Текст книги "Романтика любви"
Автор книги: Джослин Рэйнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Она откинулась на стуле, отпивая приятное вино, а Жан-Клод подошел к стереопроигрывателю и поставил компакт-диск с квартетом Моцарта. Когда он приглашал Кэролайн, то сказал, что всю работу будет делать сам, и, уставшая после суеты дня, она с удовольствием приняла это условие. Он поставил на стол белые фаянсовые тарелки и бокалы ручной работы – Жан-Клод объяснил ей, что они из Мустье. На столе стояли свечи и маленькая вазочка с красными анемонами. Перед каждой тарелкой лежали аккуратно сложенные льняные салфетки. Кэролайн поймала себя на мысли, что на Сисси все это произвело бы хорошее впечатление.
Жан-Клод стоял перед маленьким разделочным столиком и очищал спаржу, сезон которой только начинался. Он был очень привлекательным мужчиной, и Кэролайн до сих пор не верилось, что она находится с ним здесь, в его необычной квартире. Только сегодня утром, когда Сисси получила почту, она видела его фотографию в «Нью-Йорк пост» – он был на премьере нового фильма с актрисой Региной Куинн. А день назад там же была заметка Лиз Смит о его связи с Мэрили Стерлинг, очаровательной директрисой рекламного агентства. И Кэролайн напомнила себе, что она – Кэролайн Шоу, выросшая «на той стороне улицы», и не из тех, кто шагает впереди всех. Так почему она оказалась здесь? Что такое увидел в ней Жан-Клод Фонтэн? Очередную победу? Очередную дырку в ремне? Или просто он был послушным сыном и делал одолжение знакомой его отца?
– Как прошел сегодняшний день? – спросил он, прерывая ее размышления. – Что касается меня, то день был кошмарным. Мой кондитер пригрозил, что уйдет от меня.
– Почему? Ты что, настаивал, чтобы он добавлял сушеные томаты в яблочный пирог? – поддразнила его Кэролайн.
– Что ты, в какой яблочный пирог? – с притворным ужасом отпарировал он. – В «крем-карамель»!
Они посмеялись над шуткой.
– А мой день не был кошмарным. Но очень длинным. И утомительным, – сказала Кэролайн, наблюдая, как Жан-Клод выдавливает лимонный сок и вливает его в зеленое оливковое масло, добавляет мелко порезанный лук и поливает этой смесью спаржу. В черной рубашке поло с расстегнутым воротом и в плотно сидящих джинсах, подчеркивающих его бедра и длинные ноги, он был просто неотразим. Неудивительно, что женщины увивались вокруг него. Неудивительно, что он произвел такой фурор в «Романтике любви». Как только ее мысли о его привлекательности и чувственности достигли той силы, что она почувствовала себя неловко, Кэролайн посмотрела на свое вино и приказала себе сконцентрироваться на чем-нибудь, что подходило бы для непринужденной беседы. Вместо того чтобы позволить своим фантазиям разыграться, она перескочила на спасительную тему своего бизнеса и рассказала Жан-Клоду, как прошел ее день.
– Я заходила в различные выставочные павильоны, чтобы подобрать специфические товары для моего магазина. Довольно трудно найти действительно красивые и необычные вещи, ведь постоянно приходится бороться с бешеным уличным движением Нью-Йорка...
– И с манерами ньюйоркцев, – закончил он за нее. – По-моему, ты заслужила хороший ужин. – Он открыл духовку, чтобы проверить, протушилась ли утка. – Ну-ка, попробуй. – Он поднес к ее губам деревянную ложку с каким-то пахучим густоватым соусом.
Она осторожно попробовала и ничего не сказала.
– Ну, как? – Жан-Клод стоял перед ней, скрестив руки на груди, и ждал комплимента, в котором ни минуты не сомневался.
Кэролайн подержала соус во рту, медленно и задумчиво проглотила его, а Жан-Клод терпеливо ждал, считая, что она пытается подобрать слова, чтобы выразить то, что сейчас испытывает.
– Никакого вкуса, – сказала она, пожав плечами.
