Текст книги "Предатели Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

– Что Вы делаете, что она делает! – попробовала возмутиться моя пленница. – Ой-ой-ой!

– Помнится, – заметил я, – Ты требовала, чтобы верёвки затягивали потуже.

– О-ой! О-о-ох! – вскрикнула она, потом снова, и наконец, взмолилась. – Пожалуйста! Не затягивайте их так сильно! О! Ой!

Наконец, со связыванием было покончено.

– А твои икры и лодыжки, ничуть не менее привлекательны по сравнению с её, – похвалил я, и Клодия вспыхнула от удовольствия, доставленного ей моим нехитрым комплиментом.

– Я уже столько дней не носила одежду! – воскликнула женщина, восхищенно касаясь платья.

Я улыбнулся, глядя на эту сцену.

– Теперь вуаль, и оберни тканью голову, так же как было у неё. Быстро, – приказал я.

– Что значит этот произвол! – возмутилась Публия, дёргаясь в стянувших её тело путах.

– Отлично получилось, – похвалил я Клодии.

Кстати, у неё, были такие же тёмно карие глаза, как и Публии. Если человек не знал надзирательницу близко, не говоря уже о том, если только видел её, то, как мне показалось, ему будет довольно трудно определить, что под вуалью скрывается совсем не она, я Леди Клодия.

– Что всё это значит? Что Вы задумали? – простонала Леди Публия.

– Сходи к стражникам, – велел я Клодии, – и отрежь лоскут от туники. Мне нужно немного ткани.

Женщина быстро раздобыла требуемое, воспользовавшись ножом с пояса одного из охранников.

– Что всё это значит? – снова настойчиво и сердито спросила Публия, пока я надевал на её шею ошейник с поводком.

Теперь она стояла на коленях там же, и точно так же, как прежде стояла Клодия, вплоть до таких деталей, как поводок и ошейник.

– Не понимаю, что вам от меня надо! – зло крикнула надзирательница.

Я встал перед ней и пристально посмотрел на неё сверху вниз. Связанная и коленопреклонённая девушка сразу стушевалась под моим взглядом и задрожала. Что ни говори, а женщины хорошо понимают это положение.

Через мгновение Леди Клодия присоединилась со мной, принеся приличный лоскут ткани.

– Освободите меня, – потребовала Леди Публия.

– Сначала Ты поможешь нам покинуть цитадель, – усмехнулся я.

– Ни за что! – крикнула она.

– А по моему плану, твоего согласия и не требуется, – поведал ей я.

– Вы, наверное, думаете, что она сможет выдать себя за меня, – презрительно, сказала надзирательница.

– Почему-то я в этом уверен, – пожал я плечами.

В этот момент очередной мощный удар потряс здание. Камень опять попал в стену не далее, чем в ста футах от камеры. Связанная Публия испуганно вздрогнула, отчего звякнули кольца соединявшие поводок с ошейником.

– Катапульты, – также вздрогнув, сказала Леди Клодия. – Снова началось!

– Она достаточно смазлива, – заметил я. – Возможно, косианцы могли бы оставить её для ошейника.

– Я тоже так думаю, – поддержала меня Клодия.

– Почему Вы так однозначно говорите о косианцах? – внезапно со страхом в голосе спросила Публия. – Разве я не красива?

– Да, красива, – не стал отрицать я.

– Неужели найдётся кто-то, кто не захотел бы оставить меня в живых? – спросила она.

– Возможно, и даже не только «кто-то», – ответил я. – Понимаешь ли Ты, Публия, что существует множество реакций поведенческих и психологических, по которым можно определить, является ли неволя женщины притворной?

– Понимаю, – испуганно ответила девушка.

– И даже в том случае, когда с твоими реакциями всё в порядке, может найтись тот, кто мог бы не захотеть сохранить тебе жизнь.

– Чего Вы здесь ждете? – вдруг истерично завизжала Публия. – Почему Вы не убегаете? Почему Вы до сих пор здесь?

– Гостя мы ждём, – спокойно объяснил я.

– Какого гостя? – опешила она.

– Неужели Ты забыла? – делано удивился я. – Он должен был прийти сюда уже несколько ен назад. Только его и жду, но он похоже задерживается, наверное его косианцы отвлекли.

