Текст книги "Предатели Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Идя по сходне, девушка споткнулась, потеряла равновесие, и упала на живот. На её счастье её ноги оказались по обе стороны от доски. Подозреваю, что она была испугана до крайности, ничего не видя перед собой, беспомощная, неспособная даже закричать. Первая женщина недовольно потащила её вверх за поводок, вторая тут же зло огрела рабыню палкой. Девушка с трудом поднялась на ноги, и послушная поводку и поспешила вперёд, поощряемая сзади жёсткими ударами. Рабыням на Горе редко оставляют привилегию хоть немного сомневаться, в том, что они – рабыни. Особенно это касается ситуации, когда они оказываются на попечении свободных женщин. Я видел, как два гребца подхватили девушку со сходни, опустили вниз, поставив между банками, а затем поставили её на колени на палубу позади себя, по центру судна. Там уже стояли и несколько других рабынь. Там же стояла на коленях, и тоже с верёвкой на шее, свисавшей перед ней, никем не охраняемая, Леди Клодия. Двух свободных женщин, которые привели бывшую Леди Публию, вежливо препроводили вперёд, где перед баком, а также и на небольшой палубе бака, собралась группа из нескольких женщин и детей. Матросы уже раздали пищу из судовых запасов и пассажиры жадно поглощали доставшееся им богатство. Четыре или пять галер, приняв на борт столько пассажиров, сколько возможно, отчаливали от пирсов, и передавали людей на корабли, стоявшие на якоре в гавани, потом возвращаясь за следующей партией. В конце концов, они сами, забрав последних пассажиров, окончательно отошли от причала и тоже встали на якоря. Много людей приняли на себя постоянно остававшиеся у пирсов флагманские «Тина» и «Таис». Все корабли теперь были переполнены мужчинами, женщинами и детьми Форпоста Ара. Признаться, я сомневался, что на каком-нибудь из них сейчас было меньше сотни пассажиров.

А ведь нужно помнить, что это были речные галеры, куда меньшие по размеру и грузоподъёмности галер Тассы. Можно также отметить, если кого-то это заинтересует, что мачта речной галеры, обычно короче, чем у морской, их редко когда больше одной и редко когда они несут такое разнообразие парусов, сменяемых на рее с соответствии с ветром, которые несет галера Тассы. Речные галеры, в своей массе почти не строятся больше чем на двадцать вёсел с каждого борта, и практически всегда в один ряд.

Пятнадцать кораблей, главным образом из Порт-Коса, остававшиеся у пирсов, были практически пусты, за исключением экипажа и десанта. Сигнальщик на юте «Таис» поднёс к губам рожок и над гаванью пронёсся его хриплый рёв. Насколько я понял, это был сигнал сбора. Многочисленные солдаты, гвардейцы, вооружённые гребцы, оборонявшие внутреннюю сторону пирсов, в чётком порядке, быстро и без суеты, отступили к ожидавшим их галерам. Кто-то воспользовался сходнями и трапами, на большинство прыгало прямо через борта.

На некоторых кораблях, на палубах скопилось столько народу, что для гребцов почти не осталось места, чтобы нормально управляться с вёслами. Ватерлиния поднялась настолько, что тараны ушли под воду не меньше чем на ярд. Оставшиеся на причалах несколько матросов быстро, но без суеты, начали сбрасывать с причальных кнехтов, один за другим, швартовы. Последними полетели в воду троса их собственной галеры, и парни, не мешкая ни ина, перепрыгнули с причала на палубу. Некоторые корабли отошли от причалов, оттолкнувшись от них тремя шестами, традиционно используемыми для этой цели. Одним из них была и флагманская галера называемая «Тина».

