Текст книги "Одна откровенная ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава 11
Миллер не лишил нас нашего. Он присоединился ко мне в кровати через несколько минут. Когда подвинулся ближе, мне хотелось отказать ему, обидеть за то, что обидел меня, даже если сделал этого не напрямую. Однако я не отказалась от его восхитительного тепла, моя собственная потребность в утешении перевесила желание наказать.
Он всю ночь крепко обнимал меня, ограничивая возможность извиваться и ерзать, так что утром мы проснулись в той же позе. Не произнося ни слова, мы просто лежали, когда взошло солнце. Я знала, что он не спит, потому что мои волосы закручивали, а к шее прижимались губы. Затем Миллер пальцами скользнул вниз по моему бедру и обнаружил, что я готова к обоготворению и хочу этого. Меня взяли сзади, прижавшись всем телом, и по-прежнему не слышалось ни единого шепотка, только ровное тяжелое дыхание. Это умиротворяло. Приносило покой. И мы кончили в унисон.
Крепко держа, Миллер впился зубами в мое плечо, подрагивая внутри меня, а затем отпустил и толкнул на спину, прежде чем устроиться сверху. Он по-прежнему молчал, как, впрочем, и я. Он убрал волосы с моего лица, наши горящие взгляды встретились и целую вечность не отпускали друг друга. Думаю, Миллер этим сказал больше, чем когда-либо мог выразить словами. Даже неуловимое «я тебя люблю» никогда бы мне не открыло того, что я увидела в его глазах.
Меня заворожило.
Я попала под его мощнейшие чары.
Миллер разговаривал со мной.
На несколько мгновений нежно прикоснувшись губами к моим, он отстранился и ушел в душ, пока я, задумавшись, заворачивалась в простыни. На прощание нежно поцеловал меня в волосы и провел большим пальцем по моей нижней губе. После душа Миллер стащил телефон с прикроватной тумбочки и некоторое время играл с ним, прежде чем положить мне в руку, поцеловать мои веки и выйти. Я не задавала вопросов, позволив ему удалиться. Только потом опустила глаза и увидела, что в интернете открыт Youtube и на экране Жасмин Томпсон. Включила песню и внимательно слушала, как она поет мне «Ain’t Nobody». После того как она закончила и в комнате снова воцарилась тишина, я еще долго лежала. Наконец убедив себя встать, вымылась и провела утро за уборкой дома, слушая трек на повторе.
Затем отправилась я проведать Нан. И не стала протестовать, заметив Теда снаружи. Не жаловалась, когда он следил за мной весь день. Не откусила Уильяму голову, когда добравшись, нашла его выходящим из больницы. Не ответила, когда Грегори устроил очередной нагоняй за то, что втянула его в свои преступные дела. И не игнорировала ни одно из сообщений Миллера. Но меня захлестнуло волной разочарования, стоило лечащему врачу объявить Нан, что ее не выпишут до завтрашнего дня. Что-то связанное с отправкой ее домой с нужным лекарством. Она, конечно же, подняла шум, но, не желая принимать на себя всю тяжесть бабушкиного недовольства, я хранила молчание.
Сейчас я дома, уже десятый час; сижу за столом на кухне и скучаю по знакомому запаху сытной, тяжелой еды. Слышу тихое гудение телевизора из гостиной, где Тед устроил себе базу. Часто улавливаю звонок его мобильного, на который он быстро отвечает тихим шепотом, несомненно, убеждая либо Уильяма, либо Миллера, что я здесь и со мной все в порядке. Я сделала ему бесчисленное количество чашек чая и лениво поболтала ни о чем. Даже снова осторожно заговорила о своей матери и ничего не получила в ответ, кроме косого взгляда и замечания, что очень на нее похожа. Он не поведал ничего такого, чего бы я уже не знала.
Звонит мой телефон. Опускаю взгляд на стол, где он лежит, и удивленно поднимаю брови, видя на экране «Сильвия».
– Привет, – произношу, надеясь, что хорошо замаскировала безнадежность в голосе.
– Привет! – Кажется, она запыхалась. – Я бегу к метро, но хотела позвонить тебе как можно скорее.
– Зачем?
– Недавно в бистро заходила одна женщина и спрашивала о тебе.
– Кто?