– Если она должна быть мной, – внезапно севшим голосом проговорила Публия, испуганно глядя на Леди Клодию, одетую в её бывшие тряпки, вуаль и тюрбан, – тогда какая роль отведена мне в этом фарсе?

Пока мы говорили, я забрал у моей сокамерницы, принесённый ею лоскут ткани, и разорвал его на несколько частей.

– А Ты разве ещё не догадалась? – спросил я, ухмыльнувшись.

– Нет! – закричала она. – Нет!

– Возможно, – хмыкнул я, складывая лоскут в тугой комок.

– Вы что, не с Коса? – спросила Публия.

– Нет.

– Из какого Вы города?

– Из Порт-Кара, детка, – усмехнулся я.

Публия внезапно побледнела.

– Слава Порт-Кару, – объявил я.

– Пощадите! – закричала она.

– Слава Порт-Кару, – повторил я, невозмутимо глядя на неё.

– Слава Порт-Кару! – отчаянно выкрикнула, со всем возможным пылом.

– Три раза, – напомнил я.

– Слава Порт-Кару, – прокричала она трижды.

Она хотела крикнуть что-то ещё, но в этот момент я запихнул кляп ей в рот, где тот немедленно расширился, всё же лоскут ткани там был приличный.

– Это может оказаться последними словами, тобою произнесёнными, – заметил я.

Она уставилась на меня совершенно дикими, полными слёз глазами, и принялась дёргаться, извиваться, отрицательно мотать головой, пытаясь что-то сказать, но я уже закрепил кляп в её рту парой завязок, так что ничего кроме тихого мычания у неё не получилось.

– Когда придёт палач, как Ты думаешь, кого он ожидает здесь найти? – поинтересовался я.

Надзирательница побледнела, задёргалась и в отчаянии закрутила головой.

– По правде говоря, до сих пор Ты приносила одни проблемы, – сказал я. – Возможно, теперь тебе хотелось исправить своё поведение?

Она, заливаясь слезами, закивала так отчаянно, что я испугался, что у неё голова отвалится.

– Держи её на коротком поводке, – предупредил я Клодию, лицо которой было не менее белым.

Это не позволило Публии опустить голову на пол к нашим ногам. Теперь она запрокинула голову назад и умоляюще смотрела на меня. Но я, взяв её за волосы, вынудил девушку наклониться немного вперёд и прикрыл лицо оставшимся у меня куском туники охранника, в котором ножом прорезал несколько отверстий. Просунув в отверстия и жгут из скатанной ткани, я завязал его на шее сзади, превратив лоскут в грубое подобие рабского капюшона.

– Возможно, такой Ты мне понравишься больше, – предположил я.

Пленница начала истерично, жалобно извиваться и стонать.

Я встал и жестом показал Клодии, что она может отпустить поводок. Признаться, вначале мне показалось, что она не сможет разжать пальцы, но у неё получилось. Как только натяжение на поводке исчезло, Публия, как я и ожидал, тут же опустила голову до пола, и наощупь найдя мои ноги, принялась дико и жалобно прижиматься к ним своими разделёнными губами, в попытке изобразить поцелуй. Я не замедлил воспользоваться удачно сложившейся ситуацией и, прокинув поводок между её ног, скрестил и связал ей щиколотки. Таким образом, теперь она оказалась закреплена в совершенно беспомощном положении. Я встал и окинул её взглядом. Да, кроме того, это ещё и положение почтения.

– Выгляни, не идёт ли кто, – приказал я испуганной Леди Клодии, и та метнулась к двери камеры, и через мгновение, возвратившись, отрицательно помотала головой.

– Странно, пора бы ему уже, – проворчал я.

Леди Клодия поглядела вниз на нашу беспомощную надзирательницу.

– Кол, насколько я помню, – сказал я, присев рядом с пленницей, решив напомнить ей слова, сказанные ранее Клодии, – это твердый металлический полированный шест, очень длинный, почти в хорт диаметром. Он заострён с одного конца и устанавливается вертикально.

Публия и панике задёргалась и протестующе замычала, а Леди Клодия поражённо уставилась на меня поверх вуали. В её собственных глазах стояли слезы.

