Текст книги "Одна откровенная ночь (ЛП)"

Автор книги: Джоди Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12

Алкоголь и усталость наваливаются на меня. Голова кружится, а ноги как желе. Пока мы двигаемся через вестибюль его дома, Миллер подхватывает меня на руки и идет дальше.

– Там, где ты и должна быть, – шепчет он, прижимаясь губами к моему виску.

Руки обвивают его шею, голова удобно устраивается у него на плече, глаза закрываются, наконец-то уступая усталости. Моя слабая просьба о том, чтобы меня отвезли к Нан, была отклонена. Я и не спорила. Он нуждается в спокойствии, и я знаю, что мое нахождение в его квартире приблизит его к достижению этой цели.

Пока мы не выйдем завтра утром.

Черная блестящая дверь приветствует нас и вскоре открывается и мягко закрывается, отрезая мир снаружи. Глаза остаются закрытыми, пока меня несут вперед. Знакомый запах чистоты моего окружения успокаивает еще сильнее. Это не тот приятный запах дома Нан, но я счастлива быть здесь с Миллером.

– Можешь встать ради меня? – спрашивает он, поворачиваясь ко мне лицом. Киваю и ослабляю хватку, позволяя ему мягко поставить меня на ноги. Сосредоточенность его лица, пока он медленно и заботливо раздевает меня, приводит в восторг. Все обычные привычки здесь с нами – он сложил вещи перед тем, как убрать их в корзину для белья, его мягкие губы слегка приоткрыты, в глазах море эмоций. Как только он справляется со своей задачей, смотрит на меня с молчаливым требованием, поэтому я подхожу к нему и начинаю медленно раздевать, даже складываю пропитанную кровью рубашку, прежде чем положить ее в корзину, несмотря на то, что ей место в мусорной корзине. Не обращать внимания на колотую рану и кровь, чтобы позволить глазам наслаждаться его совершенством, невозможно. Его руки, грудь, челюсть покрыты красными пятнами. Не уверена, какая кровь принадлежит Миллеру, а какая парню, который так неожиданно появился из моего мерзкого прошлого. Трудно представить более неподходящее время, но я сомневаюсь, что реакция Миллера была бы менее жестокой, если бы тот возник в любой другой ситуации.

Протягиваю руку и осторожно дотрагиваюсь кончиками пальцев до раны, пытаясь определить, нуждается ли она в профессиональном внимании.

– Тут не болит, – тихо говорит он, убирая мою руку, и кладет ее себе на сердце. – Здесь мое единственное беспокойство.

Слабо улыбаясь, я упираюсь в его грудь и прижимаюсь к нему, обхватывая руками и ногами.

– Я знаю, – бормочу ему в шею и наслаждаюсь ощущением его густых волнистых волос, щекочущих нос, и жесткой щетины на щеке.

Сильные руки скользят по моей заднице, стройные ноги шагают в сторону душа. Моя спина прижимается к кафелю в тот момент, когда мы заходим, и он отстраняется, лишая мое лицо тепла своей шеи.

– Я просто хочу помыть нас, – заявляет Миллер, слегка нахмурившись.

– Уточни. – Я прихожу в восторг, когда вижу, как уголок его рта дергается, а в глазах появляется игривый блеск.

– Как пожелаешь. – Он протягивает руку, включает душ, и в тот же момент на нас льется теплая вода. Его волосы прилипают к голове, с груди начинает стекать кровь.

– Желаю.

Он слегка кивает и тянется назад, чтобы убрать мои бедра со своей талии, а затем делает тоже самое с руками. Я стою, прислонившись спиной к стене, и внимательно наблюдаю за Миллером. Он наклоняется, ладонью касается стены рядом с моей головой, а его нос в миллиметре от моего.

– Я собираюсь провести руками по каждому изгибу твоего идеального тела, Оливия. И собираюсь смотреть, как ты извиваешься и пытаешься сдержать желание. – Кончики его пальцев оставляют огненный след на моих мокрых бедрах. Я уже едва сдерживаюсь, и он это знает.

Откидываю голову назад и приоткрываю губы, чтобы вдохнуть больше воздуха.

– Я собираюсь уделить особое внимание именно здесь. – Тепло разливается во мне, когда Миллер нежно проводит вперед и назад по моей пульсирующей киске. – И здесь. – Опускает голову к моей груди и втягивает чувствительный сосок в теплый рот.