– Не знаю. Она довольно быстро ушла, когда Дэл спросил ее имя.
Я выпрямляюсь в кресле, разум лихорадочно работает.
– Как она выглядела?
– Шикарная блондинка, очень хорошо одетая.
Сердце догоняет разум и пускается вскачь.
– Около сорока?
– За тридцать, но чуть меньше сорока. Ты знаешь ее?
– Да, знаю. – Прикасаюсь ладонью ко лбу и ставлю локоть на стол. София.
– Грубая корова, – возмущенно шипит Сильвия, и я согласно фыркаю. Но какого черта она делает? Следит за мной?
– Что ты ей сказала?
– Ничего особенного, только то, что ты больше не работаешь в бистро. Кто она?
Делаю глубокий вдох и откидываюсь на спинку кресла, задетая напоминанием, что у меня больше нет работы.
– Да никто.
Несмотря на усталость, Сильвия смеется. Оскорбленно и недоверчиво.
– Ну конечно, – говорит она. – В любом случае, просто подумала, что тебе стоит знать. Я на станции, так что соединение может прерваться в любой момент. Заскочи на следующей неделе. Приятно будет встретиться.
– Обязательно, – соглашаюсь я без энтузиазма. Глупо, но я не хочу наблюдать, как моя замена аккуратно справляется с кофемашиной или разносит знаменитые сэндвичи с тунцом.
– Береги себя, Ливи, – мягко прощается Сильвия и отключается прежде, чем я успеваю заверить ее в этом. Правда, ответ был бы не убедительней предыдущего обещания как-нибудь заскочить.
Начинаю набирать Миллера, но застываю, когда на экране высвечивается незнакомый номер. Долго смотрю на мобильный, испытывая глубоко укоренившуюся внутри тревогу, которая требует не брать трубку.
Конечно же, я ее игнорирую и делаю совершенно противоположное, отвечая на звонок.
– Алло. – Звучит робко и нервно. Однако мне не хочется, чтобы человек на другом конце провода знал о моем состоянии, поэтому когда не получаю ответа, повторяю, в этот раз прокашлявшись и придав тону уверенность. – Алло?
Ничего, ни шороха на заднем фоне. Делаю вдох, чтобы заговорить снова, но улавливаю знакомый звук и задерживаю только что втянутый воздух. Я слышу слова. Знакомый голос с иностранным акцентом, хриплый и низкий.
– Миллер, дорогой, ты в курсе, как я к тебе отношусь.
Глотаю воздух, стараясь не подавиться им.
– Знаю, София, – мягко и снисходительно подтверждает Миллер. Это заставляет меня чувствовать себя отвратительно.
– Тогда почему ты продолжаешь избегать меня, – интересуется она также нежно. Воображение быстро рисует сцену на другом конце провода. И мне совершенно не нравится то, что я вижу.
– Мне требовалась передышка.
– От меня?
Отрываю задницу от стула, оказываясь на ногах, и жду ответа Миллера. Слышу его вздох и определенно улавливаю звон стекла о стекло. Он наливает себе выпить.
– От всего.
– Другие женщины, я понимаю. Но не убегай от меня, Миллер. Я ведь особенная, да?
– Да, – соглашается он без колебаний. Абсолютно. Меня начинает трясти, сердце колотится в груди, а от бешенной работы разума кружится голова.
– Я скучала по тебе.
– И я по тебе, София.
Желчь поднимается из желудка к горлу, и невидимая хватка сдавливает шею. Отключаю звонок, не желая больше ничего слышать. Дыхание спирает от ярости. И все же я совершенно спокойна, когда высовываю голову в дверной проем гостиной и нахожу Теда у окна. Он стоит в расслабленной позе. С тех пор как мы вернулись домой, водитель практически не менял положение.
– Я полежу в ванной, – сообщаю ему в спину, и он оглядывается через плечо, тепло улыбаясь.
– Это пойдет тебе на пользу – произносит Тед, поворачиваясь лицом к окну.
