Текст книги "Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах."

Автор книги: Джон Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

Через пару недель стоявшие на часах тамплиеры замка Тортоза с удивлением увидели, что к воротам приблизилась небольшая группа венецианцев, сопровождавшая двух францисканцев. Представ пред очи командира замка, усталые путники поведали тамплиерам, что с самого отъезда из Акры францисканцы внимали рассказам о кровопролитном истреблении христиан турками, монголами и сирийцами, с трепетом слушая настоятельные предупреждения, что им надлежит приготовиться к возможным пыткам и гибели. В конце концов страх их возобладал над верою, и безгрешные братья решили лучше испытать на себе гнев нового Папы, но все же вернуться домой, а посему умоляли венецианцев отвести их в означенный замок, дабы отдаться на милость тамплиеров.

Хотя прецептор тамплиеров не питал ни малейшего сочувствия к трусливо хнычущим братьям во Христе, он все же позаботился об их безопасном возвращении в Акру – наверное, чтобы поскорее сбыть их с глаз долой. Правда, боязливым фриарам не пришлось выслушивать папские попреки, поскольку Тибальдо Висконти, а ныне Папа Григорий X, уже пребывал на пути в Рим, дабы попытаться поднять всех добропорядочных христиан на вселенский крестовый поход.

Впрочем, Великий Магистр прибытию принца Эдуарда в Святую Землю обрадовался. Будучи англичанином, Тома Берар знавал Эдуарда с младых ногтей и с упоением открыл английскому полководцу все, что ведал о положении дел в Святой Земле. Эдуард же, разумея, что военными действиями вряд ли достигнет многого, посвятил свои силы заключению договора с султаном Бейбарсом. Для султана же наипервейшей докукой была не вереница портовых городов поистрепавшегося христианского королевства, а неугомонные орды монголов в Персии, Ираке и турецких пределах. Получив же надменное, угрожающее послание ильхана Абага, повелевавшее Египту склониться пред монгольским ханом, Бейбарс решил утешить принца Эдуарда мирным договором сроком на десять лет и десять месяцев. Не исключено, что султан подписывал договор, не без причины полагая, что дни английского принца на исходе, и потребовать выполнения условий перемирия ему уже не суждено. Не прошло и месяца со дня вступления договора в силу, когда человек, коего Эдуард мнил принявшим крещение мусульманином, оказался асасином, посланным убить принца. Убийца не сумел вонзить кинжал настолько глубоко, дабы удар повлек смерть, но клинок был отравлен, и более месяца Эдуард был тяжко болен, – но не умер; вероятно, оттого, что верная супруга, оттолкнув мужчин в сторону, собственными устами высосала отравленную кровь из раны мужа. Некоторые из рыцарей Эдуарда надумали остаться в Святой Земле, но сам он, оправившись от хворости, еще более сблизившей его с женой, в сентябре 1272 года вернулся в Англию. По прибытии Эдуард узнал, что отец его умер, а он отныне король Эдуард I Английский. На родине же у него имелось множество дел, для него куда более существенных, нежели очередной крестовый поход.

В 1273 году Тома Берар скончался, и Великий Собор тамплиеров был вынужден вновь позаботиться об избрании Великого Магистра. Возможно, тогдашняя политическая ситуация, а особливо восхождение и притязания Карла д'Анжу толкнули их на избрание одного из своих командиров, приходившегося двоюродным братом Карлу и королю Франции. Двадцать первым Великим Магистром рыцарей Храма стал Вильям де Боже, но прежде чем явиться в Святую Землю и приступить к новым обязанностям, де Боже провел не один месяц в обществе Карла дАнжу на Сицилии, после чего с ним вместе отправился во Францию, дабы принять участие во Втором Лионском Соборе. Конклав созвал Тибальдо Висконти, ныне Папа Григорий X, дабы решить вопрос о Святой Земле, а также разобраться с рядом проблем церкви, почти три года пребывавшей без папской опеки. Дабы обрести помощь в приготовлении к Собору, Папа просил иерархов церкви представить ему доклады о видах на новый крестовый поход. Услышанное пришлось ему крайне не по нраву.

