Текст книги "Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах."

Автор книги: Джон Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

В тот день они дошли до голого уступа над деревушкой Хаттин. Впереди высилась раздвоенная скала, прозванная за форму Рогами Хаттин. Дальше дорога сбегала к Тивериадскому озеру, но эту дорогу преграждала армия Саладина. Жерар послал королю Ги донесение, что его потрепанные тамплиеры сегодня больше идти не могут, и надо становиться на ночлег прямо здесь. Большинство баронов, в том числе и Раймунд Триполийский. рвались вперед, стремясь с боем пробиться к живительной влаге огромного озера; еще несколько часов без воды, и армия попросту не выдержит. Но снова Великий Магистр тамплиеров добился своего, и король приказал разбить лагерь. Часть людей отрядили взобраться по склону на Рога Хаттин, где якобы есть колодец. Колодец действительно нашелся, но пересохший до дна. Никакая дисциплина уже не могла сдержать обезумевших от жажды людей, и часть воинов небольшими группами разбрелась в поисках воды, где их без труда перебили разъезды мусульман.

Зная, что христиане уже измучены жаждой и зноем долгого перехода, Саладин надумал приумножить их страдания, отняв у них еще и сон. Знать ночевала в шатрах, но простые воины предпочли спать под открытым небом, наслаждаясь прохладным дыханием бриза. Мусульмане же подожгли сухой кустарник на склонах холмов, и скоро едкий, удушливый дым потянулся по ветру на лагерь христиан. Под покровом дыма и тьмы Саладин перебросил свои войска, и когда наступил рассвет, иерусалимская армия оказалась в полнейшем окружении.

Ночь без воды после целого дня жажды доводила людей до помешательства, только усугублявшегося при виде сверкающих вод легендарного озера, раскинувшегося прямо перед ними. Самые несдержанные вдруг ринулись к воде, и вот уже тысяча пехотинцев лавиной понеслась с горы – но не ради сражения, а ради глотка воды. Участь их ждала незавидная: тех, кого не зарубили насмерть, мусульманские кавалеристы сбили в кучу, как скот, и взяли в плен. Раймунд Триполийский возглавил атаку против мусульман, но те просто-напросто разомкнули ряды, позволив отряду беспрепятственно пронестись сквозь них, после чего снова сомкнулись. Прорвавшись из окружения, отряд Раймунда уже не мог вернуться к товарищам, и в конце концов вынужден был покинуть поле боя, вернувшись в Триполи. Некоторые из окруженных сочли это доказательством измены.

Оставшиеся рыцари сражались до последнего, совершая атаку за атакой и отражая удары кавалерии мусульман, но их упорно теснили все вверх и вверх по склону.

Позже сын Саладина ал-Афдаль вспоминал: «Узревши, как они убегают, преследуемые по пятам правоверными, я в ликовании воскликнул: "Мы разбили их!" На сие сулчан указал на ярко-алый шатер короля Ги на вершине холма, молвив: "Спокойно. Мы не победили, пока не упал сей шатер". Не успели эти слова отзвучать, как шатер рухнул».

Христиан взяли не только числом, но и чистым измором. Прорвавшись сквозь ряды крестоносцев, победившие мусульмане нашли простертых на земле рыцарей и баронов – и короля вместе с ними – не находивших сил шелохнуть рукой, а уж тем паче взяться за оружие. Всю плененную знать отвели в шатер, раскинутый на поле сечи для Саладина. Любезно поприветствовав их, султан пригласил короля Ги занять место рядом. Ведая, что его царственный гость страдает от невыносимой жажды, Саладин вручил ему кубок холодной воды. Ги с благодарностью надолго припал к кубку, после чего передал его Рейнольду Шатильонскому. И тут же Саладин попросил Ги запомнить, что кубок Рейнольду вручил он, а не султан, чем как бы уведомлял о замышленном, сообщив, что не нарушает мусульманских законов гостеприимства, запрещающих причинять вред человеку, получившему из рук хозяина пищу или питье.

