Текст книги "Побратимы Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– Господин, – позвала она.

– Говори, – разрешил я.

– Накажите меня снова, – она извернулась и, опираясь на мое плечо, поцеловала меня, – пожалуйста.

– Ты просишь меня об этом? – уточнил я.

– Да, я умоляю наказать меня снова.

– Отлично, – сказал я, и взял её снова, подмяв под себя. Она вскрикнула с радостью и наслаждением.

– Я люблю своего господина, Кэнку, – сказала она, когда всё закончилось.

– Я знаю.

– Я хочу удовлетворять его полностью.

– Ты уже стала лучше.

– Это верно, – засмеялась она и добавила: – Но это кажется странным.

– Что именно?

– Я – рабыня Кэнки, я люблю его так, что даже если бы я не была его рабыней, то хотела бы ей стать.

– Интересно.

– Я – всего лишь его влюблённая рабыня.

– Я знаю.

– Вы хотели бы знать что-то ещё?

– Конечно.

– Любовь, превращает любую женщины в невольницу, и чем глубже она любит, тем глубже она погружается в неволю, – сказала Виньела.

– Возможно.

– Я думаю, что так оно и есть.

– Возможно, Ты и права, – сказал я. – Я не знаю.

– Но если это, правда, то может показаться, что из этого следует, что никакая женщина не может по-настоящему любить, не будучи рабыней, – предположила девушка.

– Я думаю, что из этого можно сделать вывод, что любая женщина глубоко и по-настоящему любящая в действительности является рабыней, того кого она любит, -ответил я.

– Теперь, представьте себе, – тяжело дыша, заговорила Виньела, – что чувствует любящая настоящая рабыня, женщина фактически принадлежащая, к своему господину. Как беспомощна она в его власти!

– Неволя, – постарался объяснить я, – с её правом собственности на женщину и господством над ней, является естественной почвой, на которой расцветает любовь.

– Я знаю, что это правда, – согласилась она.

– И за неволей цепей, весьма часто, следует неволя любви, – добавил я.

– Вот и представьте, как глубока неволя рабыни, чья судьба – двойная неволя цепей и любви.

– Да. Её рабство действительно глубочайшее, из всего того, что женщина могла испытать на себе, будучи безоговорочной собственностью её любимого мужчины.

– Могу я сказать вам кое-что еще? – осторожно спросила девушка.

– Что? – заинтересовался я.

– Вы – мой друг, – сказала она.

– Осторожней, если не хочешь получить ещё сто ударов хлыстом, – предупредил я.

– Вы – мой друг, – повторила она. – Я знаю, что это правда.

Я не потрудился отвечать на эту чушь. Насколько же нелепым было предположение девушки. Разве она забыла, что была ничем, всего лишь никчёмной рабыней?

– Владельцы и их рабыни могут быть друзьями? – поинтересовалась она.

– Да. Но девушка при этом, конечно, должна всегда держать себя безукоризненно, полностью соответствуя своему статусу рабыни.

– Конечно, Господин.

– Запомни это, рабыня.

– Я люблю Кэнку. Но я вызвала его недовольство. Что, если он больше не захочет меня? Что, если он продаст или подарит меня?

– Я не думаю, что он сделает это, – успокоил я Виньелу.

– Что я должна сделать, возвратившись в его вигвам? – спросила она. – Что мне делать?

– Ты – рабыня, – подсказал я. – Люби, слушайся и ублажай – полностью.

– Я попробую, – прошептала девушка.

И тогда я объяснил ей ещё раз, что именно она могла бы сделать по возвращении, в вигваме своего господина, Кэнки.

– О-о-а-а, да-а-а! – страстно вскрикивала Виньела, корчась в любовных судорогах подо мной. – Да!

Для неё было бы важно убедить хозяина, что она хорошо изучила свои уроки этого тяжелого для неё дня.

– Я чувствую запах дыма вечерних костров, – сказала она, счастливо, и попыталась подняться, но я резко толкнул её обратно на покрывала.

– Господин? – удивилась рабыня.

– Ты торопишься возвратиться в вигвам своего господина? – спросил я у девушки, внимательно наблюдая за её реакцией.

– Да, Господин.

