Текст книги "Наёмники Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– Ой! – вскрикнула женщина на скамье, напрягаясь, почувствовав на своём теле мою руку.

– Не расслабляй тело, – приказал я. – Держи его в напряжении под моей рукой.

Она застонала.

– Ты ведь – свободная женщина, не так ли? – поинтересовался я.

– Да, – ответила она.

– Ты можешь расслабить своё тело, – скомандовал я, но вместо этого

Испуганная женщина попыталась отползти вперед по скамье. – На место.

Она застонала, и чуть-чуть сдвинулась назад.

– Больше, – приказал я, подкрепляя свои слова увесистым шлепком.

Она испуганно подчинялась.

– Ещё, – потребовал я, и она, наконец, вернулась, на прежнее место.

– Я не знаю, где Ваша рука, – всхлипнула женщина.

– Вот она, – сообщил я, прикасаясь к ней пальцем.

– Ой! – вздрогнула она.

– Ты хорошо выглядишь в ошейнике и цепях, – заметил я.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Не трогайте меня.

– Почему, – полюбопытствовал я, не прекращая своего занятия.

– Моя дочь рядом, – сказала она.

– И какое мне до этого дело? – усмехнулся я.

– Она может видеть и услышать! – прошептала женщина. – О-о-охх!

Женщина задрожала под моей лаской.

– У Тебя соблазнительно сложенное тело, – похвалил я. – Не сомневаюсь, что Ты принесёшь своему продавцу хорошую прибыль.

– О-о-о! – простонала она.

– Когда Тебя сюда привели, мне показалось, что твои запястья были связаны за спиной, несколько туже, чем это обычно принято, и сильнее, чем было бы вполне достаточно для того, чтобы удержать женщину в полной беспомощности.

– Сэр? – не поняла она.

– Ты могла бы называть меня Господином, – намекнул я.

– Господин? – быстро исправилась она.

– То как Ты растирала запястья, предлагает, что Ты была не просто связана, как обычно связывают рабынь, но была наказана связыванием.

– Возможно, – признала женщина.

– Может, Ты имела неосторожность, выказать уважение к мужчинам меньшее, чем абсолютное? – предположил я.

– Нет, Господин, – ответила она. – Я же не дура.

– В таком случае, я предположил бы, – сказал я, продолжая ласкать её, – что, узел предназначался, чтобы быть информацией к размышлению, или предостережением, чтобы Ты задумалась о чём-то, что могло быть причиной понижения твоего статуса.

– Да, – признала она.

– Подозреваю, что прежде Ты имела некую значимость.

– Да, – согласилась женщина. – Я была важна.

– А как сейчас, Ты всё ещё чувствуешь свою значимость? – спросил я.

– Нет! – простонала она, задыхалась.

– Ты уверена в этом? – уточнил я.

– Да, да-а-а! – тяжело задышала прикованная женщина.

– Кто Ты? – спросил я.

– Я – номер 261! – объявила она.

Взяв женщину за волосы, я принудил её сесть передо мной, а затем выгнул назад, и слегка довернул тело.

– Да, Ты действительно номер 261, – признал я и, толкнув ее вперёд укладывая на живот, поинтересовался: – Номер твоей дочери?

– 437, – ответила 261-я.

– Кто из вас двоих красивее, Ты или твоя дочь? – спросил я.

– Я не знаю, – проскулила женщина, сжимая скамью в объятиях.

До меня донёсся судорожный вдох справа, из кучи сидящих женщин. На время прервавшись, я встал со скамьи, и окинул фигуры вмиг замерших женщин.

– Ты, – ткнул я пальцем в девушку сидевшую поблизости. – На колени, спину прямо, подбородок выше, волосы за спину.

Девушка послушно и быстро исполнила мои команды.

– Ты номер 437, – прочитал я число на её груди.

– Да, – пролепетала она.

– Да, что? – переспросил я.

– Да, Господин, – поспешно исправилась 437-я.

– Да, – сказал я женщине обнявшей скамью, – ей досталось кое-что от твоей красоты.

– Что-то! – девица даже задохнулась от возмущения.

– Вы обе довольно красивы, – сообщил я женщине на скамье, возвращаясь к ней. – В настоящее время трудно сказать, кто из вас двоих, в конечном счете, после надлежащей рабской дрессировки, окажется самой красивой и способной, но, лично для меня совершенно ясно, что если вас обеих выставить на торги сейчас, то Ты уйдёшь по гораздо большей цене.

