Текст книги "Предатели Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

– Лечь на живот, – скомандовал я надзирательнице, – головой к стене. Ноги так широко, как только сможешь. Руки на затылок.

Она зарыдала, но сделала, как было приказано. Теперь она не могла видеть того, что могло бы происходит позади неё, не могла быстро встать на ноги, и у неё будет некоторая защита от каменной крошки, если снаружи в стену врежется камень.

Поспешно сняв одежду и оружие с охранника, которого только что вырубил, я оделся. Правда, я заменил меч, убрав тот, что был в его ножнах на тот, что я взял у арбалетчика. Его эфес показался мне более ухватистым.

Ещё один камень ударил в стены цитадели не далее сотни футов от камеры, где мы находились. Пол подо мной вздрогнул. Надзирательница у стены, застонала, и ещё сильнее прижала руки к голове. Я оттащил тела всех троих стражников в угол камеры и закидал соломой. Теперь их не будет видно в смотровое окошко.

Закончив с неотложными делами, я повернулся к Леди Клодии, которая по-прежнему стояла на коленях, там же где её поставил старший из стражников. Глаза женщины были широко распахнуты. Её тело стягивали не менее пятидесяти витков верёвки, а на шее красовался ошейник, со свисавшим с него поводком.

– Привет, – сказал я, улыбнувшись.

– Вы должны бежать! – торопливо зашептала она. – Спасайтесь! Меня хорошо знают в городе! Уходите, забудьте обо мне!

Я освободил её горло от ошейника.

– Не задерживайтесь из-за меня! – взмолилась женщина. – Бегите!

Я начал сматывать верёвку с её тела.

– Палач может прийти в любой момент, – несчастно пролепетала она.

– Он скорее подумает, что я тебя связываю, чем развязываю, – отмахнулся я.

Она застонала.

Наконец, вся верёвка была у меня в руках, и я осмотрел женщину так, как рабовладелец осматривает свою рабыню. Клодия испуганно съёжилась, но потом, выпрямилась, расправив плечи. Да, она действительно принесёт хорошую прибыль на невольничьем рынке.

– Вы должны оставить меня! – всхлипнула женщина.

– Хм, Ты слишком соблазнительна, чтобы оставить тебя, – усмехнулся я.

Она уставилась на меня диким взглядом, в котором тут же появился радостный блеск.

– Точно, – кивнул я.

Она засмеялась и улыбнулась мне сквозь слезы.

– Я рада, что господин доволен мной, – прошептала моя сокамерница.

– Где это Ты умудрилась услышать подобную фразу? – полюбопытствовал я.

– Как-то раз подслушала, как рабыня говорила со своим владельцем, – улыбнулась Клодия.

– И что же Ты сделала потом? – спросил я.

– Убежал домой, бросилась на кровать, била по ней кулаками, плакала и извивалась в расстройстве, – призналась женщина.

– Надеюсь, Ты понимаешь, что эти слова подходят для тебя, – заметил я.

– Я понимаю! – закивала она. – Я знаю!

Я заглянул в кошелёк стражника, который теперь носил на своём поясе. Как я и надеялся, там нашлась корка хлеба. Где ещё можно было хранить такое богатство в Форпосте Ара в эти дни? Это могла быть его заначка на чёрный день, или дневная порция. Я не сомневался, что для него эта корка хлеба стоила дороже золота. Я отдал хлеб Клодии, и она, благодарно глядя мне в глаза, с жадностью затолкала его себе в рот.

– Загляни в кошельки тех двоих, – велел я. – У них тоже может быть немного еды. Если найдёшь, ешь, не стесняйся. Потом, присоединяйся ко мне.

Клодия не заставила просить себя дважды и бросилась к куче соломы под которой лежали охранники. Мне понравилось то, с какой живостью она выполняла моё распоряжение. Похоже, она и вправду, внезапно, стала другим человеком. Я же отошёл к стене где раскинув ноги в стороны и прикрыв голова руками лежала наша надзирательница. Услышав, что я встал рядом с ней, девушка не замедлила развести ноги ещё шире, в результате чего её искусно подрезанная юбка сползла на бёдра. Вынужден был признать, что икры и лодыжки у неё были просто превосходные.