– Пока я решаю, по причине тебе известной, когда Ты сможешь уйти, – снизошёл я до объяснений, – Ты всё ещё служишь мне, как моя рабыня, не так ли?

– Да, Господин, – отозвалась она.

– Хорошо, в данный момент я не собираюсь, отдавать тебя.

– Пожалуйста, Господин, – заканючила рабыня.

– Вы раздета и привлекательна. Сейчас я собираюсь взять тебя снова, пока у меня есть свободное время.

– Пожалуйста, Господин! – попыталась протестовать она.

– Ты, возражаешь? – деланно удивился я.

– Нет, Господин, – испуганно отозвалась Виньела.

– И как Ты собираешься отдаваться мне?

– С совершенством, как мне приказал мой господин, – она посмотрела на меня, и засмеявшись сказала: – Вы – грубое животное. Вы же отлично знаете, что легко заставите меня отдаться с совершенством, желаю ли я того или нет!

– Возможно, – скромно сказал я.

– Скромный тарск! – смеялась она, но через мгновение её смех сменился стонами и криками страсти.

– О! – кричала Виньела. – О! О-о-о-о!

– Пожалуй, Ты права, – усмехнулся я.

– Да, – простонала она, задыхаясь. – Да!

– В дальнейшем, Ты всегда будешь издавать подобные звуки, говорящие о твоём возбуждении, – велел я.

– Да, – согласилась она. – Да.

У этой уловки, вынуждения рабыни показывать голосом её ощущения, есть тройное назначение.

Во-первых, это помогает усилить ответную реакцию рабыни, она, отвечая на ласку, дополнительно возбуждается своими собственными звуками страсти. Во-вторых, эти звуки, её беспомощные стоны и крики, её всхлипы и вздохи, её тяжёлое дыхание, доставляют удовольствие её хозяину и могут дополнительно возбуждать его. В-третьих, звуки помогают владельцу в его контроле над рабыней. Посредством их, он может составить для себя карту её тела, изучая свою собственность, находя её самые чувствительные зоны воздействие на которые делает рабыню сексуально беспомощной, и изменяя характер и ритм своих прикосновений, изучить, как они могут наиболее эффективно и блестяще использоваться, чтобы сделать тело невольницы своим союзником в деле превращения её в ещё более уступчивую и сногсшибательно беспомощную рабыня, какую только возможно воспитать.

– О-о-ох! – приглушённо простонала она.

– Как только я закончу с тобой, – сказал я, – то встану и щёлкну пальцами. Ты должна без лишней суеты, встать и идти за мной, спокойно, покорно и, конечно же, следуя за мной по пятам, как простое животное, которым Ты и являешься, к вигваму твоего хозяина.

– Да, Господин, – тяжело дыша, проговорила девушка и снова застонала. – О-о-о. О-о-ох!

Я улыбнулся про себя. Мелкое животное всё же обмануло меня. Но я подумал, что моя месть на ней была соответствующей.

– О-о-ох! – она кричала из последних сил. – О-о-о! О-о-ах!

Да, решил я, полностью подходящей.

10. Улучшенная рабыня вернулась к своему господину

Мы подошли и встали перед вигвамом Кэнки. Наш владелец не заставил себя долго ждать и вскоре появился на пороге своего жилища.

Кающаяся рабыня Виньела немедленно, пала пред ним на колени, затем на живот.

– Ты можешь поцеловать его ноги, – подсказал я, и она не став упускать шанс, принялась целовать ноги своего господина.

– Я был рассержен ею, – сказал мне Кэнка.

– Она знает, – ухмыльнулся я.

Кэнка наклонился, за волосы поднял девушку на колени, и согнул её в спине, а затем покрутил, осматривая со всех сторон.

– Она, не выглядит так, как если бы её сильно воспитывали, – заметил он.

– Я думаю воспитание, которому она была подвергнута, окажется подходящим, -пообещал я. – Конечно, если этого не произойдёт, его можно будет удвоить или утроить.

– Это верно, – согласился Кэнка, и отпустил волосы Виньелы, которая тут же очутилась на животе у его ног. Умоляюще она, как и прежде, продолжила прижимать свои губы к его мокасинам.

– Как Ты думаешь, она стала лучше? – спросил Кэнка.

– Мне так кажется, – ответил я, и посмотрел вниз на девушку. У меня было мало сомнений, что она извлекла свои уроки.

