Текст книги "Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах."

Автор книги: Джон Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

Да и с престолонаследием на Сицилии и в Неаполе не обошлось без проблем. Ближайшим наследником Вильгельма была его тетка, вышедшая за князя Генриха Гогенштауфена. А будучи старшим сыном Фридриха Барбароссы, Генрих имел право и на трон Священной Римской империи. Но Папа Климент III не собирался допустить, чтобы повелители Германии правили еще и Сицилией и южной Италией, зажав папские земли в германские клещи, напирая и с севера, и с юга. Уступая давлению понтифика, папская партия пренебрегла притязаниями Гогенштауфена и возвела на сицилийский трон графа Танкреда де Лека – бастарда и двоюродного брата короля Вильгельма. Новый король без промедления отозвал корабли и войска, отряженные Вильгельмом в Святую Землю, чтобы подавить мятежи, тотчас же вспыхнувшие на Сицилии и материковой части Италии. Это подорвало силы крестоносцев в Палестине как раз в тот момент, когда пошло сражение не на жизнь, а на смерть.

Добравшись до Марселя, Ричард уступил своему давнему страху перед морской болезнью, приказав войску отправиться на Сицилию морем, а сам с небольшой свитой продолжил путь по суше до побережья Генуи, откуда Филипп уже отплыл со своей армией. Затем король Франции свернул за Неаполем на юг, к Салерно, где дожидался вестей об успешном прибытии флота в порт Мессины. Отправив свиту кораблем в Мессину, чтобы подготовить его торжественное прибытие, Ричард продолжил путь на юг с одним-единственным спутником.

Проезжая мимо какого-то дома в Калабрии, Ричард увидел во дворе охотничьего ястреба и надумал взять его себе, не спросив и не заплатив, как привык в своем собственном краю. На родине никто не смел и пальцем его тронуть, но здесь-то он был чужаком, заурядным вором, как изведал он, когда разъяренные калабрийцы избили его до беспамятства. Одна лишь мысль, что на него могут поднять руку простые крестьяне, повергла бы Ричарда в гнев, но настоящие побои повергли его в черную тоску, не покидавшую его всю дорогу до Мессинского пролива и даже во время переправы.

Филипп прибыл в сицилийский порт Мессина без шума, высадившись с корабля, как какой-нибудь дюжинный путник. Ричарда же, напротив, по предварительному уговору встретили с помпой, устроив в его честь пышную процессию. И хотя все обставили согласно указаниям, королевские почести ничуть не улучшили монаршего настроения – как и тот факт, что опасения но поводу короля Танкреда оказались весьма обоснованными. Сестру Ричарда, овдовевшую королеву Иоанну, держали взаперти из страха, что враги Танкреда могут сплотиться вокруг нее. Теперь в их число попал и Ричард, поскольку Танкред решил присвоить богатую вдовью долю наследства, по праву принадлежавшую Иоанне. Но еще больше встревожило Ричарда, что Танкред заодно решил закрыть глаза на то место в завещании, где король Вильгельм передавал целое состояние в золоте, кораблях и припасах для крестового похода своему свекру Генриху II Английскому. Так что распоряжаться состоянием, которое Танкред прибрал к рукам, должен был Ричард – сын и наследник Генриха.

Танкред, предупрежденный о горячности Ричарда, выделил ему палаццо далеко за стенами Мессины, в надежде умиротворить его позволением поселиться там же Иоанне. В ответ Ричард отправил часть войска на материк, чтобы захватить прибрежный городок Баньяни, куда и переправил сестру от беды подальше, после чего захватил островок напротив Мессины у самого берега, изгнав местных монахов и поселив в монастыре свое войско. А его флот перекрыл мессинскую гавань.

