Текст книги "Тайна Крикли-холла"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Джеймс Герберт
«Тайна Крикли-холла»

Пусть невинный заговорит из тьмы, чтобы виновные познали свой стыд.

Анонимный автор

Зло, творимое людьми, живет после них.

Шекспир

Направь младенца по правильному пути, и в старости он не свернет в сторону.

Притчи, 22:6

Тогда

Во тьме, едва смягченной светом масляных ламп, дети бросились врассыпную. Их визг и крики заглушили даже шум бури, грохочущей снаружи. Без обуви, в одних носках, они почти бесшумно скользили по каменному полу, минуя мрачный холл, похожий на пещеру.

Часть детей устремились к лестнице, промчавшись мимо высокого, почти до потолка, окна на площадке. Стекла вздрагивали от ударов дождя, яростный ветер сотрясал рамы, всполохи молнии будоражили сумрачные тени.

Беглецы в панике искали убежища. Они попрятались за шкафами, под столами, даже в буфетах – везде, где сумели схорониться, молясь о том, чтобы их не нашли. И там, в ненадежных укрытиях, едва сдерживали плач, но не могли побороть дрожь, потому что знали: рано или поздно он найдет их, отыщет одного за другим. Слезы струились по детским щекам, а ледяные пальцы ужаса сжимали сердца.

Он обязательно их поймает и накажет. «И на этот раз, – безжалостно нашептывал внутренний голос, – на этот раз их ждет наихудшее из всех наказаний…»

Дети слышали его приближение, несмотря на то что он не носил обуви. В холодном влажном воздухе почти неслышные вкрадчивые шорохи сменялись звуком жесткого удара, будто палка опускалась на обнаженное тело, терзая плоть. «Ш-ш-ш», потом «шлеп», удар, «ш-ш-ш», потом «шлеп», два неповторимых звука, которые слышны даже сквозь шум свирепой бури. «Ш-ш-ш-шлеп!» Все громче: «Ш-ш-ш-шлеп!» Все громче, все ближе. «Ш-ш-ш-шлеп!» Звуки почти сливались воедино. Дети старались сидеть тихо-тихо…

Сейчас

1
Приезд

Дождь ненадолго утих, но редкие крупные капли, слишком тяжелые, чтобы удержаться в тучах, маленькими водяными бомбами шлепались на ветровое стекло, откуда их торопливо стирали усердные дворники. Настроение Эвы было таким же плохим, как и погода на протяжении всего пятичасового путешествия из Лондона, включая перерыв на ланч. К концу пути и погода, и настроение лишь усугубились.

Впереди, по другую сторону стремительной речушки, возвышалось большое здание из серого камня. Оно выглядело слишком мрачным, чтобы назвать его уютным домом, и куда как больше походило на старый санаторий или дом престарелых. Им же теперь предстояло здесь жить. Гэйб припарковал машину на маленькой площадке рядом с тропинкой, тянущейся на милю по склону в сторону прибрежной деревни Холлоу-Бэй.

Надо сказать, несмотря на унылую погоду, Эва немного приободрилась, когда они съехали с многорядного шоссе, или многорядки, как по-прежнему называл такие дороги Гэйб, и добрались до западной части страны. Она почти наслаждалась видами, наблюдая, как по обе стороны шоссе мелькают буковые изгороди, время от времени чередуясь с широкими пустошами, поросшими вереском и папоротником-орляком. А далекие холмы, покрытые лесом, из окна автомобиля напоминали ей театральные декорации в мягких пастельных тонах, и даже темное, скрытое тучами небо не портило их великолепия. Вместо того чтобы намекнуть на приближение зимы, природа выставляла напоказ осенние краски – алые, зеленые, коричневые, золотые и желтые, – хвастая красой. А их рейнджровер несся вперед, пересекая глубокие долины и минуя каменные мосты над бурлящими потоками.

