Текст книги "Наёмники Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

20. Мы видим Ар

– Вот заедем на гребень этого холма, – сообщил возница, указывая кнутом, – и Вы увидите Ар.

Боадиссия тут же вскочила с места и, подбежав к переднему ограждению наёмного экипажа, вцепилась в перила обеими руками.

– В сторону, отвали в сторону, – крикнул кучер группе из нескольких пешеходов шедших по дороге.

Солнце стояло слева от нас. Подъём на холм оказался довольно крутым. На обочине вдоль дороги, стояли несколько фургонов. Похоже их остановили, чтобы в спокойной обстановке можно было полюбоваться городом.

Женщина, с мешком на спине, споткнулась, но устояв на ногах, торопливо отошла на обочину дороги.

– Ах! – воскликнула Боадиссия. – Вот это да!

Сразу несколько пассажиров встали со своих скамей, вглядываясь вдаль. Возница остановил экипаж на вершине холма.

Прежде я уже неоднократно видел Ар, так что к этому виду был приучен, и не стал вскакивать со своего места, как это сделали другие, кто оказался здесь в первый раз.

– Невероятно! – прошептал один из мужчин.

– Изумительно! – вторил ему другой.

Улыбнувшись их ребяческому энтузиазму, я также поднялся на ноги. Впереди, на расстоянии приблизительно четыре – пять пасангов возвышались сверкающие стены блистательного Ара.

– Я понятия не имел, насколько огромен этот город, – восторженно заявил один из пассажиров.

– Да, он большой, – согласился с ним другой.

– А вон центральная башня! – указал третий.

Верхняя кромка городской стены, находившаяся на высоте в сотню футов или даже больше, сверкала на солнце так ярко, что даже на таком расстоянии приходилось щуриться. Сами стены теперь были белыми. Вероятно, это было сделано за то время, что прошло со свержения узурпатора Цернуса, и реставрации власти Марленуса, Убара Убаров. Отсюда уже можно было увидеть большие ворота и главную дорогу, приводящую к ним от Виктэль Арии. Судя по всему, подумал я, нам самим вскоре придётся двигаться по той дороге к Виктэль Арии. Внутри этих сверкающих стен, таких высоких и мощных, возвышались тысячи зданий, и настоящий лес господствовавших над городом башен, разнообразных высот и цветов. Я знал, что многие из этих башен соединены между собой узорчатой паутиной высоких мостов, раскинувшейся на разных уровнях. Однако было непросто рассмотреть на таком расстоянии эти мосты, и лишь чуть заметные отблески света выдавали их местонахождение.

– Не думаю, что когда-либо, где-либо, видел что-либо столь красивое, – пробормотал мужчина.

Мы смотрели на то, что, несомненно, было самым большим городом известного Гора.

– Я не ожидал, что он выглядит столь величественно, – восхищённо добавил другой пассажир.

Я помнил большие городские ворота. Мне не забыть стоявшую под этими стенами, так давно, орду Па-Кура. И уж конечно невозможно стереть из моей памяти дом Цернуса, Стадион Тарнов и моего огромного тарна – Убара Небес, группировки болельщиков и гонки на тарнах, Стадион Клинков и окровавленный песок его арены. Я отлично помню улицы, термы, магазины, широкие величественные проспекты с их фонтанами и узкие извилистые улочки менее престижных районов, больше похожие на тёмные коридоры, в которые даже в полдень не заглядывает солнце.

– Никогда не видел ничего подобного этому, – признал один из мужчин.

– И я тоже, – поддержал его другой, с благоговейным страхом в голосе.