Танкреда просто ошеломило, что Ричард так вспылил из-за обхождения с ним и его сестрой. Поэтому Танкред приказал держать городские ворота на запоре, а всех имевшихся в распоряжении сицилийских солдат отправил охранять стены. Весь крестовый поход зашел в тупик. Когда же иные дела вынудили Танкреда удалиться за много километров в Катанию, Филипп Французский надумал принять на себя роль миротворца. Предложив встретиться в стане Ричарда за стенами города, он вышел навстречу в сопровождении главного флотоводца Танкреда, здешнего архиепископа и группы сицилийских дворян. Процессия получилась столь красочная, что горожане поспешили полюбоваться этим зрелищем, увязавшись за ними. Все столпились близ намеченного места встречи, не обращая внимания, что никто не потрудился закрыть за собой тяжелые ворота.

На переговорах Ричард, якобы обидевшись на какое-то личное оскорбление, снова впал в гнев – хотя, похоже, на сей раз все было разыграно по предварительному умыслу – и приказал своим солдатам атаковать город, и не прошло и пяти минут, как они устремились на штурм. Потерявшие бдительность сицилийцы были совершенно не готовы к нападению, так что англичане просто вбежали в город сквозь открытые ворота. Результатом стал полный разгром местного гарнизона. В качестве вознаграждения Ричард позволил своим солдатам грабить город сколько вздумается, не трогая только квартала, занятого его французскими союзниками, и отправил людей в гавань сжечь сицилийские корабли, стоявшие там на якоре. А ближе к вечеру его личное знамя заполоскалось на ветру, взмыв над самой высокой башней. Мессина покорилась Ричарду полностью.

Филипп счел время и обстоятельства просто-таки идеальными для того, чтобы частным образом договориться об альянсе с этим средиземноморским королевством, отрядив одного из благороднейших вассалов – герцога Бургундского – в Катанию предложить Танкреду союз против Ричарда. Однако Танкреду помощь краснобая против бойца показалась не слишком заманчивой, а кроме того, и Филиппу, и Ричарду скоро предстояло отправиться дальше, чтобы исполнить свои обеты крестоносцев, оставив Танкреда воевать в одиночестве против Генриха Гогенштауфена. Генриху пришлось прибегнуть к военным действиям, чтобы отстоять свои права на сицилийский трон, а Филипп Французский водил с Генрихом дружбу. С другой стороны, Ричард Английский с Генрихом враждовал и, что важнее, был человеком действия и победителем по натуре. Все это и привело Танкреда к мысли, что, с точки зрения дипломатии, куда мудрее заключить союз с Ричардом.

Подготовку почвы для переговоров Танкред начал с того, что поведал Ричарду о поползновениях Филиппа, после чего сделал предложение, которое не могло не привлечь английского короля: двадцать тысяч унций золота на погашение требований его сестры Иоанны, еще двадцать тысяч унций для самого Ричарда, чтобы удовлетворить его притязания на долю его отца в наследстве короля Вильгельма. Ричард согласился, не торгуясь, выказав добрую волю по отношению к новому союзнику предложением обручить собственного наследника с одной из дочерей Танкреда. Без лишних слов написали договор и отправили его Папе для благословения, каковое было получено незамедлительно, поскольку Климент III одобрил бы любой альянс, препятствующий его врагам Гогенштауфенам наложить руку на сицилийский престол.

Смирившись с нежданно вспыхнувшей дружбой между Танкредом и Ричардом, Филипп предложил Ричарду вернуться к главной цели их путешествия – спасению Святой Земли. Попутно он выдвинул требование делить все будущие прибыли поровну, и Ричард согласился.

Однако Филипп вовсе не собирался ставить крест на уговоре с отцом Ричарда Генрихом II, согласно которому Ричард обязан был жениться на сестре Филиппа – принцессе Алисе Французской. А пока добивались согласия Ричарда на этот союз, Алиса оставалась при Генрихе, надумавшем лично посвятить будущую невестку в радости плотских утех. Сочтя поведение мужа непростительным оскорблением, брошенным в лицо и ей, и ее возлюбленному сыну, королева Элеонора принялась подыскивать Ричарду невесту на свой вкус. Теперь же, по смерти Генриха и восшествии Ричарда на английский престол, планам Элеоноры препятствовало только предшествующее обещание, данное Франции. Но Ричард просто объявил соглашение недействительным из-за распутства принцессы Алисы, и расстроенный Филипп, не видя способа заставить Ричарда исполнить уговор, надумал отправиться в путь к Святой Земле без него. Ричард же, решив перезимовать на Сицилии, велел матери привезти к нему приглянувшуюся ей невесту – принцессу Наваррскую с романтическим именем Беренгария.

