Текст книги "Одна откровенная ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Он сказал ей? Я, Миллер и Джордж смотрим на моего друга. Теперь четыре пары глаз устремлены на Грегори. Он шаркает ботинками по бетону и таращится на нас широко раскрытыми глазами, а мы все просто стоим, уставившись на бедного парня, ожидая его реакции. Он кашляет.
– Эм, да, все в порядке. Мы в порядке. А ты как, Нан?
– Отлично, – мгновенно отвечает она и подталкивает Джорджа локтем. – Пойдем заварим чай.
Все снова начинают двигаться и следуют за Нан и Джорджем к дому. Я быстро беру инициативу на себя и прохожу вперед, чтобы открыть входную дверь, позволяя всем пройти. Испытываю блаженство, когда бабушка вздыхает, переступая порог своего дома, такого знакомого и родного ей. И это мое удовольствие способно соперничать с тем, которое мне доставляет Миллер. Это какое-то могущественное блаженное место. Нахождение в бабушкином доме, наблюдение за ней, ощущение всей дерзости Нан на себе, отвлекает меня от тех вопросов, которые необходимо решить.
Входит Грегори, игриво подмигивая мне, что усиливает мое счастье, а за ним Миллер, который перехватывает у меня ручку двери и кивает, чтобы я зашла внутрь.
– Какой ты джентльмен, – поддразниваю я, оборачиваясь.
Вижу, что Нан ведет Джорджа на кухню в задней части дома. Ей следовало бы устроиться на диване или даже лечь спать. Будет сложно. Она невыносима! Закатываю глаза и уже собираюсь направиться к бабушке, чтобы установить несколько правил, но чувствую шлепок по заднице, который останавливает меня. Мгновенный укол боли. Потираю ушибленное место, стремясь уменьшить ощущение. Поворачиваюсь и вижу Миллера, закрывающего за собой дверь.
– Ай!
Ай? Слов нет. Миллер Харт, мужчина, который своими манерами заставляет меня стыдиться своей невоспитанности, только что шлепнул меня по заднице? Не погладил. Шлепнул. И сильно так.
Он поворачивается ко мне, его лицо, как всегда невозмутимо. Миллер вздыхает и снова поправляет свой костюм, в то время как я смотрю на него и жду… хоть чего-то.
– Ну же, дай мне хоть что-нибудь! – выпаливаю я, при этом продолжая потирать ушибленное место.
Он заканчивает поправлять и без того идеальный костюм, откидывает идеальные волосы с чертовски идеального лица. Во взгляде у него появляется темнота. Скрещиваю ноги.
– Еще один шлепок? – спокойно интересуется Миллер, а в глазах мелькает озорство.
Набираю воздуха в грудь и задерживаю дыхание, сильно кусая губу. Что на него нашло? Нан вывела его из себя?
– На самом деле прямо сейчас я хотел бы впиться зубами в твою прекрасную, такую милую попку.
Воздух стремительно покидает мои легкие. Сексуальное предвкушение подбирается ко мне и начинает пожирать. Каков мерзавец. Он ведь не собирается завершить то, что начал. Но от этого осознания мое желание не уменьшается. Черт бы его побрал!
Он приближается медленно, как будто охотясь. Слежу глазами за Миллером, пока он не нависает надо мной и не опаляет мою кожу дыханием.
– Милая Нан не в том состоянии, чтобы размахивать разделочным ножом. – Он многозначительно шевелит бровью.
Это, наверное, самое нетипичное из всех нетипичных действий Миллера, которые я только видела в течение наших отношений. Не могу ничего с собой поделать. Я распадаюсь на части перед ним, но он не отшатывается от меня, как я ожидаю. Миллер начинает смеяться, желание немного уменьшается, вместо него нарастает счастье. Неплохой компромисс.
– Не будь так уверен. – Я хихикаю, когда он берет меня за талию и поворачивает в своих объятиях, начиная вести вниз по коридору, положив подбородок мне на плечо. – Думаю, что в результате приема лекарств ее дерзость только возросла.