Задерживаю дыхание и ударяюсь головой о стену позади себя, не поддаваясь естественному инстинкту схватить его, почувствовать, поцеловать.

– Расскажи, каково это, – приказывает он, сжимая зубами мой сосок и посылая острый укол боли вниз, пока пальцами скользит взад и вперед, непрерывно и спокойно. Отстраняю попку в жалкой попытке избежать искр удовольствия, но в конце концов толкаю бедра вперед в попытке поймать эти ощущения и заставить их длиться вечно.

– Хорошо. – Мой голос не что иное, как хриплый, наполненный наслаждением вздох.

– Уточни.

Я качаю головой, не в состоянии выполнить его требование.

– Ты хочешь прикоснуться ко мне?

– Да!

– Ты хочешь поцеловать меня?

– Да, – выкрикиваю я, собираясь положить ладонь на его руку, чтобы увеличить давление на мой клитор, но бог знает, где я нахожу силу воли, чтобы остановить себя.

– Тогда делай все это. – Это требование и всего через секунду я атакую его рот, руками отчаянно обхватывая его. Он кусает мою губу, и я кусаю его в ответ, заставляя рычать.

– Черт возьми, делай все, что хочешь со мной, сладкая девочка.

Поэтому я хватаю его член и сжимаю. Он твердый. Он горячий. Миллер откидывает голову назад и кричит, пальцами работая быстрее над моими пульсирующими нервами, приближая меня все ближе и поощряя мою руку работать над его стояком.

– Черт! – выдыхает он и роняет голову. Его лицо искажается, челюсть напрягается и каждая черта заостряется. Мой зарождающийся оргазм ускоряется под силой пронизывающих глаз, и я начинаю двигать бедрами навстречу его движениям.

Он делает то же самое.

Мы поддерживаем зрительный контакт, доводя друг друга до конца. Я протяжно стону. Миллер тяжело дышит мне в лицо. Капли воды скапливаются на темных ресницах, отчего его и без того горящие глаза дико блестят.

– Я кончаю! – выкрикиваю я, пытаясь сконцентрироваться и ухватить удовольствие, от которого у меня кружится голова, и в то же время стараюсь поддерживать темп руки, чтобы Миллер тоже достиг оргазма. – Кончаю!

Все очень быстро – я переставляю ноги, чтобы не упасть, Миллер сильнее прижимается ко мне, наши рты встречаются и неистово работают.

– Черт побери, кончай, Оливия!

Я так и делаю. Его приказ сводит меня с ума. Кусаю его язык, впиваюсь ногтями в его плоть, и сильно сжимаю член, чувствуя, как он резко пульсирует в моей руке.

– Ооох, чееерт, – стонет он и, ослабнув и повалившись на меня, прижимает к стене. Я ощущаю тепло его спермы у себя на животе даже сквозь горячую воду. – Просто держи его, – шепчет он, – не отпускай.

Я делаю как велено, медленно успокаивая его, и мягко толкаюсь бедрами в его руку. Мое сердце бешено колотится. Разум сосредоточен только на том, чтобы пережить вспышку удовольствия. Он прижимает меня к стене своим длинным телом и утыкается лицом в шею. Мы тяжело и прерывисто дышим. Наши сердца стучат, едва не вырываясь из прижатых друг к другу тел. И наши миры идеальны.

Но только в этот момент.

– Я даже не намылил нас, – выдыхает Миллер, обводя кругами мою киску, а затем медленно толкаясь в меня. Прикрыв глаза, я сжимаю вокруг него внутренние мышцы. – И все-таки мне кажется, что мы уже стали чище.

– Отнеси меня в кровать.

– И дать тебе твое? – Он кусает мою шею, а затем нежно посасывает, снова кусает и сосет.

Я улыбаюсь, несмотря на изнеможение и, отпуская его полувозбужденный член, начинаю выводить круги на его плечах. Прижимаюсь лицом к его лицу, пока не заставляю его освободить мою шею, и нахожу его губы.

– Я хочу, чтобы меня касалась каждая частичка тебя, – бормочу, не отрываясь от его губ. – Не отпускай меня всю ночь.