Я оставляю его на посту и поднимаюсь наверх, чтобы одеться. Пытаюсь думать трезво, вспомнить слова Миллера к Софии, слова Софии ко мне и слова Миллера о Софии. Они все исчезли, оставив гигантскую пустоту в разуме, чтобы вызвать кучу других мыслей, ни одна из которых мне не нравится. Я знала, что она была особенной, той, с кем следует вести себя осторожнее. Натягиваю узкие джинсы и атласную кофточку. Игнорируя конверсы, надеваю черные лодочки на шпильках. Взъерошив волосы, чтобы стали волнистыми и припудрив лицо, я завершаю свой образ. Хватаю сумочку, крадусь вниз по лестнице и жду подходящего момента, чтобы незамеченной выскочить за дверь. Он наступает, когда у Теда звонит мобильный. Мужчина поворачивается спиной к окну и начинает вышагивать по гостиной, негромко разговаривая. Тихонько выскользнув за дверь, двигаюсь без всякой спешки. Меня распирает от злости. Тогда почему, черт возьми, я так спокойна?
Охранники несут службу у входа в «Айс», вооруженные планшетами, что немедленно ставит меня в затруднительное положение. Как только один из них отметит меня, тут же доложат в штаб «Айс», и Тони начнет преследование. Мне это не нужно. Прислонившись спиной к стене, мысленно пробегаюсь по своим ограниченным возможностям… и остаюсь ни с чем. Я не настолько глупа, чтобы надеяться, будто охранник меня не узнает, так что без убедительной маскировки не попаду в этот клуб.
С момента, как я отключила этот злосчастный звонок, мной завладела решимость. И первое же препятствие прогоняет мою целеустремленность, позволяя впечатлительности взять вверх. На мгновение позволяю себе подумать о последствиях собственных действий и действительно начинаю осознавать, какой опасности себя подвергаю. Однако суматоха на другой стороне дороги отвлекает меня от размышлений и приковывает внимание к входу. Четверо мужчин с подружками возмущаются, а охранник пытается успокоить раздраженную группу. Кажется, у него не получается, и я отталкиваюсь от стены, когда конфликт переходит на совершенно новый уровень. Одна из женщин подходит к охраннику и что-то кричит ему в лицо, он поднимает руки, предлагая ей успокоиться. Жест оказывают обратный эффект и через секунду все ее спутники набрасываются на охранника. Я с ужасом взираю на происходящий хаос. Настоящая анархия. Быстро осознаю, что, вероятно, для меня это единственная возможность проскользнуть внутрь незамеченной.
Спешу через дорогу, стараясь держаться как можно ближе к стене. Мне удается потихоньку пробраться в клуб. Я точно знаю, куда направлюсь и иду твердым, ровным шагом. Прежнее спокойствие и целеустремленность возвращаются по мере того, как я добираюсь до офиса Миллера. Но теперь сталкиваюсь с новым препятствием и опускаю плечи. Я забыла о цифровой панели, где нужно ввести код для входа. Вообще не обдумала план как следует.
И что теперь? Элемент неожиданности не сработает, если мне придется стучать. Он увидит меня на камере прежде, чем я подойду к двери.
– Глупая, – бормочу я, – глупая идиотка.
Делаю глубокий вдох, поправляю кофточку и на несколько секунд прикрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Ощущаю относительное спокойствие, хоть все еще пылаю от гнева. Разрушительная эмоция. Она концентрируется внутри, хотя все может измениться, стоит мне только встретиться с Миллером.
Я стою перед дверью прямо под наблюдением камеры и прежде чем успеваю отдать ногам распоряжение подойти ближе, стучу в дверь. Спокойно и быстро. Как и предполагала, глаза Миллера тревожно распахиваются, когда он открывает дверь, но в мгновение ока на место возвращается бесстрастная маска. Неохотно замечаю, насколько эффектно он выглядит. Однако его челюсть напряжена, в глазах – предупреждение, а грудь тяжело вздымается.
Он выходит и закрывает за собой дверь, проводя рукой по волосам.
– Где Тед?
– Дома.
Раздувая ноздри, он выхватывает свой телефон.
– Тащи сюда своего гребаного водителя, – шипит он в трубку, затем нажимает еще несколько кнопок и возвращает телефон обратно к уху. – Тони, я не стану спрашивать, как, черт возьми, Оливия прошла мимо тебя. – Он говорит шепотом, но приглушенный тон не скрывает властности. – Иди сюда, забирай и следи, пока Тед не приедет. Не упускай ее из виду. – Миллер засовывает телефон во внутренний карман и обжигает меня горящим взглядом. – Тебе не следовало сюда приходить, не когда все так хрупко.