Кстати, всегда ожидается, что умная и образованная женщина, быстрее изучит уроки своей неволи, и поймёт что, теперь, она – рабыня, намного быстрее, чем бестолковая женщина из низов. Некоторым глупышкам, бывает, требуются целых два дня для того, чтобы они узнали, что на их горле действительно находится ошейник. Если же рабыня продолжает упорствовать, то она ничего не добивается этим. От неё просто избавляются.

– Именно на это я и надеюсь, – сказал Кэнка, – что она не будет повторять свои прежние ошибки.

– Я не думаю, что впредь она совершит подобные глупости, – пообещал я, – и конечно, если она окажется, в чём-то не приятна, она может быть быстро и просто принуждена к подчинению.

– Она отзывается на ласку хлыста? – поинтересовался Кэнка.

– Да, с этим она хорошо знакома.

– А на прикосновение хозяина?

– Да, и как подобает рабыне беспомощно и великолепно.

– Хорошо, – сказал он, сделал шаг назад от кающейся девушки, валявшейся на животе в пыли, и целуя его ноги вымаливающей его прощение и милосердие.

– Ты твердо решила улучшить свою приятность для твоего господина? – строго спросил я у лежащей в пыли рабыни.

– Да, Господин, – ответила девушка, не поднимаясь с живота.

– С Вашего разрешения, – обратился я к Кэнке.

– Конечно.

– Ты можешь на время прервать демонстрацию своего нового отношения к твоему господину, – разрешил я ей.

– Да, Господин, – отозвалась она, и, поднявшись на руки и колени, опустив низко голову, вползла в вигвам Кэнки.

Он озадаченно посмотрел на меня.

Через мгновение она снова появилась на пороге вигвама, так же как она вошла в него, ползком со склонённой головой. В её маленьких, прекрасных белых зубках она несла тяжелый, плетёный из кожи хлыст с расшитой бисером рукояткой. Удивлённый тем, что это сделано без его приказа, Кэнка смотрел, как девушка несла ему хлыст. Она выпустила инструмент наказания изо рта у его ног, и затем встала перед ним на колени с опущенной головой. Её руки лежали на бёдрах, колени были широко расставлены. Это положение колен указало, что она признавала себя женщиной, удерживаемой в самой глубокой и самой интимной форме рабства.

– Таким образом, она показывает своё новое понимание её статуса. Таким образом, она показывает на своё новое отношение к своему господину, – объяснил я действия девушки.

Я видел, что Кэнка полностью одобрил то, что он увидел.

– Вот она, униженная и покорная рабыня. Её кличка – Виньела. Она -собственность воина Кэнки из клана Исбу племени Кайила.

– Подними голову, посмотри на меня, – приказал Кэнка своей рабыне.

В её глазах стояли слезы.

– Она хочет говорить, – намекнул я.

– Ты можешь говорить, – разрешил Кэнка.

– Я ваша, и я люблю Вас, мой Господин, – сказала девушка, и снова опустила голову.

Кэнка наклонился и, подняв с земли хлыст, указал им, что девушка должна войти в вигвам. Виньела поползала внутрь, всё также не поднимая головы.

– Я вижу, что Ты возвратил мне рабыню лучше, чем та, которую я послал тебе.

Я промолчал, лишь пожал плечами.

– Я очень доволен, – похвалил меня Кэнка.

– Это доставило мне удовольствие.

– Мне не хотелось бы убивать её, – признался он.

– Я не думаю, что теперь это будет необходимо. Мне кажется, Вы увидите, что она – хорошая рабыня, и что теперь всё в порядке.

Кэнка усмехнулся.

– Она внутри, и ждёт своего господина, – напомнил я.

– Спасибо, – поблагодарил меня Кэнка, и вдруг добавил: – мой друг.

– Это был пустяк, мой друг.

Кэнка вошёл в свой вигвам, и мгновением спустя я услышал восторженный крик Виньелы, несомненно, сжатой в его объятиях. Я сам прежде, чем мы покинули вигвам Кувигнаки, предложил ей трюк с хлыстом. Я подумал, что это могло бы понравиться Кэнке, и дать Виньеле возможность наглядно, выразительно безошибочно продемонстрировать, что теперь она чётко знала свой статус, и не желала быть чем-то кроме как полной рабыней её господина.