Он стонет и углубляет поцелуй, вдавливая меня в стену еще сильнее. Мы переплетем языки, нежно лаская друг друга. Я могла бы целовать Миллера Харта вечно и знаю, что он испытывает то же самое.

– Разреши вымыть нас.

Чувство потери физически ощутимо, когда он быстро целует меня в губы и находит гель для душа.

– Давай посмотрим, как быстро ты сможешь это сделать, – поддразниваю я.

Миллер прекращает выдавливать гель на ладонь и бросает на меня понимающий взгляд.

– Мне нравится проводить с тобой время. – Бутылка возвращается на законное место, и он начинает взбивать пену на ладонях. Стоя передо мной, выдыхает горячий воздух мне в лицо, а затем лениво моргает сверкающими голубыми глазами. – И ты знаешь это, Оливия.

Я задерживаю дыхание, прикрываю глаза и готовлюсь к его прикосновениям. Он начинает с моих лодыжек – медленные, нежные, вращение уносят прочь сегодняшнюю грязь. Пока мне неторопливо омывают ноги, разум пустеет, и я наслаждаюсь горячими прикосновениями. Без спешки. И я счастлива, что это так.

– Что теперь будет? – Я задаю вопрос, которого избегала с тех пор, как мы ушли из клуба. Мы вместе, надежно заперты в квартире Миллера, но так не может продолжаться вечно.

– Думаю, София передаст Чарли мои слова.

– Чарли знает, что София влюблена в тебя?

Он издает короткий смешок.

– У Софии нет желания умирать.

– А у тебя?

Миллер делает глубокий вдох и смотрит мне прямо в глаза.

– Нет, сладкая девочка. Теперь у меня неудержимое желание жить. Ты подарила мне это желание, и даже дьявол не помешает мне провести вечность с моим кем-то.

Протягиваю руку и касаюсь еще щеки.

– А Чарли – дьявол?

– Практически, – шепчет он.

– И ты со всем разобрался?

– Да. – Его голос звучит уверенно.

– Расскажешь мне?

– Нет, детка. Просто знай, что я твой, и все это очень скоро закончится.

– Прости, что все усложнила. – Больше ничего не говорю. Он понимает, что я имею в виду.

– Осознание, что в итоге мы будем вместе облегчает ситуацию, Оливия. – Очень осторожно он протягивает руку и стягивает резинку с моих волос. И чуть не вздрагивает, когда мои некогда знаменитые длинные волосы едва падают мне на плечи. – Зачем? – шепчет он, осторожно расчесывая и не отводя глаз от изрезанных прядей.

– Не надо. – Я опускаю голову, испытывая невероятные угрызения совести, но не потому, что буду скучать по копне непослушных светлых волос, а из-за осознания, что Миллер будет скучать по ним сильнее.

– Что ты почувствовала бы, сбрей я свои волосы?

В ужасе вскидываю глаза. Я люблю его волосы. Они уже длиннее. Когда высыхают, его волнистые пряди взъерошиваются и беспорядочно топорщатся на затылке. И мой любимый непослушный локон естественным образом падает на лоб… Нет, нет, нельзя.

– Полагаясь на интуицию, – выдыхает он мне в лицо, – предположу, что, судя по выражению твоего лица, это было бы очень больно.

– Да, так и есть. – Я не могу отрицать, и не делаю это. Прекрасная шевелюра – часть моего совершенного мужчины. Будет больно, если испортить любую его часть. – Но я бы не стала любить тебя меньше, – добавляю я, гадая, к чему он клонит.

– И я тоже, – бормочет он, – но следует знать, что я запрещаю тебе когда-либо снова их стричь. – Он берет шампунь и выдавливает немного мне на голову.

– Не буду, – заверяю его. Сомневаюсь, что вообще возьму ножницы в руки после того что сделала, и я имею виду с Миллером, а не с волосами. Он зарывается руками в оставшиеся локоны, а мой взгляд падает на колотую рану у него на плече.

– И я имею в виду не только тебя.

Я вдруг хмуро смотрю на его грудь, но Миллер поворачивает меня лицом к стене, так что я не в состоянии показать ему свое замешательство.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, пока он намыливает мою шевелюру.

– Хоть когда-то, – бросает он коротко и резко без всяких уточнений. Меня разворачивают обратно и ставят под струю воды, чтобы смыть пену.

– Хоть когда-то что?