– Что хрупко? – спрашиваю я. – Я? Я – та хрупкая вещь, которую ты не хочешь сломать или испортить?
Миллер наклоняется ко мне, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– О чем ты?
– Ты считаешь меня слабой и уязвимой.
– Я думаю, тебя заставляют иметь дело с вещами, которые находятся за пределами твоих возможностей, Оливия, – шепчет он, выговаривая слова ясно и четко. – И я, черт побери, понятия не имею, как сделать ситуацию менее болезненной для тебя.
Наши взгляды пересекаются, затем я смотрю снизу вверх, чтобы поддержать нашу связь, а Миллер выпрямляется в полный рост. Агония на его лице практически сбивает меня с ног.
– Ты пытаешься вывести меня из себя? – спрашивает он, не подходя ближе, чтобы утешить. Я нуждаюсь в нем, так что приближаюсь, но Миллер отступает, предупреждающе качая головой. Понимание приходит быстро, и я смотрю вверх на камеру слежения над дверью. Она наблюдает за нами.
– Почему она здесь? – Мой голос ровный и сильный.
– Кто? – Лицо Миллера настороженное и виноватое. – Здесь никого нет.
– Не лги мне. – Грудь начинает раздуваться от гнева, когда я пытаюсь вздохнуть. – Как сильно ты по ней скучал?
– Что? – Он снова оглядывается через плечо, и я не упускаю шанса воспользоваться краткой потерей внимания и протискиваюсь мимо него. – Оливия!
Появляюсь в его кабинете менее женственно, чем надеялась, но быстро восстанавливаю самообладание, откидываю волосы на спину и засовываю сумочку под мышку. Затем улыбаюсь и перевожу взгляд туда, где, как я знаю, она должна быть. И не ошибаюсь. Одетая в кремовый плащ, скрестив ноги и откинувшись на спинку, в кресле Миллера сидит София и затягивается длинной, тонкой сигаретой. Аура превосходства буквально удушает. Женщина коварно улыбается, с интересом глядя на меня. Только сейчас я удивляюсь, откуда она знает мой номер. Это несущественно. Она хотела вытащить меня из укрытия, и ей это удалось. Я поддалась на ее провокацию.
– София, – хочу быть первой, кто нарушит это болезненное молчание, а также убедиться, что держу себя в руках, – похоже, ты меня опередила этим вечером.
Как только заканчиваю говорить, замечаю несколько особенностей: легкое удивление Софии, ясно видимое по слегка приоткрывшимся красным губам, и беспокойство Миллера, возрастающее в миллион раз, я чувствую, как он дергается за моей спиной.
– Просто хочется выпить перед уходом. – На туфлях на высоком каблуке шествую к бару с напитками и наливаю себе обычную водку.
– Сладкая девочка, я не глупа.
Надменный тон Софии лишает меня уверенности в себе. Закрываю глаза и пытаюсь унять дрожь в руках. Убедившись, что справилась, беру стакан и поворачиваюсь к зрителям, которые внимательно смотрят с двух сторон – София задумчиво, Миллер нервно – пока я медленно подношу напиток к губам.
– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. – Выпиваю весь стакан и резко выдыхаю, а потом наполняю его снова.
Напряжение в комнате можно резать ножом. Мельком замечаю осуждение на лице на Миллера. Опрокидываю второй стакан и с громким звуком ставлю на стол, заставляя своего мужчину вздрогнуть. Хочу, чтобы он почувствовал то же, что чувствую я. Хочу сломать эту его стойкость. Сейчас только этого.
– Я имею в виду, – уверенно начинает София, глядя на меня и слегка кривя свои красные губы, – что ты влюблена в него и думаешь, что способна его заполучить. Только ты не способна.
Я не отрицаю.
– Потому что ты хочешь его.
– Он и так мой.
Миллер не спорит с ней и не ставит на место, да и не собирается это делать. Я не могу найти в себе достаточно здравого смысла, чтобы убедить себя, что на это должна быть веская причина, поэтому наливаю еще одну рюмку водки и неторопливо подхожу к нему. Он стоит как статуя у двери, засунув руки в карманы, и явно раздраженный до предела. Миллер взирает на меня с той невозмутимой эмоциональной красотой, которая покорила в нем в первую очередь. Это обычное дело. Его защитный механизм включен. Останавливаюсь перед высокой, неподвижной фигурой и смотрю вверх, отмечая выдающиеся желваки на его темной, заросшей щетиной челюсти.
