Текст книги "Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах."

Автор книги: Джон Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)

Растерявшиеся сарацины, разбежавшись но домам и улицам, попросту не успели приготовиться к сплоченной обороне и дрогнули под неистовым натиском христиан, усиленных воинами гарнизона, хлынувшими из цитадели. Не прошло и пяти минут, как мусульмане в панике бежали из города. Главная часть армии Саладина успела отойти километров на девять, но, узнав, что у Ричарда всего пара тысяч человек, вставших лагерем иод Яффой на неукрепленных позициях, султан велел повернуть обратно. Лазутчики уже доложили ему, что армия Ричарда движется со стороны Акры, так что напасть на короля Англии следовало незамедлительно, пока он не собрался с силами. Атака должна была состояться на рассвете.

Приход Саладина оказался бы для христиан полнейшей неожиданностью, если бы не некий беспокойный генуэзский матрос, вставший ни свет ни заря, чтобы прогуляться вокруг лагеря. Едва взошло солнце, как он узрел вдали искорки бликов света, игравшего на оружии мусульман, и сломя голову устремился в лагерь, дабы предупредить соратников. Как ни мало оставалось времени в запасе, Ричард распорядился им на диво толково.

Первым делом устроили невысокий частокол из вбитых в землю шатровых колышков, чтобы сбить с шага и подкосить мусульманских коней. Далеко позади него Ричард выставил плотный строй копейщиков, каждый из которых прикопал нижний край своего щита в мягкую почву и, опустившись на колено, упер копье одним концом в землю, а второй поднял под углом, так что любой конь, попытавшийся прорваться сквозь строй, неизбежно напоролся бы на острие. Позади заградительной стены Ричард поставил половину из своих четырехсот арбалетчиков, а вторую – прямо у них за спиной. Чтобы взвести арбалет, требуется немало времени, так что Ричард решил сократить фронт вдвое, зато вдвое выиграть в скорострельности. Пока передний стрелок целился, задний уже заряжал для него оружие. Мусульманская кавалерия еще ни разу не наталкивалась на столь молниеносную арбалетную стрельбу, и Ричард в очередной раз продемонстрировал свой дар полководца. Семь раз обрушивалась волна наступления на заградительную стену и семь раз разбивалась об нее, и каждый последующий натиск был слабее предыдущего, ибо ноги мчащихся в атаку коней путались в трупах павших мусульманских воинов и лошадей.

Заметив, что мусульманские кони устали, Ричард оседлал одного из десятка коней, имевшихся в стане христиан, и возглавил атаку своих пеших копьеносцев против кавалерии, ринувшись в самую гущу боя. Стоя на возвышении неподалеку, Саладин с невольным восхищением наблюдал за золотобородым божеством войны. Когда же конь Ричарда пал под ним, султан, ненавидевший английского короля со времени резни на Айядиехе, из "важения к достойному противнику послал ему двух свежих коней прямо в пылу сражения, после чего отозвал свои войска, оставив Яффу Ричарду.

Победы давали Ричарду несомненное преимущество на грядущих мирных переговорах, но он подпортил свое положение, публично объявив, что возвращается в Англию при первой же возможности. Останься он еще на какое-то время, ему удалось бы снять требование Саладина, чтобы христиане покинули Аскалон, но он в конце концов уступил, согласившись бросить город, отстроенный его подначальными.

Второго сентября 1192 года Саладин подписал договор о перемирии на пять лет, торжественно поклявшись блюсти его условия. Ричард с договором согласился, но от клятв воздержался, поскольку сам в это время должен был пребывать в тысячах километров от Святой Земли. Посему Саладин согласился, чтобы вместо него присягнули король Генрих Иерусалимский, Великий Магистр тамплиеров де Сабль и Великий Магистр госпитальеров.