Он не смотрит на меня, просто продолжает свое занятие, не обращая внимания на мое недоумение.

– Я запрещаю тебе вообще хоть когда-то подстригаться. Неважно у кого.

– Никогда? – шокировано выпаливаю я.

Он поворачивает ко мне невозмутимое лицо. Я знаю это выражение. Миллер непреклонен. Мои пряди добавлены в список обсессивных привычек. Он, возможно, отказался от некоторых из них, но собирается компенсировать их новыми… например, моими волосами.

– Я так и сказал, разве нет? – Он совершенно серьезен. – Я осознаю, что это может показаться неразумным, но это мое желание и мне хотелось бы, чтобы ты согласилась.

Я шокирована его высокомерием, хотя на самом деле не должна. Слишком много раз сталкивалась с ним раньше.

– Ты не можешь командовать, что мне делать с прической, Миллер.

– Очень хорошо, – он небрежно пожимает плечами и втирает немного шампуня в свои волосы, прежде чем ополоснуться, – тогда я побреюсь налысо.

От его угрозы резко распахиваю глаза, но быстро сдерживаю негодование, наверняка зная одно.

– Ты любишь свою шевелюру так же, как и я, – заявляю уверенно и… самодовольно.

Немного кондиционера наносится на столь любимые им пряди, небрежно и спокойно, пока я стою, прислонившись к стене, балдея от его высокомерия. Он ныряет под душ, смывая состав, а затем аккуратно откидывает волосы назад. Моя улыбка становится шире. Миллер напряженно думает об этом, а когда делает глубокий вдох, то замечает мое веселье. Прислоняет руку к стене рядом с моей головой, приближая лицо к моему.

– Ты готова пойти на такой риск? – Скользит губами по моим, но я дерзко отворачиваюсь.

– Может быть.

Ощущаю исходящее от него тепло, в то время как его грудная клетка расширяется от негромкого смеха.

– Ладно, – шепчет он мне на ухо, – я обещаю побриться налысо, если ты хотя бы взглянешь на парикмахера. – В шоке делаю большой глоток воздуха, поворачиваю лицо обратно к нему и обнаруживаю дерзко вскинутые брови.

– Ты не станешь.

– А ты попробуй. – Его губы прижимаются к моим, и на мгновение я застываю от невероятного поцелуя. – Много всего я поменял с тех пор, как влюбился в тебя, Оливия Тейлор. – Миллер покусывает мою губу, и сердце наполняется счастьем. – Не думай, что я не выполню свое обещание.

Он любит меня. Я не обратила особого внимания, когда он проорал это Софии в «Айс». Либо не поверила в это, либо не осознала. Но теперь эти слова отзываются в душе, наполняя меня теплом.

– Мне все равно, – заявляю я. – Ты только что сказал, что любишь меня. Делай все, что тебе захочется.

Он смеется. По-настоящему смеется, запрокинув голову. Глаза безумно блестят, тело бесконтрольно трясется. Я становлюсь ни на что не способной. Даже дышать не могу. В молчаливом изумлении наблюдаю, как мой прекрасный мужчина разваливается передо мной на куски, и качаю головой, чуть ли не плача.

– Оливия, – кашляет он, поднимая и укачивая меня в своих сильных руках, – я всегда говорю, что люблю тебя.

– Нет, не так, – возражаю я, – ты говоришь, что очарован. – Мы направляемся к огромной кровати, и меня аккуратно укладывают сверху. Начинаю ворочаться под простынями, пока он избавляется от подушек, убирая их в сундук в изножье.

– Может быть, я не использую слова, но это есть… каждый раз, когда смотрю на тебя. – Миллер проскальзывает в постель и укладывается сверху, раздвигая мои ноги и удобно устраиваясь между ними. Он смотрит на меня с едва заметной улыбкой. – Это написано на тебе, – шепчет он, оставляя поцелуй на моем растерянном лице. – Я пишу это глазами на разных частях твоего тела каждый раз, когда смотрю на тебя. – Он оставляет дорожку поцелуев до моих губ и глубоко погружает между ними язык. Ирония моего удовлетворения после такого болезненного дня заставляет голову кружиться. Меня постоянно бросает от абсолютного восторга к полному отчаянию. – И я написал это на тебе физически.

Хмурю лоб, несмотря на улыбку от того, что он с любовью продолжает колдовать над моим ртом. Но потом приходит осознание.