Я смотрел на раскинувшийся впереди великий город. Именно в таких местах объединился сложность и простота, нищета и богатства мира. Именно такие места становятся редкостными, драгоценными очагами культуры, удивляющими остальной мир восхитительными произведениями искусства, музыки, театра, литературы, архитектуры. Они становятся символами искусства, подобно горам возвышаясь над прочими народами. В них соединены в неразрывный сплав железо и серебро, золото и сталь, сила денег и мощь оружия, кресла финансистов и троны власти. Я пристально глядел на сверкающий город. Как потрясающе он выглядел. Такие места притягивают человека подобно магниту, они взывают к нему подобно золоченым трубам, они завлекают внутрь в свои великолепные чудеса, околдовывая его своими зачастую весьма призрачными возможностями, нашёптывая распутные обещания, они становятся символами стремительного течения жизни. В них пытаются добиться богатства, завоёвывают богатства, и теряют их. В них толпы соседствуют с одиночеством, в них удача шагает рука об руку с провалом. На их площадях надежда борется с отчаянием, а значимость питается за тем же самым столом с бессмысленностью. В таких местах, возможно, собирается всё лучшее и худшее, что только мог сделать человек, его прошлое и будущее, его боль и удовольствие, его тьма и свет.

– Напитки, прохладные напитки! – выкрикивала женщина, придорожная торговка, предлагая соки.

На гребне этого холма сам собой возник стихийный рынок. Ничего удивительного, ведь на этом месте неизменно останавливались повозки, фургоны и просто путешественники. Это было то самое бойкое место, на котором не трудно было заработать несколько монет. Торговка не уделяла никакого внимания открывавшемуся ниже зрелищу. Можно не сомневаться, что она видела это тысячи раз. Гораздо больше её занимал вид возможных клиентов.

– Хочешь сок? – спросил я Боадиссию.

– Да, – кивнула она, и я купил для неё немного лармового сока за бит-тарск.

– Холодный? – полюбопытствовал я.

– Да, – ответила девушка.

Утро было жаркое.

Насколько мне известно, этот сок готовят с вечера, а ночью сохраняют в амфоре, по горлышко зарытой в холодной земле. Иногда земные девушки, только что доставленные на Гор, не могут понять, почему у большинства из этих двуруких сосудов с узким горлом такое тонкое, а то и заострённое дно, ведь их невозможно поставить вертикально на такое основание. Вскоре они узнают, что эти кувшины и не должны стоять вертикально. Просто обычно их устанавливают в углубление для хранения, выкопанное в земле, чтобы сохранять их содержимое холодным. Острое основание, конечно, вдавливается в мягкую землю на дне ямы.

– Хлеб, мясо! – зазывал мужчина, подходя мимо нашего экипажа.

Некоторые из нас воспользовались его предложением. Я тоже купил несколько ломтей хлеба Са-Тарна и полоски сушёного мяса тарска, взяв немного себе, а остальное, отдав Боадиссии и Хурте. Пройдя в заднюю часть фургона, к багажному отделению, где содержалась Фэйка, я поделился с ней частью своего хлеба и мяса. Не разрешив ей касаться пищи руками, я просовывал кусочки между толстыми деревянными рейками, туда, где она стояла на коленях среди мешков и коробок, и накормил её с рук.

– Спасибо, Господин, – благодарно сказала она.

Я же вернулся к передку фургона. Многие пассажиры вышли на дорогу и разминали ноги. Я снова обратил внимание к стенам великолепного Ара, сверкавшим вдали.

– Не могу дождаться, – сказала мне Боадиссия, – когда смогу потребовать своё наследство.

Я молча кивнул, приканчивая остаток своей еды.

– Возвращайтесь к фургону! – позвал возница тех пассажиров, что разбрелись по округе. – Возвращайтесь! Мы отправляемся!

Я задумчиво смотрел на город раскинувшийся вдали. Каким красивым он выглядел отсюда. Но я-то знал, что где-то внутри него, возможно в его тесных домах, из которых толпы людей каждой утро вырываются на улицы, подобно наводнению затапливая их, или, быть может, внутри его защищенных внутренних двориков и садов, в которых благородные леди могли бы обмениваться сплетнями, потягивая нектар и наслаждаясь деликатесами, поданными им шёлковыми рабами, или среди его зданий и башен, или на его улицах, или в больших термах, где-то там, где-то позади тех сверкающих на солнце белых стен, притаилась измена. Я уже не сомневался, что где-то там, подобно змеям, свившиеся в единый клубок мрачные тайны, порочная коррупция и откровенный мятеж, выжидали своего часа, чтобы нанести сокрушительный удар.

