Текст книги "Наёмники Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– Это точно, – согласился он.

Я полюбовался на коленопреклонённых женщин. Все прошлые недели они ходили по своим делам, и по своей наивности даже представить себе не могли, что они уже включены, как скромные предметы в планы своих будущих владельцев. Несомненно, они уделяли много внимания таким важным для них вопросам, как соперничество друг с дружкой, поиск развлечений, свой внешний вид, домашние делам и проблемы. И всё это время они не знали, что уже высохли несмываемые чернила, которыми их имена были вписаны в листы конфискаций. Я рассматривал их, некогда гордых, а ныне стоящих на коленях и скованных цепью. На верхней части левой груди каждой из них красовались цифры. Это были номера, которые следовали за их именами в списках захвата. Теперь это были их имена. Они были присвоены им ещё несколько недель назад. Но только теперь, к своему ужасу, они вдруг узнали об этом и обнаружили, что они буквально надписаны на их телах.

Я увидел, что солдат поднёс плеть к лицу номера 437. Девушка изогнулась и поцеловала её.

– Идёмте, – позвал Минкон. – Нам надо идти в Сэмниум.

И мы последовали за ним, Хурта, я, Боадиссия и Тула с Фэйкой на пеньковых верёвках в руке алара.

14. Сэмниум

– Я смотрю, тут появились новые тела, свежие, – заметил я.

– Само собой, – кивнул Минкон.

Мы стояли у подножия низких широких ступеней Сэмниума, здания высшего совета, который теперь, как оказалось, служил штабом новых хозяев Торкадино. Эти ступени простирались перед зданием на всю длины галереи.

– Кто они? – осведомился я.

Вдоль Авеню Админиуса перед Сэмниумом, теперь на тех же просмоленных верёвках висело около двухсот – трёхсот новых тел.

– Коллаборационисты, изменники, те, кто придерживались стороны Коса, предатели союза с Аром, – объяснил Минкон.

– Похоже, с ними поступили также как раньше со сторонниками Ара.

– Конечно, – согласился Минкон.

– Подозреваю, что некоторые из них, – предположил я, поглядывая на мрачные ряды тел, покачивающиеся на просмоленных верёвках, – сделали всё возможное, чтобы привести к гибели тех, кто висел здесь прежде.

– И это правда, – подтвердил Минкон.

– Ветры над Торкадино подули в другую сторону, – усмехнулся я.

– Это точно, – кивнул Минкон.

– Похоже, Твой капитан находится на оплате Ара, – заметил я.

– Это Ты сможешь оценить сам, – сказал он, – и очень скоро.

– Я? – удивился я.

– Да, – подтвердил он.

– Не понял, – сказал я.

– Следуйте за мной, – велел он, и я вместе со всей нашей компанией шагнули вслед за ним на ступени Сэмниума. Лишь перед входом я остановился и, оглянувшись, бросил взгляд на тела висельников. На миг в памяти всплыла девушка на цепи, номер 437. Её мать, теперь – 261, перед своим пленением была важной персоной, казначеем одного из коммерческих советов Торкадино, Совета по Специям. Подозреваю, что пользуясь положением и, несомненно, влиянием, она своими действиями поддерживала Кос. В этой поддержке, кстати, нет ничего необычного для людей, состояния которых были нажиты в таких операциях, как импорт, экспорт, торговля на иностранных рынках, и, вообще, внешняя торговля, особенно на берегах и островах Тассы. Это понятно. Флоты Тироса и Коса, практически контролируют зеленые волны блестящей Тассы. Они властвуют над многими из самых известных и удобных торговых маршрутов. Немногие побережья лишены внимания их патрулей. Немногие из портов могли бы отнестись с презрением к их блокаде. Номер 261, однако, кроме соображений прибыли, была ещё и гражданкой Торкадино, а Торкадино поклялся в верности союзу с Аром. В результате, не важно, какая у неё была причина, беспринципность или жадность, но она предала свою клятву на Домашнем Камне. За подобное преступление, мужчин карают смертной казнью. Но она была не мужчиной, а всего лишь женщиной, таким образом, она оказалась не в списке проскрипций, а только в списке конфискаций. Именно её пол спас жизнь этой предательницы. Если бы она была мужчиной, она бы висела сейчас на Авеню Админиуса.

