Текст книги "Одна откровенная ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Глава 2
Я стою на тротуаре возле отеля, и смотрю на небо. Это часть ежедневной рутины. Каждое утро я спускаюсь вниз, оставляя Миллера наверху с его хлопотами; стою у обочины, запрокинув голову, и с интересом гляжу на небеса. Люди обходят меня, такси и блестящие черные внедорожники проносятся мимо, и нью-йоркский хаос наполняет слух. Я очарована стерегущими город высотками из стекла и металла. Просто… невероятно.
От восторженного созерцания меня могут отвлечь разве что прикосновения Миллера. Его дыхание у моего уха.
– Бум, – шепчет он, поворачивая меня к себе. – Знаешь, они ведь не становятся выше за ночь.
Снова бросаю взгляд вверх.
– Я просто не понимаю, как они держатся вертикально.
Он опускает мой подбородок вниз. В его глазах нежность и озадаченность.
– Может, стоит утолить эту жажду знаний.
Я вытягиваю шею.
– Что ты имеешь в виду?
Он опускает ладонь мне на затылок и ведет по Шестой авеню.
– Возможно, тебе стоит заняться изучением строительной инженерии.
Вынырнув из-под руки Миллера, подаю ему ладонь. Он отпускает меня, сжимая и разжимая пальцы, пока хватка не становится привычной.
– Меня больше интересует история здания, а не то, как оно было построено.
Снизу вверх смотрю на его высокую фигуру, улыбаясь при этом. Миллер в джинсах. Те хорошо на нем сидят, как и обычная белая футболка. Пока мы здесь носить костюмы было бы до смешного неуместно, и я не побоялась об этом сообщить. Он не стал спорить и позволил таскать себя по «Саксу»[3]3
Saks Fifth Avenue – популярный универмаг, расположенный в Нью-Йорке, на Манхэттэне.
[Закрыть] весь первый день после приезда. Ему не нужны костюмы в Нью-Йорке, здесь некого дурачить шаблонным образом равнодушного джентльмена. Несмотря на это, Миллер Харт все еще плохо справляется с прогулками. Особенно в сочетании с шопингом.
– Итак, помнишь задание на сегодня? – спрашивает он, когда мы останавливаемся у пешеходного перехода с сигналом «ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН». И видя мою улыбку, приподнимает брови.
– Да, и я подготовилась.
Вчера, пока Миллер совершал какие-то деловые звонки, я на несколько часов застряла в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Мне не хотелось оттуда уходить, хоть и занималась самоистязанием: гуглила Грейси Тейлор. Однако она словно никогда не существовала. После нескольких не увенчавшихся успехом попыток я закопалась в дюжине книг, но не все они были об исторической архитектуре. Ознакомившись с посвященной ОКР, я узнала, что оно связано с гневом. Миллер определенно вспыльчив.
– И какое здание ты выбрала?
– Брилл-Билдинг[4]4
Брилл-Билдинг (англ. Brill Building) – офисное здание, расположенное на перекрестке Бродвея и 49-й улицы в Нью-Йорке, было эпицентром поп-музыки в 1950-х и 60-х годах и фабрикой хитов, где работали, к примеру, Джерри Лейбер и Майк Столлер, которые писали для Элвиса Пресли.
[Закрыть].
Он хмуро смотрит на меня сверху вниз.
– Брилл-Билдинг?
– Да.
– Не Эмпайр-стейт-билдинг[5]5
Эмпайр-стейт-билдинг (англ. Empire State Building) – 103-этажный небоскрёб, расположенный в Нью-Йорке на острове Манхэттен, на Пятой авеню между Западными 33-й и 34-й улицами. Является офисным зданием. С 1931 по 1970, до открытия Северной башни Всемирного торгового центра, был высочайшим зданием мира.
[Закрыть] или Рокфеллеровский центр[6]6
Рокфеллеровский центр (англ. Rockefeller Center) – крупный офисный центр в Нью-Йорке, который был построен в манхэттенском Мидтауне в 1930-е годы на деньги семьи Рокфеллеров. Является Национальным историческим памятником США с 1987 года.
[Закрыть]?
Я улыбнулась.
– Все и так знают их историю.
Правда, я еще думала, что о большинстве строений в Лондоне всем известно буквально все, но ошибалась. Миллер ничего не слышал о «Кафе Роял»[7]7
Hotel Café Royal – пятизвездочный отель на Риджент-стрит в Лондоне. До реставрации 2008–2012 являлся рестораном.
[Закрыть] или что за ним стоит. Возможно, я слишком сильно поглощена лондонской роскошью. Знаю обо всем, и не уверена, являюсь ли отчаянной и одержимой или все-таки чертовски хорошим гидом.