Доклад за докладом являл тревожные свидетельства, что три года без надзора были равнозначны трехлетней индульгенции на растление. Выгодами небрежения отцов церкви делами паствы воспользовались не только бароны, но даже епископы, закладывая свои церковные уделы, используя земли и прибыли клира во вверенных им епархиях ради обогащения себя и своих конфидантов. А в старании не упустить из рук приходские церкви с их доходами зачастую вверяли оные попечению людей, даже не посвященных в сан, не получивших никакого духовного образования, а то и вовсе несмышленых отроков.

Что же до крестового похода, народ утратил стремление к сомнительным духовным благам, обещанным церковью за то, что они растратят все свои деньги и даже отдадут в залог свое достояние, дабы отправиться за тридевять земель, возложив живот свой на алтарь войны, каковая, как знать, может быть, и вовсе неугодна Богу. Разве потери христиан в Святой Земле – не верное доказательство того, что Христос порицает их дела? Вознаграждение вечным блаженством утратило свою эфемерную привлекательность пред суровым ликом действительности. Они узрели, как сама идея крестового похода, сиречь сражения за Животворящий Крест Господень, подверглась извращению, преобразившись в войны папства за власть, и примером тому пресловутый Альбигойский крестовый поход во Франции и «крестовый поход» Папы против Фридриха II в Италии.

Папа Григорий X питал непоколебимую убежденность, что если долг всех католиков – спасать души людские, то на Папу возложен особый долг – спасать душу самой Святой Матери-церкви. Именно он, прежде всех прочих, обязан вернуть ей высочайшие духовные стандарты, предписанные уже самой искренней верой в учение Иисуса Христа. Лишь он один наделен полномочиями приструнить верховных иерархов церкви. Растление прелатов, распутный образ жизни, для поддержания какового народ облагали грабительскими податями, растраты, беспутство лиц, облаченных в одеяния духовенства – все сие отторгло искренне верующих от церкви. Они лишились благоговения пред таинствами и утратили почтение к проповедям, возглашаемым людьми, погрязшими во грехе. Главная задача Григория заключалась в искоренении означенных непотребств через утверждение и насаждение строжайшей духовной морали. Меры, принятые им для достижения таковой цели на Втором Лионском Соборе в 1274 году, открывают нам положение дел в Европе под конец тринадцатого столетия, повествуя о борьбе за власть, в конечном итоге повлекшей утрату Святой Земли. Некоторые из рассмотренных на Соборе материй помогут истолковать катастрофические события следующей четверти века. Нам остается только домысливать, какой оборот приняли бы дебаты на Соборе, доживи до него величайший из мыслителей века, но Святой Фома Аквинский скончался по пути в Лион, всего через год после предания гласности своего основополагающего труда «Summa Theologica».

Григорий питал твердое убеждение, что новый крестовый поход во спасение королевства Иерусалимского сызнова поможет сплотить верующих. При том он прекрасно сознавал, что чем более он преуспеет в призыве людей на бой, тем больше понадобится денег на доставку их в Святую Землю и на подкрепление их сил в поле. Добыть же эти деньги было нелегко, поелику всякому было ведомо, что золото, собранное для прошлых крестовых походов, изрядной частью утекало в бездонные кошели высшего духовенства, нуждавшегося в нем, чтобы вести шикарную жизнь, какой позавидовали бы и великие князья по крови – каковой титул кардиналы присвоили, именуя себя «князьями церкви».

Зная по собственному опыту, что итальянцы снабжают египтян военным сырьем. Папа постановил прекратить такую торговлю, какой бы прибыльной она ни была. Он также ведал, что суда мусульманских морских держав на африканском побережье и корабли мусульманских флибустьеров и пиратов неусыпно стерегут морские пути христиан, то и дело обращая плененных паломников в рабство. Вдобавок он вызнал, что таковых стервятников поддерживают христианские портовые города, где негоцианты за бесценок скупают у пиратов захваченные грузы, продавая оным припасы, потребные, чтобы снова выйти в открытое море. Означенному тоже надлежало положить конец.

