Текст книги "Предатели Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Вы не обвинили меня, в неношении одежд сокрытия, – напомнила она.

– В Форпосте Ара, – пожал плечами судья, – как впрочем, и в самом Аре, одежды сокрытия для свободных женщин, по закону обязательными не являются, не больше чем вуаль. Это скорее вопрос обычаев. С другой стороны, как Ты знаешь, существуют кодексы, предписывающие определенные стандарты этикета для свободных женщин. Например, они, не могут выходить на улицу голыми, как это может быть простительно для рабынь. В действительности, свободная женщина, которая в нарушение этих стандартов этикета, публично появляется, например, с излишне обнаженными руками или ногами, может быть сделана рабыней.

– Получается, что в моём появлении публично, даже притом, что, скажем, я носила единственный слой одежды, и мои икры и лодыжки были обнажены, не было никакого состава преступления, – сделала вывод бывшая Леди Публия.

– Была ли степень твоего обнажения достаточной, чтобы считать её нарушением кодекса этикета, момент довольно тонкий, – заметил Амилиан, – но, я, в любом случае, не собирался настаивать на этом.

– Конечно, ведь девушки из низких каст, вполне могут ходить не только так, но даже и более откровенно одетыми, – воспрянула она духом.

– Но Ты, кажется, из касты Торговцев, – улыбнулся Амилиан.

– А это – низкая каста! – воскликнула девушка.

Я улыбнулся про себя. Торговцы часто утверждают, что они – высшая каста, и соответственно, должны быть включены в советы высших каст. Однако в этот раз, как оказалось, наша торговка рада признать, и даже подчеркивает это, что Торговцы не являются высшей кастой. Традиционно высших каст на Горе – пять: Посвященные, Писцы, Строители, Врачи и Воины.

– В любом случае, я не настаиваю на этом пункте, – отмахнулся Амилиан.

– А если я оделась в такой манере, что моя каста не была видна, – перешла в наступление его оппонентка, – это – не больше, чем это делают многие другие женщины. Ведь в большинстве своём женщины держат одежды кастовых расцветок, скорее для формальных случаев, а некоторые вообще только для церемоний. Значит, я не думаю, меня можно считать ответственной и обвинять в попытке обмануть о своей касте. Например, я никогда не заключала сделок обманом, представляясь кем-либо другим, и я никогда не утверждала, что принадлежу к какой-либо касте кроме моей собственной.

Пожалуй, в данном случае, бывшая Леди Публия действительно была права. Правовые проблемы, связанные с намерением обмануть относительно своей касты, с точки зрения закона, конечно, в основном касаются случаев мошенничества или выдачи себя за другое лицо, например, если кто-то притворяется членом касты Врачей.

– И, кроме того, – продолжила она, – если косианские завоеватели приняли бы меня за простую девушку из низких каст, я не вижу причин, по которым законы Форпоста Ара должны быть направлены против меня. В чём смысл этого обвинения? В том, чтобы защитить косианцев от ошибки, которую у них так и не появилось возможности сделать?

– Ты надеялась с помощью своего платья и прочих ухищрений, скрыть то, что Ты относилась к касте, в отношении которой у захватчиков могло возникнуть желание мести и, таким образом, увеличить свои шансы на выживание.

Девушка вскинула голову, и цепь, свисавшая с ошейника, со звоном дёрнулась вверх.

– Я не мужчина, – напомнила она. – Да я с трудом могу поднять оружие мужчин, уже не говоря о том, чтобы владеть им. У меня просто нет на это сил. У меня нет ни их мощи, ни их умений. Я другая. Я – женщина. Я – кто-то сильно отличающийся от мужчин. Думаю, что у меня есть право на то, чтобы попытаться обеспечить своё выживание, своим собственным способом, тем, который у меня лучше всего получается.

– Способом женщины? – усмехнувшись, уточнил Амилиан.

– Да! – с вызовом признала бывшая Леди Публия.

– И во исполнение этого, Ты стала ходить босиком, носить одежду, не скрывающую твои икры, не остригла волосы и носила с собой кучу золота, – заметил командующий. – И таким образом, Ты обеспечила себе значительные преимущества перед другими женщинами Форпоста Ара.