– Правда?
Я восхищена его недоверчивостью.
– Брилл-Билдинг еще менее знаменито, но я слышала о нем. Думаю, тебе понравится то, что я о нем узнала. – Сигнал светофора меняется, и мы начинаем переходить дорогу. – У него очень интересная музыкальная история.
– Неужели?
– Да.
Я смотрю на Миллера и вижу нежную улыбку. Может показаться, что он обеспокоен моим бессмысленным увлечением историей архитектуры, но я знаю, что мой энтузиазм приносит ему удовольствие.
– А ты помнишь свое задание? – останавливаю, прежде чем он переведет нас через еще одну дорогу.
Мой любимый одержимый мужчина пристально на меня смотрит. И я ухмыляюсь. Точно помнит.
– Что-то о фаст-фуде.
– Хот-доги.
– Точно, – подтверждает он с содроганием, – ты хочешь, чтобы я съел хот-дог.
– Да, – соглашаюсь я, сдерживая истерический смех.
Каждый проведенный в Нью-Йорке день мы ставим друг перед другом задачи, которые следует выполнить. Задания Миллера оказались довольно интересными: от подготовки лекции о местных зданиях, до купания вместе с ним при условии, что мне нельзя к нему прикасаться, а ему можно. Это было невыносимо, и я с треском провалилась. Не то, чтобы он сильно переживал, но я потеряла балл. Мои задания немного детские, но идеально подходят Миллеру: посидеть на траве в Центральном Парке[8]8
Центральный парк (англ. Central Park) – один из крупнейших в США и известнейших в мире парков. Расположен на острове Манхэттен между 59-й и 110-й улицей и Пятой и Восьмой авеню и имеет прямоугольную форму. Длина парка порядка 4 км, ширина около 800 м, общая площадь – 3,41 км².
[Закрыть], поесть в ресторане без поиска идеального места для бокала вина и вот сейчас попробовать хот-дог. Очень простые вызовы… теоретически. Кое-что ему далось, кое-что нет, как, например, постоянное перемещение бокала с вином. Каков счет? Оливия – восемь, Миллер – семь.
– Как хочешь, – фыркает, утягивая меня в сторону дороги, но я остаюсь на месте и жду, когда он снова обратит на меня внимание. Миллер сосредоточено смотрит, лихорадочно соображая. – Ты собираешься заставить меня съесть хот-дог в одном из этих грязных маленьких прилавков на углу, не так ли?
Я киваю, зная, что в нескольких шагах от нас он видит один из таких грязных маленьких прилавков.
– Например, в этом.
– Очень удобно, – бормочет он, неохотно следуя за мной к тележке с хот-догами.
– Два хот-дога, пожалуйста, – прошу продавца, пока мой спутник неловко переминается рядом.
– Конечно, дорогуша. Лук? Кетчуп? Горчица?
Миллер делает шаг вперед.
– Ничего.
– Всего! – вмешиваюсь, отталкивая его назад и игнорируя раздраженный вздох. – И как можно больше.
Посмеиваясь, продавец берет булочку для хот-дога, нагромождает сверху лук, а затем сбрызгивает сверху кетчупом и горчицей.
– Все, что пожелает леди, – говорит он, протягивая готовое блюдо. Я же передаю его Миллеру.
– Наслаждайся.
– Сомневаюсь, что смогу, – ворчит он, с недоверием рассматривая свой завтрак.
Я виновато улыбаюсь продавцу и забираю свой хот-дог, вручая десятидолларовую купюру.
– Сдачи не надо, – произношу, хватая Миллера за руку и уводя в сторону. – Это было грубо.
– Что именно?
Искренне озадаченный, он поднимает взгляд, и я закатываю глаза на подобное невежество.
Впиваясь зубами в булочку, приглашаю Миллера последовать примеру. Но он лишь смотрит на хот-дог, как на самую странную вещь, которую когда-либо видел. Даже немного вертит, будто если найти правильный угол, тот будет выглядеть аппетитней. Я помалкиваю, наслаждаясь вкусом, и жду, когда Миллер сделает решительный шаг. Я съедаю половину, когда он отваживается откусить кончик.
А затем я с ужасом, почти таким же сильным, как у Миллера, наблюдаю, как внушительная порция лука, обильно смешанного с кетчупом и горчицей, соскальзывает с края и шлепается на его белоснежную футболку.
– Оу…
Тяжело сглатываю, готовясь к неминуемому срыву.