– Надеюсь, ты счастлив в своей темноте.
– Не дави на меня, Оливия. – Его губы еле шевелятся, слова едва слышны, но они полны угрозы… которую я игнорирую.
– Еще увидимся. – Захлопываю за собой дверь, быстро шагаю по лабиринту коридоров и, обнаружив лестницу, перепрыгиваю через две ступеньки. Опрокидываю третью рюмку водки, и мне не терпится добраться до бара, чтобы сохранить бесчувственность, вызванную алкоголем.
– Ливи?
Поднимаю глаза и вижу Тони и Кэсси, стоящих на верхней ступеньке лестницы. Они хмурятся, глядя на меня. Мне нечего сказать им, поэтому обхожу их и поворачиваю за угол, направляясь в основной клуб.
– Ливи, – зовет Тони, – где Миллер?
Разворачиваюсь и обнаруживаю, что выражение их лиц сменилось на беспокойное. И я понимаю почему.
– В своем офисе, – произношу, пятясь назад, чтобы не задерживать побег, – с Софией.
Тони ругается, а Кэсси выглядит искренне обеспокоенной, но я не трачу время на выяснение причин их состояния. Непреодолимая потребность заявить о своих правах никуда не делась, как и желание причинить Миллеру боль после всего случившегося. Я в курсе, что это не так, он в курсе, что это не так. Однако его невозмутимость и воспоминание о том, как Миллер говорит, что скучал по ней, распаляет меня.
Пробираясь сквозь толпу под мощные биты «Prituri Se Planinata» группы NiT GriT, атакующие мои уши, я добираюсь до бара и с громким стуком опускаю пустую рюмку и двадцатку.
– Водку с тоником, – требую я, – и текилу.
Заказ и сдачу приносят быстро, и я немедленно опрокидываю в себя текилу, а затем сразу водку. Жидкость обжигает все на пути к желудку, отчего я зажмуриваюсь и кашляю. Но это меня не останавливает.
– Повторите, – кричу я, как только бармен заканчивает с парнем рядом со мной. Онемение всего – моего разума, моего тела, моего сердца – усиливается с каждым глотком алкоголя. Отчаяние быстро ускользает. Мне это нравится. Появляется некая отстраненность.
Прислоняюсь к барной стойке и осматриваю клуб. Неторопливо скольжу взглядом по толпам людей, прижимая напиток к губам, но не отпивая. Неожиданно задаюсь вопросом, является ли отсутствие поспешности, которая заставила меня затеряться в толпе и посеять хаос в здравом уме моего джентльмена, моим подсознанием, предупреждающим не быть опрометчивой, перестать пить, собраться и хорошо подумать о том, что происходит и почему.
Возможно.
Скорее всего.
Несомненно.
Вероятно, впадаю в пьяный ступор, но я все еще способна оценить этот спящий, безрассудный ген, который заставил меня охотно искать клиентов своей матери и опуститься до уровня, который не в силах вынести. Ощущая знакомые взрывы внутреннего фейерверка, оглядываю клуб уже не так небрежно, скорее панически. И тут замечаю, как Миллер направляется ко мне.
Ох, черт. Предположение, что в сложившейся ситуации он не станет контролировать меня, только что разбилось на куски. Выглядит мой мужчина как убийца, и очевидно, я – единственный источник его гнева. Его губы сжаты, глаза потемнели. Он подходит и вырывает напиток из моей руки.
– Никогда больше не обслуживай эту девушку, – рявкает он через мое плечо, не отрывая от меня глаз.
– Хорошо, сэр, – доносится сзади робкий ответ.
– Убирайся, – выдыхает Миллер мне в лицо. Он едва сдерживает себя. Быстрый взгляд назад подтверждает, что София на другом конце клуба болтает с мужчиной, но безотрывно наблюдает за нами. И вид у нее очень заинтересованный.
Мои плечи непроизвольно распрямляются, и я забираю свой напиток из-за спины.
– Нет, – шепчу я, прежде чем сделать глоток.