Я осмотрел акваторию гавани. Стоявшие там корабли начали выбирать якоря. Кстати, все они встали на два якоря, бросив по одному с носа и с кормы, так, чтобы форштевни смотрели на пирсы. Огромные глаза, нарисованные на носах этих судов, теперь поворачивались на север в сторону могучего Воска. Изображение таких глаз, весьма распространённая традиция среди гореанских мореходов. Как же ещё, спрашивают некоторые моряки, корабль может увидеть свой путь? Для гореанского моряка, как и для многих, кто, связав свою жизнь с морем, изучив его повадки, кто опасается и любит его стихию, корабль видится чем-то большим, чем просто построенная из железа и дерева конструкция. Это – больше, чем рангоут и такелаж, блока и канаты, бимсы и шпангоуты, брезент и пакля. Для моряка его корабль – это некая неопределимая, почти мистическая драгоценность, в которой скрыто нечто большее, чем это видится на первый взгляд, некая поразительная тайна, заставляющая человека относиться как нему как к одушевлённому существу, как к другу, как к любимой. Хотя, честно говоря, я редко слышал, чтобы эти суровые парни говорили об этом открыто, особенно когда при этом присутствуют «береговые урты». Многие гореанские моряки, как мне кажется, уверены, что корабль это в некотором роде живое существо, и оживает он именно в тот момент, когда на его носу рисуют глаза. Как говорят некоторые мои знакомые, корабль оживает тогда, когда может видеть. Конечно, кто-то может расценить это как суеверие, но с другой стороны это ведь также может быть расценено как любовь.

Большинство галер находившихся в акватории внешней гавани, теперь подняли и закрепили по-походному свои якоря, и теперь стояли носом на север.

Я бросил последний взгляд назад на пристань и цитадель, находившиеся вдали, по ту сторону причалов и внутренней гавани. Отсюда ещё можно было разглядеть остатки перехода. Цитадель горела. Дым, поднимавшийся над ней и над городом, медленно проплывал над пирсами. Пожалуй, эти пожары будут бушевать ещё дня три, как минимум. Улыбнувшись, я посмотрел на то, что осталось от мостков соединявших пристань с причалами. Хорошая была драка! Не думаю, что мужчины Коса или Форпоста Ара имели причины сожалеть о том, что там произошло. Слава – это по-своему тоже победа.

Я отвернулся от цитадели и посмотрел на гавань.

Последние корабли один за другим отошли от причалов. Их вёсла дружно ударили, вспенив воду под бортами, пошли назад, вынырнули, сбрасывая целые водопады со своих лопастей, пролетели вперёд и снова погрузились под воду.

Первая из галер уже прошла по фарватеру и выходила в реку. Другие, строясь в кильватерную колонну, брали курс вслед за ней.

Только «Таис» всё ещё стояла у причала.

– Капитан? – окликнул меня знакомый звонкий голос.

Это был всё тот же юный арбалетчик. И конечно в сопровождении своего друга.

Мы с парнями сбросили с кнехтов швартовы, а затем, перепрыгнув через планширь, оказались на палубе «Таис». Сразу же три матроса, упёрли длинные шесты в причал и, поднатужившись, оттолкнули корабль от пирса.

– Весла на воду! – громко скомандовал гребной мастер.

21. Река

– Приведите первую из этих женщин, – приказал Амилиан.

Дело было в середине первой половины дня, на следующие сутки после эвакуации из Форпоста Ара.

«Таис» медленно шла на запад, подгоняемая мощным течением Воска, возглавляя основной отряд флотилии. Впереди, с трудом различимые отсюда, строем уступа, следовали четыре галеры меньшего размера. Фактически они формировали авангард флотилии. В арьергарде, отстав приблизительно на один пасанг от основной группы кораблей, держались две галеры, не нёсшие никаких знаков различия, и даже скрывшие свои названия под слоями брезента. Одним из этих, замыкающих кораблей была «Тина», с капитаном которой у меня была содержательная беседа.

– Есть, Командующий, – ответил мужчина.

