Текст книги "Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах."

Автор книги: Джон Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Джон Джей Робинсон
Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

«Вере наших отцов, что доныне жива, Несмотря на темницы, огонь и мечи…» Фредерик У. Фабер (1814-1863)

Вступление.

Люди, считающие исторические изыскания работой нудной и кропотливой, попросту не удосужились покопаться в прошлом воинствующего монашеского ордена рыцарей-тамплиеров. Повесть о его участии в великих крестовых походах, даже в сухом изложении церковных хроник, увлекательна и полна ярких приключений.

Орден возник после Первого Крестового Похода, когда небольшой отряд рыцарей принес обет бедности, целомудрия и покорности, дабы посвятить свои жизни без остатка защите паломников, совершающих странствие в Святую Землю. Поначалу они просто охраняли пути паломничества в Иерусалим, но с течением лет мало-помалу превратились в величайшую постоянную армию христианнейшего царства. Название свое – тамплиеры, сиречь храмовники – они получили в честь своего штаба, воцарившегося в захваченной мечети, вознесенной на месте древнего храма Соломонова на Храмовой Горе Града Священного.

Их самоотверженность завоевала одобрение всего христианского света. Святой Бернар из Клерво стал их самым самозабвенным воителем, и вскоре поток даров оделил рыцарей-тамплиеров поместьями, мельницами, сукновальнями и рынками по всей Европе, равно как обширными имениями и замками в Святой Земле. Как и следовало ожидать, гордыня их разрасталась под стать их богатствам. Со временем князья и прелаты, некогда превозносившие добродетели тамплиеров, прониклись завистью к сокровищам, накопленным орденом, да в таком избытке, что одни только излишки, пущенные в оборот, сделали рыцарей-тамплиеров крупнейшими банкирами христианского мира.

Папы оказывали тамплиерам личное покровительство до тех пор, пока борьба за Священный край Иисуса Христа не утихла, то есть почти два столетия. Более двадцати тысяч воинствующих монахов сражались и погибали в священных походах. Когда рыцари-тамплиеры скрещивали мечи с турками и курдами, арабами и египтянами, на полях сечи сложили головы многие Великие Магистры ордена. Пока захватчиков-христиан теснили обратно к берегам Средиземного моря, где и окончился их поход, те являли миру неисчислимые образцы доблести и святой веры. После падения одного из замков тамплиеров в глубине страны рыцарям его гарнизона предложили жизнь и свободу в обмен на отречение от христианства и принятие ислама. Все они – более двухсот рыцарей Храма – предпочли склонить колени перед мусульманскими палачами и лишиться голов, нежели утратить веру.

Христиан мало-помалу изгоняли из одного города-крепости за другим, со временем вынудив покинуть и саму Святую Землю, и тамплиеры всегда уходили последними. Они владели замками, взять которые мусульманам так и не удалось, но в конце концов не осталось ни христианских паломников, нуждавшихся в их покровительстве, ни предводителей крестовых походов, призывавших рыцарей под свои знамена. И тогда они просто-напросто покинули свои последние цитадели.

Как только крестовые походы ушли в небытие, пропал и смысл существования тамплиеров – однако изрядная часть богатств ордена уцелела. Христианские же венценосцы, опустошившие свои сундуки ради нескончаемых войн, поглядывали на сокровищницы тамплиеров с завистью, но по алчности Филипп IV Французский не знал себе равных.

В сговоре с французским Папой Климентом V, в значительной мере пребывавшим под его контролем, Филипп замыслил обвинить орден тамплиеров в ереси – единственном преступлении, позволявшем конфисковать их обширные владения. Ради осуществления этого плана король Филипп приказал схватить всех до единого тамплиеров во Франции одновременно – на рассвете, в пятницу, тринадцатого октября 1307 года. Мучительные пытки, призванные вырвать признания в ереси, начались в тот же несчастливый день.

Папа же направил всем католическим монархам буллу, повелевавшую схватить и пытать всех рыцарей-тамплиеров в своих владениях. Одни подчинились, другие ослушались папских наказов, а иные подвергли своих местных тамплиеров суду и следствию и нашли их невиновными, но к тому времени почтенный военный орден был практически раздавлен. Тамплиеров, отрекшихся от признаний, сделанных под пыткой, судили как «упорствующих еретиков», подлежащих сожжению на костре. И одним прекрасным утром пятьдесят четырех тамплиеров сожгли в Париже живьем.