– В студии, – бормочу ему в губы, – ты написал это на моем животе красной краской. – Я хорошо это помню, а еще помню, что он размазал все прежде, чем я хотя бы успела взглянуть.

– Верно. – Миллер отстраняется и смотрит на мое улыбающееся лицо. Он чувствует меня везде, но прямо сейчас своими невероятно гипнотизирующими, ярко-голубыми глазами прикасается к моей душе. – Я буду любить тебя до последнего вздоха, Оливия Тейлор. – Он берет меня за руку и подносит к губам мое бриллиантовое кольцо. – Вечность.

– Этого недостаточно, – улыбаюсь.

– Тогда и дольше тоже, – шепчет он.

Глава 13

Конечно же, утром, когда я прихожу в себя, он прижимается ко мне. Миллер все еще лежит между моих бедер, головой зарывшись мне в шею. Его руки покоятся по обе стороны от моей головы, обнимая. Я зарываюсь носом в его волосы и вдыхаю аромат, целую вечность скольжу кончиками пальцев по резким, четко очерченным мышцам его спины.

Это другой день. Новый день. День, который я не хочу встречать. Но пока в ловушке под Миллером, я в безопасности и счастлива, мне не нужно волноваться. Поэтому снова закрываю глаза и проваливаюсь в полубессознательное состояние.

Это похоже на День сурка. Глаза распахиваются, и я быстро оцениваю окружающую обстановку. Все в точности также же, как было, когда я закрывала глаза до этого. Оба раза. Мой разум рискует отвлечься на неприятные мысли, но в голову неожиданно приходит, что сегодня пятница.

Нан!

Настойчиво, но осторожно отталкиваю Миллера от себя, игнорируя его сонное ворчание, пока он перекатывается на спину.

– Мое, – стонет он, слепо хватаясь за мое ускользающее тело. – Ливи.

– Ш-ш-ш, – успокаиваю я, натягивая одеяло на обнаженную фигуру и оставляя ласковый поцелуй на длинной щетине. – Я просто позвоню в больницу.

Только тогда он смягчается и падает на живот, руки скользят под подушку, на которой лежит голова. Оставляя Миллера дремать, я выскакиваю из спальни на поиски своего телефона и вскоре дозваниваюсь до больницы.

– Это внучка Жозефины Тейлор, – говорю я, направляясь на кухню. – Мне сказали, что она может сегодня вернуться домой.

– О да! – Медсестра практически визжит, будто ей стало легче, когда она это подтвердила. – Лечащий врач совершит утренний обход, и я надеюсь получить бумаги по выписке к трем. Максимум к четырем.

– Отлично! – Восторг проносится в моем просыпающемся мозгу. – И у нее есть все лекарства?

– Да, дорогая. Я отправила рецепт в аптеку здесь, в больнице. Он должен вернуться к тому времени, как ей нужно будет уезжать. Она должна отдохнуть некоторое время. И нужно назначить следующий визит.

– Спасибо. – Опускаюсь в кресло за столом и облегченно выдыхаю, думая, что в случае с отдыхом Нан – это проще сказать, чем сделать. Меня ждет испытание, и без сомнений, несколько недель общеизвестной дерзости девочек Тейлор мне предстоит прочувствовать на себе

– Так что будем вас ждать. За последние несколько дней она определенно осветила это скучное место.

Я улыбаюсь.

– Но скучать вы по ней не будете, а?

Медсестра неожиданно резко смеется.

– На самом деле, буду.

– Ну, вы не можете оставить ее у себя, – быстро заявляю я. – Буду к четырем.

– Я сообщу ей.

– Спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста. – Она вешает трубку, и я сижу одна на тихой кухне не в силах сдержать радость. Может сегодняшний день окажется не таким уж и плохим.

Вскакиваю и решаю приготовить Миллеру завтрак, но мне нужно кое-что сделать, прежде чем меня раскроют. Я хочу, чтобы все было идеально, и добиться этого можно только одним способом. Тороплюсь в спальню и ныряю в кровать, заставив спящего на матрасе Миллера дернуться. Он вскакивает, явно встревоженный, его красивые волосы в диком беспорядке, глаза сонные.

– Что происходит?

– Ты мне нужен на минутку, – говорю я ему, хватая и дергая его за руку, – пойдем.