Посетили Собор и важные особы, прошения которых тоже надлежало рассмотреть. Мария Антиохийская алкала возможности предъявить права на иерусалимский престол. Эмиссары ильхана Персии искали союза с христианами против мусульман. Посланники императора Михаила Византийского желали обсудить признание греками господства

Папы римского в чаянии, что покорность императора предотвратит нападение Карла д'Анжу на Константинополь.

Все сказанные материи играли весомую роль, и посему европейских венценосцев побуждали посетить Второй Лионский Собор в 1274 году. Монархи же пренебрегли оным, за исключением короля Якова I Арагонского, да и тот, не найдя ничего для себя интересного, вскоре нацелился домой. А Вильяма де Боже, нового Великого Магистра ордена тамплиеров, особенно интересовали посланники из Святой Земли, ибо они могли посвятить его в сложившуюся там обстановку. За истекшие месяцы он свел дружбу с епископом Триполийским, в один прекрасный день возблагодарившим Господа за эту дружбу. И притом Великий Магистр всегда играл роль соглядатая своего двоюродного брата – Карла д'Анжу, которого всячески поддерживал.

Постановления Собора были весьма познавательны, показывая, что папство пользовалось своей властью не только для созыва и финансирования крестового похода, но и для восстановления нравственности как в самой церкви, так и за ее пределами, – что мало заботило средневековых монархов. Начали с первостепенного вопроса о крестовом походе. И здесь Папа благодаря службе в сане патриарха Иерусалимского знал положение дел отнюдь не из вторых рук.

«Увы нам! Сама земля, на которую Господь сошел в попечении о нашем спасении, которую Он, дабы искупить грехи человечества ценою жизни своей, освятил собственной кровью, – сия земля подвергается дерзким нападениям и давно занята нечестивыми врагами христианства – богохульными, неверующими сарацинами. Они не только железной дланью удерживают завоеванное, но и без страха опустошают его. Они жестоко убивают тамошних христиан, предавая Творца величайшему поношению, ко гневу и горести всякого, кто следует католической вере. «Где же Бог христиан?» – то и дело вопрошают сарацины, насмехаясь над оными. Таковой срам, что разум отказывается верить, а уста произносить, воспламенил наше сердце и вдохновил отвагу, дабы мы, ведая о заморских делах не понаслышке, а зревши оные собственными очами и осязавши собственными дланями, восстали всячески отмстить за обиды Распятому. Помощь наша придет от воспламененных огнем веры. Поелику освобождение Святой Земли должно волновать всякого исповедующего католическую веру, мы и созвали собор, дабы по консультации с прелатами, королями, князьями и прочими мудрыми людьми решить и предписать именем Христовым средства к освобождению Святой Земли».

Кроме того, Папа Григорий объявил, что Собор призван повлечь «…преображение нравственности, каковая подверглась порче в силу грехов и духовенства, и народа же».

Изыскивая средства на крестовый поход, Папа постановил, что и сам он, и все его кардиналы будут ежегодно вносить на его нужды по шестой части своих доходов в течение шести лет. А всех епископов, священников и военные ордена призвал в это же время вносить специальную десятину. Все взыскания, коими облагались богохульства, поступали в фонд крестового похода. Исповедникам перед отпущением грехов предписывалось налагать епитимью деньгами, «…отдав деньги Святой Земле в расплату за грехи их». Церковную кружку надлежало разместить в каждом храме, а дабы собранные деньги пошли по назначению, каждая кружка должна была запираться на три ключа: «первый пребывал бы в распоряжении епископа, второй в распоряжении священника храма, а третий вверен в руки некой честной светской особы». Далее Папа повелевал «наставлять паству в отпущение своих грехов помещать то свое подаяние, на каковое сподобит их Господь, в оную кружку».

