Текст книги "Предатели Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Несомненно, – усмехнулся командующий.

– Признаться, я хотел попросить тебя о ещё одном одолжении, – сказал Каллидор.

– Ну, так назови его, – ответил Амилиан.

– Когда мы будем входить в Порт-Кос, мне хотелось бы сделать так, чтобы уже издалека дать понять, что у горожан есть причина для радости, что наше дело завершилось успешно и есть повод для праздника, – объяснил капитан.

– Делай, как считаешь нужным, – пожал плечами Амилиан.

– Тогда, с твоего разрешения, я украшу корабль флагами и вымпелами, а знамя Форпоста Ара подниму на корме с левого борта. Ну а флаг Порт-Коса будет реять по правому борту.

– Как это, – несколько удивился Амилиан, – у тебя на корабле Порт-Коса имеется флаг Форпоста Ара?

– Никогда нельзя заранее сказать, когда такие атрибуты могут пригодиться, – улыбнулся Каллидор. – Впрочем, не удивлюсь, что и на кораблях благородных парней из Форпоста Ара найдутся флаги Порт-Коса, и, возможно, других городов, где-нибудь в глубине сундуков в ютовой надстройке. Не так ли?

Это было самым удобным местом на судне, чтобы спрятать такое имущество. Там оно будет одновременно и хорошо спрятано, и удобно для использования.

– Возможно, – не стал отрицать командующий.

– Дружище, – улыбнулся Каллидор.

Капитан склонился и пожал протянутую руку Амилиана. Похоже, что эти двое не просто давно знакомы, но и участвовали в совместных боевых действиях, скорее всего на реке.

Каллидор встал.

Кстати, в данный момент на борту галеры был ещё один флаг Форпоста Ара, тот самый, большой, порванный во многих местах и закопчённый, но стойкий и непокорённый, прошедший через всю осаду. Он был принесён на «Таис» тем пареньком, которому я вручил его на стене, другом юного арбалетчика. Мой бывший посыльный передал боевое знамя Амилиану, а тот, в свою очередь, вручил его своему помощники Сурилию, для хранения. У меня не было ни малейших сомнений, относительно ценности этой реликвии для защитников Форпоста Ара. Уверен они будут очень тщательно выбирать ситуации, при которых стоит поднимать это, ставшее символом из стойкости знамя.

– Однако, дорогой друг, не забыл ли Ты ещё об одном штрихе, обычно указывающем на успешное путешествие? – осведомился Амилиан.

– Я как раз думал о том, чтобы спросить об этом, – улыбнулся капитан.

– Тогда вывеси их в цепях на носу! – предложил командующий.

– Непременно, – усмехнулся Каллидор.

Рабыню, и об этом вскоре предстоит узнать Клодии и Публии, можно использовать тысячей самых разных способов. Одним из них, конечно, является представительская функция. Рабовладельцам свойственно гордиться своими девушками и при случае выставлять их в выгодном цвете. В действительности, одной из причин открытости и откровенности рабских предметов одежды, помимо их идентифицирующей роли и возбуждающего характера, как для хозяина, так и для рабыни, является их способность продемонстрировать свою собственность во всей красе. Точно так же, как мужчина Земли мог бы гордиться своими картинами, породистыми собаками или лошадьми, так и гореанин гордится своей рабыней или рабынями. Некоторым мужчинам нравится прогуливаться с голой рабыней на поводке, или если верхом, то прикованной цепью за шею к стремени. А некоторые богачи имеют обыкновение приковывать своих самых соблазнительных рабынь, иногда по нескольку за раз, в караван ошейников к рукоятям своих паланкинов. В данном случае Каллидор по-видимому интересовался показом двух красоток на носу его галеры. Понятно, что пара изящных рабынь, выставленных голыми на всеобщее обозрение, должны украсить его возвращение в гавань Порт-Коса.

– Я должен уделить внимание своим обязанностям, – наконец сказал капитан Амилиану. – Отдыхай.

Большинство мужчин стоявших до этого вокруг нас, к настоящему времени, уже разбрелись по палубе.

Каллидор замер на мгновение, как будто хотел ещё что-то сказать Амилиану, но потом покачал головой, по-видимому, передумав, и поднялся по трапу на рулевую палубу. Я задумчиво посмотрел ему вслед.