– Здесь есть еда, – радостно воскликнула Клодия из угла.

– Хорошо, – отозвался я. – Съешь.

Она торопливо запихнула кусок хлеба в рот, давясь им, словно превратилась в голодное жадное маленькое животное. Скорее даже она питалась с рвением полуголодной рабыни.

– Сведи ноги, – приказал я, глядя вниз на надзирательницу, – руки вытяни по бокам, ладонями вверх.

Как только девушка выполнила мою команду, я присел рядом с ней. Она тревожно дёрнулась, но позы не изменила.

– Эти тряпки, несомненно, скроены таким способом, чтобы их легко было сбросить с себя, не так ли? – осведомился я.

Надзирательница буркнула что-то гневное и непроизвольно дёрнулась. В любом случае, её платья я пока не касался. Зато сдёрнул с неё тюрбан, о котором я изначально подумал, что он предназначен, чтобы прикрыть остриженную налысо голову.

– Ой! – взвизгнула девушка.

– Ух-ты! – опешил я, к своему удивлению обнаружив, что её волосы, выпавшие из-под тюрбана, рассыпались ниже плеч.

– Ого, – выдохнула Леди Клодия, заинтересовавшись происходящим, подошедшая ко мне, с коркой хлеба в руке.

– Да, – протянул я. – А волосы-то не сострижены.

Надзирательница сердито дёрнулась.

– Насколько я помню, – сказал я, обращаясь к Леди Клодии, – Ты тоже не захотела постричься.

– Нет, – улыбаясь, ответила та. – Я была слишком тщеславна, и слишком гордилась ими. Мне казалось, что они слишком красивы, и мне не хотелось походить на одну из тех девок, которые носят воду на карьере, или работают на мануфактуре или в жаркой прачечной. Я решила, что пусть другие женщины жертвуют своими волосами, а не я. Правда, когда меня поймали на стене, волос я лишилась мгновенно.

– Тогда это уже было наказанием, – заметил я.

– Несомненно, – согласилась Клодия, – кроме того, у города была потребность в тросах для катапульт.

– Как тебя зовут, пленница? – спросил я нашу бывшую надзирательницу.

– Пленница? – попыталась возмутиться она.

– Даже не сомневайся, – заверил её я.

– Публия, – представилась девушка.

– Ты свободная? – решил уточнить я.

– Конечно! – ответила она возмущённо.

– Ты уж прости меня, – усмехнулся я, – но наиболее распространенные места клеймения прикрыты этими тряпками.

Девушка опять дёрнулась.

– Как Ты думаешь, – обратился я к Клодии, – побуждения Леди Публии, касательно её волос, были такие же как и у тебя?

– Думаю, что да, – с набитым ртом проговорила женщина, только что запихнувшая в рот остатки хлеба.

– И Ты абсолютно правильно думаешь, – заверил её я, – но, подозреваю, что в её случае, была ещё одна причина, до которой Ты не додумалась.

– Какая же? – сразу заинтересовалась Клодия.

Но я уже обернулся к нашей лежащей ничком пленнице и спросил:

– Из какой Ты касты?

– Из торговцев, – ответила Публия.

– В целом, это довольно зажиточная каста, – заметил я.

– Это и моя каста тоже, – признала Клодия.

Я сдёрнул кошелёк с пояса пленницы, порвав при этом шнурки. Тяжёлый у неё оказался кошель. Бросив его своей сокамернице, я кивнул, чтобы она проверила, что в нём.

– Ух-ты, сколько здесь золота, – воскликнула она.

– Пересыпь его в мой кошелёк, – приказал я, и Клодия немедленно занялась делом.

– Как же так, Леди Публия? – спросил я. – Ты, член касты Торговцев, и до самого последнего момента обладательница тяжёлого кошелька, вдруг ходишь босой и рядишься в тряпки?

Девушка помалкивала.

– Да ещё такие интересные тряпки? – добавил я, хмыкнув.

Она снова предпочла не отвечать на мой вопрос.