Поведав сие, Саладин обратился к Рейнольду Шатильонскому, в гневе исчисляя преступления сказанного, уличая Рейнольда в обмане, предательстве, нарушении одного перемирия за другим. А услыхав надменный ответ Рейнольда, Саладин так осерчал, что, схватив саблю, снес ему голову одним ударом – и тут же уверил ошарашенных христианских дворян, что им участь Рейнольда не грозит: их освободят за выкуп или в обмен на мусульманских пленников.

На рыцарей Храма и госпитальеров, захваченных в бою, подобное милосердие не распространялось: им предстояло сыграть главную роль в диком, зверском представлении. В то время у Саладина гостила группа суфиев из Египта. Несмотря на фанатическую преданность исламу, аскетичные суфии были книжниками, изучающими Коран, а не воинами. Саладин же провозгласил, что они удостоятся чести отрезать головы сотням плененных рыцарей военных орденов. Боясь перечить грозному султану, те взяли в руки предложенные сабли, а Великого Магистра де Ридфора силком заставили любоваться этим зрелищем. Когда удачный удар чисто сносил голову с плеч, наблюдавшие мусульманские воины разражались ликующими воплями, а на тех, кому приходилось наносить жертве по шесть, семь, а то и восемь ударов, обрушивались насмешки и советы доброхотов. Остается лишь догадываться, о чем думал де Ридфор, в ужасе созерцая этот кровавый фарс, разыгравшийся в первую голову по его вине, да притом еще и зная, что его единственного из всех попавших в плен воинствующих монахов минует смерть от руки неловкого начинающего палача.

Впрочем, этим действо Саладина не завершилось. Епископ Акры в сражении погиб, а Крест Господень достался мусульманам, и Саладин повелел отвезти его в Дамаск и поместить под порогом главной мечети города, дабы каждый правоверный, входя в мечеть, попирал реликвию ногами, чем окончательно унизил христиан. Но до окончательной победы было еще далеко: Святой Город Иерусалим все еще принадлежал христианам.

9. Падение Иерусалима 1187.

кидывая взором трупы павших христиан, усеявшие склоны Рогов Хаттин, пока его воины выносили из лагеря обезглавленные тела монахов-воинов, Саладин не видел ни малейших препятствий к полному завоеванию Святой Земли. Большинство христианского дворянства – его пленники, и сам король меж них. И даже будь они свободны, они ничем не могут ему помешать, ведь он только что уничтожил их войско. Фанатичные военные ордена тоже разгромлены, магистр госпитальеров сложил голову на поле боя, а Великий Магистр тамплиеров в плену. Остальное пройдет как по маслу. Тем более, что графиня Триполийская сдала Тибериас на следующий же день, 5 июля 1187 года.

Три дня спустя, перейдя к следующему этапу завоевания, Саладин повел армию к Акре и встал лагерем под ее стенами. Командовавший городом Жослен де Куртенэ, будучи просто не в состоянии дать мусульманам отпор, прекрасно понимал, что сопротивление почти наверняка будет стоить ему жизни, и 8 июля заслал к Саладину парламентеров с предложением сдать город в обмен на жизни его обитателей. Саладин согласился и слово свое сдержал. 10 июля его армия под развевающимися знаменами торжественно вошла в распахнутые ворота Акры, рокотом барабанов возвещая о своей победе. Добыча была столь изобильна, что Саладин без труда покрыл все расходы на кампанию.

Сделав портовый город своей ставкой, Саладин разослал эмиров принимать сдачу замков и городов между побережьем и Тивериадским озером. Не прошло и пяти дней, как Наблус и Торон перешли в его руки. А когда из Каира прибыл с подкреплением его брат аль-Адил, Саладин отправил его брать город-порт Яффу. Сдаться малочисленный гарнизон и штатские не пожелали, и аль-Адил приказал штурмовать стены. Взять город удалось без труда, и хотя эмир готов был проявить милосердие к его жителям в обмен на добровольную сдачу, те предпочли сопротивление и посему должны были быть наказаны. Каждого мужчину, женщину и ребенка, научившегося ходить, отдали в руки работорговцев. Те же, кто не мог дойти до невольничьего рынка по причине старости и увечья, заката уже не увидели.