– Я уже попросил.
– А я уже тебе ответила.
Миллер снова тянет руку к моему стакану, но я отстраняюсь и пытаюсь убежать, ныряя мимо него. Не успеваю далеко уйти, как он хватает меня за руку, останавливая.
– Отпусти.
– Не устраивай сцен, Оливия, – говорит он, забирая напиток из моей руки, – ты не останешься в моем клубе.
– Почему? – интересуюсь, не в состоянии остановить Миллера, чтобы не толкал меня. – Потому что вмешиваюсь в твои дела?
Меня резко останавливают и разворачивают. Миллер так близко приближает лицо к моему, что уверена, со стороны выглядит, будто он целует меня.
– Нет, потому что у тебя есть гребаная отвратительная привычка позволять другим мужчинам пробовать себя, когда ты злишься на меня.
Его взор опускается к моему рту, и я знаю, он борется с желанием самому попробовать меня на вкус. Горячее дыхание на лице гасит часть моего гнева, уступая место другому жару. Но лицо Миллера становится суровым, он отстраняется и отступает от меня на шаг.
– И я не стану долго раздумывать, прежде чем сломать их пополам.
– Я действительно злюсь на тебя.
– Так же, как и я.
– Ты сказал, что скучал по ней. Я слышала это, Миллер.
– Как? – Он даже не отрицает это.
– Она позвонила мне по телефону.
Его дыхание тяжелеет. Я вижу это и слышу. Меня хватают и разворачивают, грубо подталкивая.
– Доверься мне, – шипит он, – мне нужно, чтобы ты доверяла мне.
Миллер грубо толкает меня через толпу, пока я отчаянно пытаюсь сохранить веру в него. Ноги неустойчивы, а разум и того хуже. Люди наблюдают за нами, уступают дорогу, бросая на нас любопытные взгляды. Я не трачу времени на изучение их лиц… пока не натыкаюсь на знакомое.
Фокусируюсь на мужчине, медленно поворачивая голову, чтобы не отрываться от него, пока мы проходим мимо. Он мне знаком и, судя по выражению узнавания на его лице, я ему тоже. Он улыбается и двигается нам навстречу, не оставляя Миллеру иного выхода кроме как остановиться.
– Эй, не стоит выпроваживать молодую леди, – заявляет он, протягивая напиток Миллеру. – Если она слишком пьяна, я с радостью позабочусь о ней.
– Уйди, – угрожающе цедит Миллер, – сейчас же.
Парень слегка пожимает плечами, не впечатленный, либо просто проигнорировавший угрозу, исходящую от его слов.
– Я просто избавлю тебя от хлопот.
Под его пристальным взором опускаю глаза и напряженно размышляю. Откуда он мне знаком? Но затем вздрагиваю и отступаю, ощущая, что с моими волосами играют. Холодные мурашки, ползущие по шее, сообщают, что это не Миллер. Это незнакомец.
– Ощущаются так же, как и много лет назад, – задумчиво произносит он. – Я бы заплатил только за удовольствие снова вдохнуть их аромат. Никогда не забуду эти волосы. Все еще работаешь?
В легких заканчивается весь воздух, когда осознание сосущим чувством отдается в животе.
– Нет, – задыхаюсь я, отступая назад и врезаясь в грудь Миллера.
Исходящие от него жар и дрожь указывают на психопатическое состояние. Однако эта опасность затмевается безжалостными воспоминаниями. Теми, которые у меня получилось спрятать в глубине сознания. Этот мужчина пробудил их, и они с грохотом понеслись вперед. Они заставляют меня хвататься за голову, дрожать и кричать от отчаяния. Они не уйдут. Они атакуют меня, заставляют быть свидетелем мысленного повтора встреч из моего прошлого, с которыми я так долго сражалась в темном, тайном месте на задворках сознания. Теперь их освободили, и ничто не может помешать броситься вперед. Воспоминания безостановочно мелькают, обжигая мне глаза.
– Нет! – кричу я, поднимая руки к волосам и выдергивая пряди из хватки незнакомца.
Чувствую, как мое тело сгибается от потрясения и отчаяния, каждая мышца подводит меня, но я не падаю на пол только благодаря железной хватке на плече, удерживающей меня. Я цепенею от происходящего, зажмуриваюсь, и все вокруг погружается в темноту, стихает из-за мысленной блокировки. Но это не избавляет от ощущения прикрепленной ко мне тикающей бомбы.