Потянулись годы неволи и пыток инквизиции, пока Папа Климент V не распустил орден рыцарей-храмовников официально в 1312 году. Их Великого Магистра Жака де Молэ продержали в парижской темнице еще два года, после чего в кандалах возвели на высокий помост перед собором Парижской Богоматери, повелев признать вину перед толпой духовных лиц, знати и простолюдинов, собравшейся послушать его. Однако стареющий, но не сломленный духом Великий Магистр воспользовался моментом, чтобы во всеуслышание возгласить о безвинности рыцарей-тамплиеров. Разъяренные сатрапы стащили его с помоста, чтобы отправить на костер еще до исхода дня.

Но даже когда палач поджег дрова под его стопами, де Молэ продолжал вещать о невиновности своего ордена. Легенда гласит, что заодно он выкрикивал проклятья Папе Клименту V и королю Филиппу IV, призывая их узреть его на троне Господнем еще до конца года. И Папа, и король скончались через считанные недели, подкрепив легенду – лишь первую из длинной вереницы. Последующие поколения пускались в домыслы о местонахождении пропавших сокровищ тамплиеров, их исчезнувших кораблей, о беглых рыцарях, ускользнувших от рук палачей и так и не найденных. Возникли предания о тайных отрядах уцелевших тамплиеров, о рыцарях этого ордена, сражавшихся на стороне Роберта Брюса против Эдуарда II Английского, и даже о тайной череде подпольных великих Магистров, якобы не прерывающейся и по сей день.

Век за веком сочинители либо приукрашивали, либо очерняли память тамплиеров. Средневековый миннезингер Вольфрам фон Эшенбах отвел тамплиерам роль в легенде о Святом Граале. Сэр Вальтер Скотт расписывал их как кровожадных злодеев. Одна из книг, опубликованных за последнее десятилетие, построена на догадке, будто тамплиеры – хранители священной царственной родословной лиц, в чьих жилах течет кровь самого Спасителя. А недавно в Италии опубликован роман о тайном обществе, основанном тамплиерами, покушающимися на мировое правление.

На фоне столь неизменного интереса, зачастую наделяющего тамплиеров аурой загадочности и волшебства, казалось бы, нет нужды в последовательном изложении фактов истории этого древнего ордена. Я решил посвятить эту книгу о монахах-воителях именно их роли воинов, а не монахов, – не говоря уж об их деятельности в качестве ростовщиков и помещиков. Один тамплиер, сетуя на то, что вынужден прозябать в Британии вместо Вифлеема, в сердцах воскликнул: «Мы тут овечьи пастыри!» Ему хотелось оказаться в гуще битвы на Святой Земле – как и нам. Суть бытия рыцарей-тамплиеров выражается в их приключениях в бытность крестоносцами, а не в возделывании ячменя в Британии или винограда в Гаскони, и даже не в их участии в войнах против мавров на Пиренейском полуострове.

Но, рассматривая тамплиеров в контексте крестовых походов, нельзя умолчать об их взаимодействии с народами и политикой Ближнего Востока, о взаимоотношениях с людьми, сражавшихся с ними рука об руку и бившихся против них. Повествование пестрит знакомыми народами наподобие армян и грузин, ливийских друзов и азербайджанских турков-азеров. Изобилуют и знакомые имена: Ричард Львиное Сердце Английский, Святой Людовик Французский, Фридрих Барбаросса Германский. Здесь мы встретим даже Святого Франциска Ассизского, присоединившегося к крестовому походу в Египте; он был не первым и не последним из тех, кто верил, будто рассудительный человек может принести мир на Ближний Восток одним лишь словом дружеского увещевания. Марко Поло прибывает сюда просить священного елея в храме Гроба Господня, чтобы принести его в дар хану Хубилаю. А во время странствия через курдские земли к северу от Месопотамии видит «фонтаны» черного «елея», бьющего из земли.

С приходом к власти Чингисхана монголы буквально не знали удержу. Проложив кровавую тропу через современный Иран, Ирак и Сирию, они в конце концов были остановлены египетской армией на западном берегу реки Иордан. Это поражение заставило монголов заслать эмиссаров к папскому престолу и монархам Европы в безуспешной попытке склонить христиан к союзу против мусульман. Они оказали огромное влияние на крестовые походы, однако не идут ни в какое сравнение ни с египетскими мамелюками, остановившими их, ни с самым достопамятным мусульманским полководцем из всех – курдским султаном Саладином.