Сам Саладин повел армию на север, по прибрежной дороге к Тиру. Немедленной сдачи город не предложил, так что мусульмане попытались пойти на приступ с приставными лестницами, но не смогли перебраться через высокие стены. Можно было легко захватить город с осадными машинами, но на осаду было нужно время, под носом имелась куда более легкая добыча, и Саладин двинулся дальше, решив разобраться с Тиром в следующий раз.

Тамплиеры, считавшие себя главным воинством, защищающим Иерусалим, теперь были почти бессильны. В поход с королем Ги к Тивериадскому озеру созвали рыцарей изо всех замков храмовников, вкупе с братьями сержантами, оруженосцами, туркополами и лучниками, но они потеряли девяносто рыцарей у Крессонского источника и более двухсот – у Рогов Хаттин. Эти сражения унесли почти половину рыцарей-храмовников Святой Земли, и теперь полный гарнизон имелся только в одном-единственном замке тамплиеров.

Принявший командование орденом брат Терриций, прецептор Иерусалимских тамплиеров, не видел более важной задачи, нежели упросить прецепторов Храма в Европе побыстрее снабдить орден людьми и деньгами, без которых ему было просто не выжить. Каждое слово его письма к ним было преисполнено отчаянием: «Поклон от брата Терриция и братства – братства, каковое, увы! почитай, что исчезло напрочь – всем прецепторам и братьям Храма, каковые получат сие. Ни словами нашими, ни слезами не чаем мы дать вам изведать многие превеликие бедствия, коим за грехи наши во гневе своем Господь дозволил нас посетить. Собрав неисчислимое множество народа своего, неверные люто вторглись на земли христианские. Объединив воинство страны нашей, мы надлежащим образом атаковали их, направив свои стопы к Тибериасу, каковой был взят штурмом. Дав нам отпор межи неких опасных скал, они напали на нас с такой свирепостию, что захватили Святой Крест и короля нашего. Погибших не счесть, а двести и тридцать наших братьев, как мы полагаем, захвачены и обезглавлены… После сего язычники, опьяненные кровью христианской, повалили тьмою на город Акру и, взявши его штурмом, рассеялися по всей земле, и от всего христианнейшего царства ныне сохранились лишь Иерусалим, Тир, Аскалон да Бейрут. Да и оные сказанные города нам тоже не сдержать, поелику, почитай, все ихние граждане погибши, ежели только мы в наискорейшем времени с Божьей помощью не получим вашей поддержки. Нынче же [мусульмане] осаждают Тир, штурмуя его денно и нощно. Столь велико их число, что укрыли они весь лик земли от Тира до Иерусалима и Газы, аки муравьиные полчища. Посему молим вас сей же час прийти на подмогу к нам и христианству, каковое на востоке, почитай, что изведено, дабы мы с Божьей помощью и поддержкой вашего оружия могли спасти оставшиеся из сказанных городов».

А Саладин и в самом деле творил, что вздумается. Сидон сдался без боя 20 июля. Неделей позднее покорился Бейрут, после чего войска Саладина свернули на юг, забрав с собой короля Ги и Великого Магистра тамплиеров, надлежащим образом закованных в цепи. Прибыв через пару дней в Аскалон, Саладин посулил Ги свободу, если тот сумеет добиться сдачи Аскалона без боя, и Ги согласился. Султан приказал сопроводить христианского короля к стене у главных ворот, где тот молил жителей осажденного города прекратить сопротивление. Великий Магистр де Ридфор вторил мольбам короля, но в ответ оба услышали насмешки и обвинения в трусости. Аскалон выбрал сражение, но недавний поход оставил город почти без рыцарей и солдат, так что и сражения-то никакого не вышло: отпор горожан оказался столь жалким, что, покорив город, Саладин даже позволил им беспрепятственно удалиться.