– Никакого вкуса?! Моя «канар брэзе о вэн руж»? – Жан-Клод не верил своим ушам. Он тут же поднес ложку к губам и сам попробовал соус из красного вина. – Ведь это восхитительно! – воскликнул он. – Что же ты... – Он снова попробовал соус, и понял, что над ним подшутили. – Очень смешно, Кэролайн, – с укоризной сказал он. – Очень смешно.
– Просто не могла удержаться, – призналась она, прекрасно понимая, что он совершенно не привык к тому, чтобы его критиковали. – Но я заслужу прощение?
Жан-Клод выдержал время, чтобы помучить Кэролайн, как она только что мучила его.
– Только в том случае, если скажешь правду, что ты об этом думаешь. – Он снова протянул ей ложку с соусом.
– Потрясающе, – с улыбкой произнесла она, все еще чувствуя на языке привкус вина, смешанного с пряностями и соком утки. – Впрочем, я подумала и решила, что не просто потрясающе. Это грандиозно.
– Грандьозно, – повторил Жан-Клод с французским акцентом. Наклонившись, он взялся за самодельную ручку духовки и закрыл ее. По его мнению, утка должна была потушиться еще пару минут. Он поставил на сервировочный столик блюдо со спаржей и корзиночку с хрустящей золотистой багеткой, завернутой в льняную салфетку, и провозгласил, что можно приступать к первому блюду. Жан-Клод зажег конусообразные восковые свечи, налил еще вина и занял стул напротив Кэролайн, расстелив на коленях салфетку.
– За наш первый вечер! – провозгласил он, поднимая бокал.
– Первый? – Кэролайн вопросительно подняла брови.
– Один из многих, которые, как я надеюсь, последуют за этим, – сказал Жан-Клод и, поднеся свой бокал к ее бокалу, дотронулся пальцами до ее пальцев. Соприкосновение было несколько дольше, чем могло бы быть.
Кэролайн подумала, что он просто неисправим. Непревзойденный льстец, искушенный в комплиментах.
Они выпили вина, и Жан-Клод подал первое блюдо, положив немного спаржи на тарелку Кэролайн и столько же себе.
– Прекрасная еда для прекрасной дамы, – сказал он.
Кэролайн улыбнулась. Она ничего не могла с собой поделать – ей был приятен его комплимент, хотя она прекрасно понимала, что не надо строить иллюзий, ведь Жан-Клод говорит такие комплименты всем подряд.
– Спасибо, – ответила она, откусив кусочек аспарагуса и наслаждаясь свежим лимонным привкусом соуса и приятным травяным запахом овоща. – Очень вкусно. «Грандьозно», – попыталась она сымитировать его французский акцент.
Он кивнул, молча принимая ее похвалу. На мгновение их глаза встретились. Его изумрудные глаза за темными ресницами и ее светло-карие с интригующими зеленоватыми и темными пятнышками, затененные черными ресницами.
– Может быть, ты покажешь мне, как это делается? – спросила Кэролайн.
– Ох, моя дорогая, – прошептал он со своим таким сексуальным акцентом. – На свете есть масса вещей, которые я показал бы тебе, как делаются, но сейчас у меня на уме далеко не рецепт приготовления спаржи.
Кэролайн улыбнулась.
– Знаешь, ты действительно неподражаем, Жан-Клод, – сказала она.
– Неподражаем? – Он притворился обиженным. – Когда все, что я говорю, – чистая правда?
Да, этот человек неисправим! Кэролайн просто не знала, что ему сказать, и только покачала головой, удивляясь, как легко и непринужденно он находит слова и одерживает над ней верх. Впервые с начала вечера она почувствовала, что для нее нет легкого пути назад. Может быть, это подействовало вино и она расслабилась? Но ведь было так приятно, что для нее готовят, совсем не противно слушать комплименты и просто здорово подшучивать над ним в ответ на его шутки. Может быть, настало время насладиться этим вечером – и красивым, очаровательным французом, который сидит напротив.
– Куда бы я ни пошла в Нью-Йорке, люди только и говорят, что о «Мустье», – сказала она. – Ты можешь мне объяснить, как ты сумел сделать его таким популярным? Я знаю кое-что о розничной торговле, но совершенный профан в ресторанах.