В этот момент мощный удар потряс здание. Камень врезался в стену футах в сорока-пятидесяти слева от нас, и возможно даже повредил соседнюю камеру. Облако пыли заполнило коридор и начало вплывать в нашу камеру. Мне пришлось приложить руку к лицу. На какой-то момент я даже позавидовал женщинам, вуаль и капюшон которых защищали их от пыли.

А через мгновение из коридора донёсся натужный кашель и в камеру вошёл рослый мужчина в чёрной маске, которая, за исключением узкой прямоугольной щели для глаз, полностью скрывала его голову. И маска, и туника мужчины были покрыты пылью. Войдя, он первым делом принялся стряхивать пыль со своей одежды и тела.

– Стена слабеет, – сообщил он мне. – Через несколько енов косианцы могут снова пойти на приступ. Они уже строятся в штурмовые колонны. Боюсь, что мы больше не сможем сдержать их.

Я понимающе кивнул.

– Если не ошибаюсь, Вы – Леди Публия, надзирательница? – уточнил он, обратившись к Леди Клодии.

– Да, это я, – бесстрашно заявила она.

– Признаться, я не очень одобряю надзирателей женщин, – пробурчал палач. – Это – работа для мужчин.

Клодия надменно вскинула голову.

– Возможно, Вы уже сожалеете что приняли подобное предложение, – предположил мужчина.

– Возможно, – буркнула Леди Клодия.

У наших ног, отчаянно пытаясь поднять голову, завозилась и что-то тихо промычала Леди Публия. Никто не обратил на неё никакого внимания, ведь она была заключенной. Однако я предположил, что возможно, теперь, в свете последних событий, она уже очень сожалеет, что когда-то согласилась занять должность надзирательницы.

– У Вас, кстати, хорошенькие ножки, – заметил мужчина, обращаясь к Клодии.

Нисколько не сомневался, что комплемент женщине пришёлся по душе, но в данный момент она была не в том образе, чтобы показать это, и Клодия просто промолчала.

– Из какой Вы касты? – полюбопытствовал палач.

– Из касты Торговцев, – ответила она.

– Почему же Вы тогда не в бело-золотой одежде? – спросил мужчина.

Белый и золотой, или белый и жёлтый – это цвета касты Торговцев.

Клодия снова не стала отвечать на его провокационный вопрос.

– Вы даже не в одеждах сокрытия, – заметил он.

– Они не слишком подходят к этому месту, – сказала женщина.

– Вы не носите их, потому что это не подходят для тюрьмы, – усмехнулся он, – но тогда почему Вы здесь, раз уж здесь не уместно носить такие вещи?

– Есть много мест, где они не были бы уместны, – буркнула она.

– Это точно, – согласился палач, – например, на косианском невольничьем рынке.

– Я имела в виду другие места, – ответила Клодия.

– И это верно, – сказал он, – например, нося камни рабочим на стены, ухаживая за ранеными и тому подобные места. Так что интересно получается, что Вы захотели быть именно здесь.

– Кому-то же надо было работать здесь, – проворчала женщина.

– Возможно, дело в том, что Вы могли в чём-то почувствовать себя здесь мужчиной, – предположил палач.

– Возможно, – как будто сердито дёрнула плечами Клодия.

Зато Публия, связанная у наших ног, опять что-то неясно промычала. И мне даже послышалось в её мычании нечто вроде осознания, признания, тревоги, сожаления, страдания и боли. Похоже, по некоторым причинам вопрос мужчины оказался глубоко значимым для неё. Не исключено, что у неё имелись некие тайные внутренние претензии на мужественность, или на желание быть подобием мужчины, или что-то вроде этого, впрочем, мне казалось маловероятным, что она всё ещё сохраняла их. Думаю, что теперь до неё дошло, что она была чем-то очень отличающимся и, по моему мнению, чем-то замечательным, подлинным и соблазнительным – женщиной. Во всяком случае, сейчас она точно знала, что у наших ног она была беспомощной связанной женщиной.

– Судя по виду этого, с позволения сказать, одеяния, женщина, – усмехнулся он, – я сомневаюсь, что под ним на вас есть нижнее платье.

– А это уже моё дело, – надменно ответила ему Клодия.