Миллер приближает свой рот к моему уху. Закрываю глаза и наслаждаюсь прикосновениями, которые он мне дарит.
– Не могу не согласиться, – шепчет он, покусывая мочку моего уха.
С разгорающимся вожделением мне не приходится бороться, потому что все желание пропадает, как только мы входим в кухню и видим Нан, набирающую воду в чайник. Внутри вскипает буря эмоций.
– Нан!
– Я пытался! – ахает Джордж, раздраженно вскидывая руки в воздух. – Она не слушает!
– Меня тоже, – вставляет Грегори, чтобы окончательно ввести в курс дела. Он опускается на стул у кухонного стола. Смотрит на меня и качает головой. – Я не готов к словесному избиению. В моей жизни и так было настоящее.
Из-за резкой шутки лучшего друга меня на долю секунды охватывает чувство вины, но потом вспоминаю о причине своего недовольства, когда чайник стучит о край раковины.
– Ради бога! – кричу, пролетая через кухню, когда бабушка слегка пошатывается.
Миллер спешит следом, слышу скрип двух стульев, указывающий на быстрые движения Грегори и Джорджа.
– Почему ты не можешь просто послушаться? – возмущаюсь я. Гнев и беспокойство смешиваются, заставляя дрожать, когда подхватываю бабушку.
– Перестань суетиться! – огрызается она в ответ, пытаясь оттолкнуть мои цепкие руки. – Я не инвалид!
Мне требуется масса терпения, чтобы не закричать на нее, и я поворачиваюсь, беспомощно глядя на Миллера, с удивлением замечая раздражение на его прекрасном лице. Он вытягивает губы в прямую линию, что обычно вызывает беспокойство, но сейчас я молча прошу, чтобы он помог урезонить мою упрямую бабушку.
– Что ж, – нетерпеливо бормочет он, забирая у Нан чайник и с грохотом ставя его на пол, прежде чем перехватить бабушку из моих рук. – Садитесь, миссис Тейлор. – Миллер проводит ошеломленную Нан мимо ошеломленных Джорджа и Грегори и усаживает в кресло.
Бабушка подозрительно смотрит на Миллера из сидячего положения. Он возвышается над ней, взглядом призывая к вызову. Но бабушка будто лишилась дара речи и шокировано приоткрывает рот. Миллер делает долгий, успокаивающий вдох, слегка подтягивает брюки на бедрах, затем опускается перед ней на корточки. Нан пристально следит за его движениями, пока они не оказываются на одном уровне. Она молчит, как и мы все.
– Вы будете делать то, что вам говорят, – начинает Миллер, быстро поднимая руку и приставляя палец к губам бабушки, когда она собирается ответить очередной колкостью. – Не-а, – обрывает он строго.
Может, я и не вижу его лицо, но прекрасно замечаю легкий предупреждающий наклон головы. Точно знаю, строгий взгляд и удерживает бабушку. Миллер медленно и аккуратно убирает палец, а она тут же возмущенно поджимает губы.
– Какой ты властный.
– Вы даже представить не можете, насколько, миссис Тейлор.
Нан тут же смотрит на меня, ища в моих глазах… не знаю, что. Но прекрасно понимаю, что нечто она видит, несмотря на все мои попытки сдержаться и скрыться. Тут же краснею. Проклинаю свои щеки за то, что так легко выдают меня. Опускаю взгляд.
– Миссис Тейлор, – зовет Миллер, спасая меня от дальнейшего разглядывания бабушкой, – я привык к вашей семейной дерзости. – Он тычет большим пальцем через плечо в мою сторону, и мне хочется объявить, что веду я себя так только в особых обстоятельствах. Но сдерживаюсь. Мудро. – К такому я привык.
– Молодец какой, – бормочет Нан, задирая нос. – И что же ты сделаешь? Отшлепаешь меня?
