Текст книги "Наёмники Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Джон Норман
Наёмники Гора

1. Окрестности Самниума

– Не знаю как другие женщины, – заявила она, – но я из тех, кто хочет принадлежать мужчине полностью.

– Остерегайтесь своих слов, – предупредил я её.

– Я – свободная женщина, – сказала она. – Я могу говорить всё, что мне нравится.

Я не мог запретить ей этого. Она действительно была свободна, и, соответственно, могла говорить, всё что хотела, не спрашивая разрешения. Она стояла передо мной, смело откинув за спину свой капюшон. Она не остановилась на этом, и отстегнула свои вуали, позволив им собраться на её горле и плечах. Лёгкое движение рук, кивок головы, и её длинные, тёмные волосы рассыпались за её спиной. С красивого, мягко округлённого, с тонкими чертами лица, меня с интересом разглядывали тёмные глаза.

– Вы отстегнули свою вуаль, – заметил я.

– Да, – с вызовом ответила она.

– А Вы дерзкая, – улыбнулся я.

– Да, – надменно признала она.

Я на мгновение задумался, размышляя над этим. Конечно, было бы не трудно лишить этой женщину высокомерия.

– И почему же Вы отстегнули свою вуаль передо мной? – полюбопытствовал я.

– Возможно, потому, что Вам могло бы понравиться то, что Вы видите, – заявила она.

– Смелая женщина, – кивнул я.

Она нетерпеливо вскинула голову.

– А у Вас есть хотя бы минимальное представление о том, что могло бы означать, «принадлежать мужчине полностью»? – усмехнувшись, спросил я.

– Так Вам нравится то, что Вы видите? – уточнила.

– Сначала, ответьте на мой вопрос, – потребовал я.

– Да, – ответила она.

Интересно, правда ли это. Хотя всё может быть. В конце концов, она – гореанка.

– А теперь, – сказала она, – ответьте на мой вопрос!

– Не стоит нарываться на неприятности, если только Вы не готовы принять все последствия этого, – предупредил я.

Она вздрогнула и, опустив глаза, проговорила:

– Говорят, что это есть в каждой женщине, и я ощущаю это в себе, сколь с ужасом, столь же и с тоской и нетерпеньем.

– Интересно, правда ли это, – сказал я.

– Я не знаю, – призналась она, – но я знаю, что это есть во мне, и оно страстное, мощное и непреодолимое.

– Вы смелая, – покачал головой я.

– Свободной женщине можно быть смелой, – сказала она.

– Верно, – согласился ей с ней.

– Мне нужно это для меня самой, для того чтобы быть самой собой, – призналась она.

– Говорите яснее, – потребовал я.

Она была свободной женщиной, и я не видел никакого смысла облегчать её положение.

– Я хочу быть женщиной полностью, согласно законам природы, – попыталась объяснить моя собеседница.

Я пожал плечами.

– Моё сердце кричит, – всхлипнула она, – от потребности, быть взятой, и купленной, принадлежать и подчиняться, быть принужденной к покорности, к зависимости, к самоотверженной службе и любви!

Я, молча, смотрел на неё, ожидая продолжения.

– Я прошу Вас об этом, потому что Вы – мужчина, – выдохнула она.

– Говорите яснее, – повторил я.

– Пожалуйста, нет, – сказала женщина, замотав головой.

Я снова пожал плечами.

– У меня пол рабыни! – вызывающе заявила она.

– Пол рабыни? – переспросил я.

– Да!

– И Вы – член того пола?

– Да! – зло бросила женщина.

– Понятно, – протянул я.

– Я устала от попыток быть похожей на мужчин! – призналась она. – Эта ложь отнимает меня у меня самой! А я не хочу лгать самой себе. Я хочу исполнять своё предназначение!

– Ты знаешь, что это необратимо по Вашему желанию? – поинтересовался я.

– Я хорошо знаю об этом, – кивнула женщина.

– Рабовладельцы бывают разные, – предупредил я, – и Вы будете в полном расположении любого из них.

– Я знаю, – прошептала она. – Но Вы так и не ответили на мой вопрос. Нравлюсь ли я Вам?

– Трудно что-либо сказать о женщину, – заметил я, – одетой и скрытой таким образом.

Она испуганно уставилась на меня.