Амилиан сидел на палубе, перед трапом ведущими на рулевую палубу и, дальше на палубу юта, в свою очередь, заканчивавшуюся кормовой площадкой предназначенной для крепления такелажа. Каллидор из Порт-Коса, его друг, стоял подле него. По другую сторону от командующего высилась фигура Сурилия. Присутствовали здесь и Марсий вместе с теми стражниками, с которыми я, впервые столкнувшись в камере, позднее бок о бок сражался, удерживая мостки между пристанью и пирсами. Был тут и седой воин, дольше всех продержавшийся рядом со мной в бою, и также попросивший разрешения соприсутствовать. Все они были ранены. Марсий и один из стражников лежали на соломенных тюфяках, остальные сидели на палубе. Молодой воин, Марк, достигший Порт-Коса и приведший корабли, сделавшие возможной эвакуацию людей с причалов, тоже был рядом. Теперь, несмотря на его юность, его место находилось рядом с командующим, и было одним из самых высоких среди оставшихся в живых воинов Форпоста Ара. Собрались здесь и многие другие, вместе с кем мне посчастливилось драться на стене и в других местах. Среди них были и два совсем юных паренька, служивших моими посыльными на стене, да и позже на пристани, принесших немало пользы. Все, кто стоял с нами в это время и в этом месте, теперь занимали самое высокое положение среди выживших граждан Форпоста Ара.

Я осмотрелся, с удовлетворением отмечая отличия, появившиеся в них теперь изменения, когда у них появилась возможность нормально поесть и выспаться в течение целой ночи, хотя и на узкой, переполненной палубе галеры. Не исключено, что для многих из них это была первая ночь за долгие недели, не прерванная дежурствами или тревогами.

«Первую из этих женщин» ещё не привели. Её как раз заковывали в приготовленные для неё цепи. Она по-прежнему оставалась всё в том же импровизированном рабском капюшоне. Впрочем, я стягивал с неё этот мешок вчера вечером и сегодня рано утром, правда, таким способом, чтобы не открыть ей глаза, а только покормить и напоить, заранее попросив, чтобы её предупредили о молчании прежде, чем я вытащу кляп. Конечно, она знала, что находилась на галере, двигавшейся по течению Воска, а значит на запад, но у неё не было никаких идей относительно того, куда именно, где она находится в данный момент, и о том, что ждёт её лично. Её держали вместе с другими женщинами, которые за одним единственным исключением, были рабынями, и которым было приказано соблюдать тишину. Голоса, которые слышала девушка вокруг себя, по большей части принадлежали команде «Таис», имевшей косианский акцент, или точнее весьма близкий к нему.

Вчера ближе к вечеру, вскоре после того, как мы покинули гавань Форпоста Ара, я наконец-то стянул со своего лица уже изрядно надоевшую маску Марсия и, покачав головой, с удовольствием почувствовал свежий ветер Воска на своей коже.

– Я так и думал, что это был Ты, – слабым голосом проговорил тогда Амилиан. – Больше просто некому. О твоём побеге вместе с этой грязной предательницей Клодией, после отзыва войск из цитадели и отступления на пристань стало известно всем. Нам сообщил об этом старина Марсий, и его стражники. Кроме того, насколько я знаю, в Форпосте Ара нет никого, кто бы мог похвастаться таким владением мечом.

– Вы могли бы запросто смешаться с косианцами, – заметил мужчина, оказавшийся в тот момент поблизости, – в суматохе боя это было бы несложно. Почему Вы этого не сделали?

– Кому-то, ведь, нужно было защищать стену, – пожал я плечами. – А дальше, одно следовало из другого.

– А ещё, если бы Ты не удерживал стену, так долго, – добавил Амилиан, – не задержал бы косианцев в воротах, на пристани и на переходе, этот день закончился бы для нас задолго до прибытия Каллидора.

Многие мужчины согласно закивали на эго слова.

– Это был пустяк, – пожал я плечами.