– Каждая женщина должна заботиться о себе сама, – заявила девушка. – Я же не виновата в том, что другие женщины не оказались столь же умны как я. Это не моя вина, что они разумно не обнажили некоторые части своих тел, и не скроили для себя одежду, в которой смогли бы обратиться к захватчику. И уж тем более не стоит винить меня в том, что они испытывали недостаток золота с помощью которого, могли бы подсластить своё обращение к захватчику с просьбой об ошейнике. Я что должна быть обвинена, в том, что оказалась красивее многих женщин Форпоста Ара и благодаря этому получила некоторое дополнительное незаслуженное преимущество перед ними, или в том, что оказалась умнее большинства из них, и смогла заработать достаточно средств на это же?

– А почему Ты не пожертвовала свои волосы для защиты города? – спросил её Амилиан.

– Я не захотела, – ответила она.

– И почему же если не секрет?

– Они были красивые, – сердито буркнула бывшая Леди Публия.

– И? – поощрил её командующий.

– Я подумала, что буду более привлекательна с ними, – объяснила она, с раздражением в голосе. – Я решила, что в случае захвата города косианцами, они с большей вероятностью пощадят меня, если мои волосы не будут срезаны.

– И это в то время когда женщины Форпоста Ара их состригли?

– Они сами пожелали, – пожала она плечами.

– А ведь, между прочим, они, таким образом, снизили свои шансы на выживание, – заметил Амилиан.

– Это их личное дело, я здесь не причём, – буркнула девушка.

– А как насчёт отчаянной нужды в тросах для катапульт? – осведомился он.

– Вот и остригли бы рабынь, – сказала она.

– А что делать, если этого оказалось недостаточно? – уточнил Амилиан.

– Тогда можно взять волосы у тех женщин, которые готовы их дать, – ответила девушка.

– А если и этого недостаточно? – настаивал командующий.

– В любом случае, мои волосы не сыграли бы заметной роли, – проворчала бывшая Леди Публия.

– Хм, и что бы мы делали, если бы все свободные женщины заняли такую же позицию? – поинтересовался мужчина.

– Но они же этого не сделали, – заметила плутовка.

– Для женщины, закованной в цепи, Ты говоришь несколько высокомерно, – заметил командующий.

– Но ведь они будут сняты с меня через мгновение, – уверенно заявила она.

– Сначала Ты расскажи нам, что Ты сделала, чтобы помочь в защите своего города, – предложил Амилиан.

– Я приняла на себя обязанности мужчин, чтобы позволить им уйти на стены, – напомнила девушка.

– Это верно, – признал командующий. – Но не правда ли то, что Ты сделала это только в самом конце осады?

– Да, – согласилась она.

– И лишь только после того, как было ясно дано понять, что женщины, которые не принимают участия в помощи защитникам города, в полдень должны были быть спущены со стены голыми, в подарок косианцам.

– Да, – вынуждена была признать бывшая надзирательница.

– И какие же обязанности Ты для себя выбирала? – поинтересовался Амилиан.

– Я служила надзирательницей в тюрьме цитадели, – сообщила она.

– Почему Ты выбирала именно эту работу? – спросил мужчина.

– Я подумала, что это будет легко, – ответила девушка.

– А, кроме того, в таком месте, – усмехнулся мужчина, – та одежда, которую Ты носила, не будет казаться столь неуместной, как и хождение босиком, не так ли?

– Возможно, – не стала отрицать она.

– Но на стене Ты работать не захотела, – сказал командующий. – Почему?

– Откуда мне взять столько силы, – пожала она плечами.

– Выпрями спину, – приказал ей Амилиан, а когда она сделала это, окинув девушку взглядом, заметил: – Не замечаю никаких проблем с твоим телом.

Кое-кто из мужчин заулыбался.

– Маленькое, конечно, – признал он, – но, тем не менее, оно мне кажется таким, что вполне могло бы выдержать долгую рабскую работу.

Бывшая Леди Публия испуганно уставилась на него.