– Раздевайтесь, – велел я, собираясь оценить её.

Она подняла руки к вуали прикрывавшей её горло и плечи, и, сняв её, аккуратно положила ткань на траву. Мы стояли не более чем в сотне ярдов от ворот Тесея города Самниум, что приблизительно в двухстах пасангах к востоку и немного к югу от Брундизиума. Оба города, как выяснилось, были союзники островного убарата Кос на континенте. Женщина мягко выскользнула из своей обуви, и вздрогнула, должно быть, почувствовав прикосновение жёстких стеблей травы к своим лодыжкам. Она нерешительно смотрела на меня, её руки нащупали и теребили жёсткий высокий парчовый воротник её одежд сокрытия, с их многочисленными петельками и крючкам, державшими всю эту охранную конструкцию, на её горле, и заканчивавшийся почти под подбородком.

– Не тратьте моё время попусту, – сказал я ей.

Наконец, женщина решилась и, распахнув свои одежды, сбросила их, сначала, верхнюю, пошитую из плотной богато украшенной ткани, а затем и нижние, более лёгкие и тонкие, со своих маленьких нежных плеч. Оставшись одетой только в шёлковом похожем на комбинацию платьишке, она нетерпеливо посмотрела на меня.

– Полностью, – велел я, – догола.

И она предстала передо мной, еще более раздетой, чем многие из девушек выставленные на рабский прилавок, и ожидающие своей продажи, поскольку она не носила ни ошейника, ни цепей, ни клейма. Торговец, направлявшийся к воротам Тесея, встал, как вкопанный уставившись на неё. То же самое произошло и с парой солдат, гвардейцев Самниума. Под их пристальными, оценивающими взглядами, женщина выпрямилась. Ни один из них не поморщился, ни плюнул на землю.

– Как Вас зовут? – поинтересовался я.

– Леди Шарлотта из Самниума, – представилась она.

– Теперь, медленно повернитесь передо мной, Леди Шарлотта, – скомандовал я. – Теперь положите руки на затылок и выгните спину. Хорошо. Вы можете встать на колени. Вы знаете позу рабыни для удовольствий? Отлично. Как Вы чувствуете себя, стоя на коленях перед мужчиной?

– Я никогда прежде не стояла так перед мужчиной, – призналась она.

– И как Вы себя при этом чувствуете? – повторил я свой вопрос.

– Я не знаю, как это объяснить, – ответила Леди Шарлотта. – Я очень смущена. Это столь ошеломляет. Я не уверена, я просто не знаю с чем можно сравнить то, что я чувствую. Это как головокружение, или эйфория.

– Поднимите подбородок, – приказал я. – Теперь, колени шире.

Женщина подчинилась мне, немедленно и без колебаний.

Вот теперь, можно было оценить Леди Шарлотту во всей красе. Я вынужден был признать, что она могла бы стать весьма приемлемым экземпляром. Она была красивой и чрезвычайно женственной. Один из солдат, даже облизнулся от переполнявших его чувств.

– Наступают тяжёлые и мрачные времена, – сказал я ей. – Говоря это, врятли я сообщаю Вам что-то, чего Вы ещё не знаете. Хочу только добавить, что там, куда я иду, будет опасно.

Она выжидающе смотрела на меня.

– Советую остаться в городе, – сказал я. – Там Вы будете в безопасности.

– Нет, – мотнула головой Леди Шарлотта.

– Нет? – переспросил я.

– Нет, – твердо ответила она. – Я не Ваша. Я не должна повиноваться Вам.

– Встаньте на четвереньки, – приказал я ей.

– Да, именно так, – сказал я, и вытащил рабскую плеть из своего мешка.

– Я свободна! – выкрикнула женщина.

– Я думаю, что это поможет Вас почувствовать свою свободу ещё острее, – сказал я, встряхивая эти пять гибких широких ремней, и вставая позади неё.

– Ай! – закричала ударенная женщина, падая на живот. – Это же очень больно!

Мгновением спустя, когда боль проявилась во всём её обилии, она заплакала.

– Я не знала, что это будет так больно, – призналась она, с недоверием в глазах глядя на меня.

– Я ударил Вас, всего один раз и не сильно, – объяснил я ей.

– Это было не сильно? – задохнулась раздетая, ударенная, плачущая и испуганная Леди Шарлотта.