Стиснув зубы, он пялится на грудь, а хот-дог быстро летит на землю. Я вся напрягаюсь и прикусываю нижнюю губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь и еще больше не разжечь очевидное раздражение, исходящее от него волнами. Он выхватывает у меня салфетку и начинает отчаянно тереть ткань, только размазывая пятно. Я сжимаюсь в комок. Миллер делает глубокий успокаивающий вдох. Затем закрывает глаза и медленно их открывает, сосредоточив взгляд на мне.
– Охренеть как классно.
Я раздуваю щеки, болезненно прикусываю нижнюю губу, изо всех сил стараясь сдержать смех, но это бесполезно. Поэтому бросаю свой хот-дог в ближайшую урну и теряю контроль.
– Прости! – Мне не хватает воздуха. – Просто у тебя… у тебя такой вид, словно сейчас настанет конец света.
Сверкая глазами, он хватает меня за затылок и ведет вниз по улице, а я все еще пытаюсь взять себя в руки. Ему этого не понять, будь мы в Лондоне, Нью-Йорке или Тимбукту.
– Этот сойдет, – заявляет он.
Я поднимаю глаза и вижу на другой стороне улицы магазин Diesel[9]9
Diesel – итальянская дизайнерская компания, а также торговая марка модной одежды и аксессуаров деним-направления.
[Закрыть]. Миллер быстро переводит меня через дорогу, несмотря на то, что для пешеходов в запасе осталось только три секунды; несомненно, даже не допуская возможность отложить миссию по избавлению от ужасного пятна на футболке. Я абсолютно уверена, что он никогда бы добровольно не пошел в этот магазин, но в сложившейся ситуации возможности найти менее повседневную одежду нет.
Мы входим, и нас тут же окружает громкая, пульсирующая музыка. Миллер стягивает с себя грязную футболку, выставляя на всеобщее обозрение рельефные мышцы. Четкие линии тянутся от пояса идеально сидящих джинсов, переходят в упругий пресс… а потом грудь. Я не знаю то ли разрыдаться от удовольствия, то ли накричать на него за то, что он позволяет остальным любоваться собой.
Бесчисленное количество продавцов-консультантов женского пола, спотыкаясь, спешат к нам, чтобы добраться до нас первой.
– Чем могу помочь?
Победительницей оказывается миниатюрная азиатка, которая самодовольно улыбается коллегам, прежде чем пустить слюни на Миллера.
Однако на его лицо возвращается маска, и это меня радует.
– Футболку, пожалуйста. Любую. – Он пренебрежительно машет рукой, обводя весь магазин.
– Разумеется! – Она уходит, хватая по пути всевозможные предметы одежды, и зовет нас за собой. Миллер кладет ладонь на мой затылок, и мы следуем за ней. Шагаем, пока не оказываемся в задней части магазина, а руки продавца-консультанта не полны различных вещей.
– Я отнесу их в примерочную, и вы можете позвать меня, если вам понадобиться помощь.
Я смеюсь, чем заслуживаю любопытный косой взгляд от Миллера и поджатые губы от мисс Кокетки.
– Уверена, нам нужно измерить твои бицепсы, – протягиваю руку, провожу ладонью по его бедру и встречаюсь с приподнятыми бровями, – или мышцы бедра.
– Не дерзи, – произносит он, а потом поворачивается обнаженной грудью к консультанту и начинает рыться в груде одежды у той в руках. – Эта подойдет.
Миллер вытягивает простую милую рубашку в сине-белую клетку с закатанными рукавами и карманами на груди. Небрежно сорвав бирки, натягивает ее и удаляется, оставляя мисс Кокетку с широко распахнутыми глазами. Я просто иду за ним на кассу. Там он швыряет этикетки вместе со стодолларовой купюрой и выходит на улицу, застегивая пуговицы.
Я наблюдаю, как он скрывается из магазина; мисс Кокетка стоит рядом со мной совершенно ошарашенная, но по-прежнему исходящая по нему слюной.
– Эм, спасибо. – Улыбаюсь и следую за своим встревоженным и немного невоспитанным джентльменом.
– Это очень грубо! – восклицаю, догоняя его на улице.
– Я купил рубашку. – Он застегивает последнюю пуговицу и опускает руки по бокам, явно сбитый с толку моим негодованием. Меня же беспокоит, что Миллер не подозревает о собственных странностях.
– Но как ты ее купил, – парирую, запрокидывая голову и словно в поисках помощи поднимая глаза к небу.
– Ты про то, что я сказал продавцу, чего хочу, она это подобрала, я примерил, а потом заплатил за товар?
Я устало опускаю голову, ощущая знакомое безразличие.
– Проныра.