Шторм в открытом море пригнал флот Филиппа обратно на Сицилию, где королю оставалось лишь удрученно наблюдать, как в ноябре 1190 года Ричард встретился с Танкредом, чтобы дать союзному договору официальную силу. Далее, сразу же после Рождества, пришла весть, что королева Элеонора и принцесса Беренгария прибыли в Неаполь. Ричард отправил им письмо, велев оставаться со своей обширной свитой в Италии, ибо Мессина и без того переполнена. Теперь Филиппу было необходимо либо разрешить Ричарда от обещания жениться на принцессе Алисе, либо заставить его исполнить ручательство. Избрав более разумный путь, Филипп неохотно освободил Ричарда от обещания – каковое сам Ричард уже давно сбросил со счетов, не придавая ему ни малейшего значения. Решение Филиппа восстановило добрые отношения между монархами, а 30 марта 1191 года Филипп отплыл с французской армией в Святую Землю.

Три недели спустя он уже встретился с христианским войском, осаждавшим Акру. Подкреплению очень обрадовались, равно как и сообщению, что Ричард Английский следует за ним по пятам. Конрад де Монферра поспешил обнять двоюродного брата Филиппа, рассчитывая на его поддержку на пути к иерусалимскому трону. Однако Ричард не торопился. Его мать наконец-то привезла принцессу Беренгарию к нему в

Мессину, где его сестра Иоанна взяла на себя роль дуэньи будущей королевы. Ричард отплыл 10 апреля в сопровождении Иоанны и Беренгарии, договорившись с местными тамплиерами, что они будут отстаивать его интересы на Сицилии. Английские тамплиеры отправились с ним. Никому из них даже в голову прийти не могло, что в день их отплытия в Риме скончается главный покровитель Танкреда, Папа Климент III. Зато Генрих Гогенштауфен очень удачно пребывал тогда в Риме и, похоже, пустил в движение все рычаги, в том числе и золото, чтобы повлиять на выборы преемника Климента. В результате новый понтифик, Папа Целестин III, чуть ли не первым делом помазал Генриха на царство, официально благословив его на престол Священной Римской империи.

Бури разметали флот Ричарда. Двадцать второго апреля, в неистовый шторм, его судно пробилось в гавань острова Родос, отклонившись далеко от курса. Там Ричард отдыхал десять дней, – хотя шторм утих намного раньше, – чтобы оправиться от мучительной морской болезни и дождаться вестей об участи корабля, на котором плыла его сестра с будущей королевой. Их корабль оказался в тройке судов, занесенных штормом к самой оконечности южного побережья Кипра. Два других разбились о скалы, но корабль с царственными особами сумел благополучно бросить якорь в бухте близ Лимассола, и визит Ричарда на остров оказал радикальное влияние на ход истории Ближнего Востока в грядущие два столетия.

Византийский дворянин Исаак Дукас Комнен за пять лет до того воспользовался неразберихой, царившей в восточной империи, чтобы узурпировать власть над Кипром. Население острова площадью девять тысяч квадратных километров, занимающего стратегическую позицию в восточном конце Средиземного моря – чуть южнее армянского королевства Киликия и строго на запад от Святой Земли – жило в основном земледелием, горным делом и ремеслами. И тут самопровозглашенный император Кипра Исаак Комнен совершил вопиющую ошибку, нанеся Ричарду Английскому смертельную обиду.