Для понимания нашей истории необходимо разобраться в верованиях мусульманских врагов тамплиеров и расстановке их сил. Первый крестовый поход в конце одиннадцатого столетия увенчался успехом прежде всего благодаря конфликту между мусульманскими религиозными течениями, суннитами и шиитами. Новообразованному ордену тамплиеров пришлось изучить устройство мусульманского мира, как только он сделал своей резиденцией мечеть Аль-Акса на Храмовой Горе.

Так что этот труд представляет собой две книги в одной – историю рыцарей-тамплиеров и историю Святой Земли, дабы продемонстрировать их влияние друг на друга. При этом важно иметь в виду, что для полного понимания ордена тамплиеров мало рассматривать их как всего-навсего участников главных крестовых походов.

В этих грандиозных вторжениях участвовали многонациональные армии численностью от двадцати до ста тысяч человек; конечно, тамплиеры могли оказать этим войскам желанную помощь и даже руководство, но решающим военным фактором несколько сотен рыцарей стать не могли, сколь бы самозабвенно они ни бились. А вот в долгие годы между крестовыми походами регулярная армия рыцарей-тамплиеров обретала самостоятельное значение. Они были сильнейшим воинством, сдерживавшим мусульманского врага – и при обороне своих замков, и на полях сражений, и в дипломатических миссиях при исламских дворах. Если крестоносцы – воинствующие паломники – приходили повоевать и возвращались восвояси, то воинствующие монахи тамплиеры оставались в Святой Земле, дабы удержать завоеванное или навести порядок после крестоносцев, исполнивших свои обеты и покинувших поля своей славы или позора.

Здесь двухвековая история сконцентрирована до предела, втиснута в один-единственный том. Словно заказав билет на кругосветный круиз, вдруг узнаешь, что взять можно только один чемодан. Надо переворошить целые горы вещей, чтобы отобрать лишь те, что могут оказаться в предстоящем путешествии наиболее полезными.

И хотя я не один месяц провел, проверяя и перепроверяя факты, веками излагавшиеся историками и летописцами, зачастую противоречившими друг другу, я отчетливо сознаю, насколько необходимо проложить ровную тропу сквозь густую чащу имен, дат и мест. На сей счет меня частенько увещевали, что я необоснованно воздерживаюсь от сносок, придающих любой книге некое правдоподобие. Я же на это реагировал, как в детстве, когда меня уговаривали выпить какое-нибудь горькое лекарство, уверяя, что мерзкий вкус – доказательство его пользы. Цель сноски – дать дополнительную информацию, скажем, не вписывающуюся во временные рамки периода, или приводящую ссылку на источник, но помещаемую внизу страницы из нелепого соображения, что там она не помешает плавному ходу изложения. На самом же деле от меня требуют утратить нить повествования, опустить глаза в конец страницы, а после снова отыскать нужное место. Я же предпочитаю отыскивать способ просто ввести дополнение или справку прямо в повествование.

[Увы, хотя мы целиком разделяем мнение автора по этому вопросу, специфика перевода далеко не всегда позволяет обойтись без комментариев, а вводить их в текст – иной раз недопустимая вольность с нашей стороны и неуважение к автору. Поэтому нам все-таки придется порой прибегать к этому средству, но, если хотите соблюсти авторский замысел в чистоте, можете игнорировать все последующие комментарии. – Здесь и далее в квадратных скобках: примечания Александра Филонова и Etc Publishing.]

Накануне публикации я получил ряд писем историков, выражавших несогласие с некоторыми моими утверждениями. В свою защиту могу сказать лишь, что когда, к примеру, два европейских историка не сходятся между собой, а арабские летописцы противоречат обоим, мне остается только немного поразмыслить и избрать ту точку зрения, которая представляется наиболее разумной. Труднее всего опираться на своды древних летописей, ибо хроникеры обычно старались либо угодить Папе, либо ублажить монарха.

Я такой же заклятый враг и другой практики – обильно сдабривать исторические труды цитатами на иностранных языках, не сопровождаемыми переводом. Видимо, их читатель должен запросто владеть латынью, греческим, французским и средневековым английским. Я к таковым не принадлежу, хотя вовсю пользуюсь бесплатными услугами переводчика в лице своей жены, чье знание латыни и французского сэкономило мне многие часы книжных раскопок в поисках перевода.