Сонные глаза уже не такие сонные. Они наполнены желанием. Расчетливым, сверхбыстрым движением Миллер освобождается из моей хватки, и я вскрикиваю, когда он переворачивает меня на спину, садится на мой живот и удерживает мои руки над головой.

– Я нужен тебе на минутку, – чертовски сексуальным низким и хриплым голосом. – Можно?

– Нет, – выпаливаю я прежде чем решаю сдержать оскорбительный и довольно глупый отказ.

– Прошу прощения! – Вполне понятно, что он сбит столку.

– Я имею в виду, позже. Хочу приготовить тебе завтрак.

Голубые глаза слегка сужаются, и он приближает ко мне лицо.

– На моей кухне?

Закатываю глаза. Нерешительность, с которой столкнулась сейчас, вполне ожидаема.

– Да, на твоей кухне.

– Если ты готовишь мне завтрак, то зачем тебе нужна моя помощь?

– Мне нужно пять минут.

Обдумывая мою просьбу, Миллер рассматривает меня несколько мгновений. Он не откажется. Я пробудила в нем любопытство.

– Как пожелаешь. – Он поднимается и стаскивает меня с кровати. – И что моя сладкая девочка планирует приготовить мне на завтрак?

– Это не твоя забота. – Я позволяю Миллеру отвести себя обратно на кухню, игнорируя его легкое раздражение от моей дерзости.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – интересуется он, когда мы входим. Не упускаю то, как он рассматривает чисто прибранное пространство, будто запоминая местоположение предметов, на случай если я что-то сдвину, когда буду свободно распоряжаться на его идеальной кухне. Это глупо. Он прекрасно помнит, где все находится

– Накрой на стол, – приказываю я и отступаю назад, наслаждаясь хмурым выражением его лица. – Пожалуйста.

– Ты хочешь, чтобы я накрыл на стол?

– Да. – Возможно, я способна приготовить идеальный завтрак, но, черт возьми, нет ни малейшего шанса, что правильно накрою стол.

– Ладно. – Он с сомнением смотрит на меня и направляется к ящику, где, как я знаю, лежат ножи и вилки. Я остаюсь неподвижной, любуясь движением каждого мускула на его спине, но лучше всего Миллер выглядит, когда возвращается к столу – это лицо, эти глаза, бедра, грудь, узкая талия… твердый член.

Встряхиваю головой, решив не отвлекаться от своего плана. Наблюдаю, как он суетится вокруг и время от времени бросает на меня любопытные взгляды, пока я молча стою в стороне и позволяю ему творить свою магию.

– Идеально, – говорит он, указывая на стол взмахом руки. – Что теперь?

– Возвращайся в постель, – отвечаю я, направляясь к холодильнику.

– Когда ты голая на моей кухне, – почти смеется он, – да ни за что.

– Миллер, пожалуйста, – схватившись за ручку холодильника, поворачиваюсь на босых ногах и вижу, что он сердито смотрит мне в спину, – я хочу сделать что-нибудь для тебя.

– Я могу назвать много интересного, что ты можешь сделать для меня, Оливия, и ни что не связано с твоим присутствием на моей кухне. – Выпрямляя спину, он задумчиво оглядывается вокруг. – А может быть…

– Возвращайся в постель! – Я не поддамся ему.

Опустив голову, он ссутуливается и глубоко вздыхает.

– Как пожелаешь, – бормочет, пятясь с кухни. – Но я не смогу уснуть без тебя, поэтому буду просто лежать и придумывать, что с тобой сделаю после того как ты меня покормишь.

– Как пожелаешь, – отвечаю я с приторно-сладкой улыбкой, наклонив при этом голову.

Несмотря на обиду, Миллер изо всех сил старается сдержать ухмылку и исчезает, оставляя меня одну. Первое, что я делаю – беру шоколад и клубнику из холодильника – никакого натурального, обезжиренного йогурта в поле зрения. Далее спешу разломать шоколад на кубики и растопить его, очищаю клубнику и мою ее.