Узнав о появлении трех английских кораблей у южного берега, Исаак поспешил туда с отрядом местного войска, и когда уцелевшие мореплаватели выбрались на сушу, Исаак скопом захватил в плен изнуренных англо-норманнских моряков, приказав заковать их в цепи и конфисковав весь груз, который удалось отвоевать у моря. Узнав от пленников, что на вставшем на якорь корабле находятся влиятельные пассажиры, он отправил посланца на лодке пригласить вдовствующую королеву Иоанну и принцессу Беренгарию на берег в качестве почетных гостей. Иоанна, постигшая политику на тяжком опыте, поняла, что ей и Беренгарии уготована участь ценных заложниц, за которых Исаак запросит баснословный выкуп. Не сомневаясь, что брат рано или поздно прибудет за ней и за суженой, она любезно отклонила приглашение Исаака, но попросила позволения выслать на берег команду за пресной водой, в чем Исаак категорически отказал.

И даже напротив, отрядил своих людей и пленных возвести вокруг бухты земляные валы, чтобы воспрепятствовать попыткам высадить спасательную команду. И такая команда действительно прибыла в течение недели, 8 мая, в облике флотилии под предводительством самого Ричарда. Узнав, что Исаак заточил его приближенных и негоже обошелся с его царственной сестрой и невестой, Ричард впал в необузданный гнев и тотчас же отвел свои корабли ровно настолько, чтобы его войска могли высадиться беспрепятственно, после чего возглавил их форсированный марш на Лимассол, чтобы обрушиться на Исаака. Тот, ошарашенный этой внезапной агрессией, поспешно ретировался. Ричард встал лагерем, но только после того, как отправил один из кораблей в Акру, чтобы уведомить католических крестоносцев, что прибыл на Кипр.

И Исаак, и Ричард быстро поняли, что киприоты не питают любви ни к Исааку, ни к его обременительным налогам и склонны приветствовать крестоносцев как своих освободителей. Тогда Исаак решился прибегнуть к переговорам, чтобы умиротворить Ричарда и отправить крестоносцев в путь. По его просьбе Ричард охотно согласился встретиться, дав Исааку ручательство, что тот сможет без страха войти в лагерь англичан и покинуть его. Исаак предложил весьма привлекательные условия: он освободит всех клевретов Ричарда и полностью уплатит компенсацию за весь изъятый с кораблей товар. Далее, англичане смогут приобрести всю необходимую провизию, не уплачивая никаких налогов и сборов. И в качестве последнего жеста доброй воли он даже передаст сотню человек под командование Ричарда на время крестового похода, а в виде залога вверит ему свою дочь.

Ричард принял условия, но вернувшись в свой стан, Исаак спохватился. Войско Ричарда оказалось куда меньше, чем Исаак предполагал, и, по его мнению, не могло тягаться с армией, которую Исаак был способен сколотить за самое короткое время. Покрыть немалые репарации противнику, которого можно побить, будет трудновато, о чем он и заявил в послании английскому королю, повелев ему покинуть остров не мешкая или пенять на себя. Менее удачного момента он подгадать не мог.

Пока Исаак составлял ультиматум, в Лимассол начали подходить корабли: вожди партий, недовольных Конрадом де Мопферра, теперь опиравшимся на поддержку кузена Филиппа Французского, надумали не дожидаться прибытия Ричарда в Акру и приплыли в Лимассол сами, дабы заручиться его поддержкой и встать под его знамена. Среди упомянутых находились король Ги Иерусалимский, его брат граф де Лузиньян, князь Боэмунд Антиохийский, князь Лев Рубенид и Годфруа де Торон – все с вооруженными ленниками, как и надлежало им по рангу. Но, что было весьма кстати, прибыла и группа закаленных в боях военачальников тамплиеров с контингентом опытных рыцарей на подмогу храмовникам, следовавшим за королем Англии. Все они свидетельствовали свое почтение Ричарду, как своему спасителю, что пришлось ему весьма по душе.