– Я просто констатирую факты.
Даже если бы у меня остались силы спорить с ним, а их не осталось, я бы все равно не выиграла. Привычка – вторая натура.
– Тебе лучше? – спрашиваю я.
– Пойдет. – Он отряхивает клетчатую рубашку и дергает ее за подол.
– Точно, пойдет, – вздыхаю я. – Куда дальше?
Миллер опускает ладонь на привычное место на моем затылке и легким движением поворачивает меня.
– Бриллиант Билдинг. Время для твоего задания.
– Это Брилл-Билдинг, – смеюсь я, – и нам в ту сторону.
Я быстро отклоняюсь, выворачиваясь из захвата, и беру его за руку.
– Ты знал, что многие знаменитые музыканты написали свои хиты в Брилл-Билдинг? Одни из самых известных музыкантов в истории Америки.
– Очаровательно, – задумчиво произносит Миллер, нежно глядя на меня сверху вниз.
Я улыбаюсь и прикасаюсь к темной щетине на его подбородке.
– Ты намного очаровательней.
Спустя несколько часов блуждания по Манхэттену и урока истории не только о Брилл– Билдинг, но также о церкви Святого Фомы[10]10
Церковь св. Фомы (англ. Saint Thomas Church) – расположенная на углу 53-й улицы и Пятой авеню в Нью-Йорке на острове Манхэттен епископальная приходская церковь. В течение всего года мужской хор при ней дает концерты литургической музыки в англиканской традиции.
[Закрыть], мы прогуливаемся по Центральному Парку. Не торопимся, оба храним молчание, медленно шагая посередине усаженной деревьями аллеи и оставляя позади бетонный хаос. С обеих сторон стоят скамейки, и нас окружает спокойствие. Как только мы пересекаем дорогу, которая разделяет парк пополам, минуем всех бегунов, спускаемся по величественной лестнице к фонтану, Миллер обхватывает меня ладонями за талию и ставит на край огромного водоема.
– Вот, – говорит он, разглаживая мою юбку, – дай свою руку.
Я делаю, что велят, улыбаясь его педантичности, и позволяю водить себя вокруг фонтана. Миллер на земле, в то время как я возвышаюсь над ним, но мы все еще держимся за руки. Я делаю короткие шаги и смотрю, как он кладет вторую руку в карман джинсов.
– Как долго мы пробудем здесь? – тихо интересуюсь, глядя вперед главным образом для того, чтобы не упасть с ограждения и частично, чтобы спрятать смятенное выражение лица.
– Не могу сказать наверняка, Оливия.
– Я скучаю по Нан.
– Знаю. – В попытке успокоить он сжимает мою руку. Только это не срабатывает. Понимаю, что в мое отсутствие Уильям взял на себя заботу о Нан, и это беспокоит меня. Я до сих пор не представляю, что он сказал бабушке о знакомстве со мной и моей мамой.
Подняв глаза, вижу маленькую девочку, которая вприпрыжку бежит мне навстречу и выглядит при этом гораздо уверенней меня. Места двоим не хватит, поэтому я собираюсь скользнуть вниз, и ахаю, когда Миллер хватает меня, разворачивает, давая ей проскочить, а затем возвращает на место. Мои ладони покоятся на его плечах, пока он тратит несколько мгновений, поправляя мою юбку.
– Идеально, – бормочет он себе по нос, берет меня за руку и снова ведет вперед. – Ты доверяешь мне, Оливия?
Вопрос сбивает с толку не потому, что я сомневаюсь в ответе, а потому, что Миллер не спрашивал об этом с тех пор, как мы прибыли сюда. Он не говорил о том, что мы оставили позади, в Лондоне, и меня это вполне устраивало. Преследующие меня аморальные ублюдки, сходящая с ума по Миллеру Кэсси, угрожающая София, оковы, секс за деньги…
Сама удивляюсь тому, как легко смогла похоронить это где-то глубоко внутри себя. Внимание отвлекла суета Нью-Йорка, которую я нахожу успокаивающей в сравнении с тем, что могло бы мучить меня. Знаю, Миллер слегка озадачен отсутствием с моей стороны давления, но от кое-чего нельзя просто отмахнуться. В этом я не в силах признаться Миллеру, да и себе тоже. Нан в хороших руках – единственное, что меня успокаивает. Чувствую, что время тихого принятия Миллером моего молчания истекает.
– Да, – уверенно отвечаю. Однако он не оборачивается ко мне и не обращает внимания на мои слова, по-прежнему сосредоточенно смотрит вперед, аккуратно держа меня за руку, пока я иду вдоль изгиба фонтана.
