Текст книги "Зарубежный криминальный роман"

Автор книги: Джон Кризи

Соавторы: Шарль Эксбрайя,Гюнтер Лофлёр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

– Бели я вас правильно понял, мое влияние на рабочих не было причиной того, что фирма потребовала моего увольнения. Вы только что намекнули о существовании какой-то главной причины.

– Действительно, – признался Меньшиков и заколебался, очевидно, не зная, выложить все начистоту или нет. Наконец он решился на компромисс: – Мисс Шмидт совершенно по-особенному относится к вам.

– Что вы говорите! – В душе я спрашивал сам себя: „Неужели он, как старик Генри, пытается убедить меня, будто она от меня без ума?“

– Да-да, – кивнув, подтвердил он. – Разумеется, это не укрылось от ее отца.

– Этого следовало ожидать, – сказал я, но тут же заметил, что больше не смогу ничего от него добиться. Он замкнулся в себе, хлебал виски и молчал. Наконец он даже захлопнул дверцу холодильника, словно сделал мне намек покинуть дом.

Я встал и сказал:

– Ну, мистер Меньшиков, боюсь, отнимаю у вас много времени. Надеюсь, вы будете, по крайней мере, здоровы. Большего я сейчас вряд ли могу вам пожелать. Не думаю, что вы завоюете большое доверие у ваших новых коллег. Как вы вообще собираетесь работать?

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Я поставлю себе письменный стол.

– Хотите судьбы рабочих вершить издалека?

– А вблизи и не стоит, – лениво отмахнулся он. – Человек моего возраста не может позволить себе жить в опасности.

Остановившись возле двери, я еще раз обернулся и сделал вид, будто вспомнил что-то важное.

– Что вы еще хотели спросить? Зачем меня пригласили к себе?

– Пригласил? – неуверенно повторил он. – Ах да, вчера вечером. Чтобы посоветовать вам принять предложение мистера Шмидта. Но вы, по-моему, уже решили.

– Разумеется, да, – подтвердил я. – Только почему вы захотели посоветовать мне это?

Он печально посмотрел на меня. Его движения стали тяжелыми – сказывалось действие алкоголя.

– Богу было угодно поставить над нами Шмидта и Хантера, – произнес он, как в бреду. – Кто не склоняется перед волей Всемогущего, неизбежно погибает.

– А кто склоняется, получает вечную жизнь?

Меньшиков покачал головой:

– Нет, но он умирает медленно, постепенно. Он разлагается в живом теле.

Я пошел домой, мне хотелось побыть одному. Вопреки всем привычкам, я лег, закрыл глаза и закурил, чтобы лучше думать. Что, в сущности, я узнал нового? Во-первых, окружное руководство профсоюза полевых рабочих оказалось лакеем „Шмидта и Хантера“. Во-вторых, Меньшиков чувствовал себя не в своей шкуре, он „разлагался в живом теле“. В-третьих, если для Шмидта важно держать меня в ежовых рукавицах, причина этого не в том, чтобы ослабить профсоюз, а скорее, потому что мисс Джейн „совершенно по-особому относится ко мне“.

Я загасил сигарету, вскочил на ноги и твердо решил разгадать эту загадку. Автомобиль привез меня туда, откуда я должен был начать – в центр города, через площадь Линкольна, мимо обувного магазина „Антиблистер“ в аристократический Ивергрин. Сгорая от волнения, я добрался до вымощенной металлическими плитами площади, сверкавшей вокруг спирального дворца Шмидта и Хантера.

Мистер Шмидт встретил меня на седьмом ярусе. Переваливаясь с боку на бок, он вышел ко мне через стеклянную дверь.

– А, это вы, – фыркнул он. – Похвально, что вы пришли.

– Я уже решил, – заявил я. – Я принимаю ваше предложение.

Шмидт вроде бы обрадовался. Он вызвал Бертона.

– Вот, – сказал он входящему менеджеру. – Вы можете поздравить мистера Уиллинга. Он принимает наше предложение.

– Отлично, – сухо отозвался Бертон. Несложно было заметить, как я ему противен, он, правда, и не скрывал своих чувств.