– Он хотел предупредить меня, – пояснил мне Амилиан, улыбаясь.

– Предупредить? – перепросил я.

– Да, – кивнул командующий. – Он – добрый малый.

Я сообразил, что, пожалуй, будет несвоевременно пускаться в дальнейшие расспросы, по крайней мере, в настоящее время, когда было немного поводов, если они вообще были, опасаться за свободных людей.

– Командующий, – обратился я к Амилиану.

– Да, Воин, – отозвался тот.

– Я хочу поблагодарить вас за милосердие, проявленное к прежней Леди Клодии.

– А это было милосердие? – уточнил он.

– Думаю, да, – кивнул я.

– Хорошо, – сказал он, – в конечном итоге, её предательство, пусть отвратительное и прискорбное, будучи рассмотрено через призму более крупных и значительно более коварных планов, кажется мелочным и несерьезным.

– Несомненно, так оно и есть, – согласился я. – И всё же, почему Вы сохранили ей жизнь?

– Прежде всего, потому что Ты попросил об этом, – пожал плечами Амилиан.

– Ещё раз благодарю вас за это, – сказал я. – Кроме того, я думаю, что она станет превосходной рабыней.

– В этом я даже не сомневаюсь, – усмехнулся командующий.

– Даже Каллидор признал, что она родилась для ошейника, – напомнил я.

– Ну, вообще-то, он говорил про них обеих с Публией, – заметил Амилиан.

– Это точно, – кивнул я.

– Думаю, что он был прав в обоих случаях, – сказал командующий.

– Я тоже так думаю, – заверил его я.

– Мой друг, – внезапно обратился он ко мне.

– Да, – озадаченно откликнулся я.

– Ты сказал Леди Клодии, – напомнил мне Амилиан, – что у тебя не было никаких намерений подвергать свою жизнь опасности, защищая её.

– Так оно и есть, – заверил его я.

– И всё же, я подозреваю, что откажись я пощадить предательницу, – предположил командующий, – Ты выхватил бы свой меч, в её защиту.

– Я сказал, что я сделал, – попытался я уклониться от прямого ответа, – просто я знал, что мне не потребуется подвергать опасности мою жизнь ради неё.

– Откуда Ты мог знать это? – полюбопытствовал он.

– Просто я знаю, что Амилиан и такие как он, – пожал я плечами, – люди благородные.

– И Ты на это рассчитывал? – поинтересовался он.

– Да, – ответил я.

– А чтобы Ты сделал, если бы я повёл себя неблагородно, с твоей точки зрения? – уточнил командующий.

– Тогда всё решил бы меч, – признал я.

– Я так и подумал, – усмехнулся он.

– Сожалею, – сказал я.

– Даже если бы я был не таким, кокой я есть, – улыбнулся Амелиан, – не думаю, что захотел бы, чтобы Ты обнажил свой меч против нас.

Мужчина замолчал, а я стоял молча и глядя на него, ожидал продолжения.

– Особенно из-за женщины, – наконец добавил он, и протянул руку к Ширли, которая быстро подскочила к своему хозяину, и встав на колени подле него, нежно взяла мужскую руку в свои и прижалась к ней губами в страстном поцелуе.

– Разумеется, – кивнул я.

– И в частности, – усмехнулся Амилиан, – из-за той, которая вот-вот должна была стать простой рабыней.

– Конечно, – не стал спорить я.

Ширли, по прежнему не отрывая губ от руки Амилиана, украдкой посмотрела на меня.

Я улыбнулся. По правде говоря на Горе мечи слишком часто обнажаются именно из-за женщин и особенно из-за прекрасных рабынь. Женщины – награда, трофеи, драгоценности и сокровища. Неудивительно, что за обладание ими мужчины борются с максимальной свирепостью. Случалось, и войны вспыхивали, только ради того, чтобы вернуть украденную рабыню.

Отдав честь командующему, я неторопливо ушёл, оставив Амилиана наедине с ухаживавшей за ним Ширли.