– А я верю, что ты поделишься со мной своими тревогами. – Миллер останавливает меня, поворачивает к себе, взяв за обе руки, и глядит на меня.
Сжимаю губы. Сейчас я люблю его еще больше за то, насколько хорошо этот мужчина знает меня, и в то же время ненавижу тот факт, что не смогу никогда ничего от него скрыть. Как же невыносимо понимать, что он явно винит себя за то, что втянул меня в свой мир.
– Скажи мне, Оливия. – Его тон мягкий, ободряющий. Это безнадежно.
Опускаю взгляд к его ногам, видя, как они придвигаются ближе.
– Я веду себя глупо, – говорю тихо. – Думаю, шок и адреналин сыграли со мной злую шутку.
Миллер кладет руки мне на талию и опускает меня вниз, усаживая на край фонтана. Потом опускается на колени и берет в руки мое лицо.
– Скажи мне, – шепчет он.
Его потребность утешить придает храбрости выпалить все, что мучило меня с того момента как, мы здесь оказались.
– В Хитроу[11]11
Хитроу (англ. London Heathrow Airport) – крупнейший международный аэропорт Лондона.
[Закрыть]… думаю, я видела кое-кого, но знаю, что это не так, понимаю, это глупо и невозможно, и совершенно нелепо, мое зрение было затуманенным, и я была эмоционально напряжена и утомлена. – Делаю глубокий вдох, игнорируя его широко открытые глаза. – Это просто невозможно. Я знаю. Я имею в виду, что она была мертва с…
– Оливия! – Возглас Миллера прорывается сквозь словесный поток, его синие глаза широко распахиваются, а на идеальном лице читается тревога. – О чем ты вообще говоришь?
– О своей матери, – выдыхаю я, – думаю, видела ее.
– Призрак?
Не уверена, что верю в них. А может и да. Не имея конкретного ответа, просто пожимаю плечами.
– В Хитроу? – настаивает он.
Я киваю.
– Когда ты была истощена, взволнована и похищена бывшим эскортом с ужасным характером?
Я смотрю на него, прищурив глаза.
– Да, – выдавливаю сквозь стиснутые зубы.
– Понятно, – задумчиво произносит он, быстро отводя взгляд в сторону, прежде чем посмотреть мне в глаза, – поэтому ты вела себя так тихо и скрытно?
– Я осознаю, насколько глупо это звучит.
– Не глупо, – тихо возражает он, – прискорбно. – Хмуро смотрю на Миллера, но он продолжает, прежде чем я успеваю усомниться в его доводах. – Оливия, мы через многое прошли. В последние недели нам не давало покоя прошлое. Это вполне естественно, что ты ощущаешь себя потерянной и сбитой с толку. – Он тянется вперед прижимается губами к моим. – Пожалуйста, поверь мне. Не позволяй тревогам угнетать себя, не когда я здесь, чтобы помочь тебе. – Отстранившись, Миллер гладит мои щеки большими пальцами, и я млею от искренности, сияющей в его необыкновенных глазах. – Я вижу, что ты опечалена.
Внезапно чувствую себя ужасно глупой и, не найдя слов, обнимаю его за плечи, притягиваю к себе. Он прав. Неудивительно, что после пережитого у меня голове все перемешалось.
– Не знаю, что бы я без тебя делала.
Принимая мои горячие объятия, он выдыхает мне в волосы, подхватывает локон и начинает вертеть его между пальцев.
– Жила бы в Лондоне и не знала забот, – спокойно размышляет Миллер.
Это мрачное заявление мгновенно выдергивает меня из его объятий. Мне не нравятся слова, не говоря уже о тоне.
– Проживала бессмысленную жизнь, – возражаю я. – Обещай, что никогда не бросишь меня.
– Обещаю, – ни секунды не сомневаясь, говорит Миллер, но сейчас мне этого недостаточно. Не уверена, что еще можно заставить его сказать, чтобы убедить меня. Похоже на то, как он принял мою любовь. Все еще присутствует тень сомнения, и мне это не нравится. Я проигрываю в голове как он, сам того не желая, уходит. Ситуация, которой я боюсь.
– Хочу документальное доказательство, – выпаливаю я. – Законное подтверждение, что ты меня не покинешь. – Я мгновенно понимаю, что ляпнула глупость и съеживаюсь, ударяя себя со шлепком, который разносится на весь Центральный Парк. – Прозвучало как-то неправильно.
– Уж надеюсь!