Ради облегчения понимания, я позволил себе вольность время от времени употреблять современные названия, как-то: Иран и Ирак вместо Персии и Месопотамии – и перенес действие в области, называемые Ливаном или Югославией, хотя в те времена этих государств не было и в помине. Все это исключительно потому, что я пишу не ради того, чтобы наставлять или поучать, а чтобы поделиться со всеми тем, что люблю. Я всего-навсего желаю, чтобы путаница и недоумение не погасили восторг и изумление перед повестью легендарных рыцарей.

И наконец, если нас огорчает сознание того, что после веков раздоров древняя этническая вражда и предрассудки по-прежнему не забыты, мы можем хотя бы припомнить безудержную жестокость феодальной эпохи и утешаться тем, что на самом деле с той поры мы шагнули далеко вперед.

В то время, когда начинается наш рассказ, римская церковь ведет отчаянную борьбу за верховенство папизма на двух фронтах: с одной стороны ее осаждают христианские правители Европы, а с другой – греческая православная церковь, принятая в лоно Византийской империи, сердцем которой был Константинополь, не признававший за Папой никаких полномочий свыше. Час Рима пробил, когда Византия обратилась к нему за помощью в обуздании покушавшихся на нее турков. Папа мог убить двух зайцев одним выстрелом, спровадив воинствующую знать из Европы Византии на выручку, а заодно наверняка вынудив греческую церковь признать превосходство римской, под религиозной хоругвью Великого Крестового Похода спасающей от мусульман Святые Места, благословенные памятью Иисуса Христа. Так в одиннадцатом столетии начались крестовые походы в атмосфере веры, алчности и вражды.

Часить 1. Первый крестовый поход и рождение Ордена

1. Священная война 1052-1099.

день воскресный в середине одиннадцатого столетия патриарх греческой православной церкви как раз справлял торжественную обедню в величественной базилике Хагия Софья в Константинополе, когда трое мужей вошли в храм и затопали обутыми в сапоги ногами через неф прямо к престолу. Предводитель троицы припечатал ладонью к алтарю принесенный документ, после чего, не проронив ни слова, пришельцы развернулись и промаршировали прочь. Все трое были кардиналами– князьями римской церкви. А упомянутый документ представлял собой декреталии Папы римского Льва IX, отлучавшие от церкви императора Византии и всех патриархов, священников и монахов православной церкви, равно как и всех граждан Восточной Римской империи. Выбор был невелик – либо обречь себя на вечное проклятье, либо подчиниться господству римской церкви.

То был лишь последний враждебный выпад в неослабевающей распре между папским престолом и православной церковью. С самого момента распада Римской империи в четвертом столетии обе столицы – Рим и Константинополь – испытывали неизменную взаимную ненависть, как светскую, так и религиозную. Каждая объявляла себя истинной наследницей Кесаря, каждая провозглашала свою веру единственно правильной, отвечающей воле Господа. Восточная церковь просто-напросто хотела, чтобы ее оставили в покое, дозволив поклоняться Богу на свой лад, но римская была настроена куда более агрессивно. Папа требовал, чтобы весь мир признал его исключительное право влиять на умы верующих как наместника Святого Петра и самого Иисуса Христа. Это первенство римской церкви еще четче определил клюнийский монах Гильдебранд, вступивший на престол Петра как Папа Григорий VII. Григорий довел до крайности то обстоятельство, что римскому епископу уготована особая роль, – он поставлен над прочими епископами света,– отведя титул Папы (или Попа) сугубо епископу Рима и запретив наделять этим титулом хоть кого-либо еще на всем белом свете. Но этим он не ограничился. Зачастую дворяне свидетельствовали свое почтение к епископу целованием его ног. Отныне же, провозгласил Григорий, и впредь князья будут лобызать только ноги Папы, причем не добровольно, как дань уважения, но в обязательном порядке, предписываемом каноническим уставом.

Что же до богоданных прав королей, то сама их божественность означает, что они исходят от Бога небесного к земным правителям только через посредство наместника Христа на земле. По мнению Григория, только в папской власти даровать или изыматьэти священные права. То есть, Папе дана власть приказать гражданам любой страны забыть присягу на верность любому мирскому венценосцу и свергнуть любого короля или императора. Мотив вполне основателен, ибо власть духовная исходит непосредственно от Бога, в то время как мирская зачата в первородном грехе.