– Я? – спросила женщина, лежащая передо мной с явным любопытством в голосе.

– Да, – сказал я. – Однако, в ней присутствует нечто вроде твоего стиля и особенностей строения, и она уже сейчас довольно красива. Так что думаю со временем, поднабравшись жизненного и любовного опыта, она сможет приблизиться к твоей красоте.

Судя по звуку за моей спиной, девица задохнулась от возмущения.

– Пожалуйста, – взмолилась женщина. – Мы – мать и дочь.

– Вы – всего лишь две женщины, – пояснил я. – Причём обе в ошейниках. И на данный момент, Ты, моя закованная в цепи красавица, уйдёшь с аукционной площадки по более высокой цене, по цене, с которой она в течение долгих лет не сможет даже надеяться сравняться, не говоря уже о том, чтобы превзойти. Впрочем, на мой взгляд, вы обе превосходная плоть для ошейника.

Женщина вдруг застонала. Это я вновь уделил внимание к её телу.

– Вынужден сделать вывод, что с тех пор как Тебя касался мужчина, прошло весьма долгое время, – заметил я.

– Да, – призналась она. – Вы разочарованы во мне? Я требую слишком много времени, чтобы ответить на Ваше прикосновение?

– Мама! – выкрикнула шокированная девушка.

– Ты не рабыня, – сказал я. – У Тебя нет вышколенных, отточенных рефлексов. Тлеющие угли рабского огня не были зажжены в твоём животе. В Тебе пока нет ничего, что могло бы бросить Тебя в пламя страсти от малейшего прикосновения. Ты – свободная женщина. Я не ожидаю от Тебя многого.

– О-о-о! – внезапно закричала она.

– Тем не менее, в Тебе, кажется, есть намёк на жизненную энергию.

– О-ой, – дёрнулась она.

– Интересно, – протянул я.

– О-о-охх! – простонала женщина. – Ой-ой!

– Возможно, как и во всех женщинах, в Тебе есть рабыня, – предположил я, прислушиваясь к её стонам. – Или возможно, я ошибаюсь, что в Тебе есть рабыня, ибо всё выглядит так, как будто Ты – просто рабыня.

– Пожалуйста, не вынуждайте меня отдаться Вам! – внезапно, внезапно взмолилась она, но я, не обращая внимания на мольбы, продолжил ласкать её.

– Мама! – возмущённо крикнула её дочь.

– Молчи! – простонала женщина. – Молчи! Неужели Ты не видишь, что я нахожусь в руках мужчины!

– Мама!

– О-о-о! – завыла женщина.

– Ты извиваешься как шлюха! – бросила девушка.

– Что Вы со мной делаете! – ошеломлённо воскликнула женщина, наполовину поднимаясь на руках.

– Лежать, – скомандовал я ей, и она послушно опустилась грудью на прохладный мрамор, обхватив его руками, прижавшись к сиденью правой щекой. Тело напряжено, глаза дикие, рот открыт, дыхание тяжёлое.

– Что-то не так? – осведомился я.

Она замерла, почти окаменела, лишь сильнее стиснула мрамор в своих объятиях. Казалось, что она не смела пошевелиться.

– Ну? – поощрил её я.

– Не заставляйте меня кончить, – вдруг взмолилась она.

Какой она стала красивой в своей беспомощности. Да, такая женщина действительно могла бы заслужить высокую цену.

– Почему это? – полюбопытствовал я.

Она застонала.

– Почему? – уже требовательнее спросил я.

Не было необходимо избивать её за то, что она сразу не ответила на мой вопрос. Всё же она пока была свободной женщиной. Такая задержка от рабыни, конечно, является не приемлемой, и может закончиться для неё поркой.

– Пожалуйста, – простонала женщина.

– Так Ты хочешь кончить, или нет? – уточнил я.

– Нет, нет, – проговорила она.

– Думаю, что прошло слишком много времени, с тех пор как Ты по настоящему отдавалась мужчине, если, конечно, Ты вообще когда-либо делала это, – заметил я.

– Да, – всхлипнула она.

– Ты, правда, никогда прежде не отдавалась мужчине полностью? – поинтересовался я.

– Нет, – прошептала женщина.