Они отчаянно нуждались в помощи Ричарда при Акре, но прекрасно осознавали стратегическое значение Кипра и единодушно присягнули послужить Ричарду оружием и не пожалеть за него живота своего. Ричард считал, что совместными силами завоевать королевство Кипрское не так уж трудно, особенно, если дождаться подхода остатков его флота. А пока тот пребывал в пути, Ричард и Беренгария сыграли пышную свадьбу в храме Святого Георгия в Лимассоле в окружении местной знати, облаченной в блистательные полувосточные одеяния, и разросшегося войска тамплиеров. Правда, медовый месяц оказался весьма мимолетным, потому что недостающая часть Ричардова флота прибыла назавтра же. Едва весть о прибытии английских подкреплений достигла слуха Исаака, он отступил под защиту стен города Фамагуста на восточном берегу острова, против Святой Земли. Ричард послал часть своего войска по суше, а часть – по морю, чтобы запереть Исаака в Фамагусте. Исаак же при их приближении бежал из города в свою столицу Никосию, расположенную в глубине острова. Крестоносцы же просто вошли в укрепленный город-порт Фамагуста, овладев им.

Исаак, ободренный приходом подкрепления в столицу, вывел свою армию на дорогу к Фамагусте, сперва отослав жену и дочь под защиту стен замка Кирения на северном побережье. Вышедший навстречу Ричард разгромил Исаака в сражении, больше напоминавшем непродолжительную стычку, хотя крестоносцев разъярило, что киприоты пустили в ход отравленные стрелы. Исаак, сумевший бежать с поля боя, укрылся на северо-востоке, в своем замке Кантара.

Ричард вошел в столицу Никосию триумфальным маршем, но почти тотчас же заболел. Исаак проникся надеждой, что католики, оставшись без вождя и чувствуя необходимость возвращения для борьбы с Саладином, удалятся в Святую Землю, оставив его в покое. Однако король Ги, преисполнившись решимости, выразившейся в его готовности осадить Акру после падения Иерусалима, принял командование, опираясь на советы своих друзей-тамплиеров. Совершив вместе с английским войском стремительный бросок на северный берег, он захватил замок Кирения, взяв жену наместника с дочерью в плен, после чего во взаимодействии с флотом блокировал северные замки Сент-Илларион и Буффаренто. Исаак потерпел полный разгром.

Ричард, уже оправившийся от болезни и восхищенный деяниями нового союзника и друга короля Ги Иерусалимского, пребывал в прекрасном расположении духа. И когда Исаак безоговорочно сдался, попросив лишь о том, чтобы его не заковывали в железо, как рядового преступника, Ричард охотно согласился – вероятно, ухмыляясь про себя. И как только Исаак покинул замок, чтобы сдаться, Ричард выступил ему навстречу с тяжелыми цепями из чистого серебра.

Английский флот отплыл из Фамагусты на восток 5 июня 1191 года. Вместе с Ричардом на флагманском корабле находился его флотоводец Робер де Сабль, пленный Исаак и командиры тамплиеров. Когда вдали замаячил берег, тамплиеры без труда узнали замок госпитальеров Маргат, расположенный значительно севернее Акры. Флот свернул вдоль берега на юг, а Ричард сбыл Исаака с рук, уговорившись с тамплиерами, что они будут опекать кипрского правителя до решения его участи. Судно бросило якорь неподалеку от замка тамплиеров Тортоза, и отряд рыцарей-тамплиеров отвез в замок Исаака, все еще закованного в серебряные цепи. Командир замка с радостью оказал услугу собратьям-тамплиерам, отправив Исаака в новую квартиру – темницу в недрах казематов крепости. Следуя дальше на юг, Ричард приказал флоту встать на якоре у Тира и был просто ошарашен, когда его не только не встретили с подобающими королевскими почестями, как он рассчитывал, а напрочь отказались допустить в город по прямому приказу Конрада и Филиппа. Не горя желанием начинать крестовый поход с решительной битвы против собственных союзников, Ричард проглотил обиду и приказал флоту плыть дальше. И 8 июня присоединился к крестоносцам, осаждавшим Акру, где оказанный ему теплый прием куда более соответствовал его запросам. Воздух сотрясался от ликующих криков и пронзительного пения военных труб, а позади полыхали огромные костры, создавая праздничную атмосферу.