Я направился в сторону бака. Проходя мимо нескольких рабынь, стоявших на коленях подле своих владельцев в средней части корабля, я не мог не отметить, как замечательно выглядят женщины в своих ошейниках и коротких туниках. Пройдя дальше я миновал группу свободных женщин многие из которых сидели со своими детьми, и поднялся сначала на палубу бака, а потом на маленькую наблюдательную площадку располагавшуюся сразу за балкой форштевня. Там я замер, глядя вперёд, любуясь могучим течением реки. В четверти пасанга по носу, была видна корма впередиидущей галеры. Признаться меня сильно волновал вопрос, относительно чего хотел предупредить Каллидор, если, конечно, Амилиан правильно понял его намерения.

22. Рабыня Публия

Публия лежала передо мной на животе, вытянувшись на бухте каната, прижимаясь лицом к верёвкам, в кормовой части «Таис». Шея девушки была прикована цепью к кольцу, вбитому в палубу.

– Вы? – выдохнула она на мгновение приподняв голову.

– Я, – усмехнулся я.

– Пожалуйста, будьте добры к женщине, которая теперь всего лишь рабыня, – попросила Публия.

Я тихонько засмеялся, заставив невольницу испуганно вздрогнуть всем телом. Она выглядела крайне соблазнительно, лежа на животе и прижимая голову к верёвкам. Раз уж она теперь, была рабыней, то, я подумал, что ей можно разрешить просить о добром отношении.

– Пожалуйста, не делайте мне больно, – взмолилась она.

– Это во многом зависит от тебя, – заметил я.

– От меня? – удивлённо переспросила девушка.

– Конечно, – заверил её я. – У меня нет никаких намерений, по крайней мере, в настоящее время, причинять тебе вред. С другой стороны, если Ты вызовешь во мне, хотя бы малейшее недовольство, даже не надейся, что я буду сомневаться в наложении на тебя наказания, и заметь, серьезного наказания.

– Я понимаю, – прошептала она.

– Ты когда-то была Леди Публия из Форпоста Ара, – сказал я.

– Да, – испуганно задрожав, подтвердила девушка.

– Кто Ты теперь? – спросил я.

– Публия, – ответила она, – рабыня.

– Приподнимись, Публия, рабыня, – приказал я.

Невольница тихонько вскрикнула, возможно, не ожидая почувствовать на себе моего сурового захвата.

– Господин, – выдохнула она, и изо всех сил вцепилась пальцами в витки каната, на котором лежала. – О-о-о-охх!

Потом она начала задыхаться и издавать беспомощные звуки.

По небу плыли полные луны Гора. Рабыня была очень мила. Нас окружала тёплая гореанская ночь. А до Порт-Коса оставалось ещё двое суток пути.

Присев рядом, я перевернул её на спину и поднял её ноги, прижав колени к животу. Тело Публии было маленьким, но с восхитительными формами. Склонившись над ней, я подсунул руку под её шею, приподнял голову девушки и прижал её лицо к своему. Поцелуй был долог, и когда я позволил рабыне откинуться на спину, она поражённо уставилась на меня широко распахнутыми испуганными глазами.

– Ты была симпатичной надзирательницей, – сказал я.

– Я – рабыня, – прошептала бывшая надзирательница, – всего лишь рабыня.

– Возможно, теперь Ты горишь желанием ублажить своего бывшего заключённого? – поинтересовался я.

– Да, – пылко заявила она. – Я желаю ублажить моего господина!

Рабыня потянулась ко мне и, закинув свои руки мне на шею, робко подставила мне свои губы, словно боясь, что её вступление может быть отклонено, что я могу отвергнуть её.

– Я действительно хочу доставить удовольствие, Господин, – прошептала Публия, и я разрешил ей поцеловать меня.

Потом, позже, обнявшись, мы лежали рядом друг с другом. Близилось утро. Вчера мне пришлось долго ждать, пока команда натешится с нею, прежде чем, уже затемно приблизиться к рабыне. Я хотел, чтобы у меня было больше времени на неё. Судя по всему, приблизительно через ан должен прийти вахтенный, чтобы освободив невольницу от цепи, возвратить её в трюм. Обеих рабынь больше не держали в крошечных клетках, позволив находиться в трюме в относительной свободе, правда, при запертом люке. Клодию приковали к кольцу раньше, соответственно, она уже вернулась в трюм. Публия была выставлена для использования позже и пока находилась на палубе. Какое-то время в течение этого вечера, они были здесь одновременно. На следующие сутки им предстоит поменяться ролями, Публия окажется на палубе раньше, а Клодия останется у кольца на ночь.