Далее, чтобы никто не избег обязанности внести хоть малую толику, Папа велел всем светским властям обложить свои земли «…малым налогом, каковой никому не в тягость, в отпущение грехов… дабы никто не мог уклониться от сострадания пагубному положению Святой Земли, никто не был освобожден от пожертвования». А с целью предотвращения случавшегося в прошлом использования фондов крестового похода для личного обогащения, Григорий пустил в ход угрозу строжайшей церковной кары. «Анафема» и отлучение [экскоммуникация] изначально отождествлялись с изгнанием или проклятием, но ко времени Собора она приобрела значение серьезнейшей формы отлучения, провозглашаемого в сопровождении всех причитающихся духовных обрядов. «Буде же сим благоразумным приуготовлениям касательно Святой Земли станут чинить препоны плутнями ли, по злому умыслу ли, мы отлучаем и предаем анафеме всех и каждого, кто сознательно воспрепятствует уплате сказанной толики – прямо или косвенно, гласно или тайно…»

Великий Магистр де Боже с интересом выслушивал изложение способов стяжания средств на крестовый поход, хотя на орден тамплиеров они не распространялись. Одной из главных причин, приведших его на Лионский Собор, было стремление заполучить часть этих средств для своего ордена.

Определив источники средств и отдав надлежащие распоряжения, Папа Григорий X обратил свое внимание на христиан, ведущих дела и с мусульманскими, и с христианскими пиратами: «Поелику корсары и пираты весьма препятствуют паломникам, путешествующим в сказанную [Святую] землю и из оной, захватывая их в плен и обирая их, мы обязываем предавать отлучению таковых, равно же их главных приспешников и помощников. Сим же запрещаем всякому под страхом анафемы вести с ними дела, соглашаясь будь то покупать у них или же продавать им что-либо».

Перейдя к проблеме продажи христианами военного сырья мусульманам, столь возмутившей Эдуарда Английского, Папа обрекает повинных на нищету и рабство. Их отлучение выводит их за рамки правила, запрещающего христианину обращать в рабство единоверца. «Сверх того мы отлучаем и предаем анафеме тех лживых христианских нечестивцев, каковые вопреки Христу и христианскому народу снабжают сарацин оружием и железом, каковые оные пускают в ход для нападения на христиан, а равно и лесом для их галер и прочих судов… [их] надлежит карать изъятием всего имущества, а самих предавать в рабство таковым, кто их пленил».

Теперь, когда вопросы о средствах и наказании военных преступников были улажены, крестовому походу были нужны люди, готовые принять крест и выйти на бой. Первым делом, как полагал Папа, следовало повелеть христианам Европы прекратить сражения между собой, чтобы все бойцы могли пустить в ход свое оружие и военное искусство в Святой Земле. «Посему повелеваем… повсеместно хранить мир между христианами во всем свете… шесть лет неукоснительно соблюдая соглашение о мире или твердом перемирии. Таковых же, кто ослушается, надлежит строжайше к тому понудить преданием означенных персон анафеме и наложением интердикта на земли оных». Угроза предания анафеме и даже само отлучение на деле в прошлом зачастую не могли помешать войнам между христианскими правителями, и посему Папа предупредил, что в наказание тем, кто «пренебрежет порицанием церкви», он может объявить светскую войну против «препятствующих делам Того, кто предан распятью».

Дознаватели уже поведали Папе, что посулами вечного блаженства более не побудить людей принять обет крестоносца, но Папе Григорию не оставалось ничего другого, как попытаться, ибо без людей не будет и крестового похода. «Посему, с верою во Всемогущего и силу благословенных апостолов Петра и Павла, ручаемся властью, вверенной нам Господом, всем таковым, возложившим на себя сей труд отправиться за море, дабы помочь Святой Земле, собственною персоною и за собственный счет, даровать полное отпущение грехов, в каковых означенные искренне раскаиваются и сознаются на исповеди, иже обещаем оным залог жизни вечной…» Тот же путь к спасению сулили и тем, кто не может отправиться лично, но пошлет «…достойных людей за собственный счет».