Будучи монахом, Григорий принял обет безбрачия и теперь не только повторил предшествующие декреталии против браков духовенства, но и усугубил их. В те времена были женаты более пятидесяти процентов католических священников Европы, так что к декреталиям Григория даже епископы отнеслись отнюдь не благодушно. В Англии на Винчестерском Соборе в 1076 году собрание епископов одобрило браки «оседлых» священников – отправляющих службу в сельских приходах или служащих капелланами при замках. В ответ на сопротивление духовенства Григорий разослал легатов, призванных провести его закон в жизнь. Все женатые священники должны были расстаться с женами, в противном же случае им возбранялось отправлять какие-либо обязанности священнослужителей. А мирянам предписывалось чураться своих пастырей.

В ходе своей программы по завоеванию господства над восточными христианами Григорий свел дружбу с императором Византии Михаилом VII. Юный император откликнулся на предложение потому, что нуждался во всех соратниках, каких только мог заполучить. Он заявил свои права на трон, когда его тесть император Роман Диоген был ранен в сражении и взят в плен наводнившими страну турками-сельджуками. Когда он оправился от ран, турки отпустили его на свободу. Обнаружив, что его спасло вмешательство зятя Михаила, Роман попытался вернуться на трон, но на сей раз был пленен бывшими подданными, прибегшими к обычному для Византии (и Венеции) способу избавления от притязаний свергнутого властителя, не убивая его: Романа приговорили к ослеплению. Впрочем, выкалывая ему глаза, палачи так переусердствовали, что спустя несколько дней Роман скончался. Впавшие в ярость его друзья и родственники тотчас же образовали клику противников юного Михаила VII, куда вошел и род Комненов – предыдущая династия правителей Византии.

В то же самое время Восточная империя лишилась своих последних владений в Италии, захваченных норманнами под предводительством Робера Жискарда – видимо, по наущению своего герцога, всего семью годами ранее завоевавшего всю Англию. В 1073 году турки ворвались в Малую Азию, потеснив границы Византии в тот же год, когда Жискард со своими норманнами захватил Сицилию. Папа Григорий поощрял норманнов в Италии, потому что завоеванные ими земли тотчас же отрекались от православия в пользу римской церкви.

Лишившись территорий на востоке и западе, Михаил VII в попытке выровнять положение прибег к дипломатии, предложив обручить малолетнюю дочь Робера Жискарда со своим младенцем сыном – наследником империи. Папа Григорий с энтузиазмом поддержал предложенный союз, делавший византийской императрицей римскую католичку.

Между тем выяснилось, что Михаил VII совершенно не способен сдержать распад Восточной империи, и в 1078 году поднял мятеж губернатор провинции по имени Никифор. Михаил даже не попытался дать ему отпор, просто-напросто удалившись в монастырь, ради чего покинул собственную жену. Будучи дамой сугубо практичной, да при том одной из первых красавиц страны, она предложила руку новому императору, каковой предложение принял. Разъяренный таким оборотом дел Папа Григорий преподнес молодоженам свадебный подарок в виде декреталий об отлучении. Не прошло и полгода, как вспыхнул новый мятеж, на сей раз поднятый византийским полководцем, заключившим сделку с турецким султаном Сулейманом. Взять Константинополь полководец не сумел, но уговор позволил Сулейману дойти до самой Вифании и взять священный город христиан Никея, сделав его своей новой столицей, удаленной от Константинополя менее чем на полторы сотни километров.

Как только события неудержимо повлекли Византию к закату, между императором Никифором и кликой Комненов вспыхнула отчаянная ссора. В конце концов, старинная царская династия перешла к действиям, объявив о смещении Никифора с престола и провозгласив новым императором Алексея Комнена. Его Папа Григорий тоже отлучил без проволочек. Между тем дома у Григория имелись и свои проблемы. Его не удовлетворял миропорядок, при котором германский император Священной Римской империи безраздельно властвовал в тленном мире, оставив на долю Папы лишь царство духовное. Уж конечно верховодить должен только Папа, уполномоченный на то самим Господом, остальным же смертным надлежит занимать подобающие нижестоящие места. Одной из преград на его пути к верховной власти был светский обычай «инвеституры» – право королей, князей и прочей знати назначать епископов и аббатов, распоряжавшихся большими епархиями в их владениях, повсеместно занимавшими от 20 до 40 процентов территорий. Естественно, назначенные хранили верность законным правителям, облагодетельствовавшим клириков этими бенефициями, хотя в те времена «облагодетельствовать» зачастую означало «продать», поскольку религиозные назначения стали для местных властителей важным источником доходов.