Ричард был очень нужен христианам. Филиппа, обожавшего строить планы, проводить советы и управлять лагерной жизнью, осадная война вполне устраивала. Помимо прочего, он приказал построить метательные орудия в помощь двум огромным катапультам госпитальеров и рыцарей Храма. Такая война по вкусу администратору, но не воину. Ричарда же снедала жажда деятельности.

Суть проблемы коренилась в том, что христианам приходилось противостоять мусульманам сразу с двух сторон: гарнизону Акры и армии Саладина, окружившей крестоносцев с суши. Куда бы они не повернулись, за спиной всегда оказывался враг. Им нужно было отыскать средство одолеть или то, или другое войско, и против города шансы были намного выше. У Саладина за спиной осталась целая империя, снабжавшая его провизией и неиссякаемым потоком подкреплений. Город же, окруженный католиками со всех сторон, напротив, не мог получать по суше никакой помощи, а теперь король Англии привел двадцать пять галер, лишивших осажденных надежды, что припасы доставят морем. Саладин не раз посылал штурмовые отряды прорваться к городу, но атака всякий раз захлебывалась. Но и крестоносцы преуспели ничуть не больше, пытаясь пробить брешь в стенах города.

Ожидание давалось нелегкой ценой. Болезнь без разбора косила и христиан, и мусульман. Умер патриарх Иерусалимский. И Филипп, и Ричард страдали от странной хвори, прозванной местным населением «арнальдия», вызывающей сильный жар и зачастую выпадение ногтей и волос. Саладин, проживший на целое поколение дольше обоих, ниже пояса сплошь покрылся чудовищными гнойниками. А едва живые от голода жители Акры страдали всеми недугами, порождаемыми нехваткой питания. Да и политика убивала ничуть не хуже моровой язвы. Ричард теперь стал вождем партии сторонников короля Ги, поддерживаемых рыцарями-тамплиерами. Филипп столь же твердо стоял за Конрада, а преданность тамплиеров Ричарду и Ги толкнула госпитальеров в стан Филиппа. Пиза взяла сторону Ричарда, так что, вполне естественно, генуэзцы решили выступить заодно с Филиппом. Борьба за корону уже грозила поставить крест на борьбе за дело Христово.

Преданность тамплиеров Ричарду стала еще крепче после предложения, сделанного Ричардом командирам ордена. Великий Магистр де Ридфор сложил голову уже более года назад, а предстоятели все никак не могли избрать его наместника. И Ричард порекомендовал своего друга Роберта де Сабля – человека весьма родовитого, приходившегося дальней родней самому Ричарду. Жена его умерла, сын умер, дочери вышли замуж и покинули отцовский дом. Несмотря на свое богатство, особого смысла возвращаться домой он не видел, да к тому же умел хорошо распоряжаться имуществом и был опытным бойцом. Но что было еще важнее для тамплиеров, став Великим Магистром, Робер де Сабль обеспечил бы им крепкую поддержку Ричарда. И не менее важно, что де Сабль сослужит им в Святой Земле куда лучшую службу, нежели любой из здешних рыцарей, ведь его никто не может обвинить в действиях, повлекших катастрофу на Рогах Хаттин и падение Иерусалима. Он оказался настолько безупречным кандидатом, что тамплиеры, минуя обычный ритуал посвящения, сделали Роберта де Сабля одиннадцатым Великим Магистром Храма.

Четвертого июля крестоносцы внезапно вспомнили о своей первоначальной задаче, когда парламентеры Акры явились в лагерь Ричарда с запутанными предложениями по сдаче города, но тот счел, что план на руку только им, и отверг его как неприемлемый. Осада продолжалась.