– Все не так здорово, как кажется, – ответил Жан-Клод. – Фактически это очень тяжелый, кропотливый труд с утра до вечера. Это сегодня я ушел пораньше, чтобы приготовить для тебя ужин, моя дорогая, но обычно все мои вечера посвящены работе, а не развлечениям.
– Не развлечениям? – переспросила Кэролайн. – А как же тогда Регина и Мэрили?
– Ну ладно. Совсем немного развлечений, – признался он, польщенный, что она читала о нем. – Но скажу тебе честно: зачастую мне приходится вставать в пять часов, чтобы проследить за доставкой рыбы и мяса, проверить, получено ли столовое белье и цветы и что все овощи самого лучшего качества. Мне нужно следить, чтобы повара строго соблюдали мои рецепты, чтобы все клиенты, зарезервировавшие столик, получили именно то место, которое хотели, мне нужно приготовить специальные блюда для постоянных клиентов, подобрать к каждому блюду вино и ликеры. А потом у меня встреча с издателем, который настаивает, чтобы я ускорил написание второй кулинарной книги. И еще все эти постоянные телефонные звонки бухгалтеров, агентов, поставщиков... Что ж, как говорят американцы, я думаю, что «нарисовал полную картину»?
– Мне и в голову не приходило, что ты так много работаешь, – призналась Кэролайн, на которую произвело впечатление, как много рутинной работы у таких рестораторов, как Жан-Клод, рутинной работы, с которой ей самой пришлось столкнуться у себя в «Корпорации». Впервые она подумала, что у них с Жан-Клодом гораздо больше общего, чем ей казалось.
– Конечно, не приходило. Ведь ты вбила себе в голову, что единственное, чем я занимаюсь, – это сопровождаю разных знаменитостей на премьеры.
Кэролайн рассмеялась.
– Но ведь ты находишь время и для этого?
– Для любви всегда есть время, – сказал он. – Мы, французы, не стыдимся наших желаний, дорогая.
Кэролайн поняла, что он считает ее щепетильной женщиной, зажатой и держащей себя в узде, женщиной, которая скорее умрет, чем признает свои сокровенные желания. Она решила не обижаться, но в глубине ее души затаилась мысль, что, может быть, она и в самом деле немного пуританка.
– Я просто завидую твоему характеру. Каждый раз, когда я представляю себе, что снова влюбилась, то... Нет, просто я не хочу пробовать еще раз, – сказала Кэролайн. – Знаю, что это звучит нелепо, но иногда мне кажется, что я могу принести несчастье человеку, сделавшему глупость и связавшемуся со мной.
– Несчастье? Что дает тебе основание так думать? – спросил Жан-Клод, явно озадаченный. Для него это был полный абсурд.
– Потому что Джеймс полюбил меня и не прошло и года, как он умер, – сказала она со слезами на глазах, как всегда, когда говорила о нем.
– Твой муж погиб в результате несчастного случая, – сказал Жан-Клод, который от отца знал эту трагическую историю. – Ты не была причиной его смерти. Жизнь полна неожиданностей. Иногда они приятные, иногда наоборот. – Он немного помолчал. – Например, вот эта. Она определенно приятная.
– Эта? – спросила Кэролайн, не понимая, о чем он говорит.
– Ты здесь. Мы вместе. Наш ужин. Это очень приятная неожиданность, – сказал он, действительно говоря то, что думает. – Я наслаждаюсь каждым мигом нашей встречи.
Кэролайн посмотрела ему в глаза. Ведь она тоже наслаждалась, такого с ней не случалось вот уже столько лет. Она посвятила свою жизнь Джеку и «Романтике любви». У нее не оставалось ни времени, ни сил на развлечения. Но сейчас она так хорошо себя чувствовала – женственной, легкомысленной и желанной, – снова в компании с мужчиной, молодым, красивым, очаровательным, которому она нравится или который очень искусно делает вид, что она ему нравится.
– Я тоже, – смущенно призналась Кэролайн, почувствовав, как порозовели ее щеки.