Гэйб пообещал своим долгое и познавательное путешествие – вызвав тем самым демонстративные стоны у дочерей Лорен и Келли – по прекрасному глубокому лесистому ущелью. Он называл его лощиной, хотя на карте эта местность именовалось Расщелиной Дьявола. Именно там располагался их новый дом. Чтобы попасть туда, следовало проехать вдоль реки до самого моря или выбрать дорогу через вересковые пустоши к началу лощины. Разве не приятное местечко? По выходным Гэйб и девочки смогут исследовать извилистую береговую линию, зазубренные вершины холмов, маленькие потайные заливчики и песчаные пещеры. А когда позволит погода – брать парусную лодку и отдаваться воле волн. Или, может быть, порадовать себя верховой прогулкой. Эва вспомнила, как Гэйб, американец по происхождению, когда-то убедил младшую дочь, что в молодости был заправским ковбоем. Правда, потом ему пришлось сознаться в выдумке, когда выяснилось, что он ни разу в жизни не сидел на лошади. Кстати, Гэйб считал, в плохую погоду они смогут в свое удовольствие колесить по окрестностям на машине. В общем, в выходные найдут чем заняться – о скуке не может быть и речи. Так считал ее муж, а еще он сказал Эве, что смена обстановки должна пойти всем на пользу.

И вот теперь они прибыли на место. Эва впервые увидела Крикли-холл, недостаточно огромный, чтобы называться особняком, и великоватый для обычного жилого дома. Гэйб успел побывать здесь дважды: в первый раз летом, когда занимался поиском собственности, расположенной недалеко от места, куда направила его работать инженерная фирма, и во второй – неделю назад, когда нанял фургон и вместе с Верном Бреннаном, приятелем-американцем, перевез часть громоздких вещей, необходимых на новом месте. Гэйб заранее предупредил жену, что дом и так обставлен старинной удобной мебелью, так что нет смысла полностью перевозить собственное добро.

Сквозь ветровое стекло машины Эва увидела крепкий деревянный мост через быструю речку Бэй с каменистыми берегами. Пару месяцев назад, вернувшись после осмотра нескольких домов в этом районе, Гэйб описывал ее не иначе как «широкий плавный поток». Но тогда стоял конец августа, теперь же неистовые воды грозили выплеснуться через высокие берега. Сам мост был построен из здоровенных бревен, с оградой из тонких неотесанных стволов, уложенных крест-накрест под перилами. Он выглядел надежным, но оказался недостаточно широким для рейнджровера или любой другой большой машины. Вот почему парковка находилась по эту сторону реки.

На противоположном берегу стоял дом, или Усадьба, как его здесь называли, среди подстриженных лужаек и кустов тут и там высились деревья. Неподалеку, на крепкой ветви одного из деревьев, росшего у входа, висели детские качели. Над дальним углом здания сквозь густую листву выглядывало нечто вроде башни, возвышавшейся над обыкновенным строением, лишенным каких-либо украшений.

– Выглядит немножко мрачновато, – невольно обронила Эва и тут же пожалела о своих словах. Ведь Гэйб так старался!

Муж бросил в ее сторону взгляд, скрыв разочарование за широкой улыбкой.

– Полагаю, летом тут все выглядит по-другому, – сказал он.

– Да, погода нынче не благоприятствует.

Она коснулась его руки и заставила себя улыбнуться в ответ. Прекрасные голубые глаза Гэйба, казавшиеся темнее в полумраке автомобильного салона, искали у нее утешения.

– Это ведь просто перемена обстановки, милая. – Он почти просил прощения. – Мы все нуждаемся в этом.

– Можно нам выйти, папуля? – донесся с заднего сиденья нетерпеливый голосок Келли. – Я устала сидеть.

Выключая мотор и отстегивая ремень безопасности, Гэйб, усмехаясь, обернулся к младшей дочери.

– Конечно. Поездка была долгой, но ты всю дорогу вела себя хорошо.

– Честер тоже был хорошим мальчиком. – Девчушка вертелась на сиденье, отыскивая пряжку ремня.

Черный, тощий, взъерошенный пес, растянувшийся между сестричками, воодушевился при звуке своего имени. Когда Гэйб и Эва шесть лет назад брали его в собачьем приюте в южной части Лондона, им сказали, что этот годовалый щенок – помесь питбуля с чем-то там еще, но Гэйб полагал, этот чертов подкидыш – стопроцентная дворняжка, без малейших признаков породы.

Честер (Гэйб сам выбирал имя) вымахал в высоту почти на пятнадцать дюймов. У него были по-коровьи вывернутые лапы, притом суставы задних не годились для того, чтобы соревноваться в беге с другими собаками. В короткой черной шерсти ныне проглядывали седые и коричневые волоски, в особенности под мордой и на взъерошенной холке. Хотя псу уже исполнилось семь лет, его темно-коричневые глаза сохраняли щенячье очарование. Естественно, Честер был доволен своей судьбой и вполне мог считать себя благополучной собакой, но пасть с опущенными уголками придавала его морде печальное выражение. Когда год назад они потеряли Кэма, Честер выл три ночи подряд, будто понимал больше, чем люди, и знал, что их сын ушел навсегда.

Гэйб поощрил уставившегося на него пса приветственным кивком.

– Да. Честер был очень терпелив. За всю дорогу ни разу не дал течи.

– Ну, это только потому, что всякий раз, когда он начинал беспокоиться, я просила тебя остановить машину, – напомнила Лорен, хорошенькая, но долговязая, как многие двенадцатилетние девочки. Она уже превращалась из ребенка в подростка, даже начала проявлять интерес к тому, что считается «модным», будь то в музыке, одежде или маминой косметике. Иногда она напускала на себя взрослый вид, хотя толком еще не умела выдерживать роль, а иногда вновь становилась папиной принцессой, обожавшей кукол и частые объятия. Правда, в последнее время объятия стали скорее редкими, чем частыми.

Лорен долго отказывалась покидать своих друзей и школу в Лондоне ради жизни в местечке, находящемся за тысячи миль, где она никого не знает, о котором даже никогда не слышала. Она была тверда как алмаз. Понадобилось немало уговоров, плюс обещание, что у нее появится собственный мобильный телефон, чтобы она могла постоянно поддерживать связь со своими подружками, прежде чем удалось убедить Лорен, что в Девоне не так уж и плохо. Кроме того, был еще разговор, один на один с Гэйбом, когда он объяснил девочке, ради чего все это затеяно. Она быстро поняла, как необходимо на некоторое время увезти маму из дома, избавить от постоянных напоминаний о Камероне, чтобы ее так не мучили кошмары. Лорен, приняв отцовское решение, тут же перестала сопротивляться переезду. Она держалась молодцом до самых последних дней, только тогда неизбежность разлуки вызвала потоки слез и долгие прощания с лучшими друзьями.

– Хорошо, что ты все-таки решила поехать с нами, – сказал Гэйб с доброй насмешкой. – Спасибо, – добавил он серьезно, глядя в глаза старшей дочери, и она поняла – отец благодарит ее не только за то, что она присматривала за Честером.

– Все нормально, па.

В этот момент он осознал, что дочь больше не называет его «папочка», а он не помнит, когда это произошло. Неужели Лорен, его принцесса, растет так быстро и он не успевает заметить перемены? Ощутив легкий прилив грусти, знакомый, возможно, лишь отцам подрастающих дочерей, он отвернулся от девочек и взглянул на Эву. Ее глаза, устремленные в сторону неуютного дома по другую сторону моста, влажно блестели.

– Дорогая, он тебе больше понравится, когда выглянет солнце, – мягко пообещал Гэйб.

– Папочка, мы можем выйти? – снова раздался умоляющий голосок Келли.