– Что-то я сомневаюсь, что Ты сама их шила, – заметил я, потеребив ткань пальцами. – Чувствуется, знаешь ли, рука опытного портного. Если присмотреться к швам повнимательнее, то видно, что работал профессионал, слишком уж они плотные, ровные и аккуратные. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что кроил он по твоим указаниям. Всё точно просчитано, чтобы казаться обносками, но при тщательном рассмотрении, видно, что это больше похоже на карнавальный костюм.

При этом я улыбнулся про себя. Я знал, что рабыни тоже частенько практикуют подобные хитрости со своим короткими откровенными та-тирами, кажущимися простыми лохмотьями, подходящими их низкому статусу. Видел я, как они трудились над такими тряпками, чтобы показать дюйм своего тела здесь, но скрыть там, таким образом, создавая шедевр чувственности, уязвимости и провокации. Такими, и не только, способами, эти соблазнительные, любвеобильные, закованные в ошейники маленькие животные, часто спасают себя от наказаний и доводят свих владельцев до полубезумного от желания и страсти состояния.

– Поздравляю, – усмехнулся я. – Весь ансамбль продуман до последней детали, особенно мне понравились разные длины зубцов на подоле, отчего твои икры время от времени сверкают а разрезах. Всё говорит о том, что у тебя замечательное воображение и изумительный вкус.

Пленница что-то пискнула, но на этот раз мне послышались нотки удовлетворения.

– Вопрос относительно того, зачем тебе мог бы понадобиться такой костюмчик, конечно, остаётся открытым.

Девушка, лежавшая передо мной, замерла.

– Впрочем, загадка легко решается, – усмехнулся я, – если знать, как эти одежды, в отличие от одежд свободной женщины, могут быть легко, быстро и вызывающе сброшены. Интересно, носишь ли Ты, типичное для свободных женщин, даже представительниц низших каст, нижнее бельё?

Маленькие кулачки бывшей надзирательница в ярости сжались так, что побелели костяшки пальцев.

– А ну-ка вставай на колени, – приказал я, – теперь повернись лицом ко мне.

Девушка повернулась, не скрывая своего раздражения, впрочем, вся её злость сразу сменилась страхом, робостью и послушанием, стоило мне только взяться за её вуаль. Я осторожно потянул лёгкую ткань на себя, и Публия немедленно упала на четвереньках, в надежде уменьшить натяжение на вуали, и не дать мне сдёрнуть её. Глаза девушки вдруг стали безумными, расширились и чуть не выпали из орбит.

– Нет, – простонала она, – пожалуйста, только не снимайте мою вуаль.

– Да я и не собирался этого делать, – успокоил я Публию, и дождавшись её вздоха облегчения, добавил: – Леди Клодия сделает это.

Из широко раскрытых глаз девушки брызнули слёзы отчаяния.

– В конце концов, Ты же видела её без вуали, – пожал я плечами.

Пленница заплакала.

– Оставайся на четвереньках, – предостерёг я бывшую надзирательницу.

Стоя так, она была неспособна помешать Клодии, ну и конечно не смогла бы прикрыть лицо руками.

Моя пленница задрожала.

– Только снимай вуаль очень аккуратно, – предупредил я свою сокамерницу.

У меня были свои причины на то, чтобы сохранить вуаль неповрежденной.

– Пожалуйста, нет! – взмолилась Публия.

Вуаль был закреплена на завязках, и Клодия, осторожно, обеими руками, сняла её с головы нашей бывшей надзирательницы.

– Красивая! – вынуждена была признать Леди Клодия.

– Пожалуйста, только не смотрите на мои губы! – всхлипнула пленница.

Но моя рука уже была в её волосах, задирая голову девушки вверх.

– Губы действительно превосходные, – признал я. – После соответствующего обучения, целовать её будет одно удовольствие.

– Она очень красивая! – вздохнула Клодия.

– Не красивее тебя, – успокоил я женщину.

– Правда? – спросила Леди Клодия, и непроизвольно задержала дыхание.

– Конечно, правда, – заверил я женщину.

Клодия мгновенно выдохнула, возможно представив насколько привлекательной она сама может быть.

– А Ты можешь снова встать на колени, – бросил я пленнице, убирая руку с её волос.

Публия, не теряя времени поднялась на колени и сразу прижала руки у лицу.

– А вот руки опусти, – велел я.

– Но на мне же нет вуали! – попыталась протестовать девушка.