– Послезавтра мы доберёмся до Порт-Коса, – сказал я.

– Я знаю, – прошептала девушка.

– Судно украсят, – сообщил я. – Вы с Клодией будете частью этих украшений.

– Я слышала это, – призналась она. – А во что нас оденут для этой чести?

– Вообще-то ни во что, вы обе будете голыми, – ответил я.

– И в цепях? – спросила Публия.

– Да, – кивнул, – или может быть в верёвках. Думаю, Ты сама знаешь, как женщин показывают на носах кораблей.

– Расскажите, как это будет происходить, – попросила она.

– Скорее всего, вы будете вывешены с бака, – пояснил я, – по одной с каждого борта.

– Наверное, это – большая честь, – предположила девушка.

– Пожалуй, да, – признал я. – И, кстати, если тебя это волнует, то я уверен, что вы обе, даже если бы на борту был груз превосходных пленниц, всё равно были бы среди первых кандидаток на подобную честь.

– Признаться, я ещё не привыкла думать о себе, как об украшении, – заметила она.

– Это – только одна из множества целей, для которых может быть использована рабыня, – пожал я плечами.

– Правда, теперь меня заинтриговала идея служить таким украшением, – шёпотом призналась мне Публия.

– О-о? – удивлённо протянул я.

– Да, – шепнула она, – мне доставляет удовольствие то, что мужчины сочли меня настолько красивой, что захотели показать меня таким образом. Ох, честно говоря, я боюсь этого, но одновременно меня это волнует и возбуждает. Кажется, теперь я начинаю понимать, как это оказывается здорово, быть красивой и привлекательной для мужчин. Я наконец-то чувствую себя по-настоящему женщиной! Интересно, а другие женщины случайно не будут негодовать и ненавидеть меня за то, что именно меня, а не их, поместят на носу в качестве украшения?

– Возможно, – ответил я.

– Иногда, ещё когда я была свободной женщиной, – призналась Публия, – я, втайне от всех конечно, представляла, как бы я себя чувствовала, будучи выставленной на всеобщее обозрение вот таким способом.

– Ты скоро узнаешь об этом на собственном опыте, – улыбнулся я.

– Правда, что я так красива? – не унималась она.

– Правда, – успокоил её я, – и скоро тебе предстоит обнаружить, что в неволе Ты станешь ещё красивее. Если откровенно, то тебе в этом вопросе не оставят большого выбора. Для этого существует множество причин, как физиологического, так и психологического характера.

– Я хочу быть красивой, – заверила меня рабыня, – и я горжусь тем, что я красива!

– Только остерегайся свободных женщин, – посоветовал я.

– Но ведь рабовладельцы не дадут им нанести мне серьезного вреда, – предположила девушка.

– Обычно они стараются не доводить до этого, – признал я.

– А ещё я буду гордиться тем, что буду украшением нос корабля! – заявила Публия.

– Не советую тебе становиться слишком гордой, – усмехнулся я.

– Господин? – не поняла она.

– Ты хочешь возобновить знакомство с плетью? – осведомился я.

– Нет! – испуганно дёрнулась рабыня, которую выпороли вечером второго дня после нашей эвакуации из Форпоста Ара.

– Плеть – превосходное средство для того, чтобы избавить женщину от излишней гордости, – заметил я.

– Я и раньше не сомневалась в этом, – задрожав, призналась она.

– И вообще, – добавил я, – для того, чтобы исправить её характер.

– Да, это точно, – грустно усмехнулась рабыня, – а также для того, чтобы ввести нас в курс дела относительно того, какими путями вам нравится, иметь нас.

Поцеловав Публию на последок, я оставил её, отправившись досыпать в одиночестве.

23. Рабыня Клодия

Рабыня лежала передо мной на животе, вытянувшись на бухте каната, прижимаясь лицом к верёвкам, в кормовой части «Таис». Шея девушки была прикована цепью к кольцу, вбитому в палубу.