– Я рад. Очень рад, – сказал он и, решив, что настало время удивлять ее дальше своим кулинарным искусством, встал из-за стола, отнес использованные тарелки в раковину и через минуту вернулся с бело-голубым блюдом, на котором лежала утка в красном соусе и черные маслины. По краям блюда был разложен хрустящий картофель, посыпанный мелко порезанным луком. За этим последовал холодный салат «фризе», слегка приправленный зеленоватым соусом, чуть острый на вкус. Церемонно поставив блюда на стол, он открыл бутылку «Эрмитажа», терпкого красного вина из погребков Кот-дю-Рон, которое он специально выбрал для главного блюда. Кэролайн непроизвольно следила за тем, как легко и грациозно он двигался. Ей нравилась его уверенность, чувственность каждой его улыбки, каждого жеста. Почувствовав неожиданную потребность узнать о нем побольше, узнать, какой он в душе, Кэролайн спросила, не скучает ли он по Франции.
– Конечно, – ответил Жан-Клод. – Ведь там мои корни. И кроме того, Нью-Йорк так поверхностен.
Кэролайн рассмеялась.
– Палм-Бич провинциален, а Нью-Йорк поверхностен. Есть ли такое место, которое тебе понравилось бы?
Он тоже засмеялся.
– Не могу утверждать, что мне не нравится Нью-Йорк, – начал оправдываться он. – Просто в Нью-Йорке сами люди очень меркантильные.
– Почему ты так говоришь? – спросила Кэролайн. Те ньюйоркцы, с которыми ей доводилось встречаться, совсем не показались ей меркантильными.
– У меня очень часто возникает чувство, что меня используют. Это не очень приятное чувство, и оно не имеет ничего общего с тем человеком, каким я являюсь в действительности, – ответил он, а Кэролайн в это время пробовала сочное мясо утки, пропитанное соусом.
– И какой же ты человек?
– Человек сильных чувств и с традиционными ценностями, – сказал Жан-Клод.
Кэролайн внимательно посмотрела на него.
– Итак, ты исключительный повар, известный ловелас, и человек традиций? – Она рассмеялась, одновременно удивляясь, как на такой убогой кухне можно было приготовить такие вкусные блюда и как такой искушенный человек из Европы может декларировать обычные человеческие ценности.
– Я согласен с тем, что я «исключительный повар». Но несколько любовных связей не обязательно означают, что я ловелас, – поправил он ее. – И еще в определенном смысле в важных для меня вопросах я действительно человек традиций. Мне нужны корни, я хочу принадлежать кому-нибудь. Я хочу, чтобы кто-то принадлежал мне. Я с этим вырос. И здесь я нисколько не изменился.
– Это значит, что ты похож на своего отца? – спросила Кэролайн, отпивая вино. Она вспомнила Пьера и Шанталь, проживших вместе долгую счастливую жизнь. Может быть, такие отношения и имел в виду Жан-Клод? Такие, которым он был свидетелем с самого детства?
– Да, очень, – ответил Жан-Клод.
Кэролайн улыбнулась ему, опустив бокал.
– Извини, что я неправильно думала о тебе, – сказала она, сама не зная, стоит ли это говорить.
– Извинение принято. Чем больше времени ты будешь проводить со мной, тем быстрее поймешь, что я совсем не большой сердитый серый волк.
– Хорошо, тогда, может быть, просто волк?
– Послушай, Кэролайн, что ты скажешь на то, что с первого дня, когда папа рассказал мне о тебе, я начал о тебе думать? Думать об этой прекрасной молодой вдове, которая взвалила себе на плечи непосильный груз. Папа говорил, что ты никогда не развлекалась, никогда не встречалась с мужчинами после смерти мужа. Это меня очень опечалило, дорогая. Очень, поверь. И когда мы наконец встретились, я подумал, что, может быть, смогу вернуть тебя к жизни. Может быть, смогу доставить тебе радость. – Он немного помолчал.
Кэролайн чувствовала, как все ее барьеры расплавляются под воздействием вина и обаяния человека, сидевшего напротив.
– Видишь ли, от тебя мне нужно нечто большее, чем простой флирт, – просто сказал он. – Но ведь и ты чувствуешь то же самое, не так ли, Кэролайн? Неужели тебе не хотелось остаться со мной наедине так же сильно, как и мне?