Это было верно, стоит только ей опустить руки, и ее губы, рот и лицо во всей их выразительности, изысканности, чувственности и красоте окажутся обнажены, выставлены на всеобщее обозрение! Их сможет рассматривать кто угодно! Её лицо окажется голым, так лицо рабыни.

– Быстро, – прикрикнул я, и Публия, заплакав, убрала руки.

Я отказал ей в деликатности, скромности, и защите вуали, как это запрещается рабыням.

– Разве Ты не собиралась сбросить свою вуаль перед косианцами? – поинтересовался я, и поймав на себе её сердитый взгляд, добавил: – Вижу, что собиралась.

– Женщина быстро привыкает обходиться без вуали, – заметила Клодия.

– Рабыня! – зло выплюнула Публия.

– Я столь же свободна, как и Ты! – парировала Клодия.

– На юге, женщины Народа Фургонов, причём даже свободные, вообще не носят вуали, – сообщил я.

– Рабыня! – снова закричала Публия на мою сокамерницу.

– Мое лицо не более открыто, чем твоё! – усмехнулась Клодия.

– Гололицая! – выкрикнула бывшая надзирательница.

– На себя посмотри! – ответила ей Клодия.

– С другой стороны, – продолжил размышлять я, – свободные женщины Народа Фургонов хотя бы носят одежду.

Леди Публия леди задохнулась и подозрительно уставилась на меня.

– Симпатичные на тебе тряпки, – усмехнулся я, и тут же стерев улыбку с лица приказал: – Снимай их!

Злобно сверкая глазами Публия сняла пояс со своей талии. Это был крепкий плоский пояс, из белого материала из которого обычно плетут верёвки, вполне способный выдержать тяжёлый кошелёк, что она на нём носила. На теле он крепился посредством крючка и петельки, так что было достаточно лёгкого рывка за свисавший кончик, и ремень упал на пол за спиной девушки. Сердито посмотрев на меня, пленница подняла руки к вороту своего платья. Оказывается её одежда запахивалась на манер халата и держалась на теле только одном крючке вверху и за счёт пояса. Стоило девушке яростно дёрнуть ворот, как платье легко и быстро, нагло и изящно, обнажило её тело раскинувшись вокруг неё на полу.

– Ах, – восхищённо вздохнула Клодия.

Леди Публия, надо заметить довольная реакцией своей бывшей подопечной, выпрямила спину.

– Ты обратила внимание, что она могла сделать не вставая с колен? – спросил я Клодию. – Эта одежда специально для этого и разработана. Ты лучше меня знаешь насколько трудно выкарабкаться из общепринятых одежд сокрытия, особенно находясь на коленях.

– Она такая красивая, – совершенно не слыша меня пробормотала Клодия.

– У тебя здорово получилось избавиться от одежды, Леди Публия, – усмехнулся я. – Теперь я уже не сомневаюсь, что Ты долго тренировалась делать это. Однако мне кажется, что если бы я был косианцем, то Ты сделала бы это несколько менее нагло.

– Несомненно, – подтвердила она мои подозрения.

– При других обстоятельствах, и если у нас было больше времени, то было бы интересно нарядить тебя рабский шёлк и поучить, как надо правильно раздеваться перед мужчиной.

Публия в раздражении вскинула голову.

– А какие фразы Ты планировала использовать для косианцев? – полюбопытствовал я.

– Не понимаю, о чём Вы говорите, – заявила она отвернувшись.

– Ну же, я нисколько не сомневаюсь, что их Ты тоже хорошенько отрепетировала, – предположил я.

Девушка бросила на меня сердитый взгляд.

– Фразы? – переспросила Клодия.

– Ну например: «Я обнажаю грудь перед вами. Сделайте меня своей рабыней», «Я сдаюсь вам, голой. Сохраните мне жизнь. Я прошу о неволе», «Я пыталась скрывать от мужчин свой истинный характер и то, что я – рабыня. Свершите надо мной правосудие», «Я разделась перед вами. Позвольте мне жить, чтобы я могла служить вам в качестве самой презренной и любящей из рабынь» и тому подобные высказывания, – просветил я её.

– Такие фразы заставляют сжиматься мой живот, – призналась Клодия.