– Боюсь ещё до наступления сумерек Вы, скорее всего, будете в ошейнике, облизывать ноги какого-нибудь косианца, а может и не одного, – хмуро заметил мужчина.

– Возможно, – сердито буркнула она.

– А что до тебя, моя маленькая вуло, – весьма любезно сказал палач, приседая подле Публии. – То готов держать пари, что Ты, тоже хотела бы иметь возможность согнуть спину перед косианцами, вот только вряд ли у тебя это получится.

Леди Публия снова принялась дико извиваться и дёргаться, издавая жалобные стоны.

– Подозреваю, что Вы обильно накормили её, – заметил товарищ, посмотрев на Леди Клодию, которую он принимал за надзирательницу Публию.

– Энергии ей хватит надолго, – заверила палача Клодия.

Тем временем, Публия отчаянно боролась с кожей широкого толстого ошейника и прочного ремня, пытаясь поднять голову. Правда результат получился жалкий, она осталась точно в той же позе, в которой была.

– А зачем ей заткнули рот? – поинтересовался палач.

– Это затем, чтобы она не смогла раскрыть свою личность, – сказал я чистую правду.

Публия настолько опешила, что даже прекратила дёргаться.

– Это приказ Амилиана, – поспешил пояснить я. – Он не был уверен, что подобных ей шпионов, в городе больше не осталось. Соответственно, если она не единственный такой агент, то косианцы не смогут узнать, кто из них сидит на колу. Капюшон, конечно, нужен для того же. В какой-то степени, хотя как мне кажется теперь уже немного поздно, это могло бы ослабить работу их разведывательной агентуры в городе. Кроме того другие агенты, если таковые остались среди нас, могут испугаться, не зная, кто именно из их числа был захвачен, скольких она успела выдать, и кто из них мог бы быть следующим.

– Да, – протянул палач. – Наш командующий – человек умный.

– А то, – согласился с ним я, тем более, честно говоря, я действительно испытывал уважение к Амилиану, как к командиру.

Леди Публия снова задёргалась. Ткань накинутая на голову промокла от её слёз.

– Не волнуйся Ты так, маленькая вуло, – успокоил её палач, потрепав её по голове рукой, – уже скоро Ты будешь на вертеле поджариваться на солнышке.

Она замычала и замотала головой.

– Замечательно, кажется, что у меня не возникнет больших трудностей с тем, чтобы заставить её извиваться на колу, – довольно проговорил мужчина.

Дикие, но тихие и жалобные стоны и мычание доносились из-под импровизированного капюшона Леди Публия.

– Знаете, иногда они хорошо дёргаются и извиваются, – поведал нам палач, – возможно, кто-то просто от страха, кто-то потому что думает, что сможет слезть кола, некоторые полагают, что смогут побыстрее закончить с этим. Есть и такие, кто пытаются держаться спокойно, насколько это конечно возможно. К таким приходится применять плеть, но иногда и без этого обходится. Если мы позволяем им не торопиться, по кол входит всего по хорту за ан. Впрочем, исход, конечно, в любом случае один.

От таких откровений Публия забилась в истерике. Мычала она теперь, уже не переставая. Откуда только силы взялись.

– Хм, обычно они так не волнуются, – заметил палач. – К этому времени, они уже цепенеют от страха, и не пытаются сопротивляться. Многие даже не могут идти.

Я припомнил, что Леди Клодия немного раньше была именно в таком состоянии.

– Ну всё, пора идти, вуло, – объявил мужчина, вставая на ноги.

Публия, замершая было у его ног, снова дико замотала головой, лихорадочно задёргалась и жалобно замычала. Должно быть, она уже стёрла кожу себе на задней части шеи.

– Кажется, она всё время умоляет о милосердии, – предположил палач.

– Возможно, – пожал я плечами.

Девушка жалобно прохныкала.

– Презренная шпионка, – проворчал он, и сердито пнул, заваливая её на бок.

Леди Клодия, круглыми от страха глазами смотрела, то на лежащую на боку беспомощную пленницу, то на её палача. Возможно, прежде она никогда не видела, чтобы с женщиной обращались с подобной суровостью, или, по крайней мере, со свободной женщиной.