В нескольких футах позади и чуть левее Амилиана, рядом с трапом ведущим на рулевую палубу, на коленях стояла Ширли, его хорошенькая белокурая рабыня. Она больше не была настолько бледной и голодной как прежде. Отдых и пища значительно освежили девушку. Её светлые коротко остриженные, а возможно и просто обритые в первые дни осады, волосы, уже немного отросли. Теперь, по мере возвращения сил в тело рабыни, всё сильнее появлялись прозрачные намеки на скорое наполнение её красоты той чувственностью, которая заставляет мужчин выкладывать огромные суммы на торгах, и может заставить её господина обезуметь от страсти. Глядя на неё, закованную в цепи, я пришёл к выводу, что и Амилиан тоже должен чувствовать себя намного лучше и намного сильнее. И пусть девушка всем сердцем любит своего господина, и никогда даже не помышляет о том, чтобы сбежать от него, насколько бы абсурдной не была бы такая мечта на Горе, учитывая клеймо, ошейник и неодобрительное е этому отношение общества, рабыня знает, что при случае она будет закована в цепи. Этот акт символизирует желание её господина видеть её в своих цепях и владеть ей. Этот акт символизирует его власть над ней. Несмотря на их обоюдную любовь, она – по-прежнему его собственность и его рабыня.

Даже у самого нежного и самого доброго из рабовладельцев всегда имеется неограниченная власть над своей рабыней. Она находится в его собственности не менее, чем если бы была самым грубым и грязным животным на Горе. Оказавшись в его цепях, женщина получает дополнительные и неоспоримые доказательства того, что господин страстно желает её, жаждет её. Для рабыни это является ещё одним подтверждением, его желания оставить её себе. Она наслаждается тем, что у неё нет ни единого шанса убежать от него, что она действительно принадлежит ему, что она – его собственность по закону, и тем что она должна продолжать жить для служения и любви, как она сама того страстно желает. Владеть рабыней, одевать её как нравится, если вообще будет желание позволить ей одежду, иметь её в своём распоряжении по первому зову, делать с ней всё, что нравится – это не просто приятно, это приводит в восторг. Мужчина, никогда не имевший рабыню, не имеет никакого понятия о тех максимумах сексуальности, которые может ему предоставить женщина, которая принадлежит.

– Как там поживает мой старый друг Каллимах, командующий силами Лиги Воска? – поинтересовался Амилиан у Каллидора.

Кстати, органом управления в Лиге Воска, по крайней мере, насколько я знаю, является её Высший Совет, который состоит из представителей городов членов союза. И как я понял, этот Каллидор, кем бы ни он был, является одним из уполномоченных лиц этого совета.

– Полностью поглощён работой за столом. Разбирается с многочисленными административными обязанностями, – усмехнулся Каллидор.

– И, подозреваю, крайне озабочен тем, чтобы его деятельность была заметна в Виктории, – улыбнулся Амилиан.

– Так же, как и Ты, окажись на его месте, – кивнул Каллидор.

– Боюсь, что он будет удивлен, узнав о вчерашнем происшествии в Форпосте Ара, – покачал головой командующий.

– Несомненно, – согласился с ним Каллидор. – Можешь быть уверенным, что он проведет осторожное расследование.

Амилиан рассмеялся. Насколько я понял, результаты этого расследования, могут оказаться крайне неубедительными.

Вначале мы услышали бряканье цепи, а потом и увидели «первую из этих женщин, которую следовало привести». Она по-прежнему была в импровизированном рабском капюшоне. Семенящими шажками она прошла мимо нас направляемая мужчиной, держащим её за левую руку. Он поставил девушку перед Амилианом, и усадил её на палубу. Не думаю, что она понимала толком, где находится, ну разве что за исключением того, что её, возможно, провели дальше на корму.

Девушка замерла, прислушиваясь. Никто из нас не произнёс ни слова. Она больше не носила кожаный ошейник с поводком. И руки её больше не были связаны за спиной. Зато на ней был сирик. Горло девушки охватывал железный ошейник, с которого свисала длинная цепь. К середине этой цепи, в районе талии, крепилась другая, горизонтальная цепь, каждый конец которой заканчивался браслетом, запертым на её запястье. К нижнему концу цепи свисавшей с ошейника, была пристёгнута ещё одна горизонтальная цепь, по сути, являвшаяся ножными кандалами, в которые были закованы щиколотки невольницы. Длина вертикальной цепи была такова, что если девушка стояла, то часть звеньев лежала на палубе. Такое устройство можно регулировать как угодно, и количество этих регулировок ограничивается только фантазией и желанием рабовладельца. В данный момент сирик был отрегулирован так, что рабыня могла развести запястья приблизительно на двенадцать дюймов, а кандалы на ногах позволяли ей сделать шаг не более четырнадцати дюймов. Её семенящие шажки и были результатом текущей установки ножной цепи.