– Это потому, что у тебя живот рабыни! – бросила ей Публия.

– Достаточно легко определить, – заметил я, – не является ли и твой живот, животом рабыни. Надо всего-то положить руку на тебя, и приказать поговорить эти фразы, медленно, глубоко и с чувством.

Публия в ужасе уставилась на меня.

– Но Ты-то, конечно же, свободная женщина, – заметил я.

– Да! – с жаром заверила она меня. – Да!

Вот только её страсть и поспешность ответа заставили меня думать, что она панически боялась того, что её живот предаст свою хозяйка.

– А Ты, Клодия, никогда не задумывалась над такими фразами? – полюбопытствовал я.

– О да, – улыбнулась она, – причём часто, правда, я никогда не думала о них в таком формальном ключе.

– Но при этом, Ты, так ни разу и не осмелилась раздеться, и встав на колени перед мужчиной, высказать ему это?

– Нет, – смущённо опустив глаза, ответила женщина. – Я очень боялась. Неволя – слишком значительный шаг для женщины. Она абсолютно отличается от всего, что было прежде. Для любой женщины бояться этого вполне естественно. И вот теперь, когда я наконец-то готова к тому, чтобы сделать это, тот, кто почти стал для меня господином, вдруг запретил мне это. Кажется, он хочет держать меня как свободную женщину, по крайней мере, какое-то время и по каким-то причинам.

Что верно, то верно. Были у меня на то свои причины.

– Что бы Ты стала делать, в случае если бы в тёмном доме или на пылающей улице столкнулась бы с косианцами или с кем-либо другим, – поинтересовался я.

– Я думала, что у меня будет письмо, предоставлявшее мне защиту, – ответила Клодия.

– Ты, правда, думаешь, мародёрствующий солдат остановился бы, чтобы прочитать это письмо? – удивился я.

– Скорее всего, нет, – улыбнулась она.

– Так, что бы Ты стала делать в этом случае? – настаивал я.

– Полагаю то, что сделали бы большинство женщин в такой ситуации, – пожала она плечами. – Разделась бы и, встав на колени, начала умолять сохранить мне жизнь, сделав рабыней. А потом, если бы мне повезло, то скорее всего, последовала бы за моим владельцем, на верёвке привязанной к кольцу вставленному в проколотый нос и с руками, связанными за спиной.

– Пожалуй, это было бы наиболее вероятно, – признал я.

– Рабыня! – прошипела Леди Публия.

Мы обернулись и принялись рассматривать Публию, стоящую перед нами голой на коленях. Надо признать, что у неё были очень красивые глаза и волосы. Тоже касалось и черт лица в целом. Изумительный живот, груди, бёдра, соблазнительное лоно. Что поделать, если женщины так невероятно, так непередаваемо красивы! Они просто созданы для того, чтобы хватать их, обнимать, брать, заключать в ошейники и владеть.

– Она очень красива, – признала Клодия.

Я внимательно изучал тело Публии, что явно вызывало у неё острый дискомфорт. Она отвела глаза, не желая и боясь встретиться со мной взглядом. Да, не мог не согласиться я, это верно, она очень красива, и эти маленькие белые запястья и щиколотки хорошо бы смотрелись в обрамлении кандалов, а лицо, груди и бёдра прекрасно выглядели бы на подиуме, в свете факелов аукциона.

– Очень красивая, – повторила Леди Клодия.

– Не красивее Тебя, – успокоил я свою сокамерницу.

– Я, правда, так же красива? – спросила она.

– Конечно, – заверил её я, и женщина застенчиво опустила голову.

Я решил, что не стоит говорить Клодии, всё же она пока свободная женщина, о том, что в данный момент она была намного красивее Публии. И дело было не столько во внешности, сколько в том, что она уже начала осознавать свою женственность. За последние несколько дней проведённых вместе со мной в камере, она начала заново открывать себя, она начала понимать, что такое быть женщиной.

– Ты рабыня, – процедила Публия.

– Да, – шёпотом признала Клодии, понятно, имея в виду не свой правовой статус, я своё внутреннее состояние.