Я развернулся и ушёл. Когда я уже удалился от вигвама Кэнки, я услышал её крик экстаза и ещё бескомпромиссный и торжествующий, необузданный звериный и победный рык, собственника рабыни, девушки по кличке Виньела, которую я воспитал и доставил в его вигвам.

11. Пришло время празднеств

– Кэнка чрезвычайно доволен, – сказал Кувигнака, подходя ко мне.

Это была на следующий день после воспитания Виньелы и её возврата Кэнке, уже более осведомлённой и улучшенной.

– Рад это слышать, – улыбнулся я. Мне нравился Кэнка, и как мне кажется, я тоже должен был радоваться, поскольку строго говоря, я был его рабом, хотя именно мне и было поручено, или предложено заняться тренировкой его рабыни

– Он разрешил ей носить платье из мягкой, светлой дублёной кожи табука, правда, короткое, рабской длины, – рассказывал Кувигнака. – А ещё он дал ей бисер и мокасины, и заплел ей волосы. И на время празднеств он раскрасил её лицо.

– Здорово, – согласился я.

Для рабовладельца заботиться о волосах рабыни является обычным делом. Также, подобно гриве кайилы, в них могут вплетать ленты и украшения. Но то, что он разрисовал её лицо, было удивительно. Обычно, среди краснокожих, раскраску лица разрешают свободным женщинам, да и то, только во времена больших праздников. Эта краска обычно наносится супругом женщины.

– Я никогда не видел Кэнку, столь счастливым, – заметил Кувигнака.

– Я рад за него, – улыбнулся я.

– Ты должен увидеть Виньелу, – посоветовал парень. – Она радостна, очаровательна и великолепна.

– Превосходно.

Я был доволен от сознания, что именно я был тем, кто поспособствовал её преобразованию. Безусловно, я сделал немногое, лишь помог соединиться истинному господину с его истинной рабыней.

– Теперь я сам, чувствую потребность в такой рабыне, – пошутил Кувигнака

– Грант будет рад, при самых малых признаках интереса к Васнаподхи, кинуть её к твоим ногам, – намекнул я.

– Это правда, – согласился Кувигнака.

– Она красива и горяча, – похвалил я рабыню.

– Но я скорее думаю о том, чтобы заиметь свою собственную рабыню.

– Вероятно, Ты мог бы, дёшево купить её у Исанна, – предположил я. – У них есть немало сочных рабынь в их женских стадах.

– Я предпочитаю думать о краснокожей рабыне.

– Похоже, что Ты рассматриваешь возможность встать на тропу войны, -предположил я, – захватить девушку, и притащить ей в стойбище на верёвке, голую и связанную, привязанную за шею к твоей кайиле.

– Дважды я отказался встать на тропу войны, – напомнил Кувигнака, – потому, что я не ссорился с Пересмешниками. Теперь для меня может показаться несколько лицемерным, если я встану на тропу войны, не для дела возмездия или сокрушения врага, а ради просто моего собственного эгоистичного интереса, такого как добыть себе женщину.

– Возможно, Ты прав, – согласился я. – А как Ты относишься к набегам для угона кайил?

– Я считаю, что это немного неправильно, – ответил Кувигнака. – В этом не так много войны, сколько развлечения. Мы совершаем набег на Пересмешника. Они совершают набег на нас. И таким образом, это повторяется снова и снова.

– А что, в таком случае, Ты думаешь об охоте на девушек, или набеге за рабынями? – поинтересовался я его мнением

– Возможно, в этом также, больше в развлечения, чем чего бы то ни было ещё.

Я знал, что дикари иногда ходили в набеги за девушками, но, безусловно, набег ради угона кайил был намного более распространенным. Символом такого подвига является нарисованная на передний четверти захваченной кайилы, перевернутая «U». Как мне кажется, эта традиция является наследием, традиции похищения других животных, совершенно не характерных для Гора, но обычных в далёком мире, с которого прибыли сюда предки краснокожих. Символ это, более подходит копытному животному, чем опирающемуся на лапы. Смысл обычного знака свершения для захваченной женщины также вполне понятен, он напоминает пару круглых скобок, закрывающих вертикальную линию – (|). Это, кажется, стилизованное изображение, довольно бесстыдное, кстати, нежного женского лона. Подобного общего часто используемого символа за пленённого мужчину, сопоставимого со знаком для захваченной женщины, просто не существует. Мужчины редко захватывают в плен врагов, их обычно убивают. В кодах купов непрозрачные красные круги на перьях обычно обозначают убитых врагов.