Мужчина меж тем наклонился и освободил ноги Публии и намотал поводок на кулак, почти до самого кольца. Потом он, двумя руками, одной за плечо, а другой за поводок, поставил её на колени.

Публия опять принялась стонать и жалобно хныкать. Думаю, что теперь она куда лучше, чем прежде понимала то незавидное положение, в котором оказалась. Я даже подумал, что она сейчас упадёт в обморок или ослабнет до такой степени, что не сможет самостоятельно идти. Признаться, я даже не был уверен, что она смогла бы встать на ноги без посторонней помощи.

– Вот теперь и подумай, стоило ли того косианское золото, – с горечью заметил палач.

Пленница задрожала.

– Пойдём уже покажем твоим друзьям с Коса, как прекрасно Ты будешь смотреться на колу, – сердито процедил он.

Публия замотала головой, но теперь она делала это уже в каком-то оцепенении.

– Когда я потяну поводок дважды, – сказал палач, сматывая ремень с кулака, – Ты поднимешься и последуешь за мной. Всё просто, куда поводок тянет, туда и идёшь.

Но прежде, чем он успел дважды потянуть за поводок, давая тем самым заключенной сигнал, девушка бросилась головой вниз, к его ногам, как она уже делала это ранее с моими. Мужчина не стал торопиться, и позволил ей нащупать их и прижаться к ним лицом.

– Кажется, у тебя есть предрасположенность и задатки рабыни, – заметил палач.

Публия подняла к нему голову и трогательно, с надеждой закивала.

– И тело у тебя, надо признать столь аккуратное и соблазнительно сложенное, очень походит на те, что можно найти на невольничьих рынках, – признал он.

Девушка утвердительно, умоляюще захныкала.

– Но, к сожалению, – развёл он руками, – Ты – свободная женщина.

Публия дико замотала головой.

– Хм, тогда, кажется, Ты забыла дома своё клеймо, – усмехнулся он.

Она издала тонкий умоляющий писк.

– Однако, возможно, всё же правду говорят, что все вы свободные шлюхи, в действительности являетесь рабынями и принадлежите ошейнику, – пожал он плечами и, посмотрев на Леди Клодию, добавил: – Вон, например, у твоей подруги, надзирательницы, отличные икры и лодыжки. Я даже не сомневаюсь, что она их выставила ради интереса и удовольствия косианцев, её будущих владельцев.

Леди Клодия сделала шаг назад, не отвечая ему. Мне стало интересно, понял ли палач, что Публия задумала попытаться бежать. Я-то это прекрасно видел.

– Предательница, – презрительно бросил мужчина пленнице.

В этот момент Публия внезапно вскочила на ноги и попыталась броситься бежать, но, не успев сделать и шага, искусным рывком и поворотом поводка, была опрокинута на бок прямо к его ногам. Мужчина держал привязь в натяг, наступив на неё ногой рядом с шеей Публии, прижимая её голову к полу. Леди Клодия замерла, прижав руку к скрытым под вуалью губами. Она круглыми от страха глазами смотрела на беспомощно валявшуюся на полу, беспомощную Публию. Полагаю, что она никогда прежде не видела, как женщиной управляют с помощью поводка.

– Это было глупо, – заметил палач. – Ну что, начнём заново?

Он снял ногу с поводка и дёрнул за него один раз, подавая пленнице сигнал приготовиться к тому, что следующий сигнал вот-вот поступит. Затем палач потянул поводок дважды.

– Встать, – продублировал он, на всякий случай, команду голосом. – Следовать за мной.

Женщина с трудом поднялась на трясущиеся ноги, но они отказались держать её, подогнулись, и она завалилась обратно на пол, и кажется потеряла сознание.

– Предупреждаю, – сказал палач, шлёпая Публию по щекам. – Если мне придётся нести тебя, то я поступлю с тобой, как с рабыней.

Однако, я уже сомневался, что Публия теперь смогла бы даже стоять, не то что идти. Думаю, что путы, кляп, мешок на голове, непринужденность, с которой была пресечена её попытка побега, всё это вместе ясно дало ей понять её полную беспомощность и осознание того, что она теперь не могла, ни в малейшей степени, ни желанием, ни действием, повлиять на ход событий. Мы проследили за этим. Теперь она могла лишь немного шевелиться.