Публия презрительно засмеялась над пристыжено опустившей голову Клодией. При этом мне было интересно, на самом ли деле Публия думала, что внутренне она чем-то сильно отличалась от своей бывшей заключённой. В конце концов, она тоже была женщиной.

– Рабыня! – дразнилась Публия, но Клодия не отвечала.

Если рассматривать этих двух женщин с точки зрения чисто физических характеристик, таких как их рост, фигура, глаза, волосы, черты лица и тому подобного, то они были приблизительно равны.

Публия окинула свою противницу презрительным взглядом, но та старалась даже не встречаться с ней глазами.

На мой взгляд, они хорошо бы смотрелись в качестве парных рабынь, особенно если Публии преподать, что такое рабство и улучшить её этим. Иногда от рабынь можно добиться куда большего эффекта, если свести двух девушек вместе, в пару, в которой каждая из них будет противопоставлять себя другой и одновременно, отчаянно конкурируя, усиливать и улучшать себя и друг дружку. Так что зачастую, купив двух рабынь сразу, можно только выиграть, чем если купить тех же девушек но по отдельности. Кстати, многие покупатели, когда они покупают больше чем один товар, вполне резонно ожидают получить скидку на один или на оба лота.

– Лицом к стене, – скомандовал я Публии, – на живот как прежде, руки по бокам, ладони вверх.

Девушка легла, как она уже лежала раньше за исключением того, что теперь была раздета.

– Ты – свободная женщина, насколько я это понимаю, – заметил я.

– Да! Конечно! – заверила она меня.

Я расправил её волосы, разложив их на спине девушки.

– Ну вот и расскажи мне, – попросил я, – что Ты будешь делать, если столкнёшься с косианцами?

– Я – свободная женщина! – заявила Публия. – Я не какая-то там рабыня! Я никогда бы не сдалась!

– Она мне не нравится, Господин, – насупилась Клодия. – И я больше не хочу быть такой как она. Мне кажется это отвратительным и ужасным, и в конечном итоге бесплодным и несчастным.

– Признаться, я не уверен, что свободные женщины вообще существуют, – пожал я плечами, – разве что в тривиальном юридическом смысле.

– Я – такая женщина! – закричала Леди Публия.

– Такие женщины как она, позорят таких женщин как я, слабых и переполненных потребностями, желающими любить и дарить любовь, – чуть слышно проговорила Клодия.

– В твоей слабости, потребностях и любви, в твоей честности и правдивости, Ты тысячекратно сильнее и выше, таких карикатур на женщин, пародий женщин, таких псевдомужчин, отрицающих самих себя и свои чувства, держащих себя холодными и не смеющими чувствовать и быть собой.

– Но мужчины сохраняют таких женщин, как я совершенно бессильными, – вздохнула Клодия, непроизвольно касаясь своего левого бедра.

– Да, – кивнул я, – и тебе это нравится.

– Да, – испуганно прошептала она, уставившись в пол, и дрожа от охвативших её эмоций.

Я подобрал полосу ткани, которую бывшая надзирательница использовала в качестве тюрбана, пряча свои неостриженные волосы, вуаль и «лохмотья» и вручил их Клодии.

– Что Вы делаете? – озадаченно спросила моя пленница.

– Положи их вон там, рядом с верёвкой, и ошейником с поводком, – велел я Клодии.

Женщина послушно сходила на середину камеры и, оставив там вещи, вернулась и встал рядом со мной.

– Трубы, – вздрогнула Леди Клодия.

– Очередной штурм, – кивнул я, и в тот же момент до нас донёсся рёв тысяч глоток.

– Это твои друзья, косианцы, – сообщил я Леди Публии.

– Они мне не друзья! – возмутилась та.

Если ответные крики со стен и были, то разобрать их было трудно.

– Но Ты же так тщательно готовилась, в надежде, что тебе разрешат принадлежать одному из них в качестве рабыни, – заметил я.

– Это ложь! – выкрикнула Публия.

Я видел, что её маленькие пальцы дёрнулись, но сжать их в кулаки, она так и не посмела. Пальцы беспомощно пошевелились, но ладони остались смотреть вверх.