Исходя из предложения императора Михаила подчинить греко-православную церковь власти Рима, с энтузиазмом одобрили слияние церквей, взявшись за тщательную подготовку предстоящего объединения. Депутации послов ильхана Персии дали возможность изложить прошение о военном союзе между монголами и участниками грядущего крестового похода, с обещанием передачи Святой Земли под полный контроль христиан. А Мария Антиохийская предъявила свои права на иерусалимский престол.

Последним же пунктом повестки дня стал важнейший вопрос избрания Папы. Никогда более нельзя допускать столь продолжительной смуты междуцарствия на Престоле Святого Петра. Отныне у коллегии кардиналов, проводящих выборы, будут причины поторопиться с решением. Кардиналам дается десять дней с момента смерти Папы, дабы собраться на конклав – в одной комнате без перегородок и занавесов. Комнату надлежит запереть, оставив лишь окно – достаточно просторное, чтобы передать в него пищу, но не настолько, чтобы человек мог проникнуть туда или оттуда. При сем нельзя ни отправлять, ни получать никаких посланий. Если по истечении трех дней они не сойдутся на одной кандидатуре, количество трапез сократят до двух в день, причем состоящих только из одного блюда. Буде еще через пять дней они по-прежнему будут мешкать с избранием преемника, то начнут поститься, обходясь хлебом и водою вплоть до избрания Папы. Во время выборов кардиналам воспрещается получать от церкви доходы любого рода. Григорий X твердо решил добиться, чтобы никогда больше выборы Папы не затягивались на многие годы.

Не меньшим новшеством оказался и способ усовестить^- кардиналов, чтобы те прекратили торговать своими голосами или использовать их для заключения побочных сделок ради пополнения собственной казны или обогащения своих близких. Им же вменялось руководствоваться только благом церкви. «…Заклинаем кардиналов… дабы они расценивали свои деяния с сугубым тщанием. Ибо избирают наместника Иисуса Христа, преемника Петрова, владыку вселенской церкви, пастыря стад Господних. Означенным надлежит… не вступать ни в какие сделки или уговоры и не брать на себя никаких обязательств; оным не следует брать во внимание никаких обещаний или соглашений, пренебрегать взаимными преимуществами будь то своими или таковыми своих друзей. Оным не следует печься о собственных интересах либо собственных выгодах… Единственная цель упомянутых – без промедления обеспечить служением своим то, что полезно и потребно всему миру и отвечает чаяниям церкви. Таковые же, кто действует вопреки сказанному, подлежат духовному воздаянию, проступки же оных не подлежат прощению без суровой епитимьи. Мы объявляем недействительными все сделки, уговоры, ручательства, обещания и соглашения, будь то скрепленные присягою равно и какими другими узами; мы отменяем все сказанные и провозглашаем, что таковые не имеют никакой законной силы». (Не пренебреги князья церкви сим благородным постановлением, а исполни его, орден рыцарей-тамплиеров мог бы официально существовать и по сей день, но этому не суждено было исполниться.)

Рассмотрев же прошение Марии Антиохийской, Папа Григорий увещевал ее уступить свои права на иерусалимский престол Карлу дАнжу за денежное вознаграждение размером в десять тысяч фунтов золотом, с последующими пожизненными выплатами по четыре тысячи фунтов в год. Соглашение заключили с полнейшего одобрения Великого Магистра де Боже, двоюродного брата Карла. Тамплиеры уже присягнули на верность Марии, а теперь с радостью перешли в стан приспешников Карла дАнжу, дабы он мог присоединить к коронам Сицилии и Неаполя и венец государя Иерусалимского.