А вот король Ги, не справившийся с задачей, остался в плену. Де Ридфору выполнить свою сделку с Саладином было куда легче – благодаря дисциплине тамплиеров. Великий Магистр получал свободу в обмен на бескровную сдачу замка тамплиеров в Газе. Устав ордена запрещал выкуп за деньги, но никоим образом не возбранял Великому магистру расплатиться за собственную голову землей, фортификационными сооружениями и единоверцами-христианами, – зато тот же Устав совершенно недвусмысленно требовал от каждого рыцаря-тамплиера беспрекословного и безоглядного подчинения Великому Магистру. И когда де Ридфор, явившись к Газе, приказал тамплиерам сдать замок, выбора у тех просто не было. Сложив оружие, они покинули замок, а верный своему слову Саладин освободил де Ридфора на месте. Остается только гадать, так ли уж радовались тамплиеры в подобных обстоятельствах возвращению своего Великого Магистра, когда он повел их на север, к Тиру.

Граждане Тира, определенно желая сдаться, дожидались только возвращения Саладина, но тут случилось нечто важное. Пребывая в Константинополе, Конрад де Монферра, заподозренный как соучастник убийства, надумал на время удалиться и вместе с группой вассалов поспешил в Святую Землю, еще не ведая о катастрофе у Рогов Хаттин. Однако, когда корабль подходил к Акре, капитан удивился молчанию колоколов, пояснив Конраду, что большие колокола на башне в гавани звонят всякий раз, когда к порту приближается корабль, и замолчали они впервые на его памяти.

Конрад рассудительно предложил постоять на якоре, пока загадка не разрешится. Вскоре к ним подошла парусная лодка, доставившая мусульманского портового чиновника, пригласившего их в город. Притворившись купцом-мореходом, Конрад осведомился – как осведомился бы всякий торговец – о последних новостях. Чиновник-мусульманин горделиво уведомил его, что Аллах сподобил вверить Акру великому Саладину всего четырьмя днями ранее. Получив с них портовый сбор, чиновник направился к берегу, и как только он отошел подальше, Конрад приказал капитану на всех парусах спешить в Тир.

В стенах Тира Конрада ждали только дурные вести. Те, кому повезло бежать из Хаттин и добрести до города, живописали ужасы прискорбной катастрофы. Крест Господень пропал. Армия разбита. Король в плену. В плен попал даже отец Конрада – маркиз де Монферра. Весь город пребывал в унынии и предчувствии поражения.

Не поддавшись общему настроению, Конрад всячески поносил за небрежение обороной горожан, оставивших стены без присмотра. Заразившись его энергией и оптимизмом, жители Тира просили Конрада возглавить их, обещав признать его своим правителем, буде он согласится командовать ими в сражении за город. Сказанное пришлось Конраду по душе, и посему, источая уверенность, он пустил в ход свои природные таланты к организационной деятельности. Только его присутствию и руководству обязан город своим отказом покориться Саладину с первого же раза. Самые набожные горожане решили, что нового вождя им ниспослал сам Господь.

Саладин совершенно напрасно покинул город после одного-единственного штурма, ибо в тот момент Тир был наиболее уязвим. Как только Саладин двинулся на новые завоевания, беженцы из всех захваченных христианских городов и замков поспешили в Тир. Убежища в Тире искали даже христианские корабли из Сидона и Бейрута, так что вскоре у Конрада появилась и армия, и флот, и даже источники снабжения.

Наращивание сил Тира стояло среди забот Саладина отнюдь не на первом месте. Важнее всего для него было завоевание и очищение средоточия мыслей верующих всего Ближнего Востока – Иерусалима, священного города для каждого из его воинов. С огромным воодушевлением подчинившись приказу выступать на Святой Город, его армия уже 20 сентября разбила лагерь перед его стенами.