– Но Ты носила с собой немало золота, – напомнил я ей, – которое по глупости думала предложить косианцам, чтобы они согласились оставить тебе жизнь и сделать тебя рабыней. Глупо. Они бы просто взяли золото, а затем сделали бы с тобой, всё что они бы хотели с тобой сделать, вплоть до того, что мимоходом зарубить мечом. Но даже если твои мысли в данном вопросе были правильны, то, возможно, это ещё хуже для тебя. Ведь Ты забыла о многих других женщинах Форпоста Ара, женщинах менее удачливых, менее богатых, чем Ты, у кого нет таких средств, чтобы с их помощью купить свои жизни.

– Почему это должно было меня беспокоить, – сердито фыркнула Публия.

– Можешь мне не верить, Леди Публия, – усмехнулся я, – но в данной ситуации, когда женщины раздеты и стоят у стены, в принятии решения золото вовсе не главный фактор.

– Полагаю, что так оно и есть, – с горечью в голосе проговорила она.

– Почему же, в таком случае, – осведомился я, – Ты, богатая женщина из касты Торговцев, предпочла носить эти искусно скроенные лохмотья, как будто Ты простой девицей из низкой касты?

Похоже, бывшей надзирательнице было нечего ответить.

– Есть две причины, – сказал я. – Прежде всего, Ты боялась, что представители наиболее богатых каст, таких как Торговцы, наряду с людьми из высших каст, могли бы оказаться менее вероятными кандидатами на то, чтобы выжить в резне устроенной врагом после взятия города. Ведь они могли стать предметом наибольшего негодования, возможно из-за зависти или по причине мести, исходя из того, что они, как самые могущественные касты городе, могли бы быть ответственными за продолжение осады. Ты же, замаскировавшись таким образом, если можно так выразиться, могла надеяться избежать подобной судьбы. Ты надеялась, что косианцы смотрели бы на тебя не с точки зрения политики, а с точки зрения банального грабежа. Вторая причина более интересна. Ты хотела бы, чтобы тебя рассматривали в качестве завидной добычи или трофея. Вот поэтому и мелькали, как будто случайно, но так захватывающе, твои икры в прорезях этих лохмотьев. Ты же не хотела бы просто получить стрелу в спину, выпущенную в тебя с большого расстоянии, тебе важно было завлечь захватчиков поближе, чтобы сдаться на их милость.

– Нет! – выкрикнула Публия.

– Именно для этого Ты и носила эти искусно разработанные и скроенные обноски. Чтобы иметь возможность быстро легко и изящно, стоя на коленях, избавиться от них, не так ли? – спросил я.

– Нет! – выкрикнула девушка. – Нет!

– Лежи спокойно, – приказал я. – И что более всего интересно и возмутительно, Ты не остригла свои волосы.

Леди Публия больше не издавала ни звука.

– Понимаю, – усмехнулся я, – Ты хотела произвести впечатление, поздравляю, тебе это удалось. Я-то поначалу думал, впрочем, наверное не только я, что целью ткани, которую Ты носила на голове, было заставить всех думать, что тебе, возможно, в понятном женском тщеславии или затруднении, хотелось бы скрыть слишком короткую стрижку.

– Я, тоже, – поддержала меня Леди Клодия.

– Я Ты помнишь, Клодия, – спросил я, – как несколько енов назад я предположил, что у неё могла бы быть ещё одна причина, помимо той, что была у тебя, для того, чтобы не срезать волосы?

– Да, – кивнула женщина.

– Ну и как, Ты уже догадалась, какая это причину? – поинтересовался я.

– Конечно, – ответила она.

– Вот именно, – сказал я, поигрывая предметом обсуждения, раскинувшимся по спине Леди Публии. – С такими волосами, такими прекрасными волосами, её шансы выжить существенно возрастали.

Девушка напрягалась, сердито втянув в себя воздух.

– Пусть другие женщины стригут волосы, жертвуя их на защиту своего города, – бросил я. – Её это не касается. Это, как и её одежда, должно было сыграть свою роль в её плане. Сохранив свои волосы, а следовательно и свою красоту, в случае пленения, она выделялась бы на фоне остальных пленниц как пага-рабыня среди фабричных девок. Если бы дело дошло до выбора, то наверняка её бы выбрали не для меча, а для цепей.