– Или возможно, всё же для него были бы более подходящими, – усмехнулся мужчина, – многочисленные, работы более очаровательного свойства, работы, особенно подходящие для женщин.

– Командующий! – возмущённо вскинулась девушка.

Но он никак не отреагировал на её протест, и замолчал. Мне даже стало интересно, не решил ли он, в качестве жеста милосердия, дать женщине возможность спросить у него разрешения заговорить. Признаться, я был бы крайне удивлён, если бы она догадалась спросить такое разрешение.

– Я услышала все выдвинутые против меня обвинения? – осведомилась она.

– Своё поведение этим утром можешь тоже включить в список, – ответил Амилиан. – Я про то, когда Ты на глазах своих соотечественников, выпрашивала ошейника у косианцев.

– Но Командующий, я же понятия не имела о том, что здесь были Вы и другие мужчины, – запротестовала бывшая Леди Публия.

– Да мы догадались об этом, – невозмутимо кивнул он, под весёлый смех остальных.

– Я прошу вас о снисходительности. Я – всего лишь женщина, – сказала она, и, не дождавшись реакции Амилиана, продолжила: – Я не думаю, что моё поведение, столь непристойное и непредсказуемое было чем-то удивительным для моего пола.

Лицо Амилиана осталось невозмутимым.

– Я не думаю, что другие женщины Форпоста Ара или других городов, оказавшись в подобной ситуации, вели бы себя по-другому, – предположила бывшая Леди Публия, на мой взгляд, небезосновательно.

– Ты думаешь, что они вели бы себя такой же готовностью? – спросил командующий.

– Я не знаю, – пожала она плечами. – Возможно, более глупые женщины вели бы себя как-то по-другому. Но ведь каждая женщина сама должна заботиться о себе!

– Понятно, – насмешливо протянул Амилиан.

– Если это, весь список обвинений против меня, то я прошу, чтобы они были отклонены, – нагло заявила плутовка. – Уверена, моя защита, даже если Вы не одобряете меня, является безукоризненной. Всё, что я сделала, включая вопрос желания оставить волосы, находится в пределах прав свободной женщины. И точно так же находится в пределах её прав, возможность преследовать свои собственные интересы, эгоистично это или нет, насколько она понимает их. Тем более ей не может быть поставлено в вину, если другие женщины не наделены таким умом, богатством и, возможно, красотой. Конечно, у вас остались возражения относительно моего поведения, касательно того, что я, по Вашему мнению, была недостаточно патриотична, но ведь недостаток патриотизма не является преступлением. Поэтому, снимите с меня цепи.

Проговорив всё это, бывшая Леди Публия и бывшая надзирательница, протянула свои скованные запястья к Амилиану.

– Вопрос значительно сложнее, чем тебе кажется, – не обращая внимания на протянутые к нему руки, заговорил Амилиан. – Тонкостей здесь куда больше, чем Ты можешь себе представить. С одной стороны твоё утверждение, что недостаток патриотизма – это не преступление, разделяют далеко не все. В особенности с этим не могут согласиться те, кто рисковал своими жизнями, защищая город, те, кто дрался на стене, у ворот, на пристани или на мостках. А, кроме того, в деле появились соображение, пока довольно смутные, что и говорить, относительно поведения указывающего на пригодность для ошейника.

Его слова заставили девушку вздрогнуть.

Прецедент, на который сослался командующий, касается поведения свободной женщины, которое рассматривается как достаточное, чтобы гарантировать понижение её статуса до рабского. Чаще всего это применяется в таких случаях, как мошенничество и воровство. Находит он своё применение и в ситуациях с попрошайничеством и бродяжничеством. Проституция, довольно редкое явление на Горе благодаря институту рабства, тоже рассматривается в качестве одного из подходящих эпизодов. Свидетельство об исполнении чувственного танца – другой случай. На Горе такие танцы почти всегда исполняются рабынями. Свободная женщина, замеченная в исполнении танца публично, рассматривается почти умоляющей об ошейнике. В некоторых городах заключение в неволю обязательно для такой женщины.