Я кашляю, маскируя смех. То же самое делают Джордж и Грегори. Бабушка просто нечто!
– Это не в моем стиле, – легкомысленно отвечает Миллер, не ведясь на ее подначку.
Это только усиливает раздражение Нан, а мы продолжаем хихикать. Даже слезы выступают от смеха. Это бесценно. Я отчаянно избегаю взгляда Джорджа и Грегори, зная, что они заставят меня согнуться пополам от смеха, как только увижу блеск веселья в их глазах.
– Вы знаете, как сильно я люблю вашу внучку, Жозефина?
Слова Миллера останавливают неудержимое хихиканье, и лицо Нан мгновенно смягчается.
– Могу представить, – тихо произносит она.
– Что ж, позвольте мне прояснить все для вас, – официально говорит Миллер. – Это чертовски больно. – Я замираю и смотрю, как лицо Нан над плечом Миллера буквально лопается от счастья. – Прямо здесь. – Он берет ее руку и кладет на свой пиджак. – Моя милая девочка научила меня любить, и от этого я люблю ее еще больше. Она для меня все. Видеть, что нечто приносит ей боль или заставляет грустить, наносит урон мне, Жозефина.
Стою позади и молчу. Грегори и Джордж тоже не произносят ни слова. Миллер разговаривает с бабушкой так, будто они одни в комнате. Не знаю, как он смог добиться послушания бабушки. Но это, однозначно, сработало.
– Я знаю это чувство, – бормочет Нан, грустно улыбаясь. Я готова заплакать. – Я испытывала такое когда-то.
Миллер кивает и протягивает руку, чтобы убрать с ее лба выбившийся седой локон.
– Оливия без ума от вас, дорогая леди. И я тоже.
Нан смущенно улыбается Миллеру и берет его ладонь в свою. Уверена, она еще и крепко сжимает ее.
– Ты тоже неплох.
– Рад, что это мы прояснили.
– О, и булочки у тебя что надо!
– Мне говорили, – смеется Миллер и наклоняется к бабушке, чтобы поцеловать ее в щеку.
Внутри все сжимается от счастья, хотя я должна по полу кататься от смеха из-за последней бабушкиной ремарки.
У Миллера никогда никого не было. А теперь есть я, да еще и моя бабушка в придачу. И степень его признательности внезапно становится очень ощутимой. Он тоже любит Нан. На другом уровне, конечно. Но его чувства сильны. Очень. И он доказывает их словами и действиями. С тех пор, как мы вернулись из Нью-Йорка.
– А теперь, – он встает, оставляя Нан сидеть с довольным и мечтательным видом, – Оливия уложит вас в постель. Я помогу Грегори сделать чай, а Джордж принесет его вам в комнату.
– Ну, раз ты настаиваешь.
– Именно так. – Миллер смотрит на меня с интересом, когда ловит на себе взгляд моих слезящихся глаз. – За работу.
Мысленно беру себя в руки и поднимаю Нан со стула, страстно желая сбежать от моего прекрасного мужчины, прежде чем он заставит меня рыдать при всех.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю, когда бабушка медленно выходит из кухни и шагает по коридору к лестнице.
– Как никогда, – отвечает она честно, мучительно дергая за струны моей души. Моя удовлетворенность вскоре исчезает и заменяется страхом. Потому что, как бы глубоко я не прятала это у себя в голове, скрывать вечно не смогу.
Грейси Тейлор.
Пытаюсь смириться. Но Нан не сможет.
– Он на тебе однажды женится, – заявляет она, вырывая меня из мучительных мыслей. – Помяни мое слово, Оливия. Никогда за все свои восемь десятилетий жизни, я не встречала такую сильную и чистую любовь.
Она осторожно поднимается по лестнице, я следую за ней и держу сзади, мой разум в вихре конфликта – неописуемого счастья и затмевающей печали.
– Миллер Харт любит тебя до смерти.