– Я думаю, что теперь Ты подозреваешь, на что это может быть похоже, не так ли? – спросил я.

– Да, да, – напряженно прошептала она.

Я вновь слегка дотронулся до неё.

– Ой, – отозвалась она, ещё плотнее прижимаясь к мрамору.

– Будь сильной, Мама, – призвала её дочь.

Из глаз женщины брызнули слёзы, капая на мрамор скамьи. Скрытый под её длинными тёмными волосами замок, державший её ошейник, с тихим скрипом пробороздил по гладкой поверхности сиденья.

– Мне кажется, что Ты хочешь кончить, – заметил я.

– Нет, нет, – ответила она.

Тогда я нежно погладил её.

– О-о-оххх, – застонала женщина.

– А я вижу, что Ты хочешь этого, – усмехнулся я.

– Нет, нет!

Но я уже возобновил свои ласки, на сей раз, делая это с изысканной деликатностью, мимолётными, лёгкими касаниями, которые должны были поставить её, находящуюся теперешнем состоянии, на край неконтролируемой ответной реакции. У меня не было ни малейшего сомнения, что стоит мне продолжить, и через пару мгновений она, звеня цепью, задёргается на животе, и закричит от переполняющих её эмоций, беспомощно извиваясь на гладком мраморе, сжимая скамью ногами так, что на нежной коже внутренней поверхности её прекрасных бёдер останутся синяки и ссадины.

– Мама, ни один мужчина не сможет заставить Тебя отдаться ему! – выкрикнула девушка.

Мне стало ясно, что она была просто ничего не понимающей девственницей. Несомненно, следующие несколько недель многому научат её.

– Замолчи, глупая девчонка! – заплакала её мать.

– Мама! – возмутилась та.

– Почему Ты не хочешь кончить? – поинтересовался я у женщины.

– Моя дочь, – выдохнула она. – Моя дочь здесь!

– Но Ты хотела бы этого, если бы её здесь не было? – спросил я.

– Да, да! – призналась женщина.

– Интересно, – заметил я.

– Мама! – испуганно запротестовала девушка.

– Вы думаешь, что я собираюсь удалить её из зала? – осведомился я.

– Пожалуйста! – взмолилась женщина.

– Нет, – отрезал я. – Разве Ты не хочешь, чтобы она знала, каким удовольствием и радостью Ты можешь быть для мужчины?

– Но я же её мать! – прорыдала она.

– Ты – всего лишь ещё одна женщина в ошейнике, – поправил её я. – И, скоро, вы обе разойдётесь каждая своим путём. Кроме того, я не думаю, что она ровня Тебе. Возможно, когда-нибудь она сможет сравняться с Тобой. Я не знаю. Возможно, Ты, в своей материнской любви, могла бы надеяться на это, и даже помочь с обучением, или дать совет. Однако в настоящее время, уверяю Тебя моя дорогая леди, именно Ты являешься тем призом, от которого сильные мужчины получат наибольшее удовольствие, увидев на животе у своих ног. Кто знает? Может случиться так, что, в конечном счете, вы обе окажетесь в одном и том же доме. Было бы интересно понаблюдать, как вы будете конкурировать друг с дружкой за расположение своего владельца. И меня нет ни малейших сомнений, что это Тебя, моя дорогая, а не её, будут чаще всего тащить за волосы на кровать хозяина.

Женщина тряслась от рыданий.

– Какие отношения были между Тобой и твоей дочерью? – поинтересовался я, но, не дождавшись ответа, продолжил: – Подозреваю, что весьма прохладные. Уверен, что твоя любовь к ней находила слишком слабый отклик в её сердце, что твои жертвы, твоя забота и усилия, вложенные в неё, в лучшем случае были не поняты или не оценены по достоинству. Не трудно догадаться, что её, как это обычно бывает, в тщеславии и эгоизме юности, по-видимому, неизбежных спутниках молодёжи, слишком мало беспокоили твои чувства, твоя реальность, как независимой женщины и человека. Едва ли она думала о Тебе с точки зрения этих понятий, или принимала Тебя таковой. Скорее всего, она, как правило, считала Тебя чем-то само собой разумеющимся, часто рассматривая Тебя немногим более чем удобство, инструмент и прибор, имеющийся в её мирке, немногим более чем свою служанку или спутницу.

– Нет, нет! – отчаянно запротестовала дочь, зато её мать не произнесла ни слова.