– Прекрасный вид, – сказал мужчина, только что взобравшийся наверх через калитку пассажирского отделения экипажа, и вставший рядом со мной, чтобы ещё мгновение полюбоваться на город сверху.

– Да, – согласился я с ним, и мужчина вернулся на своё место.

Конечно, отсюда мы не могли увидеть всю ту грязь, преступления, бедность или голод заполнявшие этот город. Мы не могли почувствовать боль, страдание, жадность, одиночество и горе. И всё же, не смотря на все эти недостатки, причинявшие страдания проживающим внутри этих стен, этот город производил невероятное впечатление. И самым странным для меня было то, что очень многие люди готовы были заплатить его цену. Лично я мореплаватель и солдат, больше предпочитаю шумное море и открытые всем ветрам равнины, чем его тесные улицы и площади. Возможно, потому что я привык к жизни наполненной призывным боем барабанов и рёвом труб. Для многих же других, быть частью этого города или просто находиться внутри его стен, смешаться с его жизнью, назвать его башни своими собственными, было достаточным вознаграждением. Наконец, последний пассажир, взобравшись наверх, и закрыв за собой калитку, занял своё место.

Я всё не мог оторвать глаз от этого роскошного города, лежащего перед нами. Да, передо мной был очаг культуры, запутанная поэзия камня, потрясающие дворцы, крыши которых терялись среди облаков, где обычные кирпичи научились говорить и петь, вот только едва ли смысл этого доходил до сознания тех, кто спешил по своим делам среди их стен. Да, это всё там, в нём, в этом городе. А ещё там кишели грязь и преступления, железо и серебро, золото и сталь. Там были духи и шёлк, плети и цепи. Там разгорались любовь и похоть, власть и подчинение, обладание и беспомощное пребывание в собственности. Там в запутанном клубке сплелись интриги и жадность, благородство и обман, честь и предательство, высокие порывы и низменные страсти, сила и слабость.

И, тем не менее, именно в таких местах, грязных, суетных и непостоянных, люди нашли свои крепости. Они – замки и тюрьмы, арены и сцены, они – города, они – цитадели цивилизации.

Кучер, понукнул своего тарлариона и стегнул его поводьями.

– Но-о-о, пошёл! Вперед! – крикнул он. – Шевелись!

Едва наш экипаж пришёл в движения, я вернулся на своё место.

– Вы видели Ар прежде? – полюбопытствовал Филебас.

– Да, – кивнул я.

– Тогда для Вас это привычное зрелище, – заметил он.

– Да, – снова односложно ответил я.

– Вы должны простить меня, но я счел его просто ошеломительным, увидев в первый раз, – объяснил мужчина.

– Этот город зачастую производит такое впечатление на тех, кто его видит в первый раз, – согласился я.

– Не могу с этим не согласиться, – улыбнулся он.

Наш экипаж ходко катился вниз по склону. Окованные металлом узкие колёса скрежетали по дорожному покрытию. Я смотрел на постепенно вырастающие стены Ара.

21. В пределах стен Ара

– Вы прибыли из Торкадино? – поинтересовался мужчина.

– Да, – ответил я.

– Сейчас в городе находятся тысячи Ваших земляков, – сообщил он, – из Торкадино и из других мест.

Я понимающе кивнул. Никогда прежде я видел такого столпотворения на улицах Ара.

– Мы здесь не нуждаемся в таком количестве беженцев, – недовольно бросила торговка сулами на Рынке Тэйбан.

– Мы ищем жильё в городе, – пояснил я мужчине.

– Жилье сейчас дорого, – предупредил он. – Честно говоря, мне даже трудно Вам что-то посоветовать.

Он бросил взгляд на Фэйку, с поникшей головой, стоявшую на коленях позади и слева от меня. Мой дорожный мешок всё ещё был на её спине. Женщина опустилась на колени, едва мы остановились и заговорили со свободным человеком. Именно так ей, как рабыне и надлежало поступать. Причём на колени она встала приблизительно в том же месте и на том же расстоянии, как это требовалось от неё при следовании за господином.