– Да, всего лишь слегка, – сказал я. – А теперь возвращайтесь в город, там вы будете в безопасности.

– Нет, – зарыдала она. – Нет!

Я присел рядом с лежащей в траве женщиной, в упор, глядя на неё.

– Нет, – всхлипнула Леди Шарлотта. – Нет, нет!

Я снова оценил её красоту.

– Пожалуйста, – прошептала она.

– Ну ладно, – вздохнул я.

Леди Шарлотта, было, ликующе посмотрела на меня, но я вдавил её лицом в траву. При этом она плакала от облегчения и радости. Вынув рабский ошейник из своего мешка, я грубо и бесцеремонно защёлкнул его на шее лежавшей на животе нагой женщины.

– Неплохо, – бросил торговец, отворачиваясь.

– Хорошо, – поддержал один из солдат, отправляясь по своим делам.

Я полюбовался бывшей Леди Шарлоттой. Теперь она была в ошейнике. Моём ошейнике. Теперь она была рабыней. Моей рабыней, испуганно смотрящей на меня снизу вверх.

– Я Ваша, – шепнула она.

– Да, – кивнул я.

– Пожалуйста, ударьте меня ещё раз, – попросила она, – чтобы на сей раз, я смогла чувствовать плеть так, как её чувствует рабыня. Я хочу почувствовать Вашу плеть, как Ваша рабыня.

– Хорошо, – сказал я и, взяв её за волосы, вынудил встать четвереньки.

Снова я встал позади неё, на сей раз не став бить её немедленно, а позволив ей ждать, как ожидает и боится этого любая рабыня, знающая, что удар неминуем, но не представляющая точно, когда именно он упадёт и взорвёт болью её спину. Наконец, ремни с хищным шипением внезапно обрушились на неё, и снова она закричала, сбитая в траву, в которую тут же отчаянно вцепилась.

– Вы наказали меня, – простонала женщина. – Вы можете сделать со мной всё, что Вам захочется. Я – Ваша рабыня! Я Ваша!

Я бросил взгляд на свою рабыню. Она была весьма привлекательна. Честно говоря, покидая Самниум, я не планировал брать с собой рабыню, но, с другой стороны, я не имел ничего против такого развития событий. Она могла бы готовить для меня, и обслуживать меня, и согревать меня по ночам. Се-Кара уже подходил к концу, и ночи становились прохладными. Пожалуй, можно считать её полезной находкой, и весьма соблазнительной к тому же. Каждый мужчина обрадовался бы такой находке. Тем более что если нужда в ней отпадёт, я мог бы с лёгкостью избавиться от неё на любом невольничьем рынке, или подарить на худой конец.

– Как Ты думаешь, сильно ли я Тебя ударил на этот раз? – поинтересовался я.

– Я не знаю, Господин, – всхлипнула она.

– Так вот, нет, – сообщил я ей.

– Да, Господин, – прошептала она, испуганный, предчувствием того, что могло бы быть сделано с ней, но в этот раз миновало.

Безусловно, я ударил её сильнее, чем в первый раз, ведь теперь она была рабыней, я рабынь, конечно, порют совсем иначе, чем свободных женщин. Но, в действительности, удар был нанесён с гораздо меньшей силой, чем мог бы.

– Неужели мужчины могут ударить ещё сильнее? – в ужасе спросила она.

– Не будь наивной, – усмехнулся я. – Я ударил Тебя даже не в четверть силы, средний подросток, если бы захотел, мог бы ударить сильнее. Кроме того, я нанёс всего один удар, да и то только по тому месту, которое наименее чувствительно к боли, по сравнению со многими другими.

– Я поняла, Господин, – простонала она, вздрогнув всем телом.

Только теперь до неё начало доходить, что могло означать быть выпоротой рабыней. И, кстати, порка, далеко не единственное наказание, которое может ожидать такую женщину.

– Я попытаюсь быть хорошей рабыней, Господин, – прошептала она, напуганная несколько лучшим пониманием категоричности и абсолютности природы её нового статуса.

– Кем Ты была? – спросил я.

– Леди Шарлотта из Самниума.

– Кто Ты?

– Рабыня, всего лишь рабыня. Ваша!

– Как Тебя зовут?