Палач тяжело вздохнул и, достав кусок шнура, наклонился к Публии и с явным намерением связать ей щиколотки.

– Что это с Вами? – поинтересовался мужчина, удивлённо посмотрев на Клодию, испуганно замершую в стороне.

Казалось, что она сама едва держалась на ногах. Женщина, ошеломлённо глядя на палача, жалобно протянула к нему свою руку.

– Не беспокойся за неё, – сказал тот, дёргая концы шнура и затягивая узел на ногах пленницы. – Не забывай, она – шпионка.

Публия леди слабо пошевелила ногами, но теперь и её щиколотки были связаны.

– Жаль, конечно, уничтожать такую красоту, – вздохнул он. – Такая фигурка так и просится в рабство.

Публия обессилено промычала.

Пока палач любовался обессиленной пленницей, сильно взволнованная Леди Клодия подошла ко мне и встала рядом. Мне показалось, что она сама уже была на грани обморока.

– Вы не можете позволить увести её на казнь! – прошептала она мне.

– Полагаю, когда-то Ты была надменной свободной женщиной, – сказал палач Леди Публии. – Конечно, теперь-то Ты не кажешься такой надменной. Однажды тебе пришло в голову, что Ты очень умная, и Ты решила предать свой город за косианское золото. Подозреваю, что теперь Ты уже не столь уверена в своём уме.

Я кивнул, показывая Леди Клодии, что она должна вернуться в своё место.

– Что это с ней? – опять спросил палач.

– Пожалела приговорённую, – невозмутимо пожал я плечами.

– Отстаньте от неё! – внезапно выкрикнула Леди Клодия.

Её порыв тут же был поддержан бешеным, откуда только силы взялись, дёрганьем, тихими жалобными стонами пленницы.

– Зачем её казнить?! – спросила Леди Клодия. – Что это может теперь изменить? Какое это теперь имеет значение? Все вы уверены, что город скоро падёт. Тогда зачем всё это?

Я сейчас желал только одного, чтобы Клодия держала своё смазливое личико скрытым под вуалью.

– А зачем по вашему, мы ждали столько времени? – поинтересовался у неё мужчина. – Пусть это будет насмешкой, если хотите, что сегодня, в день, когда цитадель вот-вот должна пасть, когда её спасение так близко, после стольких дней мрачных ожиданий и отчаянных надежд, она, получит заслуженное правосудии и будет на виду у врагов сидеть на колу, как демонстрация нашего к ним пренебрежения!

Связанную Публию колотила дрожь. Леди Клодия испуганно отпрянула, и бросила на меня дикий взгляд.

– Могу помочь с ней, – предложил я, прикидывая, что в случае его согласия, я вполне обоснованно окажусь достаточно близко к нему, и смогу действовать наверняка.

– Сам справлюсь, – буркнул палач, и вдруг подозрительно осмотрелся. – А где остальные?

– Какие остальные? – перепросил я.

– Ну, обычно приходит команда, три стражника и надзиратель, – пояснил он.

– Да где-то здесь, наверное, – пожал я плечами.

– Как же здесь, – проворчал палач, – наверняка оба на стене, в первых рядах. Ждут атаки.

– Возможно, – не стал переубеждать его я.

Это, конечно, с его точки зрения, казалось наиболее вероятным объяснением, учитывая его информацию.

– Это было мудро с их стороны, – заметил мужчина, – перевести второго заключенного в другую камеру, чтобы этим утром можно было послать сюда только одного человека.

– Пожалуй, это имело смысл, – согласился я.

– Впрочем, он всё равно был слишком слаб, чтобы сделать хоть что-то, – отмахнулся он.

– Возможно, – улыбнулся я про себя.

– Подозреваю, что к настоящему времени с ним справился бы даже ребенок, – предположил палач.

– Возможно, – кивнул я.

– Эх, мы сейчас все слабы, – раздражённо проворчал он.

– Вы уверены, что моя помощь не потребуется? – спросил я.

– Нет, – отмахнулся палач. – Вес этой презренной предательницы для меня – ничто.