– С ней проще, – сказал он. – Вы можете просто оставить её спать на улице, приковав цепью к одному из рабских колец в изобилие имеющихся не стенах домов, возможно надев на неё железный пояс. Но, боюсь, это не подойдёт для свободных людей.

– Нет, конечно, – согласился я.

– Можете попробовать южные инсулы, – предложил наш собеседник, – те что находятся на юг от Площади Тарнов.

– Это в районе Анбар? – скептически уточнил я.

– Или таковые в Четверти Метеллана, – пожал он плечами.

– А что относительно на восток от Проспекта Центральной Башни? – спросил я.

– Там Район Тревельян, – пояснил он.

– Это звучит заманчиво, – заметила Боадиссия.

– Нам бы только эту ночь пережить, – признался я.

– Вы знаете город? – осведомился горожанин.

– Я бывал здесь прежде, – кивнул я.

– Вы – двое крупных мужчин, – усмехнулся он. – Я сомневаюсь, что кто-либо решился бы побеспокоить Вас.

– Если они действительно побеспокоят нас, – проворчал Хурта, – то я надеюсь, что у них будут при себе монеты.

– У нас не так много чего можно украсть, – сообщил я мужчине.

– У Вас есть свободная женщина, – напомнил он. – А такой товар может принести хорошую цену в определенных местах.

– Я не боюсь, – заявила Боадиссия.

– О, храбрая и благородная девушка, – улыбнулся мужчина.

– Я могу сама о себе позаботиться, – сказала девушка.

– Безусловно, – заверил её горожанин, но повернувшись к нам, предупредил: – Её цена может снизиться из-за её глупости.

– Я вовсе не глупая, – возмутилась Боадиссия.

– Простите меня, – сказал он. – Просто, из-за Вашего замечания я решил, что, возможно, Вы не очень умны.

Взбешённая Боадиссия попыталась прожечь в нём дырку своим яростным взглядом. Мужчина же принялся спокойно рассматривать её. У него был один из тех взглядов, которые, как будто раздевают женщину, выставляя всё её черты и легкомысленные желания его взгляду.

– И не смотрите на меня так, – сказала она. – Я свободная женщина.

Не обращая никакого внимания на её слова и возмущение, он продолжал рассматривать девушку, как если бы она уже была в его цепях и, дрожа у его ног, умоляла о его прикосновении.

– На вас нет вуали, – наконец сказал он девушке.

– Женщина аларов не носят вуали, – гордо заявила она.

– Она не аларка, – привычно поправил её Хурта.

– Я выросла среди фургонов, – напомнила Боадиссия.

– Это верно, – признал Хурта.

Боадиссия, как я уже упоминал, не очень напоминала типичную женщину аларов. Она больше напоминала восхитительную, мягкую женщину городов, того вида, что часто оказывается на рабских прилавках. На самом деле, я подозревал, что она происходила из какого-либо города.

– Как Вы полагаете, какой район нам стоило бы попробовать? – спросил я у нашего собеседника.

– Даже не учитывая эту свободную женщину, – не обратил он внимания на мой вопрос, – у Вас есть кое-что имеющее ценность, – указал он на Фэйку, ещё ниже склонившую голову под его оценивающим взглядом.

– Как Вы полагаете, какой район нам стоило бы попробовать? – повторил я свой вопрос, пытаясь отвлечь его от прелестей Фэйки.

– Я предложил бы несколько, – сказал он.

– Ар – большой город, – заметил я.

– Вы ищете приличное жилье? – уточнил он.

– Конечно, – кивнул я.

– А Вы готовы заплатить серебряный тарск за ночь? – поинтересовался он.

– Пожалуй, нет, – признал я, – такого мы себе позволить не сможем.

– Тогда я не думаю, что Вы найдете что-либо достойное по своему вкусу, – огорчил он нас.

– Ну что ж, благодарю Вас, Гражданин, за то, что потратили на нас своё время, – сказал я.

– Скажите, а правда ли что под Торкадино собраны значительные сила Коса? – полюбопытствовал горожанин.

– Абсолютная правда, – ответил я.

– И они взяли город? – спросил он.