Она смотрела в его зеленые глаза и чуть не позволила им соблазнить себя, а тут еще были прекрасная еда, Моцарт и сам Жан-Клод. Он был таким льстецом, таким очаровательным льстецом, что она уже даже не знала, где он серьезен, а где пускает в ход свои обычные уловки. И все же что-то в его тоне заставляло поверить ему.
– Просто не знаю... – нерешительно ответила она, не желая обсуждать с ним свои чувства. – Но если бы мне и хотелось, так что из этого? Ты живешь в Нью-Йорке, я живу в Палм-Бич. У тебя свой серьезный бизнес и активная общественная жизнь. У меня свое дело и ребенок, ради которого, как я думаю, восходит и заходит солнце. Я просто не представляю себе, как мы можем думать о «флирте», не говоря уже о чем-нибудь большем...
– Итак, ты признаешь, что тоже думала обо мне? О нас?
– Конечно, ты очень привлекательный мужчина, – призналась Кэролайн, взглянув наконец ему в глаза.
Они сидели молча, и в воздухе повисла напряженная тишина, наполненная эмоциями и желаниями. Когда музыка кончилась, Жан-Клод собрал тарелки и принес креманку с воздушным муссом, хрустящее лимонное печенье, маленькие самодельные трюфели, обсыпанные какао, и дымящиеся чашечки с кофе.
Они ели и пили молча, каждый был погружен в свои мысли, и теперь им трудно было сконцентрироваться на еде. Жан-Клод страстно желал близости с Кэролайн, в этом не было сомнения, но он прекрасно понимал, что она в замешательстве оттого, что их отношения могут стать серьезными, даже несмотря на то что ее тянуло к нему не меньше, чем его к ней.
Наконец Кэролайн удалось справиться с собой.
– Уже поздно, и мне пора идти, – сказала она, вставая и отодвигая стул.
– Пожалуйста, не уходи. Останься еще немного, – попытался уговорить ее Жан-Клод, бросив взгляд на помпезную кровать в глубине помещения, которая была видна и с кухни тоже.
Кэролайн просто физически ощущала эту кровать, такую близкую и заманчивую, она видела этого чувственного мужчину, желание в его глазах, она понимала, что прошло почти шесть лет с тех пор, как она последний раз занималась любовью.
– Нет, мне нужно идти. Так будет лучше для нас обоих, – сказала она.
– Только не для меня. Для меня это нисколько не будет лучше, – повторил Жан-Клод. Он протянул руку и коснулся ее лица. Как только его пальцы прикоснулись к ее щеке, она почувствовала как бы электрический разряд, пронзивший ее насквозь, – разряд, который она уже совсем забыла и который, как она думала, больше никогда не почувствует. Не в силах справиться с собой, она мягко убрала его руку и переплела их пальцы.
– Я просто не знаю, как выразить то, что я чувствую, – призналась она, в то время как их пальцы сплетались все крепче. – Я так долго говорила себе, что моя жизнь будет заключаться только в Джеке и в «Романтике любви». И больше ни в ком и ни в чем.
– Тогда послушай меня, Кэролайн. Мне просто необходимо еще увидеть тебя. Побыть с тобой.
Она посмотрела на их руки, жившие своей жизнью, ласкавшие друг друга и касавшиеся друг друга, и тихонько высвободила ладонь.
– Я еще не готова, – прошептала она неожиданно охрипшим голосом.
Как только она отстранилась, Жан-Клод шагнул к ней, и снова погладил ей лицо, затем волосы, затем его рука опустилась ей на спину. Кэролайн непроизвольно подняла голову, подставив ему обнаженную шею и позволив целовать ее.
– Жан-Клод, – прошептала она.
– Милая, такая милая, – шептал он хрипловатым от желания голосом, откинув назад ее шелковистые волосы и целуя ямку на ее шее.
– Нет, мы не должны... – Кэролайн чувствовала, как он становится все более настойчивым.
– Ты такая прекрасная, – продолжал Жан-Клод, не обращая внимания на ее слабые протесты, тонувшие в сладострастном ощущении его губ на коже.