– Но, – продолжил Кувигнака, – Я думал об этом не с точки зрения любой краснокожей рабыни, а некоторой определённой краснокожей рабыни.

– Я понял, – усмехнулся я. – Но мой друг, советую, выкинуть мечту о Блокету из твоей головы. Она не может быть захвачена тобой потому, что она – Кайила, и она -дочь вождя.

– Я знаю, – улыбнулась Кувигнака.

Такая женщина, даже притом, что она могла бы быть надменной и высокомерной, находится за пределами разрешений захвата Кайилой. Она была защищена от Кайилы.

– А что это, у тебя там? – спросил я, указывая на продолговатый предмет, завёрнутый в лоскут сыромятной кожи, что был в руках Кувигнаки.

– Я не забыл про это, – рассмеялся юноша. – Я принёс это из вигвама Кэнки.

– И что это? – заинтересовался я.

– Ты можешь пользоваться этим до конца празднеств, – загадочно сказал Кувигнака.

– Так что это у тебя? – удивился я.

– Смотри, – выдержав паузу, сказал парень, разворачивая свёрток.

– Ух ты! – только и смог выговорить я.

– Кэнка очень доволен твоей дрессировкой Виньелы, – объяснил Кувигнака.

– Похоже на то, – согласился я.

– Он пожелал, чтобы Ты распоряжался этим до конца празднеств.

Я смотрел на предмет. Это был тяжелый, гибкий, украшенный бисером кайиловый хлыст. Конечно, скорее это был символ, чем что-либо ещё. Он давал право носящему его воину использовать рабынь, не размещённых в частных вигвамах, в течение всего периода празднеств. Этот хлыст являлся своеобразным допуском ко всем женским стадам племени Кайил.

– Это очень щедро со стороны Кэнки, – сказал я.

– Ты ему нравишься, – напомнил Кувигнака. – Кроме того, Ты же знаешь, что он никогда не хотел делать тебя своим рабом. Это было сделано из-за того, что он обязан был убить тебя в прерии, за то, что ты освободил меня от привязи. В действительности, я думаю, он только ждет подходящего и безопасного момента, чтобы освободить тебя. Ведь являясь блотанхунком, он должен быть разумным и осторожным во всём, что он делает.

– Он очень щедр, – отметил я.

– Я думаю, что Кэнка освободит тебя во время банкетов и торгов, – улыбаясь предположил Кувигнака. – Будет смотреться довольно естественно, если он объявит о твоей свободе именно с это время. Кроме того, я думаю, что тебе теперь будет сравнительно безопасно среди Кайил, даже без ошейника. Все уже привыкли к тебе, и знают, что Ты – мой друг.

– Это – действительно долгожданные новости, – обрадовался я.

Слишком надолго я самоустранился от моей истинной цели в Прериях, я так ни на шаг и не продвинулся в розысках боевого генерала, кюра Зарендаргара – Безухого. Я должен был предупредить его относительно охотящегося на него карательного отряда, остатки которого пережили бойню в Прериях. Охотниками за головами командовали Ког и Сардак, последний – Кровь, высокопоставленный офицер кюров. Моим единственным ключом к разгадке его местонахождения является «кожа истории», которая в данный момент хранится у Гранта. На этой коже, среди прочих рисунков и пиктограмм, было изображение щита, несущего в качестве герба морду Зарендаргара. Если я смогу выйти на владельца этого щита, через него был шанс, определить местонахождение генерала.

– Кроме того, я думаю, что после праздников Кэнка может купить тебе в подарок женщину, чтобы она делала для тебя неприятную работу и согревала тебя в одеялах.

– Кажется, он действительно оказался доволен Виньелой, – улыбнулся я.

– Это так, – согласился Кувигнака. – А ещё, я могу добавить, хотя я и не знаю, насколько это уместно, что они очень любят друг друга.