«Поведение указывающее на пригодность для ошейника», конечно, может интерпретироваться различными способами, и более широко и более узко. Однако насколько я знаю, прецедент этот почти всегда понимается, конечно, к счастью для женщин, именно в том который звучит в этой фразе, то есть имеет отношение к откровенному поведению, а не к психологическим склонностям. Многие гореане полагают, что все женщины – прирождённые рабыни, а значит, в некотором смысле все они являются подходящими для ошейника. Но даже взятая в соответствующем юридическом поведенческом смысле фраза, как можно предположить, имеет множество интерпретаций.

Например, в данном случае, судья, должен решить, имелись ли в представленных свидетельствах признаки вышеуказанного поведения, за которое соответственно мог бы быть наложен ошейник. Применительно к этому, важным штрихом, по крайней мере, в глазах некоторых, мог оказаться её отказ от участия в обороне города. Сюда входило и нежелание остричь волосы, предоставив их для использования в качестве тросов катапульт, и это несмотря на отчаянную потребность в таком материале, и факт того, что во время осады она согласилась взять на себя довольно несерьёзную обязанность, только после угрозы наложения серьезного наказания за неучастие.

На основе и по совокупности таких фактов и учитывая их общий вес, вполне могло быть сделано заключение относительно того, соответствовало ли поведение бывшей Леди Публии тому, за которое её можно было бы сделать рабыней. Кстати, её просьбу о косианском ошейнике, сделанную всего несколько енов назад, и явное свидетельство её готовности к ошейнику, и даже справедливость этого, что интересно, в данном конкретном случае, скорее всего, вообще бы не приняли во внимание. В большинстве городов такое считается само собой разумеющимся, естественным проявлением рабства в женщине, и соответственно редко расценивается как соответствующие юридическому наложению статуса неволи.

– Надеюсь, Вы понимаете, что это обвинение должно быть отброшено даже без обсуждения! – запнувшись, выступила бывшая Леди Публия.

– Как раз об этом-то, я даже и не подумал, – усмехнулся Амилиан.

– Понимаю, – испуганно произнесла девушка, немного приподнимаясь с пяток.

В этот момент в высоте над рекой прокричала чайка Воска.

С того места, где я стоял, мне были видны стальные браслеты запертые на её щиколотках и часть длинной цепи, соединявшей эти браслеты со скобой на ошейнике. Я знал, что ручные кандалы также были присоединены к этой же самой цепи. И конечно, благодаря остриженным мною волосам, я мог видеть и железный ошейник на шее девушки.

– Каково же будет ваше решение о представленных обвинениях, Командующий? – поинтересовалась бывшая Леди Публия.

– Обвинениям? – переспросил мужчина.

– Да, – подтвердила она.

– Обвинения, – заметил Амилиан, – являются соответствующими для свободных женщин.

– Командующий? – не поняла она.

– Они могли бы быть привлечены, например, к суду, – размышлял он.

– Конечно, Командующий, – согласилась девушка.

– Однако в твоём случае, – продолжил Амилиан, – такие соображения, подходящие для свободных женщин, могут просто не рассматриваться как относящиеся к делу.

– Но к чему тогда весь этот суд? – удивилась она.

– А я разве сказал, что мы на суде? – удивился Амилиан. – Кажется, я предложил тебе считать, что Ты на суде, а это несколько отличается.

– Я не понимаю, – пробормотала она.

– Возможно, по своей природе, это скорее некое слушание дела, небольшое неофициальное расследование, или допрос.

– Командующий? – запнулась девушка.

– И возможно, продолжил мужчина, – тебе стоит больше беспокоиться, не столько об обвинениях, которые являются подходящими только для свободных людей, сколько о причинах для наказания, которые являются подходящими для рабынь.

Публия смотрела на него глазами круглыми от ужаса.

– Впрочем, – усмехнулся он, – с рабыней может быть сделано что-угодно, и без указания каких-либо причин.

– Командующий, – прошептала девушка.

– Не думаю, что в свете этих обстоятельств, нам стоит интересоваться такими вопросами, как намеренное сокрытие касты, нарушения этикета, необоснованные преимущества, подвергание риску сограждан и недостаток патриотизма. Скорее, мы должны рассмотреть вопросы, которые, как мне кажется, являются более подходящими для твоего случая, и, боюсь, к твоему сожалению, намного более серьезные.