– Это Вы? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Я боюсь Вас, – сказала Клодия.

Конечно, как рабыня она имела право на этот страх передо мной, а в действительности и перед любым мужчиной.

– Ты хочешь попросить о милосердии? – осведомился я.

– А разве мои просьбы что-то значат? – спросила женщина с горечью в голосе. – Я – рабыня. Неужели мужчины не будут делать со мной того, что им хочется, в ответ на мои просьбы?

– Они сделают с тобой всё, что им понравится, – признал я, – но если мужчины всё же прислушаются к твоим просьбам, то только потому, что это совпадает с их желаниями, потому что им нравиться делать с тобой то, о чём Ты умоляешь.

– Тогда чего бы это мне ни стоило, – простонала она. – Я умоляю о милосердии!

– Вопрос лишь в том, будет ли оно тебе оказано, – заметил я. – А как Ты думаешь?

– Я не знаю, Господин, – прошептала Клодия.

– А будет это так, как решат твои владельцы, – объяснил ей я.

– Да, Господин, – всхлипнула она.

– Ты когда-то была Леди Клодией из Форпоста Ара, – произнёс я.

– Да, Господин, – вздохнула женщина.

– Кто Ты теперь? – строго спросил я.

– Клодия! – ответила она, – рабыня.

Она прекрасно смотрелась, лёжа на животе, на скойланых швартовных канатах и прижимаясь к ним лицом.

– Приподними себя, Клодия, рабыня, – приказал я.

– Ой! – пискнула невольница, дёрнулась, но сразу поняла, что беспомощно удерживается в моих руках, и даже пошевелиться не может, не доставив мне при этом большого удовольствия.

– Что-то не так? – полюбопытствовал я.

– Я боюсь, что уступлю вам, – прошептала она.

– И что же в этом плохого? – удивлённым голосом поинтересовался я.

– Но так делают бесстыдные рабыни! – всхлипнула Клодия.

– Вот и делай это, бесстыдная рабыня, – приказал я, и она не имея больше никакого иного выбора, сначала рыдая от стыда, а затем задыхаясь от восторга и облегчения отдалась мне.

Временами, даже я едва мог удержать её маленькое тело, столь благодарное, и столь дикое, столь страстное, забившееся в своих внезапных, радостных и беспомощных конвульсиях.

Потом, лёжа на животе и рыдая, она всем телом прижалась к шершавым канатам, как будто пытаясь зарыться в них и спрятаться. Лёжа одной щекой на этой грубой импровизированной подстилке, Клодия периодически беспомощно вздрагивала от бивших её рыданий, неспособная понять своих собственных реакций, стыдясь своего поведения.

Присев рядом, я осторожно положил руку на её голову.

– Так вот как использую рабыню! – задыхаясь, проговорила она.

– Иногда, – сказал я.

– Конечно, ни одну свободную женщину никогда не использовали бы в такой манере! – всхлипнула Клодия.

– Во всяком случае, не часто, – заметил я.

Вообще-то, я знал, что свободных женщин иногда тоже могут использовать подобным образом, например, чтобы оскорбить их или подготовить к ошейнику. Разумеется, мужчина, который использовал их этим способом, впоследствии мог бы стать их владельцем.

– Кстати, не решила ли Ты присвоить себе права, скромность или наименьшие из привилегий свободной женщины?

– Нет, Господин! – вскрикнула невольница.

– Далее, не собираешься ли Ты, – продолжил я допрос, – потребовать для себя хотя бы минимальные из сексуальных привычек или действия свободных женщин, независимо от того, чем они могли бы быть?

– Нет, Господин! – поспешила заверить меня она.

Признаться, её ответ развеселил меня. Естественно, и свободные женщины, и рабыни, и те и другие, будучи женщинами, существами любопытными по своей природе, очень интересуются сексуальными действиями друг друга. Это естественно и понятно. Безусловно, в данном контексте, я подразумеваю тех невольниц, что родились от племенных рабынь и выросли в рабстве, не зная иной жизни вообще. Те рабыни, которые прежде были свободными, обычно имеют очень хорошее представление того, насколько узка, уныла, ограничена и посредственна сексуальная жизнь свободной женщины. В действительности возникает некий парадокс, поскольку свободным женщинам свойственно сначала нетерпеливо расспрашивать о поведении, ожидаемом от рабынь, и даже предписанных им, а в следующий момент, приходить в ужас, и скандалить по поводу услышанного.