Третий крестовый поход остановил наступление мусульман и вернул утраченные земли, однако не преуспел в отвоевании Святого Города Иерусалима. Тамплиеры так и не вернулись в свою первоначальную ставку в мечети аль-Акса на Храмовой горе и еще целый век вынуждены были сознавать прискорбную истину, что не имеют ни малейшего права претендовать на здание, стоящее на месте Храма Соломонова – ветхозаветного Дома Господня, давшего им свое имя.

Тамплиеры никогда не оглядывались в прошлое, а то бы поняли, что величайшим бедствием для ордена во время Третьего крестового похода стала продажа Кипра. Располагай они богатствами острова, орден тамплиеров без труда превратил бы его в суверенное государство, как поступил орден госпитальеров, захватив куда более скромный остров Родос, а со временем – приобретя еще и остров Мальта. Кипр же давал куда больше прибылей, нежели все европейские владения тамплиеров вместе взятые. Обосновавшись там, они оказались бы вне досягаемости для арестов и репрессий, поставивших на ордене крест в правление Папы Климента V.

Но все это оставалось делом отдаленного будущего, а пока тамплиерам выдалась возможность сослужить своему другу Ричарду Английскому еще одну службу. При всей своей ненависти к мореплаванию путешествовать через Византию после своих деяний на Кипре он не смел и потому намеревался добраться только до побережья Адриатического моря близ Венеции, чтобы оттуда отправиться дальше по суше. Правда, дорога лежала через земли герцога Леопольда Австрийского, чье знамя люди Ричарда осквернили, так что, решив не рисковать без надобности, Ричард надумал путешествовать инкогнито. Предоставив Ричарду одеяние и снаряжение рыцаря-тамплиера, Великий Магистр де Сабль отрядил ему в спутники нескольких братьев ордена, и в октябре 1192 года отряд отплыл.

Добраться до Адриатики королю удалось без приключений, но у северного побережья Югославии шторм разбил судно. Отряд тамплиеров дошел по суше почти до Вены, но разыгрывать из себя монашествующего рыцаря Ричард совсем не умел: его царственные замашки и вопиющая заносчивость бросались в глаза, так что в конце концов его все-таки схватили. Радуясь возможности выказать власть над обидчиком, сорвавшим со стен Акры и швырнувшим в ров знамя Австрии, герцог Леопольд сдал его германскому императору. В конечном итоге Ричарда выкупили, но лишь ценой почти полного обнищания подданных, обложенных невыносимыми податями.

А через полгода после отплытия Ричарда из Святой Земли пробил последний час самого достопамятного, овеянного романтическим ореолом исламского лидера всех времен. 3 марта 1192 года тяжело заболевший Саладин скончался. Много лет он по крохам возводил свою могучую империю, но чтобы развалить ее, семейству Саладина потребовалась лишь пара недель.

13. Сыны Саладина 1193-1199.

ророк разрешил правоверным многоженство, и Саладин, пользовавшийся этим позволением вволю, оставил по себе семнадцать сыновей, – а ведь каждого надо было чем-то оделить. Старший – двадцатидвухлетний ал-Афдаль – начал весьма неудачно, созвав мусульманских сановников, дабы те присягнули ему на верность. Однако требование оставить жен и лишить детей наследства в случае нарушения присяги пришлось им не нраву. Вместо того, чтобы привлечь приближенных отца, обуянный непомерной гордыней Ал-Афдаль сам оттолкнул их от себя.

Его младший брат аль-Азиз, находившийся в Каире, провозгласил себя султаном Египта. Другой брат – аз-Захир – присвоил бывшую столицу Халеб, объявив себя суверенным правителем. Если сыновья Саладина и питали нечто друг к другу, то лишь подозрения – в случае с аль-Азизом вполне оправданные. Последний дошел до того, что привел египетскую армию под самые стены Дамаска и отступил, только заручившись согласием ал-Афдаля на то, чтобы брат присоединил Иудею к египетской империи. Один из двух оставшихся в живых братьев легендарного султана – Тогтекин – узурпировал Йемен, а второй – аль-Адил – недавно отбитое у христиан графство Трансиорданское. Мусульманские земли, сплоченные Саладином в монолитное государство, рассыпались как карточный домик, дожидаясь нового могучего властителя, способного собрать их воедино. В конце концов ал-Афдаль доказал, что способен замахнуться на подобное свершение, но оно отняло у него добрых восемь лет.