– Какие вопросы? – заикаясь от испуга, спросила она.

– Полагаю, что главным среди них, будет искажение статуса, – сообщил командующий.

– Я не понимаю, – потерянно прошептала бывшая Леди Публия.

– Выдача себя за свободную женщину, – подсказал Амилиан.

Девушка открыла было рот, но заговорить не осмелилась.

– Ну и конечно, – продолжил он, – есть несколько мелких связанных с этим соображений, например, высокомерная речь, разговор без разрешения и отказ использовать надлежащие формы обращения.

Бывшая Леди Публия задрожала.

– А вот теперь можешь говорить, – разрешил мужчина.

– Как Вы можете видеть, единственный ошейник, который на мне надет, – указала она, подняв руки к ошейнику сирика, – является частью этих уз. Вы также можете видеть, что я не заклеймена!

– Являешься Ты свободной женщиной, или нет? – строго спросил Амилиан. – Говори ясно.

Девушка, стоящая на коленях на палубе, вздрогнула, от чего звякнули надетые на неё цепи. Её взгляд бешено заметался с одного лица на другое, она крутила головой из стороны в сторону. Должно быть, в этот момент она лихорадочно размышляла, мог ли кто-либо из присутствующих быть на верхней площадке и слышать, произнесённые ею самонеобратимые слова самопорабощения. Наконец, оставаясь на коленях, она снова привстала, оторвав бёдра от пяток, выпрямила спину, и, боюсь, приготовилась смело ответить на вопрос Амилиана отрицательно. Она подняла голову, набрала побольше воздуха в грудь.

– Советую тщательнее продумать свой ответ, – бросил я из-за её спины.

Внезапно услышав мой голос, она вскрикнула в отчаянии, дёрнула руками, но была остановлена натянувшейся между ними цепью. Затем её руки беспомощно упали вниз, а плечи задрожали. Признаться, я даже подумал, что девушка может упасть в обморок. Затем, немного придя в себя, она сгорбилась, повернулась вполоборота назад и, немного приподняв голову, нашла меня взглядом. Я смотрел на рабыню сверху вниз, сложив руки на груди. Под моим взглядом бывшая Леди Клодия быстро склонила голову.

Она снова повернулась, лицом к Амилиану.

– Я – рабыня! – всхлипнула девушка и, растянувшись перед ним на животе, прижав скованные руки к палубе бёдрами, взмолилась: – Простите меня, Господин! Пощадите меня, Господин!

Увидев меня на палубе, стоящим среди свободных мужчин, как равный среди равных, она сделала правильный вывод. К тому же, несомненно, у неё было некоторое понятие, того, что я делал на стене, хотя про всё остальное ей было неизвестно. Не думаю, что у неё в этот момент появилась хоть капля сомнения относительно того, кому поверят в случае какой-либо её попытки оспорить моё заявление. Тем более, что Леди Клодия, как всё ещё свободный человек, могла дать показания в мою пользу, как присутствовавшая там свидетельница. Кроме того, был ещё юный арбалетчик, которого она, конечно, не знала в лицо, поскольку голова её была упакована в мешок, однако используя мычание, она признала себя рабыней и перед ним и передо мной, более того, продемонстрировала образец соблазняющего и умиротворяющего поведения рабыни. Само собой, у неё больше не осталось никаких заблуждений, относительно того, знали ли Амилиан и другие мужчины правду. До неё теперь дошло, что они просто играли с рабыней.

– Это – серьезный вопрос, – сказал ей Амилиан, покачав головой, – когда тарскоматка утверждает, что она ею не является.

– Но я же открыто не заявляла, что была свободной женщиной, Господин! – взмолилась плутовка.

Её заявление было встречено смехом тех, кто стоял вокруг. Улыбнулся даже Амилиан. Все её поведение свидетельствовало о том, что рабыня пытается ввести мужчин в заблуждение относительно её статуса.

– Пожалуйста, простите рабыню, Господин! – заплакала бывшая надзирательница, и даже, с некоторой робостью, немного приподняла бёдра.