Шмидт предложил мне сигарету, я отказался, и он провозгласил:

– Завтра начинается ваша служба. Я ожидаю от вас железной дисциплины и безусловной лояльности. Во всем, что вы думаете и делаете, ставьте впереди всего интересы фирмы. Для начала вы поработаете в Ивергрине. Позднее у вас будут другие обязанности. Вы будете представлять „Шмидта и Хантера“ за границей.

– Не могли бы вы поближе остановиться на этих планах? – попросил я. – Здесь все говорят загадками.

– Кто говорит загадками? – спросил Бертон, опережая Шмидта.

– Все: мистер Шмидт, мистер Бертон, мистер Меньшиков.

– Не ходите к Меньшикову, – сказал Бертон. – Это опасно для вашего здоровья.

– Не подозревал об этом, – ответил я, – но теперь буду знать.

– Тогда дело пойдет на лад, – пробурчал Бертон. – А теперь ступайте-ка вниз.

– У меня такое же желание, – отозвался я.

Когда Бертон вышел, толстый Шмидт кивнул мне – меня на сегодня отпустили. Но я вовсе не собирался уходить и поэтому сказал:

– Впрочем, мистер Шмидт, если возможно, я бы хотел обменяться парой слов с мисс Джейн. Я подумал, что надо извиниться за мое вчерашнее поведение.

– Ну вы преувеличиваете! – ободряюще заметил Шмидт; он нажал на маленький рычажок из слоновой кости и сказал:

– Джейн, мистер Уиллинг здесь. Ему кажется, будто он был виноват перед вами вчера вечером и хочет извиниться. – Джейн немного раздражена, – предупредил он меня. – Она плохо спала. Учтите это. Ее апартаменты находятся двумя ярусами ниже.

Я пообещал проявить снисхождение и откланялся.

В коридоре стоял Бертон. Он, очевидно, ждал меня. Когда я вошел в лифт, он посоветовал мне:

– В самом деле, будьте осторожны. Я недавно это понял. У крошек бывают иногда капризы. На днях одна сбежала от нас с бешеной скоростью.

– Прекрасный лифт, – со вздохом ответил я и попытался принять заискивающий вид.

Бертон небрежно отмахнулся.

– Наши лифты многое выдерживают. И этот выдержит. Только тому бедняге, который рухнет с лифтом вниз, ничем уже не поможешь. Пусть это послужит вам уроком. Было бы жаль погубленную молодую жизнь, да и нам неприятно подбирать потом останки.

Я утешил его, уверив, что я не самоубийца, и спустился на пятый ярус.

Мое сердце бешено колотилось, едва ли не сильнее, чем вчера вечером. В своем докладе о себе я упомянул о поездке с мисс Шмидт и о ссоре с теми тремя типами, которые посмели к ней приставать. Когда ее телохранитель сильно удивился, я почувствовал себя давним приятелем Джейн. Во мне проснулась уверенность в себе, даже дерзость немножко пофлиртовать с ней. Вследствие всего этого мое чувство к Джейн стало еще сильнее, и я обеспокоился, так как подумал, что вряд ли стоит строить радужные надежды. Я не видел шансов для себя, искал близости Джейн и боялся ее. Вспомнив о словах старика Генри, будто она меня обожает, я только еще больше встревожился. Я казался сам себе маленьким мальчиком, беспомощным и слабым, и моя гордость не уравновешивала это чувство.

И вот я стоял возле лифта. Скованность, которую я ощущал в прошлый вечер, прошла. Джейн, по-видимому, показала свое настоящее лицо. Разве я вчера не увидел, какой она была в действительности: капризной, изменчивой, истеричной, как избалованная принцесса?

Она встретила меня в немыслимо плохом настроении.

– Садитесь, – не взглянув на меня, холодно сказала она.

Я захотел отомстить за себя и заговорил:

– Мисс Джейн, хотя вы самая богатая девушка Ивергрина…

– Оставьте меня в покое, – оборвала она меня. – Кто я есть, я и сама знаю. Вам не надо напоминать мне об этом!