Неразбериха в стане правоверных сулила крестоносцам возможность отвоевать хотя бы часть утраченных территорий, однако среди христианских вождей царила такая же рознь, как и у мусульман.

На исходе первого года правления новопомазанный король Иерусалимский Генрих раскрыл заговор купеческого поселения пизанцев в Тире с целью захватить город и вверить его Ги де Лузиньяну. В свое время упомянутые негоцианты ссудили Ги деньгами для покупки Кипра, а он не мелочился с торговыми концессиями для кредиторов. Генрих же, напротив, благоволил к генуэзцам. А уж король Ги с радостью заполучил бы обратно любой клочок своего прежнего королевства.

Проведав о злоумышлении пизанцев, Генрих бросил зачинщиков в казематы, а прочих пизанских купцов изгнал из Тира. Те же отвечали набегами на прибрежные поселения между Тиром и Акрой, вследствие чего Генрих выставил пизанцев и за пределы Акры. Амальрик де Лузиньян, за много лет до того вкупе с госпожой Агнессой де Куртенэ измысливший привезти из Франции своего младшего брата Ги и доселе отправлявший обязанности коннетабля королевства, вступился перед Генрихом за пизанцев, чем навлек на себя гнев государя, решившего, что раз пизанцы столь по душе Амальрику, он с радостью разделит с ними темницу, и велел заковать несчастного в цепи.

Тут в дело вмешались тамплиеры, державшие сторону рода де Лузиньянов уже целое поколение, умоляя Генриха отпустить их друга. Наверное, Генрих отмахнулся бы от вмешательства тамплиеров в дела королевства, не испытывай он отчаянную нужду в поддержке военных орденов. Когда же к их прошению присоединили свой голос и госпитальеры, Генриху не оставалось ничего иного, как скрепя сердце дать Амальрику свободу. Едва распростившись с узилищем Генриха, Амальрик надумал убраться от ретивого государя подалее и увез свое семейство в Яффу, где мог не опасаться за свое благополучие, ибо правителем города король Ричард назначил Жоффруа, родного брата Амальрика. Когда же Жоффруа решил вернуться во Францию, его место занял Амальрик де Лузиньян.

Пока Генрих распутывал проблемы в Акре и Тире, на севере вызрели новые – в княжестве Антиохийском, страдавшем от посягательств князя Льва Армянского. Двумя годами ранее шедший на Антиохию Саладин, захватив могучий замок тамплиеров Баграс, повелел сравнять его с землей, не видя возможности удержать оный за собой. Но едва саперы Саладина удалились, как туда заявился князь Лев с целой армией работников. На месте замка после подданных султана осталась груда камней, но фундамент они не тронули. Велев отстроить замок, Лев стал владеть им, а заодно изрядным куском пограничных земель Антиохии.

Князь Боэмунд требовал вернуть Баграс тамплиерам. Если владевшие замком армяне представляли для него угрозу, то приход храмовников, наоборот, обеспечил бы ему безопасность, равно как и приход их в замок Тортоза на северном побережье. Тамплиеры хотели заполучить замок ничуть не менее рьяно, нежели князь Боэмунд желал вверить его их попечению. Поговаривали даже о захвате замка силой.

Однако внезапная болезнь и смерть Великого Магистра де Сабля в сентябре 1193 года заставила их до поры выбросить эти мысли из головы. Быть может, именно это событие, на время лишившее тамплиеров высшего командования, и подтолкнулр князя Льва месяцем позднее пригласить князя Боэмунда в Баграс, дабы уладить вопрос о владении замком. Князь выехал вместе с женой Сивиллой в сопровождении пышной свиты. Но как только оно со свитой оказались в стенах Баграса, воины Льва обступили их со всех сторон и взяли в плен. Чтобы выкупить свободу, Боэмунд должен был признать Льва своим феодальным государем, тем самым уступив ему верховную власть над Антиохией. На кон была поставлена жизнь Боэмунда, и он, не видя иного выхода, согласился.

На что князь Лев тотчас же отрядил армянские войска завладеть столицей княжества. Поскольку армяне явились с одобрения их государя князя Боэмунда, граждане Антиохии не стали чинить им препон, но уже одних религиозных разногласий было довольно, чтобы армян встретили крайне настороженно. Антиохийские греки считали армяно-григорианскую церковь, отколовшуюся от греческой православной веры, еретической. Католикам внушали, что новые армянские правители грешат перед Богом, не признавая Папу Римского. Тамплиеры и госпитальеры подчинялись одному только Папе, покидая рубежи католических земель только ради сражений. Итальянских купцов вопросы религии почти не трогали, но зато они не ведали, что станется с их прибыльными торговыми концессиями при армянском господстве.

И вдруг все разрешилось крайне просто – благодаря религиозной нетерпимости. Покровительницей домовой церкви во дворце, каковую опекал сонм французских монахов, была Святая Иллария. И однажды при стечении народа во дворце некий армянский командир отпускал в адрес французской святой столь уничижительные реплики, что один из французских монахов, отринув великодушное смирение, принялся швырять в него камнями. Армянские солдаты схватили монаха, но тут за чернеца вступились миряне. Потасовка стремительно распространилась из церкви на весь дворец, давая выход давно сдерживаемой ненависти. Покинув стены дворца, мятеж излился на улицы, где в сражение с энтузиазмом ввязались еще сотни недовольных.

Крохотному отряду армян нечего было и думать тягаться со всем населением Антиохии, так что его запросто вышвырнули из города. Пока армяне улепетывали под защиту стен Баграса, отцы Антиохии встретились в соборе Святого Петра, где избрали совет из знатных и влиятельных граждан, постановивший присягнуть служить верой и правдой сыну князя Боэмунда, Раймунду, пока отец его пребывает в армянском плену. Попутно отправили депеши брату Раймунда графу Боэмунду Триполийскому, а также королю Генриху Иерусалимскому с просьбой о помощи в спасении города от армянского деспота.

То было время величайших политических потрясений, но тамплиеры все еще не успели собраться для выборов нового Великого Магистра. Однако теперь Великий Собор ощутил необходимость перейти к действиям, приняв решение вверить руководство человеку, посвятившему всю свою сознательную жизнь служению ордену. Он успел послужить прецептором Иерусалима, магистром тамплиеров Испании и Прованса и товарищем Великого Магистра ордена. Дважды он был обойден на выборах Жераром де Ридфором и Робером де Саблем, но теперь его час пробил. Жильбер Эраль стал двенадцатым Великим Магистром.

В тот же год прошли другие выборы, сказавшиеся на тамплиерах и всех остальных христианах Святой Земли, но даже знай они о том – нипочем бы не признали, что их исход хоть как-то на них повлияет. Действо разыгрывалось слишком далеко, в тысячах километров к востоку. В тот 1194 год двадцатисемилетний вождь по имени Темучин [Темуджин] был избран ханом – государем всех монгольских кланов. При сем его нарекли Чингисом, сиречь «победителем». [Хотя многие исследователи считают, что этот титул означал «океан-хан».] Никто не нарекал его «Бичом Божьим», ибо сие прозвание ему предстояло заслужить делами своими.