Последнее её действие мужчины встретили взрывом хохота. Признаться, я сам не хотел, чтобы она, в ответ на вопрос Амилиана, относительно её статуса, прямо заявила, что является свободной женщиной. Хотя, конечно, рабыня в тот момент ещё не понимала этого, но она уже тогда была в достаточно затруднительном положении. Ясно дав ей понять тщетность такой лжи, разрушительной в своих последствиях и, чтобы прекратить тщетные попытки продлить её комедию абсурда, я фактически спас девушку от зверских пыток, а возможно и от смерти. Это – весьма серьезная «причина для наказания», попытка рабыней скрыть или отрицать свой статус. Разумеется, обычно у невольницы крайне мало шансов совершить подобный проступок, поскольку в большинстве случаев её выдают ошейник, клеймо и одежда отличительного вида, если таковая вообще имеется.

– На колени, – приказал ей Амилиан.

Девушка, путаясь в цепях, вытащила из-под себя руки, и снова встала на колени перед командующим. При этом, она скрестила закованные в кандалы руки на груди, прикрывая ими свою наготу. Это было странно и немного интересно, наблюдать это внезапное проявление испуганной скромности, теперь, когда она познала свою рабскую уязвимость.

Под пристальным взглядом Амилиана рабыня опустила руки. Потом, словно кожей ощущая пронзительный, оценивающий взгляд, она откинулась на пятки и встала на коленях прямо. Пристальный взгляд командующего не отпускал её до тех пор, пока бывшая Леди Публия, густо покраснев, не развела колени в стороны.

– Как Ты стала рабыней? – спросил командующий, хотя, конечно, и сам это уже прекрасно знал.

– Я призналась в своём рабстве, – ответила она, – а затем произнесла слова самопорабощения.

– И с этого момента, – кивнул Амилиан, – Ты прекратила быть человеком и перешла в разряд собственности.

– Да, Господин, – прошептала рабыня.

– Фактически в разряд домашних животных, – добавил мужчина.

– Да, Господин, – признала она.

– И как по-твоему, это приемлемо когда имущество, домашнее животное претендует на статус людей? – поинтересовался командующий.

– Нет, Господин! – ответила она.

– Но Ты именно так и поступила.

– Простите меня, Господин! – всхлипнула девушка.

– Есть у меня идея, передать тебя свободным женщинам, – сказал Амилиан.

– Пожалуйста, нет, Господин! – испуганно вскрикнула рабыня.

– И как Ты думаешь, мне следовало бы тебя наказать? – спросил мужчина.

Девушка вскинула голову и пораженно уставилась на него. Казалось, в это мгновение в её смазливой головке промелькнули тысячи вариантов. Но затем она потухла и смиренно опустила голову.

– Всё, что понравится Господину, независимо от того, что могу думать я, – прошептала она.

– Хм, подходящий ответ, – кивнул Амилиан.

Признаться, в этот момент я вздохнул с облегчением. То, чего я очень боялся, было слишком близко.

– Ты закована в рабские цепи, – заметил Амилиан.

– Это подходит мне, Господин, – признала девушка. – Ведь я – рабыня.

– Как тебя зовут? – спросил командующий.

– У меня пока нет имени, – поспешила ответить она. – Меня ещё никак не назвали.

– Кажется, Ты стремилась служить косианцам, – припомнил он.

– Или любому другому мужчине, Господин, – прошептала безымянная рабыня.

– Ты вызвала недовольство мужчин, – сообщил Амилиан.

– Простите меня, Господин! – всхлипнула прежняя Леди Публия.

– Уберите её пока в сторонку, – приказал Амилиан, – и приведите теперь другую женщину.

Двое мужчин подхватили за руки бывшую надзирательницу, а теперь неназванную рабыню, и волоком оттащили её в сторону, уложив девушку животом на палубу.