Сразу за входными дверями Сэмниума открывался огромный зал, пол которого был выстелен мрамором. В разные стороны из этого зала разбегались коридоры и лестницы. Стены были украшены мозаиками, со сценами из общественной жизни города, в основном собрания, встречи и процессии. Одна из мозаик изображала заложение первого камня в стены Торкадино, акт, который, по-видимому, имел место больше семисот лет назад, когда, согласно легендам, была построена первая стена всего в дюжину футов высотой окружавшая и защищавшая большой лагерь на перекрёстке торговых путей.

В зале присутствовали несколько солдат и офицеров за столами занимавшихся своими рутинными делами. Вдоль одной из стен в несколько рядов были установлены массивные длинные узкие мраморные скамьи. Именно на них посетители со своими различными делами, обидами и ходатайствами, должны ожидать пока их не вызовут на назначенную встречу или на слушания. Здесь, также ожидали своей очереди свидетели, которых в любой момент могли вызвать для дачи показаний по тем или иным вопросам перед судьями.

– Я так понял, что именно в здесь, можно получить эти самые охранные грамоты, предположил я, разглядывая расставленные в зале столы.

– Да, – сказал Минкон, пробираясь к посту охраны на входе в один из длинных коридоров, ведущих из холла.

– А разве мы не должны подать прошение по поводу необходимых нам бумаг за одним из столов? – удивлённо спросил я, оглядываясь назад.

– Нет, – отрезал он, и мы проследовали за ним по коридору.

Нас даже не остановили на посту, похоже, Минкона здесь хорошо знали.

– Городом управляют из этого здания? – полюбопытствовал я.

– Да, – ответил он, – в основном отсюда.

– Город находится на военном положение, – заметил я. – Почему же тогда им управляют не из центральной башни или из арсенала?

– Это здание своего рода символ гражданской нормальности, – объяснил Минкон. – Таким образом, создаётся впечатление, как будто одна форма местных органов власти просто следует за другой.

– Понятно, – протянул я. – Однако Ваш капитан, несомненно, управляет из центральной башни.

– Нет, он ведет дела именно в этом здании, – сказал Минкон, продолжая следовать вдоль коридора.

Я замолчал на некоторое время, переваривая полученную информацию. Эти действия показались мне политически весьма дальновидными, особенно, учитывая то, что город в настоящее время не горел. Я прекрасно знал, что в течение многих лет Дитрих из Тарнбурга был способным наемником и одним из самых блестящих военачальников Гора. Однако ни в одной летописи или дневнике, которые описывали его походы и кампании, я не нашел упоминаний и достаточной оценки этой, другой стороны его характера. Для меня стало очевидно, что он был не только военным гением, но возможно также и грамотным политиком. Или, возможно эти грани его таланта в действительности не столь удалены одна от другой, как часто полагают. Территория должна быть не только завоёвана, но и удержана.

– Гражданские изгоняются из города, – вспомнил я. – И насколько я понимаю, никто им никаких охранных грамот не предоставляет.

– Нет, – сказал Минкон.

– Однако, Ты думаешь, что нам они пригодились бы? – уточнил я.

– Мне это кажется вполне вероятным, – ответил Минкон, – учитывая, куда Ты направляешься.

– Я Тебя не понимаю, – сказал я.

– Находясь с Тобой рядом, я заметил, что Ты знаешь с какой стороны держатся за меч, – сказал он. – А ещё я знаю, что Ты из Порт-Кара.

– Я кое-что знаю о мече, – осторожно признал я. – И у меня действительно есть дом в Порт-Каре.

– Возможно, Ты также, что цвет твоей касты – алый, – предположил он.

– Не исключено, – уклончиво ответил я.

– А ещё Порт-Кар в состоянии постоянной войны с Косом, – добавил он.

– Ну, это не секрет ни для кого на Горе, – усмехнулся я.

– Мы пришли, – объявил он, остановившись перед большой дверью.

Он провёл нас между гвардейцами, и мы оказались в приёмной кого-то из командиров наёмников. Здесь присутствовала ещё пара гвардейцев у следующей двери, справа от которой стоял стол, за которым восседал офицер. Таким образом, проходивший мимо офицера посетитель, как это повсеместно принято на Горе, оказывался по правую руку от него.

– Нечто столь простое, как охранные грамоты, могло быть с лёгкостью выдано в главном холле, – недовольно проворчал я, наблюдая, как Минкон о чём-то шепчется с офицером за столом, который, как оказалось, узнал его.

– Я тоже так думаю, – поддержал меня Хурта, и добавил: – независимо от того, чем эти охранные грамоты могли бы быть.

Он, с его недоверием Алара к бюрократии и замкнутым пространствам, крутил головой, осматриваясь в новом для него месте.

– Я полагаю, что мне не будет никакого смысла, читать такую грамоту, – заметил он, – Во-первых, она будет трудной, а во-вторых, я и читать-то не умею.

– Ты мог бы научиться, – несколько раздражённо сказал я.

– За то время пока мы ждём эти грамоты? – недоверчиво спросил Хурту.

– Алары не читают, – гордо заявила Боадиссия. – А мы – алары.

– Это я – алар, – поправил её Хурта.

– Думаю, мы получим грамоты от того товарища, – указал я на офицера, с которым шептался Минкон.

– Моя охранная грамота – это мой топор, – пробурчал Хурта, – если бы, конечно, он у меня был.

Однако Минкон, к моему удивлению, вошёл в дверь позади офицера.

– Откровенно говоря, я уже не понимаю того, что здесь происходит, – признался я.

– Иногда со мной тоже бывало такое, – сообщил мне Хурта.

– Минкон ведёт себя странно, – пробормотал я.

– А что Ты от него хочешь? – осведомился Хурта. – Он же не алар.

– Я тоже, – буркнул я.

– Да я знаю, – улыбнулся парень.

– Никак не могу понять смысла происходящего, – признался я.

– Цивилизация причудлива, – заметил Хурта.

– Возможно, Ты даже сможешь сочинить стихотворение об этом, – предположил я.

– Да я уже сочинил, – заявил он. – Два. Хочешь послушать?

– Сейчас на это совсем нет времени, – отмахнулся я.

– Но они довольно короткие, – сообщил он. – По пятьдесят строк каждое.

– Тогда, во что бы то ни стало, – сказал я.

– В залах Торкадино, – начал было он.

– Ты сочинил больше сотни строк, за то время пока мы стояли здесь? – прервал его я.

– Ещё больше, – ответил он, – но я многий строки, которые не отвечали моим стандартам, я отбросил, и продолжил: – На улицах Торкадино…

– Подожди, – снова остановил его я. – Это не та же самая строка.

– Я уже пересмотрел её, – сказала Хурта.

Но в этот момент, прервав поэтический пыл Хурты, из кабинета появился Минкон.

– Какие новости, дружище? – поинтересовался я.

– Заходи, – сказал он мне. – Остальные останьтесь здесь, пожалуйста.

Мы удивлённо посмотрели друг на друга.

– Пожалуйста, – повторил Минкон.

– Ну ладно, – согласился я.

– Хочешь, пока он будет там, я прочитаю Тебе два моих стиха? – предложил Хурта.

– Ну конечно же, – с кислым видом ответил Минкон.

– Бара, – скомандовал я Фэйке.

– Бара, – бросил наёмник Туле.

Обе рабыни немедленно повалились на живот, повернув головы налево, и скрестив запястья и лодыжки. Это – обычная поза для связывания. Впрочем, мы даже не потрудились связать их. Нам было вполне достаточно того, что они лежали в этом положении. Хурта сложил поводки на пол около их тел. Теперь его руки были свободны для жестов, столь важного сопутствующего элемента в устной поэзии.

– А Вы хотели бы услышать пару моих стихов? – вежливо поинтересовался Хурта у офицера за столом.

– Что? – не понял тот.

Но я уже вошёл в кабинет.

15. Сэмниум. Разговор в кабинете

Я резко отклонил голову. Клинок рассёк воздух прямо над моим ухом и характерным стуком, сопровождаемым вибрацией, застрял в крепком дереве двери.

– Отлично, – послышался голос из глубины кабинета. – Кое-какой навык у Тебя имеется.

Я посмотрел туда, откуда донёсся этот голос. У противоположной стены комнаты, за большим кабинетным столом, футах в сорока от меня, стоял солдат.

– Возможно, Ты и правда из алой касты, – предположил он.

– Возможно, – не стал отрицать я, и выдернул из двери нож, торчавший над моим плечом, не выпуская из виду мужчину за столом.

– Ты быстр, – похвалил он. – Превосходно. Всё, как и подозревал Минкон. У него намётанный глаз на такие дела. Ты – воин.

– Мне приходилось сражаться, – сказал я. – Но сейчас я не на оплате.

– Тал, Рариус, – поздоровался он. – Приветствую, Воин.

Я окинул его взглядом. Этот человек не показался мне тем типом людей, от которых можно было бы ожидать охранных грамот, подорожных, и тому подобных бюрократических услуг. Никаких знаков отличия на его одежде не было. Но его люди, насколько я понимаю, должны были знать его в лицо. Его присутствие не будет чем-то необычным ни в лагере, ни среди маршевых колонн, ни в подкопе, ни на стене или на поле боя. Они узнали бы его в любом виде. Как и он знал их всех. Его некогда тёмные волосы были покрыты сединой. Весьма необычно среди гореан. Он чем-то напомнил мне Сэнтиуса с Коса, правда, в нём не было ни грамма интеллигентности последнего. Зато в нём чувствовалась практичность и беспощадность, ум и сила. На столе перед ним, на том, что как мне казалось, было государственными документами, лежал его меч.

– Тал, Рариус, – прошептал я.

– Подойди, – приказал он. – Это была всего лишь проверка. Я целился чуть левее от Тебя. Не бойся.

Едва я приблизился к мужчине, он сел на своё место за столом.

Сбоку от стола, справа, если стоять к нему лицом, на голых плитках пола, лежала закованная в цепи, обнажённая женщина. Темноволосая, и возбуждающе красивая. Я не видел ничего удивительного в том, что такая женщина должна лежать подле его стола. Совершенно очевидно, что он был мужчиной большой силы. Многие гореане полагают, что женщина – естественный подарок для мужчины, что природа создала её для его возбуждения, удовольствия и служения. Соответственно, мужчины редко смущаются пользоваться этим подарком. А ещё, они чувствительны к удовольствию власти. Они знают, что такое наслаждение властью, и они честно, искренно ищут, ценят и смакуют его. И они знают, что не существует более острых ощущений в мире, сопоставимых с неограниченной властью над женщиной. Эти чувства, подобные тем, что мужчины получают от славы и победы, которым они являются родственными, рассматриваются ими своей естественной наградой. Гореане не понимают, как можно просить прощенья за такие естественные и биологически обоснованные желания. Да они просто не чувствуют себя в них виновными. И действительно, как можно чувствовать себя виноватым в таких естественных, глубоких, глубинных и таких обычных желаниях. С точки зрения гореан, это было бы просто безумием. Мужчина, если он не ущербный инвалид, по своей природе является доминантом. И без этого у мужчины не может быть никакого чувства удовлетворения, и, что интересно, без полного мужского удовлетворения не может быть никакого полного удовлетворения у женщины.

– Как мне к Тебе обращаться? – спросил он.

– Тэрл, – представился я.

– Ты из Порт-Кара, – скорее сообщил, чем спросил воин.

– У меня там есть дом, – уклончиво ответил я.

– Ты шпионишь для Ара? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил я.

– Тогда, возможно, для Коса? – хитро прищурился он.

– Нет, – сказал я, и положил нож перед ним на стол.

– Но твои симпатии, насколько я понимаю, на стороне Ара? – предположил он.

– У меня нет особой любви к Ару, – признал я.

К тому же, когда-то я был изгнан из того города, где мне было отказано в хлебе, соли и огне.

– Это хорошо, – кивнул он. – Таким образом, Тебе будет легче сохранить свою объективность.

– Вы не простой офицер, – заметил я, – который занимается выдачей охранных грамот.

– Ты тоже не простой воин, – парировал он.

– О? – протянул я.

– В эти дни десятки капитанов покупают мечи. И всё же Ты, как мне кажется, не находишься на оплате. Далее, по информации моего друга Минкона, мне известно, что твои финансовые ресурсы сильно ограничены, – улыбнулся он и, видя, что я молчу, продолжил: – Для Тебя было разумно использовать свободную женщину в качестве сдаваемой в аренду рабыни. Некоторые мужчины готовы платить более высокую таксу за использование свободной пленницы.

Я лишь пожал плечами.

– Но Ты сделал на этом лишь горстку медных монет, – усмехнулся он. – Но это не идёт, ни в какое сравнение с тем, сколько весит твой меч в звонкой золотой монете.

– Согласен, – сказал я.

– Возможно, кроме всего прочего, Ты закрыл ей дорогу к свободе, – добавил он.

– Возможно, – не стал спорить я.

Мужчина встал из-за стола и, подойдя к лежавшей подле него женщине, пнул ей. Та, загрохотав цепями, отскочила и заплакала.

– Что Ты думаешь об этом, Леди Кара? – поинтересовался он.

– Да, Господин, – ответила она. – Я думаю это возможно, Господин.

Меня удивило, что он, на мой взгляд, действительно интересовался её мнением. Это, конечно, ни в каком случае не отменяло тех категорических отношений, в которых они, очевидно, состояли.

– У Тебя осталась ещё дорога к свободе? – спросил он женщину.

– Зачем Вы спрашиваете, после того, что сделали со мной! – всхлипнула она. – Я прошу клейма! Я умоляю об этом! Поставьте мне свою метку! Наденьте на меня ошейник! Подтвердите свою власть на моём теле! Подтвердите её на мне огнём и железом, и кольцом запертой стали, для всего мира, чтобы все видели, что Вы сделали со мной!

– Она всё ещё свободна, – заметил я.

– Да, – бросил он.

– Не унижайте меня, оставляя свободной, – сказала она. – Подарите мне клеймо и ошейник, чтобы я могла, наконец, свободно быть той, кем я должна быть!

– Ты хочешь снова почувствовать плеть, Леди Кара? – осведомился он.

– Нет, Господин, – вскрикнула она, задрожав.

На мой взгляд, эта женщина уже была готова к порабощению. Вот только, нужно ли было ей это предоставить или нет зависело от её похитителя. Но в любом случае, поработит он её по закону или нет, она уже совершенно ясно была невольницей, психологически, интеллектуально и эмоционально. Отныне и навсегда, ничем иным она быть не могла.

– Это – Леди Кара из Венны, – пояснил он. – Как-то раз она имела неосторожность уничижительно отозваться о Тарнбурге. Возможно, когда-нибудь я заберу её туда, и буду держать там, в качестве домашней рабыни.

Лежащая на полу женщина застонала. Её цепи звякнули, заскользив по плиткам пола.

– Или Леди Кара предпочла бы, быть там пленной уборщицей, служанкой, простой домработницей, которую держат в цепях?

– Нет, – всхлипнула женщина, – только рабыней, полной рабыней.

– Почему, – уточнил он.

– Потому, что я – это она, – ответила Леди Кара.

Я присмотрелся к ней. Она весьма соблазнительно выглядела, валяясь у наших ног в своих цепях. И никаких сомнений в том, что её дорога к свободе была закрыта окончательно. На память мне пришла Боадиссия. Интересно, была ли и для неё закрыта эта дорога. Безусловно, она всё ещё говорила скорее как гордая свободная женщина. Однако я также часто стал замечать за ней некую озлобленность, эгоистичность, недовольство, надменность и высокомерие. Конечно, она ещё ни разу не подвергалась рабским наказаниям. Но, я не мог не заметить, и это не было только лишь моим воображением, что теперь она двигала своим телом, скрытым под длинным платьем, несколько иначе, чем прежде, до того как мы вынудили её заниматься проституцией ради пополнения наших ресурсов.

– Итак, что насчёт твоей свободной подружки? – полюбопытствовал он. – Сдача её в аренду закрыла для неё свободу?

– Возможно, – ответил я. – Точно не знаю.

– Ну, если так, – усмехнулся он, – Ты всегда можешь просто продать её и заработать на этом.

– Верно, – кивнул я, подумав, что продать Боадиссию было бы забавно.

Иногда она действовала на нервы. К тому же, как свободная женщина, она приносила одни неприятности. А вот в качестве рабыни, как мне кажется, она могла бы быть просто прекрасной женщиной. Впрочем, любая другая женщина, тоже прекрасно выглядит в ошейнике.

– Исходя из того, что у Тебя есть дом в Порт-Каре, – вернулся он к прежней теме, – можно заключить, что никаких нежных чувств к Косу Ты не испытываешь.

– Само собой, – признал я. – С чего бы у меня взяться нежным чувствам к Косу.

Я изрядно повоевал против него и Тироса на море. А до того, я побыл вёсельным рабом на Косианской галере. А совсем недавно, во время прошлого карнавала в Порт-Каре, перед самой Рукой Ожидания, Убар Коса, жирдяй Луриус из Джада, подослал ко мне убийцу. Правда, тот неудачник закончил свою миссию с его собственным кинжалом в своём сердце.

– И при этом, Ты путешествовал с косианским обозом, используя его как прикрытие, чтобы пробраться на юг в столь смутные времена. Это – смело, изобретательно, храбро, – сказал воин и, не дождавшись моего ответа, добавил: – Я уважаю таких как Ты.

У меня не было никаких сомнений в его словах. Я также не сомневался, кем был тот, с кем я сейчас разговаривал. Я благоговел перед этим мужчиной в течение многих лет. Я изучил все его кампании, его тактику и военные хитрости. И всё же я оказался совершенно не готов к тому, чтобы остаться с ним с глазу на глаз, в этой комнате, простой комнате, пустой комнате, с единственным большим окном, больше подходящей для незначительного чиновника из бюрократии Торкадино. Каким странным казалось мне то, что я должен был встретить этого мужчину здесь, в таком месте, а не на триумфальном пиру, в коридорах дворца, или на залитом кровью поле боя. Власть этого мужчины, казалось, разливалась вокруг него. Это трудно объяснить тому, кто этого не чувствовал. Возможно, в другой ситуации, или в другое время, и я не почувствовал бы этого. Я не знаю. И это не имело никакого отношения к показным жестам или любой другой очевидной демонстрации своей власти с его стороны. Если уж на то пошло, то чисто внешне он выглядел как простой солдат, ну может простой непретенциозный, искренний, знающий своё дело офицер. Но это внешне, а вот внутренне…. Именно там, внутри него, я ощущал нечто большее. Возможно, на уровне подсознания я получал некие чёткие сигналы. У меня не было никаких сомнений, что стоило бы ему только захотеть, и он мог бы стать тёплым и очаровательным. Я бы даже предположил, что он мог бы быть сердечным и дружелюбным. Возможно, он любил шутки. Не исключаю, выпивать с ним было бы настоящим удовольствием. Его люди были готовы умирать за него. А мне показалось, что он мог быть очень одиноким. Но только смерть могла бы воспрепятствовать его воле.

– Я подозреваю, – сказал он, – что Ты направлялся в Ар.

– У меня есть кое-какие дела в Аре, – кивнул я.

– Ты знаете дельту Воска? – спросил он.

– Было дело, пересекал её, – ответил я.

– Расскажите мне об этом, – попросил он.

– Это изменчивая местность, с полным отсутствием каких-либо дорог, – доложил я. – Она простирается на тысячи квадратных пасангов. Там не продохнуть от насекомых, змей и тарларионов. Болотные акулы кишат даже среди тростниковых зарослей. Твёрдой почвы крайне мало. Дельта мелководна, большие глубины редкость, в основном по грудь высокого мужчины. Дно ненадёжное, изобилует зыбучими песками. Благодаря своей непроходимости надёжно защищает Порт-Кар с востока. Только рэнсоводы могут ориентироваться в этой местности. Они же, практически полностью блокируют этот регион для движения и торговли.