Он кашляет, чуть не шлепаясь на задницу от шока. Я возможно и не имела в виду то, как это прозвучало, но его явное отвращение словно пощечина. До сегодняшнего дня я ни разу не задумывалась о свадьбе. Слишком много разной чертовщины препятствовало мечтам о будущем и счастье, но теперь по-настоящему обеспокоилась. Сложно не обратить внимания, учитывая его очевидную неприязнь к этой идее. Хочу когда-нибудь выйти замуж. Хочу детей, собаку, уютный семейный дом. Чтобы повсюду царил беспорядок от проделок детей, и знаю, что желаю всего этого вместе с Миллером.
На меня обрушивается реальность. По-видимому, он и не помышляет о браке. Миллер ненавидит беспорядок, и образ непутевой семьи осыпается как карточный домик. А что касается детей? Ну, я не собираюсь спрашивать и думаю, не следует, потому что прекрасно помню фотографию потерянного, грязного мальчика.
– Пойдем, – говорю, вставая на встречу, пока не ляпнула еще чего-нибудь глупого и не столкнулась с очередной нежелательной реакцией, – я устала.
– Согласен. – От него волнами исходит облегчение. Это только увеличивает мое отчаяние. И ставит под сомнения надежды о совместном будущем… когда мы, наконец, сможем сосредоточиться на нашем «жили долго и счастливо».
Глава 3
После того как мы покинули Центральный парк между нами повисло напряжение. По возвращению в номер Миллер решил скрыться в смежном с балконом кабинете, предоставив мне возможность самой себя развлекать. Ему нужно было поработать. Для него в порядке вещей потратить час-другой на звонки, но прошло уже четыре, а он не подает никаких признаков жизни.
Солнце согревает мое лицо, пока на балконе я лежу в шезлонге и мысленно желаю появления Миллера из кабинета. С момента прибытия в Нью-Йорк мы не проводили столько времени без физического контакта, и сейчас мне нужны прикосновения. После возвращения с прогулки мне ужасно хотелось разрядить обстановку. Когда он решил заняться делами, я испытала облегчение, но сейчас как никогда потеряна. Позвонила Нан и Грегори, но беседы вышли бессодержательные. Прочла половину книги по истории, которую вчера купил Миллер, но не могу вспомнить ни строчки.
Идет пятый час, а я извожу себя воспоминаниями разговора в Центральном парке и играю с кольцом. Вздыхаю, снимая его и возвращая на место, верчу пару раз и замираю, когда слышу шум за дверьми. Вижу, как двигается ручка, хватаю книгу, утыкаясь в нее носом, и надеюсь, что выгляжу увлеченной.
Двери скрипят, я отрываю взгляд от случайной страницы и нахожу стоящего на пороге и наблюдающего за мной Миллера. Босой, верхняя пуговица джинсов расстегнута, а рубашка сброшена. Копна темных волнистых волос растрепана, словно он проводил рукой по кудрям. Стоит только встретиться нашим взглядам, я сразу понимаю – именно этим он и занимался. Его глаза наполнены отчаянием. Потом он выдавливает из себя улыбку, и мое и без того разбитое сердце миллионами стрел пронзает чувство вины. Кладу книгу на стол, сажусь и подтягиваю колени к подбородку, обхватив ноги руками. Напряжение никуда не ушло, но когда этот мужчина вновь оказывается рядом, я обретаю утраченное умиротворение. Потрескивающие под кожей и устремляющиеся все глубже искры хорошо знакомы и действуют успокаивающе.
Облокотившись на дверной проем и небрежно засунув руки в карманы, он несколько мгновений стоит молча и размышляет. Затем вздыхает и, не говоря ни слова, подходит, устраивается позади меня на шезлонге. Я вынуждена подвинуться вперед, а он опускает руки мне на плечи и притягивает меня спиной к своей груди. Закрыв глаза, я словно вбираю его в себя: удары сердца и дыхание в моих волосах.
– Прощу прощения, – шепчет он, прижимаясь губами к моей шее, – я не хотел тебя расстраивать.
Начинаю выводить пальцем круги по ткани его джинсов.
– Все в порядке.
– Нет, это не так. Если бы я мог загадать одно желание, – начинает Миллер, медленно водя губами по моему уху, – мне бы хотелось стать для тебя идеальным. Ни для кого другого, только для тебя.
Я открываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом.
– Твое желание сбылось.
Он тихо смеется и прикасается к моей щеке.
– Ты, должно быть, самый прекрасный человек, когда-либо созданный богом. Здесь. – Его взгляд блуждает по моему лицу. – И здесь. – Он кладет ладонь мне на грудь. Нежно целует в губы, затем нос и щеки, и наконец, в лоб. – Там кое-что лежит для тебя на столе.