Я был влюблен в нее, но от манеры, с которой она обходилась со мной и вчера, и сегодня, во мне поднялось возмущение.

– Дайте мне спокойно договорить, – довольно резко возразил я. – Вы самая богатая девушка Ивергрина, но это не дает вам прав обращаться со мной, как с глупым мальчишкой. Я ведь вежлив с вами, во всяком случае, не так груб, как вы.

– Вот именно, – отозвалась она, спокойнее, но все еще достаточно резко, чтобы рассердить меня. – Вы слишком вежливы. Раньше вы были холодны и недоступны. С тех пор, как вы продали себя Бертону, вы помягчали, как масло. Вчера вечером вы даже разыгрывали роль сентиментального юноши.

– Вы жалуетесь, что я перестал быть холодным и недоступным? – спросил я не только с яростью, но и с удивлением. – У вас будет возможность узнать меня с совершенно другой стороны. Это я вам обещаю. Если я, в виде исключения, был к вам расположен, для этого существовали свои причины.

– Конечно, – ответила она. – И я так думаю.

– Если бы вы жаловались, что раньше я был слишком невежлив с вами, я бы понял вас; но что вы упрекаете меня в вежливости – это выше моего понимания.

Она отвернулась. Я вроде должен был ее возненавидеть, но я еще раз попытался уговорить ее:

– Сделайте мне наконец одолжение – сойдите со своего высокого трона.

– Я не сижу на высоком троне, – надменно возразила она.

– Вы упрямы, как ослица, иначе вы бы объяснились со мной. Как, по-вашему, почему я вчера вечером был с вами вежлив?

Она откинула назад голову.

– Потому что с вами говорил мой отец.

Я с недоумением посмотрел на нее.

– При чем тут это?

– Потому что кто-то, мой отец или Бертон, сказал вам… – Она встала и сделала шаг ко мне. – Потому что один из них потребовал от вас на мне жениться. Если кто-то хочет стать богатым, он может вести себя и повежливее.

Меня словно окатили ведром ледяной воды.

– Жениться? – в изумлении пролепетал я. – Как вообще мог ваш отец предлагать мне такое?

Она снова села. Я тупо уставился на нее и, как оглушенный, шатаясь, побрел по комнате. В этом доме, кажется, все сошли с ума. Мне ужасно хотелось глотнуть свежего воздуха. Перед дверью я обернулся и заметил, что она смотрит мне вслед.

Наши взгляды встретились. Она показалась мне теперь маленькой и беспомощной.

– Нет, – спокойно сказал я. – Об этом вчера вечером не было сказано ни слова. Клянусь вам. Если я был холоден с вами, то… потому, что вы мне нравились. Это меня злило. Я хотел показать вам, что вы – самая богатая девушка Ивергрина – лично мне в высшей степени безразличны. Вчера, мне кое-кто сказал, что вы меня всегда… Я знал, что это неправда, но считал, что тоже вам нравлюсь. Возможно, поэтому я вел себя по-другому.

Она долго смотрела на меня. Потом улыбнулась.

Когда я подошел к ней, чтобы попрощаться, она вдруг заявила:

– Я не люблю своего отца. Я вообще не люблю ни одного человека. Все лживы, жадны и коварны.

– Все?

Она снова улыбнулась и прошептала:

– Почти все.

– Мисс Джейн, – твердо сказал я. – Не окажись вы дочерью мистера Шмидта, я бы объяснил вам, почему принял место в фирме „Шмидта и Хантера“.

Она снова подняла на меня глаза.

– Но я так не сделаю, – продолжил я. – Позднее вы, возможно, это поймете. Впрочем, вернемся к Бертону. У меня сложилось впечатление, что он не слишком приветливо со мной говорил. Может быть, вы объясните, почему? С другой стороны, он все-таки хочет, чтобы я здесь работал. Недавно он грубо угрожал мне.

Она все еще глядела на меня.

– Он сказал моему отцу, что ценит ваши личные качества, но вы, по его мнению, не должны вести себя, как слон в посудной лавке.

– Как слон в посудной лавке?

– Недавно вы так исколотили двух служащих фирмы, что они все еще не вполне оправились.