Слияние же греческой и римской церквей так и не состоялось, поскольку императору Михаилу пришлось пойти на попятную, когда известие о предполагаемом союзе вызвало такой гнев его греческих подданных, что едва не привело к мятежу. Римская церковь даже не пыталась оградить Византию от угрозы нашествия Карла дАнжу. По возвращении в Святую Землю Великий Магистр де Боже смог доложить храмовникам только о своем крепком союзе с Карлом, как о единственной ощутимой выгоде для ордена, поскольку ко времени его отбытия из Европы папский призыв к новому крестовому походу оставался без ответа.

Несмотря на склонность к неоправданному оптимизму, человеком Папа Григорий X был добрым и искренним, отчаянно жаждавшим свершить то, что считал благом для христианства: он добивался нового крестового похода во спасение Святой Земли; требовал положить конец растратам средств, предназначенных для крестоносцев; повелел покончить с превращением папских выборов в торжище; он искал военных союзов между монголами и христианами, чтобы дать отпор мусульманам; он устроил так, чтобы иерусалимский престол отошел к союзнику церкви Карлу д'Анжу; он поощрял подчинение греческой церкви Риму. Ни одной из этих целей ни он, ни церковь не добились. Быть может, посмертные восторги церкви перед его свершениями были призваны упокоить его душу на небесах, хоть как-то смягчив вереницу досадных неудач, испытанных при жизни.

Не сумев добиться желаемого на Соборе, монгольские эмиссары задержались в Европе, чтобы посетить кое-кого из мирских владык в намерении напрямую заключить союзы против мусульман, но в конце концов вернулись к ильхану с докладом, что на альянс с христианским крестовым походом рассчитывать не приходится, ибо никакого крестового похода не будет. Стремление умереть за Святую Землю почило в бозе. Несмотря на свое могущество, Папа уже не мог побудить добрых христиан покинуть родину, хозяйство и семьи, рискуя распроститься с жизнью или получить увечье на заморских полях сражений в обмен на отпущение грехов или даже обещание «вечного блаженства». Монголам оставалось рассчитывать только на себя.

Да и христианам Иерусалимского королевства тоже.

26. Развал Королевства 1275-1289.

ернувшись домой с безрезультатного Лионского Собора, епископ Триполи йский полагал, что принес дурные вести, но вдруг обнаружил, что многие местные бароны встретили их с радостью. Средоточием их жизни стали гроссбухи, а не Библия. Мало-помалу они привыкли к шикарной жизни на манер восточных магнатов; в Европе же о подобном не могло быть и речи. Источником их неизменных доходов была торговля с мусульманами, и они вовсе не желали, чтобы заезжая свора религиозных фанатиков поставила их жизнь с ног на голову, а после вернулась по домам. Они предпочитали рискнуть, пустив в ход свое умение договариваться с мусульманами – по их мнению, отнюдь не желавшими погибели торговых центров, коими стали христианские порты Святой Земли. Они сражались друг с другом, как почти всякий наделенный властью – или рвущийся к ней – лгали, плутовали и даже убивали, чтобы отхватить себе более жирный кусок все убывающей христианской территории.

Тамплиеры тоже получали свою толику от торговли с мусульманами, но не от товаров, а от капитала, распространив свою банковскую деятельность на Каир, Александрию, Дамаск и прочие мусульманские торговые центры. Деятельность эта требовала и наличия тайной шпионской сети, без которой, в общем-то, не обходится никакая международная банковская деятельность, и большого аналитического центра. Система предусматривала наличие высокопоставленных и высокооплачиваемых осведомителей при дворах разнообразнейших мусульманских владык. Собранные сведения отсеивали и оценивали в ставке храмовников в Акре, чтобы впоследствии применить к наилучшей выгоде ордена.