– Но всё это для вас обеих теперь осталось в прошлом, – объявил я.

– Да, – прошептала женщина.

– Вы – теперь только две женщины, – предупредил я, – каждая под опекой беспристрастного железа, и каждой предстоит встать на колени на рабский прилавок, и каждой в отдельности предстоит беспомощно подчиняться и выдерживать объективное исследование покупателей. Там не будет иметь никакого значения, что вы – мать и дочь. Скорее всего, вас даже продавать будут не поблизости друг от друга, а в соответствии с вашими номерами, или как это будет решено профессиональными работорговцами на основе их эстетических или коммерческих предпочтений. Там вас обеих предложат, оценят и купят, как двух разных животных, как отдельные, ничем не связанные предметы, просто как товары, исключительно на основании ваших собственных достоинств. И оттуда вы разойдётесь каждая своим собственным путём, скорее всего, чтобы никогда больше не увидеть друг друга снова, каждая на цепи своего собственного рабовладельца. Интересно, кто из них получит лучшую рабыню?

Я снова коснулся её тела, очень мягко.

– О-о-ох, – тихим стоном отозвалась она на мою ласку.

– Ну, так кто из вас будет лучшей? – поинтересовался я.

– Я не знаю, – ответила женщина.

– Мама! – зло выкрикнула девушка.

– А вот я не сомневаюсь, что, в конце концов, под соответствующим надзором сильных мужчин, Вы обе станете превосходными рабынями, – предположил я.

– Да, – почти неслышно шепнула женщина.

– Не исключено, что спустя какое-то время, Вы обе станете настолько изумительны, что будет затруднительно выбрать лучшую из вас, – заметил я.

На этот раз женщина ничего не сказала.

– Но теперь, нет никаких сомнений, кого из вас мне следует выбрать, – заявил я.

Девушка вскрикнула в гневе. Её мать отчаянно застонала, сжимая скамью.

– Ты можешь вообразить свою дочь в рабском шёлке? – спросил я женщину. – Ты можешь вообразить её в ошейнике, стоящей на коленях и повинующейся?

– Да, – прошептала женщина.

– Не говори так, мама, – взмолилась дочь.

– Ты можешь представить её голой, извивающейся в цепях, вскрикивающей и умоляющей о прикосновении мужчины.

– Да, – простонала женщина.

Дочь, закрыв лицо руками, вздрагивала от рыданий.

– Тише, дорогая, – сказала ей женщина. – Так всё и будет.

– Мужчины ужасны, – глотая слёзы, выговорила девушка.

– Нет, – ответила ей мать, – они – хозяева. Они – это они, как и мы – это мы.

– Я никогда не уступлю им, – заявила девушка, размазывая слёзы по лицу.

– Тогда Тебя просто убьют, – предупредила женщина.

Девушка задохнулась от ужаса и отпрянула, звякнув цепью.

– Я могла бы сделать вид, что отдаюсь им, – прошептала она.

– Это – преступление, – сказала мать. – И его легко обнаружить по безошибочными физиологическими признаками. За это тоже наказывают смертью.

– Что же тогда, я могу сделать? – всхлипнула дочь.

– Отдайся полностью или умри, – ответила мать.

– Какие же тогда у меня есть шансы? – спросила девушка.

– Ни одного, – заверила её мать. – Ты будешь рабыней.

– Если хочешь, я могу пойти к ней и, взяв её за шею одной рукой, другой рукой отшлёпать, как детскую игрушку, – предложил я.

– Нет, – отказалась женщина. – Подобного скоро будет достаточно в её жизни. Она быстро научиться, каково это, быть невольницей, и принадлежать мужчинам.

– Тогда, не волнуйся о ней так, – усмехнулся я.

– Я – её мать, – напомнила она.

– На твоём месте я волновался бы больше о себе самой, – заметил я. – Поверь, очень скоро Ты обнаружишь что, являешься намного более частым объектом мужской агрессии, чем она. Просто видеть Тебя, означает хотеть раздеть и замкнуть на твоём горле свой ошейник.

– Нет! – выдохнула женщина.

– Я – мужчина, и могу ручаться за это, – заверил я её, дружелюбно шлёпнув по мягкому месту.

– Пожалуйста! – простонала она.

– Помолчи, – велел я.

– Да, Господин.