– Такие понятия больше не имеют никакого отношения к тебе, не так ли?

– Нет, Господин! – признала Клодия.

– И Ты – мелкая лгунья, я прав? – поинтересовался я.

– Простите меня, Господин! – всхлипнула рабыня.

– В любом случае, тебе не стоит больше интересоваться сексуальными действиями, правилами приличия, и прочими атрибутами свободной женщины, – предупредил я. – Теперь тебе следует сосредоточить своё внимание на более насущных для тебя собственных делах и проблемах. Например, на таких, как многочисленные сложные, захватывающие и восхитительные методы сексуального поведения рабыни.

– Да, Господин, – вздохнула женщина.

По небу плыли полные луны Гора. Лежавшая рядом рабыня была очень соблазнительна. Нас окружала гореанская ночь. От Порт-Коса нас отделяли ещё сутки хода.

Присев рядом, я перевернул её на спину и подтянул её колени к животу, как прошлой ночью сделал с Публией. Тело Клодии было таким же маленьким, как и у её сестры по неволе, и таким же восхитительным.

Вот только Клодия, в отличие от своей бывшей надзирательницы отвернула от меня голову, стараясь спрятать от меня свои глаза.

– Смотри на меня, – приказал я.

Женщину неохотно повернула ко мне лицо, беспомощная перед моим приказом, и открыла свои в миг наполнившиеся слезами глаза. Её губы задрожали.

– Насколько я знаю, – заметил я, – к настоящему времени, тебя уже не раз использовали здесь. Ты ведь не впервые у этого кольца.

– Но вас-то я знаю, – простонала она.

– Не думаешь ли Ты, что любой мужчина может быть знаком тебе, так же хорошо, как могла бы рабыня знать своего хозяина, или, что любая женщина может быть известна, так же как рабыня известна её владельцу? – спросил я.

– Я не знаю, – ответила Клодия.

– Нет, – сказал я. – Отношения рабовладельца и рабыни – это отношения полной, беспомощной интимной близости.

– Да, Господин, – прошептала испуганная женщина.

– Безусловно, познание владельца его рабыней, и рабыни её владельцем, не может произойти мгновенно. Это – естественные отношения, и так же, как и любые другие естественные отношения, например, между слином и его хозяином, и они занимают определённое время.

– Конечно, – осторожно согласилась она.

– У тебя есть какие-то вопросы? – осведомился я.

– Как может мужчина, который действительно знает женщину, рассматривать её как рабыню? – спросила Клодия.

– Как раз в этом ничего сложного нет, – усмехнулся я.

Взгляд женщина стал озадаченным и испуганным.

– Это знание даже облегчает вопрос, – объяснил я.

– Да-а, – глубокомысленно протянула она. – Это возможно.

– В этом даже есть особое удовольствие, – добавил я, – в обладании и направлении той, чьи интимные тайны глубоко изучены.

– Понимаю, – вздрогнула Клодия.

– Кроме того, для большинства мужчин необыкновенно важна природа женщины, природа того чем она является на самом деле, скрытая глубоко внутри неё, под грубыми наслоениями искусственности и ограничений, которые должны быть сорваны с неё и отброшены далеко в сторону, чтобы показать истинную женщину, голую и любящую.

– Я люблю мужчин, – вдруг призналась рабыня.

Мне показалось, что она чуть не сгорела от стыда, осмелившись чуть слышно прошептать эти слова.

– Ты стыдишься этого? – поинтересовался я.

– А разве я не должна? – удивилась она.

– Нет, – улыбнулся я. – Ты больше не свободная женщина. Ты больше не должна скрывать свои чувства. Теперь Ты можешь открыто и свободно демонстрировать свой интерес к мужчинам и свою любовь к ним.