Глава 16
На то, чтобы поухаживать за Нан, у меня уходит больше часа. Наслаждаюсь каждым моментом, начиная с помощи в ванной и заканчивая укладыванием в постель. Вытираю и расчесываю волосы, помогаю надеть ночнушку с оборками и взбиваю подушки, прежде чем помочь ей забраться в постель.
– Держу пари, тебе это нравится, – тихо размышляет Нан, разглаживая постель вокруг себя. Она усаживается поудобнее, ее седые кудри идеально лежат на плечах.
– Мне нравится ухаживать за тобой, – признаю, воздерживаясь от того, чтобы сказать, что намного приятнее делать это, когда она в порядке.
Хочу, чтобы Нан поправилась и вернулась к норме. Возможно, она и вернула себе свой пыл, но я не обманываюсь мыслями о том, что бабушка полностью выздоровела.
– Не думай, что позволю тебе ускользнуть в тот пустой мир, в котором ты пряталась до появления Миллера, – говорит она, не отрывая взгляда от простыней. Останавливаюсь и смотрю на бабушку, которая косится на меня. – Просто, чтобы ты знала.
– Знаю, – успокаиваю ее, заталкивая тень сомнения, появившуюся в моем сознании, подальше.
Намного проще спрятаться снова, чем бороться с препятствиями, которые появляются в моей жизни.
– Я уже говорила это, Оливия, – продолжает Нан. Не нравится мне, куда она ведет. – Влюбиться легко. А вот удержать это чувство сложнее. Не думай, что я глупая и верю в идеальные отношения. Я вижу перед собой одурманенного мужчину. И такую же девушку. – Бабушка делает паузу. – И еще яснее я вижу демонов, которых скрывает Миллер Харт.
Дыхание сбивается.
– Также я вижу его отчаяние. У него не выйдет спрятаться от меня. – Нан наблюдает за мной, а я все еще не могу нормально дышать. – Миллер зависит от тебя, моя дорогая. Помоги ему.
Стук в дверь спальни отвлекает, пугая своей внезапностью. Несусь через всю комнату, чтобы открыть. Мое сознание кричит о необходимости побега, отчего я начинаю паниковать. Перед дверью стоит Джордж. Выражение лица недовольное, потому что он пытается не уронить поднос с чаем.
– Оливия, все в порядке?
– Да, – отвечаю я и отхожу, давая ему пройти.
– Она готова принять гостей? У меня чай.
– Отвези меня на танцы, Джордж! – кричит Нан со своего места, отчего посетитель улыбается.
– Полагаю, это да. – Он входит, улыбаясь еще шире, когда видит бабушку, аккуратную и опрятную. – Выглядишь потрясающе, Жозефина.
К моему удивлению, она в ответ не фыркает и не иронизирует.
– Спасибо, Джордж. – Бабушка постукивает по прикроватному столику, как знак поставить поднос, что он делает быстро и осторожно. – Ну-ка, давай посмотрим, насколько хорош твой чай.
– Никто не делает его так, как ты, Жозефина, – отвечает Джордж, в его голосе счастье. Он добавляет сахар в каждую чашку.
Наблюдаю за ними в течение нескольких минут, зависнув в дверном проеме. Улыбаюсь, когда вижу, как Нан хлопает Джорджа по руке, а тот радостно смеется. Он счастлив, что бабушка дома, а она, хоть никогда и не признает, рада, что Джордж рядом с ней, под одной крышей. Смена ролей может привести к тому, что между ними возникнет больше споров, чем обычно.
– Я буду внизу, – предупреждаю, пятясь из комнаты, но никто не отвечает на мое заявление.
Нан продолжает давать Джорджу точные инструкции, пока он пытается приготовить чай по ее стандартам. Напрасно старается. Никто не сможет сделать такой же хороший, как Нан.
Оставляю их, пусть вдвоем наслаждаются своей комедией. Расслабляюсь, потому что теперь не нахожусь под прицелом Нан.