– Ну что ж, это совпадает с моей информацией, – кинул он.

– Почему Вы спрашиваете? – поинтересовался я.

– У Тебя есть какое-нибудь представление о ведении войны? – спросил он вместо ответа.

– Кое-что, – осторожно ответил я.

– И Ты знаешь, кто я? – осведомился он.

– Думаю, что да, – кивнул я.

– Ты догадываешься, почему Тебя привели сюда? – спросил он.

– Нет.

– Как по-твоему, зачем был взят Торкадино?

– Чтобы остановить вторжение, – пожал я плечами. – Чтобы дать время Ару вооружиться. Это – сильный и значимый удар. Торкадино – это практически основной склад Коса куда собраны осадные машины и продовольствие. Теперь всё это в Ваших руках. Практически, косианцы теперь оказались в Ваших руках. С такими запасами продовольствия Вы можете держаться в Торкадино неопределенно долго. Даже, несмотря на то, что косианцы, несомненно, возьмут вас в блокаду. Насколько я понимаю, Кос теперь практически остался без своих осадных машин, а штурмовать стены в таких условиях будет безумием. Добавим сюда то, что из-за возникшей у них, по Вашей вине, нехватки продовольствия, они вынуждены будут отвести часть своих войск из этой местности. По-видимому, им придётся разделиться, и рассредоточиться по соседним регионам, дабы обеспечить себе новые источники провианта. Таким образом, Вы одним ударом рассеяли и смутили своего противника. Кроме того, я подозреваю, что Ваше решение выслать гражданское население из Торкадино является не просто политическим, целью которого было продемонстрировать заботу, великодушие, и милосердие, не просто целесообразным, чтобы удалив их из города, сохранить провизию для предстоящей осады и удалить возможных сторонников Коса из-за своей спины, но ещё и добавить проблем Косу, переложив обеспечение беженцев продуктами на плечи армии.

– Отлично, – похвалил он.

– Кос не посмеет оставить этих беженцев умирать от голода, – продолжил я, – поскольку они – граждане города, который объявил о своём союзе с ним. Если косианцы не станут заботиться об этих людях, то это может стать подарком верным союзникам Ара, и мрачным уроком для каждого колеблющегося или нейтрального города и деревни в пределах дюжины горизонтов.

– Довольно точный анализ, – кивнул он.

– Что было сделано с гарнизоном Торкадино? – полюбопытствовал я.

– Большинство в момент нашего нападения спокойно спали в своих постелях, – сказал он. – Мы захватили их оружие, и всякое сопротивление стало бесполезно. А потом мы выслали их, безоружных, из города.

– Таким образом, они, как и гражданские лица, добавили проблемы Косу, усмехнулся я.

– Совершенно правильно, – признал воин.

– Вы провели их под аркой копий? – осведомился я.

Обычно такая арка формируется из трех копий, два ставятся вертикально, а третье привязывается горизонтально к первым двум. Пленники, обычно в две колонны, проходят между вертикальными копьями. Они не могут пройти под горизонтальным копьем, оружием их врага, не опустив головы и не согнув спины. Некоторые воины предпочитают умереть, но не делать этого. Подобная арка иногда используется для пленных женщин взятого города, но горизонтальный шест привязывают намного ниже, обычно так, чтобы под ним можно было проползти только на животе. В конце концов, они же женщины, а не мужчины. Также, арка обычно формируется не из копий, а из мётел, принесённых из покорённого города, а на горизонтальную жердь нанизывают свисающие рабские бусы. В этом, хотя оригинальное значение, скорее всего, потеряно в веках, большинство толкователей видит символы рабства и чувственности, которые, раз уж им предстоит стать рабынями, отныне будут требоваться от них, взамен ожидавшей их мучительной смерти. Это впечатляющее зрелище: женщины захваченного города, длинной колонной вьющейся по улицам, раздетые, двигаются между победителями, стоящими с плетями в руках, к базарной площади, чтобы там лечь на живот и проползти под аркой, почувствовав, как рабские бусы касаются их спин. А очутившись на другой стороне, всё ещё лёжа на животе, они уже чувствуют смыкающиеся на их шеях ошейники, соединённые один с другим длинной цепью. Они оказываются в рабском караване, в котором им, скорее всего, придётся оставаться до самой своей продажи.