Затем поворачиваюсь к накрытому столу, где все предметы расположены на своих законных местах, или местах, которые Миллер посчитал правильными. Покусываю внутреннюю сторону щеки, рассматривая представшую передо мной картину, и уверяюсь, что смогу повторить, если уберу со стола и заново накрою. Или лучше сфотографирую. Киваю головой в знак согласия, мысленно похлопывая себя по спине. Но затем меня посещает более удачная идея, и я быстро подхожу к ящикам, начиная открывать и закрывать их, пытаясь не опрокинуть содержимое, пока обшариваю все внутри. Замираю на секунду, когда натыкаюсь взглядом на дневник Миллера. Он снова взывает ко мне.

– Черт, – ругаюсь, заставляя себя закрыть ящик и запереть ежедневник там, где он и должен быть.

В конце концов я нахожу то, что ищу.

На самом деле, нет.

Я нахожу кое-что получше.

Снимаю колпачок и смотрю на кончик фломастера, очень быстро приходя к выводу, что это наверняка сработает лучше, чем обычная шариковая ручка.

– Верно. – Я делаю глубокий вдох и подхожу к столу, пробегаясь глазами по каждому аккуратно расставленному предмету. Наклоняю голову, пока постукиваю кончиком фломастера по нижней губе. Тарелки. Самое подходящее место, чтобы начать.

Поставив пальцы в центр фарфоровой тарелки, я придерживаю ее на одном месте и обвожу маркером по кругу, улыбаясь при этом.

– Идеально, – объявляю самой себе, отступая назад и оглядывая остальную часть стола. Я слишком горжусь собой, и это заметно по моему хитрому лицу. Делаю так с каждым прибором на столе. Все они обведены маркером, линии отмечают идеальное место для каждого предмета посуды.

– Какого, блядь, черта!

Я резко оборачиваюсь на звук расстроенного голоса, вооруженная фломастером, а затем в глупой попытке скрыть очевидное, прячу его за спиной, потому что есть миллион других людей в этой квартире, которые могут быть ответственны за порчу стола. Выражение ужаса на лице Миллера возвращает меня к реальности. Что, черт возьми, я натворила? Обнаженный, с распахнутыми в неверии глазами, он подходит к столу и рассматривает столешницу, раскрыв рот. Затем поднимает тарелку и смотрит на круг. Потом бокал. Еще вилку.

Я исступленно кусаю внутреннюю сторону щеки, готовясь к неизбежному срыву. Ударяясь голой задницей о стул, он зарывается в волосы рукой.

– Оливия. – Встревоженные глаза смотрят на меня. Он выглядит так, будто увидел приведение. – Ты изрисовала весь мой стол.

Прослеживаю его взгляд и подношу большой палец ко рту, переключая внимание и начиная грызть ноготь. Глупость какая. Это всего лишь стол. Можно подумать, кто-то умер. Раздраженно вздохнув, отбрасываю маркер в сторону и подхожу к столу, где Миллер снова поднимает предметы, чтобы убедиться в том, что я действительно все пометила. Сомневаюсь, стоит ли подтвердить или оставить его продолжать свои исследования, чтобы он узнал это сам.

– Я облегчила наши жизни.

Он смотрит на меня так, будто у меня выросли рога.

– Неужели? – Миллер ставит тарелку, и я улыбаюсь, когда он грубо ее толкает, пока та не оказывается в пределах линии. – Пожалуйста, поподробнее.

– Ну… – Я сажусь рядом с ним и раздумываю, как бы так сказать, чтобы он оценил. Теперь я веду себя глупо. Это Миллер Харт. Мой обсессивный сумасшедший. – Теперь я смогу накрыть на стол без риска, что твоя сладкая девочка нарушит твои, – поджимаю губы, – определенные правила.

– Сладкая девочка? – Он с недоверием смотрит на меня – Ты совсем не сладкая девочка, Оливия. Прямо сейчас ты как чертов дьявол! Зачем… что за… о, господи, посмотри на это! – Он машет рукой, а затем опускает локти на стол и прячет лицо в ладонях. – Я не в силах смотреть.

– Теперь я смогу накрыть на стол так, как тебе нравится. – Я избегаю произносить «как тебе надо». Вот, как ему нужно. – Это меньшее из двух зол. – Протянув руку, беру его ладонь так, что голова у него остается без поддержки, и ему приходится взглянуть на меня. – Либо я постоянно все порчу, либо ты просто привыкаешь к этому, – с улыбкой показываю на стол. Возможно, он чересчур остро реагирует, но только один раз. Со временем он привыкнет к линиям. Альтернативой является небольшой припадок каждый раз, когда я накрываю на стол. Для меня это очевидно.