Весной того года король Генрих Иерусалимский решил, что надлежит снять угрозу столкновения между Антиохией и Арменией, для чего проследовал на север с крупной вооруженной свитой, встретив по пути послов нового вождя асасинов. По смерти шейха Синана новый вождь секты пожелал заключить союз с католиками, представлявшими для его последователей меньшую угрозу, нежели сыновья Саладина – сунниты. Согласившегося с ним встретиться Генриха сопроводили в главный замок асасинов, высящийся на скале неподалеку от горной гряды Нозаири, где его приняли по-царски, щедро одарив. А после устроили ему «забаву», повергшую монарха в недоумение и ужас.

Вождь асасинов, расписывая ценность своей дружбы из-за чрезвычайной лояльности и послушания его последователей, указал на группу юношей, собравшихся на высочайшей башне замка. По его сигналу один из них вскарабкался на парапет и бросился вниз, разбившись о скалы насмерть, а считанные мгновения спустя за ним последовал еще один. Все они явно готовы были погибнуть, чтобы помочь вождю доказать свое, но тут уж Генрих взмолился, чтобы сие прекратили. Теперь король рвался поскорее покинуть этих безумцев, но прежде их вождь, дабы скрепить союз, сделал еще один щедрый жест – желая продемонстрировать Генриху добрую волю, предложил организовать убийство любого из противников христианского короля по его собственному выбору. Покинув замок асасинов, Генрих вздохнул с немалым облегчением, что сам остался в живых.

Продвигаясь дальше на север, Генрих вторгся на армянские земли и направился прямиком в Сис – столицу Льва. Вовсе не горя желанием вступать в войну, тот жаждал переговоров. Согласившись отпустить князя Боэмунда из плена, Лев отказался от притязаний на антиохийский престол, а Генрих в ответ согласился оставить ему Баграс и окрестные земли, признавая их впредь армянской территорией. Дабы упрочить договор и заручиться согласием на грядущее слияние Армении и Антиохии под властью единого государя, они сговорились выдать наследницу и племянницу Льва – княжну Алису – за Раймунда, сына князя Боэмунда. Правду говоря, Алиса уже успела выйти замуж за армянского дворянина по имени Хетум, что препятствовало исполнению замысла. Генрих эту преграду устранить не мог, но несколько дней спустя она исчезла сама собой вследствие гибели Хетума от рук убийц. Если Генрих и подозревал, что новые союзники-асасины уже расстарались ради него, то решил не выяснять подробности.

По возвращении в Акру Генрих удостоился всяческих восхвалений со стороны подданных за мирный исход дела, но от тамплиеров похвал не дождался. Храмовники осерчали на Генриха, отвергшего их притязания на замок Баграс ради достижения политических целей. Вдобавок Генриху недурно было бы знать, что тамплиеры тесно сошлись со своим давним соратником Ги де Лузиньяном, вознаградившим их новыми землями на Кипре. Равным образом Ги обошелся и со многими бывшими вассалами Генриха – безземельными баронами, перебравшимися на Кипр служить королю Ги в благодарность за земли, полученные взамен завоеванных Саладином. Генрих считал Ги де Лузиньяна опаснейшим соперником, но вскоре угроза с его стороны исчезла: в мае того же 1194 года Ги скончался. Генрих считал, что при избрании преемника усопшего первое слово должно принадлежать королю Иерусалимскому, но кипрские бароны его мнения не разделяли, предпочитая правителя, пекущегося в первую голову об интересах Кипра, – и послали в Яффу за Аматьриком, старшим братом Ги. Тот без промедления согласился стать их королем, поэтому Генриху оставалось лишь смирить гордыню и собраться с духом, чтобы нападить добрососедские отношения с человеком, некогда брошенным по его велению в темницу. Тамплиеров сие весьма потешило, поскольку Амальрик стал их другом и союзником еще до падения Иерусалима.