Вскоре я оказываюсь кухне. Вижу Миллера, прислонившегося к столешнице, и Грегори, сидящего на стуле. Оба поворачиваются ко мне. Нахожусь под пристальным наблюдением, мне неловко, однако испытываю облегчение, ведь они хотя бы не поубивали друг друга. Но вскоре и оно исчезает. Ощущаю исходящие от мужчин тревожные флюиды. Быстро понимаю, почему эти двое так встревожены.
Миллер рассказал о моей маме. Все защитные механизмы приходит в действие. Жду, пока кто-то из них первым нарушит молчание. А когда это не происходит, беру ситуацию в свои руки.
И зарываю голову глубже в песок.
– Бабушка в кровати, в порядке, и Джордж с ней. – Направляюсь к раковине и погружаю руки в мыльную воду. – Она выглядит неплохо, но ей нужно соблюдать постельный режим хотя бы неделю. – Я мою и ставлю несколько грязных кружек на слив, а потом ищу еще грязную посуду, чтобы занять руки. – Это будет непросто.
– Оливия? – Миллер подходит ко мне. Закрываю глаза и сдаюсь, продолжая шарить руками в мыльной воде. – Думаю, ты закончила.
Миллер достает мои руки и начинает вытирать их кухонным полотенцем, но я отмахиваюсь и делаю это сама.
– Мне нужно протереть стол. – Бросаю мокрую ткань на столешницу, отчего Грегори смещается назад. Не упускаю из виду настороженный взгляд, который он бросает через мое плечо в сторону Миллера. – Дом должен быть в полном порядке. – Яростно тру деревянную столешницу, убирая грязь, которой нет. – Бабушка расстроится и начнет сама убираться.
Чувствую, как меня хватают за запястья и удерживают.
– Достаточно.
Поднимаю глаза от сшитого на заказ костюма к шее и челюсти. Миллер пристально смотрит на меня своими голубыми глазами. В них мелькает сочувствие. Но оно мне не нужно. Хочу просто жить дальше.
– Я не готова, – шепчу, сглатывая ком в горле, и взглядом умоляю Миллера оставить меня в покое.
– И я не хочу подвергать тебя еще большей боли. – Он вырывает у меня из рук тряпку, аккуратно складывает ее, а я молча благодарю его и стараюсь успокоиться. – Я останусь здесь на ночь, так что мне нужно заскочить домой и забрать кое-какие вещи.
– Хорошо, – соглашаюсь, разглаживая подол сарафана.
– Да, мне тоже пора.
Грегори встает и протягивает руку Миллеру, который резко кивает и принимает ее. Своими действиями он без слов успокаивает моего лучшего друга.
Их вежливость в другое время обрадовала бы меня. Но не сейчас. Они будто в отчаянии, поэтому объединились… чтобы справиться с хрупким беспризорником. Не могу сдержать волну негодования. Это только шоу. Они учтивы не от осознания, что это сделало бы меня счастливой. Они ведут себя так из-за боязни, что я не вынесу их вражды.
Грегори подходит и обнимает меня. Пытаюсь найти силы, чтобы ответить. Внезапно ощущаю себя по-настоящему хрупкой.
– Позвоню тебе завтра, малышка.
Киваю и отстраняюсь.
– Я провожу тебя.
– Хорошо, – отвечает Грегори и выходит из кухни, махнув на прощание Миллеру. Не замечаю реакции Миллера, потому что уже иду к выходу.
– Эта женщина настоящая бомба! – смеется Джордж, а я поднимаю глаза и вижу, как он тяжело спускается по лестнице. – Но она вымоталась. Я ушел, чтобы дать ей поспать.
– Ты уходишь, Джордж?
– Да, я приду завтра в полдень. У меня есть парочка заказов.
Джордж доходит до последней ступени и тяжело вздыхает.
– Теперь твоя очередь присматривать за ней.
Он слегка сжимает мое плечо.
