые женщины. – Против воли в ее голосе послышалась горечь.

Недоумение на лице Мюриель сменилось потрясением.

– Ох!Мне очень жаль! Я и подумать не могла…

– Честно? – Ребекка в упор посмотрела на сестру.

– Честно. Если хочешь знать правду, я всегда считала, что он до безумия в тебя влюблен.

– Был влюблен. Говорит, что влюблен и сейчас, но проблема в том, что одновременно он может безумно влюбляться и в других женщин. А я больше не в силах это выносить.

В первый раз за этот день слезы подступили к ее глазам.

– Боже, дорогая, какой ужас! Подлец!

– Понимаешь, я больше его не люблю. Любила много лет, а теперь – нет. После последнего раза мне показалось, что любовь еще осталась, а потом я поняла, что она умерла. Он стал мне противен.

– Но ты не думала… может, вам стоит поговорить?

– Я с трудом могу на него смотреть, не то что разговаривать. Последние три месяца были сущим кошмаром. Иногда мне казалось, что я схожу с ума.

– Что ты собираешься делать?

– Видимо, подам на развод. – Ребекка села на диван и отпила глоток джина. – Лично я в этом не нуждаюсь – я не собираюсь выходить замуж во второй раз, – но я с трудом могу представить, чтобы Майло долго пробыл один. – Она усмехнулась. – Забавная штука: ему нравится быть женатым, хотя брак совсем не для него.

– Ты сказала ему, что уходишь?

Ребекка покачала головой.

– Я оставила ему записку. Не хотела проходить через еще один скандал. Думаешь, я проявила слабость? Но я до того устала…

Мюриель потрепала ее по плечу.

– Можешь оставаться у меня столько, сколько понадобится.

– Это очень мило с твоей стороны, но я решила, что поеду в Лондон. – На самом деле она ничего такого не решала: эта мысль только что пришла Ребекке в голову, к ее собственному удивлению. Тем не менее, она казалась здравой.

– Когда я училась в художественном колледже, – сказала она, – мне нравилось жить в Лондоне. К тому же мне пойдет на пользу смена обстановки. Тем не менее, спасибо, что приютила меня. Мне надо было где-то прийти в себя.

– А как у тебя с деньгами? Прости, что спрашиваю вот так, напрямую, но у меня отложена некоторая сумма…

– Спасибо тебе, Мюриель, но мои расходы оплатит Майло, – с горечью ответила Ребекка. – Денег у него достаточно. В последние два года он отлично зарабатывал. К тому же он мне должен.

– Развод…

– Знаю, мама придет в ярость. – Ребекка допила коктейль. – Я поеду к ней и все расскажу с глазу на глаз.

– Я бы не стала этого делать. Лучше напиши ей письмо. Тогда она привыкнет к этой мысли до твоего следующего визита.

– Мой развод будет на первом месте в списке наших провалов, да? Первый развод в семье.

Они выпили еще по коктейлю, а потом стали готовиться ко сну, по очереди отправляясь в ванную. Мюриель быстро заснула. Лежа в нескольких шагах от нее на узкой раскладушке, Ребекка слышала легкое похрапывание сестры. Сама она еще долго вертелась, пытаясь найти удобное положение; казалось, джин, вместо того чтобы, как она надеялась, вызвать сонливость, наоборот взбодрил ее.

Мысли, которых она избегала днем, снова выплыли на поверхность. Она могла не опасаться столкнуться с Фредди Николсон в Вестдауне, потому что, по словам Мюриель, некоторое время назад Фредди уехала из школы, чтобы ухаживать за сестрой. К печали и сожалениям оттого, что ее брак распался, примешивался ужас содеянного. «Тесса ничего не помнит. У нее ранена голова, – сказала Фредди на похоронах. – Она не помнит, зачем поехала в Оксфорд».В день похорон, узнав о том, что Тесса Николсон потеряла память, Ребекка на какое-то мгновение подумала, что спасена, но она жестоко ошибалась. С течением времени она все отчетливее понимала, что находится в ловушке и спасения нет.

Может, стоило сказать мисс Николсон правду тогда, на похоронах? Подойти к ней и заявить: «Я знаю, почему ваша сестра поехала в Оксфорд тем вечером. Потому что я ей позвонила». Ведь именно к этому выводу она неизбежно приходила: тот телефонный звонок заставил Тессу броситься в Оксфорд, чтобы увидеться с Майло. Она не рассказала Фредди Николсон о звонке, потому что у нее не хватило смелости. А если бы и хватило, кому стало бы лучше от ее признания? Оно только сняло бы груз с ее души, но нисколько не облегчило бы страдания сестер Николсон.

Она ничего не рассказала Майло о своей роли в событиях, приведших к аварии. Ребекка пыталась убедить себя в том, что Тесса могла оказаться в тот дождливый вечер на оксфордской дороге по совсем другим причинам – их можно было сочинить не меньше дюжины. Может статься, что она неслась вовсе не в Оксфорд, а спешила к одному из своих многочисленных любовников, обитавшему где-то по пути. И потом, напоминала себе Ребекка, разве у нее не было всех оснований для подобного звонка? Разве Тесса Николсон не поступила преступно, заманив в постель чужого мужа? Она мирилась с шашнями Майло много лет – неужели у нее не было права на ответный удар? К тому же не ее вина, что машину занесло на мокрой дороге.