К тому времени защитой Иерусалима командовал Балиан д'Ибелин, покинувший Тир, чтобы забрать жену и детей. Христианские граждане, лишившись всех предводителей, полегших при Рогах Хаттин, слезно упросили его взять под свою опеку город, не желая подчиняться рыцарям-тамплиерам – прежде всего из-за вестей о выходках их Великого Магистра в Аскалоне и Газе. Город был буквально забит беженцами из окрестных краев, не годившимися в солдаты, но весьма способствовавших стремительному истощению запасов провизии. Стремясь поправить дело, Балиан выслал отряды фуражиров, чтобы те собирали весь провиант, какой сумеют отыскать. На весь город осталось лишь двое рыцарей, так что он посвятил в рыцари шестьдесят сыновей нобилей и граждан города по одной лишь той причине, что тем исполнилось шестнадцать. Впрочем, получая титул, они не приобретали вместе с ним никакого военного опыта.

Через пару дней после прихода мусульманская армия начала подводить под стены города мины примерно в том же месте, где восемьдесят восемь лет назад провалился Готфрид Буйонский. К двадцать девятому сентября усилиями саперов Саладина в стене появилась брешь. Христиане, как могли, заделали и защитили ее, но обе стороны теперь прекрасно сознавали, что счет пошел на дни. Православные греки, жившие в городе, послали Саладину весточку, что откроют ему ворота в обмен на милосердие. Испытывая жгучую неприязнь к чванливому католическому духовенству, заставившему их посещать церковные службы, чуждые их обычаям, да вдобавок ведущиеся на непонятном для них языке, они бы с радостью встретили возвращение веротерпимых мусульманских правителей.

Впрочем, их помощь и не понадобилась: на следующий же день после взлома стены Балиан отправился на переговоры с Саладином о сдаче Иерусалима. Балиан признал, что Саладин теперь может взять город, когда пожелает, но ценой гибели всех обитающих в нем мусульман и полного уничтожения священных исламских построек в районе Храма – мечети аль-Акса и мечети Омара, нареченной Домом скалы. В ответ Саладин напомнил о зверствах крестоносцев, когда те отбили город у египтян, но в конечном итоге оба пришли к соглашению. Был установлен выкуп в десять динаров за каждого мужчину, пять – за женщину, и один – за ребенка. Балиан указал, что в городе свыше двадцати тысяч безденежных беженцев, и наконец сошлись на том, что за тридцать тысяч динаров в совокупности семь тысяч христиан смогут удалиться без препон. Ударили по рукам, но Саладин тянул с вступлением в город еще два дня, руководствуясь мотивом, близким сердцу каждого мусульманина.

По мусульманскому календарю в этом году 2 октября пришлось на двадцать седьмой день месяца Раджаб – годовщину той славной ночи, когда прекрасное крылатое животное по имени Бурак летело по ночным небесам, унося Пророка Магомета из Каабы в Мекке на Харам эс-Шариф, сиречь Храмовую гору в Иерусалиме. Именно то странствие, когда свершилось сретенье Магомета со всеми пророками былого, и он получил дозволение взойти по небесной лестнице к самому трону Аллаха, сделало Иерусалим третьим по счету из святейших мест мусульманской веры.

И когда воинство правоверных вступило в Святой Город в сие священное празднество, ни один из воинов не мог усомниться, что оная великая победа дарована им по воле Аллаха через посредство ревностнейшего из его слуг – Саладина.