Григорий постановил для себя прекратить распродажу бенефиций – практику, нареченную «симонией» в честь Симона Мага, согласно летописям, первым купившего духовный пост. Папа решил, что отныне и впредь все назначения будут осуществляться папским престолом, а не какими-то там мирянами, пусть даже весьма высокопоставленными, что наносило весьма серьезный удар светским властителям, поскольку осчастливленный церковник должен был хранить верность не своему мирскому господину, а одному лишь Папе. Новые декреталии Папа представил миру на епископском Соборе в 1074 году. Очередные притязания Папы на власть и вытекающее из них сокращение доходов потрясло земную власть предержащих. В 1075 году Григория схватили в алтаре базилики Санта Мариа Маджоре и силком увезли в некий пригородный дом, где он подвергался избиению и надругательствам, пока на следующее утро ему на выручку не пришли простые римляне.

Нимало не поколебавшийся в своих убеждениях Папа созывает в 1076 году очередной собор, где провозглашает запрет на светские инвеституры в более жестких выражениях, давая ясно понять, что сам император Священной Римской империи Запада не властен поставить на должность в собственных пределах даже подьячего. Этой декларацией Григорий фактически узурпировал прямую самодержавную власть над примерно третью всей христианской Европы. Повелителю Священной Римской империи Генриху IV было тогда всего лишь двадцать лет от роду, но он вовсе не намеревался отказываться хотя бы от крупицы своих традиционных прав и привилегий и просто-напросто пропустил папские декреталии мимо ушей. Григорий написал Генриху послание, в котором требовал письменно засвидетельствованного признания в грехах перед церковью. В ответ Генрих созвал собственный собор в Вормсе, объявивший о ниспровержении Григория, на что Григорий отлучил от церкви Генриха и его последователей. Он провозгласил, что Генрих отныне лишается власти и хранить ему верность не обязан никто и ни при каких обстоятельствах, чем фактически вычеркнул германского императора из бытия, отказав ему в каком-либо мирском или духовном существовании.

Генрих, недооценивший духовную власть, начал осознавать что к чему, когда епископы и знать стали покидать его. В конце концов собственный народ выставил ему ультиматум: или отмена отлучения ко 2 февраля 1077 года, или все подданные покинут его. Когда же Григорий объявил, что направляется в Германию, дабы навести там порядок, Генрих тотчас же устремился на юг, чтобы перехватить его. Их дороги пересеклись под Мантуей, где Григорий остановился в замке Каносса. Двадцать пятого января, в промозглый холод, Генрих, облаченный в рубище и босоногий, как воистину кающийся грешник, вскарабкался вверх по дороге к замку. Он униженно молил Папу о приеме, но тот решил сперва преподать ему урок. Дрожащего венценосца продержали на холоде три дня и три ночи, и лишь после этого Григорий, наконец, снизошел к его мольбам, допустив к папской особе.

Генрих удостоился прощения, и анафема была снята с него в обмен на публичную клятву слушаться Папу во всем, после чего Папа публично продемонстрировал, что действовал исключительно по воле Божьей. Взяв с алтаря крупицу освященной просфоры, он во всеуслышание воззвал к Богу, дабы хлеб застрял у него в горле и удушил до смерти, ежели он повинен в каком-либо неправом деянии. И проглотил кусок без труда, что собравшиеся встретили воплями ликования, собственными глазами узрев, что Господь одобряет сии блаженные папские дела.

Впрочем, Папа тоже кое в чем просчитался. Вероятно, он думал, будто Генрих провел все это время на промороженном дворе, предаваясь раскаянию и сожалея о содеянном, но, как выяснилось, мысли Генриха были преисполнены замыслами о решительной мести. И ждать их осуществления долго не пришлось.

Вернувшись в Германию, Генрих избавился от неверных приближенных, укрепил армию, после чего вторгся в Италию и осадил Рим. Григорий бежал в Мавзолей Адриана, – могучее круглое здание, перестроенное в папскую цитадель, замок Святого Ангела. Спустя какое-то время Григория выручили норманны под предводительством Робера Жискарда, попутно не упустившие случая пожечь и разграбить Град Священный. Норманны забрали Григория на юг, в Салерно, где он и пребывал в изгнании вплоть до самой кончины, постигшей его в 1085 году.