В следующий момент перед нами появилась другая фигура, тоже закованная в сирик. Вуаль спереди и с боков прикрывала крепкий ошейник, с которого свисала вертикальная цепь. Зато его можно было рассмотреть сзади, под краем белого тюрбан. Да и вуаль скрывала далеко не всю цепь спереди, оставляя открытыми наручники и кандалы на щиколотках. Когда она просеменила мимо меня, наши взгляды встретились, я увидел, что в глазах женщины плещется непередаваемый словами страх. Её заставили опуститься на колени перед Амилианом. Украдкой взглянув в сторону, она увидела прежнюю Леди Публию, голую, в сирике, лежащую на животе, на досках палубы.

– Давайте-ка рассмотрим, – призвал Амилиан, – волнующий костюм, в котором предстала эта заключенная перед нами. Открытость большей части рук, икр и лодыжек, мелькающая сквозь прорехи кожа, намекает нам, что под одеждой мы найдём не нательное бельё, а только саму женщину. Как точно эта одежда передаёт образ некой простой, скромной, обедневшей девицы из низкой касты, и как при этом умно она скроена, дабы показать её носительницу, причём способом, рассчитанным на то, чтобы стимулировать желание сильных мужчин, мужчин приученных, рассматривать женщин как рабынь, как трофей, как награду и удовольствие.

Трудно было не согласиться со словами командующего. Уверен, что многие из собравшихся, уже хотели сорвать эти дразнящие тряпки с красотки, которую они украшали.

Прежняя Леди Публия, лежавшая в стороне, застонала. Но мужчина, стоявший рядом, лёгким пинком призвал её к тишине.

– Эти своеобразные тряпки принадлежат тебе? – поинтересовался Амилиан у женщины, застывшей перед ним на коленях.

– Нет, – ответила она.

– Прежде они принадлежали женщине называвшей себя Леди Публия из Форпоста Ара, не так ли? – осведомился мужчина.

– Да, – кивнула женщина.

– Как получилось так, что их носишь Ты? – спросил Амилиан.

– Я надела их, что меня не узнали, – ответила она.

– Значит, Ты боялась быть узнанной? – сделал вывод командующий.

– Да, – признала та.

– Более того, я предполагаю, что Ты хотела бы, чтобы тебя приняли за прежнюю Леди Публию из Форпоста Ара?

– Да, – не стала отрицать женщина.

– Давайте посмотрим, кто же эта женщина, – предложил Амилиан, – кто замаскировался под прежнюю Леди Публию, и кто по неким причинам, как мне кажется, так боится быть узнанной.

Амилиан махнул рукой, и один из мужчин, аккуратно и не спеша, снял с женщины вуаль и тюрбан.

Свободная женщина стоящая на коленях выпрямила спину, подняла голову и вытянула шею, не собираясь скрывать видимый теперь ошейник.

– Она опознана? – спросил Амилиан.

– Так и есть, – заверили его сразу несколько мужчин, лица которых помрачнели.

– Кажется, теперь я понимаю, – усмехнулся командующий, – почему Ты так боялась быть узнанной.

Леди Клодия молчала.

– Ты – предательница Леди Клодия, – презрительно бросил Амилиан.

– Да, – признала женщина.

– Ты попыталась сбежать, – добавил он.

– Да, – согласилась Клодия.

– Но Ты не сбежала, не так ли?

– Нет, – ответила она. – Я не сбежала.

На мой взгляд, в происходящем присутствовала некая ирония. На пирсах, захвати их косианцы и устрой резню, а потом, если бы им захотелось, то и начни захватывать рабынь, её красота, которая была обнажена и выставлена на показ, имела все шансы привлечь внимание завоевателей. Возможно, она, закованная в цепи, была бы даже брошена офицеру, чтобы впредь быть его собственностью и служить ему с совершенством, по крайней мере, до тех пор, пока он, скажем, не утомился бы ею, и не решил подарить или продать другому. Она могла бы даже служить своего рода наградой тому или иному воину за его действия в Форпосте Ара. Куда больше милосердия она могла бы найти на пирсах в захватчике, держащем окровавленный меч, чем в абстракциях правосудия её собственного города. Мужчину с мечом, по крайней мере, можно поколебать, ведь он живой человек.

– Ты была признана виновной в предательстве своего города и приговорена к смертной казни, – напомнил Амилиан. – Ты можешь оспорить какое-либо из этих утверждений?