Вероятно, именно религиозное благоговение не позволило мусульманам потерять голову. Их сдержанность являла разительный контраст с необузданностью христиан в день захвата города во время Первого крестового похода. Ныне же никто не вламывался в дома, от рук солдат не погиб ни один житель. Балиан опорожнил казну королевства, чтобы собрать тридцать тысяч динаров на выкуп семи тысяч горожан, но еще тысячи человек ждали невольничьи рынки, если им не удастся наскрести на выкуп. Тщетно молили они о толике богатств церкви, тамплиеров и госпитальеров, хотя воинствующие монахи ничтоже сумняшеся заплатили за собственную свободу, нарушив воспрещение Устава на денежный выкуп. Уплатив по десятку динаров выкупа за себя и горстку слуг, патриарх Гераклий покинул город с небольшим караваном, увозившим сказочное состояние в бесценных коврах и серебряной утвари, бестрепетно миновав вереницу бедняков, угоняемых в рабство. А вот брат Саладина, напротив, был так тронут жалким видом несчастных, что испросил себе право вызволить тысячу христианских невольников в награду за свое участие в походе – и желание его было незамедлительно исполнено. Саладин же по собственной воле надумал отпустить всех стариков – и мужчин, и женщин. А каждой женщине, получившей или выкупившей свободу, он обещал отпустить плененного мужа либо отца.

Свидетельством тому, что к гневу Саладина на крестоносцев подмешивались только политические и личные мотивы, оставляя религию в стороне, может послужить тот факт, что он предложил всем иудеям и православным христианам Иерусалима остаться. Когда вести об обхождении с греческим духовенством долетели до византийского императора Исаака Ангела, тот отрядил к султану послов, дабы поздравить с победой и просить вернуть священные для христиан места в попечение православной церкви – и Саладин исполнил просьбу.

Район Храма тщательно очистили от малейших следов пребывания христиан. Жилища тамплиеров выскребли, оросили благовонной розовой водой, доставленной из Дамаска, и повторно освятили мечеть аль-Акса, каковую Саладин посетил со своими сановниками в мусульманский саббат – пятницу 9 октября, дабы возблагодарить Бога. На севере христиане еще держались, но Палестина целиком перешла в руки последователей Магомета.

Очевидец событий прецеитор тамплиеров Терриций так описывал их королю Генриху II Английскому: «Иерусалим, увы и ах, пал! Саладин повелел низвергнуть крест Храма Господа Нашего [мечеть Дома Скалы], дабы два дня оный был носим по городу и побиваем дрекольем. После сего наказал Храм Госиода Нашего омыть розовой водою сверху донизу, яко же внутри, так и снаружи».

Тамплиеры покинули город, служивший им главным пристанищем с самого основания ордена, став эскортом и охраной одной из трех колонн беженцев. Вторую опекали госпитальеры, а третью – Балиан д'Ибелин с отрядом новоиспеченных безусых рыцарей. А защита была необходима: беженцы, получившие дозволение унести скарб с собой, всегда были легкой добычей для разбойников. На сей же раз их грабили не только арабы, но и собратья-христиане, готовые поживиться за счет тысяч беспомощных и обездоленных семей, чаявших только найти где-нибудь убежище.

В Тире им это удалось лишь отчасти. Конрад принимал только воинов, не желая растрачивать свои драгоценные запасы провизии на бесполезных горожан, так что вскоре за стенами города вырос грандиозный лагерь переселенцев. Рыцарей и оруженосцев-тамплиеров из Иерусалима встретили с распростертыми объятьями, и они присоединились к братьям-тамплиерам, уже пришедшим в город вкупе с Великим Магистром.

В ноябре, утвердившись в Иерусалиме окончательно, Саладин обратил свою энергию на незавершенное предприятие по завоеванию Тира. Тамошние шпионы доносили о непрерывном прибытии подкреплений, в том числе тамплиеров из Газы и Иерусалима. Подходили и корабли с припасами, так что осада намечалась долгая. Саладин не сомневался, что в Европу полетели просьбы о помощи, и желал взять этот ключевой город до подхода на выручку свежих войск крестоносцев.

Он не ошибался: Конрад действительно отправил за подмогой Иосию, архиепископа Тирского, чтобы тот воззвал прямо к Папе Урбану III и христианским монархам. Тамплиеры и госпитальеры то и дело писали своим прецепторам в Европе, настырно выпрашивая средства и новых рекрутов.