Тем не менее, ее мысли неизбежно возвращались к пугающим фактам, которые не давали покоя Ребекке с тех самых пор, как Фредди Николсон сообщила ей об аварии. Она хотела причинить боль Тессе, потому что ненавидела ее. Она позвонила ей в тот дождливый вечер с сообщением о новом романе Майло, чтобы отомстить.

Майло отказался идти на похороны ребенка.

– Но это же был твой сын! – крикнула она ему в лицо, но он лишь вздрогнул и пробормотал:

– Я не могу. Просто не могу. Думай обо мне что хочешь, Ребекка, но мне этого не вынести. – В следующие несколько недель он целыми днями сидел в Милл-Хаусе, отменил вечерние лекции в Оксфорде, сказавшись больным, и лишь по вечерам ненадолго выходил прогуляться.

Однако время шло, и он постепенно возвращался к своей прежней жизни. Американский издатель приобрел права на три его романа, и Майло откупорил бутылку шампанского, чтобы отпраздновать это событие. Принял приглашение выступить на радио. Он никогда не упоминал о ребенке, не заговаривал про Тессу.

Ребекка включила фонарик, который дала ей Мюриель, и посмотрела на часы. Почти час ночи. Она уже привыкла к таким ночам: терзания, разрывающие сердце, рваный сон на рассвете и усталость на следующий день. «Лондон, – думала она. – Я должна ехать в Лондон. Прошлого не вернешь, поэтому надо подумать о будущем. Мне надо найти какое-нибудь жилье, приятную гостиницу или пансион. Начать все заново, зажить новой жизнью – вот что мне сейчас нужно». Она почувствовала, как веки ее тяжелеют, а сердце начинает биться ровней.

Ребекка пробыла у Мюриель неделю. Майло звонил несколько раз, но она отказывалась говорить с ним. В школе заболела ученица, и к ней вызывали доктора Хьюза; Ребекка придумала какой-то предлог и тактично удалилась, чтобы Мюриель с доктором могли спокойно выпить по чашке чаю у нее в квартире. Квартирка была слишком тесная, чтобы жить там вдвоем. Ребекка понимала, что если сейчас они с сестрой еще не ссорятся, то скоро начнут. К тому же она устала спать на этой чертовой раскладушке.

Мюриель рекомендовала ей гостиницу, в которой останавливалась, наезжая в Лондон, поэтому Ребекка позвонила туда и заказала комнату. Она впервые занималась подобными вопросами, потому что раньше обо всем заботился Майло.

Отель – он назывался «Вентуорт» – находился на Элгин-кресент в Ноттинг-Хилле. Портье помог ей занести в комнату чемоданы, и Ребекка полезла в сумочку за чаевыми. Прикрыв за собой дверь, портье ушел; Ребекка не знала, дала она ему слишком много или слишком мало.

В комнате был шкаф, комод, прикроватный столик и раковина. Узкая односпальная кровать смотрелась тоскливо. Ребекка провела пальцем по каминной полке – по крайней мере, в комнате было чисто. Она присела, утомленная долгой дорогой, и сбросила туфли. Ребекка почувствовала приближение приступа хандры, которая стала ее привычной спутницей; настроение ее стремительно падало. План – необходимо составить план. В Лондоне можно заниматься разными увлекательными вещами. Можно пойти по магазинам, заглянуть в художественную галерею или в парк. Студенткой она обожала гулять по лондонским паркам.

Ребекка посмотрелась в зеркало, проверила макияж и вышла из отеля. По пути в Кенсингтон-Гарденс она купила сандвич и яблоко. Было тепло и солнечно; постепенно уверенность в том, что она приняла правильное решение, снова вернулась к Ребекке. Она съела свой ланч, сидя на скамье в Итальянском саду, а потом отправилась пешком до Найтсбриджа, где обошла весь «Харви Николс», внимательно рассматривая одежду. «Как здорово, – думала она, – спокойно ходить по магазинам, не беспокоясь о том, чтобы Майло не заскучал».

Выйдя из магазина, вдохновленная успехом своей вылазки, она зашла в телефонную будку и набрала номер Тоби Мида.

– Да? – проворчал недовольный голос в трубке.

– Тоби, это ты?

– Нет, это Гаррисон.

– А могу я поговорить с Тоби Мидом?

– Не можете.

«Какой грубиян», – возмутилась Ребекка. Из трубки доносился приглушенный шум голосов. Она спросила:

– Это квартира Тоби?

– Тоби вышел. Какие-то проблемы с галереей. – Гаррисон говорил с акцентом уроженца севера.

– Вы можете передать ему сообщение?

– Постараюсь. – Он чем-то зашуршал. – Проклятие, куда запропастился этот чертов карандаш? Ага, вот он. Так как вас зовут?

– Ребекка Райкрофт. – Она уже здорово рассердилась. – Пожалуйста, передайте Тоби, что я звонила. Скажите, что я в Лондоне. – Тут Ребекка поняла, что не знает номер телефона отеля. – Я остановилась в «Вентуорте», на Элгин-кресент. Пусть он мне перезвонит.

– Ладно.

– Благодарю.

Гаррисон ответил:

– Я ему все передам. Кстати, Ребекка, у вас приятный голос.

– О! – изумленная, воскликнула она. Однако Гаррисон уже повесил трубку.

Одинокий ужин Ребекки в ресторане отеля тем вечером прервало сообщение официанта о том, что ей звонят. Она подошла к стойке, чтобы взять трубку. Звонил Тоби Мид. Они коротко поговорили – Ребекку сдерживало то, что администратор, девушка с недовольным лицом, пышной челкой и густыми черными бровями, стояла в нескольких футах от нее, – а потом Тоби сказал: