Текст книги "Тайна Крикли-холла"
Автор книги: Джеймс Герберт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)
13
Тьма
Полная тьма. Непроглядная чернота.
Они стояли в течение нескольких мгновений, не в силах сдвинуться, пока их не подтолкнул родительский инстинкт. Келли продолжала кричать. Гэйб и Эва, не слишком уверенно двигаясь в темноте, вместе поторопились к спальне, Лорен, по-прежнему цеплявшаяся за ночную рубашку матери, семенила рядом с ними.
Гэйб ощупывал стену рукой, отыскивая дорогу, Эва на слух двигалась за ним. Постепенно глаза привыкли к темноте – смутно проявились перила, высокое окно на площадке выглядело чуть более светлым, чем окружившая их тьма, и дверь в комнату Лорен и Келли тоже была не такой черной, как все вокруг.
Гэйб как раз попал рукой в пустоту дверного проема, когда ущербная луна в очередной раз отыскала брешь в клубящихся тучах и внезапно осветила пространство. Лунный свет проник через высокое окно холла, высветил большой кусок каменного пола, и Эва отчетливо увидела силуэт мужа в дверях детской спальни.
– Все в порядке, Келли, – сказал он. – Мы тут, все в порядке, малышка.
Эва проскочила в комнату, таща за собой перепуганную Лорен. Келли стояла на коленях в постели, скомканное одеяло лежало перед ней бесформенной кучей.
– Келли, что случилось? – Эва встала рядом с дочерью, протягивая к ней руки.
Келли перестала кричать, но ее плечи сотрясались от рыданий.
– В углу, мамуля, – с трудом выговорила она, прижимаясь к матери.
Эва, Гэйб и Лорен разом оглянулись на угол, куда указывал дрожащий пальчик Келли. Но в неярком свете луны угол был совершенно пуст.
– Там ничего нет, милая, – утешающе проворковала Эва малышке, изо всех сил цеплявшейся за нее. – Тебе просто что-то приснилось.
– Нет, мамуля, там кто-то стоял, весь такой черный!
– Нет же, ты просто испугалась, когда погас свет. Да и мы потревожили тебя, когда вышли на галерею.
– Меня стук разбудил, – пожаловалась Келли, обливая слезами плечо Эвы, перемежая слова всхлипываниями. – Я села и увидела кого-то в углу. Он… он смотрел на меня!
Как она могла понять, что «кто-то» смотрел на нее, если он был весь черный, подумала Эва, но тут же отбросила эту мысль: логика в данный момент не принесла бы никакой пользы и не утешила бы Келли.
Гэйб, подойдя к пустому углу, обернулся к ним.
– Это был просто дурной сон, Келли, – мягко сказал он. – Смотри, тут никого нет.
– Но, папуля…
– Тише, тише, милая. – Эва крепче обняла дочь. – Все уже позади. Мы тут, рядом с тобой.
– Я оставил фонарь у кровати, – сказал Гэйб. – Пойду возьму. Хочу все-таки заглянуть в тот чулан.
В другое время Лорен обязательно поправила бы отца – не «чулан», а «шкаф», но сейчас она слишком расстроилась.
– Не надо, папочка, – попросила она. – Не в темноте, пожалуйста.
Луна снова скрылась, и Лорен, сидевшая на кровати рядом с матерью, прижалась к Эве.
– Все в порядке, дорогая. Я просто должен выяснить, кто поднял весь этот шум. Мы ведь не хотим, чтобы все началось сначала, правда?
Он вышел из спальни, прежде чем Лорен успела сказать что-нибудь, миновал дверной проем, едва слышно обругав вырубившееся электричество. Тем не менее к тому моменту, когда он добрался до их с Эвой спальни, глаза более или менее приспособились к темноте. Он на ощупь пробрался вдоль кровати и наконец отыскал холодный металлический фонарь на полу – в скудно обставленной комнате не нашлось прикроватных тумбочек, только сами кровати, высокий комод, гардероб у одной стены и овальное зеркало, висящее напротив. Гэйб нажал на кнопку, и фонарь вспыхнул. Он направил луч на галерею, чтобы жена и дочери увидели свет и почувствовали себя спокойнее. Потом быстро вернулся в спальню девочек, сначала осмотрел кровати Лорен и Келли, а потом еще раз – подозрительный угол. Конечно, тот был пуст, никаких черных людей.
– Видите? – сказал он. – Никого нет.
Снова выйдя из спальни, Гэйб вернулся к стенному шкафу на галерее.
– Ну ты, ублюдок, – пробормотал Гэйб себе под нос. – Давай-ка разберемся, из-за чего вся суматоха.
Но теперь вокруг было тихо; правда, Гэйб не слишком доверял тишине.
Он ухватился за бронзовую ручку дверцы и потянул ее на себя. Дверь не шелохнулась. Гэйб вспомнил, что он действительно запирал ее, и, отпустив ручку, взялся за ключ. Не давая себе времени на раздумье, повернул его.
Он почувствовал, как ослабло державшее его напряжение, когда отпертая дверца повисла на петлях. Он дернул за ручку, распахивая ее во всю ширь, и направил луч фонаря в глубину шкафа. Эва и обе девочки подошли к нему и наклонились, чтобы заглянуть внутрь. И молча, нервно следили через плечо Гэйба за движением яркого луча.
Гэйб тщательно освещал все подряд, обшаривая углы, заднюю стенку и даже потолок стенного шкафа. Там все было по-прежнему: стояли картонные коробки, лежал свернутый в рулон коврик, на месте оставались швабра и веник, которые они видели прежде. Отодвинув две коробки, Гэйб заметил на задней стенке слева, в дюйме или около того от пола, два влажных пятна, высыхающих прямо на глазах.
– Полагаю, это и есть ответ. – Гэйб бодро, хотя это стоило ему немалых усилий, указал на две медные трубы отопления, скрытые в шкафу. Потом потянулся вперед и потрогал их. – Одна труба горячая, – сообщил он. – Там, скорее всего, воздушная пробка.
– Гэйб, этого не может быть. Мы же видели, дверь ходуном ходила, когда стук стал громче.
Он не мог объяснить этого, да и не пытался, а просто искал какую-то разумную причину шума, не хотел еще сильнее пугать девочек, они и без того слишком испуганы… и то же самое касалось Эвы.
– Я проверю здесь все утром, – пообещал он.
Но, поднимаясь на ноги, продолжал светить фонарем в недра шкафа, будто ожидал, что оттуда кто-нибудь выскочит – попавшаяся в ловушку птица, например (хотя как птица смогла очутиться в шкафу, он представления не имел), или мышь, или крыса, или даже белка. Ни малейшего движения, никто не вылез из щелей под плинтусом, даже заблудившаяся птица и та не вылетела в холл, треща крыльями.
Верхняя лампа на галерее и лампочка в ближайшей спальне вдруг вспыхнули, погасли, снова загорелись на мгновение, опять потускнели – и наконец загорелись ровным устойчивым светом.
– Слава богу, хоть это в порядке, – пробормотала Эва, переводя дыхание.
– Перси Джадд говорил, здесь часто случаются перебои с электричеством, так что, думаю, это и произошло. Завтра я как следует осмотрю генератор, может, смогу его починить. Он тогда выручит нас при следующем отключении.
– Этот дом… – Эва не позволила своему мнению о Крикли-холле прозвучать вслух, но то выражение, с которым она произнесла слова, говорило само за себя.
– Да, я знаю. Мы уедем отсюда через неделю, годится?
И снова Эва ничего не сказала о сроке, назначенном Гэйбом, хотя тот и сократил его на неделю. Она не была уверена, что выдержит здесь даже день. Она знала, не трубы отопления виноваты в переполохе, и Гэйб тоже это знал. Он лишь пытался успокоить девочек этим неправдоподобным – нет, глупым! – объяснением.
– Давайте-ка вернемся в постели, – предложил Гэйб, закрывая дверь шкафа и снова тщательно запирая ее.
– Папочка, а можно нам лечь с тобой и мамой? – Вопрос задала не Келли, а Лорен, и ее голос звучал плаксиво.
– Конечно можно.
Он привлек дочь к себе, а Келли подняла руки, требуя, чтобы мать подняла ее. Но прежде чем они дошли до родительской спальни, из кухни донесся мрачный, страдальческий вой Честера. И хотя кухонная дверь была закрыта, вой, казалось, заполнил собой весь огромный холл.
Так что не только дети спали рядом с Гэйбом и Эвой в эту ночь, но и пес устроился тут же – на полу рядом с кроватью, со стороны Гэйба.
14
Воскресенье
Гэйб прочистил зажигание генератора и еще раз проверил его. Он также очистил масляный фильтр и убедился, что уровень масла в норме. Затем он промыл фильтр топлива и проверил предохранитель – он перегорел, что, возможно, и было главной причиной неисправности машины. К счастью, в ящике с инструментами имелось множество разнообразных предохранителей, чтобы найти подходящий для замены. Уровень топлива оказался в полном порядке, и Гэйб проверил все электрические соединения, желая убедиться в их исправности и не винить во всем один только предохранитель. Может, следовало сменить и бензин, ведь если генератор очень долго стоял тут без употребления, бензин мог просто выдохнуться.
Но с бензином все оказалось в порядке, потому что когда Гэйб наконец включил генератор, тот мгновенно ожил, словно оркестр при взмахе дирижерской палочки. Удовлетворенный, Гэйб выключил агрегат и позволил агрегату отдыхать и дальше.
Улыбаясь машине, как если бы они вместе ломали голову над задачкой, Гэйб вытер перемазанные маслом руки сухой тряпкой, которую специально держал в ящике с инструментами.
– Ты уж не подведи нас, малыш, – сказал он, обращаясь к генератору. – Нам вовсе ни к чему такой переполох, как прошлой ночью.
Прихватив с собой инструменты в ящике, Гэйб направился к проходу в главную часть подвала, ту, где находился колодец. Лампочка здесь, как и на галерее, была слишком слабой, чтобы как следует осветить все пространство, а густые тени, отбрасываемые ею, вселяли чувство неуверенности.
Шум реки в глубине колодца был достаточно громким, чтобы привлечь внимание. Поставив ящик на пол, Гэйб подошел к низкой каменной стенке, окружавшей дыру в центре подвала, и посветил фонарем. Луч света сначала отразился от влажной, местами поросшей мхом стенки и лишь потом высветил пенистую, волнующуюся воду футах в тридцати или около того. Гэйб подумал, если кому-то не повезет и он свалится вниз, то шансов на спасение никаких: на неровных, но явно очень скользких каменных стенках колодца не за что было зацепиться, а быстро бегущая река мгновенно унесет человека прочь. Гэйб напомнил себе, что следует постоянно следить за тем, чтобы дверь в подвал всегда запиралась, на тот случай, если любопытство окажется сильнее Келли. Вчера он ведь думал, что запер дверь, однако сегодня утром она оказалась открытой! А каменная стенка вокруг колодца была настолько низкой, что любая из его дочерей могла бы свалиться вниз только из-за того, что, например, наклонилась, желая заглянуть в его глубину.
Круглые стенки каменного колодца приглушали неумолчный шум реки, превращая его в ровный гул – впрочем, все равно достаточно громкий, – а воздух оказался столь холодным, что Гэйб видел, как от его дыхания рождаются облачка пара.
Гэйб вдруг опомнился. Он слишком сильно наклонился над колодцем, почти загипнотизированный черной глубиной, в которую пристально смотрел, поспешно отступил назад и глубоко вздохнул. Черт побери, тут и вправду опасно. Следует и Лорен предупредить, чтобы она держалась подальше от этой дырки и ни в коем случае не подходила к ней.
Поднявшись из подвала наверх, Гэйб тщательно запер за собой дверь и даже подергал ее, чтобы убедиться в результате. Дверь не слишком плотно прилегала к косякам, но замок выглядел вполне надежным. Оставив ящик с инструментами на полу в холле, Гэйб отправился в кухню. Честер перетащил свое одеяло в другой угол, у второй двери кухни, и при виде Гэйба тут же вскочил.
– Все прыгаешь, парень?
Гэйб похлопал пса по боку. Хотя Честер больше не дрожал, он все же заглядывал в глаза Гэйба с откровенной мольбой.
– Тебе все так же не нравится это местечко, угадал? Но тебе придется привыкнуть, приятель. Нам всем придется.
Но Гэйб не был уверен, что им это удастся. Он чувствовал, что Эва уехала бы отсюда сию минуту, будь на то ее воля. А девочки? Ночное происшествие испугало их не на шутку, но ни одна не пожаловалась утром за завтраком. Все выглядело так, как будто Лорен ожидала каких-то указаний от матери, а Келли вроде бы просто позабыла о тех событиях. И все три сразу после завтрака отправились на воскресную службу в церковь Святого Марка – хотя та и была церковью евангелистов, – ни словом не упомянув о переполохе. Но Гэйб знал, Эва только и ждет момента, чтобы поговорить с ним наедине.
Еще раз утешающе погладив взъерошенный бок Честера, Гэйб встал и подошел к раковине, чтобы налить воды в чайник. Пока он ждал, когда вода закипит, его мысли вернулись к Эве.
От Крикли-холла у нее явно мурашки бегали по всему телу. Да и он чувствовал себя здесь не слишком уютно. Когда ночью спускался вниз, чтобы принести Честера в их спальню, он обнаружил еще несколько маленьких лужиц на ступенях лестницы, вода была и на каменном полу холла. Если бы пса не заперли в кухне, Гэйб, пожалуй, обвинил бы Честера в том, что тот пометил новую территорию. Но от лужиц ничем не пахло: простая вода. Однако снаружи бушевал ветер, и Гэйб решил, что капли дождя каким-то образом проникли в дом – может быть, сквозь щели в плохих старых рамах высокого окна на площадке лестницы. А дул ли ветер тогда, когда Гэйб впервые обнаружил лужи, то есть предыдущей ночью? Он не мог припомнить. Но в любом случае не смог бы объяснить происхождение лужи прямо в середине холла.
Может быть, им следует выехать отсюда как можно скорее, найти какой-то другой дом, не такой таинственный, как Крикли-холл? Дом, стоящий посреди деревни или города, не столь уединенный? Или не столь одинокий… Он не может рисковать состоянием Эвы, вдруг ее одолеет новая депрессия. Ей пришлось слишком многое пережить за последний год… им всем пришлось.
Но все же трагедия сильнее повлияла на Эву, чем на Гэйба.
Когда они познакомились, Эва работала в журнале под названием «Изобилие» обозревателем в разделе «Мода». Она организовывала фотосъемки модных показов, нанимала на работу моделей, подбирала фотографов, искала подходящие, достаточно живописные места для съемок, вела переговоры с пиар-компаниями, писала репортажи о модных шоу в Соединенном Королевстве и в Европе, брала интервью у знаменитостей, чтобы выяснить, одежду каких модельеров они предпочитают.
Они с Гэйбом были женаты всего шесть месяцев, когда на свет появилась Лорен, и Эва ушла из штата, чтобы работать только по контракту. Ее связи и репутация были достаточно солидны, вскоре она выполняла задания для множества разных журналов – среди которых были и «Мэри Клэр», «Вог», «Элль» – и могла писать только о моде, не обременяя себя чисто организационными делами. Но потом родился Камерон, а следом за ним, через год, Катерина (Келли), и тогда Эва на время забросила карьеру, чтобы уделять больше времени семье.
В то время они жили в довольно большом викторианском доме в Кэнонбари, в северной части Лондона, и жалованье Гэйба было достаточно велико, чтобы удовлетворять большую часть их нужд. Но Эва все-таки не отказывалась от наиболее интересных предложений и тогда уж выкладывалась на полную катушку; именно поэтому ее последняя работа по контракту – репортаж о лондонской Неделе моды – довела Эву до полного изнеможения. И именно от усталости она заснула тогда на несколько минут – в парке, где исчез их Камерон…
Эва была не права, обвиняя себя во всем, но как он мог переубедить ее? Гэйб отогнал от себя эти мысли, насыпал в кружку растворимого кофе, налил горячей воды. Слишком много размышлений, слишком долго тянется. Хотя бы ради Лорен и Келли Эве следует отбросить прошлое. Но как он может помочь ей в этом?
Камерон был настоящим мальчишкой, сыном, каким мог бы гордиться любой отец; Эва, похоже, имела с ним какую-то особую внутреннюю связь. Нет, он не был маменькиным сынком, но между ними существовало некое особое родство. У них даже был один и тот же небольшой физический изъян: мизинец на правой руке Кэма был короче, чем мизинец на левой, точь-в-точь, как у Эвы. И еще очень похожие рисунки линий на правых ладонях и одинаковые бугорки. Это сходство очень веселило их, правда, чтобы обнаружить его, приходилось очень внимательно присматриваться к рукам.
Глянув в окно, Гэйб обнаружил, что дождь прекратился, пусть и не надолго, но зловещие тучи по-прежнему толпились в небе. Пока Гэйб рассматривал их, из бреши между ними выглянуло солнце, и лужайка мгновенно засверкала промытой дождевыми каплями травой. Внезапно возникшие яркие краски травы и живой изгороди немного улучшили настроение Гэйба, слегка отогнав тяжесть с души. Каковы бы ни были недостатки самого Крикли-холла, расположен он в прекрасном месте. Стоя в кухне, Гэйб видел не только старый дуб с качелями, но и воды реки Бэй, которая торопливо уносила к Бристольскому заливу опавшие листья и мелкие сухие ветки. Он видел, как на противоположный берег рядом с деревянным мостом опустилась цапля, но крупная птица, видимо, решила, что это место не слишком подходит для ловли рыбы, потому что вскоре ее большие крылья вновь раскрылись и цапля медленно, очень медленно поднялась в воздух.
Гэйб почувствовал, что и ему тоже необходимо глотнуть свежего воздуха, так что, прихватив с собой кружку с кофе, он вышел в большой холл и открыл огромную парадную дверь, чтобы позволить ветру ворваться внутрь и хотя бы отчасти развеять пыльный запах, заполонивший дом. Гэйб стоял на пороге, попивая кофе, а в саду тем временем вертелись серые трясогузки с черными грудками – они гонялись за насекомыми, радуясь солнечным лучам.
Мысли Гэйба вернулись к Эве – он думал о том, как она изменилась, какой была до того страшного дня… Для него она и теперь оставалась прекрасной – стройная, с маленькой грудью, длинными ногами, с глубокими карими глазами, так хорошо сочетавшимися с темно-каштановыми волосами, – но теперь на лице появились морщинки, возникшие за несколько последних месяцев, а под глазами – темные круги, что говорило о бессонных ночах и печали, поселившейся в душе. Волосы Эвы, прежде такие длинные, что падали ниже плеч, теперь были подстрижены на мальчишеский манер – просто из-за того, что такая прическа требовала меньше хлопот. Какой-нибудь психолог с готовностью прокомментировал бы ее выбор, разъяснив, что стрижка выбрана ради наказания себя и что причиной поступка было чувство вины…
Эва всегда обладала тонким чувством юмора и острым умом, но теперь она находилась в состоянии подавленности, ее мысли – и ее чувства – были сосредоточены на потере. Глядя на нее в эти дни, Гэйб еще сильнее ощущал собственное горе, но ничего не мог сделать, чтобы облегчить ее страдания, смягчить отчаяние. Далее резкие, отчаянные слова – суровая любовь, так они это называли, – не могли вызвать в ней ни малейшего положительного отклика, потому что она полностью ушла в свое состояние и отказывалась реагировать на критицизм Гэйба. И в конечном счете он мог только любить ее, но не потворствуя и терпя, а давая ей знать, что он ее ни в чем не винит.
Гэйб глубоко вдохнул свежий влажный воздух и подумал о том, как меняет все солнечный свет. Он бодрит, освежает. Если бы только дождь…
Нога Гэйба чуть не подогнулась, с такой силой толкнул ее промчавшийся мимо Честер. Пес сделал стремительный круг по лужайке мимо качелей, лениво качавшихся под дуновениями ветра.
Черт побери! Гэйб совсем забыл о зверюге и не закрыл за собой кухонную дверь. Честер, конечно же, не упустил шанса вырваться на свободу. И теперь он, как будто за ним гнались все демоны ада, несся к мосту.
– Честер! Назад!
Пес чуть помедлил у моста, оглянувшись на хозяина, и птицей перелетел на другую сторону реки. Гэйб сделал шаг вперед, все так же держа в руке кружку с кофе, и с открытым ртом смотрел вслед собаке.
– Честер! – позвал Гэйб еще раз.
Рассерженный, он поставил кружку на порог и поспешил следом за беглецом. Гэйб бегом миновал мост, продолжая звать собаку, но уже понимал, что, судя по решительности Честера, несшегося вверх по склону, никто не сможет остановить пса. Гэйб остановился на берегу, надеясь рассмотреть, куда делся пес, но Честер исчез из виду.
Гэйб еще раз позвал пса, на этот раз приложив ладони ко рту в виде раструба, но все было тщетно: Честер пропал. Громкий крик позади заставил Гэйба резко обернуться.
– Папочка!
Эва и девочки поднимались по склону со стороны церкви.
– Что случилось, Гэйб? – спросила Эва, когда они подошли немного ближе.
– Да эта чертова дворняжка! – Гэйб огорченно встряхнул головой. – Сбежала!
– Папочка! – Это одновременно застонали обе его дочери.
– Все в порядке. Мы найдем его. Он не мог убежать далеко.
Личико Келли скривилось; девочка была готова разразиться слезами.
– Как он сумел выскочить из дома? – Эва слегка задыхалась после долгого подъема.
– Ай, да это я оставил входную дверь открытой, вот он и рванул наружу. – Гэйб снова встряхнул головой, злясь на самого себя. – Черт побери!
Лорен выглядела очень обеспокоенной.
– Мы ведь его не потеряем, па, правда, не потеряем?
– Нет, милая. Мы его отыщем, – И он добавил, обращаясь к Эве: – Я пройдусь вдоль дороги. Если я буду постоянно его звать, он, может быть, в конце концов послушается и вернется.
– Я с тобой, пап, – тут же заявила Лорен.
– Я тоже, я тоже! – Келли подбежала к отцу и схватила его за руку.
Гэйб наклонился к ней.
– Нет, ты пойдешь с мамой, солнышко. Мы быстрее найдем его, если отправимся вдвоем с Лорен.
Гэйб очень осторожно выбирал слова, так, чтобы у дочери не возникло сомнений в том, что дворняжка найдется. Он поцеловал Келли в пухлую щечку, почувствовав вкус слез, уже катившихся из глаз малышки.
Эва не слишком верила в успех.
– Ох, Гэйб, мы ведь его не потеряем, нет? Ты приведешь его обратно?
– Мы его найдем, он не мог убежать далеко. – Гэйб надеялся, что Эва поверит ему.