– У меня нет имени, – ответила она. – Мне его ещё не дали. Мой господин, ещё не назвал меня.

– Ты правильно отвечала, – сказал я, и облегченно вздохнула. – Ты хотела бы получить имя?

– Всё зависит от желания моего Господина. Я хочу только того, что хочет мой Господин. Я желаю только доставить ему удовольствие.

– Что ж, для меня будет удобней, если у Тебя будет имя, – решил я.

– Да, Господин.

– Ты, «Фэйка», – назвал её я.

– Спасибо, Господин, – обрадовано, поблагодарила рабыня.

Фэйка – замечательная рабская кличка, весьма распространённая среди танцовщиц в Тахари. Там много таких красивых имён: Айюгуль, Бенек, Эминэ, Файзэ, Минэ, Ясиминэ и Ясинэ. В Тахари окончание имени Фэйка, кстати, скорее произносится, как «kah» в английском языке. И кстати это имя по-английски правильней писать не «Feikah», а «Feiqa» потому, что это слово в гореанском правописании, пишется через «куах» и не через «кеф». «Куах» в гореанском, как мне кажется, прямо или косвенно, связанный с английским «q», не всегда произносится как «куах». Встречаются слова исключения, и имя «Фэйка» – одно из них. Хотя это может показаться странным для англоговорящих землян, это не является чем-то беспрецедентным в лингвистике. Например, в испанском языке, одном из самых распространённых на Земле, Буква «q» редко, если вообще когда-либо, воспроизводит звук «куа». Впрочем, даже в английском языке, буква «q» далеко не всегда читается как «куа», чаще как «k» или «c» перед согласными или гласными, кроме «e» и «i».

Я подобрал свой щит и оружие с земли, куда положил ранее, вместе с дорожным мешком. Держа шлем на левом предплечье, а посмотрел на юго-восток, в противоположную сторону от высоких серых стен Самниума.

– Понесёшь мой мешок, Фэйка, – приказал я.

– Да, Господин, – ответила она.

Ей предстояло служить моим вьючным животным. Я не собирался помогать ей, лишь наблюдал, как она справляется с тяжёлой поклажей. Наконец, у неё получилось, и мешок оказался на её согнутой под тяжестью спине.

– Он очень тяжёлый, Господин, – пожаловалась рабыня.

Я не счёл нужным отвечать на её замечание, и она покорно опустила голову, понимая, что я не собираюсь избавлять её от транспортировки мешка. Внезапно налетевший порыв ветер колыхнул травы вокруг нас. Женщина вздрогнула от озноба. Се-Кара подходил к концу. Над Тассой уже задували холодные ветра, разгоняя студёные волны и швыряя их на молы и стены портовых городов, омывая настилы причалов и палубы кораблей своими солёными брызгами.

Я задумчиво посмотрел на своё неожиданное приобретение. В более тёплые сезоны, или в регионах расположенных ближе к экватору, можно было бы не торопиться с принятием решения относительно того, нужно ли женщине разрешить, одеваться. Некоторые рабовладельцы в тех районах и вовсе держат своих рабынь голыми по году и более. В этом случае девушка благодарна, когда, и если, ей разрешат одежду, даже если ей окажется всего лишь лоскут ткани или просто какая-нибудь тряпка. Однако, в этих широтах, и в это время года, мне придётся позаботиться об одежде для своей рабыни уже сейчас. Я бросил взгляд на её бывшую одежду, валявшуюся в траве. Пожалуй, ничего из этого позволить ей я не мог, ибо отныне такие вещи для неё были неподобающи. Это были одежды свободной женщины, одежды, оставшиеся в её прошлом. Пожалуй, в ближайшее время, мне стоит озаботиться поиском чего-то вроде плотного одеяла, и возможно, найти её какие-нибудь тряпки, чтобы обернуть ноги. Да и про накидку не забыть, чтобы в случае дождя она могла прикрыть голову и плечи.

– Ты знаешь, как надо следовать по пятам, Фэйка? – поинтересовался я.

– Да, Господин, – кивнула она.

Она была гореанкой, знакомой, по крайней мере, поверхностно с обязанностями и ритуалами рабынь. Безусловно, как недавно свободная женщина, она могла бы почувствовать себя несколько ошеломлённой и испуганной тем, что с этого момента станет рутиной её жизни. Хотя, кто его знает? Свободные женщины, кажется, едва подозревают об определенных вещах, которые не являются не то чтобы обычным знанием рабынь, но скорее нормой их жизни. Об этих вещах свободные женщины, испуганно и шокировано, едва веря в это, иногда с ужасом и восхищением шепчутся между собой. Некоторые рабыни доставленные на Гор с Земли, кстати, даже не представляют, что значит следовать по пятам за господином. Невероятно, но даже этому их приходится учить. Впрочем, учатся они быстро, ошейник и плети заботятся об этом.

Я оглянулся назад, посмотрев на стены Самниума. Они пока избежали ужасов войны, несомненно, благодаря союзным отношениям с Косом. А мой путь лежал на юго-восток. Больше назад я не оглядывался, удаляясь от этих мест в сопровождении Фэйки.

2. Трудности военного времени

Оторвавшись от стонущей в моих руках и хватающейся за меня Фэйки, я поднял голову. Меня насторожил едва слышный шум. Оттолкнув от себя сразу захныкавшую рабыню, я, схватив нож, вскочил, настороженно всматриваясь в темноту. Я стоял на утрамбованном земляном полу, слегка заглублённом в землю, позади полуразрушенной, плетёной из веток, обгорелой стены. Над головой раскинулось усыпанное звёздами гореанское ночное небо, ограждённое зазубренным краем стены. Снаружи до меня доносился тихий шелест опавшей листвы. Осенний ветер гонял туда-сюда по проходам между немногочисленными сохранившимися лачугами простолюдинов, сухие, хрупкие остатки некогда роскошного одеяния природы,

Мы встали лагерем здесь, среди обгоревших, полуразрушенных руин, в одной из более или менее сохранившихся хижин. Крыши у неё не было, но остатки стен давали нам некоторую защиту от пронизывающего осеннего ветра. Поселение было покинуто давно, и, судя по отсутствию посуды, предметов быта и обстановки, ещё до того, как его подожгли. Место это, как и большинство ему подобных на Горе, по своей форме напоминала колесо, где ступицей была сама деревня, которую по ободу охватывали поля, соединённые с жилым массивом спицами тропинок. Большинство гореанских крестьян проживает именно в таких деревнях, зачастую окружённых частоколом, который они покидают ранним утром, дабы позаботиться о своих посевах, чтобы поздним вечером, устав после долгого дня, вернуться домой. Однако поля вокруг этой деревни, как и около многих других деревень, в этой части страны, теперь были заброшены. Они были непривычно пустынными и не распаханными. Здесь прошли армии Коса.

– Есть здесь кто-нибудь? – послышался чей-то голос, женский голос.

Я молчал, вслушиваясь обстановку.

– Кто здесь? – спросила женщина снова.

Её голос был глухим и слабым. Следом до меня донёсся плач ребенка. Я не спешил отвечать.

– Кто здесь?

Держась в тени, я медленно спиной вперёд, сместился к центру хижины. Любое существо, на подсознательном уровне, не склонно воспринимать медленное, плавное движение как угрозу. Кстати, чтобы быть предельно точным, хищники, такие как ларлы, часто пользуются этой особенностью поведения, например, охотясь на табуков, медленно подкрадываясь к жертве. Наоборот, быстрые, резкие движения, имеют тенденцию вызывать защитную реакцию. Двигаясь задом, я как бы давал сигнал фигуре появившейся в дверном проеме, что не собираюсь причинять её вред, но при этом, на всякий случай, и себе обеспечивал время для реакции. Тоже касалось и смещения в центр хижины, я, позволяя ей получше разглядеть меня и смягчить её подозрения, одновременно, занимал позицию выгодную с точки зрения использования моего оружия. Подобные действия кажутся инстинктивными, или, по крайней мере, делаются практически без участия сознания. Они кажутся чем-то естественным, и мы склонны считать их само собой разумеющимся. Однако бывает интересно при случае задуматься о возможном происхождении таких хорошо знакомых и считающихся само собой разумеющимися действиях. Уверен, что они могут оказаться результатом естественного отбора, по крайней мере, их аналоги, присутствуют повсеместно в животном мире.

Невысокая фигура вырисовывалась на хоне звёздного неба в дверном проёме, сразу за тем, что когда-то было порогом хижины. Она стояла там вполне естественно, как будто по привычке, хотя двери там больше не было. Весь её вид кричал о крайней степени усталости и одиночества. Она что-то держала в руках, отчаянно и нежно прижимая это к груди.

– Вы – разбойник? – спросила она.

– Нет, – ответил я.

– Это – свободная женщина, – прошептала, до того лежавшая на одеялах Фэйка, становясь на колени.

– Прикрой свою наготу, – приказал я, и Фэйка торопливо прижала к себе короткую, грубую тунику.

– Это – мой дом, – сказала женщина.

– Вы хотите, чтобы мы ушли? – осведомился я.

– У Вас есть что-нибудь поесть? – спросила она.

– Немного, – ответил я. – Вы голодны?

– Нет, – сказала она.

– Возможно, ребёнок голоден? – уточнил я.

– Нет, – замотала женщина головой. – У нас много еды.

Я промолчал.

– Я – свободная женщина! – внезапно, жалобно сказала она.

– У нас есть еда, – сообщил я. – Мы воспользовались Вашим домом. Разрешите нам пригласить Вас разделить нашу пищу.

– О, я просила об этом у фургонов, – внезапно зарыдала она. – Для меня это уже не в новинку! Я умоляла! Я стояла на коленях ради корки хлеба. Я дралась с другими женщинами за объедки около дороги.

– Вы не должны выпрашивать в своём собственном доме, – заметил я.

Она начала вздрагивать от рыданий, и из свёртка на её руках послышался тоненький плач. Младенец проснулся. Я очень медленно приблизился к ней, и приоткрыл край пелёнки с головы ребёнка. Из свёртка на меня уставились заплаканные глаза, кажущиеся очень большими на его грязном личике.

– Нас уже сотни, следующих за фургонами, – сообщила женщина. – В эти времена выжить могут только солдаты.

– Ар собирает свои силы, – постарался я успокоить её, – чтобы отразить вторжение захватчиков. Солдаты Коса, и их наемники, независимо от того насколько они многочисленны, не идут ни в какое сравнение с обученными легионами Ара.

– Мой ребёнок голоден, – простонала она. – Какое мне дело до знамён Ара, или Коса?

– У Вас есть спутник? – поинтересовался я.

– Уже не знаю, – всхлипнула женщина.

– А куда подевались Ваши мужчины?

– Их увели, – ответила она. – Тех, кто попытался бежать, догнали и убили. Многих силой заставили служить. Никого не осталось, все ушли.

– Что произошло здесь?

– Фуражиры, – с ненавистью ответила она. – Они пришли в поисках провианта и мужчин для своей армии. Они забрали у нас всё, что смогли увезти, а потом сожгли деревню.

Я понимающе кивнул. Думаю, что приди сюда в качестве фуражиров солдаты Ара, возможно, произошло бы тоже самое.

– Не хотели бы Вы остаться в моём доме на эту ночь? – спросила она.

– Да, спасибо, – поблагодарил я её.

– Разожги костёр, – скомандовал я Фэйке, которая всё так же стояла на коленях в тени стены.

К этому времени, она уже не только натянула на себя тунику, но и замоталась в одеяло. Как только я произнёс свой приказ, рабыня подползла к камням, которыми было обложено кострище, и начала ковыряться в пепле в поисках ещё непогасших углей.

– Я почему-то уверена, что Вы – разбойник, – подозрительно сказала мне женщина.

– Нет, – постарался успокоить её я.

– Значит, Вы – дезертир, – предположила она. – В таком случае, Вам грозит смерть, если Вас найдут.

– Нет, – сказал я. – Я не дезертир.

– Тогда кто Вы? – поинтересовалась она.

– Просто путешественник, – ответил я.

– Какова Ваша каста?

– Цвет моей касты – алый.

– Полагаю, что это правда, – кивнула она. – Кто ещё, кроме таких как Вы, может выжить в эти времена?

Вытащив из своего дорожного мешка ломоть хлеба и немного сушёного, тонкого как бумага мяса, я протянул ей.

– Вот, вот, – напевным голосом проговорила она, вкладывая в рот ребенку хлебные крошки.

– Вода у меня есть, – сказал я, – но нет, ни бульона, ни супа.