– Интимная близость, о которой Вы говорили, те знания о её тайнах, – прошептала женщина, затаив дыхание и схватившись за меня. – Это всё ведь остаётся на усмотрение владельца, не так ли?

– В основном, – кивнул я.

– Но ведь не все рабовладельцы готовы заниматься этим, не так ли? – спросила Клодия.

– Конечно, нет, – признал я.

Я не мог отрицать того, что среди рабовладельцев хватает бессердечных типов, что некоторые из них люди совершенно бескомпромиссные и жестокие. И у монет этих мужчин, точно такая покупательная способность, как и у любых других. Иногда у меня закрадывалось подозрение, что работорговцам банально доставляет удовольствие бросать девушку, всё ещё гордую, не осознавшую себя рабыней полностью, или ту, которая доставила им некоторые трудности, в такую экстремальную неволю. Иногда всего после недели во власти таких животных невольница уже почти готова отдать жизнь только ради, чтобы добиться доброго слова или момента интимной близости. Она готова стать рабыней полностью. Рабыне, конечно, можно слегка ослабить поводок, это считается допустимым в отношениях между ней и её хозяином, но она должна чётко понимать, что слабина может быть выбрана в любой момент, поводок натянется, и встреча с плетью неминуема.

– Насколько же гордой я была, в бытность свою свободной женщиной! – вздохнула Клодия, немного задрожав.

– Ты больше не свободная женщина, – напомнил я.

– И даже какое-то мгновение назад, – прошептала она, – я, уже будучи рабыней, осмелилась подвергать сомнению ваше право на моё использование!

– Это уже более серьезный вопрос, – признал я.

– Какой же гордой я была тогда! – воскликнула женщина. – Накажите меня!

– Нет, – отказал ей я.

– Но я была отвратительной! – признала она.

– Нет нужды накручивать себя этими воспоминаниями, – посоветовал я.

Безусловно, заметь я в её теперешних действиях какой-либо проступок, и я бы проследил, чтобы она была очень обеспокоена данным вопросом.

– А помните, как в камере, в день нашего побега, – улыбнувшись, напомнила мне Клодия, – Вы лежали на мне, прикрывая моё тело своим?

– Помню, – кивнул я.

– Я тогда подумала, что Вы пытались защитить меня, как настоящий джентльмен, – засмеялась она.

– Я действительно защищал тебя, – пожал я плечами.

– Но Вы использовали меня! – усмехнулась женщина.

– Да, – признал я.

– Сзади! – напомнила моя бывшая сокамерница.

– Это было естественно, – заметил я, – в том положении в каком мы лежали.

– Я тогда была поражена, – призналась она.

– Просто в тот момент Ты была всего лишь наивной свободной женщиной, – пояснил я.

– Но я была свободной женщиной!

– Верно, – согласился я.

– И Вы всё равно использовали меня таким способом, несмотря на то, что я была свободной женщиной! – попыталась возмутиться Клодия.

– Конечно, – кивнул я.

– И как же Вы посмели сделать это? – спросила женщина.

– Это было несложно, – усмехнулся я.

– Нисколько не сомневаюсь, – проворчала рабыня.

– К тому же Ты была в очень удобном для этого положении, – напомнил я.

– Теперь знаю, – сказала она.

Перекатившись на спину, я стал любоваться на звезды. Ничто не мешало моему занятию. Парус был спущен, галера шла по течению, используя силу Воска для своего движения.

– Думаю, Вы использовали меня тогда, чтобы снять напряжение, – заметила она.

– О-о? – удивлённо протянул я.

– Да, – кивнула рабыня, прижимаясь ко мне. – Я слышала как-то раз, как мужчины говорили об этом. О том как они походя использовали своих рабынь, перед боем, чтобы снять психологическое напряжение. Думаю, что Вы использовали меня просто, чтобы расслабиться перед тем, как откроется дверь в камеру.

– Просто? – уточнил я.

– Да! – надула она губы.

– Не стоит недооценивать себя, – улыбнувшись, посоветовал я.

– Господин! – засмеялась Клодия, прижимаясь ко мне губами.

– На живот, – скомандовал я, и рабыня немедленно и беспрекословно повиновалась мне.

– Я люблю быть рабыней, – простонала она, – и служить мужчинам!