– Ты здесь единственное зло, Оливия. Только ты.

– Воспринимай это, как искусство.

Миллер фыркает от подобного предложения и перемещает мою хватку так, что теперь он держит меня.

– Это просто чертов бардак, вот что это такое.

Я ссутуливаюсь в кресле и замечаю, как он угрюмо наблюдает за мной краем глаза. Из-за стола?

– Его можно заменить?

– Да, – ворчит он, – чертовски хорошая работа, кстати. Разве ты не согласна?

– Ну, меня нельзя заменить, и я не собираюсь проводить с тобой жизнь, постоянно беспокоясь, на правильное ли место поставила дурацкую тарелку.

Он отстраняется из-за моей дерзости, но в конце концов! Я и так долго мирилась с его обсессивными привычками. Да, он немного расслабился, но все еще есть с чем работать, и пока отказывается открыто признавать, что страдает от обсессивно-компульсивного расстройства, и наотрез отказывается идти к врачу, Миллеру придется привыкнуть к моему способу помощи ему. И в тоже время помощи себе.

– Не такое уж большое потрясение. – Как и всегда, он пытается вести себя безразлично.

– Правда? – смеюсь я – Миллер, твой мир на данный момент испытывает землетрясение эпических масштабов! – Он едва не рычит, усугубляя мое веселье. – А теперь, – встаю и высвобождаю свою руку, – ты будешь завтракать или откажешься, потому что не видел, что я готовлю так, как нравится тебе?

– Совсем необязательно дерзить.

– Обязательно. – Оставляю ворчуна за столом, чтобы взять миску с расплавленным шоколадом, и слышу, как он бормочет и поднимает посуду. – Ох, – выдыхаю, глядя в чашу, содержимое которой не похоже на ту восхитительную лужицу темного шоколада, приготовленную Миллером.

Взяв деревянную ложку, я слегка тыкаю, а затем выпускаю из рук, когда ее начинает засасывать в полутвердую слизь. Поджимаю губы, когда тело буквально вспыхивает, и понимаю: это потому, что он идет сюда, чтобы посмотреть. Его теплая грудь касается моей спины, а подбородок опускается мне на плечо.

– У меня есть просьба, – говорит мне прямо в ухо, отчего мое плечо поднимается, а голова прижимается к его лицу в тщетной попытке остановить покалывание, которое начинает расползаться по телу.

– Какая? – Снова беру ложку и пытаюсь размешать.

– Пожалуйста, не заставляй меня это есть.

Я вся словно сдуваюсь, а покалывание сменяется разочарованием.

– Что я сделала не так?

Ложку забирают из моей руки и оставляют лежать в миске, а затем поворачивают меня в своих объятиях. Беспокойство моментально исчезает. Теперь потешаются с меня.

– Ты провела слишком много времени за порчей моего стола, так что шоколад накрылся. – Миллер выглядит самодовольным. – Боюсь, не будет никакого слизывания шоколада с частей тела.

Я действительно безнадежна. Осознаю глупость своего поступка, учитывая испорченный в процессе стол, но я хотела сделать эту мелочь, потому что в мире Миллера это не такая уж и мелочь.

– Прости меня, – вздыхаю я, прижимаясь лбом к его груди.

– Ты прощена. – Он обвивает руки вокруг моей спины, губами прижимаясь к макушке. – Давай пропустим сегодня завтрак?

– Ладно.

– Давай побудем овощами. Весь день. А потом устроим поздний завтрак.

Я съёживаюсь. Знала ведь, что таким будет его план. Запереться на все замки, чтобы защитить меня от его мира. Это невозможно, не в день, когда Нан возвращается домой.

– Я забираю Нан из больницы в четыре.

– Я заберу ее, – предлагает он, и я уверена в его намерениях. Никогда не стану скрываться от Нан, – и привезу сюда.

– Мы это уже обсуждали. Ей нужно находиться в собственном доме, в собственной кровати, где все вокруг знакомо. Ей здесь не понравится. – Я вырываюсь и выхожу из кухни, не давая возможности ему даже попытаться меня уговорить. Это пустая трата времени, которая лишь приведет к скандалу. После прошлой ночи я думаю, он будет невыносимо защищать меня.