Она была на семь лет младше Лорен, и сейчас ей исполнилось ровно столько, сколько было Камерону, когда он пропал почти год назад. Они потеряли сына, которому исполнилось всего пять лет.

– Сначала наденьте шапки. Дождь в любую минуту может полить снова. – Эва обращалась ко всем, включая Гэйба.

Он потянулся к отделению для перчаток, достал шерстяную шапочку, натянул ее до середины ушей, чтобы защититься от холода, который ожидал их на улице. Эва, прежде чем надеть на голову капюшон непромокаемой куртки, проверила, хорошо ли оделись дочери.

Гэйб смотрел в темно-карие глаза Эвы – глаза, которые еще год назад светились теплом и весельем. Теперь печаль, поселившаяся в них, приглушила свет, наполнив Эву неизбывной грустью.

Пока девочки послушно надевали шапки и открывали дверцу, Честер привстал на сиденье и тронул лапой Келли, желая поскорее выбраться из машины. Эва первой вышла из внедорожника и еще раз оглядела Крикли-холл.

Она слышала, как громко зевнул Честер, а Келли вскрикнула, выпрыгивая из машины. Что-то кольнуло ее в сердце, когда ребенок и собака направились прямиком к влажному мосту.

– Гэйб, – с опаской позвала она мужа.

– Все в порядке, – успокоил ее тот и окрикнул Келли: – Эй, придержи коня, солнышко! Подожди нас.

Малышка, поеживаясь от ветра, резко остановилась на середине моста, но Честер понесся дальше, радостно взвизгивая от внезапно обретенной свободы, и умерил свой пыл лишь на лужайке. Эва рассмотрела решетчатые конструкции моста, потом берега речки. Им придется как следует присматривать за Келли: отверстия между тонкими бревнами, из которых сложили ограду моста, достаточно велики, чтобы в них мог проскользнуть ребенок. Поверхность моста оказалась скользкой от дождя, а берега речки лишены ограждений, да и выглядят ненадежно. Келли придется строго-настрого предупредить, чтобы она никогда не смела в одиночку ходить через мост и приближаться к воде. Они не могут потерять еще одного ребенка. Боже милостивый, они не должны потерять еще одного ребенка! Эва зажала ладонью рот, чтобы не разрыдаться.

Гэйб уже надел черный матросский бушлат, поднял воротник и поспешил к младшей дочери, а Лорен зашагала вслед за ним. Келли ждала на мосту, не совсем понимая, в чем она провинилась и провинилась ли вообще. Девочка вопросительно посмотрела на приближавшегося отца и наконец улыбнулась, разглядев усмешку на его лице. Гэйб подхватил малышку на руки и, дождавшись Эву, поспешил к новому жилищу.

Здание было сложено из простых тускло-серых гранитных блоков, даже закругления на углах и подоконники выложили из того же самого скучного камня. Сегодня они проезжали множество старых домов, построенных из известняка, песчаника, кремня, но ни один из них не выглядел столь сурово и серо, как мрачный Крикли-холл. Единственным украшением, если это можно так назвать, были колонны с пилястрами по обе стороны огромной, обитой гвоздями парадной двери. Они поддерживали широкую перемычку над входом, которая предлагала скромное убежище гостю, очутившемуся на пороге в непогоду.

На первом этаже находилось четыре больших окна, на втором окон было шесть, но размером поменьше, еще четыре окошка, совсем маленьких, выглядывали из-под ската шиферной крыши, там располагалась мансарда. На самой же крыше, примитивно-прямоугольной, возвышались четыре кирпичные каминные трубы. Эва нахмурилась. Определенно архитектор, спроектировавший Крикли-холл, либо страдал недостатком воображения, либо его сильно ограничивали в средствах.

От моста к главному входу вела дорожка с неровными краями, скудно посыпанная гравием, затем она вливалась в тропу, грязную и весьма небрежно выложенную камнем; эта тропа тянулась по периметру здания. Деревья, возвышавшиеся над серым домом, явно стремились прикрыть его недостатки, но потерпели неудачу. Громада Крикли-холла слишком отчетливо проступала на фоне по-осеннему цветастой листвы. Немного правее, среди кустов и деревьев, опустивших ветви на его плоскую крышу, примостился небольшой сарай, потрепанный непогодой.

Эва подумала про себя, что Крикли-холл не просто уныл, а уродлив, но не стала делиться с мужем безрадостным впечатлением.

– Идем, мамуля!

Келли и Гэйб были почти у входной двери, и Келли окликала мать, высовываясь из-за отцовского плеча. Они ждали Эву и Лорен, чтобы переступить порог.

Честер, вежливо вилявший хвостом, топтался рядом.

– Ключ у тебя? – спросила Эва, смахивая со щеки капельку дождя.

– Ключ должен быть в двери. Агент по недвижимости вызывал уборщиков сегодня утром, так что тут все сверкает чистотой.

Когда они стояли рядом на широких, низких ступенях, Эва вдруг поняла, что широкая, утыканная бронзовыми гвоздями дубовая дверь относится к другой эпохе, нежели незатейливый дом. Эве стало любопытно, не пробит ли слишком широкий проем специально для нее, ведь дверь вполне могли взять в каком-то старинном особняке или монастыре вместе с почти готическим дверным молотком в виде головы леопарда. Она наблюдала за тем, как Гэйб весьма церемонно нажал на большую кнопку дверного звонка – белую, в обрамлении старого медного кольца. Кнопка эта притаилась между стеной и правой колонной. Раздался дребезжащий звук.

– Что ты делаешь? – спросила Эва.

– Предупреждаю местные привидения, что мы уже тут, милая.

– Па, ничего такого не существует! – негодующе воскликнула Лорен.

– Ты уверена?

Эва нетерпеливо сказала:

– Давай же, Гэйб, открывай!

Ей захотелось узнать, так ли внутри скучен дом, как и снаружи.

Гэйб повернул ручку тяжелой двери – и та бесшумно распахнулась.

2
Крикли-холл

– О-о-о!..

Это было благоговейное восклицание Лорен. Гэйб улыбнулся Эве.

– Не слишком убого, да? – спросил он, дав жене мгновение-другое оглядеться.

– Я и не предполагала… – начала было та. – Это… – Она снова умолкла.

– Это кое-что, верно? – продолжил ее мысль Гэйб.

– Осмотрев дом снаружи, считала, что внутри будет весьма посредственно. Просторно, но… ну, ты понимаешь. Без излишеств…

– Ничего подобного не ожидала?

Нет, ничего подобного не могла себе и представить, подумала Эва.

Они вошли в просторный холл с галереей. Холл оказался намного выше первого этажа, завершенного галереей с балюстрадой, тянущейся по двум сторонам огромной комнаты.

– Должно быть, этот холл занимает половину дома, – сказала Эва, разглядывая потолочные балки высоко-высоко над головой и удивляясь кованой чугунной люстре, выполненной в виде лапы с когтями.

– В остальном дом самый обычный, – пояснял Гэйб. – Слева от тебя кухня и общая комната. Вон за той двустворчатой дверью, прямо перед нами, – гостиная. – Он вздернул подбородок, указывая направление. – Спальни – вдоль галереи, слева и в центре. Их несколько, есть из чего выбирать.

Эва указала на приоткрытую дверь, которую Гэйб пропустил. Она находилась рядом с кухонной, но между ними стоял старомодный шифоньер. Эва видела только полоску густой тьмы за ней.

– Ты не сказал, что там.

По какой-то причине – возможно, ради безопасности, потому что сразу за дверью начинались ступени, да и открывалась она в сторону холла в отличие от прочих, – Гэйб подошел к ней и решительно закрыл.

– Там подвал, – сообщил он через плечо. – Келли, держись от этой двери подальше, хорошо? – неожиданно резко обратился он к дочери.

Девочка на мгновение перестала кружиться на месте, не отрывая восхищенного взора от люстры.

– Хорошо, папочка, – рассеянно пообещала она.

– Я серьезно. Ты не должна спускаться туда без меня или мамы, слышишь?

– Да, папочка. – Она снова закружилась, а Эва недоумевала, почему Гэйб проявил излишнюю строгость.

Эва прошла дальше в холл, Лорен – следом за ней, а Келли осталась позади, у распахнутой входной двери. Справа широкая деревянная лестница вела на галерею. Выше, на повороте, лестница образовывала небольшую квадратную площадку, где высилось ничем не занавешенное окно, почти до самого потолка, оно пропускало лишь слабый дневной свет. И хотя этот свет был бледным, он все же освещал большую часть отделанных деревянными панелями стен холла и выложенный плитняком пол.

Эва присмотрелась к обстановке. Несколько неинтересных масляных пейзажей, потемневших от времени, украшали стены. Два резных дубовых стула с темно-красной обивкой стояли по обе стороны двустворчатой двери гостиной. Но кроме них попадались и более приятные взору предметы: узкий столик-консоль скромно приткнулся к стене между дверями в подвал и в общую комнату; буфет темного дерева возвышался под лестницей; в углу нижней лестничной площадки, совершенно голой без ковра, притаился круглый торшер с пустой вазой наверху. О, и еще подле входной двери стоял зонтик. А рядом с лестницей был встроенный в стену, широкий и глубокий открытый камин, на его железной решетке лежали сухие поленья. Эва понадеялась, что, когда его разожгут, он подарит им немножко бодрости, в которой все они так нуждались, не говоря уж о тепле. Она невольно вздрогнула и зябко повела плечами.

Из-за нарочитой простоты фасада здания этот холл казался почти нелепым. Все выглядело так, словно Крикли-холл строили два архитектора: один занимался наружной частью дома, другой – внутренней; архитектурная несовместимость частей ошеломляла.

Гэйб подошел к жене.

– Не хочется тебя разочаровывать, но повторю: остальное здесь совсем не такое чудесное. Гостиная довольно бесцветная, она занимает всю заднюю часть первого этажа и совсем пустая, мебели там нет. Кухня – просто кухня, да и все остальное в этом роде. О, общая комната неплоха.

– Хорошо. А я уж встревожилась, вдруг на меня свалится еще что-нибудь эдакое. Главное, чтобы другие комнаты были удобными. – Она всмотрелась в галерею. – Ты говорил о спальнях…

– Мы можем выбрать для себя любую. Я присмотрел одну, как раз напротив лестницы… она вполне приличного размера, и там есть большая кровать с четырьмя столбиками. Правда, без полога, но она необычная, тебе понравится. А комната рядом вполне подошла бы девочкам. Поставим в детской их собственные кровати из дома. Но тут есть и другие комнаты, давай вместе посмотрим. – Он показал на двери, видимые слева от лестницы сквозь балюстраду. – Может, найдем что получше. – Он глянул на жену, приподняв брови. – Ну, что думаешь? Годится нам этот дом?

Эва улыбнулась, надеясь рассеять его опасения, ведь Гэйб слишком старался в последние дни.

– Уверена, мы отлично поживем тут некоторое время. Спасибо, что нашел это место.

Он обнял жену и коснулся губами ее волос.

– Это наш шанс, Эва. Понимаешь?

Шанс забыть? Нет, забыть этот ужас их ничто не заставит. Эва промолчала, прижимаясь к мужу. Потом слегка вздрогнула и отстранилась.

Он вопросительно глянул на нее.

– Ты в порядке?

Дело не в холодном, промозглом воздухе, сказала она себе. Это просто напряжение последних месяцев. Она прилагала слишком много усилий, чтобы жить обычной жизнью, – не ради себя самой, но ради девочек, ради Гэйба. Неотступное горе и… чувство вины. Колючие осколки, заставлявшие ее содрогаться, шипы, пронзающие ее, стоит лишь на мгновение забыться.

– Просто сквозняк, – солгала она.

Гэйб не поверил – это было видно по выражению его лица, – но отошел от нее и направился к приоткрытой входной двери.

– Эй, – услышала Эва у себя за спиной, – в чем дело, парень?

Она оглянулась. Гэйб присел на корточки перед дрожащим Честером. Пес стоял на пороге, его задние ноги оставались снаружи.

– Давай, Честер, входи, – предложил Гэйб. – Иначе насквозь промочишь свою задницу!

Снаружи снова зарядил дождь. Келли протопала мимо Эвы, подошла к псу и погладила его по голове.

– Ты простудишься, – сообщила она Честеру, перебиравшему передними лапами и тихонько повизгивающему.

Гэйб легко поднял пса и потрепал по холке. Честер заскулил, но Гэйб перенес его через порог и ногой захлопнул за ним дверь. Дрожащий пес завертелся, вырываясь из рук.

– Полегче, Честер, – хмыкнул Гэйб успокаивающе. – Тебе придется привыкнуть к этому месту.

Честер выразил протест. Он попытался освободиться, дергаясь в руках Гэйба, так что тому пришлось опустить пса на пол. Собака рванулась назад к двери и принялась скрести ее лапами.

– Эй, оставь ее в покое.

Гэйб оттащил пса от двери, уже не пытаясь взять его на руки. Келли и Лорен с интересом наблюдали за ними.

– Честеру здесь не нравится, – с легким беспокойством в голосе сказала Лорен.

Эва обняла дочь за плечи.

– Просто это место ему незнакомо, вот и все, – сказала она. – Подожди, к вечеру он будет чувствовать себя в Крикли-холле так, словно прожил тут всю жизнь.

Лорен подняла голову и посмотрела на мать.

– Ему тут страшно, – мрачно сообщила она.

– Ох, Лорен, что за ерунда! Честер всегда с опаской относится ко всему новому. Он скоро привыкнет к дому.

Эва улыбнулась, но улыбка не была искренней. Может быть, Честер почувствовал то же самое, что и она сама в тот момент, когда переступила порог дома?.. Нечто, что заставило ее содрогнуться несколько мгновений назад.

Что-то было не так в Крикли-холле.

Остальная часть дома всех разочаровала. Когда Гэйб показывал им новое обиталище, девочки, конечно, с энтузиазмом исследовали все закоулки, но Эва оставалась рассеянной. Остальные комнаты были просто комнатами, разве что кроме гостиной, поражавшей длиной (если верить агенту по недвижимости, эту комнату когда-то использовали как классную). И большая кухня ничем не выделялась – там имелись старомодная электрическая печь, глубокая фарфоровая раковина у поцарапанного деревянного стола, простой, но вместительный буфет, кладовая, покрытый линолеумом пол и черная железная плита (дрова в ней уже лежали, так что зажечь огонь оказалось минутным делом). Гэйб к тому же во время прошлой поездки успел купить в Холлоу-Бэй и уже установить дешевенькую стиральную машину и сушилку, так что одной проблемой стало меньше.

На втором этаже, как и было обещано, оказалось достаточно спален, и Эва с девочками осмотрели их, памятуя о первоначальной идее Гэйба. Как ни странно, Лорен не стала жаловаться, что ей предстоит делить комнату с Келли, и Эва предположила, что дочь тоже немного ошеломлена размерами Крикли-холла. В первый обход они не стали карабкаться на самый верх, но Гэйб говорил, что под крышей, судя по всему, была когда-то детская: там до сих пор стоят остовы детских кроваток, а сквозь накопившуюся на окнах мансарды пыль и грязь почти не проникает свет. Видимо, те помещения не использовались уже много-много лет.

Большая часть мебели в Крикли-холле была старой, но не антикварной, и Эва молча порадовалась этому открытию: дети и собаки – не слишком хорошее соседство для драгоценных предметов антиквариата. В общем, еще один повод для беспокойства исчез.

Последней частью дома, оставшейся не исследованной, был подвал, где, по словам Гэйба, находились паровой котел отопления и электрогенератор. Видимо, в этих местах частенько случались перебои с подачей электроэнергии, и генератор установили, чтобы иметь под рукой автономную систему света и тепла. О, там есть еще кое-что, способное удивить всех, намекнул Гэйб, но это может и подождать, пока они не устроятся как следует.

Вчетвером они быстро разгрузили машину, перетащив в дом весь багаж. Им пришлось бегать туда-сюда под надоедливым мелким дождем, сохраняя равновесие на предательски влажных досках моста. Девочки возбужденно смеялись и визжали, шлепая по лужам. Никто не бросил дела, пока в дом не занесли все до последней вещи. Потом Лорен принялась таскать наверх подушки и простыни, ей понадобилось подняться по ступеням трижды, чтобы устроить постели для себя и сестры. А Гэйб тем временем разжег огонь в большом камине холла, а затем отправился в подвал разбираться с котлом отопления.

Честер спал беспокойным сном на своем любимом одеяле, расстеленном в углу кухни, куда его заманили любимым лакомством – куском жареного цыпленка.

Эва достала из картонных коробок фаянсовую посуду и кухонные принадлежности, замочила все в двух глубоких раковинах, наполнив их горячей мыльной водой. Бойлер, похоже, работал отлично. Окна над раковинами и кухонным столом выходили на лужайку перед домом и речку. Эва могла видеть качели, висевшие на ржавых цепях, – их деревянное сиденье блестело от дождя – и мост через торопливую реку. Пока она трудилась, перемывая и без того чистые тарелки, так и не распаковав тонкие резиновые перчатки (а ведь год назад и представить было невозможно, чтобы она опустила голые руки в горячую мыльную воду), мысли – дурные мысли – одолевали ее.

Виной тому были качели, слегка раскачивавшиеся под старым, почти облетевшим дубом. Эта невинная картинка оказалась последней каплей и дала волю чувствам. Ведь Камерон, которому было всего пять лет, как сейчас Келли, очень любил ярко раскрашенные качели в местном парке.

Эва ссутулилась над раковиной, ее руки, опущенные в воду, сжались в кулаки, голова склонилась. Одинокая слезинка упала в раковину, и вокруг разбежались едва заметные круги. Кэм, ее прекрасный малыш, с золотистыми пшеничными волосами, чуть светлее, чем у отца, но с такими же удивительными голубыми глазами… Эва напряженно выпрямилась. Она должна остановиться. Она не может позволить, чтобы горе вновь нахлынуло на нее. Уже два месяца она не плакала на глазах близких, и сегодня, когда они готовятся к новой жизни, она не должна проявлять слабость. Лишь сильные успокоительные и чувство ответственности по отношению к семье – она не могла позволить им тоже упасть духом – заставляли Эву сохранять видимость спокойствия. Безграничная любовь Гэйба, Лорен и Келли помогла ей преодолеть самые трудные дни… по крайней мере, внешне это выглядело именно так. А теперь ей хотелось стать такой же сдержанной, как Гэйб, научиться прятать горе глубоко внутри. Ведь она ни разу за все время тяжких испытаний не видела, чтобы он смахнул слезинку, хотя случались моменты, когда Эва знала он едва сдерживается. Но она понимала, Гэйб крепится ради нее и дочерей, прячет боль в себе, чтобы помочь семье перенести горечь утраты. Да, он сильный, но ведь в отличие от нее он ни в чем не был виноват…

Что-то на мгновение загородило свет. Странное движение отразилось в воде. Испугавшись, Эва вскинула голову. Снаружи, под дождем, появилась странная фигура в капюшоне. Глаза скрыты в тени, но они смотрели на нее через окно… Негромко вскрикнув от страха, Эва отступила на шаг назад.