Да, Кэролайн чувствоваласебя прекрасной, впервые за все это время. Но она боялась оказаться в ситуации, которой не сможет управлять. Перед Жан-Клодом Фонтэном было трудно устоять, но ведь он жил и работал за много миль от Палм-Бич. Больше того, он уже был звездой и, как она сегодня узнала, собирался прославиться еще больше. И еще он имел хорошо задокументированную репутацию соблазнителя, менявшего женщин, словно они были очередным пунктом меню в его ресторане. Сначала актриса с Бродвея, потом эта суперзвезда рекламы, и на ней список не кончался. Не окажется ли Кэролайн лишь еще одним именем в этом списке – именем, которое этот соблазнитель пометит очередной галочкой? На самом ли деле она ему дорога? Можно ли уступать ему сейчас? Можно ли? Это будет трудно для нее. Ей придется лицом к лицу столкнуться со своими чувствами, иметь дело с той стороной своей личности, которую она так тщательно скрывала даже от себя. Кэролайн прекрасно понимала, насколько она уязвима и каким непереносимым для нее может оказаться разочарование.
«Нет!» – решила она вдруг. Нет. Сейчас не время. Она сказала ему правду: она была еще не готова. Ей хотелось остаться в коконе, который она свила для себя. Она хотела спокойствия, не хотела раскрывать свою душу, чтобы потом, возможно, оказаться обманутой. Несмотря на то что говорила Сисси, Джеймс до сих пор был ее единственным мужчиной в целом мире, единственным, с которым она могла заниматься любовью, единственным, кого она могла любить.
Кэролайн отстранилась от Жан-Клода и снова сказала, что ей пора идти. На этот раз он не останавливал ее.
Жан-Клод подал ей пальто и проводил на улицу, где остановил такси. Взяв руку Кэролайн, он поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.
– Когда-нибудь, – просто сказал он, глядя ей в глаза, и его слова были понятны им обоим.
Он открыл дверцу такси, помог Кэролайн сесть и долго смотрел ей вслед, пока машина не скрылась во мраке ночи.
Глава 22
Вечер, проведенный с Жан-Клодом, разбудил воспоминания Кэролайн об их первых встречах с Джеймсом, и она почти всю ночь ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слова Сисси, сначала обидные, начали приобретать все больший и больший смысл теперь, когда у Кэролайн было время подумать над ними. Сисси права: шесть лет траура – слишком большой срок. Слишком большой? До тридцати Кэролайн было еще далеко, по всем стандартам она была еще молодой женщиной. Неужели она привязала себя к прошлому и создала иллюзии, не имеющие никакого отношения к реальности? Неужели она сама возвела Джеймса и их взаимную страсть на пьедестал, до которого не мог дотянуться ни один смертный? Неужели она слишком идеализировала их любовь, уверившись, что это их чувство совершенно? Что она в сущности знала о мужчинах, об отношениях с ними? Будучи подростком, она не пользовалась успехом у мальчиков и жила уединенно. Ее никогда не приглашали на вечеринки или на прогулки, никогда даже не поцеловали на заднем сиденье машины. В школьные годы она ни разу не ходила на свидание. Джеймс Годдард был единственным мужчиной, посмотревшим в ее сторону. Кэролайн поняла, что у нее совершенно нет опыта, чтобы с кем-нибудь сравнивать ее исключительно романтического супруга.
Но хуже всего было то, что ее чувства по отношению к французу были совершенно запутанными, и она действительно страдала от неопределенности. Правильно ли она себя повела? Кэролайн поймала себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления, как взрослая женщина должна вести себя с мужчиной – особенно с тем, к кому ее тянет. Правильно ли она сделала, позволив Жан-Клоду обнимать ее? Может быть, она сама спровоцировала его на это? Разумно ли она поступила, уйдя из его квартиры, несмотря на его попытки удержать ее? Может быть, ей следовало остаться? А может быть, самым лучшим было держаться от него подальше? Или наступило время, когда ей стал нужен мужчина? Их определенно тянуло друг к другу. Но была ли она готова к таким отношениям? С ним? С человеком из другого города? С человеком, живущим в бешеном ритме, «послужной список» которого уже и так переполнен.