Тем временем император Алексей в далеком Константинополе, все еще язвимый анафемой, наложенной на него Григорием VII, встречал вести о раздоре с пристальным интересом. Он заключил союз с Генрихом IV, внес пожертвования в пользу кампании против Папы и закрыл все римско-католические церкви в Восточной Римской империи. А уж спасение и опека Григория теми самыми ненавистными норманнами, которые лишили Византию итальянских провинций, просто-таки усугубляли образ Папы как архиврага православной церкви.

Генрих же созвал Собор, дабы назначить Папу по своему произволу, уготовив этот сан архиепископу Виберто ди Парма, воцарившемуся в Риме как Климент III. По смерти Григория в изгнании, пока в Риме еще властвовал антипапа Виберто, сохранившие верность церкви кардиналы избрали Папой аббата бенедиктинского аббатства в Монте-Кассино, нареченного Виктором III. Наделенный весьма хрупким здоровьем, Виктор не успел свершить ничего существенного до смерти, последовавшей менее чем через два года. О выборе следующего Папы кардиналы смогли договориться лишь к марту 1088 года. Им стал Одон де Лажери, трезво мыслящий кардинал-епископ Остии, принявший на папском престоле имя Урбан II.

Вокруг себя новый Папа видел лишь политическую и духовную скверну. Могущественнейший правитель христианского мира на Западе не только числился среди мирских врагов римской церкви, но и состоял в союзе с императором Византии – сильнейшим духовным врагом римской церкви. Антипапа Виберто восседал на Престоле Петровом. Сборы церкви фактически сошли на нет. Расценив ситуацию, любой заурядный человек впал бы в отчаяние, но Урбан II был незаурядным человеком и незаурядным Папой. Каким бы целеустремленным и сосредоточенным на своей миссии он ни был, самонадеянность Григория VII в достижении цели была ему совершенно чужда. Он умел убеждать, умиротворять, идти на компромиссы и даже лебезить. В те времена бывало довольно простой вежливости и рассудительности, чтобы завоевать доверие собеседника. Мало-помалу Урбан привлекал на свою сторону все больше независимых правителей. Испания поддерживала его безоглядно. Французское духовенство постепенно оказалось целиком в его власти. Он поощрял притязания Конрада, сына Генриха IV, настолько рьяно, что тот восстал против собственного отца.

В 1089 году Урбан аннулировал отлучение императора Алексея от церкви, провозглашенное Григорием, чем добился дружеского расположения упомянутого монарха. К 1093 году Урбан уже смог вернуться в Рим, где и поселился в латеранском дворце.

Воздерживаясь от повторения агрессивных притязаний Григория на верховенство над всеми мирскими властителями, он добился того, что папство не только уцелело, но и завоевало уважение, несмотря на непрекращающиеся раздоры коронованных особ Европы друг с другом. Воззрения Урбана II на положение и верховенство римской церкви по радикальности ничуть не уступали таковым Григория, но подход у него был иной. Он не торопил события, дожидаясь подходящего случая. И тот не замедлил явиться с востока в облике письма от императора Алексея.

Помазанник Божий нуждался в помощи. Хотя Византийская империя еще не растеряла своих богатств, ей попросту недоставало людских ресурсов на пополнение войск для защиты Балкан, дунайских территорий и Малой Азии, не говоря уж о самой столице, так что Алексею оставалось полагаться на наемников. Он вербовал степных кочевников, норманнских авантюристов и даже англо-саксонских беженцев из завоеванной Англии. Норманны обратили оружие против него, и Алексей отчаянно нуждался в опытных воинах. Не видя, куда еще можно обратиться, он воззвал к Папе во имя общей христианской веры. В своем послании Алексей приводил примеры турецких злодеяний: мальчикам-христианам жестоко и грубо делали обрезание, после чего держали так, чтобы их кровь струилась в купель; женщины и девочки подвергались зверским надругательствам; турецкие солдаты свершали грех содомии над захваченными в плен христианами всякого звания «и даже – о горе, скверна доселе неслыханная и невиданная! – над епископами». И вот в начале 1095 года Папа созвал первый официальный собор за время своего правления, начавшийся в марте в Пьяченце. Там Урбан позволил посланникам императора Алексея изложить свою просьбу о воителях за веру христианскую в Малой Азии, но собор встретил их мольбы без особого энтузиазма.