Маленькие пальцы Леди Публии сердито дёрнулись, но она опять не решилась сжать кулаки, продолжая демонстрировать нам раскрытые ладони.

– Опять трубы, – сказала Леди Клодия.

– Это – сигнал к отходу, – пояснил я. – Штурм отбит.

– Но они придут снова, не так ли? – спросила она.

– Да, – кивнул я, – и, если их опять сбросят со стен, то снова и снова.

Я посмотрел на растянувшуюся на полу девку.

– Скажи Клодия, тебе не кажется несколько несправедливым, что у неё должно быть такое преимущество перед другими женщинами Форпоста Ара? – осведомился я.

– Я не знаю, – ответила женщина.

– В любом случае, это не кажется справедливым мне, – усмехнулся я. – Когда Ты проверяла кошельки наших друзей, Ты случайно не находила там маленьких ножей, таких загнутых, предназначенных для бритья?

У меня, конечно, у самого был нож в ножнах на поясе справа, но в данном случае я предпочёл бы что-то с более легким лезвием, меньшее и острое, если только оно имелось под рукой.

– Да, у одного из них я видела нож для бритья, – кивнула Клодия.

– Принеси мне его, – велел я.

– Что Вы собираетесь делать? – с тревогой спросила Публия.

Через мгновение Клодия вернулась с ножом.

– Что Вы собираетесь делать!? – закричала бывшая надзирательница.

– Лежи спокойно, – приказал я.

– Нет! – заплакала она. – Нет!

Через мгновение я отбросил маленький ножик сторону. Публия лежала на соломе и выла. Она сжимала тревожно и недоверчиво ощупывала свою голову.

– На колени, – приказал я, – лицом ко мне.

Заливаясь слезами, Леди Публия покорно встала на колени, по-прежнему держа руки на голове.

– Теперь, если косианцы поймают тебя, то Ты будешь в том же самом положении, как другие женщины Форпоста Ара, – сообщил я плачущей девке.

Кстати, я оставил ей ещё довольно много волос, но не столько из жалости, сколько, чтобы я мог запустить в них руку и, схватив, использовать, чтобы управлять ею, как ещё недавно это делал стражник с Клодией. Думаю, и для какого-нибудь косианца их длины окажется достаточно, чтобы ухватиться за них. Теперь волосы Публии были приблизительно той же длины, что и волосы Леди Клодии.

Девушка тряслась от рыданий и, стоя на коленях, почти в истерично продолжала ощупывать свою голову руками. Это соблазнительно приподнимало её груди и заставляло их волнующе колыхаться. Потом, встретив мои глаза, она всё также плача, низко склонила голову, так и не решаясь оторвать руки от головы.

– Пленница, – рявкнул я, – на четвереньки.

Публия тут же оторвала руки от головы и опустила их на пол.

– Иди к тому месту, где лежит её одежда, – сказал я Клодии, – и жди там.

Женщина поспешила к центру камеры. Я же посмотрев вниз на Публию, приказал:

– Подними голову, пленница.

Бывшая надзирательница покорно выполнила приказ.

– Клодия, подними один конец верёвки, – велел я.

Как только в руке у женщины оказалась верёвка, я резко схватил Публию за остатки её тёмных волос и, не обращая внимания на крик боли, потащил, еле успевающую переставлять конечности пленницу туда, где ждала Леди Клодия. Кстати, это было именно то место, где охранник вязал мою сокамерницу.

– Сюда, на колени, – скомандовал я Публии, указывая на место рядом с Клодией. – Привстань с пяток. Руки по бокам.

Испуганная надзирательница подчинялась, даже не помышляя о сопротивлении. Сейчас она стояла не только на том же самом месте, что раньше стояла ей заключённая, но и в той же самой позе. Взяв свободный конец верёвки из руки Леди Клодии, я начал быстро накидывать виток за витком сначала на талию девушки, а потом всё выше и выше.

– Что Вы делаете? – простонала Леди Публия.

– Не стой столбом, – бросил я Клодии, – надевай её одежду. Быстрее!

Мне вспомнилось, что последний штурм был третьим за это утро. Это означало, что сейчас наступало затишье. В такое время защитники могли быть отпущены со стен для отдыха. Кроме того, дело шло к полудню.