– Не думаю.

– Но тогда откуда столько беженцев? – удивился он.

– Их водворили из города, чтобы облегчить его защиту, – объяснил я.

– Говорят, что главные силы Коса, двигаются к Пункту Ара, – сообщил наш собеседник.

– Я бы не был так в этом уверен, – заметил я.

– Но это вполне логично. Косианцы хотят контролировать реку и её бассейн, – предположил он. – Именно это основная причина всех разногласий. Именно поэтому их генеральное наступление следует ожидать там. Впрочем, скорее всего, вся эта возня не более чем набег.

– Ар в опасности, – покачал я головой.

– Они никогда не осмелятся встретиться с нами в генеральном сражении, – уверенно заявил он.

– Ар находится в большой опасности, – предупредил я.

– Ар непобедим, – сказал он.

– Главные силы Коса уже близко, как раз под Торкадино, – сообщил я.

– Это всего лишь слухи, – отмахнулся он. – Люди просто не знаю, что думать.

– Я верю, что регенту, Вашему высшему совету, военачальникам и генеральному штабу информация поступает правильная, – понадеялся я.

– Несомненно, – согласился он со мной.

– А где сейчас находится Марленус? – полюбопытствовал я.

– В горах Волтая, – ответил мужчина. – Он возглавляет карательную экспедицию против Трева.

Это совпадало с моей информацией.

– Получается, что он отсутствует уже в течение многих месяцев, не так ли? – спросил я.

– Да, – сказал он.

– Разве это не кажется странным для Вас? – поинтересовался я.

– Он делает то, что считает нужным, – пожал он плечами. – Он – Убар.

– И что, в городе все довольны, что он отсутствует в то момент, когда Ару может грозить серьёзная опасность? – осведомился я.

– Если бы это была настоящая опасность, – заметил мужчина, – он бы сразу вернулся. Но его нет. Так что, и никакой серьёзной опасности тоже нет.

– То есть, Вы думаете, что реальной опасности нет? – уточнил я.

– Нет конечно, – усмехнулся наш собеседник. – Любой из наших парней может поставить на место дюжину Косианцев.

– Н-да, а вот мне кажется, что Марленусу стоит поторопиться с возвращением, – пробормотал я, на что мужчина только пожал плечами. – Возможно, с ним просто потеряли контакт в горах Волтая.

– Возможно, – не стал спорить горожанин. – Но город не сильно нуждается в нём.

– Убар больше не популярен? – удивился я.

– Он слишком долго правит Аром, – пожал плечами мужчина. – Возможно, пришло время что-то менять.

– И многие так думают? – полюбопытствовал я.

– Такие голоса раздаются повсюду, – сказал он, – их можно услышать в тавернах, на рынках, в термах. Гней Лелиус – превосходный регент. А Марленус излишне агрессивен. В городе ропщут. Нам никто не угрожает, а он ссорится с Косом из-за того, что лежит на периферии наших интересов.

– Гней Лелиус хочет быть Убаром? – поинтересовался я.

– Нет, – уверенно ответил товарищ. – Он слишком скромен, слишком незнатен и не амбициозен для такой должности. Складки пурпурной мантии, вес медальона Убара, неинтересны для него. Его заботит только превосходное управление, мир и процветание города.

– То есть, Вы уверены, что он интересуется благосостоянием Ара? – спросил я.

– Конечно, – заверил меня наш собеседник.

С одной стороны, его ответ порадовал меня. Но с другой, если этот Гней Лелиус действительно заинтересован в благосостоянии Ара, то он должен действовать, а раз он всё ещё не предпринял каких-либо активных действий, как регент, то, по-видимому, всему виной нехватка информации, или возможно, определенный неоправданный оптимизм, или простодушная невинность или наивность. Такое весьма распространено среди идеалистов, мягкодушных созерцателей, доверчивых душечек, пленников пустословия, ослепленных прожектами и мечтами, необдуманно переносящих своё собственное благодушие на ларла и лес, скептически относящихся к действительности, рассматривающих мир с точки зрения цветка. Каким утешением будет для других, если эти романтики выживут и, в конечном счёте, обнаружат, что живут в реальном мире, и к своему разочарованию вынуждены будут признать, что именно их ошибки привели к урожаю глупости, и отныне им придётся своими глазами наблюдать крах их цивилизации, на своей шкуре почувствовать что происходит, когда под клинками власти и реальности рушится их придуманный мирок.