Я онемел. Неужели Джейн рассказала, что бил их я?

Она покачала головой.

Бели не она и не я, значит, Бертону доложил кто-то из этих типов. Но неужели их доверие простирается так далеко, что они готовы рассказывать ему даже о своих позорных провалах?

– Теперь я вообще ничего не понимаю, – сказал я.

Она засмеялась и ответила моими собственными словами:

– Позднее вы, возможно, это поймете.

Я шумно выдохнул воздух. После небольшой паузы, пытаясь найти разрешение загадки, я спросил:

– Вы рассказали мне, что вашему отцу очень хотелось выдать вас замуж за этого идиота – Малыша. Теперь все обстоит не так, да?

– Да, – ответила она. – Теперь не так.

– А почему?

– Потому что я не выйду за него замуж. Мой отец знает это.

Я помолчал немного, прежде чем отважиться спросить.

– И вы считаете, будто ваш отец остановил свой выбор на мне?

– Я не считаю, я это знаю.

– А вы не могли бы мне объяснить, как ему пришла в голову такая забавная идея?

– Вы находите эту идею очень забавной?

– Не пытайтесь смеяться надо мной, – предостерег я ее. – Если кто-то так поступает, я порываю с ним все отношения. – Я понял, что мой визит вежливости затянулся и заторопился. – До свидания, мисс Джейн.

Я так сильно пожал ей руку, что она вскрикнула и присела.

В приподнятом настроении я взлетел на два яруса выше, вторгся к мистеру Шмидту и заявил:

– Хочу вам только сказать, что у вас необычайно симпатичная дочь.

– Вы находите? – пробормотал он. – Вы находите? – Он не счел нужным сказать что-либо еще.

Лифт поднимался на самый верх. „Там живет мистер Хантер, – думал я. – Он обходится без болтовни и любит одиночество“».

Шульц-Дерге отложил записки Уиллинга. Нужно сделать паузу, чтобы в полной мере осмыслить прочитанное.

VII

Услышав позади себя урчание мотора тяжелого «мерседеса», Эдгар прижимается спиной к фасаду домов. Улица узкая. Бертон старается не покидать проезжей части. Но вот колеса оказываются на тротуаре. Расстояние между кузовом машины и домом уменьшается настолько, что в лицо Эдгара ударяет порыв ветра. Теперь он с уверенностью осознает, что борьба между карликом Уиллингом и гигантом «Шмидт и Хантер» вступает в новую фазу. Бертон не удовлетворяется теперь преследованием и угрозами. Решено его убить. Здесь, во Франкфурте.

Шум мотора ослабевает. В облаке пыли «мерседес» сворачивает за угол.

«Если бы я в последний момент не отпрыгнул в сторону, – думает Эдгар, – лежал бы сейчас с переломанными костями на мостовой». Эта мысль побуждает его повернуть голову. В двадцати шагах от него следует толстощекий тип с водянистыми глазами и одутловатым лицом. Эдгар ненавидит этого человека, ненавидит так сильно, что хочет подождать, пока тот окажется в пределах досягаемости. Тогда человек с подошвами из микропорки больше не сможет плестись за ним хвостом, и Бертону придется одного из солдат своей гвардии отвозить в больницу в тяжелом состоянии.

Однако, когда Эдгар останавливается, толстощекий делает то же самое. Он рывком поправляет галстук, осматривает свои ногти, глядит на часы и делает вид, будто кого-то ждет. Эдгар не спеша бредет назад. Вдруг человек на микропорках тоже трогается с места. Их роли поменялись: Эдгар – преследователь, толстощекий – преследуемый. Оба ускоряют шаг и наконец начинают бежать. Расстояние между ними постепенно сокращается. «Этот темп он долго не выдержит, – ликует Эдгар. – Сейчас он начнет задыхаться, и я его сцапаю».

Наверняка все бы так и кончилось, не услышь он снова мягкий рокот машины Бертона. Эдгар быстро прыгает в дверную нишу. Мимо мчится черный «мерседес». Эдгар замечает упругое движение кузова. Два колеса переезжают узкий тротуар.