– Уверяю Тебя, Ты, в настоящее время, с намного большей вероятностью, чем твоя дочь возбудишь хищничества мужчин, которые будут рассматривать Тебя в качестве простого порабощенного объекта их желаний. По моему мнению, по крайней мере, на данный момент, именно Ты, а не она, обнаружишь, возможно, к своему ужасу и бедствию, что вызываешь их интерес как рабыня, с предсказуемыми для тебя лично последствиями.

– Нет! – прервала меня девушка.

– А ну тихо, низкая рабыня, – рыкнул я на неё.

– Низкая рабыня! – попыталась возмутиться она.

– Я сейчас проявляю внимание к этой женщине, – сказал я. – Я нахожу её интересной.

– Мама, Ты же – свободная женщина, – снова вмешалась девушка. – Ты же не рабыня. Ты не должна уступать ему. Сопротивляйся ему. Не уступай ему.

– Не говори глупостей, дочь, – ответила ей женщина.

– Разве Ты не видишь? Даже притом, что он – мужчина, он снизошёл до того, чтобы говорить с нами любезно. Цени это, ибо никто не знает, когда Ты услышишь такие слова снова.

– Он – животное! – выплюнула её дочь.

– Господин милосерден ко мне, – объяснила мать. – Неужели Ты не видишь? Из-за твоего присутствия здесь, и из уважения к деликатности нашей ситуации, он позволил мне почти, полностью остыть.

– Остыть! – возмутилась дочь.

– Да, – ответила женщина. – Спасибо Вам, Господин.

– Ой! – вскрикнула женщина.

– Ты, правда, думаешь, что я милосерден? – усмехнулся я.

Кажется, она неправильно поняла мои намерения.

– О-о-о, он опять меня трогает! – простонала женщина, снова вцепившись в мраморную скамью.

– Ты, правда, думаешь, что я милосерден? – повторил я свой вопрос.

– Нет, нет! – ответила она.

– Похоже, Ты решила, что какой-либо настоящий мужчина позволил бы такой соблазнительной и сладкой красотке как Ты, просто разложенной на скамье для удовольствий мужчин, будущей рабыне, соскочить с крючка в подобной ситуации? Что он не воспользуется случаем, если можно так выразиться? – полюбопытствовал я.

– Скажи ему, что именно так бы и поступил настоящий мужчина! – снова попыталась вмешаться её дочь.

– Не будь глупой, – ответила ей женщина. – Здесь идёт речь не о тех слабаках, которые называют себя «настоящими мужчинами», пытаясь замаскировать свою слабость под фальшивыми названиями, а об истинных мужчинах.

И вдруг она застонала. Мне показалось это интересным. Она вовсе не остыла, как мы подумал. Угли рабского жара, как оказалось, не потухли в её животе.

– Я прошу о милосердии, – взмолилась она.

– Отказано, – сообщил я ей.

– Сопротивляйся ему! – крикнула ей дочь.

– Его руки сильны и могущественны, – простонала женщина. – И он знает, что он делает и чего хочет! А я мягкая и я женщина!

– Ты хочешь уступить мне, – сказал я ей. – Это не трудно заметить.

– Я не должна этого делать, Господин, – всхлипнула она. – Здесь моя дочь. Она больше никогда не будет уважать меня-я-а-а! О-о-ох!

– Ты считаешь, что для неё будет неправильно знать, что её мать – горячая шлюха? – спросил я.

– Пожалуйста, – взмолилась женщина.

– Но Ты-то это знаешь, – заметил я, ободрительно шлёпая её по ягодице.

– Я не могу ничего поделать с этим! – заплакала она.

– Вы похожа на горячую самку слина, – сообщил я ей. – Ты прекрасно дёргаешься и извиваешься. Ты почти так же горяча, как рабыня. Интересно было бы посмотреть, на что Ты будешь похожа, когда на самом деле окажешься в неволе.

– Пожалуйста, – простонала она.

– Ты уже принадлежишь ошейнику, – усмехнулся я.

– Я должна попытаться сопротивляться, – прошептала она, напрягаясь всем телом.

– Вместо этого, Ты могла бы, устроить своей дочери поучительную демонстрацию того, как женщина может привести мужчину в невероятный восторг. Она могла бы извлечь немалый опыт из этого урока, использовав это к своей пользе в её собственной неволе. Ты могла бы даже передать ей своё впечатление от этого, ведь твои настоящие реакции на мои прикосновения, очень скоро будут ожидаться и от неё. Ей будет полезно узнать то, как рабыня могла бы реагировать на своего владельца.