Тир, почти со всех сторон окруженный морем и связанный с сушей только узеньким перешейком, занимал невероятно выгодную позицию, да сверх того был обнесен могучими стенами, поэтому Саладин приказал привести для штурма города целый осадный парк. Как только Саладин прибыл с мощными баллистами для бомбардировки укреплений

камнями, христианские беженцы, не допущенные в город, поспешили укрыться среди холмов. Однако из-за чрезмерной удаленности городских стен от материка катапульты не принесли особого проку, да и прибегнуть к минам султан не мог, потому что подкоп пришлось бы вести под дном моря. В попытке отрезать пути снабжения Тира с моря он вызвал из Акры десяток египетских военных кораблей, но пять из них христианский флот захватил, а остальные пустил на дно.

С тем большим восторгом Саладин, удрученный таким положением дел, встретил весть, что новым государем и полководцем Тира стал Конрад де Монферра – ведь эти сведения сулили возможность пресечь сопротивление в корне. Во исполнение этого султан приказал вызволить из темницы и доставить в Тир престарелого маркиза де Монферра, захваченного в плен в битве при Рогах Хаттин. Конрад, озадаченный внезапно наступившим в боях затишьем, уразумел суть дела, когда его отца начали водить перед городскими стенами взад и вперед. Саладин поставил Конрада перед выбором: либо сдать город, либо узреть, как отец будет мучительно умирать у него на глазах от затяжных пыток. Конрад же отвечал, что долг перед Богом для него превыше сыновних обязанностей. Подобный ответ Саладин счел не только подобающим, но и заслуживающим почтения. Похвалив маркиза за достойное воспитание сына, Саладин сохранил старику жизнь, приказав вернуть его в Дамасскую тюрьму.

Столкнувшись с тем, что осада Тира может затянуться на год, а то и поболее, и коря себя за то, что не взял город, когда тот был намного слабее, Саладин снова решил отступить. Его войско провело в боях и походах уже не один месяц, и люди устали. Позволив половине своих отрядов разойтись по домам, Саладин задумал окончить завоевание остатков христианского царства по весне. На исходе лета 1187 Саладин, мысленно озирая великую вереницу побед, увенчанную возвращением Святого Града Иерусалима после без малого века христианского владычества, признавал, что его священный поход, пусть и не доведенный пока до конца, преисполнен для его народа благодати. Но в это самое время в стенах города Тира величайшим из героев именовали Конрада де Монферра.

10. Фридрих Барбаросса 1187-1190.

оследние новости, доставленные в Европу из Святой Земли, повергли в отчаяние и великих и малых мира сего. Христианское воинство погибло на Рогах Хаттин. Галилея пала, город рождества Христова в нечестивых руках мусульман. Иерусалим захвачен, а церковь, вмещающая Святой Гроб Господень, осквернена. Животворящий Крест, святейшая из реликвий, лежавших в дланях христианина, предан на поругание Антихристу. Монарх христиан Иерусалимского королевства брошен в мусульманскую темницу.

Недосчитались многих из дворян. Тех, чья смерть была удостоверена, оплакивали, но их место заняли наследники. А вот пропавшие без вести стали причиной величайших тревог. Если они попали в плен, затребованный за них выкуп неизбежно означал увеличение податей до таких пределов, что подданным в самую пору протянуть ноги с голоду. И если пришедшие новости были плохи, еще не пришедшие сулили обширным вотчинам пропавших дворян нечто куда более худшее.

Страх перед выкупом, возбраняемым самим Уставом, не смущал умы тамплиеров, хотя им приходилось из кожи вон лезть, чтобы наскрести как можно больше средств и постараться набрать рекрутов – все это только для того, чтобы орден не прекратил свое существование. Что же до высочайших светских и религиозных властей – они не ведали, чего ждать от мусульман, и не могли строить никаких планов, потому что до них доходили только неподтвержденные слухи, а не официальные донесения.