– В канавах сейчас достаточно воды, – отмахнулась она. – Вот ещё, вот, мой маленький.

– Почему Вы вернулись? – поинтересовался я.

– Я пришла, проверить, не осталось ли чего съедобного в огородах, – сообщила она, жадно жуя мясо.

– Ну как, нашли что-либо? – спросил я.

– Нет, – ответила она, бросив на меня быстрый опасливый взгляд.

– Возьмите ещё хлеба, – предложил я, протягивая ещё один ломоть на миг заколебавшейся женщине. – Это – подарок, как и Ваше гостеприимство, от свободного мужчины, свободной женщине. Если Вы не примите это, мне будет неудобно.

– Вы добры, – сказала она. – Спасибо, что не заставили меня выпрашивать в моём собственном доме.

– Ешьте, – сказал я.

Фэйка наконец-то справилась с разведением огня. Теперь в кольце камней плясало маленькое, но сильное, весёлое пламя. Рабыня ухаживала за костром, стоя голыми коленями на порытой золой земле, одетая в короткую грубую тунику.

– Она в ошейнике! – вдруг закричала женщина, зло глядя на Фэйку.

Фэйка испуганно отпрянула, непроизвольно прикрыв одной рукой свой ошейник, а вторую положив на бедро, на то место, где она теперь носила клеймо, курсивный «кеф», стандартную метку Кейджеры. Через пару дней после того как мы оставили позади окрестности Самниума, в городке Рынок Семриса, известном на весь Гор, как место где разводят и продают лучших тарсков, я выкроил время и заглянул в дом работорговца Тэйбара. В городе мне сообщили, что клеймит он великолепно, а его цены вполне приемлемы. После того визита, уже никто не примет прежнюю Леди Шарлотта из Самниума, за свободную женщину.

Свободная женщина ошеломленно уставилась на Фэйку.

– На живот, – скомандовал я своей рабыне.

Дрожащая Фэйка, незамедлительно повалилась на живот, прямо на грязный покрытый сажей земляной пол около костра.

– Я не потерплю рабыню в моём доме! – заявила свободная женщина, с ненавистью глядя на трясущуюся Фэйку. – Я знаю твой вид. Я видела таких как Ты рядом с фургонами, сидящих на цепи, но таких гладких и откормленных, в то время как свободные женщины голодают.

– Это вполне естественно, что о таких женщинах заботятся, – заметил я. – Они – домашние животные, собственность. Они представляют собой один из способов вложения денег. Так что заботиться о них, так же нормально как о тарларионах или тарсках.

– Ты не можешь оставаться в моём доме! – выкрикнула свободная женщина Фэйке. – Я не собираюсь держать домашнюю скотину в своём доме.

Фэйка сжала свои маленькие кулачки около головы. Было видно, что она не хотела слышать это применительно к себе. В Самниуме она была женщиной из богатой семьи, известной на улице Монет. Несомненно, прежде она считала себя тысячекратно выше бедных крестьянок, приходивших из окрестных деревень, одетых в бесцветные шерстяные одежды, нагруженных мешками и корзинами с зерном и овощами, чтобы подать плоды своего нелёгкого труда на рынках города. Её сжатые кулаки указали, что, возможно, она ещё не полностью понимала, что всё это для неё отныне в прошлом.

– Животное! – злобно выплюнула свободная женщина.

Фэйка, подняв голову, сердито, сквозь слезы посмотрела на женщину, и уперевшись ладонями в пол, приподнялась на пару дюймов.

– Я когда-то была столь же свободна, как и Вы! – заявила она. – О-ой!

Фэйка перекувырнулась от моего внезапного удара.

– Ай! – вскрикнула рабыня, в острой боли, так как, я, погрузив руку в её волосы, резким рывком поднял её и поставил на колени.

– Но больше нет! – напомнил я.

Я был в ярости. Я даже не мог поверить в её дерзость.

– Нет, Господин, – выкрикнула она, – больше нет!

Тыльной стороной руки, а затем ладонью, наотмашь, я бил её по щекам вперёд – назад, туда – сюда, снова и снова. Голова рабыни моталась из стороны в сторону. Потом я бросил её на живот перед свободной женщиной. На моей руке, а также на её губах и щеках остались капли крови.