Прибыв в Храм Акры, Вильям де Боже явился в Святую Землю впервые со времени избрания Великим Магистром за два года до того. На Великом Соборе де Боже описал собственные успехи на ниве дипломатии в пользу ордена, основанные в первую очередь на его личных отношениях с двоюродным братом Карлом д'Анжу. Изложил он и условия соглашения, по которому Карл перекупил у Марии Антиохийской права на иерусалимский трон с полного благословения Папы Григория X. Из сказанного вытекало, что Карл вскоре будет помазан на иерусалимский престол, причем тамплиеры будут у него в фаворе. Поведал им Магистр и о том, что Карл поддерживает постоянную связь с султаном Бейбарсом Египетским, преклоняющимся перед завоеванием оным Сицилии и Неаполя. Бейбарс обещал полную поддержку планам Карла отбить Константинополь, так что успех им был почти гарантирован. Благодаря твердой поддержке Карла тамплиеры рассчитывали пожать богатый урожай земель и бенефиций. Командиры же тамплиеров в свою очередь посвятили Великого Магистра в суть перемен, произошедших в Святой Земле за время его отсутствия, а в частности, в недавние события, разыгравшиеся благодаря решимости короля Гуго Кипрского провозгласить себя королем Иерусалима.

Началось с чудных дел в христианском городе Бейруте, где охраной дворца ведала стража мамелюков Бейбарса. Когда Иоанн д'Ибелин умер, город отошел к его овдовевшей дочери Изабелле. Княжна же упивалась своей вдовьей долей и богатством с таким самозабвенным упоением, что когда Папа проведал о ее будуарных похождениях, он тотчас же издал энциклику, повелевающую Изабелле выйти замуж вновь. Свой выбор она остановила на миловидном английском рыцаре по имени Гамо, оставшемся в Святой Земле после отъезда принца Эдуарда. Местные дворяне презрительно называли нового супруга L 'estrange, сиречь Чужеземец. Когда же смертельная болезнь поставила его на край могилы, Гамо Л'Этранж обратился к султану Бейбарсу с просьбой защитить Изабеллу от короля Гуго Кипрского, считая, что тот наверняка попытается отобрать у нее Бейрут.

И не ошибся. Вскоре после смерти Гамо король Гуго снарядил своих людей похитить Изабеллу и доставить на Кипр, где намеревался силком выдать замуж за одного из своих клевретов. Тотчас же вмешавшийся Бейбарс потребовал дать Изабелле волю и отправить ее домой, на что имел полное право по уговору с Гамо. Местные бароны поддержали султана, и Изабелла получила свободу. Как только она вернулась в Бейрут, Бейбарс предоставил ей в охрану отряд стражей-мамелюков. Достаточно яркая иллюстрация природы хитросплетений ближневосточной политики тех времен, когда отряд мусульман защищал христианскую дворянку от козней христианского короля.

Что же касается давнего соперничества тамплиеров с госпитальерами, то о нем можно позабыть, заверил Собор Великого Магистра де Божё. С падением величайшей из их крепостей – Крак де Шевалье – могущество и влияние ордена госпитальеров тоже резко пошли на спад. После всех утрат у госпитальеров остался лишь один стольный замок – Маргат, расположенный далеко на севере.

Итальянские морские державы – Генуя и Венеция – по-прежнему хватали друг друга за горло при всяком удобном случае, так что здесь обошлось без перемен. Генуя цепко держала в своих руках всю византийскую торговлю, завоевав эту привилегию оказанием помощи императору Михаилу; впрочем, Великий Магистр тут же отметил, что сие положение должно вскоре перемениться, как только Карл д'Анжу преуспеет в исполнении плана захватить Константинополь. У венецианцев, состоящих в союзе с тамплиерами, имелись веские причины поддержать Карла и его притязания кораблями и людьми, основанные на желании вернуть себе прежнее господствующее положение в торговле на территории Византии.

Поспешая перейти к действиям, пока Карл д'Анжу не завершил сделку с Марией Антиохийской, король Гуго Кипрский надумал наложить руку на графство Триполийское.