Когда шум мотора затихает, Эдгар покидает свое укрытие. Тем временем толстощекий отбежал на приличное расстояние. Он стоит на углу и смотрит в его сторону.

Улицу пересекает женщина с детской коляской. За ней ковыляет старик. Полдень, солнце радуется, что настало время ему светить, птицы празднуют медовый месяц. Кто-то может себе позволить поехать на загородный пикник или съесть в ресторане пасхальные отбивные; тот, кого особые обстоятельства держат дома, утоляет свой голод яичницей или куском баранины. Только немногие в этот час катят по улице коляску с ребенком или ковыляют с клюкой по горячей мостовой. Или ездят на «мерседесе» по переулкам.

«Нужно попытаться проникнуть в жилые кварталы, – говорит себе Эдгар. – Там будет гораздо безопаснее. Кроме того, я договорился о встрече с Вендлером в „Вечной лампаде“. Ресторан находится в центре». Он решает идти в наугад выбранном направлении.

Толстощекий снова приближается к нему. Повторяется прежняя история. Когда Эдгар убегает, чтобы увеличить расстояние, появляется автомобиль Бертона и заставляет ждать, пока человек на микропорках подойдет поближе. Если Эдгар бежит за своим преследователем и расстояние между ними сокращается, опять появляется «мерседес» и принуждает снова ждать, пока расстояние увеличится.

Дойдя, до угла улицы, Эдгар видит на другой стороне человека. Эдгар сворачивает направо, незнакомец держит тот же курс. Бросается в глаза, что этот человек следует за ним по другой стороне улицы, словно спутник, и, очевидно, желает, чтобы промежуток между ними не увеличивался и не уменьшался. На углу улицы он на минуту застывает, словно для того, чтобы Эдгар получил преимущество. Эдгар, однако, не идет на это, и его спутник – молодой человек с гладкими черными волосами – видит, что решение не состоялось и продолжает путешествие по следам Уиллинга опять-таки по другой стороне улицы. Если Эдгар выбирает левую сторону, черноволосый идет по правой, если Эдгар пересекает шоссе, черноволосый делает то же самое, только ему навстречу.

Странно, но помимо необычного поведения, Эдгар замечает, что черноволосый человек ему, оказывается, знаком. Чем дольше он наблюдает за ним, тем больше убеждается, что уже видел его. Когда Бертон проезжает мимо – не очень близко, так как ему навстречу едет другой автомобиль, – черноволосый резко поднимает голову и Эдгар узнает человека, сидевшего на скамейке с газетой на Нахтигаленвег. Шульц-Дерге тогда стоял наверху возле окна, отодвинув в сторону гардины, пока Эдгар передавал Бертону оригинал и две копии. Издатель достаточно сильно нервничал и не заметил, что третий экземпляр держит в руках. Это укрылось от Бертона и толстощекого, ведь Эдгар побудил их встать спиной к вилле. Когда Эдгар ушел, Шульц-Дерге исчез, гардины снова закрыли окна, человек на скамейке поднял голову. «Хорошо, что там сидел не Бертон и не толстощекий, – подумал тогда Эдгар. – Этому холостяку безразлично, держит или нет Шульц-Дерге в руках мою третью копию». Когда Шульц-Дерге отошел, Эдгар облегченно вздохнул. Хорошо, что все прошло так гладко, теперь можно привести в исполнение смертный приговор.

Но оказалось, что смертный приговор «Шмидту и Хантеру» бумерангом вернулся к нему самому.

Они знают, что третья копия осталась у Шульца-Дерге. Они найдут способ ее снова заполучить. Но в голове Эдгара Уиллинга осталось содержание его записей, которое в любой момент он сможет воспроизвести на бумаге. Он уже доказал Бертону, что ему нельзя верить и что он хочет продолжать борьбу против «Шмидта и Хантера» всеми средствами и со всей решительностью. Поскольку Бертон все же не может навсегда остаться во Франкфурте для слежки за каждым шагом своего заклятого врага, решено было его – Эдгара Уиллинга – отправить на тот свет. Потом Бертона оправдают, а «Шмидт и Хантер» избегнут смертельной опасности.