Встретившись, Генрих с Амальриком совместно отыскали способ положить конец губительному соперничеству обоих королевств. По сути, они прибегли к тому же способу, которым Генрих уладил разногласия между Арменией и Антиохией – оба престола встали на путь, суливший в один прекрасный день объединить их под властью одного наследника. Троих младших сыновей Амальрика ждало обручение с дочерьми Изабеллы – Марией, осиротевшей по смерти Конрада де Монферра, и Филиппией и Алисой, дочерьми Генриха Шампанского.

Но пока Амальрика более всего занимало признание его монаршей власти и официальная коронация. Для католиков подобное признание могло исходить только от Папы или императора. Обращаться к императору Византии, считавшему, что Кипрское королевство у него похищено, было просто немыслимо. К Папе Амальрик взывать не стал из страха, что тот провозгласит его королем лишь при условии, что он подчинится Иерусалимскому королевству. В итоге оставался один лишь германский император Генрих. II в 1195 году Амальрик отправил к императору посла с ходатайством о признании.

Так уж получилось, что император пребывал в отзывчивом умонастроении, все еще переживая из-за жалкого вклада германцев в Третий крестовый поход. Конечно, можно было отнести их неудачу на счет гибели отца, Фридриха Барбароссы, но император Генрих чувствовал кое-какую вину и за собой, подумывая об очередном крестовом походе – на сей раз под собственным предводительством, и вассальное государство на Ближнем Востоке пришлось бы чрезвычайно кстати. Согласившись возвести Амальрика на Кипрский престол, Генрих послал ему королевский скипетр как залог грядущей коронации.

Брат императора Генриха Филипп Швабский горел желанием выступить в крестовый поход вместе с ним. Дело в том, что до Филиппа, женатого на дочери византийского императора Исаака Ангела, дошли вести о свержении тестя. Исаак Ангел стал притчей во языцех за то, что вел самую шикарную жизнь на всем белом свете, – а то и за всю историю рода людского. Для одного лишь управления его домашним хозяйством требовалось двадцать тысяч прислужников – евнухов, рабов и домочадцев. Говорили, что на покрытие персональных нужд Исаака уходило четыре миллиона золотых византинов в год, и греческое население империи не подвергало эти цифры сомнению, стеная под гнетом все возрастающих поборов на поддержание непрестанно множащихся запросов алчного императора.

Вечно так продолжаться не могло, и Алексей, брат Исаака, решил положить этому конец, послав личных телохранителей арестовать брата, предупрежденного в самый последний момент и сумевшего ускользнуть. Подчиненные Алексея гнались за Исааком по горам восемьдесят километров, но все же настигли и привезли, заковав в железо по рукам и ногам. Не внимая мольбам брата, Алексей повелел заточить его в башню, а королевский палач получил приказ ослепить Исаака, проткнув ему глазные яблоки раскаленным докрасна серебряным шилом. И никому не дано было предугадать, как сие жестокое действо скажется на будущем самой идеи крестовых походов.

Двенадцати летнего сына Исаака, тоже нареченного Алексеем, лишили свободы, но избавили от жестокой участи, постигшей отца. Его держали как бы под домашним арестом, из-под которого он в конечном итоге сумел улизнуть, – чтобы стать пешкой в величайших и кровавейших преступлениях христианской истории.

Узнав о ходатайстве Амальрика к императору Генриху об утверждении его на троне, Лев Армянский надумал поступить точно так же. Ему хотелось обезопасить себя, став вассалом величайшего самодержца Европы, но в ответ он получил лишь извещение, что император рассмотрит его просьбу, когда прибудет в Святую Землю. Тогда Лев обратился к Папе в Рим. Прекрасно сознавая, что глупо и бесполезно воображать, будто Папа Римский помажет на царство государя, не признающего верховенство папской власти, Лев намекнул, что может привести в лоно католической церкви весь армянский народ. Эти поползновения подстегнули решение императора Генриха, не желавшего распространения папской власти где бы то ни было и пославшего весточку, что он признает власть Льва, буде тот признает государя Священной Римской империи верховным правителем Армении.