– Если Вы возьмёте меня, я останусь холодной, – заявила она. – Я не буду участвовать в Вашем удовольствии.

– Ты не кажешься мне такой уж холодной, – усмехнулся я.

Она не ответила, лишь задёргалась под моими руками.

– Это была угроза? – поинтересовался я.

Взяв женщину за волосы обеими руками, я запрокинул её голову. Замок на ошейнике свободно закачался над скамьёй. Думаю, что в этот миг до неё дошло, что мне ничего не стоило размозжить ей голову о мрамор сиденья.

– Нет, – поспешно ответила она. – Нет, Господин!

Я позволил ей опустить голову. Замок, с металлическим стуком снова лёг на камень. Зазвенели цепи на её запястьях. Под скамьёй проскрежетала по полу Сэмниума цепь, сковывающая её щиколотки.

– Существует много способов, которыми можно взять женщину, – объяснил я. – И все они доставляют удовольствие. Многое зависит от ситуации, от времени суток и предпочтений рабовладельца. Неужели Ты думаешь, что удовольствие мужчины неразрывно связано с желанием женщины? Это – распространенное заблуждение свободной женщины. Это, всё равно, что полагать, что фруктом нельзя насладиться до тех пор, пока он вначале не попросил сорвать его с ветки. Это просто чушь. На самом деле, любой может просто взять его и наслаждаться им. То же самое можно сказать и об отношениях мужчины и женщины. В них один просто навязывает свою волю беспомощной другой. В этом проявляется его власть и сила. Те, кто уже почувствовал такие вещи, знают их ценность.

– Я Ваша, и вы можете сделать со мной всё, что Вы пожелаете, – сказала она, – и Вы отлично это знаете.

– Интересно, должен ли я вынудить Тебя отдаться мне? – задумчиво проговорил я.

Теперь она напряглась, замерла, взволнованная моими словами. Она не знала, какое решение я приму. Но независимо от того, каким оно будет, она, в своей беспомощности, уже готова была его принять.

Её внезапно дёрнувшиеся запястья были остановлены цепью. Цепь ножных кандалов вновь заскрежетала по полу под скамьей, сообщая мне, что её ноги непроизвольно дёрнулись.

– Лежи смирно, – приказал я ей.

И я начал, с мягкостью и изысканной деликатностью, без излишней спешки, пробуждать её глубинные потребности и замечательную жизненную энергию её тела. У меня уже не было сомнений, что со временем она превратится в роскошную рабыню. Счастлив будет тот мужчина, ошейник которого она будет носить.

– Он вынуждает меня отдаться ему! – вдруг простонала она.

Я не останавливался. Я продолжал увлекать её, столь же мягко, сколь и неумолимо, словно на незримом поводке, вверх по длинной лестнице её потребностей и беспомощности. Это было похоже на то, как если бы я, как это принято на Горе, провёл плачущую, переполненную потребностями её тела женщину, через длинный узкий коридор, застеленный мягким ковром, в котором её босые ноги тонули по щиколотки, но при этом чувствовали неглубоко под ним холодную твёрдость камня, через тяжёлую прочную дверь, которую я захлопнул за её спиной, показывая ей, что отныне нет для неё никакого спасения, а затем приковал к месту в ногах моей кровати.

– Возьмите меня! – вдруг кричала. – Я прошу Вас, возьмите меня!

– Интересно, нужно ли мне теперь вынуждать Тебя отдаться мне полностью?

– Я сама прошу взять меня! – заплакала она.

– Мама! – вскрикнула ей дочь.

– Кажется, здесь присутствует твоя дочь, – напомнил я ей.

– Я прошу позволить мне отдаться! – плакала женщина. – Я прошу взять меня!

– Мама нет! – крикнула девушка. – Не позволяй ему так унижать Тебя!

– Молчи, – всхлипнула её мать. – Я уже в его власти.

– Ты кончишь, лишь тогда, когда получишь на это разрешение, – приказал я женщине.

– Да, Господи-и-ин, – простонала она.

– Не уступай ему, мама! – умоляла девушка.

– Вот теперь Ты можешь сделать это, – разрешил я ей.

– Да-а-а, Господи-и-и-н! – выкрикнула она.