Что будет с Джейн?

Он не имеет теперь времени строить догадки о дальнейшей судьбе Джейн. Снова появляется черный «мерседес». На этот раз он движется ему навстречу. За несколько метров до него машина Бертона выезжает на тротуар вплотную к домам. Эдгар сразу предусматривает этот маневр, как только появляется этот черный монстр. Огромными шагами он покрывает расстояние до ближайшей двери дома. Юркнув в нее, он оказывается в безопасности.

Он опять перехитрил Бертона. Но даже если ему удастся пробиться к гостинице в Бергене или к «Вечной лампаде» – что он выиграет? Теперь он почти верит, что Меньшиков был прав, когда говорил:

– Если твоя судьба решена, ты не сможешь никуда убежать от смерти. Возможно, ты пройдешь расстояние, возможно, даже большое расстояние. Хотя улица такова, что ты можешь долго по ней идти, но ее конец приведет тебя в пропасть. Существует бесконечно много возможных путей к смерти. Один умрет в результате несчастного случая, другой отравится испорченным мясом, третий упадет в шахту лифта, но никто не избежит смерти, если его решено убить.

Эдгар смотрит на часы. Он думал, что прошло гораздо больше времени. До встречи с Вендлером остается еще два часа. Вендлер – интересный человек, пятидесятилетний преподаватель истории, единственный, кому Эдгар доверился за свое недельное пребывание во Франкфурте. Завсегдатай «Вечной лампады».

Скоро там будет танцевать Меньшикова, дочь того самого Меньшикова. Бывают же совпадения…

Он снова выходит на улицу.

Бесцветная, пыльная мостовая. Дома греются под весенним солнцем. Через сто метров квартал кончается. За ним тянется широкое, зеленеющее дружно взошедшей пшеницей, поле. Вместо центра Эдгар очутился на периферии. Он видит зеленые стебли и с удивлением ощущает, что их аромат иной, чем у всходов риса в Техасе или Луизиане, и это пробуждает в нем воспоминания о детстве.

Вдоль поля бежит немощеная разбитая дорога. На горизонте темнеет лесок. На противоположной стороне улицы стоит черноволосый человек, которые теперь зажег сигарету и, видимо, пока не решил, куда ему идти дальше.

«Я пойду по полевой дороге, – решает Эдгар, – она так узка, что парень не сможет сопровождать меня. Ему придется оказаться либо впереди меня, либо сзади, и в моих силах заставить его сделать то или другое. Если я поверну налево, он будет впереди меня, если сверну направо, он окажется позади. Но, поскольку мне чертовски неприятно иметь кого-то за спиной, я пойду налево».

Он шагает к черноволосому. Тот выбрасывает сигарету и одновременно отступает. Едва Эдгар проходит тридцать шагов, как из-за угла появляется человек на микропорках.

Наверное, скоро вечер. Эдгару хочется сидеть за столом с Вендлером и дышать атмосферой безопасности.

Справа от дороги простираются поля, слева – сады. Ветер доносит отчетливый шорох, голоса, раздающиеся, по-видимому, из леса. Поля пусты. Воробьи клюют комья конского навоза.

В саду смеется маленькая девочка, она визжит от восторга.

– Мама! Мама! Смотри, что принес пасхальный заяц!

Ее мать отдыхает в шезлонге среди листвы деревьев, женщина сидит, прикрыв голову газетой.

– Какой он хороший, все дарит нашей милой девочке. Ну, поищи еще немножко, Анжел-Астрид, дай твоей мамочке чуть-чуть подремать.

Анжел-Астрид ползет в крыжовник, расцарапывает себе ручки и возмущенно ругается:

– Какой глупый крыжовник!

Между цветочными грядками стоит толстый человек, облаченный в потрепанные старые брюки, и курит трубку. Поливая сад, он держит в руке шланг и равномерным дождем орошает грядки.

Эдгар мог бы часами стоять возле калитки сада и смотреть, как Анжел-Астрид во второй или третий раз принимается искать пасхальное яйцо, как дремлет молодая дама, накрыв лицо «Франкфуртер Альгемайне», как мужчина с трубкой во рту поливает грядки.