– Я отвезу тебя домой, Джордж, – предлагает Грегори, размахивая ключами. – Если ты не против сидеть рядом с инструментами.
– Ха! Во время войны приходилось разделять пространство с предметами похуже, сынок.
Грегори натянуто улыбается и проходит мимо меня, открывая дверь Джорджу.
– Расскажешь мне об этом по пути домой.
– У тебя волосы встанут дыбом!
Мужчины уходят по садовой дорожке. Джордж рассказывает о военных буднях, Грегори время от времени натянуто смеется в ответ. Закрываю дверь, отгораживаюсь от мира, но вскоре осознаю, что собственный мозг заткнуть не в силах. Я просто обманываю себя. Находиться здесь, в этом доме, знать, что Нан в безопасности на втором этаже, а Миллер суетится с совершенствованием всего вокруг, не работает так, как я надеялась. Шокирующе точный вывод бабушки только усугубил ситуацию.
Вдали звонит телефон, отчего я стону, но не спешу к нему. Все, с кем я хотела бы поговорить либо находятся со мной в одном доме, либо только что ушли. Возвращаюсь на кухню, но не нахожу там Миллера. В сумке ищу источник раздражающего звука. Тут же отклоняю вызов, замечая шесть пропущенных от Уильяма. Выключаю мобильный и бросаю в сторону, сердито глядя на него.
А затем отправляюсь на поиски Миллера. Он в гостиной сидит на диване. В его руках книга. Черная. И он увлечен содержанием.
– Миллер!
Он тут же заметно подпрыгивает, а я подбегаю и выхватываю книгу из его рук.
– Где ты это взял? – спрашиваю зло, убирая за спину и пряча от него предмет… я смущена.
– Она была тут, на диване, – указывает он на край, и в моей памяти всплывает картинка, как я бросаю книгу после чтения. Как я могла быть такой беспечной?
– Ты не должен читать это! – выпаливаю, ощущая, как эта ужасная штука обжигает ладони. Будто она оживает. Отмахиваюсь от этих мыслей, пока они не зашли слишком далеко и незаслуженно не захватили все мое внимание. – Предавался воспоминаниям, да? – осведомляюсь я. – Напоминаешь себе о том, чего тебе не хватает?
Я начинаю сожалеть о жестоком выпаде до того, как лицо Миллера искажается от боли, а потом сожаление усиливается, когда эта боль превращается в гнев. Мои слова были лишними и слишком злыми. Я не это имела в виду. Я срываюсь не на том человеке.
Миллер медленно выпрямляется во весь рост, лицо его приобретает характерную невозмутимость, и он занимается тем, что поправляет рукава пиджака, а затем галстук. Переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь придумать хоть что-нибудь, чтобы искупить свою вину. Ничего. Я не могу забрать слова назад.
– Прости.
Опускаю голову, пристыженная. Стараюсь не поддаться искушению и не сжечь книгу.
– Ты прощена, – отвечает Миллер совсем неискренне, проходя мимо меня.
– Миллер, пожалуйста! – Тянусь за ним, чтобы схватить за руку, но он уворачивается. – Миллер.
Он поворачивается, отбрасывая меня назад своим свирепым взглядом. Челюсть сжата, грудь часто вздымается. Замечаю в нем жесткость, говорящую о нынешнем душевном состоянии. Тяжесть взгляда буквально придавливает. Миллер указывает на меня.
– Никогда не говори так, – предупреждает он. – Никогда! Слышишь?
Он выбегает, хлопая дверью. А я остаюсь. Не могу сдвинуться с места после такой вспышки ярости. Миллер никогда не злился на меня так сильно. Он выглядел так, будто готов разбить что-нибудь. И я, конечно, уверена, что он никогда и пальцем меня не тронет. В этот момент боюсь, что кто-то может попасться под горячую руку.
– Блядь! – Я слышу, как он матерится, а затем его шаги приближаются.
Застываю на месте, пока Миллер не появляется в дверях гостиной. Он направляет палец в мою сторону.
– Ты остаешься здесь. Поняла?
Не знаю, что произошло. Что-то в его приказе заставляет меня двигаться и встать перед ним до того, как я успеваю взвесить все «за» и «против». Бью его по руке.
– Не указывай мне!
– Оливия, не дави на меня.
Совсем не важно, что я не планирую никуда идти и оставлять бабушку одну. Это принцип.
– Да отвали!
Миллер сжимает челюсти.
– Прекрати все усложнять! Ты останешься здесь!
Перед глазами встает красная пелена, и я выпаливаю то, что удивляет нас обоих.
– Ты знал?
Миллер втягивает шею, хмурость исчезает.
– Что?
– Ты знал, что она вернулась? – кричу я, думая о том, как же хорошо Миллер справился с ситуацией. Никакого шока. Спокойствие, будто он знал и был готов. – Когда я сходила с ума, а ты успокаивал меня, ты знал?
– Нет.
Он не сдается, но я не верю. Миллер способен на все, лишь бы уменьшить мою боль. Мы молчим. Тед увиливал от ответа, Уильям игнорировал меня, а Миллер практически уронил телефон на стол, когда услышал имя Грейси. А затем я вспоминаю о звонке Сильвии с предупреждением об ищущей меня женщине. Описание подходит Софии, но и моей матери тоже. Ясность – замечательная вещь.
Кровь вскипает в венах.
– Ты попросил Уильяма скрыть это от меня, да?
– Да, блядь, я сделал это! – кричит Миллер, поражая меня. – И мне не жаль! – Он почти агрессивно обхватывает мое лицо ладонями, касается моего носа своим и смотрит в глаза. – Я. Не. Знал. Что. Мне. Делать.
Из-за его хватки не могу говорить. Киваю. Мной овладевают эмоции. Напряжение, волнение и страх. Миллер пытался защитить меня от еще большей боли.
– Не уходи. – Он изучает мое лицо, взглядом блуждая повсюду, и хотя это приказ, я знаю, что Миллер желает моего согласия.
Снова киваю.
– Хорошо, – говорит Миллер, а затем решительно целует.
Он отпускает меня. Отступаю назад и возвращаюсь к реальности, видя, как он исчезает.
Дверь громко хлопает.
Затем я рыдаю навзрыд, при этом стараясь быть максимально тихой, чтобы не разбудить бабушку. Глупо. От нашей громкой ссоры она и так могла проснуться. Мои жалкие приглушенные всхлипы не побеспокоят ее.
– Все в порядке, мисс Тейлор?
Поднимаю взгляд и вижу Теда в дверях гостиной.
– Да, – я потираю глаза, – просто устала.
– Понимаю, – отвечает он, и я слабо улыбаюсь.
– Ты тоже знал, что она вернется?
Тед кивает, опуская взгляд.
– Не мне это рассказывать, дорогая.
– Так ты знал ее.
– Все знали Грейси Тейлор. – Он улыбается, по-прежнему не поднимая глаз.
Тед будто боится, что я потребую от него большего, если он посмотрит на меня. Но я не сделаю этого. Не хочу знать.
– Тебе лучше занять свою позицию. – Показываю на пространство позади себя, на его суровом лице появляется удивление. – Прости, что снова ушла, не предупредив.
Тед усмехается.
– Ты в порядке. Это самое главное.
Он проходит к окну и занимает свое место, и я некоторое время наблюдаю за ним, вспоминая его умелое вождение.
Из-за этого не могу сдержаться и спрашиваю:
– Как долго ты работал на Уильяма?
– Двадцать пять лет.
– А чем занимался до этого?
– Служил в армии.
– Ты был солдатом?
Тед не отвечает, лишь кивает, тем самым показывая, что больше не хочет разговаривать, поэтому отстаю от него. Поднимаюсь и иду в ванную, надеясь, что горячий душ поможет излечить не только ноющие мышцы, но и душу с сердцем. Давление на нас только усиливается. Каждый пытается взвалить все на свои плечи. Напряжение скоро сломает нас.