В мгновение ока он исчезает за мной, оставляя меня обмякать из-за отсутствия поддержки. Мои ладони шлепают по твердому полу, посылая волны шока вверх по рукам. Волосы закрывают все вокруг. Вид золотистых локонов, лежащих у меня на коленях, вызывает тошноту. Это все, что я вижу, поэтому вскидываю голову и задыхаюсь, видя тошнотворное зрелище – Миллер в психическом приступе. Все происходит словно в замедленной съемке, делая каждый леденящий кровь удар его кулака по лицу парня отталкивающе четким. Он безжалостно, безостановочно бьет свою жертву снова и снова, рыча от ярости. Музыка прекращается. Люди кричат. Но ни один человек не подходит, чтобы вмешаться.
Я всхлипываю, постоянно вздрагивая, пока Миллер продолжает осыпать ударами лицо и тело мужчины, разбрызгивая кровь повсюду. Бедняга не сопротивляется. Ему не дают возможности дать отпор. Он совершенно беспомощен.
– Остановите его! – кричу я, замечая Тони в стороне, наблюдающего со страхом на лице. – Пожалуйста, останови его. – Поднимаюсь с пола, приложив усилия. Никто в здравом уме не станет вмешиваться. Я с болью принимаю это, и когда объект ненависти Миллера безжизненно падает на пол, а он все еще не успокаивается и начинает пинать его в живот, поддаюсь своей потребности сбежать.
Я больше не могу смотреть.
Я убегаю.
Всхлипываю, пробиваясь сквозь толпу. Мое лицо жжет, и оно распухло от слез, но никто этого не замечает. Внимание всех все еще приковано к избиению позади меня, больные придурки не способны оторвать взгляд от разворачивающейся ужасной сцены. Я, растерянная и дезориентированная, шатаясь и спотыкаясь, дохожу до выхода из «Айс». Добравшись до тротуара снаружи, заливаюсь мучительными слезами. Мое тело неудержимо трясется, пока я отчаянно ищу такси, чтобы уехать, но лишаюсь возможности сбежать, когда меня хватают сзади. Это не Миллер. Я точно это знаю. Во мне не возникает ни фейерверка, ни жгучей потребности.
– Внутрь, Ливи, – доносится до моих ушей встревоженный голос Тони, и я уже иду, не надеясь отбиться от него.
– Тони, пожалуйста, – умоляю я. – Пожалуйста, дай мне уйти.
– Ни за что, черт возьми. – Он тащит меня к лестнице, ведущей к лабиринту под клубом. Я не понимаю. Тони ненавидит меня. Почему он хочет, чтобы я осталась, когда Миллеру нужно сосредоточиться на этом мире? Мире, который теперь слишком ясен.
– Я хочу уйти.
– Ты никуда не пойдешь, девочка.
Меня тащат и толкают на поворотах вниз по коридору.
– Почему?
Дверь в офис Миллера открыта, и меня толкают внутрь. Поворачиваюсь лицом к Тони и вижу, что он тяжело дышит, а челюсти плотно сжаты. Он поднимает палец и указывает прямо мне в лицо, заставляя слегка отшатнуться.
– Ты не уйдешь, потому что когда этот маньяк закончит избивать того человека до смерти, он будет спрашивать о тебе. Ему захочется тебя увидеть! И я не собираюсь рисковать и устраивать ему второй раунд, когда он не найдет тебя, Ливи! Оставайся там, где, блядь, стоишь! – Он выходит, яростно захлопнув дверь и оставив меня стоять посреди офиса Миллера с распахнутыми глазами и бешено колотящимся сердцем.
Из клуба наверху по-прежнему не слышно музыки. Я одна и совершенно бесполезна в недрах «Айс», окруженная лишь абсолютной тишиной и суровым офисом Миллера.