Незадолго до рассвета мы услышали тяжёлые шаги по палубе.

– Это за мной, – пробормотала Клодия, цепляясь за меня. – Он посадит меня в трюм!

– Верно, – кивнул я.

– Но Вы же можете задержать меня немного подольше в своих руках? – с надеждой в голосе спросила она.

– Если только на мгновение, – ответил я.

– Ох! – тихонько простонала женщина.

Я встал на ноги, накидывая на себя тунику. Рабыня поднялась на локте, потом встала на колени, склонив голову. Она вцепилась в цепь удерживавшую её у кольца в палубе.

Я застегнул пряжку своего ремня и поправил ножны, закреплённые на нём. Клодия бросила на меня укоризненный взгляд.

– Ты возражаешь? – осведомился я.

– Нет, Господин, – поспешила заверить меня она, быстро выпрямляясь на коленях, но её руки по-прежнему сжимали цепь, свисавшую с ошейника.

Невольница легко потянула цепь, словно решив убедиться, насколько крепко держит ей сталь. Убедилась, крепко.

– Ну как она? – спросил матрос, подходя к нам.

Рабыня немедленно склонила голову, коснувшись лбом палубы. Она находилась в присутствии свободных мужчин.

– Превосходно, – похвалил я.

– Господин, – робко позвала женщина, не смея поднять голову, – я могу говорить?

– Говори, – небрежно бросил вновь пришедший.

– Публия, рабыня, сказала Клодии, рабыне, что мы будем помещены на нос корабля. Клодия может узнать у господина правда ли это?

– Это верно, – ответил он.

Женщина нерешительно оторвала голову от палубы, но выпрямиться не осмелилась.

– Клодия может спросить, как это будет сделано? – полюбопытствовала рабыня у матроса.

– Мы используем специальную сбрую из цепей и кожи, – объяснил тот. – Женщина при этом абсолютно беспомощна, но отлично выглядит.

– А это не больно? – дрожащим голосом спросила Клодия.

– Нисколько, – успокоил её матрос.

– Я не знаю, как я буду выглядеть, и как мне вести себя, будучи выставленной напоказ на носу корабля, – вздохнула женщина.

– А Ты за это не волнуйся, об этом побеспокоятся цепи и кожа, – усмехнулся мужчина.

– А в каком виде буду, я имею в виду свою внешность? – осторожно уточнила Клодия.

– Ты будешь голой, конечно, – пожал он плечами.

– Да, Господин, – с горечью сказала рабыня.

Матрос рассмеялся.

– Оказавшись там, все ведут себя по-разному, – снизошёл он до объяснений. – Пленницы из свободных женщин часто поощряются кричать и оплакивать свою судьбу, казаться трагически печальными, умолять о милосердии и мягкости, покрывать свои тела слезами и так далее, поскольку их ждёт неволя. Это забавляет толпу встречающих на причале. Потом их проведут по улицам в дом того или иного работорговца.

– Здесь многое зависит, от того, кто заранее заключил контракт на пленниц? – со знанием дела уточнила Клодия.

– Обычно, да, – кивнул мужчина, и продолжил: – Ну а бывалые рабыни, обычно кажутся довольными и даже ликующими и радостными, и, кстати, если они не проявляют готовность быть таковыми сразу, то они обычно делают это, вскоре после соответствующего поощрения. Иногда женщине приказывают изобразить гордый и даже высокомерный вид, поскольку всегда есть товарищи, готовые, если можно так выразиться, подстеречь её на торгах и предложить за неё цену выше обычной, в надежде получить такую рабыню в свою власть, чтобы стереть с её лица гордость и высокомерие. Можешь мне поверить, она недолго будет оставаться гордой и высокомерной. Других невольниц поощряют сыграть испуг и панику. Страх в женщине весьма стимулирует мужчин, да и самих женщин тоже, делая их более отчаянными, нетерпеливыми и рьяными в деле ублажения своих владельцев. В общем, такие или подобные манеры поведения могут быть потребованы от женщин, выставленных на носу корабля.

– А если я не покажу себя должным образом, или владельцы не будут удовлетворены мною, тогда я получу то самое соответствующее поощрение? – предположила она.