Но автомобиль Бертона уже выруливает на разбитую дорогу. «Если он проедет здесь, не коснувшись садовой ограды и не оказавшись на поле, он – первоклассный шофер», – думает Эдгар. Он уже представляет, как мощная сила бросает его на землю и его тело переезжает огромное черное чудовище.

Он рывком открывает садовую калитку. Шум мотора смешивается с пронзительным скрежетом ржавых петель.

От страха Анжел-Астрид забывает, что она пришла в сад искать пасхальные яйца. Господин в поношенной одежде вынимает изо рта трубку. Струя воды вдруг оказывается предоставленной самой себе и с шумом падает на листву деревьев. Несколько брызг попадают на «Франкфуртер Альгемайне», заставляя даму прервать отдых.

– Простите, – говорит Эдгар. – Я ошибся калиткой.

«Мерседес» катится уже немного впереди. «Повернуть здесь он не сможет, – думает Эдгар. – Ему придется переезжать поле. Если он так не сделает, я перелезу через следующий забор».

Черноволосый бредет впереди него, толстощекий плетется позади. Они взяли его в клещи.

Чуть подальше, впереди, боковая дорога убегаете лесок, из которого все еще, теперь уже громче, звенит множество голосов. Возле перекрестка, расставив ноги, скрестив перед грудью руки, как боксер-победитель, стоит человек.

У Эдгара есть выбор: идти по главной дороге, которая в лучшем случае приведет обратно в город, или свернуть на боковую дорогу, в лесок. Там Бертон не сможет его преследовать. Между стволами деревьев, наверное, найдется возможность стряхнуть с себя обоих преследователей или одного из них отдубасить так, чтобы другой мечтал бы стать совсем маленьким и радоваться, если он ни Уиллингу, ни Бертону не попадется на глаза. Эдгар безнаказанно сделал бы крюк, вернулся во Франкфурт, встретил Вендлера, предупредил Шульца-Дерге и дождался Джейн.

«Вряд ли он свернет на боковую дорожку» – считает человек, стоящий на развилке со скрещенными перед грудью руками. Теперь они пойдут за ним втроем: черноволосый, человек на микропорках и боксер-победитель.

Если Шмидт и Хантер решили прикончить человека – ничто им не помеха. Как выражается Бертон: люди относительно дешевы в Германии. Дешевы по сравнению с ценой, которую должен заплатить Уиллинг, и по сравнению с прибылью, которую получит фирма.

Эдгар тяжело ступает по полю. Зеленеют всходы. Душный запах смешанной с навозом земли.

На опушке леса поднимается облако пыли, парит над верхушками деревьев, оседает и движется к нему.

Как сказал Меньшиков? Если Шмидт и Хантер решили, что ты должен умереть, ты не избежишь смерти. Любая улица, будь она какой угодно длинной, приведет тебя в пропасть.

Окажись он пессимистом, он бы сказал; мое положение безвыходно. Так или иначе фирма будет преследовать меня и в конце концов доконает. Ни один человек мне не поможет. Ни Джейн, ни я сам, ни полиция. Полиция считает, будто я временами страдаю манией преследования. Даже если я доберусь до президента, меня посадят в автомобиль, доставят в аэропорт и отошлют в Техас. Если повезет, моя жизнь окончится в санатории для психов, если не повезет – еще раньше. Возможно, я вообще не дойду до полиции. Если я предпочту побежать в лесок и повести за собой троих преследователей, в итоге получу то же самое. Если они вооружены, мировая статистика пополнится еще одним случаем вооруженного нападения. Если нет, у меня есть шанс вывести из строя всех троих. Но потом я встану перед выбором: повеситься на первом же дереве, идти в полицию или забиться в какой-то укромный угол. Но от Шмидта и Хантера надолго никто не прятался. Их власть почти безгранична. Следовательно, так или иначе фирма все равно меня погубит.

Но Эдгар не пессимист. Он никогда не верил старому Меньшикову. Он и теперь ему не верит. Поэтому он шагает навстречу облаку пыли. Оно отделяется от опушки леса и сдвигается на тропу.