Девушка некоторое время сидела на палубе неподвижно. Потом она осторожно ощупала браслеты на щиколотках, цепь между ними, перебрала руками вертикальную цепь, пробежала пальцами до наручников, украдкой попыталась стянуть кольцо с запястья. Конечно, ничего у неё из этого не вышло, и она продолжила исследовать устройство. Наконец руки девушки, пройдя по цепи, добрались до её крепления к ошейнику. Для начала ощупав скобу на ошейнике, она немного потянула, потом дёрнула за цепь и убедилась, что это крепление абсолютно надёжно. На этом её любопытство не иссякло, и пальцы рабыни принялись исследовать сам ошейник, запертый и плотно охвативший ею шею. Она казалась озадаченной и напуганной.

Сирик был надет на неё всего несколько инов назад, и наверняка это был первый случай в её жизни, когда она носила рабские цепи. Уверен, бывшая Леди Публия понятия не имела, как красиво она в них смотрелась.

Хотя теперь длина цепи позволяла ей дотянуться до мешка, надетого на голову и до кляпа во рту, разумеется, она этого не сделала, как и не посмела даже прикоснуться к ним, не говоря уже о том, чтобы попытаться избавиться от них. Всё же она была гореанкой, и ей не было нужды объяснять, что такое гореанская дисциплина.

– На колени, – тихо скомандовал ей Амилиан, и бывшая Леди Публия мгновенно встала на колени.

Она задрожала, и её дрожь, передавшись цепи, заставила тихонько зазвенеть стальные звенья.

Похоже, ей не был знаком голос командующего, так что она пока не смогла понять перед кем она стояла на коленях. Кроме того, что интересно и довольно нелепо, мне показалось, что девушка в целом всё ещё не была уверена в своем положении и статусе, хотя это уже было очевидно было для любого, кто её видел.

Амилиан жестом передал инициативу в руки Каллидора.

– Ты можешь прижать голову к палубе, – намекнул тот.

Девушка немедленно сделала, как ей было приказано, поставив ладони на палубу по бокам головы.

– Можно поднимать, – разрешил Каллидор, и она подняла голову, замерев на коленях как прежде посреди нас, хотя этого она не знала.

– Освободите ей рот, – приказал Каллидор.

Присев подле девушки, я развязал узел, но приподняв мешок чуть выше рта, затянул завязки снова. Таким образом, эффективность этого мешка в качестве средства ослепления ни на мгновение не была поставлена под угрозу. Затем я развязал завязки кляпа и осторожно вытащил мокрый комок ткани из её рта, положив его на палубу около ноги рабыни так, чтобы эти вещи оставались под рукой, и её рот мог бы быть снова заткнут, если мы того пожелаем, мгновенно вернувшись к его прежнему беспомощному состоянию.

– Ты не заклеймена, – заметил Каллидор.

– Нет! Нет! – нетерпеливо закричала бывшая Леди Публия.

– А жить хочешь? – осведомился он.

– Да! – со всем возможным жаром заверила его девушка.

– Ты женщина Форпоста Ара или, точнее, когда-то ей была, не так ли? – уточнил капитан.

– Да! – признала она.

– Тогда, как вышло, что тебя нашли на пирсах связанной, взятой на поводок и с кляпом во рту? – поинтересовался Каллидор.

– Сбежавший заключенный сделал это со мной, – ответила она. – Он заткнул мне рот, чтобы я не могла рассказать о том кто я на самом деле, и надел мне на голову мешок, чтобы меня не узнали.

– Тебе известно, что вчера случилось на пирсах? – спросил мужчина.

– Признаться, я плохо понимаю, что произошло, – призналась она. – Вчера я дважды падала в обморок, и большую часть времени пролежала без сознания. В чувство меня привели удары тех двух свободных женщин, что привели меня, беспомощную, на борт этого судна.