После душа стою перед раковиной и смотрю в зеркало. У меня под глазами темные круги. Только долгий сон и решение всех проблем избавит меня от них. Вздыхаю и открываю зеркальный шкаф, ругаясь, когда с полок в раковину со звоном падает груда косметики.
– Черт, – ворчу я, сгребая тюбики и баночки одну за другой и ставя их на место. Почти заканчиваю, остались тампоны…
Тампоны.
Смотрю на коробку. Тампоны. Задержка. У меня не бывает задержек. Никогда. Не нравится мне нервозность, разрастающаяся в моей груди, и кровь, пульсирующая в висках. Пытаюсь вспомнить, когда у меня были последние месячные. Три недели назад? Четыре? Их не было в Нью-Йорке. Черт.
Бегу в спальню и нахожу пустую упаковку экстренной контрацепции.
Вытаскиваю брошюру, неуклюжими пальцами разворачиваю ее и кладу на кровать. Китайский. Немецкий. Испанский. Итальянский.
– Где, черт возьми, английский? – возмущаюсь, поворачивая бумажку и бросая на кровать.
Следующие двадцать минут я снова и снова читаю. Ничего нет. Кроме некоторой вероятности успеха. Никакой гарантии. Некоторые женщины беременеют. Процент маленький, но он есть. Кровь отливает от головы. Комната начинает кружиться. Быстро. Падаю на спину и смотрю в потолок. Мне жарко и одновременно холодно. Потею и чувствую, что не могу дышать.
– Блядь…
Не знаю, что делать. Пустота. Я совершенно сбита с толку. Телефон! Возвращаюсь к жизни и бегу вниз, на кухню. Трясущиеся руки не слушаются, как и мои глупые пальцы
– Черт возьми! – Я топаю ногой, затем стою неподвижно, втягивая воздух в легкие, и выдыхаю.
Вернув спокойствие, снова пытаюсь. Успех. Открываю календарь. Снова и снова перебираю дни, считаю, думая, что среди безумия совершила колоссальную ошибку. Да. Раз за разом считаю и прихожу к одному и тому же выводу. Неделя задержки.
– Блядь.
Прислоняюсь к столешнице, кручу в руках мобильный. Мне нужно в аптеку. Я должна убедиться. Возможно, зря нервничаю. Уже восемь часов вечера. Но есть же круглосуточные аптеки. Ноги начинают действовать раньше, чем мозг. Шагаю по коридору. Но когда разум включается, я останавливаюсь и возвращаю куртку на вешалку.
Нан. Весь запал тут же испаряется. Не могу уйти, как бы это ни было важно. Не прощу себе, если с ней что-то случится, пока меня не будет. Плюс Тед продолжает следить. Он не будет терпеть мои исчезновения в духе Гудини. Рано или поздно поймет, что я не стою хлопот, и он уйдет.
Сажусь на нижнюю ступеньку лестницы и опускаю голову на ладони. Стоило только решить, что ситуация не может стать более безнадежной, сразу в бесконечном листе дерьма появляется очередной пункт, с которым надо справиться. Не хочу. Хочу свернуться калачиком, чтобы Миллер окружил меня заботой и защитил от унылого мира. Его образ всплывает у меня в голове, помогая хоть как-то справиться с тревогой. А затем вспоминаю его злость.
Он не разговаривает со мной. Но мне не хотелось бы слышать слова Миллера в этой ситуации. Рычу и тру лицо, пытаясь избавиться… от всего. Я идиотка. Причем первоклассная. Дура, которой пора перестать обманывать себя и столкнуться лицом к лицу с проблемами и решить их с помощью тейлоровской дерзости. Куда делась моя простая, мирная жизнь?
Миллер прав.
Я не могу с этим справиться.