Эти вопросы преследовали и мучили ее, и только около трех часов ночи ей наконец удалось заснуть. Кэролайн проспала бы до полудня, если бы не горничная Сисси, которая постучала в дверь.
– Вас к телефону, миссис Годдард, – приоткрыв дверь, сказала Колин О'Мэлли, горничная, которая работала у Сисси вот уже много лет.
– Меня? – недовольно спросила Кэролайн. Это был ее последний день в Манхэттене, и, несмотря на то что оставались незавершенными кое-какие дела, ей так хотелось еще хоть немного понежиться в постели.
– Да, вас спрашивает какой-то джентльмен.
Кэролайн подумала, что раз это джентльмен, то это, скорей всего, Жан-Клод, который хочет обсудить то, что произошло между ними вчера вечером.
– Ты не можешь сказать ему, что сейчас я не могу подойти? – попросила Кэролайн, желая избежать или по крайней мере отсрочить обсуждение ее запутанных чувств. Ей требовалось время, чтобы выяснить для самой себя, что она чувствовала по отношению к Жан-Клоду и как, по ее мнению, могут развиваться их отношения дальше.
Миссис О'Мэлли открыла дверь пошире.
– У него такой голос, как будто он очень спешит, – сказала она с сильным ирландским акцентом. – Он не просил пригласить вас, он приказал.
– Он говорит с французским акцентом? – спросила Кэролайн.
– Нет, мэм. – Миссис О'Мэлли пожала плечами.
Кэролайн удивленно подняла брови и вылезла из постели. Накинув халат, она поспешила в гостиную Сисси, где на кофейном столике стоял телефон.
– Алло? – сказала она в трубку.
– Это Клиффорд.
– О, доброе утро, Клиффорд. – С тех пор как они встретились в Палм-Бич, он несколько раз звонил ей, а когда она сказала ему, что собирается в Нью-Йорк, он предложил как-нибудь встретиться в баре, пока она там будет. Но каждый раз, когда они конкретно договаривались о времени и месте, ее снова охватывали подозрения и она звонила секретарше и просила передать ему, что встреча не состоится. Но теперь он был опять у телефона, а для нее это был последний день в городе.
– Я хотел бы увидеться с вами. Скажем, где-то около шести часов, – решительным, как всегда, тоном сказал он. Кэролайн знала, что Клиффорда Хэмлина ответ «нет» никогда не устраивал. По крайней мере надолго. Кэролайн также знала, что его властный тон и манеры лидера оказывают на нее воздействие и волнуют ее, несмотря на то что она его побаивалась.
– Знаете, это мой последний день в Нью-Йорке, и у меня очень плотное расписание, – сказала Кэролайн, борясь с желанием увидеться с ним.
– Я прекрасно осведомлен о плотных расписаниях, – сказал он немного насмешливо, потому что как раз в это время просматривал свой ежедневник, испещренный записями. – Если честно, то у меня в семь торжественный прием. Но вы могли бы встретиться со мной в шесть у меня на квартире – ведь понятно, что вы не можете прийти ко мне в офис. У меня есть кое-что важное, что мы должны безотлагательно обсудить.
– Может быть, вы можете мне сказать это по телефону? – попыталась отвертеться Кэролайн.
– Нет, это можно обсуждать только при личной встрече. То, что я хочу сказать, очень важно для вашего будущего и для будущего Джека. Не говоря уже о вашей «Корпорации».
Кэролайн не могла не признать, что ей действительно хочется увидеться с ним. Он такой целенаправленный, энергичный, такой умный и привлекательный человек, хотя совсем в другом стиле, чем Жан-Клод. Клиффорд стал для нее как бы вызовом, он интриговал Кэролайн, даже несмотря на ее подозрения относительно мотивов его интереса к ней. И вот теперь он сказал, что у него есть какие-то новости, что-то важное для ее будущего и для будущего ее бизнеса, что-то такое, что может ей помочь содержать себя и сына.