– Тем не менее, она должна быть сохранена в абсолютном рабстве, – предупредил я.

– Не беспокойся, – засмеялся Кувигнака. – Она останется рабыней навсегда.

Я был рад слышать это. Рыжеволосая землянка под стальной неволей должна превратиться в прекраснейший цветок любви.

– Ну, если Кэнка подарит мне женщину, я передам её полностью в твоё распоряжение. Я хочу видеть, что она предоставляет также и тебе, без вопросов и сомнений любые интимные услуги, какие Ты только пожелаешь, – пообещал я своему другу.

– Как хорошо идут дела для всех нас! – воскликнул Кувигнака. – Делегация Жёлтых Ножей должна прибыть в стойбище сегодня. Это – время танцев и пиров. Кэнка счастлив. Ты можешь скоро стать свободным, а я, Кувигнака – Женское Платье войду завтра в большой вигвам танцев.

В центре стойбища был установлен большой, круглый, разрисованный вигвам. Его высокие стены, приблизительно сорока футов высотой, держались на врытых в землю шестах, сверху покрытые жердями и ветками, огораживали круглую площадку для танцев, очищенную и утрамбованную, приблизительно пятидесяти футов диаметром. В центре этой площадки стоял шест, выструганный несколько дней назад из дерева, срубленного Виньелой. Шест высотой приблизительно двадцать два фута, был врыт в землю на семь или восемь футов, и дополнительно поддерживаемый вантами, прикреплёнными к крепким вбитым в землю вокруг него колышкам. Две сука оставленные на шесте, находились на высоте приблизительно десять и пятнадцать футов от земли. На нижнем суке висел тюк с украшениями и одеждами Виньелы, в которые она была одета, когда рубила дерево. С верхней развилки свисали два кожаных амулета, один с изображением Кайилиаука, другого с мужчины с эрегированным фаллосом. Несомненно, эти амулеты были значимы в символике и магии танцев дикарей. Этот танец, для краснокожего – свят. Он является сакральным действом. Это – тайная магия. Поэтому я не буду даже пытаться упростить это до элементарных терминов или перевести в упрощенные понятия. Важно знать, что для краснокожих, это действительно должно быть сделано, и это связано с такими понятиями как удача, охота и мужская сила.

– Я рад за тебя, Кувигнака, – сказал я.

– Я ждал уже много лет, возможности войти в вигвам танца. Это будет одним из величайших событий в моей жизни.

– Я счастлив за тебя.

12. Я пользуюсь правом украшенного бисером хлыста

– Чего тебе здесь надо? – крикнул мальчишка, обуздав свою кайилу всего в шаге передо мной. У его речи было свистящий, взрывной тембр. Это – общая особенность многих из языков краснокожих, и особенно явно он проявляется, когда говорящий взволнован или возбуждён.

– Приветствую, юный мужчина, – спокойно поздоровался я. – Вы – Исанна, не так ли?

– Да, я – Исанна, – гордо сказал паренёк. – А кто Ты?

Ещё два мальчика, верхом на кайилах, приблизились ко мне, однако держась на расстоянии нескольких ярдов.

– Я – Татанкаса, раб Кэнки из клана Исбу, – ответил я.

– Кэнка – великий воин, – сказал впечатлённый мальчишка.

– Я знаю об этом, – кивнул я.

– Что Ты делаешь здесь?

– Мужской голод приключился со мной, – объяснил я.

– У тебя должен быть украшенный бусами хлыст, – напомнил краснокожий малец.

– Он – раб Кэнки, – заметил другой. – Можно и не требовать хлыст.

– Смотрите, – улыбнулся я, разворачивая свёрток, который принёс.

– Ух, ты! Бисерный! – радостно воскликнул первый юнец.

– Да, он самый, – подтвердил я.

На моём левом плече, висели пять или шесть витков плетеной из сыромятной кожи верёвки. Это была легкая верёвка, но её было более чем достаточно для того вида животного, которым я интересовался.

– Ты должен был сразу сказать, что у тебя есть хлыст, – сказал мальчишка, повернулся к двум другим и скомандовал: – Окружай их!

И двое юных наездников помчались вдаль сквозь высокую траву.