– Что, по-твоему, произошло на пирсах? – осведомился Каллидор.

– По-видимому, к причалам пришвартовались какие-то суда, – пожала плечами девушка, – и, как мне кажется, многие находившиеся в тот момент на пирсах люди, включая меня саму, были взяты на борт.

– Косианские суда? – уточнил капитан.

– Я не знаю, – несчастно ответила она. – Знаю только, что на рейде действительно были косианские суда.

– Но Ты могла много узнать, за то время что пробыла на борту, – заметил он.

– Я оставалась среди женщин, которым было приказано молчать, – пояснила девушка.

– И как Ты думаешь, что стало с теми женщинами, которые привели тебя на борт судна? – спросил Каллидор.

– Я не знаю, – пожала она плечами.

– А Ты не думаешь, что им вчера тоже приказали молчать?

– Я не знаю, – повторила бывшая Леди Публия.

– Что Ты слышала на судне? – спросил капитан.

– Немногое, – ответила девушка. – Только слова мужчин, занимающихся управлением судном.

– Возможно, у тебя появились некоторые догадки относительно происхождения этих мужчин, – предположил Каллидор.

– Да, – кивнула невольница.

– На основании чего? – спросил мужчина.

– На их речи, – ответила она.

– Их речи? – переспросил капитан.

– Их акцент, – пояснила Публия.

– Я тоже говорю с акцентом? – заинтересованно спросил Каллидор.

– Да, – кивнула девушка.

– Хм, – несколько удивлённо хмыкнул он, как и большинство людей, неприученный задумываться о том, что его собственная речь имеет какой-либо акцент. – И каков же мой акцент?

– Если не ошибаюсь – косианский, – прошептала бывшая Леди Публия.

– И что у остальных моих людей такой же? – полюбопытствовал капитан.

– Тот же самый, – заверила его девушка.

– В чьих же руках Ты тогда оказалась? – спросил Каллидор.

– В руках косианцев! – воскликнула она, по-видимому, теперь окончательно уверившись в этом.

– Ты можешь говорить, – разрешил он ей.

– Пожалейте меня! – внезапно взмолилась бывшая Леди Публия, сжав руки вместе и жалобно протягивая их к Каллидору и Амилиану. – Сжальтесь надо мной, благородные косианцы! Оставьте мне жизнь! Сжальтесь над женщиной!

Мужчины, молча стоявшие вокруг, с интересом наблюдали за представлением. Должно быть, их молчание подействовало на девушку угнетающе. Она, как могла, учитывая её закованные в цепи руки, попыталась продемонстрировать свою красоту.

– Мне кажется, что я весьма привлекательна, – жалобно проговорила она. – Посмотрите! Вы видите? И я смею надеяться, что моё лицо также, если Вы соблаговолите осмотреть его, может быть сочтено довольно привлекательным!

– Ты стремишься заинтересовать своих похитителей? – осведомился Каллидор.

– Да! – воскликнула она.

– Как женщина? – уточнил капитан.

– Да! – заверила его бывшая Леди Публия.

– Скажи это сама, – велел он.

– Я стремлюсь заинтересовать своих похитителей, – объявила она, – как женщина!

– И что же Ты рассчитываешь получить? – поинтересовался Каллидор.

– Мою жизнь! – с трудом сглотнув, сказала девушка.

– В обмен на что? – продолжил допытываться мужчина.

– На всё что угодно на ваш выбор, – ответила она.

– Абсолютная неволя? – намекнул капитан.

– Конечно! – воскликнула бывшая Леди Публия, причём в её голосе не чувствовалось нерешительности.

– Даже у косианцев? – уточнил Каллидор.

– Конечно! – заверила его рабыня.

– А почему косианцы должны принять тебя в качестве рабыни? – спросил капитан.

– Я не понимаю, – растерялась девушка.

– Почему Ты думаешь, что они могут заинтересоваться тобой как рабыней? – уточнил он свой вопрос.

– Я не понимаю, – озадаченно повторила бывшая Леди Публия.