Она взглянула на часы и попыталась прикинуть, успеет ли она до шести управиться со всеми делами, ведь это был ее последний день в Нью-Йорке. Чуть позже у нее будет встреча с парфюмерами, а до этого – с флористом, который делал искусственные цветы из шелка. Кроме того, ей нужно было посетить филиал «Секрета победы» на Пятьдесят седьмой улице и еще несколько магазинчиков, чтобы присмотреть какие-нибудь идеи для «Романтики любви». А потом будет вечеринка с коктейлями, про которую говорила Сисси.
– Где ваша квартира? – наконец спросила она.
– Дом 1040 на Пятой авеню, – сказал Клиффорд, просияв от одной мысли, что снова увидит ее, и довольный, что наконец сумел ее уговорить. – Это напротив Метрополитен-музея.
– Хорошо. Увидимся в шесть, – сказала Кэролайн и повесила трубку.
Она зевала и потягивалась, когда в комнату вошла миссис О'Мэлли и предложила ей завтрак.
– Только кофе, – сказала Кэролайн горничной и, включившись в бешеный ритм манхэттенской жизни, побежала в ванную. – У меня и так был запланирован очень насыщенный день, а теперь он стал еще более насыщенным.
Встреча в выставочном зале оптовой продажи искусственных цветов на пересечении Шестой авеню и Двадцать шестой улицы закончилась подписанием контракта, согласно которому «Корпорация „Романтика любви“» будет получать шелковые цветы тематических оттенков в зависимости от сезона. Контракт был подписан за столом в стиле «формика». Состоявшаяся беседа была чисто деловой: обсуждались суммы в долларах и Центах, сроки поставок и объемы партий. Встреча на Пятьдесят седьмой улице, на которой обсуждалась парфюмерия, напротив, оказалась больше развлечением, чем бизнесом. Кэролайн встретилась с исполнительными директорами фирмы и перенюхала никак не меньше дюжины различных ароматов, чтобы выбрать подходящий для туалетной воды, которую она будет продавать в своей «Корпорации», – аромат, который отражал бы атмосферу магазина, настоенную на романтике, чувственности и приключениях.
– Они все такие замечательные, но я совершенно запуталась! – воскликнула Кэролайн, попытавшись оценить восемь Различных запахов и разглядывая все эти многочисленные бутылочки и флаконы самых разнообразных форм, украшенные яркими этикетками. – Я просто не в состоянии сделать выбор. Они все начинают пахнуть одинаково.
– Обычно люди могут по-настоящему оценить только три аромата, – сказала Патриция Кент, вице-президент компании по маркетингу. – После этого наше обоняние притупляется. Вот что я вам скажу: лучше я подготовлю выбранные вами образцы, и вы сможете взять их в Палм-Бич, а там уж, освоившись, сделаете выбор. Подумайте, спросите своих клиентов и друзей. Посмотрите на их реакцию. Это важное решение, которое требует времени.
Еще до окончания встречи Патриция загрузила полотняную сумку Кэролайн различными флаконами с пробными образцами туалетной воды. Лаванда и лилия, жасмин и гвоздика, роза и фиалка – Кэролайн хотелось как можно скорее опробовать их.
Ровно в шесть часов Кэролайн вошла в величественное старинное здание на Пятой авеню, где жил Клиффорд Хэмлин. Мраморный пол холла был устлан мягкими восточными коврами, а антикварные стулья с тканой обивкой как будто только и ждали, чтобы кто-нибудь на них присел. Холл освещали тяжелые хрустальные люстры и сверкающие отполированные бра. Служащие в униформах выглядели неприступными и устрашающими. Кэролайн осмотрелась и на мгновение снова почувствовала себя пятнадцатилетней девочкой, крадущейся на цыпочках по «Брэйкерсу» в надежде, что ее не заметят, не схватят за руку и не выставят вон. Но она быстро пришла в себя, вспомнив, что ей уже не пятнадцать, что она уже не такая молодая и неискушенная, как когда-то, и уже не боится богатых и наделенных привилегиями людей. И все же, когда консьерж во фраке подошел к ней и спросил, к кому она, Кэролайн почувствовала отголоски своей бывшей неуверенности и ее ладони немного вспотели.