– Простите меня! – попросила Фэйка у свободной женщины. – Простите меня!

– Обращайся к ней «Госпожа», – напомнил я.

Это общепринято для гореанских рабынь, к свободным женщинам следует обратиться – «Госпожа», а к свободным мужчинам – «Господин».

– Я прошу Вашего прощения, Госпожа! – прорыдала девушка. – Простите меня, пожалуйста, я прошу Вас об этом!

– Она пока ещё плохо знакома с ошейником, – принёс я свои извинения свободной женщине. – Я думаю, что она даже теперь не полностью понимает его сущности. Но, я всё же думаю, что, возможно, сейчас она понимает его значение гораздо лучше, чем несколько моментов назад. Мне убить её?

Услышав мой вопрос, Фэйка вскрикнула от ужаса и, неудержимо задрожав, подползла на животе к свободной женщине и, обхватив её ноги и опустив голову, принялась покрывать их отчаянными, умиротворяющими поцелуями.

– Пожалуйста, простите животное! – всхлипывала Фэйка. – Животное просит Вашего прощения! Пожалуйста, Госпожа! Пожалуйста, добрая, красивая, благородная Госпожа! Простите Фэйку, пожалуйста, простите Фэйку, она всего лишь рабыня!

Я смотрел на лежавшую на земле Фэйку. Думаю, что теперь, когда её жизнь, за дерзость и неподобающее поведение, отдана в руки свободной женщины, она поняла значение своего ошейника куда лучше прежнего. Теперь он понимает, что именно может быть с ней сделано. Отныне она уже не забудет, что её жизнь в полной, абсолютной власти её Господина. Возможно, только сейчас до неё полностью дошло, чем это может для неё закончиться, и что значит быть гореанской рабыней.

– Сожалеешь ли Ты о том, что Вы сделала? – спросила свободная женщина.

– Да, да, да, да, да, Госпожа! – прорыдала Фэйка, прижимая голову к земле, оказывая тем почтение к той, кто была в тысячу раз, нет, бесконечно, выше её, свободной женщине – крестьянке.

– Ты можешь жить, – сказала свободная женщина.

– Спасибо, Госпожа! – всхлипнула рабыня, не поднимая головы, вздрагивая то неудержимых рыданий, у ног свободной женщины.

– Ты извлекла для себя какой-нибудь урок из этого, Фэйка? – спросил я.

– Да, Господин.

– Какой именно?

– То, что я – рабыня, – ответила она.

– Больше не забывай об этом, Фэйка.

– Да, Господин, – с жаром воскликнула рабыня.

– Вы останетесь на ночь? – поинтересовалась свободная женщина.

– С Вашего разрешения, – ответил я.

– Вам рады здесь, – сказала она. – Но своё животное Вы должны будете отправить спать снаружи.

Я мельком взглянул в Фэйку. Она всё ещё вздрагивала. Полагаю, ещё, по крайней мере, какое-то время ей будет нелегко свыкнуться с новым пониманием истинной природы её новых условий существования.

– Я не разрешаю держать домашнюю скотину в своём доме, – объявила свободная женщина.

Глядя вниз на растянувшуюся Фэйку, я улыбнулся. Безусловно, прежняя богатая молодая особа из Самниума теперь, по своему статусу, была сродни домашнему скоту, и ничем больше. А ещё меня забавляло беспокойство и гнев свободной женщины, от самой мысли о присутствии рабыни в доме. Это казалось мне курьезным по двум причинам.

Во-первых, среди гореан довольно распространено держать рабынь, этот прекрасный вид домашних животных, в своих домах. И чем богаче и зажиточнее гореанин, тем выше вероятность того, что в его доме будут жить рабыни. В домах чиновников, в жилищах богатых торговцев, во дворцах Убаров, например, рабыни, и обычно красивые рабыни, поскольку эти люди могут себе это позволить, и вовсе встречаются в изобилии.

А во-вторых, для многих крестьян нет ничего необычного в том, чтобы держать животных в доме, например верров и босков, а иногда и тарсков, по крайней мере, зимой. В этом случае семья проживает в одной половине жилища, а животные размещены в другой.

– Выйди наружу, – приказал я Фэйке.

– Да, Господин, – всхлипнула она, поднимаясь с пола.