В августе 1197 года первые германские крестоносцы императора Генриха добрались до Святой Земли. Войска прибыли в Акру, но первым делом имперский канцлер Конрад Гильдесхайм вкупе с папским легатом архиепископом Майнцским и германскими дворянами посетил Кипр во исполнение наказа императора Генриха официально короновать короля Амальрика и принять у него феодальную присягу.

Тем временем германские войска, скопившиеся в Акре без командиров, не ведали да и не желали ведать хитросплетений местной политики. Прибыв воевать с неверными, они были готовы сражаться, и нисколько не интересовались тем, что Генрих Шампанский сейчас против любых боевых действий. Генриху удалось успешно настроить сыновей Саладина друг против друга, так что война, которая заставит их сплотиться во имя общей безопасности, была ему совершенно не ко двору.

Не обращая на него внимания, германцы выступили в Галилею, дабы продемонстрировать язычникам мощь германской армии. Как король Генрих и опасался, аль-Адил тотчас же призван всех мусульманских владык отбросить разногласия и объединиться против нового нашествия неверных. Не дожидаясь остальных, аль-Адил повел на врага свою конницу, в неисчислимом множестве появившуюся перед христианскими завоевателями на гребнях окружающих холмов. Германцы же, не заготовившие настоящего плана и лишенные настоящего руководства, попросту растерялись при виде столь сокрушительного численного превосходства врага. Приказа никто не отдават, но германцы вдруг как один ринулись обратно в Акру. Пешие солдаты шагали что есть духу, но все равно не поспевали за конными рыцарями и оруженосцами, галопом устремившимися вперед. Внезапно пешая рать оказатась в полнейшем замешательстве и одиночестве посреди пустыни.

Узнав об этом, король Генрих поспешно созвал собственных рыцарей и выехал, чтобы возглавить германскую инфантерию, лишившуюся командования. Развернув ее в боевую линию, он приготовился встретить кавалерию аш-Адила.

Мусульманские воины были готовы к сражению, но аль-Адил не был намерен терять их в бессмысленной стычке в чистом поле, а поступил куда разумнее, сделав большой крюк к югу и объявившись на побережье у стен Яффы.

В сентябре, пока Амальрика на Кипре занимало лишь получение короны и скипетра из рук имперского канцлера, Генрих в Акре лихорадочно собирал войска для освобождения Яффы. Поладив миром с пизанскими купцами, он попросил их помочь в сражении с аль-Адилом войсками и кораблями. В ожидании депутации пизанцев Генрих стоял на подоконнике высокого окна, наблюдая, как его войска собираются во дворе замка, и обернулся, когда пизанские старейшины вошли в залу. По-прежнему стоя на подоконнике, Генрих отставил одну ногу, дабы галантно поклониться – но не нашел опоры. Шут Генриха – карлик по имени Скарлетт – ухватился было за начавшего падать навзничь хозяина, чтобы удержать его, но отличавшийся могучим сложением венценосец утянул тщедушного коротышку за собой. Оба рухнули из окна, на мощеный двор, разбившись насмерть.

Разумеется, внезапная смерть Генриха потрясла подданных. Действующая мусульманская армия пребывата в опасной близости, и даже при поддержке все разрастающегося войска германских крестоносцев Иерусалимское королевство не могло долго оставаться без государя. Напрашиваюсь единственное очевидное решение: как можно скорее выдать замуж королеву Изабеллу, в возрасте двадцати с лишним лет вставшую перед перспективой выйти в четвертый раз за мужчину, суженого ей людьми, даже не помышлявшими поинтересоваться ее мнением.