Гарнизон Акры отчаялся дождаться помощи Саладина, потому что было невозможно отправить вестника сквозь ряды крестоносцев, чтобы сообщить о своих бедствиях султану. Наконец некий неведомый мусульманский герой, великолепный пловец, взялся доставить Саладину весточку морем. Проскользнув 6 июля ночью в гавань, он проплыл около пяти километров вдоль берега мимо позиций крестоносцев и выбрался на сушу, чтобы доложить султану: люди умирают в Акре что ни день, провизия закончилась, и без незамедлительной помощи Саладина осажденному гарнизону не остается ничего другого, как сдаться на любых условиях.

Теперь, когда в дело вступили и французская, и английская армии, Саладин уже не мог прорвать ряды христиан, чтобы доставить припасы в Акру и тем предотвратить сдачу, так что 12 июля город согласился покориться на условиях, показавшихся Ричарду приемлемыми. Крестоносцы получают весь скарб Акры, даже корабли в гавани вместе с грузом, да сверх того двести тысяч золотых. Находящийся у Саладина обломок Животворящего Креста будет возвращен. Вдобавок эмиры согласились освободить полторы тысячи пленных католиков, причем христиане смогут сами назвать поименно сотню человек благородного происхождения. Крестоносцы, пленившие около двух тысяч семисот мусульман вместе с семьями, согласились дать им свободу, когда все условия сдачи будут выполнены, а до того не разлучать их с женами и детьми.

Утвердить условия и гарантировать их исполнение надлежало Саладину, но повелители Акры попросту не могли связаться с ним для этого. И когда ему стало известно об условиях, Саладин был ошеломлен. На такое просто нельзя соглашаться! Но окинув город взором с вершины холма, он увидел, что над башнями Акры уже развеваются христианские знамена. Теперь уже ничего не поправишь: христиане в городе. Будучи человеком чести, султан решил не пожалеть сил, чтобы исполнить обязательства, принятые его эмирами, хотя претворить в жизнь подобное соглашение нелегко, да и времени на такое уйдет немало. Начались переговоры о том, как будут выполняться условия, и вести их выпало по большей части на долю Ричарда, потому что Филипп Французский надумал вернуться на родину.

Проболев почти всю кампанию, Филипп все-таки сделал все возможное, чтобы поддержать притязания кузена Конрада. На совете, возглавлявшемся папским легатом епископом Аделяром Веронским, пришли к соглашению, что Ги останется на иерусалимском троне до смерти, после чего тот перейдет к Конраду. А в качестве уступки Конрад пока станет государем Бейрута, Сидона и Тира, а также получит долю в королевских доходах.

Но, пожалуй, еще большую роль сыграло недовольство Филиппа оборотом дел после завоевания Акры. Как только город пал, Ричард въехал в бывший королевский дворец, так что Филиппу оставалось подыскать для постоя палаты рангом пониже, и он перебрался со двором в Дом тамплиеров в приморском районе города. Великий Магистр де Сабль тут же привел к своему другу Ричарду делегацию храмовников, хлопоча о помощи в выдворении французского короля. Разве они не жертвовали своими средствами и не проливали кровь при покорении города – и ради чего? Чтобы у них отобрали законное достояние? Ричард согласился с ними во всем, равно как и король Ги, так что Филипп, чересчур изнуренный болезнью, чтобы противостоять совместным нападкам, перебрался из Храма в жилище потеснее, чувствуя, что его крайне унизили. С другой стороны, его знамя развевалось над городом рядом со стягом Ричарда, а когда там же, отмечая заслуги остатков германского крестоносного воинства Фридриха Барбароссы, надумал поднять свое знамя Леопольд Австрийский, люди Ричарда сорвали его и швырнули в канаву. Впоследствии Леопольд сумел отплатить по достоинству, но до той норы многонациональному крестовому воинству, полностью оказавшемуся во власти короля Англии, чья непредсказуемость ничуть не уступала его воинскому искусству, нечего было и думать отвоевать Иерусалим. Кроме того, Филипп связывал свое будущее отнюдь не со Святой Землей. Исполнив свой обет крестоносца, он хотел побыстрее вернуться к управлению собственным государством.