– Откуда Ты знаешь, что можешь представлять для них хоть какую-нибудь ценность как рабыня?

– Я буду отчаянно стараться доказать им свою ценность, – пролепетала она.

– А вдруг не докажешь, и они выбросят тебя за борт на корм акулам, – предположил Каллидор.

– Нет! – заплакала девушка.

– Ты что, думаешь, что из любой женщины получается хорошая рабыня? – спросил мужчина.

– Я не знаю, – смущённо ответила она, – но я прошу дать мне возможность хотя бы попытаться!

– Значит Ты готова служить косианцам? – уточнил Каллидор.

– Да! – всхлипнула Публия.

– На живот, – скомандовал капитан.

Девушка скользнула вперёд и вытянулась на животе, уперевшись под плечами ладонями в палубу, и немного приподняла голову, всё ещё наполовину скрытую тканью, к Каллидору и Амилиану. Её прекрасны губы подрагивали.

– Перевернись на спину, – приказал Каллидор.

Бывшая Леди Публия поспешно и неуклюже перекатилась на спину. Внезапно она приподняла одно колено и вытянула пальцы ноги. Возможно, в этот момент она поняла что, то, что с ней делалось, было неким отдалённым аналогом проведения девушки через рабские позы, и теперь изо всех сил старалась казаться привлекательной.

– На живот! Снова! – потребовал Каллидор, в голосе которого прозвучали более резкие нотки, чем в тот момент, когда он скомандовал её лечь на живот в первый раз.

На этот раз капитан даже не успел договорить, а девушка уже была на животе, в том же положении как прежде, демонстрируя ему ту скорость, с какой она готова повиноваться.

– На колени, – приказал мужчина, и рабыня вернулась в начальную позу. – Чего Ты заслуживаешь, женщина?

– Только того, чтобы быть рабыней, – ответила она.

– Говори, – потребовал Каллидор.

– Я прошу неоценимой чести и привилегии быть обращённой в абсолютную рабыню, – огласила бывшая Леди Публия.

– Косианцев? – уточнил капитан.

– Любого мужчины, – ответила она.

Признаться, меня немного раздражало то, как она говорила. Могло сложиться впечатление, как будто она ещё не была рабыней, безоговорочно и категорически абсолютной рабыней. Она даже осмелилась не обратиться к мужчине – «Господин». Похоже, она подозревала, или надеялась, ведь пока ещё ничего такого не произошло, чтобы противоречить этому подозрению или надежде, что они люди вокруг не знают, что она уже была рабыней, что она только вчера произнесла самонеобратимые слова самопорабощения на верхней площадке над воротами цитадели. Конечно, откуда ей было знать, что я тоже нахожусь на борту этой галеры.

– Снимите с неё мешок, – велел Каллидор.

Встав позади неё, так, чтобы рабыня не могла меня видеть, я сдёрнул ткань и сразу отступил назад. Девушка вскрикнула и отчаянно заморгала. Потом, протерев слёзы и приспособившись к свету, она осмотрелась вокруг себя, и испуганно поняла, сколько и каких мужчин собралось вокруг неё стоящей на коленях.

– Это что, поведение, типичное для женщин Форпоста Ара? – улыбнулся Каллидор, взглянув на Амилиана.

– Скажем так, это – поведение, типичное для женщин, – усмехнулся в ответ Амилиан.

– Командующий, – растерянно произнесла девушка.

– Ты на борту «Таис», военного корабля Порт-Коса, – просветил её Амилиан. – Тебе была оказана честь разговора с его капитаном, моим другом и в прежние времена бывшим моим товарищем по оружию – Каллидором.

– Порт-Кос! – воскликнула она.

– Именно, – кивнул Амилиан.

– Так вот откуда этот акцент, – прошептала Публия.

– Разумеется, – усмехнулся командующий.

– А ведь и верно, – сказал кто-то из мужчин, – лицо у неё весьма привлекательное.

Девушка покраснела.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала она. – Что здесь происходит?