Граф Гуго де Тибериас предложил было в женихи своего младшего брата Ральфа, но тамплиеры и госпитальеры в один голос выступили против него на том основании, что сам Ральф не мог дать престолу ровным счетом ничего. Его фамильные владения в Галилее вкупе с их столицей Тибериасом после битвы при Рогах Хаттин достались Саладину, а отпрыскам фамилии остались лишь титулы да высокий род. Став монархом, Ральф будет печься не о подданных, а о восстановлении утраченных богатств своего рода.

Куда более по душе пришлось тамплиерам предложение панского легата, только что подоспевшего с коронации Амальрика. Зная, что Папе более предпочтительно единое христианское правление, он порекомендовал выдать королеву Изабеллу за вдовствующего короля Амальрика Кипрского. Тамплиеры незамедлительно поддержали предложение папского легата, поскольку в таком случае во главе обоих королевств становился Амальрик – их давний друг и союзник.

Германцы тоже высказались за Амальрика, только что присягнувшего на верность императору Генриху VI. Если Амальрик будет править и материковым королевством, влияние германского императора, чей личный крестовый поход только начался, возрастет. Противилась одна лишь Изабелла, искренне полюбившая Генриха Шампанского после замужества и теперь всем сердцем скорбевшая о нем. Однако ее заставили забыть о личных чувствах перед лицом долга, и папский легат без помех разрешил ее от годичного траура, предписываемого церковью.

Не дожидаясь брачных обетов, Амальрик принялся кроить политику на свой лад. От христианского графства Триполийского новую столицу Акру отделяли города Сидон и Бейрут, все еще пребывающие в руках мусульман, и в октябре 1197 года Амальрик обратился к германцам за помощью в решении этой проблемы. Пока аль-Адил занимал территорию южнее Яффы, король побудил герцога Брабантского повести германскую армию на север, чтобы захватить побережье между Акрой и Триполи. Как оказалось, Сидон все еще лежал в руинах, так что войска, не встречая преград, просто вошли в город. Мусульмане разбежались искать убежища в пригородах и окрестных городках, где их никто не потревожит.

Бейрут занял мусульманский пират, использовавший город как базу для нападения на христианские корабли. Он-то и был истинной целью экспедиции. Саперы Саладина развалили стены Бейрута, а у главаря пиратов попросту не хватало рабочих рук, чтобы отстроить их заново. Едва завидев германское войско, он погрузил своих людей и сокровища на корабли и отплыл прочь. Побережье оказалось в руках христиан, и земли крестоносцев снова объединились. Однако германцы, поживившиеся трофеями и одержавшие победу почти без боя, жаждали большего. Германские крестоносцы, возглавляемые своим архиепископом, решили, что вполне готовы отвоевать Иерусалим. Не прошло и месяца с покорения Бейрута, как они снова двинулись в Галилею, на сей раз чтобы обложить город и замок Торон.

В январе 1198 года князь Лев Армянский наконец-то удостоился своей короны и был просто-таки ошеломлен тем, сколь именитые гости почтили его коронацию своим присутствием. Казалось, его дружбы ищут все без исключения. Посланец императора Византии доставил Льву золотой венец. Император Генрих прислал королевский скипетр. Обряд помазания на царство проводили православный архиепископ, католический архиепископ и якобитский христианский патриарх. Прибыли даже мусульмане с дарами от багдадского халифа. Стало ясно, что тамплиерам нечего и помышлять заполучить замок Баграс обратно.

В том же месяце состоялось еще одно грандиозное празднество – свадьба королевы Изабеллы и короля Амальрика Кипрского. Однако уповавших, что на Ближнем Востоке будет лишь одно христианское королевство, ждало большое разочарование. Амальрик весьма недвусмысленно дал понять: оба королевства будут управляться независимо, и нечего рассчитывать, что доходы с Кипра пойдут на оборону материка. Кипрский престол принадлежит ему по праву, а Иерусалимский – только по причине женитьбы на Изабелле. Амальрику вовсе не нужны были лишние проблемы с престолонаследием в собственном уделе.