– Следуй за мной, – велел юный пастух Исанна, и, повернув кайилу, направил её вслед удалявшимся мальчишкам. Все пастухи была обнажены, за исключением бричклаутов и мокасин. В руках они держали лассо и кнуты.

Через некоторое время мы взошли на небольшой холм, и я смог рассмотреть широкую, но неглубокую, похожую на блюдце долину, приблизительно половину пасанга шириной.

– Хэй! Хэй! – издали слышались крики мальчишек, сгонявших животных в плотное стадо. Пастухи раскручивали свои лассо, и щёлкали кнутами. Довольно быстро рабыни были собраны, и хорошо сгруппированы их юными погонщиками. Теперь, все согнанные женщины толпились близко друг к другу, и всё стадо превратилось в маленький плотный круг, в настоящее время относительно неподвижный и топчущийся на месте. Собранные в такую группу животные, неважно четвероногие или двуногие легко управляются и направляются. В такой группе никто не имеет никакой собственной цели, всё стадо должно ждать, чтобы видеть то, что должно быть сделано с ним, а именно, чтобы увидеть, в каком направлении его погонят.

– Хэй! Хэй! – кричали юные пастухи, подгоняя своих кайил ударами пяток в бока, размахивая лассо, и щёлкая кнутами.

Теперь стадо, подгоняемое мальчишками, занявшими место по обе стороны и немного позади него, начало двигаться в моем направлении.

– Хэй! Хэй! – подбадривали два погонщика своих подопечных, помогая им понять направление движения щёлчками кнутов. Стадо, поднимая пыль, уже начало бежать ко мне на холм. Отстающим животным помогали набрать нужную скорость, шипящей кожей, падающей на их спины, бока и бёдра. Затем, один из юнцов ускорил свою кайилу, обгоняя стадо и поворачивая его ко мне. Он сделал это весьма грамотно, чувствовался немалый опыт. На расстоянии не больше нескольких ярдов, ниже по склону от того места, где стоял я, стадо было остановлено и снова в сбито в маленький плотный круг, бесцельный и неподвижный.

– Ну, мальчики, Вы здорово с ними управляетесь! – похвалил я пастухов.

– Спасибо, – довольно сказал юнец, вместе с которым я ждал, с высоты своей кайилы. – Конечно, ведь мы часто практикуемся в этом. В случае опасности, мы хотим быть в состоянии быстро переместить их к стойбищу.

– Ничего сложного, то же самое, как и с кайилами, – сказал другой парень.

Я кивнул. Эти пацаны, и другие такие же, как они, направлялись сюда наблюдать за стадами, а не защищать их. При первом признаке опасности, например, если появится вражеский отряд, они должны были гнать стада в деревню, и послать одного мальчишку вперед, чтобы поднять тревогу. Ни в коем случае они не должны были вступать в бой с врагами. Краснокожие не посылают детей бороться с мужчинами. Вообще-то, ребятам не грозила такая уж серьёзная опасность. Очень трудно для взрослого всадника, даже при всём его желании, настигнуть мальчика, который гораздо легче его, да к тому же сидящего на отдохнувшей кайиле. Так что пастушок гораздо раньше мог достигнуть своих вигвамов, находящихся не более, чем в двух или трёх пасангах, а дальше уже предстояло иметь дело с разъярёнными взрослыми воинами.

– Прекрасное стадо, – похвалил я.

Это было уже третье такое стадо, что я осмотрел за это утро.

– Мы тоже так думаем, – с гордостью сказал первый мальчик. – Вон неплохая с отличными ляжками, – указал он кнутом на одну из рабынь, брюнетку.

– Да, – согласился я с мнением пастуха.

Напуганная девушка, под нашими оценивающими взглядами, попыталась незаметно затеряться, среди остальных прекрасных животных.

– Я сам не раз пользовал её, – сказал мальчишка. – Хочешь, чтобы мы вытащили её для тебя из стада?

– Нет, эту не надо, – отказался я.

– Есть ещё симпатичная, – подсказал другой парень, – вон та курносая с коричневыми волосами.

– И она ничего, – признал я. – Как её зовут?

В ответ пастухи захохотали.

– Это же стадные девки, – сквозь смех ответил один из них. – Нет у них никаких имен.

– Сколько их здесь? – поинтересовался я, поскольку пересчитывать их мне было лень.