Вернувшись на место, я снова закутался в мои одеяла. Близился рассвет, до которого оставался всего один ан. Следовало задремать хотя бы на немного. Я чувствовал себя удовлетворённым. Я чувствовал себя превосходно. Женщину уже расковали, сняли со скамьи и возвратили к остальным, на цепь. Она была последней, помещенной на эту скамью этой ночью. Закончив с ней, на несколько енов я сел на скамью перед её головой и подал ей мою руку. Она благодарно вылизала и поцеловала мои пальцы. Замок ее ошейника при этом, негромко скоблил по мрамору. Как мне показалось, она отчаянно нуждалась в том, что я сделал ей. Но лично мне это было особенно интересно, потому что она пока ещё не была рабыней.

– Какая же Ты шлюха! – злым шёпотом обругала её дочь.

Женщина теперь лежала на боку подле неё, вытянув ноги.

– Да, дочь моя, – не стала спорить с ней мать.

– Ты была похожа на рабыню! – заявила девушка.

– Скоро я действительно буду рабыней, – напомнила ей мать, – впрочем, так же как и Ты, моя дорогая дочь, не забывай об этом.

– Я больше не уважаю Тебя, – проворчала дочь. – Ты больше не заслуживаешь уважения.

– А я и не прошу твоего уважения, – ответила ей женщина. – И более того, я не нуждаюсь в нём, и больше не хочу его. Есть вещи, которые лучше и глубже, чем уважение. Те, которые я только что изучила. К тому же, скоро мы обе будем порабощены, и тогда ни одна из нас не будет наделена правом на этот товар. Наше положение, уверяю Тебя, будет намного глубже и ближе к природе, чтобы задумываться ещё и об уважении. Я прошу у Тебя, скорее понимания и немного любви.

– Я ненавижу Тебя! – выплюнула девушка.

– Как хочешь, – расстроено вздохнула женщина.

Внезапно дочь бросилась к ней и ударила. Мать негромко вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, и ещё больше вытянула ноги, но даже не попыталась защититься, или удар в ответ.

– Ненавистная шлюха! – прошипела дочь.

– Это так трудно для Тебя понять, что я, точно так же как и Ты являюсь женщиной, – спросила мать, – даже теперь, когда я такая же голая и в ошейнике, как и Ты сама?

– Шлюха! – презрительно бросила дочь.

– А не из-за того ли Ты сердишься, – вдруг спросила женщина, – что некоторые мужчины могли бы предпочесть меня Тебе?

– Нет! – резко ответила девушка.

– Не в том ли дело, что Тебе стало жаль, что не Ты, а я была прикована цепью к скамье, беспомощно выставленная для удовольствий незнакомцев?

– Нет! – сердито бросила дочь.

– Неужели Ты действительно так ревнуешь ко мне? – спросила женщина.

– Нет, нет! – почти закричала дочь.

– Да тише, Вы обе, – шикнула на них одна из женщин на цепи. – Из-за вас двоих могут выпороть нас всех.

– Мама, – прошептала девушка. – Я на цепи, я голая, и мне страшно!

– Конечно, моя дорогая, – сказала женщина, и сев позвала дочь к себе: – Иди ко мне милая.

Она нежно обхватила свою дочь руками, и прижала её голову к своему плечу.

– Что теперь будет с нами? – всхлипнула девушка.

– Мы обе станем рабынями, – тихо сказала женщина, целуя дочь висок.

– И мужчины будут делать с нами всё что захотят, полностью? – прошептала девушка.

– Конечно, – кивнула мать.

– И мы будем существовать только для их обслуживания и удовольствия? – спросила девушка.

– Да, – подтвердила мать, снова целуя её.

– Я хочу это, мама, – вдруг призналась дочь.

– Я знаю, – успокаивающе сказала мать.

– Насколько же я, наверное, ужасна, – всхлипнула девушка.

– Нет, нет, только не Ты, – улыбнулась мать, гладя дочь по голове.

– Мы – рабыни, мама? – спросила девушка.

– Да, дорогая, – ответила мать, целуя её. – А теперь, отдыхай.

– Я люблю Тебя, мама, – призналась дочь.

– И я Тебя очень люблю, дочка, – сказала мать.

– Спокойной ночи, мама, – шепнула девушка, – спокойной ночи номер 261.