Я бессознательно отстраняюсь.
– Что там?
– Иди, посмотри. – Он подталкивает меня, а сам ложится на спину и жестом указывает на дверь. – Да побыстрей.
Перевожу взгляд с Миллера на дверь и обратно, пока он многозначительно не поднимает бровь, что придает мне уверенности, и я осторожно двигаюсь. С опаской прохожу балкон, сгорая от любопытства, чувствуя на спине обжигающий взгляд синих глаз, и когда добираюсь до двери, оборачиваюсь посмотреть через плечо. На его идеальном лице появляется намек на улыбку.
– Иди, – произносит он одними губами, хватая книгу со стола и пролистывая ее.
Плотно сжав губы, я иду к величественному столу; как только устраиваюсь в зеленном кожаном кресле, делаю вдох. Сердце бешено бьется о грудную клетку, когда вижу конверт, идеально расположенный по центру с нижней кромкой, параллельной краю стола. Берусь за кольцо и начинаю его вращать, обеспокоенная, настороженная и заинтригованная. Перед глазами стоит другой конверт, оставленный на столе Миллера в «Айс», с письмом, которое он написал, когда бросил меня. Не уверена, что хочу читать, но это Миллер положил его туда. Чтобы там ни было, это написал он, сочетание этих двух факторов имеет непосредственное отношение к появлению одной очень любопытной Оливии Тейлор.
Подхватив конверт, вскрываю, отмечая, что клей еще не высох. Достаю бумагу и медленно ее разворачиваю. Делаю глубокий вдох, и готовлюсь прочитать написанное.
Моя сладкая девочка,
Я никогда не позволю себе что-то меньшее, чем поклонение тебе. Каждый раз касаясь тебя или твоей души, я буду оставлять неизгладимый след в этой прекрасной головке навсегда и навечно. Я говорил все это прежде. В мире нет слов, которыми можно выразить мои чувства к тебе. В их поиске я внимательно прочитал английский словарь, но тщетно. Когда я пытаюсь высказаться, ничто не кажется подходящим. Кроме того я знаю, насколько глубоки твои чувства ко мне. И с трудом верю своему счастью.
Мне незачем представать перед священником в божьем доме, чтобы подтвердить чувства к тебе. Так или иначе, бог не задумывал нас, когда создавал любовь.
Ничего подобного никогда не существовало и вряд ли будет.
Если хочешь, это письмо станет официальным заверением того, что я никогда тебя не оставлю, и мы можем повесить его в рамке над кроватью. Если тебе угодно, я скажу эти слова вслух, стоя перед тобой на коленях.
Оливия Тейлор – ты моя душа. Свет. Причина, по которой я дышу. Никогда в этом не сомневайся.
Молю, будь навеки моей. Ибо обещаю, что я твой.
Не прекращай любить меня.
Навечно твой,
Миллер Харт,
целую.
Перечитываю письмо со стекающими по щекам слезами. Изящно подобранные слова поражают меня, заставляя по-настоящему понять любовь Миллера Харта. Поэтому читаю их снова и снова, каждый раз они задевают за живое, а мои чувства все усиливаются, пока я не превращаюсь в эмоциональную развалину, залившую слезами роскошный стол. Лицо болит и опухает от непрекращающихся рыданий. Миллер Харт идеально выражается. Мне известно, что он испытывает ко мне. Сейчас я ощущаю себя глупо и виновато за то, что засомневалась… и предала этому такое большое значение, даже если не сказала ничего вслух. Но он увидел мое внутреннее смятение. И принял во внимание.
– Оливия?
Резко поднимаю взгляд и вижу его в дверном проеме с печальным выражением лица.
– Я расстроил тебя?
Каждая ноющая мышца расслабляется, эмоционально истощенное тело опускается в кресло.
– Нет… я… просто… – поднимаю лист и размахиваю им, вытирая слезы, – не могу… – собираюсь с силами, чтобы произнести что-нибудь внятное и выговориться, – прости.
Встаю с кресла, стараясь удержать равновесие, и направляюсь к Миллеру. Слегка качаю головой, злясь на себя за то, что внушила ему, будто нуждаюсь в признании, хотя уже знаю о его чувствах.
Когда я уже в нескольких сантиметрах от него, Миллер протягивает руки, приглашая в свои объятия. Я буквально бросаюсь на него, ощущая, как ноги отрываются от пола, а он утыкается носом в любимое место.
– Не плачь, – успокаивает, крепче сжимая, – пожалуйста, не плачь.