– Семьдесят три, – сказал один из мальчишек. – Это – самое большое женское стадо клана Исанна.

– И лучшее, – добавил другой.

– Они кажутся молчаливыми, – заметил я.

– Девкам в стадах запрещено говорить по человечески, – объяснил один из мальчиков.

– Они здесь не больше, чем самки кайил, – засмеялся другой.

– Однако они могут, – сказал первый, – показывать свои потребности с помощью стонов и мычания.

– Это помогает управлять ими, и напоминает что они – животные.

– Вы, хоть иногда гоняете их к воде? – поинтересовался я.

– Само собой, – ответил один из пастухов.

– Мы кормим их на коленях, – рассказал другой парень.

– Им разрешено разнообразить свою еду, собирая ягоды и выкапывая корни дикие репы, – добавил первый парень.

– А ещё мы даём им жевать корни сипа, и внимательно смотрим за тем, чтобы они глотали, постепенно и маленькими порциями, – сказал второй мальчик.

– Да, а в конце мы осматриваем их, приказав стоять с широко открытыми ртами, чтобы убедиться, что они получили свою дозу корня.

Я кивнул, понимая, о чём речь. Корни сипа чрезвычайно горьки. Рабское вино, кстати, делают именно из этих корней. Рабыни краснокожих, как и все рабыни в целом на Горе, скрещиваются и оплодотворяются только тогда, и только с тем, кого выбирают рабовладельцы.

– И как, часто они отбиваются от стада? – спросил я, улыбнувшись.

– Нет, – засмеялся юный пастух, хлопая кнутом по своей ладони.

– Ночью, чтобы уменьшить возможность угона, мы стреноживаем их, связываем их между собой в цепочку верёвками за шеи, а руки стягиваем за спиной. А потом эти цепочки привязываем к столбам около стойбища.

– Кто-нибудь из них пытался сбежать?

– Нет.

– Не более одного раза, – захохотали пастухи.

– Никто из таких животных никогда не пытается сбежать от Исанна больше, чем однажды.

– Некоторых, кто пытался сбежать, съели слины в прериях, – объяснил первый из мальчишек. – Остальных ловят и возвращают в стойбище, где их связанных отдают нашими женщинами, и те три дня объясняют, что убегать запрещено.

– И каково наказание за вторую попытку побега? – поинтересовался я.

Подрезают сухожилия на ногах, – объяснил один из пастухов, – и затем оставляют одних, когда стойбище перекочёвывает на новое место.

– Я понял. Я могу поговорить с одной из них? – спросил я разрешения.

– Конечно, – ответил первый из мальчишек.

Я подошёл к женскому стаду.

– Ты, – указал я на темноволосую женщину, – выйди вперед.

Она немедленно сделала шаг вперед, и встала передо мной на колени.

– Ты можешь говорить со мной но кратко, – разрешил я. – После этого Ты снова возвращаешься, к языковым правилам стада, тем правилам, по которым, без разрешения рабовладельцев, или тех кто имеет такие права, Вы не можете использовать человеческую речь. Ты поняла?

– Да, Господин, – ответила она.

– Есть ли для тебя возможность сбежать?

– Нет, Господин, – испуганно задрожав, сказала рабыня, и опустила голову. Также я заметил, как некоторые из других женщин пятятся назад.

– Ты действительно в этом уверена?

– Да, Господин, – повторила она, съёжившись от ужаса.

– Что по поводу других женщин, они тоже знают это?

– Да, Господин. Мы все знаем это! Все мы знаем, что побег для нас невозможен!

– Ты можешь вернуться в стадо, – разрешил я.

Женщина быстро втиснулась назад и постаралась спрятаться среди остальных животных.

Я заметил, что некоторые из остальных женщин прислушивались к моими беседами с мальчишками, а позже и к моему разговору со стадной рабыней. В их глазах я видел ужас. Они отлично понимали, всю безнадежность даже мысли о побеге. Даже если они сумели бы ускользнуть от своих краснокожих преследователей, что казалось почти невероятными, впереди их будут ждать только прерии и слины. Все эти женщины, как большинство белых женщин попавших в Прерии, хорошо знали, что к их ужасу они, жили только благодаря милосердию и терпению краснокожих рабовладельцев.