– Нет, – покачала головой женщина.

Командующий повернулся к раненому Марсию, лежавшему поблизости на тюфяке, и приподнявшись на одном локте, наблюдавшему за судом.

– Марсий, – обратился к палачу Амилиан, – Хватит ли у тебя сил, чтобы привести приговор в исполнение?

Мужчина кивнул.

– Сожалеешь ли Ты, Леди Клодия, о своём предательстве? – спросил её командующий.

– Да, всем сердцем, – ответила она.

– Это из-за того, что Ты попалась, – заметил он.

– Да, – не стала оспаривать Клодия. – Но всё не так просто, как может показаться.

– Объясни, – потребовал Амилиан.

– В камере, оказавшись в руках мужчины, я узнала, кем я являюсь на самом деле. Я поняла, что в своё время отбросила мягкость и реальность своей истинной сущности, променяв их на амбиции и жестокость. Раньше я не понимала того, чем должна быть женщина, значимости этого, и той радости, что даруют служение и любовь. Я добивалась власти, в то время как по законам природы, должна была подвергаться ей, наслаждаясь беспомощностью, подчинением и любовью. Я совершила большую ошибку в поиске того, что мне было не нужно, что не являлось моей судьбой, попытавшись вмешаться в судьбы государств. Я добилась только того, что причинила боль другим и самой себе. Я радуюсь только тому, что мои действия, насколько я знаю, не имели никаких последствий, серьезно повредивших моему городу или его гражданам.

– То есть Ты понимаешь справедливость вынесенного тебе приговора? – уточнил командующий.

– Да, – кивнула женщина, – но это наказание достойное свободной женщины, а мне кажется, что было бы более уместно, если бы меня скормили слинам.

– Такое обычно применяется для рабынь, – заметил Амилиан.

– Да, Командующий, – согласилась Клодия.

– Посмотри туда, – указал он на лежащую ничком и закованную в цепи прежнюю Леди Публию. – Вот она – рабыня.

– Да, – кивнула женщина.

– Неужели она тебе нравится? – презрительно спросил мужчина.

– Да, – коротко ответила Клодия.

Прежняя Леди Публия, абсолютно беспомощная теперь, посмотрела на свою бывшую заключённую, с благодарностью и слезами в глазах.

– Нет, этого быть не должно, – отрезал Амилиан, – потому что Ты свободна.

– Но я завидую ей, – вздохнула Леди Клодия. – По крайней мере, она полностью свободна быть тем, кем она является. Она, а не я.

Испуганная рабыня немного дёрнулась, отчего звенья цепи, сковывавшей её ноги, тихонько пробороздили по палубе. Осмотревшись, я увидел, что, похоже, как минимум несколько мужчин уже заинтересованно обладанием ей.

– Подходящий кол подготовлен? – спросил Амилиан.

– Я проследил за этим, – заверил его Марсий.

– Снимите с неё одежду, – приказал Амилиан.

Потребовалось всего мгновение, чтобы сдёрнуть вниз с её тела лохмотья. Ещё мгновения хватило на то, чтобы разрезать рукава, и убрать повисшее было на цепи наручников платье полностью. Про себя я отметил, как сразу заблестели глаза мужчин. Впрочем, гореане не привыкли сдерживать свои эмоции и скрывать своё отношение к женщинам, и сразу со всех сторон сначала послышались тихие присвистывания и вздохи, а потом и другие знаки внимания, несколько более вульгарные, такие как щелчки пальцами и причмокивание губами, воздававшие должное её красоте. Конечно, такие комплементы вообще-то более ожидаемы по отношению к более открытой красоте рабыни, чем к свободной женщине. Но Леди Клодия покраснела, и, похоже, даже была горда проявленным вниманием. Лично я нисколько не сомневался в её красоте. Что и говорить, превосходные формы её тела, действительно были рабскими. Я и раньше был уверен в том, что оказавшись на невольничьем рынке, от неё можно было бы ожидать хорошую прибыль. Её великолепное тело не могло скрыть манящего богатства женских гормонов и возбуждающей женственности. Да, она была настоящей красавицей.