Мужчина отвернулся, наклонился и, приподняв дрожащую Публию, приготовился закинуть её на плечо. Внезапно он замер. Очевидно, он наконец-то обнаружил тела, скрытые под соломой. Больше тянуть было нельзя. Я метнулся к нему. Но в то же мгновение, мир вокруг нас внезапно взорвался. Меня подбросило в воздух, и я, рухнув на пол, прикрыл голову руками. В тот же момент, казалось, что камера заполнилась обломками камней и кирпичей и ужасающим грохотом. Перекрывая все другие звуки отчаянно завизжала Клодия. Вдруг стало невозможно ни дышать, ни видеть. В воздухе повисла белёсая пыль, сверкающая в лучах затопившего камеру солнечного света. Все находившиеся в камере закашлялись. Протерев глаза, слезящиеся от пыли и внезапно ворвавшегося яркого света, я увидел, что половина стены исчезла. Палач, как и я сбитый с ног, медленно, словно нерешительно поднимался. Пол в том месте, где он находился, был вздыблен и испещрён трещинами. Мне показалось, что мужчина был серьёзно контужен. Он повернулся ко мне, и принялся тыкать в полуразрушенную стену пальцем, словно желая проинформировать меня о своём открытии, даже на первый взгляд крайне подозрительном. Он так и не успел ничего толком понять, встретившись с камнем, обломком стены, зажатым в моей руке. Мужчина на мгновение замер, и осел на колени. Леди Клодия прижав руки к голове, сидела на полу и дрожала от страха. Публия так и осталась лежать на потрескавшемся полу среди обломков кирпичей. Не исключено, что она пребывала в состоянии шока. Кругом всё было покрыто пылью.

Я вскарабкался по развалинам стены к огромной прорехе, пробитой камнем. Передо мной, под ярким утренним солнцем, и ясным синим небом раскинулась потрясающая панорама. Яркие блестящие наконечники копий, квадраты щитов, развевающиеся плюмажи, штандарты наёмных компаний и полков, раскиданные тут и там осадные машины, тарларионы, тарнсмэны в небе, сомкнутые ряды пехотинцев, огибающие кое-где сохранившиеся здания. Всё это расположилось на трехстах ярдах площади, созданной из разрушенных и разровненных руин оставшихся от сожжённых и снесённых зданий. Подвалы засыпали обломками, а то, что осталось невостребованным, было вывезено за пределы этой искусственно созданной равнины. Передо мной разворачивалась к атаке вся мощь собранной на севере армии Коса!

Я нетерпеливо бросился к Леди Клодии, и схватив её за руку подтащил к пролому в стене, чтобы она могла вместе со мной насладиться великолепием войны.

– Ты видишь это? – восторженно крикнул я, – Ты видишь каково то, что мужчины любят больше всего это?

– Это пугает меня! – задохнулась она.

– Смотри на них! – крикнул я, – солдаты, слава и сила!

– Мне страшно! – заплакала женщина.

Ворвавшийся снаружи ветер, прижал вуаль к её губам, очертив их соблазнительную форму.

– Как же это великолепно! – закричал я в упоении.

– Это не для меня, я принадлежу ошейнику и цепям! – внезапно выкрикнула Клодия.

– Да, – согласился я, сжимая её руку, – так и есть!

Если бы я не держал её за руку, то боюсь, она скорее всего упала бы в обморок прямо на обломки стены.

И тут округа взорвалась рёвом труб.

– Мужчины двинулись! – указала она.

– Это – штурм, – объяснил я.

– Они молчат! – заметила Клодия.

Во время всех прежних штурмов сигналы труб всегда сопровождались криками солдат.

– Своими криками они поддерживали себя, настраивали на бой, – пожал я плечами. – А сейчас они идут, просто чтобы закончить это дело.

Первыми к стене проходили легковооружённые пехотинцы, пращники и лучники, за ними следовали метатели дротиков. Под их покрытием подходили отряды со штурмовыми лестницами и тросами с кошками. Последними шли пехотинцы-мечники, те, кому предстояло карабкаться на стены по лестницам и тросам, и вступать в бой не на жизнь а на смерть с защитниками цитадели.

– Стена подвергнется нападению в нескольких местах, – заметил я, – они хотят растянуть силы защитников.