– Спокойной ночи, номер 437, – нежно сказала женщина, – Спи доченька.

* * *

Я почувствовал руку на своём плече.

– Пора подниматься, – объявил Минкон.

Сев на одеялах, я осмотрелся. У стены, где держали пленниц, уже было пусто. Крепко же я заснул, что не услышал, как их вывели из зала.

– Вот, – Минкон протянул мне пакет с письмами. – Они – все здесь.

– А откуда Ты знаешь, что я понесу их? – поинтересовался я.

– А разве нет? – удивился он.

– Да, – вздохнул я и, забрав пакет, затолкал его под тунику.

– Я также доставил твоё оружие, и остальные вещи, – сообщил Минкон. – Талон на Фэйку у Тебя где?

– Здесь, – ответил я. – В моём кошельке.

– Большую часть девок уже разобрали, – проворчал он.

– Странно, ещё же рано? – удивился я.

– На самом деле, не так чтобы очень, друг мой, – заметил он. – Вон, даже Хурта проснулся.

– Так поздно? – изумился я.

Водилась за Хуртой такая особенность, парень любил поспать подольше, и часто просыпался уже после рассвета. Но, честно говоря, я иногда тоже позволял себе подобную вольность, особенно после приятно проведённого вечера с выпивкой и рабынями.

– Ну, в общем, да, – кивнул Минкон, и добавил: – Он и Боадиссия ждут Тебя, снаружи.

– Я должен поговорить с ними, – сказал я. – Необходимо сообщить им об опасностях, с которыми мы можем столкнуться. Они могут отказаться сопровождать меня.

– Я уже поговорил с ними на эту тему, – успокоил меня Минкон. – Боадиссия полна решимости идти в Ар. Кажется, она хочет найти там ответ на некую тайну, имеющую отношение к её прошлому. А Хурту этим вообще напугать невозможно.

– Естественно, – буркнул я.

– Он ищет приключений, – пожал плечами Минкон.

– Ну и замечательно, – махнул я рукой.

– К тому же Ты ему нравишься, – усмехнулся наёмник.

– С чего бы? – полюбопытствовал я.

– Да он ценит любого, кто с удовольствием слушает его поэзию, – засмеялся Минкон.

– С удовольствием? – возмутился я.

– Он уже сочинил стихотворение этим утром, – сообщил Минкон. – Он считает его смешным. Этакой весёлой дразнилкой людей, которые спят допоздна.

– Хурта сочинил такое? – уточнил я.

– Ага, – улыбнулся Минкон. – Кроме того, кроме приключений и тому подобного, как мне показалось, он расценивает это, как дело аларов.

– В каком смысле? – спросил я.

– Он планирует разведать земли Ара, и решить, стоят ли они того, чтобы аларам их захватывать.

– Похоже, парень и в самом деле не совсем понимает того, что сейчас происходит, – заметил я.

– Это точно, – согласился со мной Минкон.

– Пойду я поднимать Фэйку, – вздохнул я.

– Твои вещи вон там, – показал наёмник.

Через несколько енов я уже спускался по ступеням Сэмниума, следовавшая за мной Фэйка несла мой дорожный мешок.

– Тал Рариус! – обрадовано выкрикнул Хурта.

– Тал Рариус! – отозвался я.

– Приветствую, – поздоровалась Боадиссия.

– И Тебе привет, – ответил я ей.

Улыбающаяся девушка, в своём длинном аларском платье, показалась мне чрезвычайно привлекательной этим утром. Мне показалось, что она теперь носила его несколько по-другому, подпоясана она была немного туже. По крайней мере, все прелести её фигуры теперь стали намного очевиднее. Похоже, придётся с ней поговорить об этом. Скорее всего, девчонка просто не может представить себе того, что её вид мог бы сделать с мужчинами, как он мог бы возбудить и повлиять на них, особенно на сильных мужчин. С тех пор, как мы предложили её парням в лагере извозчиков, заработав на этом кое-какую медь, с ней начали происходить на первый взгляд неуловимые изменения. Вот только неуловимость этих изменений исчезала с каждым днём, а сами они становилось всё более очевидными. Могло показаться, что она становилась всё более ослепительной и всё более женственной. Трудно было не заметить, что она даже свой жёлтый металлический кулон на шее стала носить иначе, теперь он висел вплотную к горлу. Шнурок был дважды обмотан вокруг её шеи.