– А что на счёт Серемидеса, высшего генерала? – спросил я. – Разве он не мог бы занять трон?

– Это ещё невероятнее, – отмахнулся мужчина. – Он столь же предан Убару, как камни Центральной Башни.

– Понятно, – кивнул я.

Конечно, мой вопрос был вызван, не просто очевидным соображением, что плащ Убара мог бы показаться привлекательным призом честолюбивому и сильному мужчине, а трезвым пониманием того, что Ар оказался в глубоком кризисе, знали ли об этом его жители или нет. В такие времена, в свете неудач и неэффективности некомпетентной гражданской администрации, далеко не редкостью является то, что военные, видя, что должно быть сделано, а зачастую просто следую инстинкту самосохранения, вынуждены брать лидерство в свои руки и пытаться внушить остальным свою энергию, дисциплину и порядок, без которых катастрофа становится неизбежной.

– Но ведь не может быть, что управление Аром будет долго оставаться под регентством, – заметил я.

– Ожидается, что Марленус скоро вернётся в город, – пожал он плечами.

– А что будет, если он не вернётся так скоро как это необходимо? – поинтересовался я.

– Есть другая возможность, – сообщил горожанин, – и весьма интересная.

– И какая же, если не секрет? – полюбопытствовал я.

– Убара, – ответил он.

– Убара? – не понял я.

– Та, кто была, дочерью Марленуса, пока он не отрёкся от неё, – пояснил он.

– Кто? – поражённо спросил я.

– Талена, – услышал я. – Вы слышали о ней?

– Да, приходилось, – растерянно ответил я.

– Марленус был недоволен ей, – поведал мне товарищ. – Это имело какое-то отношение к неким делам в Северных лесах. Он проклял её, и заявил, что она больше не его дочь. В течение многих лет она жила в безвестности, уединении в Центральной Башне. Теперь, в отсутствии Марленуса, и с великодушного позволения Гнея Лелиуса, она снова появилась на улицах Ара.

– Я так понимаю, что это было сделано в разрез с желанием Марленуса, – заметил я.

– Марленуса здесь нет, – пожал горожанин плечами.

– А с какой стати о ней думают как о возможной Убаре? – осведомился я. – Ведь с тех пор, как Марленус отказался от неё, юридически она больше не его дочь.

– Я не писец-законник, – сказал он, – и в этих тонкостях не разбираюсь.

– Я даже не уверен, что у неё есть Домашний Камень, – предположил я.

– Гней Лелиус разрешил ей поцеловать Домашний Камень, – сообщил он мне. – Это было сделано на публичной церемонии. Она – снова гражданка Ара.

– Похоже, что Гней Лелиус весьма щедрый и благородный товарищ, – заметил я.

– О, да! Он – покровитель искусств. Он основал новые парки и музеи, и этим он завоевал поддержку элиты. Я и сам поддерживаю его, поскольку он простил некоторые виды долгов. Это значительно ослабило моё финансовое бремя. Низшие касты тоже любят его, поскольку он часто, за свой счёт, бесплатно раздаёт хлеб и пагу, а также спонсирует игры и гонки. А ещё он объявил новые праздники. Он вообще сделал жизнь в Аре лучше и легче. Его поддерживают очень многие в городе.

– И Вы уверены, что он озабочен благосостоянием Ара? – осведомился я.

– Конечно же, – с энтузиазмом воскликнул он.

– А его трудно увидеть? – задал я крайне интересовавший меня вопрос.

– Ну, Вы же понимаете, что далеко не каждый может просто подойти к Центральной Башне и постучать в дверь, – усмехнулся мужчина.

– Понятное дело, – кивнул я.

– Но Гней Лелиус считает обязательным для себя быть доступным для людей, – сказал он. – И это ещё одна причина, почему он так любим в городе.