Из-за эмоциональных переживаний не могу произнести ни слова, вместо этого отвечаю на неистовое объятие, наслаждаясь до боли знакомым телом. Мы стоим, сплетенные, целую вечность: я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, а Миллер терпеливо ждет. В конце концов он предпринимает попытку разъединить нас, и я позволяю ему это сделать. Затем падает на колени и утягивает меня вниз. Прекрасная улыбка встречает меня, его руки убирают мои волосы с лица, а большие пальцы собирают все еще бегущие из глаз слезы.
Он порывается заговорить, но вместо этого сжимает губы, и я вижу его душевные терзания при попытке озвучить желаемое. Поэтому говорю вместо него.
– Я никогда не сомневалась в твоей любви, и не имеет значения, каким образом ты это говоришь.
– Я рад.
– Мне не хотелось, чтобы ты чувствовал себя паршиво.
Его улыбка становиться шире, а глаза сияют.
– Я волновался.
– Почему?
– Потому что… – он опускает взгляд и вздыхает, – все мои клиентки замужем, Оливия. Благословенное кольцо и свидетельство, подписанное священником, ничего не значат для меня.
Меня не удивляет его признание. Я помню, как Уильям громко и ясно сказал, что у Миллера Харта нет моральных принципов. Пока не встретил меня, он считал вполне приемлемым спать с замужними женщинами за деньги. Я кладу кончики пальцев на его темный подбородок и поворачиваю его лицо к себе.
– Я люблю тебя, – заверяю, и он улыбается, одновременно грустно и радостно. Приветливо и угрюмо. – И я знаю, как ты мной очарован.
– Ты даже не представляешь насколько сильно.
– Позволю себе не согласиться, – шепчу, сунув его письмо между нами.
Миллер смотрит на него и на короткое мгновение наступает тишина. А потом он переводит взгляд на меня, и в нем плещется нежность.
– Я никогда не позволю себе что-то меньшее, чем поклонение тебе.
– Знаю.
– Каждый раз, касаясь тебя или твоей души, я буду оставлять неизгладимый след в этой прекрасной головке навсегда и навечно.
Я улыбаюсь.
– И это тоже.
Миллер хватает письмо и бросает его в сторону, затем берет меня за руки и смотрит в глаза.
– Я не могу поверить, что ты у меня есть.
Внезапно понимаю, что Миллер произносит написанные им же слова и делаю глубокий вдох, желая остановить его, сказать, что это совсем не обязательно, но замолкаю, когда он кончиками пальцев касается моих губ.
– Оливия Тейлор – ты моя душа. Свет. Причина, по которой я дышу. Никогда в этом не сомневайся. – Его челюсть напряжена, и хотя это сокращенная версия письма, слушая его признание, я еще сильней в нем убеждаюсь. – Молю, будь навеки моей. – Он достает из кармана маленькую коробочку. – Ибо обещаю, что я твой.
Несмотря на то, что я стараюсь не сводить с него глаз, чтобы не испортить момент, мой взгляд устремляется к крошечной подарочной упаковке. Мне любопытно. Когда он берет меня за руку и кладет по центру ладони коробочку, я наконец-то отрываю взгляд от загадочной кожаной упаковки и смотрю на него.
– Это мне?
Миллер медленно кивает и садится на корточки, я вторю ему.
– Что это?
Он улыбается, и появляется намек на его столь редкую ямочку.
– Мне нравится твое любопытство.
– Должа ли я ее открыть? – Пальцы тянутся к губам, и я покусываю кончик большого пальца. Меня переполняют всевозможные эмоции, мысли и чувства.
– Видимо, я единственный мужчина, который может утолить твое неуемное любопытство.
Я непринужденно смеюсь, переводя взгляд с коробки на задумчивого Миллера.
– Ты возбуждаешь это любопытство, Миллер, так что мое здравомыслие зависит от того, удовлетворишь ли ты его.
Он заражается моим весельем и кивает на коробочку.
– Открой ее.
Пальцы дрожат, эмоции бьют через край, когда я поднимаю крышку. Осмеливаюсь взглянуть на Миллера и вижу, что взгляд его синих глаз сосредоточен исключительно на мне. Он напряжен. Нервничает. Это состояние передается мне.
Медленно тяну крышку. Дыхание перехватывает. Кольцо.
– Это бриллиант, – шепчет он, – твой камень-талисман.
Я с трудом сглатываю, пробегая взглядом по толстому ободку, который венчает бриллиант в форме овала, окруженный с двух сторон камнями в форме слезинок. Камни поменьше разбросаны по ободку и красиво сверкают. Кольцо отделано белым золотом так, что каждая инкрустированная часть кажется отделенной. Никогда не видела ничего подобного.