Прибытие архиепископа Иосии Тирского к Сицилийскому двору летом 1187 года обратило слухи в факты. Достоверное сообщение о размерах катастрофы как громом поразило короля Вильгельма П. Вслед за гибелью Святой Земли он явственно узрел и неизбежную гибель собственного королевства. Если мусульмане захватят контроль над всеми портовыми городами восточного побережья Средиземного моря, это не сулит островному королевству ничего, кроме бед. Облачившись в рубище, как кающийся грешник, Вильгельм удалился на четыре дня в пустыню для молитвы. А на пятый начал рассылать письма всем самодержцам Европы, призывая их принять участие в крестовом походе во спасение, каковому сам он поспособствует войсками и флотом. Он отозвал сицилийские боевые корабли из экспедиции против греческих островов, приказав переоснастить и снабдить их припасами, а затем отправить на спасение того, что осталось от бароний и графств Святой Земли.

Архиепископ же Иосия проследовал в Рим, дабы уведомить обо всем Папу, но тому скверные новости уже принесли посланцы из Генуи. И без того тщедушный и больной старик, Урбан III был просто не в состоянии снести такой удар, впал в черную меланхолию и 20 октября скончался. Его преемник, принявший имя Григория VIII, разослал призыв к крестовому походу всем христианским государям, напоминая, что падение Иерусалима и утрата Животворящего Креста Господня – прямое следствие того, что прежде они пропустили папские мольбы мимо ушей, предпочитая свои мелкотравчатые свары войне за Бога и Спасителя. Теперь же им надлежит искупить прошлые грехи, приняв крест священного похода. Любой крестоносец будет вознагражден полным отпущением грехов и вечным блаженством на небесах. Далее Папа провозгласил, что каждую пятницу в ближайшие пять лет надлежит блюсти строгий пост, а по средам и субботам подобает воздерживаться от мяса. А дабы подчеркнуть самоотверженность владык церкви, добавил, что и он, и все кардиналы, и все их родственники будут поститься еще и каждый понедельник.

Григорию VIII так и не довелось узнать, какие плоды принесли его старания, ибо сам он скончался, проведя на Престоле Петровом всего два месяца. Видимо, из-за паники по поводу утраты Иерусалима на выборы преемника ушло менее двух суток. Новый Папа нарек себя Климентом III. Прибегнув к более непосредственному, личному общению, нежели его предшественник, Климент III послал архиепископа Иосию Тирского продвигать крестовый поход к Генриху II Английскому и Филиппу Августу Французскому, а сам обратился к Фридриху I, государю Священной Римской империи, повсеместно известному как Фридрих Барбаросса.

Иосия Тирский застал английского и французского королей в один из тех редких моментов, когда оба были вместе – на сей раз обсуждая в Жизоре условия перемирия. Те уже ведали о падении Иерусалима, описанном во всех подробностях в письмах патриарха Антиохийского и Генрихова сына Ричарда, графа Пуату, уже успевшего принести обет крестоносца. Оба короля согласились лично принять участие в крестовом походе, предусмотрев в своем соглашении даже такие детали, как белые кресты для англичан, красные – для французов и зеленые – для фламандцев.

Генрих II Английский обложил всех подданных «саладиновой десятиной», попросив помочь в ее сборе тамплиеров, уже ставших опытными мытарями. Однако каковы же были их гнев и смущение, когда тамплиер брат Гилберт Хокстон попался на том, что без зазрения совести запускал руку в собранные средства. Очевидно, Генрих не винил в преступлении одиночки весь орден храмовников, поскольку не придал жалобе архиепископа Кентерберийского на тамплиеров ни малейшего значения.

Архиепископ получил письмо от рассерженного Конрада де Монферра из Тира. Судя по всему, тамплиеры растратили еще не все деньги, полученные от Генриха Английского в качестве епитимьи за убийство предшественника архиепископа – Томаса Беккета. Конрад требовал, чтобы эти средства передали ему для покрытия расходов на оборону