– Вчера десять кораблей Порт-Коса и пятнадцать других, вошли в гавань Форпоста Ара, незадолго до того, что, по-видимому, стало бы последней атакой косианцев на пирсы. Эти двадцать пять кораблей нейтрализовали силы Коса готовые к штурму, и эвакуировали людей с причалов.

– Значит, мы среди друзей, – осознала девушка.

– По крайней мере, большинство из нас, – усмехнулся Амилиан.

– Тогда, почему я в цепях? – спросила она.

– В рабских цепях, – поправил её Каллидор.

– Почему я в рабских цепях? – переспросила бывшая Леди Публия.

– А разве Ты не догадываешься? – осведомился командующий.

Девушка замолчала, вероятно, лихорадочно размышляя о том, насколько сидящий перед ней мужчина, мог быть осведомлён.

– Мой командующий может видеть, – наконец, заговорила она, – что, единственный ошейник, который я ношу, является частью этих цепей, и что я не заклеймена.

Я стоял позади неё, скрестив руки на груди. Должно быть, моё лицо в этот момент помрачнело. Понятно, что я рассердился. Хотя она не утверждала прямо, что была свободна, однако, всем было понятно, что она надеялась быть принятой за таковую.

– Возможно, – продолжила нахалка, – мои цепи могли бы быть сняты, и мне можно дать подходящую одежду, ту, что носят свободные женщины, чтобы я смогла занять место среди своих свободных сестер.

Признаться, я даже восхитился тем, как она изящно сформулировала фразу. Она не сказала «моё место», что могло бы предположить, что она имела право на него, но просто «место», не уточняя своих притязаний, так сказать.

– Считай, что Ты на суде, – сообщил ей Амилиан.

Бывшая Леди Публия ошеломленно уставилась на него.

– Или, – продолжил он, – если Ты – рабыня, мы готовы тебя выслушать.

– Я не понимаю, – пролепетала девушка.

– Уверен, понимаешь, – усмехнулся командующий.

– Но, каковы обвинения? – спросила она.

– Обвинений, если Ты – свободная женщина, несколько. Во-первых, намерение обмануть относительно своей касты. Во-вторых, пренебрежение традиционным укрывательством и скромностью, выраженное в хождении босиком и с открытыми икрами, создававшее преимущества для тебя и опасные условия для остальных свободных гражданок города в случае его взятия врагом. И в-третьих, отсутствие патриотизма, о чём свидетельствует отказ остричь волосы и поставить своим соотечественникам необходимый для обороны материал.

– Но Командующий, Вы же видите, – запротестовала бывшая Леди Публия, – поднимая руки к голове, и проводя ими по оставшимся волосам, – мои волосы были подстрижены, и так же коротко, как и остальных!

– Насколько я знаю, твои волосы состриг только вчера в камере сбежавший заключенный и, к тому же против твоего желания.

– Но, Вы же не верите этому, командующий? – осторожно осведомилась она.

– Предательница Леди Клодия, и бесспорная свободная женщина, находится в нашей власти, – предупредил Амилиан. – Мне надо вызвать её, чтобы получить свидетельство того, при каких обстоятельства и когда именно Ты лишилась своих волос?

– Нет, командующий, – вздохнула девушка.

– То есть Ты не оспариваешь того, в чём я тебя только что обвинил? – уточнил он.

– Нет, Командующий, – сказала она, разочарованно опустив голову.

– Также известно, что Ты носила при себе много золота, в своём кошельке, по-видимому, опять же, чтобы повысить свои шансы на убеждение победивших косианцев пощадить тебя. Сумма, кстати, была такой, что большинству женщин Форпоста Ара даже не снилась. Таким образом, Ты снова обеспечивала себе преимуществом перед ними. Это оспаривать будем?

– Нет, командующий, – не поднимая головы, отозвалась бывшая Леди Публия.

Конечно, она знала, что Леди Клодия могла засвидетельствовать присутствие золота в её кошельке. Кстати, в конечном итоге, её золото было использовано по прямому назначению, хотя это и не было известно девушке, именно оно, после падения ворот, помогло выкупить проход Амилиана и его людей к пристани. Именно его я рассыпал позади наёмников, чтобы освободить коридор.