По смерти князя Боэмунда VI в 1275 году Гуго ринулся в Триполи, дабы провозгласить себя регентом, пока четырнадцатилетний наследник не войдет в лета. Однако на его долю осталась лишь бессильная ярость: мать отрока, предвидя подобные поползновения Гуго, уже заявила свои права на регентство, а сына отослала ради безопасности к собственному брату – королю Льву Армянскому, пребывающему вне досягаемости короля Гуго. А также доверила распоряжаться Триполи епископу Тортозы Варфоломею, каковой тотчас ввел деспотическое правление, сказавшееся и на тамплиерах.

Задолго до того, в 1252 году, после смерти деда нынешнего князя, регентством ведала его вдова княгиня Люсьенна де Сеньи, пока ее сын не достиг совершеннолетия. Приехав в Триполи из Рима, княгиня привезла с собой пышную свиту друзей и родственников. И устроила так, что одного из этих родственников – Поля де Сеньи – определили епископом Триполийским. Именно этот прелат и завоевал впоследствии дружбу Великого Магистра тамплиеров Вильяма де Боже на Лионском Соборе. Пустив в ход свое влияние сразу с обеих сторон, княгиня с епископом пристроили многих из своих римских друзей на самые прибыльные синекуры в Триполи. А теперь епископ Тортозы возжелал выдворить их всех до единого – и с постов, и из страны.

Требовать письменной отставки было не в духе епископа Тортозы: он просто отправлял солдат в дома некоторых из римлян, чтобы захватить их имущество, а после сопроводить их самих вместе с семьями за городские ворота, велев никогда не возвращаться. Другим повезло куда меньше – их хватали прямо дома, заковывали в кандалы и без каких-либо объяснений волокли в подвальные казематы цитадели. Затем, не утруждаясь даже малейшей пародией на суд, епископ Варфоломей приказал отсечь им головы, а их имущество конфисковать. Понимая, что скоро настанет и его черед, епископ де Сеньи в панике не придумал ничего лучшего, как обратиться к Великому магистру тамплиеров. И сделал совершенно правильно.

Вильям де Боже в сопровождении отряда своих тяжеловооруженных рыцарей поспешил из Акры в Триполи, дабы предстать перед епископом Тортозы, и повелел ему прекратить нападки как на римлян, так и на всех прочих, пригрозив, что ослушанием тот подвергнет себя величайшей опасности. В лице де Боже с епископом говорил не только двоюродный брат короля Франции, родственник короля Карла Сицилийского и Неаполитанского, командир сильнейшего войска во всей Святой Земле, но и самодержавный государь города и замка Тортоза – епархии самого Варфоломея. В страхе за свой сан, свое имущество и самое жизнь епископ Варфоломей пошел на попятную, заверив рассерженного Великого Магистра, что исполнит все от слова до слова. Теперь Поль де Сеньи, епископ Триполийский, мог снова прохаживаться по улицам города с гордо поднятой головой, не опасаясь за свое благополучие. Иметь могущественных друзей всегда на руку, особенно, когда дружба подкреплена добрым булатом.

Понаблюдав за происходящим, король Гуго решил оставить попытки завладеть Триполи и направить свои усилия на Акру. Идея не слишком здравая, ведь ему было известно, что в Акре находится ставка ордена тамплиеров, открыто поддерживающих притязания Марии Антиохийской и Карла д'Анжу. Там же находилась и ставка венецианских союзников ордена, располагавших собственными галерами и войсками. На содействие патриарха, во всем подчиняющегося Папе и поддерживающего Карла д'Анжу, тоже рассчитывать не приходилось. Тем не менее, закрыв глаза на факты, Гуго приплыл в Акру, дабы провозгласить себя королем Иерусалимским. И каковы же были его изумление и обида, когда ровным счетом никто в городе попросту не обратил внимания на его королевские амбиции! Уже покидая Акру для возвращения на Кипр, Гуго предпринял еще один тщетный шаг: назначил своего вассала Балиана д'Ибелина править в его отсутствие в качестве бальи, повелев гражданам слушаться Балиана – исходя из нелепого предположения, что люди, презревшие короля Гуго, с радостью покорятся его наместнику.