– То есть простой человек может увидеть регента? – спросил я. – И не только издалека, как на государственных процессиях или в официальных ложах на стадионах?

– Конечно, – подтвердил мужчина.

Признаться, я был рад услышать это. Ведь в моих ножнах лежали срочные письма для Гнея Лелиуса и Серемидеса, и мне так или иначе необходимо доставить их по назначению. Причём сложность была в том, что передавать эти бумаги через подчинённых, мне крайне не хотелось. Откуда мне знать, кому здесь можно было доверять? Точно также у меня не было никакого желания пытаться попасть в коридоры Центральной Башни, чтобы сделать это на частной аудиенции у этих людей.

– И любой челок на самом деле может поговорить с ним? – уточнил я.

– Конечно, – заверил он меня.

– В таком случае, может, Вы знаете, когда он устраивает следующую аудиенцию? – поинтересовался я.

– Через два дня, – с готовностью сообщил наш собеседник.

– Это не в день ли суда? – осведомился я.

Это теперь нечто большее, – со страстью объяснил он. – Это – один из новых праздников, день Великодушия и Петиций.

– Превосходно, – поддержал я его пыл.

– Посетители собираются около Центральной Башни на Проспекте, – сообщил он.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– А Вы хотели поговорить с ним о чем-то? – полюбопытствовал мужчина.

– Я думал, что было бы неплохо, по крайней мере, посмотреть на него.

– О, Вы увидите, он – очаровательный человек, – заверил меня он.

– Уверен в этом, – сказал я.

– Множество незначительных прошений удовлетворяется в этот день, – поведал он, – и некоторые из серьёзных. Безусловно, это полностью зависит, по крайней мере, в случаях серьёзных петиций, от справедливости ходатайства.

– Понятно, – кивнул я.

– Те, кто желает подать прошение, должны занять место на веревке, – предупредил мужчина.

– А что это значит? – не понял я.

– Дело в том, что регент, при всём желании, не может дать аудиенцию всем желающим, – пояснил он. – И те, кто желают попасть на аудиенции, надевают на себя Ленту Великодушия Гнея Лелиуса, которая повязывается вокруг тела, а через петлю на ней проходит верёвка, фактически бархатный трос, ведущий к постаменту. Это помогает держать очередь прямо и регулирует количество просителей.

– Я понял, – кивнул я. – А каким образом человек может получить место на этой верёвке? – полюбопытствовал я.

– Иногда это – рискованное дело, – поморщился мужчина.

– Это хорошо, – одобрительно проговорил Хурта, поглаживая топор.

– Полагаю, что разумнее всего занимать очередь пораньше? – предположил я.

– Кое-кто – встаёт там в четырнадцатом ане предыдущего дня.

– Понятно, – протянул я. – Спасибо, Гражданин.

– Вы могли бы попробовать в переулке Рабских Борделей Людмиллы, что позади проспекта Турии, – сказал он.

– Что попробовать? – не понял я.

– Поискать жильё, – пояснил он.

– Понятно, – кивнул я.

– Вы знаете, где это? – уточнил горожанин.

– Я знаю, где находится проспект Турии, – ответил я.

Этот проспект получил название в честь города расположенного в южном полушарии, кстати, несомненно, как жест дружелюбия со стороны Ара. Величественные туровые деревья вполне уместно высажены вдоль его тротуаров. Это – широкий проспект с обилием фонтанов. Он знаменит также роскошными магазинами.

– Это около улицы Клейм, – добавил я.

– Совершенно верно, – подтвердил он.