– Нет, – ответил мне он, и я понимающе кивнул. – Они – хорошие парни, и я не исключаю возможности, что однажды некоторые из них будут служить в армии под моим командованием.

– Понимаю, – сказал я.

Он отвернулся и замер, глядя в окно. Из окна кабинета были видны стены Торкадино и один из акведуков. Через ен он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза.

– Ты не попытался убить меня, – прокомментировал он.

– Ещё одна проверка? – уточнил я.

– Да, – подтвердил воин.

– Я так и подумал, – кивнул я. – Наверняка Вы не повернулись бы спиной к незнакомому чужаку.

– Верно, – улыбнулся он.

– Я предполагал это, – сказал я.

– Не так-то просто было миновать стол, – объяснил он. – К тому же за то время, которое я Тебе предоставил, Ты не смог бы поднять нож или меч, не зашелестев бумагами.

– А ещё Вы ожидали возможного нападения, – добавил я. – Трудно было бы скрыть своё перемещение то человека в таких обстоятельствах. Не надо забывать и про лежащую здесь женщину, которая, несомненно, дёрнулась бы, вздохнула или вскрикнула.

– Ты крикнула бы, Леди Кара? – полюбопытствовал воин.

– Да! – не задумываясь, ответила она.

– Несмотря на всё то, что я с Тобой сделал? – уточнил он.

– Именно из-за того, что Вы со мной сделали! – всхлипнула Леди Кара. – Я готова умереть за Вас!

– Почему? – поинтересовался я.

– Рабыня всем обязана своему хозяину, всей своей страстью, всем своим существом, своей жизнью. Всем. Это всё Ваше, мой Господин!

– На живот, – скомандовал он ей, и она мгновенно растянулась ничком, около стола, звякнув цепями.

– Впрочем, я и не предполагал, что Ты нападёшь на меня, – признался он мне. – Ты слишком рационален, как мне показалось. К тому же, у Тебя нет, по крайней мере, на данный момент, никакого адекватного мотива для такого нападения. Кроме того, Ты наверняка подозреваешь, если не уверен точно, но что мы можем преследовать определенные общие цели.

– Хватает и других причин, – заметил я. – Прежде всего, даже если бы я преуспел в таком нападении, что врятли, то живым из Сэмниума мне бы выйти не позволили.

– Окно, как одна из возможностей, – подсказал воин.

– Возможно, – неуверенно кивнул я.

– Но Ты ведь не знал, его есть ли под ним карниз и тому подобные выступы, – улыбнулся он.

– Верно, – согласился я.

– Здесь нет никакого карниза, – сообщил воин. – Но Ты сказал, что были «причины».

– Вторая причина, – продолжил я, – моё к Вам уважение, как к командующему, и как к воину.

– Во многих мужчинах, – заметил он, – эмоции действуют в ущерб благоразумию. Возможно, это могло произойти и с Тобой.

– Возможно, иногда бывало, – признал я.

– Я запомню, эту твою черту, – предупредил он. – Возможно, я смогу использовать это когда-нибудь.

– Ваша атака через акведуки, да ещё не по одному, а по обоим сразу, чтобы подстраховаться, была блестящей, – заявил я.

– Эта уловка была очевидна, – пожал он плечами. – Признаться, удивлён, что до сих пор никто до этого не додумался. Сам я рассмотрел эту возможность уже много лет назад, но до сих пор не использовал.

– Используй Вы её раньше, – усмехнулся я, – и это уже было бы частью знаний по военной истории, связанных с Вашим именем, чем-то, что все гарнизоны в городах имеющих подобные конструкции уже ожидали бы и предприняли меры, для предотвращения подобного нападения.