Клодия вдруг открыла рот от удивления.

– Что случилось? – спросил я.

– Мне показалось, что здания движутся, – ответила она, – там позади других домов.

– Где? – тут же заинтересовался я.

– Это не имеет значения, – отмахнулась Клодия, – это иллюзия, марево, возможно, воздух от нагретых камней поднимается вверх.

– Где? – повторил я свой вопрос.

Она указала рукой в сторону развалин, и снова открыла рот от удивления.

– Это не иллюзия, – заверил её я. – Он действительно движется. И он там не один.

– Дома не могут двигаться! – заявила женщина.

– Я насчитал одиннадцать, – сообщил я. – Их могут двигать по разному. Некоторые изнутри толкают люди или тащат тарларионы, запряжённые в сбрую закреплённую на задних брусьях. Некоторые, как например, вон тот, посмотри правее, люди или тарларионы тянут веревками снаружи. Конкретно этот тянут люди. Видишь их?

– Вижу, – кивнула она.

Навскидку я определил, что к осадной башне крепилось, по крайней мере, пятьдесят тросов, в каждый их которых впрягалось как минимум по пятьдесят мужчин. Отсюда, они пока казались маленькими. Расстояние до них было приличным.

– Но даже в этом случае, как они могут двигаться? – спросила Клодия.

– На самом деле, это не дома построенные из камня или кирпича, как Ты подумала, – объяснил я. – Это – высокие, подвижные конструкции на колесах. Они выглядят тяжёлыми, это верно, но для своих размеров, эти башни достаточно легки. По сути, это деревянные рамы, построенные из брусьев и с трёх сторон обшитые легкими досками, а иногда даже кожей. Обшивка, перед приближением к стене поливается водой, чтобы не дать обороняющимся сжечь всю конструкцию. Их делают выше стены. Верхняя часть передней стены представляет собой откидную аппарель, которая открывшись, ложится на стену, предпочтительно с наклоном вниз, чтобы воины с верхней площадки могли набрать скорость в атаке, а заодно и быстрее освободить место для тех кто находится на внутренних лестницах и платформах. Типов таких конструкций множество. Некоторые даже используются на кораблях. Вообще-то они называются осадными или штурмовыми башнями.

– Ужасные вещи, – пробормотала Клодия.

– Даже одна из них может перебросить в город тысячу мужчин в течение десяти енов, – добавил я.

– Они похожи на гигантов, – прошептала она.

– Ну да, действительно, есть в них какая-то угрожающая величественность, – признал я.

Мы стояли на виду у всех в большом неравном проломе в стене, словно в картинной раме!

– Уходим, – приказал я, отдёрнув женщину назад от отверстия, потащил вниз, обратно в камеру.

Подойдя к палачу, я стянул с него маску, и надел её на себя. Потом уделил внимание Леди Публии, лежавшей без движения среди обломков на покрытом пылью полу. Не наклоняясь, стопой, я отряхнул с неё пыль. Женщина никак на это не отреагировала. Тогда пнул её сильнее, носком ноги, но она по-прежнему осталась неподвижной. Я не думал, что она могла быть мертва. Всё же, когда обрушилась стена, из всех нас именно она находилась в наиболее защищенном месте. Ни на ткани, ни на верёвках следов крови не было. Признаться, я даже сомневался, что она была без сознания. Я предположил, что скорее она очень сильно надеялась, что её не заметят, или проигнорируют, решив, что она мертва.

Я не знал точно, но очень сомневался, что она, лежа здесь, около двери, смущённая и напуганная, даже слышала нас, находившихся у пролома в другом конце камеры. А даже если и слышала, то я не думал, что она смогла бы разобрать наши слова, или, хотя бы определить чьи голоса она услышала, или их местоположение, относительно неё. Женщина, несомненно, к настоящему времени должна быть полностью дезориентирована. Возможно, она надеялась, что могла оказаться единственной оставшейся здесь в живых после удара. Трудно сказать, но так или иначе, она, беспомощно связанная и ничего не видящая, в лучшем случае очень слабо представляла то, что произошло. Скорее всего, она не знала, например, того, кто именно выжил. А учитывая кляп во рту, она даже при всём желании не могла спросить об этом. Это мне показалось забавным.