– Ааааааааааааа! – кричу я в запоздалой реакции на действия Тони. Запускаю руки в свою предательскую шевелюру и бесцельно дергаю, как будто смогу вытянуть события последнего получаса из своей головы. – Ненавижу тебя! – Я жмурюсь от физической боли, которую себе причиняю. На глаза снова наворачиваются слезы. Не знаю, сколько времени я провела, бессмысленно борясь с собой. Кажется, вечность. Только физическое истощение и боль в голове заставляют меня остановиться. Хнычу, наматывая круги. Мой разум бунтует не в состоянии и не желании позволить какой-нибудь разумной мысли успокоить и утешить меня. Только вид напитков в баре Миллера останавливает бесполезное кружение моего тела.
Алкоголь.
Я подбегаю и неуклюже вытаскиваю случайную бутылку из кучи других. Шмыгаю носом и задыхаюсь от своих эмоций, когда откручиваю крышку и подношу напиток к губам. Алкоголь, немедленно обжигающий горло, творит чудеса по выжиганию моих мыслей, и мне остается только задыхаться и морщиться от неприятного и сильного вкуса.
Поэтому выпиваю еще.
Пью все залпом, пока бутылка не пустеет, и я в гневе и раздражении, как безумная, швыряю ее через весь кабинет Миллера. Мой взгляд падает на массу других бутылок, и я наугад выбираю и пью, затем поворачиваюсь и, шатаясь, иду в ванную. Врезаюсь в стену, в дверь, в дверной косяк, пока не прислоняюсь к туалетному столику и смотрю на растрепанную женщину в зеркале. Слезы вперемешку с тушью стекают по моим раскрасневшимся щекам, взгляд остекленевший и затравленный, а мои тяжелые светлые волосы представляют собой копну спутанных волнистых прядей, обрамляющих бледное лицо.
Я вижу свою мать.
Смотрю на свое отражение с полным презрением, как будто это мой заклятый враг, будто это то, что я ненавижу больше всего на свете.
Прямо сейчас… так и есть.
Подняв бутылку к губам, зажмуриваюсь и глотаю еще больше спиртного. Затем делаю глубокий вдох и, спотыкаясь, бреду к столу Миллера. Выдвигаю ящики, провожу руками по точно разложенным предметам внутри, нарушая их идеально аккуратное расположение, пока не нахожу то, что ищу. Я смотрю вниз на блестящий метал, обхватываю рукой ручку, и пока размышляю, периодически делаю редкие глотки из бутылки.
После того как я целую вечность безучастно смотрю на свою находку, встаю, шатаясь возвращаюсь в ванную и с грохотом опускаю бутылку на столешницу. Смотрю на себя, отмечая бесстрастное лицо, и подношу руку к своей голове. Схватив крупную прядь волос, открываю ножницы и защелкиваю их вокруг моих локонов. В результате остаюсь с горстью светлых прядей в руке и частью волос, которые вполовину короче, чем были раньше. Странно, но, кажется, это снимает напряжение во мне. Поэтому я хватаю другую прядь и отрезаю ее тоже.
– Оливия!
Позволяю своей пьяной голове упасть на бок и вижу Миллера в дверном проеме ванной. Он разваливается на куски. Его темные локоны в хаотичном беспорядке, лицо и воротник забрызганы кровью, костюм порван, сам он весь мокрый. Грудь тяжело вздымается, но я не уверена, это результат напряжения или он потрясен тем, что обнаружил. Выражение моего лица остается невозмутимым, и только теперь, когда я замечаю ужас на его лице, которое славится своей невозмутимостью, вспоминаю все те разы, когда он просил меня никогда не обрезать волосы.
Поэтому дергаю за очередные пряди и подношу к ним ножницы, отрезая их с маниакальным видом.
– Оливия, черт возьми, нет! – Он подлетает ко мне как пуля, вылетевшая из пистолета, и начинает хвататься за меня руками.
– Нет! – выкрикиваю я, вырываясь и яростно цепляясь за ножницы. – Оставь меня! Хочу, чтобы их не было! – Толкаю его локтем под ребра.
– Твою мать! – кричит Миллер. Его зубы сжаты, в голосе явно слышится боль, но он отказывается сдаваться. – Отдай мне эти гребаные ножницы!
– Нет! – Бросаюсь вперед, оказываясь неожиданно свободной, и резко разворачиваюсь, как раз в тот момент, когда Миллер приближается ко мне. Руки инстинктивно взлетают вверх. Я встаю в защитную позу, и его высокое, стройное тело врезается в мое, отбрасывая на несколько шагов назад.