Улица Клейм, кстати, может действительно быть особой улицей, но, вообще-то в Аре это – целый район, получивший своё название из-за расположенных там предприятий, бизнес которых связан с работорговлей, и предметами, имеющими отношение к рабовладению. Именно там расположены главные работорговые дома города. Именно туда работорговцы доставляют своих пленниц. Там всегда, на оптовой или розничной основе, можно приобрести рабынь. Там же можно предложить свою цену за них на открытых аукционах. Главные невольничьи рынки тоже там. Например, Курулеанский. Там любой может также арендовать и использовать рабынь. Именно там, внутри тех мрачных зданий девушек дрессируют, великолепно и тщательно, интимным искусствам доставления изысканных удовольствий своим владельцам. Кроме того в том районе, можно купить такие необходимые предметы, как подходящая косметика для рабынь, простые, но привлекательные драгоценности, пригодные для рабынь, в частности серьги которые, в глазах гореан, будучи надеты на женщину закрепляют её окончательное унижение, там торгуют рабскими духами, шелками, и тому подобными атрибутами. А где ещё, как не в таком районе можно найти огромное разнообразие прочих полезных предметов для идентификации, хранения, обучения и наказания женщин, таких вещей как ошейники всевозможных размеров и конструкций, металлические и кожаные привязи, для шеи, запястий и лодыжек, начиная от простых шнуров и заканчивая устройствами для строгого контроля, ремни для рук и щиколоток, распорки для ног, колодки, железные пояса, чтобы предотвратить использование рабыни без разрешения владельца, наручники и кандалы с цепями любых типов и размеров, разноцветные шёлковые верёвки для связывания, некоторые с цепочками в качестве сердечника, различные цепи, и конечно, плети.

– Благодарю Вас, – сказал я. – Мы действительно попробуем это.

– Желаю Вам всего хорошего, – попрощался он.

– И Вам всего хорошего, уважаемый, – ответил я.

Горожанин развернулся и отправился по своим делам. Женщина, сидевшая около нас на одеяле, расстеленном на камнях, с полной корзиной сулов перед ней, посмотрела на нас и поинтересовалась:

– Сулы брать будете?

– Нет, – ответил я.

– Тогда, проваливайте отсюда и не распугивайте мне клиентов, – бросила она нам.

– Пойдёмте, – сказал я своим спутникам, и повёл их восток по улице Венактикуса к проспекту Центральной Башни.

Я намеревался пойти на юг по тому проспекту до Фургонной улицы, а с неё повернув на восток выйти к проспекту Турии. Кстати, в Аре «фургонных улиц» множество, но я имел в виду ту, которая имела название «Фургонная улица» и вела к улице Клейм. «Фургонные улицы» в основном, это улицы направленные с востока на запад. Как мне кажется, название это за ними закрепилось, из-за того, что они открыты для движения фургонов в течение дня и достаточно широки, чтобы по ним могли разъехаться две повозки. На большинстве улиц Ара движение фургонов в дневное время запрещено из-за их узости. Конечно, никакой трудности нет с движением по проспектам и бульварами. Они вообще шире любой из улиц. Кстати, многие из девушек первое своё путешествие по Ару совершили именно по Фургонной улице, хотя, возможно, они не смогли толком рассмотреть её, ведь их щиколотки были прикованы цепью к центральной балке внутри сине-жёлтых рабских фургонов, тех самых, которые развозили их в соответствии номерами выбитыми на дисках подвешенных к транспортировочным ошейникам, или адресам, написанным на их левых грудях, в различные здания на улице Клейм.

– Ах! – вздохнула Боадиссия.

– Проспект Центральной Башни, – объяснил я. – Действительно красиво. Мы пойдем прямо по нему.

– Пить хочу, – вдруг заявил Хурта, направляясь к фонтану, одному из многих имевшихся на этом проспекте.

Хурта прислонив свой топор к фонтану, наполовину погрузил голову в воду, а затем, вынырнув, довольно фыркнул. Ещё немного с удовольствием поплескав воду себе на лицо, парень принялся утолять жажду из сложенных в пригоршню ладоней. Попил и я. Боадиссия изящно приложилась к поверхности губами, втягивая в себя воду. Хм, похоже, в нашей компании она изучила кое-что из своей женственности. Казалось, что она начинала, робко и с надеждой подозревать и ощущать истинную природу своей сексуальности, и даже осмеливалась думать о получении удовольствия от своей нежности и сущности, осмеливаться думать о том, что могло бы значить для неё, быть искренне и полностью той, кем она фактически была – женщиной. Во всяком случае, она больше не пыталась, в гротесковой смехотворной манере подражать поведению воина алара.