У Ричарда дома королевство тоже осталось без присмотра, и потому он предпочел бы держать Филиппа под боком, чтобы приглядывать за ним, но Филипп присягнул, что не станет нападать на земли Ричарда в его отсутствие, да еще уверил его, что изрядная часть французской армии останется в Святой Земле под командованием герцога Бургундского. Окончательно решившись, 31 июля Филипп тронулся в Тир, чтобы оттуда отплыть во Францию. Конрад, не желавший пребывать близ Ричарда в отсутствие своего царственного родственника, вернулся в Тир вместе с Филиппом, сославшись на срочные дела, требующие его надзора. Теперь Ричард стал полным самодержцем.

Два дня спустя, 2 августа, Ричард послал Саладину уведомление, что предложенное султаном расписание платежей по договору в Акре его устраивает. Выплаты и возвращение христианских пленников должны были состояться тремя равными долями с промежутками по месяцу между ними. А Ричард, получив от Саладина первый платеж и первую партию освобожденных христиан, отпустит из плена две тысячи семьсот мусульман.

Саладин, не знавший, можно ли доверять Ричарду на слово, заслал к тамплиерам своего агента. Несмотря на ненависть к храмовникам, султан все-таки верил им и спрашивал, готовы ли они поручиться за верность Ричарда взятым обязательствам. Однако командиры тамплиеров, прекрасно зная нрав Ричарда, отказались принимать на себя рискованное ручательство. Должно быть, их твердый отказ пробудил у Саладина дурные предчувствия, но, не видя иной разумной альтернативы, он решил исполнить свою часть сделки.

Одиннадцатого августа Саладин сделал первый денежный взнос, освободил пятьсот пленных христиан и, согласно уговору, потребовал, чтобы Ричард отпустил две тысячи семьсот мусульман с семьями. Эмиссары Ричарда явились к Саладину с докладом, что сумма сходится и принята по счету, равно как и пятьсот пленных. Однако среди последних нет ни одного из сотни высокородных пленников, названных поименно согласно первоначальному уговору, по каковой причине Ричард не может освободить плененных мусульман. Саладин возразил, что-де на отыскание поименованных пленных потребно немалое время, ибо таковые могут находиться в любом уголке Египта и Сирии, но посланцы Ричарда непоколебимо стояли на своем. В попечении о безопасности своих плененных подданных Саладин просил, чтобы христиане взяли заложников в качестве ручательства освобождения высокородных пленников либо предоставили в заложники христиан, тем самым гарантируя безопасность пребывающих в плену командиров и солдат султана, но оба предложения были отвергнуты: по мнению Ричарда, Саладин уговор не выполнил.

Теперь египетскому султану предстояло узнать Ричарда с такой стороны, о которой он и не подозревал и которую напрочь позабыли включить в учебники истории. В Акре Ричард отхватил немалый куш золотом и изрядную часть добычи и теперь, собираясь выступить походом на Иерусалим, вовсе не хотел вязать себя по рукам и ногам тысячами пленных, нуждающихся не только в охране, но и в пропитании. И отдал повеления, повлекшие, пожалуй, самый черный день за все два века крестовых походов.

День 20 августа выдался ясный и солнечный. И вот, на глазах у мусульман, наблюдавших с окрестных холмов, ворота распахнулись, и шеренги англо-французских солдат обступили невысокий холм по прозванию Айядиех. Затем из города вышел огромный сонм мужчин в цепях, к которым льнули женщины и дети – и всех их гнали,

как скот, кнутами и дубинками, на вершину холма. Это и были пленные мусульмане, о безопасности которых так тревожился Саладин.